Текст книги "Cоло"

Заседание суда

Здание Суда, холодное и внутри, и снаружи, сразу не понравилось новоиспечённому судье Тому Фроззи. Он шёл по длинным коридорам с квадратными окнами и смотрел под ноги, разглядывая свои ботинки.

Ему очень хотелось остановиться, но в голове звучало «Министерство будет довольно тобой, Том, и не предпримет никаких строгих мер». Это мотивировало, это пугало.

Судья Фроззи остановился возле несоразмерной для узкого коридора двери зала заседаний и опустил мобильный телефон в контейнер, который держал охранник. Молодой парень быстро закрыл ящик, щёлкнул замком и вопросительно взглянул на мужчину, который протянул ему свою дрожащую руку.

– Доброе утро, – Том отлично знал, как по протоколу должен вести себя подсудимый, но забыл, положено ли судьям здороваться с работниками охраны.

Парень молча кивнул.

В начале длинного коридора появился начальник Суда, и охранник прижал контейнер к себе, вытянувшись по струнке.

– Том, давно пора в зал! – на ходу гаркнул Николай и нервно поправил галстук. – Том!

Судья опустил руки по швам и попытался избавиться от страха, который сейчас был особенно некстати.

Николай бросил на него нервный взгляд и, наконец отпустив охранника, хмуро улыбнулся.

– Прости, – он хлопнул Тома по плечу. – Правда, прости.

Начальник Суда открыл дверь в зал заседаний, и судья прищурился от яркого света. Нужно было сделать всего один шаг, но переступить порог было легче, чем переступить свой страх.

Только не я.

«Трус».

Том никак не решался войти, пока его не подтолкнула твёрдая рука начальника Суда. Николай отлично умел это делать. Двадцать пять лет назад он так же втолкнул в зал заседаний Надю.

Рамка детекторов чувств подозрительно пикнула, и от волнения у мужчин свело низ живота, они напряглись. Но индикатор показал зелёный сигнал, и Том с Николаем шумно выдохнули.

Не в этот раз.

Всего пара секунд, и вот судебный консультант Том Фроззи оказался в ловушке, которую ему подготовила судьба ещё в Университете.

***

В тот день после окончания торжественной церемонии посвящения в первокурсники Том задержался в концертном зале, чтобы поговорить со старостой.

– Так что же? – Том спросил у него, можно ли будет перевестись в другую группу, куда поступил его друг, и теперь ждал ответа. – Будут какие-то трудности?

– Сильно нужно? – парень прищурился и почесал затылок, явно показывая, что не хотел бы в первый учебный день заниматься такими вопросами.

– Я думал, что чем раньше, тем лучше…

И в этот момент их окликнула девушка.

Её чёрный сарафан не сильно прикрывал длинные ноги, а красные туфли разбивали тишину концертного зала звонким постукиванием. Переведя дыхание, она остановилась рядом с ними, и староста постарался изобразить самую обворожительную свою улыбку.

– Могу чем-то помочь?

– Ты староста? – её брови изогнулись, и карие глаза в кайме тёмных ресниц стали ещё выразительнее.

Том с замиранием сердца смотрел, как движутся её губы на вдохе и выдохе. «Красота – их главное оружие!», – повторял его отец, закрывая дверь за очередной девушкой. После развода он дал себе слово, что больше ни одна женщина не выпросит у него любви. Это было его оправданием.

– Я Костя, – рассмеялся парень и положил руку ей на плечо.

Девушка смотрела на него прямо и сосредоточенно, что сильно сбивало спесь.

– Отличные туфли, – не так уверенно продолжил он.

Том следил за их разговором и очень долго подбирал слова. Он никогда не умел общаться с женщинами. Отец внушил ему страх перед ними, недоверие на грани с неуважением.

– Туфли большеваты и слетают при каждом шаге. Достались от бабушки, – сказала Надя, и Том расслышал в её голосе любовь.

Надин смех был мягким и невесомым, как облака в самый весенний день. Она посмотрела на Костю, а потом перевела взгляд на Тома и улыбнулась. По-особому, будто бы сразу выделив его из других.

