Текст книги "Дорога на райский остров"

А теперь все так изменилось. В доме воцаряется новая атмосфера. Интересно, чувствует ли это кто-нибудь еще, кроме меня? Вряд ли, так что скорее всего я просто выдумываю. Такое ощущение, словно в доме поселилось что-то злое, безмолвное, следящее за всем, выжидающее, чтобы нанести удар.

2 МАРТА.

Сегодня я отправилась в одиночестве на верховую прогулку и, проехав совсем немного, встретила мистера Фидерстоуна.

Это было настоящим потрясением. Когда он подъехал ко мне, меня пробрала дрожь. Мы находились совсем близко от леса, алее был довольно пустынным. Я не могла не задуматься над тем, что он, по-видимому, следовал за мной и дожидался именно этой минуты, чтобы подловить меня.

– Какой великолепный сюрприз!

– О… добрый день, мистер Фидерстоун.

– Я собираюсь прокатиться с вами.

– Надеюсь, ваши дела идут хорошо.

– Лучше некуда.

– Вам, должно быть, утомительно жить в гостинице. Полагаю, вы ждете не дождетесь, когда ваши дела закончатся и вы сможете вернуться домой.

– Я нахожу здешнюю жизнь весьма интересной. В конце концов, мне удалось завязать здесь несколько восхитительных знакомств.

Он подъехал совсем близко ко мне, и я обернулась, чтобы посмотреть на него. Мистер Фидерстоун устремил на меня взгляд, намекая, разумеется, на то, что я принадлежу к числу этих самых восхитительных знакомств. Я была рада, что он не мог до меня дотянуться, поскольку, если бы ему это удалось, его рука уже лежала бы на моей руке или не плече.

– В этом месте я люблю скакать галопом, – сказала я и умчалась прочь. Но он, разумеется, поскакал за мной.

Я была вынуждена придержать лошадь, ибо мы подъехали к дороге.

– Должно быть, сейчас, когда ваш отец отправился в свадебное путешествие с молодой женой, у вас в доме тихо, – заметил мистер Фидерстоун.. – Я этого не замечаю.

– Я подумал, что вам может быть одиноко.

– Нисколько.

– Без сомнения, у вас много друзей.

– Достаточно, чтобы занимать меня.

– Больше никаких уроков… Теперь, когда вы потеряли гувернантку и приобрели мачеху.

– Я уже немного переросла уроки.

– Вы совсем уже юная леди. Я это вижу.

– Здесь мне сворачивать, мистер Фидерстоун.

– Какая короткая прогулка.

Я не ответила. Я едва сдерживалась, чтобы не сказать ему, что возвращаюсь, чтобы отделаться от его общества.

– Теперь, когда вы… одна, может быть, мы могли бы встретиться?

– О, у меня очень много дел.

– Вы слишком заняты, чтобы встречаться с друзьями?

– О нет. Для моих друзей у меня всегда найдется время.

– О, мисс Энн Элис, я надеялся, что вы считаете меня одним из них.

– Вы друг мисс Гилмур.

– Мисс Гилмур? Ах, да, конечно, миссис Мэллори. Это было так любезно со стороны вашего отца – пригласить меня к вам. Полагаю, что теперь, когда мисс Гилмур стала его женой, я и дальше буду получать приглашения.

– Полагаю, что теперь решать, кого приглашать, будет жена моего отца.

– Что ж, в таком случае, я уверен, что меня ждет теплый прием.

Мы добрались до городка. Поместье находилось в его южной части. Я была раздосадована тем, что мне пришлось прервать прогулку, однако была исполнена решимости не ехать с мистером Фидерстоуном.

– Что ж, до свидания, мистер Фидерстоун. Я направилась к городку, однако он продолжал ехать рядом.

– Вы не хотите пригласить меня в дом?

– Боюсь, что не могу этого сделать… сейчас. Вид у него был опечаленный.

– Ничего. Я заеду, когда у вас будет больше времени.

Он снял шляпу и отвесил свой дурацкий преувеличенно низкий поклон, которому, должно быть, обучился в свите принца Уэльского – он намекал, что связан с принцем.

– Я мечтала, чтобы он отправился в Лондон или в Брайтон – куда угодно к принцу Уэльскому, пусть там и упражняется в изысканных манерах.

