Текст книги "Асса!"

Ереванским кофе

Мои родственники Лена и Рустам после многолетнего перерыва отправились из Лос-Анджелеса в Ереван. А когда-то учились там в одном классе и проживали на улице имени композитора Комитаса.

* * *

Сняли милую квартирку на Каскаде.

В первое утро проснулись рано. Во-первых, джетлаг, а во-вторых, привыкли рано вставать в Штатах. Там ритм жизни бешеный, и, чтобы успеть на работу к восьми, иногда приходится и в пять, и в четыре вставать. Утром Рустам вышел на шушабанд (застекленную лоджию), открыл окно, закурил. Сигаретный дым смешался с запахами родины: неостывшего за ночь асфальта, теплой листвы, позолоченной лучами солнца пыли. Рустам потянулся и чихнул.

Лена тоже вышла на лоджию, на ней была легкая ночная сорочка.

– Тебе кофе сварить? – спросила мужа. – На кухне есть все.

– Давай пройдемся лучше, пока нежарко. Выпьем кофе в каком-нибудь уличном кафе. Я вчера ночью двадцать раз облизнулся, пока ехали из аэропорта. Все на улицах, все по ресторанам, два часа ночи, а город гудит!

– С удовольствием! – поддержала идею Лена.

Через полчаса свежеумытые и нарядные Лена и Рустам вышли из подъезда и направились к маленькому кафе с видом на Оперу. Закрыто. Следующее кафе на пути тоже оказалось закрытым. На улице ни души. Только мои родственники. Центр города. Ни машин, ни людей.

– А что, сегодня воскресенье? – удивился Рустам. В отпуске всегда теряешь ощущение времени. Даже если отпуск начался только вчера.

– Нет, вторник.

– Или праздник какой-то новый, о котором мы не слышали? Где все люди?

– Давай спустимся по Проспекту, – предложила Лена. – Наверняка там дальше будут открытые кофейни.

И они дружно подумали о «Старбаксе», который в Америке открывается в пять утра. Или о драйвтру «Макдоналдса», где кофе в любое время суток можно купить, не выходя из машины. Но разве сравнить тот ужасный напиток из ведра с ароматным, обжигающим армянским кофе с пузырящейся пенкой, сваренным в джезве?

И они продолжили путь.

Открытые кафе не попадались, но вдалеке замаячили люди.

С другой стороны Проспекта приближалась пара: мужчина и женщина. Видно было, что они тоже что-то ищут: идут медленно, крутят головами по сторонам.

Расстояние между парами уменьшалось, а со стороны Оперы навстречу путешественникам дорогу переходил какой-то человек с собакой. Просто выгуливал собачку рано утром.

Все пятеро столкнулись у «Козырька».

Ах! «Козырек»! Тонны, тонны кофе были выпиты там! Центнеры плюшек съедены. А сколько тайных признаний! Сколько интриг, отношений завязалось там! Молодость! Молодость!

– Аствац-джан! (Господи!) – не поверил своим глазам мой родственник. – Самвел?! Ара, это ты? Ты что – бороду отпустил? Вы тоже здесь?

Друзья бросились обниматься. Жены друзей тоже.

– А мы и не знали, что вы тоже в Ереване. Давно из Лоса прилетели?

– Позавчера! Вышли кофе попить, а все закрыто…

– Ты не знаешь, куда все люди подевались?

– Спят! Мне сказали, чтобы я до десяти утра никому не звонил. Неудобно людей будить. Амот.

– Давай сфотографируемся, пикчер Леве пошлем, он умрет от зависти там, в Лосе.

– Давай! Ахпер-джан, – обратился Самвел к мужику с собакой, – сфотографируй, брат!

Мужик дал моему родственнику подержать поводок с собакой и кликнул всю компанию на телефон.

Фото полетело в Лос. Через секунду пискнул телефон.

«Гиж (балбес), ты что, собаку купил??????? – отозвался Лева. (Три смайлика с мордой собаки и пять рожиц с пальцем у виска.) – Ты знаешь, что билет на собаку надо покупать? А чтоб купить билет, надо все прививки сделать. (Три попы со шприцами и пять самолетов.)»

«Идиот, – ласково ответил мой родственник. – Какая собака? Забудь про собаку. Ты узнаешь, кто рядом со мной?»

