Текст книги "Убийство в Тауэре"
Автор книги: Виктория Холт
Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Значит, Уилл Каррик вздыхает по тебе, Кэтрин? Я его прекрасно понимаю.
Кэтрин глупо улыбалась. Она никак не могла понять, почему некоторые слуги так подозрительно относятся к графине, которая всегда добра к ней и Элизабет. Графиня интересуется ими, и она уже почти пообещала, что, когда молодой человек Элизабет решит на ней жениться, позаботится, чтобы свадьба была достойной. Щедрая леди и добрая хозяйка, а если между ней и графом кошка пробежала, она да и Элизабет были готовы возложить всю вину на графа.
– У меня есть голубая лента, которая тебе пойдет, – сказала Франсис. – Дженнет, принеси ее и покажи Кэтрин, как завязать ей волосы.
Дженнет повиновалась.
– Как красиво, миледи! – воскликнула Элизабет, и Кэтрин порозовела от удовольствия.
Франсис склонила голову набок.
– Элизабет тоже должна получить ленту. Как ты думаешь, Дженнет, какого цвета?
– По-моему, розовую, миледи.
– Тогда принеси.
Девушка смущенно стояла, пока ей завязывали ленту.
– Какие они хорошенькие! – вздохнула Франсис и приняла печальный вид.
Элизабет неловко поблагодарила:
– О, миледи, мы рады вам служить!
* * *
Франсис осыпала своих служанок мелкими подарками. Любые ее приказания выполнялись с удовольствием, и девушки изо всех сил старались ей угодить. Затем настал день, когда Франсис решила, что пора действовать.
– Как там поживает Каррик? – спросила она однажды Кэтрин, когда оказалась с девушкой наедине.
Кэтрин вспыхнула и пробормотала, что как всегда.
– И готов на все, чтобы угодить тебе, могу поспорить!
Кэтрин не ответила.
– Паж графа обязан следить за его одеждой, не так ли?
– Да, миледи, это одна из его обязанностей.
– Это хорошее место, и, наверное, он скоро попросит разрешения жениться.
– Да, миледи.
Франсис потрепала девушку по щеке.
– Тебе повезло. Знаешь, временами я тебе завидую.
– О нет, миледи!
– Иметь кого-то, кто тебя любит, в ком ты можешь быть уверена.
– Но, миледи…
– Я знаю, что меня обсуждают в замке. Но есть кое-что, что известно только мне… и графу. Дела не всегда обстоят так, как кажется, дитя мое. Я – несчастная женщина. Кэтрин, ты мне поможешь?
– От всего сердца, миледи!
– Я могу доверять тебе, Кэтрин, как доверяю немногим. Ты поклянешься не говорить никому о том, что ты сделаешь для меня?
– Конечно же, миледи!
– Я очень хочу, чтобы чувства графа ко мне переменились.
– Но, миледи, говорят, граф только того и желает, чтобы быть вам хорошим мужем.
Франсис нахмурилась.
– Говорят! Говорят! – резко воскликнула она. Потом ее тон смягчился. – Кэтрин, люди не могут всего понять. У них поверхностный взгляд на вещи.
– Да, миледи.
– Когда ты встречаешься с Карриком, ты приходишь в покои графа?
Кэтрин вспыхнула.
– Ну, миледи, только когда…
– Не бойся, моя дорогая. Я всегда сочувственно отношусь к влюбленным.
– Да, миледи.
– И Каррик встречается с тобой там… скажем, когда граф на охоте?
– Да, миледи.
– Тут нечего стыдиться. Вы не делаете ничего плохого. Другие слуги знают, что вы ходите в графские покои, и не удивляются, когда вы потихоньку пробираетесь туда, верно? Кэтрин кивнула.
– Слушай. У меня есть волшебный порошок. Я хочу, чтобы ты вошла в покои на десять минут раньше времени встречи с Карриком. Понимаешь? И я хочу, чтобы ты посыпала порошком одежду графа. Его панталоны… его рубашку… все то, что он надевает на голое тело. Когда сделаешь это, осторожно сверни одежду, чтобы никто не узнал, что ее трогали.
– Порошок, миледи?