Я вошла в дом, разгоряченная и рассерженная.

Мисс Гилмур – я отказываюсь называть ее как-то иначе – разрушила мою приятную жизнь всеми возможными способами.

6 МАРТА.

Неужели нет никакого способа отделаться от этого человека? Вчера он явился к нам в дом с визитом. Меня не было дома, а когда я вошла, он сидел в холле. Если бы мне сообщили об этом, я бы послала горничную сказать, что меня нет дома. Однако меня застали врасплох.

Мистер Фидерстоун в присутствии горничной заявил, что хочет пить, и та бросила на меня вопросительный взгляд, так что мне больше ничего не оставалось, как предложить ему вина. Стало быть, пришлось выпить вместе с ним.

Я провела его в маленькую гостиную, где мы принимаем случайных посетителей, и раздумывала, как скоро мне удастся улизнуть.

– Как приятно, – сказал мистер Фидерстоун. Я промолчала, ибо была не в состоянии произнести очевидную ложь, а даже намек на согласие с мистером Фидерстоуном был бы ложью.

– Я так рад, что приехал сюда, – продолжал мой гость. – Это такой восхитительный уголок, и до Лондона совсем близко.

– Не было бы удобнее расположиться поближе?

– Возможно, зато не столь приятно. Не могу передать, каким счастливым был для меня день, когда я встретил вашу мачеху, и она ввела меня в ваш дом.

Я снова промолчала. Я вела себя как исключительно нелюбезная хозяйка, я вовсе не хотела принимать его.

– Когда вы ждете назад счастливую чету? – поинтересовался мистер Фидерстоун.

– Думаю, они пробудут в отъезде месяц. Вряд ли есть смысл ехать так далеко на более короткое время.

– И в медовый месяц! – Его темные глаза попытались задержать мой взгляд, и, как ни странно, мне было трудно отвести глаза. Он определенно оказывал на меня некое воздействие. Я жалела, что не могу быть равнодушной, однако он каким-то ужасным образом завораживал меня. По-моему, так себя чувствует кролик, оказавшись лицом к лицу с удавом. – Вы можете себе это представить? Флоренция, .. Венеция… Рим… Полагаю, они посетят все эти города. А вам бы хотелось, мисс Энн Элис?

– Уверена, что это было бы очень интересно.

– Очень многое зависит от того, с кем едешь.

Я пристально посмотрела на него.

– В этом всегда все дело, – сказала я, – независимо от того, где находишься – в Венеции или в Венесуэле.

– А вы откуда знаете? – со смехом спросил он. – Вы когда-нибудь были в Венесуэле?

– Нет. И в Венеции тоже не была.

– Но в один прекрасный день вы туда отправитесь, и, надеюсь, в самом подходящем обществе. Должен признаться, что никогда не был в Венесуэле, что же до Венеции – то этот прекрасный город мне знаком. Я был бы рад показать вам Венецию. Вам бы понравилось… плыть по каналам в гондоле… или, возможно, во Флоренции… отправиться по магазинам на Понте Веккио.

– Наверное, все мы мечтаем повидать мир.

– Самое важное – воплотить свои планы в жизнь. Вы не согласны?

– Позвольте налить вам еще немного вина, – я пожалела, что сказала об этом, поскольку это означало подойти к нему. Когда я передавала ему бокал, пальцы мистера Фидерстоуна коснулись моих.

– Для меня это очень счастливое утро, – произнес он. Я не отозвалась, и он продолжал:

– Вы поедете со мной завтра верхом? Я знаю неподалеку очень милую харчевню. Там подают восхитительный ростбиф.

– Это исключено, – заявила я. – У меня завтра назначена встреча.

– Тогда послезавтра.

– Мое время занято целиком.

– Какая вы занятая юная леди! Но я полон решимости найти время, когда вы будете свободны. Мне бы хотелось посмотреть это заведение, о котором я столько наслышан.

– О, вы интересуетесь картами?

– Они меня просто завораживают. Мне так много надо объяснить.

– В таком случае, вы обратились не к тому человеку, – торжественно объявила я. – Я почти ничего не знаю о картах. Вам придется отправиться в мастерскую и спросить там. Если бы мой брат был здесь, он бы поговорил с вами о картах.

