Текст книги "Асса!"

Acca!

«И вот, по прошествии семнадцати месяцев и семи дней, ковчег остановился на высочайшей из гор Араратских. И после того как третий голубь вернулся с оливковой веточкой в клюве, Ной распахнул двери ковчега, ступил ногою своею на траву, простер руки к солнцу и громогласно произнес: „Асса!“… Это и было единственное донесенное до нас с допотопных времен слово, а с ним передалась кому-то из нас их сила и чистота!» Начало фильма «Асса». 1987 год, СССР. Режиссер Сергей Соловьев.

* * *

На ялтинской набережной торговали сувенирами: рамками для фотографий из ракушек, блокнотами в переплетах из рыбьей чешуи, подставками для книг из морской гальки. Торговцы расхваливали бусы из мелких раковин, намотав на руки и потрясая ими в воздухе. За столиками торговцев, за белой балюстрадой шипело море. Оно пеной накатывало на гальку и, оставив тонкие нитки водорослей, отползало назад.

Я приехала в Крым в первый раз. Начинался октябрь, отдыхающих было мало, поэтому за нас цеплялись все кому не лень. Торговцы на рынках, на променадах и пляжах, зазывалы в ресторанах и бабушки, сдающие комнаты. Мы жили во Фрунзенском, в квартире Сергея, в шестнадцатиэтажной башне на одиннадцатом этаже, и наши окна выходили на море. Ветер, постоянно дующий с моря по ночам, раскачивал высотку, и каждое утро мне казалось, что дом уже не стоит прямо, а наклоняется, как Пизанская башня, в противоположную от моря сторону.

Высотка примостилась на склоне, и к пляжу приходилось спускаться по ступенькам. Я просыпалась рано утром, надевала кроссовки, накидывала легкую куртку и бежала к морю. Было еще прохладно, но к десяти утра, когда ко мне присоединялся Сергей, воздух прогревался настолько, что можно было снять куртку и сидеть на теплых топчанах в одних джинсах и футболке.

До его прихода я успевала позавтракать парой чашечек крепкого кофе, заваренных в джезве худым и седым армянином Камо из прибрежного кафе «Прибой», и бутербродом с сыром, приготовленным тоже им. На сыре неизменно лежали веточки тархуна и базилика. Мы болтали по-армянски. Я припоминала почти забытые слова, а он говорил не умолкая, не заботясь, все ли я понимаю. Сидя за столиком, я смотрела на море, подставляя лицо солнцу и отхлебывая из стакана минеральную воду. Когда приходил Сергей, мы болтали ни о чем и от души наслаждались прекрасной крымской погодой и обществом друг друга. Нам было хорошо вдвоем.

Я делю друзей на несколько категорий. Друзья-приятели, друзья на всю жизнь и друзья – бальзам на душу. А есть еще друзья-попутчики. С ними сталкиваешься на определенный отрезок времени, они возникают из ниоткуда, из «параллельного мира», оказывают на тебя огромное влияние, кардинально меняют твою жизнь, а потом незаметно исчезают. Сергей был из таких. Мы существовали параллельно. Я о нем слышала с детства: наши родители дружили и даже в шутку называли нас «жених и невеста». Но он был младше меня на три года, а в детстве это пропасть. И я, конечно же, не проявляла никакого интереса к рыжему мальчишке, бегающему с самодельным луком по двору дома, который снимали наши родители на время летнего отпуска. Меня больше интересовали местные парни в брюках-клеш, с модными прическами а-ля «танцор диско» и в тугих сорочках с расстегнутыми пуговицами на безволосой груди. В параллельных мирах мы жили в разных городах, окончили школы, я – университет, а Сергея отчислили с пятого курса мединститута, создали семьи, родили дочерей… И в один миг кому-то стало нужно, чтобы наши миры пересеклись. Мы были одиноки в семейной жизни, но абсолютно не одиноки в кипящей жизни вокруг. На какой-то вечеринке случайно встретились. Удивлению не было предела:

– Ты в гости к родственникам?

– Нет, я переехала и теперь живу здесь.

– Классно!

– А ты вырос и теперь совсем не похож на того назойливого рыжего мальчика. Сколько тебе?

– О! Я очень стар! Мне тридцать три!

Я засмеялась.

– А помнишь, когда я особенно сильно тебе насолил, уже не помню, что я там сделал…

– Ты разлил мой лак для ногтей. Мне было тринадцать, и я собиралась в кино с девчонками.