«Бай, мама-джан, это Самвел? Он что… бороду отпустил????!!!!» (Десять смайликов с бородой.) Ара, почему я с вами не поехал? Какашку на мою голову! Сижу тут на работе, как ты правильно заметил, как идиот! А вы в «Козырьке» кофе пьете! Я сейчас умру от зависти! (Пять грустных фейсов.)»

– Ладно, – сказал мой родственник, выключая телефон и опуская его в карман, – пусть думает, что у нас все хорошо. И кофе пьем!

А Лена сказала:

– Мы тут недалеко, на Каскаде, квартиру сняли. Гнанк мер мот кофе хменк. Завтрак не обещаю. Зато сыр, лаваш, зелень-мелень…

Три аккорда

Мой друг С., хорошо известный в некоторых кругах особо засекреченных биологов, считал, что он умеет играть на гитаре и петь. Мы тоже (как бы) считали, потому что на всех наших студенческих посиделках у костра в лесу/горах/лугах/ледниках, на заднем сиденье автобуса ПАЗ, в общаге на подоконнике, на базе факультета, развалившись на железных кроватях, в стройотряде на заводе персиковых компотов, когда все песни перепеты, анекдоты рассказаны, духи вызваны и расспрошены, – друзья друга делали круглые глаза и говорили нам, экзальтированным девушкам: «Если хорошо попросите С., он споет вам про чемоданчик». Все пять вместе прожитых лет на биофаке мы просили очень хорошо, чтобы С. спел нам наконец-то про чемоданчик, но он напускал на себя вид паши в надоевшем гареме и так ни разу не соизволил исполнить выпрашиваемое. Естественно, втихаря мы думали, что он и гитару-то в руках держать не умеет, и голоса у него нет, и медведь ему ухо отдавил. Но однажды, уже на выпускном, когда все зачетки были сданы в деканат и распределения на работу в НИИ получены, С. вдруг взял в руки гитару и с абсолютно ничего не выражающим лицом спел нам – только один раз в жизни, только одну песню, только про чемоданчик. «А вотоно стоял мой чемоданчик, а вотоно стоял мой чемоданчик, а вотоно стоял, а вотоно стоял, а вотоно стоял мой чемоданчик!»

Я не помню, что мы тогда курили и курили ли вообще, но эффект нагнетания интриги с исполнением единственного шлягера единственный раз получился сногсшибательным. Одесская воровская песенка с армянским акцентом – это жесть. Уже на первых аккордах (а их всего три) и до последнего финального тремоло всей пятерней по струнам мы визжали от восторга (наверное, все-таки что-то курили). Мы падали от смеха и умоляли повторить, чтобы запомнить навсегда высокоинтеллектуальные смысловые обороты и!!! рифмы:

«Ара, убЭрЫ свой чемоданчик, ара, убЭрЫ, ара, убЭрЫ, ара, убЭрЫ свой чамадан – чЫк! Вах!»

Песня запала в самое сердце. Потом долгими ночами, разложив младенцев по колыбелям (мы уже к тому времени повыходили замуж и нарожали детей), тыкаясь в самоучитель игры на гитаре, разучивали аккорды, стирая пальцы в кровь, и нервно вспоминали слова: «А я не уберу свой чемоданчик, а я не уберу свой чемоданчик, а я не уберу, а я не уберу, а я не уберу свой чемоданчик!» Как же было дальше, блин? И, скрипя мозговыми извилинами, по крупицам выуживали из памяти: «Я выброшу ваш чемоданчик!» Интернета со словами всех, извините, подзаборных песенок еще не было. А единственный и непревзойденный исполнитель незабываемой песни наотрез отказывался повторить успех.

С тех пор прошло… Страшно подумать, сколько уже прошло. И однажды я не вовремя включила телевизор и попала на концерт «Три аккорда» по Первому каналу российского телевидения. Со сцены Кремлевского Дворца Съездов, где в 80-х мы слушали «Аиду», а в 90-х – «Бони М» третьего разлива, мэтры российской эстрады под симфонический оркестр с арфами и литаврами пели хором про чемоданчик, самозабвенно выводя:

«Я выбросил ваш чемоданчик!»

Как меняются со временем пристрастия! А еще говорят, что о вкусах не спорят…

Моя гениальная подруга

Я не виновата, что писательница Элена Ферранте буквально сняла это выражение с моего языка. Я всегда так называла Арину.