– Ах, значит, у вас есть брат? – Мне показалось, или он действительно немного растерялся?

– О да. Он уехал в экспедицию. Исследует новые земли. Это очень важно для составления карт.

– Понимаю.

– Он рассказал бы вам обо всем, что вы хотите знать. Мой брат всегда относился к этому с огромным энтузиазмом.

– Должно быть, он старше вас.

– Да, и у него всегда не хватает времени для младшей сестры.

– Бедная одинокая малютка!

– Вовсе не одинокая. Меня столько вещей интересуют. Вообще-то мне никто особенно не нужен.

– Надо же, какая самодостаточность. Хорошо быть такой.

– Да.

– Ну, так как же насчет нашей поездки?

Он был так настойчив, что трудно было решительно отказать ему, не сказав правды о том, что мне не нравится его общество и что он немного пугал меня, причем так, что я сама не понимала, почему. Наверное, это было инстинктивно. И я уклонилась от прямого ответа.

– Эта неделя исключается. А насчет следующей я не уверена.

Он, разумеется, все понял. И окинул меня сардоническим взглядом.

– Я полон решимости однажды поймать вас, – заявил мистер Фидерстоун.

Его слова прозвучали зловеще.

Как я радовалась, когда он ушел!

10 МАРТА.

Он оказался прав. Наконец, он меня поймал. Жаль, что мне не хватает смелости сказать ему, чтобы он оставил меня в покое. Человека воспитывают в таком почтении, я бы сказала даже – в благоговении перед хорошими манерами, что он уже просто не в состоянии быть совершенно искренним.

Так что я продолжала избегать мистера Фидерстоуна, ускользая так вежливо, как только могла. По-моему, он из тех людей, что любят вызов, и чем больше во мне решимости убежать от него, тем больше в нем решимости поймать меня.

Вчера был чудесный день. Живые изгороди были золотыми от первоцветов, а на каштанах и платанах стали набухать почки.

Дул свежий ветерок, а в воздухе витал тот восхитительный привкус, который считают предвестником весны. Я люблю это время года, когда птицы, кажется, сходят с ума от радости, и в полный голос распевают скворцы и дрозды. Чудесная весенняя пора! И как приятно скакать галопом по лугам, а потом замедлять ход и трусить по аллеям, разыскивая в изгородях и на склонах полевые цветы и пытаться вспомнить их названия – мисс Брей знала их все. Прошло десять дней с тех пор, как отец с молодой женой уехали в Италию. Они вернутся первого апреля. Тогда все изменится. Я с ужасом жду их возвращения. Иногда мне кажется, что надо качать строить какие-то планы. Как все будет, когда они вернутся? Я должна быть к этому готова. Но что я могу сделать? Мне не у кого попросить совета. Разве что у мисс Брей… миссис Эггертон, будущей мамаши. Она будет поглощена приготовлениям к появлению ребенка и совершенно неспособна думать о чем-либо другом. Нет, я не могу нарушать ее благословенный покой и довольство. Я должна подождать и посмотреть. Возможно, все сложится не так уж плохо. Возможно, я преувеличиваю. В конце концов, что плохого сделала мне мисс Гилмур? Она всегда была сговорчива. Никогда не заставляла меня много работать. Всегда держалась приветливо. В чем же дело? Откуда у меня эти дурные предчувствия? И с мистером Фидерстоуном то же самое.

Я была неподалеку от гостиницы, где впервые встретила его с мисс Гилмур, когда мистер Фидерстоун подъехал ко мне.

– Здравствуйте, – сказал он. – Какая неожиданная радость!

– Я как раз собиралась домой.

– Похоже, это ваше обычное направление, когда мы встречаемся. Как бы там ни было, никакой спешки нет, верно?

– Мне бы не хотелось опаздывать.

– Я знаю, что у вас много неотложных встреч, но хотя бы один раз, а? Как насчет того, чтобы немного освежиться? Ведь это здесь мы впервые встретились. Так что это, в общем-то, случай, не так ли?

Я колебалась. Наверное, я вела себя глупо. Я была так резка с ним, а это невоспитанно. И какой мне вред от одного бокала сидра? Возможно, мне удастся тонко дать ему понять, что я предпочитаю ездить верхом в одиночестве.