– Ты же в моей группе? – перебил староста.

– Да, меня зовут Надежда Колизина, – кивнула она. – Не хотела вас отвлекать, но совсем забыла, на каком транспорте можно доехать отсюда до университета. Не подскажете?

Надя подняла глаза и снова посмотрела на Тома. И он сдался, обомлел. Эти глаза, в которых, как в ночном небе, мелькают звёзды; волосы, обрамляющие по-детски пухлое лицо; алые щёки и тонкие губы, которые сложились в скромную улыбку.

Том больше её не боялся. Теперь он боялся её потерять.

«Вопреки», – подумал он.

– Я иду на вечеринку, составишь компанию? – Костя усмехнулся и подтолкнул девушку плечом.

Его огромная ладонь скользнула по самому краю её сарафана.

– Я сейчас еду в университет, – неожиданно для себя почти выкрикнул Том.

Староста покрутил пальцем у виска.

– Ты вообще в порядке, парень?! Чего ты орёшь?!

– Могу показать дорогу, – кивнул Том Наде и улыбнулся, давая понять, что он выделил её из других.

И девушка впервые за всё время широко улыбнулась. Она кивнула, она согласилась. И Том сделал шаг.

Ловушка.

***

В зале заседания её не было. По крайней мере, Том её не увидел.

В глубокой тишине он опустился на холодное кожаное кресло судьи и посмотрел на подсудимого, которого сразу подвели к деревянной трибуне.

В большом окне напротив судейского стола стояло утреннее солнце. Его лучи преломлялись об капли дождя на стекле и давали яркий свет, к которому неопытные глаза судьи не сразу привыкли. И Том зажмурился.

Он мог бы просидеть так всё заседание.

В любом случае, ему не нужно было видеть подсудимого, который стоял перед ним. Том Фроззи знал наперёд всё, что будет происходить сегодня в суде. Он мог бы пересказать ту уверенную речь, которую произнесёт Леон Соло, как он будет шевелить плечами в такт своим словам, как он будет сам себя уличать.

Том знал о подсудимом гораздо больше, чем положено знать судье в начале заседания. И так было задумано. Это была его проверка.

На столе лежало дело человека, чья судьба давно уже была предрешена. И поэтому тоже Тому казалось ужасно унизительным всё это судебное представление.

Пока солнце мешало ему широко открыть глаза, Николай, как и полагалось, раздал присяжным папки с делом и объявил заседание открытым. Холодными пальцами Том катал ручку по столу и пристально всматривался в лица людей в поиске поддержки.

Он никак не мог отделаться от воспоминаний.

Перед глазами стояла женщина, по вине которой он был здесь, и, пожалуй, впервые он был готов отречься от этих чувств. Но Надя была права, Том никогда не отказывался от своих истин.

Делать её счастливой было его смыслом и раньше получалось гораздо лучше. В студенчестве он просто приносил Наде шоколадные конфеты или подсказывал на экзамене, а сегодня – подарить свободу её сыну, о встрече с которым она грезила больше пяти лет – у него не получится. Он это знал.

Как и раньше Том был готов всем ради неё пожертвовать. Но сегодня, здесь, это уже никому не поможет.

Голос начальника Суда вырвал Тома из размышлений. Николай оповестил всех присутствующих о правилах поведения и представил судью.

– Том Фроззи, судья второй категории! – Том медленно поднялся и вышел из солнечного плена.

Он улыбнулся людям и поверх макушки подсудимого заметил знакомые глаза где-то в зале. Они оценивающе смотрели на него, они его не обвиняли. Том испуганно посмотрел на Леона. Взгляд Нади продолжал преследовать его.

Разумом мужчина понимал, что это невозможно: родственникам подсудимого нельзя присутствовать на заседании, но сердце бешено заколотилось в груди.

Он продаст дом, он больше никогда сюда не вернётся, а она его простила.