У Арины болела голова. Поэтому на званом обеде у друзей – не прийти было неудобно – она сидела тихо и больной головой старалась особо не шевелить. Голоса почти не подавала, разве только спасибо-пожалуйста-как мило. Подержала в руках бокал белого вина, к еде не притронулась и ушла пораньше.

На следующий день Арине позвонила эта самая подруга, которая устраивала званый ужин, назовем ее З., и поделилась впечатлениями.

– Господи, сколько труда я вложила в карпаччо из морских гребешков! А соус из тунца для вителло тоннато два дня готовила! А все комплименты достались тебе, Арина.

– Мне?! – Арина не поверила своим ушам.

– Да, представь себе! Все, кто позвонил поблагодарить за вчерашний вечер, в один голос говорили, какой ты прекрасный собеседник и приятный человек.

– Собеседник? Да я слова не проронила. Такая мигрень вчера была. Я боялась губы разжать.

А 3. продолжала рассказывать, что даже гвоздь программы, то есть Главный Гость, ради которого все это и затевалось, – новый коммерческий директор строительной компании, присланный на подмогу в тяжелые карантинные времена аж из Финляндии, уходя, спросил: кто эта вдумчивая и интеллигентная леди?

– Вдумчивая! – меня трясло от смеха, когда Арина рассказывала через океан об этом обеде.

Дело в том, что за нами с Ариной еще со студенческих времен закрепилась слава комедианток. Нас и в гости-то звали, чтобы расшевелить публику. Веселые, зажигательные, мертвого рассмешат, за словом в карман не полезут, у них там, в карманах, куча смешных историй припасена, – вот это скорее о нас.

– Вдумчивая! Я сейчас умру!

– Вика, а у меня просто болела голова!

Некоторые замечательные люди путешествуют по всему миру, делятся необыкновенными фотографиями из мест, где не ступала нога туриста. Но стоит Арине написать или даже лучше – вживую рассказать о своем походе в соседний магазин за кетчупом, как народ ржет и ставит, и ставит лайки. Это талант – замечать в простых, каждодневных ситуациях смешное и умело их преподносить.

З., наверное, надеялась, что теперь Арина навсегда останется вдумчивым человеком и приятным собеседником, поэтому опрометчиво пригласила мою подругу на свадьбу сына.

В день свадьбы у Арины не болело ничего. Она надела прекрасное бело-голубое, слегка смахивающее на гжель платье в пол, повертелась у зеркала, получила комплимент от брата – «ты похожа на тарелку» – и в хорошем настроении отправилась на торжество.

Свадьбу играли в пафосном ресторане: с шестью ножами, вилками, ложками и восемью бокалами перед каждым прибором. С семью переменами блюд. Стол был отменным, но душа уже требовала зрелищ.

Тут и пришел звездный час Арины. Как только объявили, что сейчас невеста запустит в какую-нибудь счастливицу букетом, моя гениальная подруга сорвалась с места и взяла организацию этого процесса в свои руки. Зачем родители невесты пригласили распорядителя-массовика-затейника? Сэкономили бы кучу денег, будь они знакомы с Ариной. Да еще с незамужней в тот момент Ариной.

Я все видела, Арина прислала мне видео.

Сначала моя подруга навела порядок в толпе ловящих букет: отмела мужчин, переодетых женщинами, затем проверила паспортные данные у всех девушек, затем расставила в шахматном порядке, соблюдая все требования социального дистанцирования. Таким образом сократила количество конкурентов и подняла свои шансы на выигрыш.

Невеста дразнила ловящих букет.

– Раз, два, три, лови! – считали музыканты с массовиком. – Ап!

Но невеста только поднимала букет рывком вверх и не бросала. Итакнесколькораз. Мояподрутадемонстрировала потрясающее владение непростой ситуацией. То в прыжке баскетболиста, то в броске футбольного вратаря в нижний правый угол ворот, то в сальто акробата – одна нога прямая, носок тянем, другая согнута в колене под прямым углом, носок тянем. А невеста все дразнится. И стоило Арине на секунду отвернуться, чтобы поправить деталь гардероба (ведь каждый второй теперь оператор или фотограф), как «конкурирующая фирма» – местная Эллочка-людоедка поймала букет.