В общем, я согласилась. Мы спешились и вошли в гостиницу.

Мы сели за тот же столик, где я увидела его с мисс Гилмур.

– Наши новобрачные скоро возвращаются, – заметил мистер Фидерстоун. – За ваше вечное счастье и здоровье, мисс Энн Элис.

– Благодарю вас. И за ваше.

– Я рада, что вы желаете мне добра. Ибо у меня такое чувство, что в дальнейшем мое счастье зависит от вас.

– Вы меня удивляете, мистер Фидерстоун.

– Вы удивлены только от того, что так изумительно наивны. Вы стоите на пороге жизни.

– Меня весьма раздражает, когда подчеркивают мою молодость. Я не так уж юна.

– Ну, конечно. Насколько я знаю, вам почти семнадцать. Когда это будет? В великий день двадцать первого мая?

– Откуда вы узнали?

– Как это говорится? Маленькая птичка…

– Мне представляется, что птичка не так уж и мала. Должно быть, это мисс Гилмур.

– Больше не мисс Гилмур. Счастливая миссис Мэллори. И вас не должно раздражать сознание собственной юности. Молодость – самый драгоценный из даров Божьих. К несчастью, она длится недолго. Очень печально, не так ли?

– Могу вас заверить, что не возражала бы быть немного постарше.

– Мы все хотим быть старше, когда молоды, и моложе – когда стареем. Противоречивость человеческой натуры. Однако к чему обобщения? Я хочу поговорить о вас.

– Боюсь, что это не очень интересная тема для разговора.

– Это увлекательнейшая тема. – И тут меня поразил его вопрос. – Что вы обо мне думаете?

Я вспыхнула. Я не могла сказать ему того, что о нем думала. Я искала нужные слова.

– Мне кажется, что вы, видимо, очень… проницательны.

– О, благодарю "вас. Что еще?

– Что ж, я полагаю, вы светский человек.

– Проницательный светский человек. Для начала звучит не так уж плохо. Что еще?

– Не понимаю, зачем вам давать себе труд преследовать меня.

Он рассмеялся.

– Сказать вам, что я думаю о вас?

– Мне это не очень интересно.

– Вы еще растете и не всегда говорите правду. Все хотят знать, что о них думают другие. Как бы там ни было, я все равно скажу вам. Я считаю, что вы восхитительны.

Уверена, что я покраснела до корней волос.

– И при этом, – продолжал он, – я говорю правду. Я изо всех сил старалась сохранить самообладание.

– Так вот, теперь я скажу правду, – заявила я. – И скажу, что уверена – вы находите многих особ моего пола… восхитительными.

– Вы проницательны. Не стану отрицать.

– Это было бы бесполезно.

– И совершенно исключено, раз уж мы решили говорить друг другу правду. Однако, – продолжал он, – вы самая восхитительная из всех.

Я бросила на него скептический взгляд.

– Что ж, сидр был хорош. Благодарю вас. А сейчас мне действительно "ад о идти.

– Мы же только что пришли.

– Выпить бокала сидра – для этого много времени не требуется.

– Но смотрите, я же не допил свой.

– Могу оставить вас допивать его.

– Я не могу позволить вам отправиться домой одной.

– Я выехала на прогулку одна.

– Интересно, что скажет ваш отец по поводу этих одиноких блужданий, когда вернется.

– Он будет слишком поглощен молодой женой, чтобы думать обо мне.

Рука мистера Фидерстоуна протянулась через стол, и я слишком поздно попыталась увернуться. Он крепко сжал мою руку, лаская ее.

– Стало быть, вы немного… ревнуете? – Вовсе нет.

– Мачехи зарекомендовали себя как невыносимые особы.

– Я не стала бы судить прежде времени. Мачеха у меня всего десять дней, да и то отсутствует.

– В воздухе пахнет свадьбой, – сказал мистер Фидерстоун. – Говорят, это заразительно.

Я пожала плечами и ухитрилась высвободить свою руку. Я поднялась.

– Вы настаиваете? – спросил мистер Фидерстоун.

– Да.

– Как раз когда разговор становится интересным.

– Неужели он вам так интересен?

– Невероятно. Я говорю вам, как сильно вами восхищаюсь. Вы не просто хорошенькая. Вы прекрасны. Я бросила на него презрительный взгляд.