Судья крепко держал шариковую ручку своими холодными пальцами, чтобы сосредоточиться, пока его глаза бегали по залу в поисках Нади. Он продолжал стоять, и это было не по протоколу. Николай раздражённо дёрнул его за рукав.

«Этого ещё не хватало».

Освещённый солнцем новый судья предстал перед жителями города бледным, потерянным и виноватым. Он давно уже должен был произнести вступительную речь, но никак не мог собраться с силами, чтобы сделать это.

«Я буду просто выполнять свою работу, и ты сама увидишь, что я сделал всё, что мог».

– Приветствую Вас в месте, где справедливость и чистое сердце стоят на защите общество от глубокой грусти, одиночества и тоски. Я обещаю, что присяжные и суд будут строги и неподкупны перед лицом Кодекса во имя счастья и радости!

Том с горечью осознал, что заученные слова вызвали у присутствующих немое почтение. Не нужно быть честным, чтобы им нравиться. Он представил, как глупо выглядит в судейской форме, как смешны его слова, но люди смотрели на него, они ему верили. Люди пришли сюда не за справедливостью.

Том тщательно изучал присутствующих и нарочно медленно говорил вступительную речь. На заднем ряду, у двери, сидели двое – представители Министерства, которые записывали заседание. Том быстро отвёл от них взгляд. Он знал, что они могут увидеть в его глазах, он знал, что их дело контролировать этот судебный процесс, контролировать эмоции.

В зале Суда были мужчины и женщины. Они сидели за толстым стеклом – меры предосторожности при краткосрочном контакте с негативными эмоциями. Одни сурово смотрели на подсудимого, другие же, как школьники, перешёптывались, то и дело, указывая на фигуру Леона.

И Нади среди них не было.

Закончив свою речь, Том был уверен, что выдумал чувство её присутствия. Такое умела делать с ним только она: испепелять взглядом, извлекая наружу честность. Ей хотелось доверять, и Том делал это, хоть друзья и предупреждали: «Однажды тебе придётся ей признаться в своих чувствах, и она скажет, что ты для неё просто друг, и ты пойдёшь под Суд, Том! Ты хоть понимаешь, как это опасно?!».

Они были правы. Вот он и оказался в Суде.

Том просто выбрал не тот день и не те слова. Наверное, не стоило признаваться в своих чувствах накануне её свадьбы. Нужно было раньше или позже, а лучше – никогда.

Он завершил свою речь и без сил опустился в кресло.

Протяжный звонок оповестил всех о начале слушания, и начальник Суда строго обратился к подсудимому.

– Прошу Вас отвечать на вопросы чётко и честно.

Леон спокойно кивнул, и во взгляде его глаз читался вызов.

Судья увидел, как вздёрнулись мальчишеские плечи, и подсудимый Соло приготовился к очередной битве. Том прекрасно помнил это движение ещё с консультации, в течение которой парень только и говорил, что ему не нужны эти бессмысленные беседы, и он осознаёт всю тяжесть своего проступка и готов нести за него ответственность.

За время своей практики судебного консультанта Том уже встречался с этим типажом обвиняемых: их взгляд нарочито равнодушен, слова резки, они сидят, скрестив руки на груди, и заливаются смехом при упоминании о возможности оправдательного приговора.

– Сами знаете, что ТАМ всё предрешено, – бросают они тебе одну и ту же фразу.

Обычно Том не настаивал на дальнейшем разговоре. Такой типаж обвиняемых считался удачей в среде судебных консультантов. В конце концов они не психологи, их дело встретиться с обвиняемым, рассказать ему о дальнейшем ходе событий и обеспечить его явку в Суд. Поэтому во время их первой и последней встречи Том, как и полагалось, попросил Леона сразу поставить подпись в протоколе.

До этого момента он знал об обвиняемом только то, что знал о нём психолог, раскрывший это преступление. Время, место и спектр эмоций.

Том посмотрел на размашистую роспись. «Соло», – черкнул парень и передал бумаги консультанту.

– С… соло?

– Ну да, распространённая фамилия.