Но мы с Ариной еще те олимпийцы: для нас главное не победа, главное – участие.

Арина вернулась за стол к своим вилкам и бокалам, и к ней, оглядываясь, подсела женщина из стана невесты. С виду прямо утонченная интеллигенция – прическа, модные очки, элегантное платье. Взяла мою подругу за руку, невзирая на ковид. Арина опешила: здесь все-таки Эстония, а не Италия. Как говорится, в Эстонии людям трудно соблюдать предписанную дистанцию в два метра, потому что это сильно отличается от обычных пяти.

Женщина зашептала:

– Я обладаю экстрасенсорными способностями, поэтому говорю вам со стопроцентной гарантией, что вы скоро выйдете замуж.

Могу представить лицо моей гениальной подруги. Брови наверняка поползли вверх, Арина улыбнулась и произнесла:

– Прошу прощения?

Это Аринина любимая замена обычного «пошел в жопу». – Да-да. Вы мне не верите? – настаивала женщина.

Арине очень хотелось расхохотаться прямо ей в лицо, но она сдержалась, изобразила приятного собеседника и продолжала молча слушать.

– Не надо так надрываться, переживать, – женщина, наверное, подумала, что моя гениальная подруга – старая дева. – Вы совсем скоро встретите интересного человека, немного старше вас, и он разделит с вами все тяготы нашей нелегкой жизни.

Арина нежно высвободилась из объятий и поблагодарила:

– Пятый раз замуж я уже не пойду.

У женщины округлились глаза.

* * *

С Ариной мы встретились на первом вступительном экзамене в Ереванском государственном университете – на математике. Она сидела за партой передо мной. Я долго созерцала ее спину, обтянутую красной марлевой тканью, коротко остриженные каштановые волосы. Девушка что-то быстро писала, но даже со спины было видно – волновалась.

Это потом, когда мы узнали друг друга ближе, я поняла, что Арина всегда готова посмеяться. А еще у нее талант – она умеет рассмешить другого. Не чтобы просто улыбнулись удачной шутке – Арина умеет и это сделать, тонко и интеллигентно, а заставить людей хохотать.

Буквально с первых дней нашей дружбы однокурсники и прочие друзья-приятели заметили, что если нас позвать в компанию, то вечер перестает быть томным. Все будут кататься по полу, потому что Арина умеет рассказывать истории, а я работаю с ней в паре – подаю реплики. Никто не верил, что мы никогда заранее не репетировали.

Мы выглядели, как Пат и Паташон, как Тарапунька и Штепсель, как Карцев и Ильченко – высокая стройная Арина и я в очках. (До встречи с Ариной я считала себя тоже высокой и стройной, но, познакомившись с ней, как-то приплюснулась.) В общем, ничего нового мы с Ариной не изобрели.

Мой будущий муж Миша, как и мы с Ариной, посещавший лекции биологического факультета ЕГУ, случайно оказавшись в нашей компании и тоже покатавшись по полу, подал идею: «Включите магнитофон, запишите кассету и подарите мне». Я спросила: «А что записывать?» «Ваш бред», – сказал Миша. И мы записали. Эту кассету потом выкрали мои однокурсники (там им сильно попало) и, я подозреваю, сожгли.

А до Миши в меня влюбился Ашот с биохимии. Он учился аж на четвертом курсе, и у него была бежевая «шестерка». Любовь его выражалась в том, что когда мы с Ариной или я одна после лекций торчали на автобусной остановке, он лихо подруливал и предлагал подвезти домой, а по дороге заехать в какой-нибудь бар. Слово «бар» в те целомудренные времена для нас означало «злачное место», мы были благовоспитанными барышнями и поэтому отказывались.

* * *

А еще у нас была подруга Ася, мы к ней иногда ходили в гости тайно курить. Курить не хотелось ни капельки, но в нашем представлении это было прикосновение к настоящей жизни – нам уже семнадцать, мы студенты, страшно взрослые.

У Аси были большие голубые глаза, она их смешно выкатывала, когда делилась новыми сплетнями. Она вообще была кладезем информации на тему «кто есть кто и кто есть с кем». И вот однажды Асины прекрасные глаза заблестели, выкатились на лоб, и она нам пожаловалась на несправедливость жизни:

– Ну почему так? Не дай бог тебя проводит домой какой-нибудь парень, просто однокурсник или одноклассник, и соседи увидят, – позор на всю жизнь, скажут «гулящая». А если ты еще и смеешься при этом, то всё! А ведь я точно знаю, что в Ереване тайные притоны есть.