– У меня отличное зеркало, мистер Фидерстоун. И если оно не говорит мне того, что мне хотелось бы знать, по крайней мере, оно говорит мне правду.

Я вспомнила, как утешала меня милая мисс Брей.

– Может, ты и не совершенная красавица, Энн Элис, но у тебя интересное лицо. Да, и вообще я считаю, что ты можешь вырасти вполне привлекательной.

А теперь он говорит мне, что я прекрасна!

– Ваши волосы чудесного русого оттенка, а ваши глаза – в них множество цветов. Какого они цвета? Карие? Зеленые? Серые?

– Их обычно называют светло-карими, – заметила я, – и ничего особенного в них нет.

– У вас прелестный рот.

– Благодарю вас. На этом приятном заключении самое время закончить оценку моей внешности.

– Я мог бы говорить о ней бесконечно.

– В таком случае, боюсь, что мне придется оставить вас разговаривать с самим собой. Я нахожу эту ему весьма скучной.

Мистер Фидерстоун допил свой бокал.

– Вы решительно настроены прервать этот приятный тет-а-тет?

– Он встал рядом со мной и, взяв меня за руку, твердо сжал ее. Его лицо было совсем рядом с моим, и на какое-то мгновение мне показалось, что сейчас он меня поцелует. Я в ужасе отпрянула.

– Неужели я вам не нравлюсь, хоть немножко? – спросил он почти жалобно.

Я высвободила руку и направилась к двери.

– Я едва знаю вас, мистер Фидерстоун, – бросила я через плечо, – и я никогда не выношу поспешных суждений о людях.

– По-моему, когда вы позволите себе узнать меня как следует, я могу вам понравиться довольно сильно. Он настоял на том, чтобы помочь мне сесть в седло.

– Благодарю вас, – сказала я. Несколько мгновений мистер Фидерстоун стоял, глядя на меня Снизу. Затем взял мою руку и поцеловал. У меня было такое ощущение, словно до меня дотронулась змея.

Мистер Фидерстоун умоляюще смотрел на меня.

– Дайте себе шанс познакомиться со мной поближе, – сказал он.

Я повернула лошадь, оставив его слова без ответа. Мне это показалось, или я действительно заметила сердитый проблеск в его глазах? Я не была уверена, однако меня пробрала легкая тревожная дрожь.

Я шагом направила лошадь прочь от гостиницы, а он поехал рядом со мной.

Мы ехали домой молча.

Однако моя тревога росла.

23 МАРТА.

Через неделю они возвращаются. Я почти с нетерпением жду их. Это был странный месяц для меня, и мне кажется, что в течение его мистер Фидерстоун преследовал меня, как призрак.

Я не очень много езжу верхом, потому что он наверняка где-то поджидает меня в засаде. Он постоянно пытается сказать мне, что влюблен в меня.

Я не верю ему ни на минуту. На самом деле иногда мне кажется, что я ему не нравлюсь. Я заметила выражение, промелькнувшее на его лице, он был по-настоящему рассержен. Наверное, в прошлом он с легкостью одерживал победы, и моя отчужденность ему совсем не по душе.

Было время, когда я считала, что он влюблен в мисс Гилмур. Ах, как мне хотелось бы, чтобы так оно и было и они бы уехали вместе!

Насколько тогда все было бы по-другому!

Если бы мисс Брей не ждала ребенка, я бы уехала к ней. Однако я никогда не смогла бы объяснить ей своих чувств. Лучше совсем ничего не предпринимать и лишь продолжать игру в кошки-мышки, которой, похоже, решительно намерен предаваться мистер Фидерстоун. Эта аналогия не идет у меня из головы. Что делает кошка, поймав мышку? Дразнит ее, притворяясь, что отпускает, а потом ловит, прежде чем та успеет сбежать, дразнит ее, мучает… перед тем, как, наконец, убьет.

Я действительно взвинчиваю себя до нервного припадка насчет мистера Фидерстоуна.

Иногда я в ужасе просыпаюсь ночью, потому что мне кажется, что он в доме. Я даже вставала с постели и выглядывала в коридор, по-настоящему ожидая, что он выглянет оттуда. Иногда я стою у окна задней части дома, которое выходит на поля и леса. Я ищу прячущуюся там фигуру.