– Ты побежала жаловаться моей матушке, а она, как сейчас помню, пропела своим контральто: «Виктооория! Ты будешь умоляяяять меня, чтобы Сергей Геннааадьевич однажды стал твоим мууужееем!»

– Как мне хотелось тебя тогда поколотить! Ты прятался за ее спиной и корчил мерзкие рожи. Это и мое единственное воспоминание из нашего общего детства. Сколько тебе было, когда мама умерла?

– Семнадцать. А как твои?

– Слава богу! А жена?

– Больше нет. А твой муж?

– Тоже нет…

– Я собираюсь в Крым на следующей неделе. Поедешь со мной?

– Нет, конечно.

– Ты бывала в Крыму?

– Представь себе, ни разу.

– Каждый человек должен побывать в Крыму хотя бы раз.

– Я работаю в школе: уроки, ученики. У меня дочь, ей шестнадцать лет.

– Давай и дочь с собой возьмем.

– И твою?

– Нет, я никогда не смешиваю два удовольствия. Ты любишь «Ассу»?

– Конечно!

– Я проведу тебя по всем местам, где снималась «Асса». И прокачу на кораблике.

– На своем?

– Конечно! На «Константине Паустовском». Отметим нашу встречу двадцать лет спустя.

Приятно встретить человека, который с тобой на одной волне, даже если наши параллельные миры никогда до сих пор не пересекались. Я улыбнулась и подмигнула:

– Надеюсь, мне не придется падать за борт, как бедному Альберту. А ты не Крымов.

– Ну, это как сказать! – сказал Сергей и подмигнул в ответ.

* * *

Удивительный человек Сергей. Когда его, сына одной из самых известных жительниц города, народной артистки УССР, отчислили из института за постоянные прогулы (в институт его приняли из жалости: мама умерла от лейкемии, когда Сергей заканчивал школу, а отец женился на другой через месяц), он даже не расстроился. У него уже был серьезный бизнес, единственный в городе «лупатый» «Мерседес» (по две круглые фары с двух сторон), две квартиры в центре города. Родительскую квартиру он отдал жене и дочке. Он уже успел поколесить по миру, лучшие красавицы мединститута дрались за «побывать в его постели». Он был щедрым, ничего для друзей и случайных подруг не жалел. Учеба ему мешала, вот он и не появлялся в институте. Зачем ему учиться, когда и так все есть. Но прекрасная жизнь продолжалась недолго. Братки наехали. Нельзя было иметь машину лучше, чем у хозяина города Алика Грека. И в одночасье Сергей все потерял. Пересел на «шестерку», потом – на «Таврию», на такси, падение продолжалось, пересел на троллейбус; шикарные квартиры «ушли» тоже. Снял жилье рядом с трамвайным депо: засыпал и просыпался под стук колес по рельсам и трамвайные звонки.

Не изменилась только его щедрость. Поэтому и девушки не исчезли. Сколько заработает, столько на них и потратит.

К таким людям липнут и проблемы, и деньги. Не прошло и года после отъема Серегиного бизнеса, как на стадионе во время футбольного матча в вип-ложе взорвали Алика Грека, когда реальный «хозяин города Донецка» наблюдал за игрой собственной команды. Следом за ним уничтожили всех его соратников, и на арену большого бизнеса вышли другие люди. А с ними и Сергей.

В тот момент, когда мы случайно пересеклись на вечеринке у общих друзей, у него был пентхаус в новой бетонно-стеклянной высотке в центре города, бумер с водителем и любовница на пятнадцать лет младше (боже мой, а меня на восемнадцать, подумала я). «Тупенькая, но я ее в мединститут устроил, она на первом курсе сейчас учится».

– Это в тот институт, из которого тебя отчислили с пятого курса? Лучше б диплом себе купил, что ли.

– Чему ты младших товарищей учишь? Принципиально не хочу туда возвращаться. Новый ректор все зазывает. Я в университете сейчас учусь.

– Да ладно.

– На юридическом.

– Тебе же есть с кем в Ялту ехать.

– Уже ревнуешь?

Я пожала плечами:

– Ты смеешься?

– Ей в Ялте неинтересно. Она в круизах по Средиземноморью лучше смотрится. Пусть учится! Слушай, представляешь, она не знает, кто такая Асса!

И засмеялся как в детстве, откидывая длинную челку правой рукой назад. Ну, прям мальчик Бананан. «А точно! Есть какое-то сходство», – подумала я в тот момент.