Том почувствовал, как его ноги становятся ватными. Он уставился на Леона широко раскрытыми глазами, в которых замер ужас.

Это была редкая фамилия. Редкая!

Он вдруг разглядел в лице этого парня знакомые черты. Они украшали его не меньше, они были такими же честными: алые щёки, тонкие губы. Только глаза – другие.

Том сжал в руке лист с протоколом.

– Нельзя, нет, – прошептал он.

«Она этого не выдержит! Она дала мне слово, что будет счастлива!».

И тогда Леон посмотрел на него так же, как смотрел сейчас на суд.

В его глазах было полное принятие происходящего. Такого Том ещё никогда не видел. Кто, как ни сын главных судей, мог лучше всех знать о последствиях разговора с незнакомцем? Он знал, он осознанно сделал этот шаг. Он хотел причинить ей боль.

И тогда Том указал на дверь, где Леона уже ждал конвой.

– Иди.

Дело было простым, но он черкнул в бумагах «Центральный Суд» и не подумал о том, что Наде не разрешат присутствовать на этом слушании. Том сделал это для неё.

Её сын принял решение. Он разобьёт сердце их любимой женщине. Как однажды она разбила сердце Тому.

***

И вот Леон стоял в Суде в лучах солнца и смотрел прямо на Тома. Было понятно, что он так и не отступил от своего. Мужчина еле сдерживался, чтобы не бросить в лицо парню всю свою правду.

«Ей будет очень больно, ты же знаешь?».

– Вы, – Том вздрогнул, будто бы снова почувствовав прикосновение знакомых глаз, – знаете почему вы здесь?

Леон кивнул и дёрнул плечом.

– Отвечайте, подсудимый! – строго сказал начальник Суда, не сводя глаз с задних рядов.

Там сидели представители Министерства, которые записывали сегодняшнее заседание для передачи в отдел Контроля эмоций. Тучного мужчину в тесном пиджаке Николай знал очень хорошо. Он прослыл самым требовательным из контролёров. Рядом с ним сидела девушка, которую Николай раньше никогда не видел на заседаниях: короткие тёмные волосы едва касались ворота строгого форменного пиджака, глаза внимательно следили за происходящим. Николаю она показалась знакомой. Он напряг память и зрение, но побоялся смотреть на неё слишком долго. Мало ли что она разглядит в его глазах.

– «Да» на оба вопроса, – громко ответил Леон, и девушка вдруг зажмурилась, как от физической боли.

Это было похоже на сострадание. Не может быть.

Том продолжал как-то механически задавать заготовленные вопросы, заглушая свою боль, свою честность очередным пунктом протокола допроса.

«Зачем ты делаешь это? Я продал дом, я уеду отсюда и больше никогда её не увижу. Никогда. И как мне жить дальше?».

– Вы были в баре «Кузница веселья», когда с вами завёл беседу этот человек? – Том указал на высокого мужчину, который неуверенно приподнялся за стеклом в первом ряду.

Леон даже не обернулся. Он посмотрел на судью и кивнул.

– Да, я беседовал с этим человеком.

– Вы знали, что он – представитель отдела Психологии Министерства?

– Он был просто очень приятным собеседником, – произнёс Леон, и по залу пронёсся гул. – Я не знал, кем и где он работает.

Все знают, что разговаривать с незнакомцами в баре категорически запрещено, Леон.

Холодные руки судьи теребили уголок бумаг дела. Тома била дрожь. Он яростно желал, чтобы Надя была в зале и видела, как её сын сам выносит себе приговор. В висках пульсировало. Он ничем не может ему помочь.

Он мог бы отыскать Леона раньше, чем это сделал психолог. Если бы он знал, что у Нади есть ещё дети, кроме Лизы. Но он не знал, не успел. И в этом она тоже была виновата.

Он снова так явно ощутил на себе её взгляд. Пусть она видит, что сегодня Том был бессилен.

Судья обвёл зал глазами. Солнце опустилось ниже, и Том мог лучше разглядеть присутствующих, снова создав непозволительную паузу в процессе заседания.