А потом я смеюсь над собой.

– Нелепые сны. Глупые выдумки, – говорю я.

Но эти мысли порождает страх, поселившийся у меня в голове.

Почему я испытываю к нему такие сильные чувства? Такое ощущение, словно это предупреждение, предостережение.

Я постоянно твержу себе, что когда они приедут, все станет лучше. Всего одна неделя.

3 МАЯ.

Сегодня я вспомнила о своем дневнике. Сначала не могла его найти и страшно испугалась, вдруг я его потеряла. Я стала вспоминать, что же такого писала в нем, и что подумает моя мачеха, если он попадет к ней в руки. Я была уверена, что написала о ней кое-что нелестное.

Возможно, мне следует быть осторожной в том, что пишу, но тогда какой смысл вести дневник, если человек не может записать именно то, что чувствует в данный момент?

К моей великой радости, я нашла его. Дневник был там, куда я его положила, в глубине ящика – по-моему, это подходящее для него место – за перчатками и чулками, хорошенько упрятан.

Прошло уже некоторое время с тех пор, как они приехали. Я встречала их. Внимательно оглядела отца. Он казался очень счастливым. Мисс Гилмур – я должна называть ее мачехой – вся сияла. У нее был новый гардероб, очень нарядный. «Континентальный», как зовут его на кухне. «С этаким французским душком». Впрочем, во Франции они, конечно же, никогда не были.

Я уже стала подумывать, что заблуждалась насчет моей мачехи. Все говорят, какой это удачный брак и как они рады за папу, поскольку он «снова нашел свое счастье». Он слишком долго был вдовцом, соглашаются все, а ведь людям надо учиться не скорбеть вечно.

Эти избитые фразы повторяются снова и снова, а я все думаю, какое благо такие слова, ибо они срываются с языка с такой легкостью, и люди при этом всегда чувствуют, что сказали нечто «правильное».

Моя мачеха занялась полным переоборудованием дома. В нескольких комнатах новая меблировка. Она не слишком вмешивается в дела слуг, и это создает ей популярность, хотя среди домочадцев есть кое-кто, считающий, что той, кто была в доме более или менее на положении прислуги, не пристало подниматься до роли хозяйки дома.

Однако, похоже, это уже забывается, а моя мачеха явно наслаждается своим новым положением.

Было решено, что я прекрасно обойдусь без новой гувернантки, хотя мачеха предложила, чтобы я каждый день немного читала под ее надзором. Отец выслушал это с одобрением, и я должна признаться, что он кажется сейчас больше отцом, чем когда-либо был после смерти моей матери.

Надзор над моим чтением все сокращается, и, по-моему, со временем прекратится совсем. Меня это радует.

У нас были небольшие разногласия по поводу того, как мне называть мачеху. Раз или два я забылась, и с моих губ сорвалось «мисс Гилмур». Это не понравилось мачехе и отцу тоже.

Поразительно, как долго человек может вообще никак не обращаться к другому человеку. Так я и делала. Однажды, как раз когда мы выходили из столовой, мачеха обняла меня и сказала сладким голоском, к которому время от времени прибегает:

– Правда, было бы хорошо, если бы ты могла называть меня матушкой или мамой… Что-нибудь в этом роде?

– Ох… я бы не смогла, – выпалила я.

– Почему? – Ее голос зазвучал резко, и я видела, что мой отец задет этим.

– Ну, – запинаясь, выдавила я. – Я так хорошо помню матушку. Никто не может заменить…

Вид отца выражал нетерпение, однако мачеха сказала, уже успокаивающим тоном:

– Разумеется, разумеется. – Она тихонько вздохнула и ласково улыбнулась. – Ну, хотя бы маменька. Это у тебя получится?

– Да, наверное, – ответила я. Так что я должна называть ее маменькой. Однако я знаю, что довольно долго мне еще будет удаваться вообще никак не называть ее.

1 ИЮНЯ.

Мистер Фидерстоун по-прежнему здесь. Он все время подстерегает меня, а я все так же стараюсь избегать его, когда могу. Я решила больше не быть с ним вежливой, и между нами происходят словесные перепалки, которые, как выясняется, мне легче даются, чем вымученная вежливость.

Когда он сказал:

– Вы надеялись ускользнуть от меня, не так ли? – я ответила:

– Да, надеялась.