– Говорю же, порошок. Это ради его блага. Я принимаю благополучие графа близко к сердцу. Могу я доверять тебе, Кэтрин? Ты никому не расскажешь?
– Нет, миледи!
– Ты должна сделать это быстро и осторожно. Если тебя кто-нибудь застанет там, ничего не делай! Важно, чтобы это оставалось в тайне. Ты не должна упускать такой возможности, Кэтрин. Я знаю, что ты умная девушка и что я могу доверять тебе. Поэтому когда я отправлюсь ко двору, то возьму тебя с собой.
– О, миледи…
– Я награждаю тех, кто хорошо мне служит.
– Я сделаю все, что вы скажете, миледи.
– Вот и хорошо. Подожди здесь минутку. Кэтрин стала ждать. Она уже видела себя едущей верхом в Лондон со своей щедрой госпожой. Возможно, ей даже дадут какое-нибудь старое платье леди. Кто знает? С такой хозяйкой все может случиться.
Франсис вернулась и вручила ей пакетик.
– Смотри не потеряй! Запомнила, что нужно делать?
– Да, миледи.
– Не забывай, что это секрет. Дождись удобного случая.
Кэтрин заверила свою хозяйку, что все сделает надлежащим образом.
* * *
Будучи личным слугой графа, Артур Уилсон серьезно относился к своим обязанностям. Эссекс доверился ему до такой степени, что сметливый Уилсон быстро понял настоящее положение дел.
Несмотря на жестокое поведение жены, граф был все еще очарован ею, одержим навязчивой идеей превратить ее в любящую супругу. Франсис обладала невероятной красотой, и Уилсон понимал, что муж не захочет ничего слышать против нее, потому что желает сохранить ее образ незапятнанным. Для графа графиня была юной невинной девушкой, которую связали узами брака до того, как она была готова к нему. В своей удивительной чистоте она не могла представить последствий. Но это, конечно, со временем пройдет.
Ну, не стоило убеждать графа в обратном. Уилсон верил, что постепенно у него откроются глаза.
Тем временем Уилсон узнал о зловещих подводных течениях в сложившейся ситуации. Что одурманило головы служанкам? Возможно ли, чтобы такая гордая и высокомерная женщина стала прилагать столько усилий, чтобы снискать расположение девушек в услужении?
Нет, если только она не замышляет как-нибудь использовать их.
Как личный слуга, Уилсон имел доступ к гардеробу графа и однажды, складывая какую-то одежду в ящик, обнаружил, что его пальцы начали как-то необычно покалывать и чесаться. Внимательно осмотрев их, он обнаружил на них несколько крупиц порошка и тотчас же понял, что порошок попал ему на руки с одежды графа.
Уилсон вынул аккуратно сложенное нижнее белье и, встряхнув его, принялся кашлять и чихать, а в горле возникло чувство жжения.
Тщательно осмотрев всю нижнюю одежду графа, он понял, что вся она обработана порошком.
Уилсона охватила тревога. Может ли яд через поры кожи попасть в кровь? Он слышал о подобных вещах.
Его первым порывом было побежать к графу и рассказать о своей находке, но он быстро понял, что хозяин откажется подозревать настоящего виновника. Сам Уилсон не сомневался, что это была часть заговора, тайно составленного этими дьявольскими женщинами.
Уилсон унес одежду и выстирал ее сам. Он решил, что будет следить сам за одеждой графа, а кроме того, приглядывать за его едой, не сомневаясь, что будет предпринята попытка отравить его друга и хозяина более привычным способом.
* * *
Франсис была в отчаянии. Ситуация нисколько не изменилась с тех пор, как она приехала в Чартли, а она все ждет, когда же Эссекс решит, что устал от нее, и отпустит ее на все четыре стороны.
Порошок, которым посыпали его одежду, не возымел никакого действия. Одна-две попытки подсыпать другой порошок ему в еду также провалились. Этот Уилсон взял в привычку проверять все, что ест граф, а теперь еще и присматривал за его гардеробом. Ей сообщали, что он сует свой нос во все дела и сразу появляется, как только кто-нибудь из других слуг приблизится к его господину.
