Текст книги "Личный трофей опального генерала. Часть 2"

Глава 8

Подъехав к «Нейрону», Кирсанов отпустил и Асисяя.

«Хоть вечер с семьей человек проведет, – подумал он, перешагивая через ступеньки. – Интересно, Санечка проснулась или спит еще? Как бы не стало хуже, – вздохнул он и тут же одернул себя. – Если бы ситуация ухудшилась, сразу бы позвонили…»

А поднявшись на второй этаж, столкнулся в коридоре с сиделкой, приставленной им к жене.

– Что такое? – изумился Кирсанов. – Куда это вы?

– Александра Андреевна попросила воды набрать. Ей цветы принесли… – заявила пожилая женщина с изможденным лицом и даже вазу предъявила.

– А-а-а, – только и смог промычать Бек и в полшага оказался около палаты. Распахнул дверь, намереваясь выкинуть докучливого репортеришку вон, и обалдел. На кровати рядом с Санечкой лежал Лешик, а в креслах сидели Лара и тетя Валя. Что-то обсуждали, хихикали, и никаких Красных Перцев поблизости не наблюдалось. Кирсанов поцеловал жену и, потискав сына, устроился в ногах кровати, куда тут же перебрался Лешик и принялся рассказывать про какую-то собачку, встреченную им около самого дома.

«Вот я идиот, – мысленно вздохнул Кирсанов, обнимая сына и делая вид, что внимательно его слушает. – Кромешный придурок. Даже ума не хватило подумать», – внутренне скривился он и невзначай вспомнил поговорку профессора Виленского.

– Когда черепа вскрываю, – любил говаривать тот, – мозги вижу, а вот ума ни разу не заметил!

«Мой случай, – проскрежетал про себя Кирсанов. – Ревность глаза застила. Ну как, скажите, пожалуйста, сюда попадет Красный Перец? Кто его пустит без моего ведома и пропуска? А ты, Бек, совсем с катушек слетел. Александра даже не давала повода думать о ней плохо, – подумал он и опешил. – А вдруг и у родителей такая же история приключилась? Неужели кто-то, зная о подозрительности отца, подливал масла в огонь?»

– Такая маленькая собачка на тонких ножках, – громким голосом объяснял сын, – порода называется «тойский бульдог»!

– Тойтерьер, Лешик, – поправила Санька и добавила ласково: – Это распространенная порода, сыночек. А ты встретил другую собачку.

– Да нет же, мама, – всплеснул руками малыш. – Это был Фунтик! Я его сразу узнал. И он меня! Он первый подбежал и запрыгал радостно!

– Только его хозяин сказал, что собаку зовут Микки, – вставила свои пять копеек тетя Валя.

Кирсанов вполуха слушал болтовню родственников, любовался Санечкой, лежащей на высоких подушках. Смотрел, как мелкие завитки волос струятся вдоль висков, как румянец заливает белые щеки. Бек остановил взгляд на бледно-розовых губах. Моментально захотелось накрыть их своими. Почувствовать на вкус, ощутить привычную мягкость и мысленно улыбнуться в ту секунду, когда губы жены безропотно раздвинутся под напором его языка и пропустят захватчика в рот…

«Какой еще Красный Перец, – ухмыльнулся про себя Кирсанов. – Урою гада, пусть только появится», – мысленно ощерился он и, проводив гостей, улегся рядом с женой.

– Где ты был? – весело поинтересовалась Санечка, повернувшись к мужу и проведя пальцами по колючему ежику волос. – Я знаю, что такой вопрос не должна тебе задавать…

– В Никифоровку мотался, – доложил он устало. – Откопали мы с пацанами тот камень, об который ты головой шмякнулась. Ну хоть теперь понятно, почему гематома, – тяжело вздохнул он и, осторожно поцеловав жену в висок, добавил: – Виленский утверждает, что современные препараты быстро рассасывают подобную хрень. – И тут же перевел разговор в безопасное русло: – Алексей у нас выдумщик, Санечка. Весь в тебя. Вон как складно про собаку придумал.