* * *

Утром посетителей в кафе, кроме меня, не было. Камо пожарил мне яичницу, приготовил бутерброд и отправился за кофе. К открытой террасе кафе подошла босоногая девочка лет восьми. На ней было грязное платье и куцая джинсовая курточка.

– Подайте на хлебушек, – глядя исподлобья, проговорила она. Дня два-три назад в ее черные волосы вплели алую ленту, но с тех пор ветер прилично помотал прическу, и лента стала частью волос.

«Будет очень больно, когда мама начнет распутывать ее волосы», – почему-то подумала я. – У меня нет мамы, – тихо сказала девочка, глядя куда-то в сторону. – Только два брата. Старших.

Куртка висела на спинке стула, я потянулась к карману, чтобы достать кошелек. Карманы были пусты.

Девочка протянула мне мой кошелек и сказала:

– Ты на топчане на пляже оставила. Выпал из кармана. Подайте на хлебушек.

Я открыла кошелек. Все деньги и фотокарточка моей дочери были на месте.

– Твою дочку зовут, как меня.

– Ты Ева?

Она кивнула.

«Ничего удивительного, – сказала я себе. – На обороте фотокарточки почерком моей мамы написано: «Евочке 8 лет». Тогда мы еще жили в Ереване.

Из кухни вышел Камо с двумя чашечками кофе.

– Барев, Камо-папик, – пискнула девочка.

– Ева-джан? Что ты здесь делаешь? И почему босиком?

– Я кошелек этой тети на пляже нашла.

– Ты опять за старое? Беги домой.

– Подожди, – остановила я девочку. – Вот возьми, – я протянула ей все деньги из кошелька, там было немного.

Не успел Камо и рот раскрыть, как девочка схватила деньги и исчезла.

– У нее тактика такая. Стащит кошелек незаметно у отдыхающего, деньги не трогает, проследит за потерпевшим. Попросит милостыню, если тот хватится пропажи, она тут как тут: не ваш кошелек? Люди на радостях намного больше дают, чем просто попрошайке. Просто попрошайку и прогнать могут. А тут от счастья, что кошелек нашелся, и подарками одаривают, и кормят, и денег много дают.

– А если раньше, чем она подойдет, кошелька хватятся?

– Тоже срабатывает. Не вы ль уронили? В камушках нашла.

– А у нее действительно мамы нет?

– Да, ахчик-джан, нету мамы. Только братья. Они тоже еще подростки, но работают уже. Один на кладбище могилы роет, его дядя на кладбище сторожем. А другой в магазине помогает. Грузчиком. Их мама известная воровка была. А пела! Вах, мама-джан! Убили ее.

Незаметно подошел Сергей, обнял за плечи, поздоровался за руку с Камо.

– С помидорами, Сергей-джан?

– И с салом! И яйца до корочки зажарь.

– Вах, обижаешь!

– Я с капитаном договорился. Отплываем через час, – Сергей повернулся ко мне и отхлебнул кофе из моей чашки. – Надеюсь, у тебя нет морской болезни, а то придется утопить, как Альберта.

– Тот сам… На чем отплываем?

– На яхте, конечно.

– На яхте у меня нет морской болезни. Тем более на твоей яхте.

Камо принес шипящую чугунную сковородку, две тарелки, льняные салфетки и две вилки.

– Как этот старый армянин может так жарить яичницу с салом? – спросил у меня Сергей.

– Потому что старый.

* * *

Я устроилась на корме, на великолепном белом кожаном диване. Сергей принес плед и бутылку виски.

– Выпьешь?

– Нет, спасибо!

– Здесь нет шампанского.

– Позор! На такой шикарной яхте нет шампанского?

– Распустились без хозяина, – и Сергей рассмеялся.

Что-то кольнуло меня в сердце. Я влюбилась? Конечно, нет. Но что это за смятение, что за неуверенность? Какое-то раздвоение, какая-то недоговоренность. Неужели Сергей видит во мне только друга? Только ту противную девчонку в очках, с которой ему приходилось проводить лето по прихоти наших родителей?

Зачем он тогда пригласил меня в Крым?

* * *

Мы приехали в Симферополь на поезде. Он взял билеты в СВ. Не успели зайти в наше купе, как тут же проводница привезла столик на колесиках, полностью накрытый к ужину. Охлажденное шампанское в ведерке. Икра черная на леднике. И куча других деликатесов. Полночи мы провели, осушая одну за другой бутылки шампанского и заедая икрой. Сергей оказался потрясающим собеседником: анекдоты, смешные истории, я уже не помню, когда столько смеялась. Я ему рассказала, что встретила американца, получила предложение руки и сердца, но никак не могу решиться. Переезжать в Америку или нет?