Франсис считала, что Уилсон что-то подозревает.
Дженнет была права, когда говорила, что если бы Франсис жила со своим мужем, то было бы сравнительно легко воспользоваться порошками. А сейчас это кажется совершенно невозможным. Но даже ради этого она не станет жить с ним вместе!
Граф написал родителям Франсис, жалуясь на ее поведение, и она получила предостерегающее письмо от них. Эссекс – ее муж, и она должна смириться с этим. Они даже послали одного из ее братьев урезонить ее. В результате возникли долгие пререкания, которые, как объявила Франсис, скоро сведут ее с ума.
– Моя семья и та против меня! – рыдала она.
Вестей от Роберта Карра не было. Вероятно, она для него больше не существовала.
В отчаянии Франсис написала миссис Тернер.
«Милая Тернер!
Я больше не надеюсь ни на что хорошее в этой жизни. Мой брат Хауард был здесь, и мне нет покоя. Мой муж чувствует себя так же хорошо, как и прежде, поэтому вы должны понять, в каком я жалком положении. Пожалуйста, передайте это доктору. Он уверял меня, что все будет хорошо и что лорд, которого я люблю, полюбит меня. Поскольку вы взяли на себя труд помогать мне, пожалуйста, сделайте все, что в ваших силах, ибо никогда еще не была я столь несчастна, как теперь. Я не могу выносить такое существование, и мне не будет покоя, пока этот человек жив. Поэтому помолитесь за меня. Я нуждаюсь в ваших молитвах! Мне стало бы легче, если бы я могла пообщаться с вами. Если моя затея увенчается успехом, вы получите столько, сколько пожелаете, так как я считаю, что это честно заработанные деньги.
Ваша сестра Франсис Эссекс».
* * *
Уилсон действительно был обеспокоен. Он не сомневался, что графиня замышляет отравить своего мужа. Он знал, что Франсис посылает письма в Лондон, и полагал, что она пишет либо своему любовнику, либо тем, кто передает ей порошки. Уилсон жил в Лондоне и знал, что профессиональных отравителей не меньше, чем дилетантов-колдунов. Он был уверен, что Франсис Эссекс в руках у подобных людей.
Если так, то жизнь графа в опасности, ибо он, Уилсон, не может надеяться, что ему всегда будет улыбаться случай спасти жизнь своего господина.
Как опытный человек, он полагал, что есть один-единственный способ спасти графу жизнь – позволить графине наслаждаться своим любовником.
Граф доверился Уилсону, ставшему не только его преданным слугой, но и его близким другом. И хотя Уилсон всегда был осторожен в проявлении враждебности к графине, со временем он убедил графа, что леди Франсис будет более дружелюбна, если они покинут Чартли – место, которое, по ее словам, она ненавидит и считает тюрьмой.
Граф счел это разумным, и, когда предложил Франсис посетить сельский дом ее родителей в Одли-Энд в Эссексе, она с готовностью согласилась.
Франсис действительно вела себя более дружелюбно, когда они ехали на юг, и неоднократно снисходила до обращения к своему мужу, безо всякой попытки с его стороны завязать разговор.
У графа улучшилось настроение. Но Уилсон, как всегда, держал ухо востро. Он не доверял графине.
Когда они прибыли в Одли-Энд, все члены семейства Франсис журили ее за поведение с мужем. Она смиренно слушала, а потом принялась расспрашивать о новостях при дворе.
Франсис сделала вид, что огорчилась, узнав о смерти принца Уэльского, но ей было совершенно все равно. Она жадно ловила каждую крупицу сведений о Роберте Карре и стремилась снова попасть ко двору. В Лондоне она сможет навестить доктора Формана и миссис Тернер, а Франсис верила, что ее спасение зависит от них. Она снова увидит своего любимого Роберта, и если он и думать забыл о ней в ее отсутствие, то с помощью умного доктора и милой миссис Тернер ей скоро удастся его вернуть.
Франсис чувствовала себя несчастной, по в меньшей степени, чем в Чартли.
И в конце концов Эссекс дал согласие вернуться ко двору.