– Ага, – пробормотала Санька и уже собралась рассказать мужу о родственнице и ее жуткой собачонке, когда в палату постучались. Кирсанова сейчас же сдуло с ее кровати. И вошедшая медсестра даже не заподозрила, что нарушила уединение парочки.

Санька подставила под капельницу руку и, пока медсестра вводила иглу в вену, наблюдала за мужем. Вот Кирсанов подошел к цветам, стоящим на подоконнике, клюнул носом в один букет, потом в другой, деловито поменял вазы местами. Видимо, по его разумению, они стояли неправильно. Затем достал из холодильника ужин, судочки с провизией, и так же засунул нос в каждый. Немного тошнило, и Саньке есть совершенно не хотелось. Но она прекрасно знала, что из ее мужа получилась отличная сиделка. Все по графику: уколы, капельницы, прием пищи и сон. Жизнь в больнице подчинялась особому распорядку. Да и сам Кирсанов не разрешит своевольничать.

«Насильно кормить, конечно, не станет, но уговорит», – хмыкнула про себя Александра и всмотрелась в лицо мужа, сидящего рядом на стульчике.

– Я тут случайно к могиле отца вышел, – насупился он. – Так там целый мемориал установлен, – поморщился он.

– А раньше никогда не был? – удивилась Санька. – Все-таки отец…

– Нет, – мотнул головой Кирсанов. – Ни я, ни сестры. Вся трагедия случилась из-за него. Он повинен и в собственной гибели, и в маминой смерти.

– И тебе нелегко пришлось, – пригорюнилась Александра.

Кирсанов увидел, как погрустнела жена, как у нее на глаза навернулись слезы, и тут же пресек неприятные разговоры.

– Что предпочитаете съесть на ужин, Александра Андреевна?

– Мне что-то совсем не хочется, – пробормотала она. – Может, просто чаю попить, и все.

– Так отвар шиповника Лара принесла. Сейчас налью из термоса. И бутер с икрой сделаю, – предложил Кирсанов и тут же метнулся к термопоту. Налил чашку темного напитка и, поставив остывать, занялся бутербродом. Санька с интересом смотрела, как муж мажет маслом кусочек батона, как ровным слоем укладывает красную икру, стараясь уложить как можно больше икринок на поверхности.

«Идеальный, – улыбнулась она про себя. – Самый лучший мужчина! Спасибо тебе, сестричка, что выбрала его для меня», – мысленно обратилась она к Дашке.

А когда муж сел рядом с подносом в руках, прошептала чуть слышно:

– Люблю тебя, Сережа.

– И я тебя, Санечка, – деловито заметил он, поднося к ее рту бутерброд. – Давай за меня, за Алексея…

Александра стоически прожевала бутерброд с солоноватой икрой, запила его сладким отваром.

«Интересно, а Кирсанов слышал когда-нибудь о несочетаемости продуктов? – про себя осведомилась она. – Наверное, нет. Детство сытым точно назвать нельзя, а потом училище и армия. Ешь, что дают!»

– Вкусно? – улыбнулся муж.

– Очень, – мяукнула она, мысленно отмечая, что никто и никогда так не носился с ней. Только мама, и то в раннем детстве.

– Сережа, а что ты почувствовал около могилы отца? Простил его? – внезапно осведомилась Санька и сама подивилась своему вопросу.

– Раздражение, Сань, – недовольно хмыкнул Кирсанов. – И ничего больше. Я не воспринимаю мучителя матери как своего отца. Знаю, как он выглядел. Фотки свадебные сохранились, но вот как родственника не воспринимаю. Только как врага.

– Что-то ты почувствовал в утробе матери, – просипела Санька, пытаясь скрыть слезы. Но разве можно спрятаться от всевидящего генеральского ока?

– Все, отбой, Санечка, – пробурчал он, выключая свет и ложась рядом. И Саньке внезапно подумалось, что не нужно вот так, на минорной ноте, ложиться спать. Все равно не уснуть, и мысли, злые и тревожные, заполонят сознание. Будут кататься в голове вдоль и поперек, начисто лишая сна.