– Конечно! Лететь на всех парах! Ты создана для Америки! Я вот вижу тебя там!

– Но я не люблю его.

– Тогда используй как трамплин в новую жизнь.

– Но это же нехорошо. Не лучше быть честной?

– Бесспорно. Но кто тебе сказал, что ты – лучшая? Не поедешь ты, он найдет ту, которая поедет. А ты не используешь шанс, которого может никогда больше не быть.

Мне на какой-то момент стало грустно. То есть Сергей не верит, что американец любит меня, а просто выбрал себе невесту как лошадь. Если взбрыкнет, выберет другую. И сам в меня совсем не влюблен. При этом он сыпал комплиментами.

– У твоего американца губа не дура. Какую нашу гарну дивчину отхватил.

И вдруг, без всякого перехода:

– Позову проводницу, пусть приберет, пора спать.

– Не буди. Я сама.

– Она рада будет заработать те деньги, что я плачу.

* * *

После ухода проводницы он лег на свой диван, не раздеваясь, и моментально заснул.

Ко мне он не притронулся.

Не притронулся и в квартире на одиннадцатом этаже. Хотя мы спали на одной кровати – большой, двуспальной.

Он мог устроиться в другой комнате. Но, как только мы прибыли через перевал на троллейбусе (мы, конечно, можем на такси, сказал Сергей, но ты первый раз в Крыму, ты должна прокатиться на этом старом советском троллейбусе, каких уже, наверное, нигде нет, только тут), он попросил позволения спать рядом со мной.

В голову лезли всякие мысли: «Я больше не привлекательна и конкуренции с восемнадцатилетней не выдерживаю. Я его совсем не интересую как женщина. Почему? Если он ко мне полезет, я уйду в другую комнату, но пусть он это сделает, черт побери. Я – зануда, и он мне просто мстит за мое пренебрежение им в детстве. Но это же смешно! Он импотент. Голубой! Педофил!» Ну и всякая такая галиматья.

Ни в первую, ни во вторую, ни в третью ночь Сергей ко мне не притронулся. Я расслабилась. Соглашаясь ехать с ним в Крым, я спросила – а спать я с ним тоже должна?

– Как получится! Только если ты сама захочешь. Я приглашаю тебя как друга. Ты мне ничего не должна. Мне просто хочется показать тебе Крым!

* * *

Яхта причалила неподалеку от Ялтинского морского вокзала.

– Хочешь, пройдем через вокзал? Тем более, что там ничего со времен Союза не изменилось.

– Да весь Крым каким-то советским выглядит! Я на канатку хочу! Она существует?

– Конечно! – Сергей подмигнул. – Там есть перемены. Кабинки новые.

– Ах! Тех красно-синих нет? Под небом голубым есть город золотой, с прозрачными воротами и яркою звездой, – запела я. Кабинки были современные и закрытые. Мы улыбались друг другу, а под нами проплывали те же трущобы, что и в «Ассе», и, наверное, то же белье на веревках. Но какой вид на море и на «город золотой»! В сумерках особенно – лучи заходящего солнца жгли город, он сверкал. Справа проплыли купола. Сергей нагнулся ко мне и поцеловал в губы. Я не ответила.

– Дуешься?

– Почему?

– Думаешь, я играю с тобой?

– Нет, думаю, что дружба между женщиной и мужчиной все-таки существует.

– Ладно, будем и дальше доказывать эту бредовую теорию. А обедать мы поедем в тот ресторан, где пел мальчик Бананан.

– Недавно гостила в чудесной стране, там плещутся рифы в янтарной волне, – вспомнила я, – как там дальше?

– Это Агузарова.

– Конечно! В тенистых садах там застыли века, и цвета фламинго плывут облака…

– Я снял для нас тот же номер, где фильм снимался.

– В той гостинице, где Друбич прибила Говорухина?

– Как ты догадалась?

* * *

За пять дней, проведенных с Сергеем в Крыму, я очень устала. От впечатлений: все оказалось еще более знакомым и незнакомым, чем я ожидала. Ведь образ Крыма, а особенно Ялты, уже жил у меня внутри. Я его себе давно нарисовала. Что-то совпадало, что-то – нет. Я была очарована. И везде, хотела я того или нет, всплывала «Асса». И в Никитском ботаническом саду («Ой, Сергей, сфотографируй меня у этой беседки» – и сразу строчки в голове: «Как сказка прекрасна, как сон глубока»), и в ресторане «Таврида» (и фонтан, и ковровые дорожки, ах, Серега, Советский Союз никогда из нас не уйдет – «Меня ты поймешь, лучше страны не найдешь»). И очарована Сергеем.