Николай, заметив растерянность судьи, решил взять всё в свои руки. В конце концов, здесь каждый сам отвечает за свою репутацию.

Он достал кассету из чёрного футляра, который лежал на столе перед ним. Том заметил это и умоляюще посмотрел на начальника Суда. На его лбу замерла капелька пота.

Он вдруг понял, что это единственное, что он может сделать. Сделать вид, что кассету не доставили, что такой важной улики нет. Можно было, в конце концов, всех обмануть ради Нади! Но начальник Суда вставил кассету в проигрыватель, встроенный в основание стола. Николай не был плохим человеком, он просто боялся за свою репутацию.

Прозвучал щелчок, зашумели динамики. Женщина в ряду присяжных закрыла уши ладонями.

– Прошу прослушать данную запись, подготовленную отделом Психологии Министерства. В ней будут присутствовать названия опасных эмоций. Прошу неготовых к этому надеть наушники.

Зрители напрягли слух, и на фоне посторонних шумов послышались два мужских голоса. Один низкий и мягкий, второй – голос Леона – громкий и не менее заинтересованный.

Том слышал эту запись сотни раз и теперь потянулся к проигрывателю, чтобы выключить его. Начальник Суда сидел с опущенной головой, и его холодная рука достаточно сильно обхватила ладонь Тома. Кассета продолжала выдавать правду.

– Вы в своём уме, Николай Евгеньевич?! – прошептал Том.

Мужчина поднял на него глаза, в которых замерло выработанное почтение перед законом.

– Не мешай, Том, прошу, – прошептал он.

– Я не могу! Надя…

– Её здесь нет, Том! – в его глазах сверкнул гнев. – Нельзя!

– Это же её сын!

– Это мой Суд, Том, мой!

Судья с ненавистью посмотрел на понурую фигуру начальника. В университете они восхищались этим человеком, хотели быть похожими на него, попасть к нему на работу было мечтой каждого выпускника.

Но он выбрал Надю. Он сам ВЫБРАЛ её!

Тому отчаянно захотелось влепить пощёчину этому наглому старику, привести его в чувства.

– Почему, Николай Евгеньевич?!

Мужчина закатил глаза и устало вздохнул. Том ничего не знал о чемоданах, выставленных в ряд в темноте его кабинета, о том, как часто он говорил себе: «Перестань, просто делай свою работу, и они разрешат тебе обнять жену».

Николай молчал. Том резко повернулся к залу и взглянул на Леона.

«Слушай, давай не будем ей мстить? Ты же тоже любишь её!».

– …вы грустны, однако… – продолжал мягкий голос на записи.

– Вы не ошибаетесь. Это всё за-за дикого чувства одиночества, – ответил голос Леона.

Проигрыватель автоматически выключился, разрезав звенящую тишину в зале громким щелчком. Присяжные, как по команде, опустили головы и принялись писать в протоколах заседания, которые лежали перед ними. Леон провёл рукой по волосам.

Происходящее не пугало его, и это пугало Тома.

Он посмотрел на парня, и Леон, почувствовав на себе взгляд, поднял глаза, закусил губу. Он знал, на что идёт, до сих пор знал это.

Солнце опустилось ниже и позволило судье получше разглядеть черты лица подсудимого. Острый нос, щетину, аккуратные уши с едва заметными следами пирсинга. На Тома смотрели синие глаза, чуть прикрытые отросшей чёлкой, и на миг ему померещилось, что на тёмных ресницах блестят слёзы.

«Ему столько же, сколько было и нам когда-то», – повторил судья про себя.

Молодое тело, полное сил, и пылающее сердце, которое и заставляет бросать вызов жизни и самому себе. Леон Соло был похож на юного Тома. Он был похож на каждого юного человека, кому хоть раз доводилось делать сложный выбор.

Том сам отпустил Надю к Филиппу – самодовольному старшекурснику, с которым они познакомились в поезде. Он взял с неё слово, что она будет счастлива с ним. Он встретился с Филиппом и потребовал этого же и от него. Никто из них не сдержал своё слово.