«О чем бы поговорить?» – мысленно встревожилась она и собралась уже рассказывать о тете Люсе и ее Фунтике, но вовремя поняла, что это совершенно напрасная затея.

«Ну нельзя же вешать лапшу на уши занятому человеку. Вон и так пытается помочь, хотя своих проблем полно», – вздохнула Санька, подставляя мужу губы для поцелуя. А когда поцелуй кончился, Кирсанов решил поздороваться с Мартой и Бертой и аккуратно развел в стороны полы халата. Коснулся губами сначала одного, потом второго соска.

– Здравствуйте, Берта! Здравствуйте, Марта! – просипел он, оглаживая упругую грудь.

– Ты опять все перепутал, – рассмеялась Александра.

– По-моему, ты меня дуришь, – рыкнул Кирсанов и бросил сиплым надтреснутым голосом: – Хочу тебя, Санечка. Но я потерплю. Пусть гематома только рассосется, устроим забег.

– В баньке? – улыбнулась жена.

– Можем уехать на пару дней к Гоголю на дачу. А хочешь, свою купим. Выздоравливай и найдем подходящую. Все, как ты скажешь, сделаю, – прошептал он, осторожно привлекая ее к себе. – Только поправляйся скорее.

– Я – городской житель, Сережа, – слабо улыбнулась Александра. – Боюсь жить в частном доме. Случись что, никто не поможет…

– Сейчас время такое, Санечка, – скривился Кирсанов. – И в квартирах особо ждать помощи неоткуда. Никто даже простейших приемов самообороны не знает. Не умеет оказать первую помощь. Люди живут в виртуальном мире. Физически они еще здесь, а вот головой уже там. А реальность воспринимают как компьютерную игру, где с десяток жизней отмерено.

– Спасать гражданское население должны профессионалы, – взяв руку мужа в свои, проворковала Александра. – Несведущий человек может только навредить…

– Так и я о чем, – поморщился Кирсанов, внезапно вспомнив глуповатую Юльку. – Вон журналистка эта, что позавчера с твоим дружбаном к нам приходила. Сегодня тоже заявилась с товарищами. Так они ее на кладбище забыли. Пришлось Крепсу искать дуреху, а потом коленки перекисью промывать.

– Как забыли, Сережа? – изумилась Санька. – Как можно забыть человека? Это же противоестественно…

– Да, – кивнул он. – Она могла замерзнуть или покалечиться. А так только колени и нос разбила. Недотепа. Ищет сенсации на свою голову. Вот сидела бы дома и блог вела. Объясняла бы народу, какие таблетки пьет и на каком сайте их заказывает…

– Если узнаю, что ты на моих конкурентов подписался, – строго предупредила Санька и уперлась мужу пальчиком в грудь, – устрою тебе сцену ревности…

– Да я всего один раз заглянул… – по-мальчишески попробовал оправдаться он, но Александра, вдруг став серьезной, перебила его:

– Ты придумал, как выручить Кристину, Сережа?

– Да, – кивнул он. – Там ребята из ФСБ подключились. И мои парни тоже. Выяснили, кому именно пришло в голову поджениться на чужой жене. Сейчас проработают детали операции и освободят твою Кристину от престарелого родственника. Только ты ей не пиши ничего, – пробурчал Кирсанов. – Успокаивать ее нельзя, родня заподозрит неладное. Сообщать, что готовится операция, тоже.

– Я отвечу, что сильно заболела и не встаю с постели.

– Разумно, – кивнул муж и поцеловал Александру в щеку. – Теперь спать, Санечка.

– Ага, – пробормотала она, внезапно почувствовав усталость. – Я тебе так благодарна, – протянула Александра, засыпая. – Так благодарна-а…

– Это еще за что? – хмыкнул Кирсанов, поправляя жене одеяло.

– Ты камень нашел. Не поленился съездить…

– Ну а как иначе, Санечка? Мы же должны разобраться, что произошло.