Глава 8
ВРАГИ
Свадьба принцессы Елизаветы с пфальцграфом была отложена из-за траура по принцу Уэльскому. Генрих умер в ноябре, а свадьбу отложили до февраля – это означало, что пфальцграф и его свита должны жить и развлекаться в убыток королевской казне. Яков подсчитал, что свадьба его дочери обошлась ему почти в сто тысяч фунтов.
Придворные соперничали друг с другом, чей наряд великолепнее, и Яков настоял, чтобы его Робби сверкал ярче остальных, так как это лишь соответствует его красоте. Поэтому он щедро одарил своего фаворита драгоценностями. Но, несмотря на то, что его привязанность к Роберту Карру была самой сильной, Яков не забыл и о других юношах, которые были достаточно красивы, чтобы демонстрировать подаренные им изысканные наряды и украшения.
Кроме того, королеву, которая хотя и была подавлена горем, да и в любом случае не испытывала удовольствия от свадьбы своей дочери, также нужно было дорого одеть, и цена ее гардероба составила немногим меньше шести тысяч фунтов, потраченных на свадебное платье и приданое Елизаветы.
Что до самого Якова, он должен был помнить, что он король и в присутствии иностранцев обязан хорошо выглядеть. Яков был к этому готов – лишь бы его одежда не только была расшита драгоценными камнями, но и плотно подбита и лишь бы ему не пришлось мыться.
Итак, Елизавета венчалась в Уайтхолльском соборе и прекрасно выглядела в белом платье с золотыми волосами, ниспадающими до плеч, в короне из жемчугов и бриллиантов. К венцу ее вели Карл – теперь ставший красивым и наделенным достоинством, подобающим наследнику трона, – и Генри Хауард, граф Нортгемптон. Королева тихонько всплакнула, пока архиепископ Кентерберийский проводил обряд. Яков знал, что она думает о том, что потеряла дочь, отдав ее иноземцу, как потеряла сына, отдав его смерти.
Празднества, следовавшие за венчанием, были не слишком шумными, потому что, хотя прошло уже три месяца после смерти Генриха, это печальное событие еще не забылось.
Роберт Карр предложил, чтобы прощальный банкет проходил в его собственном замке в Рочестере, и король, обрадованный возможностью видеть своего дорогого Робби хозяином, принимающим весь его двор, с радостью согласился.
* * *
Последние слова прощания были сказаны, и Елизавета отплыла из Англии к своему новому дому, а двор вернулся в замок Рочестера, чтобы еще несколько дней пользоваться гостеприимством виконта перед возвращением в Уайтхолл.
Замок, стоящий на берегу реки Медуэй, был великолепным образцом норманнской архитектуры. Он явно был построен как крепость и располагался на холме, а с главной башни открывался вид на деревню и реку. Роберт Карр гордился им, поскольку замок был местом действия многочисленных исторических событий со времени его постройки в 1088 году норманнским монахом Гундульфом, который был епископом Рочестерским и выдающимся архитектором. Это было идеальное место, чтобы принять весь двор, и то, что Роберт мог это сделать, свидетельствовало, как быстро он возвысился после смерти Солсбери.
Роберта одевали слуги в его покоях, когда человек, которого он стал считать одним из своих ближайших друзей и сторонников, попросил приема.
Это был Генри Хауард, граф Нортгемптон, который усердно обхаживал фаворита с тех пор, как понял всю твердость его обладания королевской привязанностью.
– О! – воскликнул лукавый старый придворный. – Я вам помешал!
– Нет, – ответил Роберт. – Я уже почти готов. «Боже, – подумал Нортгемптон, – какой он красавчик! И выглядит все таким же свежим и молодым, как в тот день, когда верхом въезжал на арену для турниров и так предусмотрительно свалился с коня».
– Прошу вас, садитесь! Я минут через пять буду готов к выходу в банкетный зал, – сказал Роберт.
– Тогда мы пойдем вместе, – отозвался Нортгемптон.