– Почему? – резко спросил он.

– Потому что хочу побыть одна.

– Какое несовпадение желаний! А я хочу быть с вами.

– Не понимаю, зачем.

– Я нахожу вас красивой и возбуждающей. А как вы находите меня?

– Ни красивым, ни возбуждающим.

– Я сам на это напросился, не так ли?

– Вот именно.

– Какая вы прямолинейная юная леди!

– Надеюсь, что так.

– И очень правдивая.

– Стараюсь.

– И недобрая.

– С этим я не согласна.

– Вы меня все время срезаете.

А вы не нарывайтесь на то, чтобы вас срезали.

– Что же еще остается влюбленному бедняге?

– Отправиться в более плодородные земли.

– Но где же я еще найду такую красоту и ум?

– Да почти в любом месте на земле, – отпарировала я.

– Вы ошибаетесь. Здесь… только здесь – и здесь мое сердце.

Теперь я уже могла над ним смеяться. Я понемногу переставала бояться его. С тех пор, как вернулись отец с мачехой, все пошло немного лучше. Он уже не так интенсивно преследовал меня, бывали дни, когда я выезжала на прогулку и не встречала его вовсе.

Иногда я размышляла о будущем. Мне уже было семнадцать. Мачеха говорила, что мы должны больше развлекаться.

– Не забывайте, – говорила она отцу, – у вас дочь на выданье.

– Я пренебрегал своими обязанностями до тех пор, пока не приехали вы, чтобы заботиться обо мне, дорогая, – отвечал отец. – Нам надо думать об Энн Элис, – настаивала она. – Я буду приглашать к нам гостей.

В этот вечер Десмонд Фидерстоун явился к обеду. Мне это было отчаянно неприятно. Мне всегда противно думать о том, что он приходит к нам. Это странное и дурацкое ощущение, которого нельзя объяснить, ибо какой от него может быть вред? Я подумывала сослаться на головную боль и не появляться за столом. Однако это было бы уж слишком явно. Кроме того, ведь за столом будут и другие – так что, может, будет и не так уж плохо.

Я оказалась права. Когда он смотрел на меня с другого конца стола, это был уже другой взгляд. Он вел себя снисходительно – так он обращался бы с ребенком. Постоянно следил за тем, чтобы называть меня мисс Энн Элис, и, казалось, считал меня совсем девчонкой, едва закончившей школу. Я с трудом верила, что это тот самый человек, убеждавший меня в том, что я та женщина, которую он любит. Можно было бы подумать, что все это время он просто играл.

Меня не оставляло ощущение, что поведение мистера Фидерстоуна как-то связано с мачехой, и, по странной превратности судьбы, получила этому подтверждение.

После обеда все пошли в гостиную, а я объявила о том, что иду спать. Я часто так поступала, поскольку все пили портвейн и засиживались допоздна. Хотя я обедала вместе со всеми, как взрослая, считалось, что эта часть вечера для моих глаз не очень годится.

Я с радостью ускользнула и отправилась в свою комнату, чтобы записать в дневнике и поразмышлять о странном поведении мистера Десмонда Фидерстоуна, о том, как по-разному он держался.

Сидя за дневником, я услышала шум внизу – стук копыт лошади, которую выводили из стойла.

Я подошла к окну и выглянула наружу. Это был Десмонд Фидерстоун, направлявшийся верхом домой. Я тут же отпрянула от окна. Мне не хотелось его видеть.

Затем я услышала голос и узнала мачеху.

Она говорила резко, и слова ее доносились совершенно отчетливо.

– Это надо прекратить, – заявила она. – Я этого не потерплю.

А потом раздался его голос:

– Это пустяки… Просто игра.

– Я этого не допущу. Ты должен немедленно возвращаться.

– Говорю тебе, это всего лишь игра. Она еще совсем ребенок.

– Зато более проницательный, чем ты думаешь. Как бы там ни было, это должно прекратиться.

– Ревнуешь?

– Тебе бы лучше не забывать…

Голоса замерли. Я быстро повернулась к окну. Он уезжал, а мачеха смотрела ему вслед. Он обернулся и помахал. Она помахала ему в ответ.

Что это значило? Я знала, что они говорили обо мне.