Леон тоже сделал выбор. И теперь не было пути назад.

Заседание подходило к концу. Том мог бы воспользоваться правом Судьи на решающее слово, но присяжные уже держали наготове документы. Всё и так понятно.

– Зачем ты сделал это?.. – прошептал судья. – Зачем?..

Леон увидел, как беззвучно шевелятся его губы, и пожал плечами. Это увидели и присутствующие. Кто-то даже встал с места и выкрикнул неодобрительный комментарий в адрес суда.

Начальник нервно посмотрел на представителей Министерства.

«Когда же всё закончится?!».

После этого заседания он планировал сообщить о своей отставке. Всё должно было пройти гладко. Николай тщетно надеялся на это.

– У суда больше нет вопросов? – громко произнёс он, и его голос едва не сорвался на крик.

Том молчал, и тогда Николай Евгеньевич произнёс:

– У суда больше нет вопросов.

Это было до смешного простое заседание с очевидным приговором: по заключению экспертов голос на кассете принадлежал подсудимому, сам парень соглашался со всеми обвинениями, и присяжным хотелось уже поскорее покинуть этот огромный душный зал.

Все произнесённые шёпотом вопросы Тома так и остались без ответа, как и десятки других, которые он не задал на консультации, потому что до последнего не знал, с кем разговаривает. Том никогда не был заинтересован в лишних расспросах, и теперь впервые винил себя за такое безучастное отношение к клиентам. В конце концов, они, оказывается, тоже люди. И вспомнил он об этом благодаря этому жестокому парню, но слишком поздно.

Он продал дом, он уедет отсюда, и больше никто не выпросит у него любовь.

Часы начальник Суда вели счёт последним минутам заседания, и пожилой мужчина подошёл к присяжным, чтобы собрать из протоколы.

Почти все выступали за лишение Леона свободы, и это был совершенно логичный исход.

Всё кончено. Николай справился.

Это были последние минуты заседания, когда Том мог на что-нибудь повлиять.

Он попытался разглядеть министерских работников в зале, но их места на заднем ряду пустовали. Мужчина принялся нервно переводить взгляд от одного человека к другому и вдруг его снова обжёг взгляд знакомых глаз.

От растерянности Том уставился в зал и заметил девушку.

На ней был форменный пиджак, чёрные широкие джинсы и красные туфли. Она только что пробралась через ряды зрителей, надела наушники и быстрым шагом прошла мимо Леона к судейскому столу.

Тома поразил её взгляд. Это было невозможно, но именно он не давал ему покоя всё время заседания.

Девушка с записывающим устройством в руках и знаками отличия на груди не сводила с него своих янтарных глаз, так похожих на глаза Нади, и Том грузно опустился в судейское кресло.

– Извините… – девушка осторожно дотронулась до края стола, обращая на себя внимание, – мне бы забрать кассету.

Её брови изогнулись, и глаза вмиг стали ещё выразительнее.

– Кассету? – переспросил Том, мотнув головой.

– Да-да, – она указала на чёрный футляр, который лежал на столе перед судьёй. – Для Министерства.

И Том, вдруг что-то безвозвратно для себя решив, с вызовом посмотрел на девушку.

– Нет, – зло сказал он.

– Извините? – она оглянулась по сторонам. – Где кассета?

– Она сломалась.

– Что ж, – девушка выпрямилась, оправила пиджак и отступила от стола. – Я правда не думаю, что это что-то изменит.

Она сказала это так спокойно, что ещё больше напугала судью. Том накрыл кассету рукой, и девушка кивнула, повернулась к залу, не глядя на подсудимого. Кажется, он её совершенно не интересовал. Мокрыми от волнения руками Том спрятал кассету во внутренний карман пиджака.

Начальник Суда вернулся на место и протянул ему протоколы присяжных.