Ему было на руку, чтобы его видели с фаворитом – это напомнит его врагам, что у него есть высокопоставленные друзья. Добродушный и беспечный Роберт никогда не давал себе труда поинтересоваться, почему высокомерный Хауард так стремится к его дружбе, и, когда Овербери сказал ему: «Генри Хауард перестанет с тобой разговаривать на следующий же день после того, как ты лишишься королевского расположения», – он ответил: «С чего бы?» Это означало, что, пока Нортгемптон предлагает свою дружбу, Роберт Карр готов ее принять.
Роберт отпустил слуг только из вежливости, догадываясь, что Нортгемптон не хочет, чтобы они слышали их разговор, а поскольку оба являлись высокопоставленными министрами, было ясно, что они рано или поздно примутся обсуждать государственные дела. Став членом Тайного совета, Роберт чувствовал необходимость держать язык за зубами в присутствии слуг.
Когда они остались одни, Нортгемптон спросил Роберта, знает ли тот, что некий джентльмен был вынужден подписать Акт о супремации.[2]2
Акт о супремации – закон о главенстве английского короля над церковью.
[Закрыть]
Роберт, насколько мог, заверил его, что этого человека никто не принуждал. Нортгемптон почувствовал облегчение. Такие вопросы было лучше задавать с глазу на глаз. Нортгемптон немного волновался, поскольку, будучи тайным католиком, он не имел ни малейшего желания подписывать Акт о супремации. Он опасался, что, если тот человек, о котором шла речь, был вынужден так поступить, не исключена возможность, что приглашение поставить подпись последует и Нортгемптону.
Подписание этого акта было уловкой, которую Яков замыслил, когда ему в очередной раз требовались деньги. Он придумал заставить католиков подписать клятву, а если те станут отказываться, подвергнуть их жестоким штрафам или тюремному заключению. Поскольку папа призвал католиков не подписывать клятву, так как она содержала предложения, унизительные для католической веры, подписать ее было бы равносильно отказу от своей религии. Многие католики отказались это сделать и, следовательно, лишались собственности, на что и надеялся Яков, поскольку он выдумал этот план, чтобы раздобыть денег.
Роберту не нравился этот замысел, потому что он считал несправедливым наказывать людей за их религию, и он предпочел бы видеть католиков и протестантов, живущих в мире и согласии.
Однако время от времени его обязанностью было писать католикам приказы о принесении присяги, и он делал это, потому что всегда повиновался королю, хотя никогда не привлекал его внимания ни к одному католику и ничего не предпринимал до тех пор, пока Яков сам не заставлял его проводить в жизнь этот неприятный закон.
Тем не менее Роберт никогда не намекал Якову, что не одобряет его. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что, если бы попытался сделать какое-нибудь критическое замечание, Яков моментально опроверг бы его каким-нибудь хитроумным аргументом, и понимал, что Яков продолжает любить своего Робби потому, что тот никогда не был тем, кого король называл сварливым придирой.
Нортгемптон был осведомлен об этом качестве Карра и знал, что может спросить его о наказаниях отказавшихся подчиниться закону без всяких последствий для себя. Если же его, Нортгемптона, попросят подписать присягу, он решил, что подпишется, – его политическая карьера всегда значила для него больше, чем религиозные пристрастия, но он предпочитал, чтобы ему не пришлось делать такой выбор. Поэтому иметь в друзьях Роберта Карра было весьма кстати.
Решив, что опасность ему не грозит, Нортгемптон продолжал:
– Я позволил себе воспользоваться вашим гостеприимством и полагаю, вы не подумаете, что я злоупотребляю вашей дружбой.
Роберт улыбнулся своей очаровательной улыбкой и ответил:
– Мой дорогой Нортгемптон, мне доставляет удовольствие, что вы можете злоупотреблять моей дружбой. Это показывает, что вы в ней уверены.
– Спасибо, мой дорогой друг. Дело в том, что некоторые члены моего семейства неожиданно вернулись ко двору. Я позволил себе пригласить их в замок. Они, наверное, уже приехали.
– Любой, принадлежащий к вашему семейству, будет радушно принят.
– Спасибо, Роберт. Я так и думал, что вы скажете это.
– И кто эти родственники? Я с ними знаком?
– Думаю, вы знакомы с моей внучатой племянницей. Она некоторое время жила с мужем в провинции. Ха, я никогда не верил, что деревня устроит мадам Франсис надолго.