– Притоны? – ахнули мы с Ариной.

– Да, притоны, куда эти самые «целомудренные» ханжи ходят тайно, прикидываясь порядочными девушками, а сами неизвестно чем там с парнями занимаются. Вернее, понятно чем!

– Не может быть! Откуда ты знаешь?

– Знаю, рассказывали. Это тайные квартиры. Кому попало не открывают. Есть знак для посвященных.

– Да что ты говоришь? – наши с Ариной глаза, карие, правда, тоже вылезли на лоб. – А какой?

– Надо в дверь стучать карандашиком, – прошептала Ася и оглянулась по сторонам.

– Карандашиком! – эхом прошептали мы с Ариной.

* * *

И вот однажды я сдалась. Позволила Ашоту с биохимии подвезти меня домой. Пришла весна, мы катились к зачетам и экзаменам, сдачам курсовых и прочим бедам студентов, преподаватели сбились с ног, стращая карами и неудами, но мы все равно не могли включиться в обучающий процесс – одурманивающе цвели акации и в воздухе витала всеобщая любовь. Хотелось внимания противоположного пола и приключений.

Выходя из машины Ашота с биохимии за два квартала от дома, чтобы соседи не увидели, я согласилась пойти с ним завтра в бар. В злачное место! Не в «Пышканоц», «Пончиканоц» или «Сосисканоц» с однокурсниками, а в бар с Ашотом, который на три года старше!

– А можно я с подругой приду?

– А зачем нам кузнец? (Это я вспомнила фильм «Формула любви».)

Нет-нет, Ашот, конечно, так не сказал. Он только на секунду опешил, а потом обрадовался:

– Даже лучше.

Домой я летела, перепрыгивая через три ступеньки, и сразу к телефону – звонить Арине.

На следующий день мы явились на лекции в лучших нарядах сезона. Арина в комбинезоне цвета хаки, который еще больше стройнил мою подругу. А я – в шифоновом голубом платье, взятом напрокат у мамы, пока та дежурила в поликлинике.

– На свидание, что ли, собрались? – спросил Роберт – наш друг и однокурсник, устраиваясь за партой прямо за нами.

– А что, заметно?

– Очень! Не со мной ли и с Эдиком?

– Не с вами, – отрезала Арина. – Вы что, нас пригласили? А вот Ашот с биохимии пригласил.

– Это тот павлин-мавлин на бежевых колесах с дежурной двадцатипятирублевой купюрой в нагрудном кармане? – спросил Роберт.

– Она, небось, нарисованная, – прогнусавил Эдик.

(Кстати, если вдруг на тусовках оказывались мы вчетвером с Робертом и Эдиком, то всем бывало в два раза смешнее. Эти двое выступали совсем в другом жанре, и мы эффектно дополняли друг друга.)

Роберт заржал и пожал другу руку.

Мы с Ариной покрутили пальцем у виска и еле досидели до конца третьей пары.

Когда мы вышли на залитую солнцем улицу, «шестерка» Ашота уже ревела мотором. Я устроилась на переднем сиденье, Арина – позади. Ашот повернулся поздороваться с Ариной, и мы обе одновременно, не договариваясь, посмотрели на нагрудный карман его белой сорочки. В нем просвечивала фиолетовая купюра – 25 рублей. Бешеные деньги.

Весь наш курс, а также остальные студенты, вывалившие из дверей биофака на свежий воздух, замерли, наблюдая, как Ашот с биохимии виртуозно развернулся и под «Аморэ, морэ, морэ, морэ, морэ, морэ, мо» Тото Кутуньо увез нас вдаль.

Арина поинтересовалась у Ашота, куда мы едем и надолго ли, потому что нам дома надо быть не позже семи – готовиться к зачетам и экзаменам.

Ашот не придумал лучшего способа помочь нам сдать летнюю сессию:

– А давайте поедем в Эчмиадзин в церковь, свечки поставим, чтобы вам повезло на экзаменах.

– Ой, я так мечтала побывать в Эчмиадзине! – обрадовалась Арина. – Никогда там не была!

– Не может быть! – поразился Ашот. – Не бывала? Каждый армянин, наверное, бывал.