Самым опасным оружием в современном мире назначили те чувства, о которых сказал Леон. Делиться своей грустью, тоской и одиночеством с кем-либо, а особенно с незнакомцами, стало главным преступлением против человечества. Было проведено исследование и доказано, что негативные эмоции мешают людям полноценно жить и отвлекают от работы. И никто не знает, как отреагирует незнакомец на то, чем с ним решат поделиться. Справится ли? Поэтому было решено разыскивать и изолировать от общества носителей опасных чувств, появились детекторы эмоций, которые должны были носить с собой все сотрудники Министерства, и отдел психологов, помогающих разговорить потенциальных преступников.

Принятый закон, как и любой другой, нашёл себе и сторонников, и противников, но за полвека страх перед эмоциями стал безусловным в каждом человеке. Люди стали бояться говорить друг с другом, меньше слушать музыку, смотреть фильмы и читать книги, научились мастерски скрывать свои чувства. Люди не были плохими, просто они не хотели попасть в Суд, ведь им было что терять.

И, конечно, все присяжные написали на них «виноват», и лишь некий «С. Ф.» плавным почерком вывел «по возможности смягчить наказание». Том вчитался в эти слова.

Возможно, этот человек просто не знал, чем чревато для присяжного такое заключение на таком заседании. Он сочувствовал, сопереживал преступнику. И все эти «со-» были очень опасны.

Том сразу заметил бледную осунувшуюся женщину в среднем ряду, которая не спускала глаз с Леона. В её взгляде было столько запретной грусти, что мужчина с ужасом осознал, что она не пройдёт детектор эмоций на выходе из Суда. Она останется здесь.

Эта незнакомка будто бы была отражением всех борцов за справедливость с собственной историей любви.

Том не спускал с неё глаз, и женщина была настолько поглощена своими мыслями, что не замечала настойчивого внимания. Тома вдруг так взволновала судьба постороннего человека, что он сам испугался.

Справится ли?

Том не нашёл в себе сил озвучить приговор, и Николай простым жестом указал охранникам на подсудимого. Двое парней в наушниках вывели Леона из зала. Всё произошло слишком быстро.

Голова Тома налилась усталостью, а сердце из последних сил ударилось о рёбра. Казалось, вот-вот разорвётся на части, и тогда-то всё и закончится.

Поскорее бы.

Заседание завершилось.

Николай Евгеньевич грубым жестом пропустил Тома вперёд и медленно поднялся с места. Том заметил, как осунулось его худое лицо, будто за то время, что длилось заседание, он постарел ещё на несколько лет.

Перед выходом Том резко остановился, чтобы взглянуть на девушку, которая собирала аппаратуру для записи заседания в конце зала. Николай проследил за его взглядом.

Собрав волосы в хвост, представитель Министерства вышла из зала вслед за последними зрителями. На детекторе загорелся зелёный индикатор.

– Никогда не видел эту девушку в Министерстве, – тихо произнёс Том. – Не знаете, она недавно в штате?

Пожилой мужчина вытянул руку перед Томом и толкнул дверь.

– Она новенькая, – бросил он.

Детекторы в зале пронзительно пикнули, и мужчина переглянулись. На пороге комнаты присяжных стояла женщина, и двое охранников настойчиво указывали ей на оранжевый индикатор на рамке. Недолго думая, Том бросился в зал.

Николай закрыл глаза и с силой нажал на веки.

Он в очередной раз убедился, что верно заметил на выпускном экзамене, что этому слабовольному Тому Фроззи не следует быть судьёй. «Пусть консультирует. Мне для Суда нужны крепкие, сильные и хладнокровные. А этот… не подходит».

Вот и сегодня, казалось бы, давно взрослый солидный мужчина не справился, и в миг лишил Николая надежды на примерное заседание, после которого нестрашно будет заговорить об отставке.

«Пусть идёт, пусть его ещё раз проверят на эмоции. Надо уметь держать себя в руках».

Николай Малеев не был плохим человеком, но выявление отрицательных эмоций после слушания было важным пунктом протокола. Это входило в обязанности начальника Суда. Всё контролировать. Чем больше выявлений, тем больше благодарность.

Николай просто хорошо выполнял свои обязанности. Он знал зачем.