– Насколько я понимаю, – спросил Роберт, – вы говорите о графине Эссекс?
– Вы правы. Эта молодая особа любит поступать по-своему. Она упросила меня позволить ей приехать сюда. Франсис не могла дождаться, когда весь двор переберется в Уайтхолл. Она говорила, что слишком долго отсутствовала.
– Ну да, – сдержанно согласился Роберт. – Должно быть, прошло немало времени с тех пор, как она была при дворе.
* * *
Во время танцев в большом зале Франсис оказалась рядом с ним.
Роберт забыл, как она красива. Ни одна женщина при дворе не могла с ней сравниться, и Роберт пришел в возбуждение лишь от одного ее вида. Их руки соприкоснулись в танце, и на секунду Франсис сжала его пальцы.
– С возвращением ко двору, леди Эссекс.
– Как приятно видеть вас, виконт Рочестер.
– А граф Эссекс тоже при дворе?
– Увы, да.
Роберт повернулся к следующей партнерше, как того требовал танец. Франсис была такой же волнующей, как всегда.
Она уже приготовила фразу, когда Роберт снова повернулся к ней.
– Я должна увидеться с тобой… наедине.
– Когда?
– Сегодня ночью.
– А граф?
– Откуда мне знать? Мне все равно! Он мне не муж и никогда им не был.
– Как это может быть?
– Потому что я люблю другого.
– А этот другой?
– Сегодня ночью он мне скажет, любит он меня или нет.
– Где?
– В нижних покоях башни Гундульфа. Там темные и мрачные кладовые, куда мало кто ходит.
Роберт промолчал, и она умоляюще посмотрела на него.
Он скучал по Франсис и хотел возобновить их отношения. Ему так и не удалось ее забыть. В ней бурлила такая жизненная сила, что устоять было невозможно. Если они с графом живут отдельно по взаимному согласию, то ничего плохого в этом нет.
В ту же ночь, когда замок затих, они встретились в нижних покоях башни Гундульфа и снова стали любовниками.
* * *
Франсис сидела напротив Анны Тернер в ее доме в Хаммерсмите и изливала свои опасения.
– Вы все еще не уверены в нем? – спросила миссис Тернер.
Франсис кивнула.
– И все-таки я думаю, он нуждается во мне больше, чем прежде. Перемена заметна.
– Наш милый доктор поработал ради этого.
– Знаю. Но мой возлюбленный все время помнит о сопернике. – Ее лицо помрачнело. – А тот всегда рядом, всегда угрожает. Я скорее умру, чем дам увезти себя назад в деревню.
– Моя милая леди, вы не должны говорить о смерти. Неужели было так трудно подсыпать порошки, которые предложил доктор?
– Просто невозможно. Я не выходила из своих покоев, потому что не могла терпеть его рядом с собой. Там есть две служанки, которые были готовы исполнить мою просьбу. Я подкупила их, и они старались изо всех сил. Но муж всегда окружен своими слугами, и среди них был один человек, Уилсон, которого перехитрить не удалось.
Миссис Тернер кивнула.
– Печально – у нас столько препятствий!
– Больше всего я боюсь, что, если возникнет слишком много препятствий, мой возлюбленный будет готов отказаться от нашей любви.
– Мы должны привязать его так сильно, чтобы он не смог сбежать.
– А это возможно?
– С помощью доктора возможно все. Думаю, вы должны снова увидеться с ним… и как можно скорее.
– Я сделаю это.
– Позвольте рассказать ему о вашем визите, и он назовет день, когда вас примет. Я сумею передать вам сообщение.
– Дорогая Тернер, что бы я без вас делала!
– Милая подруга, я с удовольствием вам помогаю! Я немного училась у доктора и понимаю, что того, кто стоит между вами и вашим возлюбленным, следует удалить, потому что в противном случае все наши усилия будут бесполезны. Франсис стиснула руки.
– Да поможет мне Бог больше никогда не видеть его лица!
– Вам поможет доктор. – Анна Тернер склонилась вперед и коснулась руки Франсис. – Не забывайте, – тихо повторила она, – с помощью доктора нет ничего невозможного.