Стало быть, она знала, что он пытается флиртовать со мной, и не одобряла этого. И предупреждала его, что надо прекратить это.

Ее голос звучал рассерженно.

– Я была рада.

Однако я нахожу очень странным то, что она в курсе дела и так возмущена этим. На будущее, закончив писать, я всегда буду тщательно прятать дневник. Я рада, что завела его. Так интересно оглядываться назад и вспоминать.

5 ИЮНЯ.

Сегодня я достала дневник, потому что произошло нечто, из ряда вон выходящее. Десмонд Фидерстоун уехал. Это так странно. Он даже не попрощался. Просто уехал, и все.

С того вечера, когда я подслушала их разговор с мачехой, я видела его всего один раз, и он казался каким-то присмиревшим. По-моему, он действительно внял предостережению мачехи.

Недавно я размышляла о том, что, возможно, не правильно судила о ней. Я недолюбливала ее без всяких причин. А у человека всегда должна быть причина, чтобы любить или не любить других. Теперь, оглядываясь назад, я спрашиваю себя: неужели я не любила Лоис Гилмур лишь потому, что она не была мисс Брей, к которой я привыкла? Людям свойственно совершать такие неразумные, нелогичные поступки.

Она всегда держалась со мной очень мило. И старалась изо всех сил быть доброй со мной. И потом она действительно заботилась о том, чтобы приглашать в дом молодых людей, подходящих мне в женихи. Мой отец в восторге от своего брака, и, полагаю, у него для этого есть все основания.

Несколько дней назад он неважно себя чувствовал. Я услышала об этом только во второй половине дня, ибо обычно я редко его вижу. Отец не всегда выходит к завтраку, но мы ведь не завтракаем в определенное время и всегда берем еду из специальных блюд с подогревом, так что если кто-то и отсутствует, то это легко может пройти незамеченным.

Однако за ленчем моя мачеха сообщила, что отец сегодня останется в постели. Она настояла, чтобы он не вставал, потому что ему немного нездоровится. Беспокоиться не о чем, сказала она. Мы не должны забывать, что отец не так молод, каким себя считает, поэтому она и заставила его лечь в постель.

Мачеха и впрямь очень усердно ухаживает за отцом. Когда я зашла навестить его после обеда, отец сидел в постели, и вид у него, как мне показалось, был очень довольный, ибо мачеха суетилась вокруг него, спрашивая, не сквозит ли ему из окна и не следует ли набросить на плечи халат.

– Вы меня балуете, дорогая, – сказал отец.

– Так же, как и вы меня. Да только вас невозможно избаловать.

– Но вы так хлопочете, Лоис, вы же знаете.

– Разумеется, я беспокоюсь о вас.

Я наблюдала за ними. Отец казался таким счастливым, и мачеха тоже.

Да, по-видимому, я все же не правильно о ней судила.

Я постараюсь полюбить ее. Я пообещала себе это. Глупо не терпеть ее только потому, что я так расстроена, потеряв мисс Брей, и из-за того, что мисс Гилмур заняла место моей мамы.

Я должна быть разумной. И она действительно сделала отца очень счастливым, и все вокруг твердят, что это был для него самый лучший выход.

2 СЕНТЯБРЯ.

Мне так стыдно, что так долго пренебрегала своим дневником. Я совершенно позабыла о нем. А потом недавно я стала искать серые перчатки к новому платью. Я знала, что у меня есть пара, но не могла найти их. Они завалились на дно ящика, и там я обнаружила дневник. Мне стало так стыдно – и это после всех моих намерений писать в нем более или менее регулярно. Впрочем, по-моему, обычно люди ведут дневники именно таким образом. У них, как я уже сказала, такие благие намерения, а потом они все забывают.

Сейчас самое время начать все заново. Я перечитала написанное мною ранее. Как после этого все вспоминается! И какой юной я была, когда писала некоторые вещи.

Я научилась вести довольно мирное существование под управлением мачехи. Я очень старалась полюбить ее, но не могу этого сделать, хотя часто думаю, что это несправедливо. Она так хорошо относится к отцу, так добра к нему. Она так хорошо ухаживает за ним во время приступов. Всего у отца их было три, и мачеха прилежно заботится о нем, а отец утверждает, что она делает из мухи слона.