В гостиничном номере Ореанды все изменилось. Не было верблюжьих одеял в белых пододеяльниках, не было старого цветного «Рубина». Довольно современный дизайн. Но балкон… С видом на необыкновенно синее море, на белый пирс, на блестящий галькой пляж. Чайки на перилах соседних номеров, замерев на одной ноге, терпеливо выжидали угощения.

Мы стояли на балконе, накрывшись одним пледом. Это была наша последняя ночь, не считая завтрашней в поезде. И Сергей сказал:

– Я оставлю тебя сегодня. Развлекайся, как хочешь. Денег не жалей, я положил тебе на карту. Завтра погуляй по набережной. А вечером такси отвезет тебя на вокзал. Я уже обо всем договорился.

– Ты уходишь? – в такие минуты всегда приходят в голову глупые вопросы.

– Да, мне надо.

– А я? – один вопрос глупее другого.

– Давай оставим все как есть. Это были лучшие пять дней в моей жизни.

Аж застрелить захотелось, как Крымова. «Ой, прости господи! Ну и мысли в голове!»

* * *

На белой ялтинской набережной я купила рамочку для фотографий, окаймленную ракушками Черного моря. Она до сих пор стоит у меня в книжном шкафу в американском доме, в ней мое фото на канатной дороге «Ялта-Горки». Зашла в маленькое кафе, заказала чашечку кофе. Как девочка с алой лентой оказалась возле меня, я даже не заметила.

– Тебе передали, – и протянула мне пакет.

В пакете оказался CD-плеер и диск – саундтрек к фильму «Асса», который начинался словами: «И вот, по прошествии семнадцати месяцев и семи дней, ковчег остановился на высочайшей из гор Араратских».

Девочка не уходила.

– Ах да, – сказала я и полезла в сумочку за кошельком. – А ты что, Сергея знаешь?

– Угу. Сережа – мой двоюродный брат.

– Не может быть!

– Он меня только вчера нашел. Камо-папик спросил про маму Сергея. Его мама и моя были сестрами.

– А как зовут Сережину маму?

– Тетя Лера. Но она умерла.

Подругу мамы, народную артистку УССР, оперную диву, которая родила Сергея в браке с Геннадием, звали Элеонора. И только самые близкие называли ее Лера.

– Вчера Сережа пришел к нам домой. Он давно хотел моих братьев найти, но не мог.

– А твою маму как звали?

– Сильва.

Да, я вспомнила, как однажды, много лет назад Элеонора сказала:

– Сегодня к нам сестра приедет!

– Здорово! – откликнулась мама. – Значит, петь будем до утра. Тебя, Лера, не допросишься.

К вечеру приехала Сильва – исполнительница цыганских романсов.

Всю ночь на веранде гуляли наши семьи, я ворочалась в постели, они очень мешали. А наутро пропало мамино кольцо с рубином и брильянтами. Кольцо потом нашлось. Элеонора нашла его у мамы в туфельке.

– Я и не знала, что Лера была армянкой.

Я открыла кошелек и отдала девочке Евочке все, что там было.

– Ты хоть в школу ходишь?

– Конечно! – сказала Ева и исчезла.

* * *

Я вышла из кафе, облокотилась на перила балюстрады. Какой странный город Ялта! Именно там и именно в ту минуту, прощаясь с морем, я приняла решение уехать в Америку.

– Асса! – крикнула я пролетающей мимо чайке. – Дурочка, ты не знаешь, что именно мне вместе с ассой достались с допотопных времен сила и чистота!

И запела вместе с морем:

– Перемен! Требуют наши сердца!

Мои слова унес ветер, никто даже не обернулся.

* * *

Я до последней секунды надеялась, что увижу Сергея в купе на обратном пути. Но я была одна в СВ. Когда поезд тронулся, в окне я увидела бегущую по перрону девочку. В ее черных волосах алела лента. Девочка махала мне рукой. Как она могла оказаться в Симферополе? Я моргнула, и девочка исчезла.

* * *

Вернувшись в Донецк, я написала ласковое письмо американскому жениху. И через месяц он прилетел с обручальным кольцом.