* * *
Томас Овербери сидел за столом в покоях милорда Рочестера и писал. На его лице блуждала довольная улыбка, и в комнате не было слышно ни звука, кроме скрипа пера. Томас прочел написанное, и его улыбка превратилась в самодовольную ухмылку. Он всегда был доволен своей работой.
Роберт сидел на подоконнике и смотрел на дворцовые угодья; его красивое лицо было задумчиво.
– Послушай это, Роберт! – воскликнул Томас и принялся зачитывать вслух только что написанное.
– Прекрасно… как всегда, – похвалил Роберт, когда он закончил.
– Вот так, дорогой мой! Что бы ты без меня делал!
– Ради бога, Том, что бы мы с тобой делали друг без друга!
Томас на момент задумался.
– Что правда, то правда, – согласился он наконец.
Но в его голове поселилось сомнение. В таверне «Русалка» он обедал с писателями, среди которых был сам Бен Джонсон, и с ним обходились как с равным. Там он держался как человек, имеющий отношение к литературе, там он был самим собой, а не призраком, не тенью другого. Томас представил Роберта Карра в этой компании. Он даже не понял бы, о чем они говорят. Однако где бы он теперь был без Роберта? Что бы принесла ему его писанина? Достаточно, чтобы жить впроголодь на чердаке?
И Томас повторил со вздохом:
– Что правда, то правда.
Роберт не заметил ни малейшего недовольства в словах своего друга, поскольку был занят собственными проблемами.
– Том, – сказал он, – я хочу, чтобы ты еще кое-что сделал для меня.
Томас ожидал продолжения, но Роберт колебался.
– Я хочу, чтобы ты написал вместо меня даме. Сообщи ей, что я не смогу увидеться с ней, как мы договаривались. Король отдал приказ, чтобы я прислуживал ему.
Томас снова взялся за перо.
– Мне выражать сильное сожаление? Дама стала обузой?
– О нет-нет! Мне хотелось бы быть с ней. Вырази самое что ни на есть сильное сожаление.
Овербери кивнул.
– Расскажи мне, какова она из себя, и я напишу оду ее красоте.
Роберт описал ее так точно, что Томас спросил:
– А не может этот образчик красоты быть графиней Эссекс?
– Ну Том, как ты догадался?
– Ты сам мне помогал. Это хорошо. Теперь я знаю, кому пишу, и постараюсь, насколько мне хватит таланта.
«Прекраснейшая из прекрасных, – начал писать он. – Я в полном отчаянии…»
Роберт следил, как его перо бегает по бумаги без запинок. Как здорово обладать таким даром слова! Если бы он был так же умен, как Овербери, то сам смог бы писать письма, осуществлять собственные идеи, – был бы таким же умным, как покойный Солсбери. С мозгами и красотой он мог бы ни от кого не зависеть.
Роберт удивлялся, почему эта мысль пришла ему именно в тот момент, когда он наблюдал, как его умный друг улыбается за работой.
Но мысль исчезла так же быстро, как появилась, – Роберт был не из тех, кто анализирует свои чувства.
Том отложил перо и принялся читать.
Страдания влюбленного были выражены в письме деликатно, но страстно и поэтично.
Франсис удивится, но будет довольна.
* * *
Доктор Форман сидел за столом напротив Франсис. Опершись на локти и склонившись вперед, он выразительно жестикулировал руками во время разговора и не сводил глаз, блестящих от распутных мыслей, с нетерпеливого прекрасного лица собеседницы.
В полутемной комнате мерцали свечи.
Конечно, он колдун – Франсис догадывалась об этом. Она верила, что Форман заключил соглашение с дьяволом, и если охотники за ведьмами внезапно ворвутся в комнату и осмотрят его, то наверняка найдут на его теле дьявольскую отметину.
Но ей все равно. Она повинуется лишь своему настойчивому желанию.
Франсис хотела, чтобы Роберт Карр оставался ее верным возлюбленным, она стремилась вызвать в нем такую же фанатичную страсть, как у нее, и хотела убрать с пути Эссекса.