– Арина из Таллина!

Ашот недоверчиво:

– Талы́н? Из района?

– Из Эстонии! Из Таллина.

– Дааа? – у Ашота загорелись глаза. – Когда вернемся в Ереван, я другу Володу позвоню. Он очень обрадуется.

– Только нам Волода не хватало, – сказала Арина, как героиня фильма «Москва слезам не верит».

И мы, вместо того чтобы пойти в библиотеку, как сделали наши сознательные однокурсники, понеслись с малознакомым парнем на машине за тридевять земель просить Бога помочь сдать сессию. Вот кто после этого скажет, что мы не «гулящие».

Я сидела впереди, окно было открыто, сладкоголосые итальянцы пели о счастье – «Феличита», ветер раздувал мои волосы и крылышки платья на плечах, «шестерка» летела по широкому шоссе в другой город, и мы совсем не думали о времени. И я, конечно, не заметила в одной из машин соседку тетю Веру с первого этажа. О том, что в четыре часа вечера я неслась в мамином платье неизвестно с кем неизвестно куда, моя мама узнала через полчаса.

После прохлады Апостольской церкви в Эчмиадзине – колыбели христианства в Армении, в Норском массиве в Ереване жгло огнем: солнце катилось к закату, но все еще палило напропалую.

– А зачем мы так далеко приехали? Мы где? Ты говорил, мы поедем в бар!

– Никогда здесь не бывала, – сказала Арина. – А ты уверен, что это Ереван?

– Ты во многих местах еще не бывала. Идем, с Володом познакомлю, он тебе покажет интересные места.

Ашот зашел в подъезд, поднялся по лестнице на один пролет, подошел к двери на первом этаже. Подождал, пока мы с Ариной подойдем.

– Это квартира Волода. Он нас ждет.

Затем пошарил в карманах, достал карандашик и этим КАРАНДАШИКОМ постучал в дверь.

Наверное, он даже не понял, что произошло.

Потому что в одну сотую долю секунды нас с Ариной просто снесло как ураганом.

Очнулись на неизвестной автобусной остановке.

– Карандашиком! – еле отдышавшись, выдавила я. – Притон, – вторила мне Арина.

Арина жила с бабушкой. Та только поджала губы, когда Арина заявилась домой с лекций в десятом часу вечера, ни разу не позвонив – сообщить, что задерживается и жива-здорова. Зато бабушка обещала позвонить на следующий день родителям Арины и В КРАСКАХ рассказать, чем тут Арина занимается, вместо того чтобы к сессии готовиться. Моя гениальная подруга не стала ей объяснять, что из другого города – Эчмиадзина – не позвонить в Ереван и из нового микрорайона – тоже. Из тех мест, где она впервые побывала.

Зато меня ждал грандиозный скандал. Тетя Вера, не скупясь на эпитеты, описала, как мы неслись на бешеной скорости под орущий магнитофон в бежевой «шестерке» неизвестно куда. И ни в какие мои благие намерения, а именно, помолиться Богу об удачной сдачи сессии, мама не верила. Она лежала на диване в театральной позе и рыдала:

– Что теперь о тебе все соседи скажут? Весь подъезд! Весь дом! Весь квартал!

На краешке дивана сидел папа, держа в руках стакан с последними сердечными каплями в доме.

Мама приподнялась на локте и, как заправская драматическая актриса, медленно, загробным голосом, глядя в угол, произнесла:

– А если в поликлинике узнают?

Схватила стакан у папы и залпом выпила. Упала на диван и зарыдала:

– Нет, я этого не переживу!

– Да что я такого сделала? – не выдержала я. Папа махнул мне рукой – мол, иди к себе, я тут разберусь.

Ночью у меня разболелось ухо и поднялась температура: надуло все-таки ветром в открытое окно. Арина с Робертом и Эдиком приехали на следующий день – проведать больную подругу. Мы рассказали им про карандашик. Они хохотали в голос. Мы тоже. И у меня спала температура и боль в ухе прошла.

Ашот с биохимии больше с нами никогда даже не здоровался.

* * *

P.S. Прочитав мой рассказ, моя гениальная подруга спросила:

– А почему в описании моей внешности не упомянуто, что у меня грудь пятого размера?

– Потому что этот факт всегда был предметом моей зависти.