Именно по этой причине Франсис совершала опасные поездки в Ламбет. Ради удовлетворения своих желаний она была готова участвовать в колдовстве, хотя и знала, что колдовские культы считаются преступлением. Король верил, что колдуны способны творить злые дела, и старался очистить от них свою страну. Наказанием служила казнь через повешение или сожжение на костре. Ничего, говорила себе Франсис; она была готова пойти на любой риск ради того, чтобы привязать к себе Карра навсегда и избавиться от мужа.
Голос Формана стал вкрадчивым.
– Дорогая леди, вы должны рассказать мне обо всем… не упуская ни одной подробности.
Расскажите, как пылок ваш возлюбленный в любви.
Франсис заколебалась. Но она знала, что должна повиноваться этому человеку, поскольку он сможет ей помочь лишь в том случае, если она расскажет ему все.
Поэтому Франсис отвечала на все заданные ей вопросы. Она видела, как ее собеседник облизывал губы от удовольствия, словно сам участвовал в пересказываемых событиях. Сначала Франсис было не по себе, но потом она перестала смущаться. Ей казалось, что сверхъестественные способности этого человека дают возможность снова пережить наслаждение экстаза.
Когда рассказ закончился, доктор попросил ее встать. Он положил руки ей на плечи, и Франсис почувствовала, как его сила вливается в нее. Доктор делал пассы руками перед ее глазами, и она снова представила, что находится с Робертом в какой-то темной комнате.
Доктор Форман раздвинул черные занавеси в углу, за которыми оказалась рогатая голова козла. Он стал повторять заклинания, и, хотя Франсис не могла разобрать слов, она верила в их могущество.
Наконец доктор повернулся к ней.
– То, о чем вы просите, исполнится… со временем, – пообещал он.
Франсис должна посещать его как можно чаще и в тайне ото всех, продолжал Форман. Нужно создать восковые фигурки трех действующих лиц этой драмы. Того, от кого она хотела избавиться, того, чью страсть нужно усилить, и женщины. Но это стоит больших денег.
– Вы получите все, что пожелаете, если сделаете это для меня.
Доктор наклонил голову.
– Мне придется воспользоваться помощью некоторых моих слуг, чтобы добыть все необходимое. Но им тоже нужно заплатить за услуги.
– Понимаю.
– Зовите меня отцом – потому что им я для вас и являюсь, дорогая дочь.
– Да, отец, – послушно повторила Франсис.
* * *
Франсис теперь часто получала письма от Роберта. Их страстность удивляла ее, к тому же они были написаны таким поэтическим языком, что она перечитывала их, пока не запоминала наизусть.
– Только влюбленный мог написать такое, – заверяла она Дженнет. – Знаешь, он изменился. Роберт начинает чувствовать так же глубоко, как и я. О да! В последнее время он переменился.
– Кажется более страстным? – осведомилась Дженнет.
– Когда мы вместе, он любит меня не больше, чем прежде, но письма выдают его истинные чувства. Как они красивы! И это все благодаря доктору и милой Тернер! Это они заставляют его мечтать обо мне и сделают так, что мой образ всегда будет в его мыслях.
Франсис подумала о трех восковых фигурках, которые сделал доктор. Фигурку Эссекса пронзили булавками, разогретыми на пламени свечи, и во время этой процедуры доктор, облаченный в черную мантию с каббалистическими знаками, бормотал магические заклинания. Фигурка Роберта была одета в атлас и парчу, а фигурка Франсис была обнаженной. Доктор попросил, чтобы она попозировала, так как было важно, чтобы фигурка была совершенной во всех деталях. Теперь Франсис полностью ему доверяла – она смотрела на него как на любимого отца и, поборов смущение, позировала, пока изготовлялась фигурка.
Франсис помнила ритуал – горящий фимиам, который наполнил комнату ароматическими запахами и парами. Она помнила, как восковую мужскую фигурку раздели донага, положили вместе с женской на маленькое ложе и придали им позы любовного акта, одновременно втыкая нагретые булавки в фигурку Эссекса.
Сначала зрелище вызвало отвращение у Франсис, но постепенно стало ее возбуждать.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?