– Лучше травма, чем когда сосуд лопается, – вздохнула она.

– Это чем же? – строго глянул на жену Кирсанов и даже на минуту забыл, что собирался раскатать рядом с Санькиной кроватью самонадувающийся коврик из изомата и лечь спать.

– Ничего ты не понимаешь, Сережа, – всхлипнула Санька и отвернулась к стене.

– Здрасьте, пожалуйста! – вздохнул Кирсанов, искренне не понимая, чем не угодил жене. Снова примостился рядом и прошептал на ушко: – Что ты надумала, Сань?

– Иначе бы я боялась, что умру, – пролепетала она. – А ты докопался до истины.

– Вот и хорошо, – пробурчал он, целуя ее в шею. – Спи. Я твой сон охранять буду, – заверил жену Кирсанов и поморщился. – Нужно распорядиться, чтобы сюда доставили двуспальную кровать, – усмехнулся он. – А то палата люкс, называется… Да и на коврик мне идти что-то не хочется…

Александра почувствовала, как по всему телу разливается тепло и в неведомые дали уходят страхи.

– Знаешь, какое самое универсальное лекарство? – прошептала она. – Горчичник на все тело! Оставайся со мной, Сережка, и лечи до утра, – захихикала она, осторожно поворачиваясь и утыкаясь носом в широкую Кирсановскую грудь.

– Высадите меня около остановки, – манерно потребовала девица. Крепс, уверенно ведя машину по московским улицам, покосился на свалившуюся на голову обузу. Конечно, Бек и Асисяй умыли руки, выйдя около «Нейрона» и предоставив ему самому отвозить современную Мальвину домой.

«Из меня еще тот Буратино», – хмыкнул он про себя, а вслух пробурчал недовольно:

– Я-то высажу, Юль, мне не трудно. А вот как ты до дома дошкандыляешь? Тебя бы по-хорошему в травму отвезти. Снимок сделать.

– Заживет как на собаке, – поморщилась она и тут же слезно попросила: – Довезите меня до дома, пожалуйста. Что-то коленка сильно разнылась.

– Домой придешь, холод приложи, – велел он, сворачивая во дворы.

– Хорошо, Дмитрий Николаевич, – вздохнула она.

– Я такой старый? – пробасил он. – Зови по имени.

– А почему ваши друзья вас Крепсом зовут? – решила поддержать разговор она и очень удивилась, когда машина остановилась около ее подъезда.

– Вы?! – возмущенно заметила она. – Как?! Откуда?!

– От верблюда, – хмыкнул Крепс. – Ты думала, что можно запросто попрыгать на голове Кирсанова и отделаться легким испугом? Не выйдет, девочка! Уже вся подноготная вашей компашки изучена и проработана.

– Но как же? – снова изумилась девица.

– Служба у нас такая, – поморщился Крепс. – Это тебе не по кладбищу в порванных колготках носиться. Только отвлекаете серьезных людей своими выходками.

– Если не Кирсанов, то кто же украл Толика Меньшикова? Он же безвредный, как букашка! – заверещала деваха и даже кулаки сжала от бессилия.

– Да ты пойми, курица мокрая, – не выдержав, рыкнул Крепс. – Кирсанов весь на виду. Он даже в собственной квартире один не остается. Кроме дома и объектов Министерства обороны нигде не бывает. Ну и сама подумай, где он может вашего Меньшикова держать? И на кой хрен он ему сдался?

– А на кладбище закопать? – взвизгнула девица. – А вы с напарником ему помогли и теперь прикрываете…

– Ты яму в мороз рыла когда-нибудь? – ощерился Крепс. – Попробуй копни.

– Ну я леди, – пролепетала девчонка, – а вы – кабаны огромные, можете в два счета выкопать…

– Да какая из тебя леди, Юль? – отмахнулся Крепс и добавил жестко: – На ладони мои посмотри. Коль на слово не веришь…

– А что ладони? – не поняла она, вглядываясь в белые чистые руки с длинными, будто у пианиста, пальцами.

– Учитесь, мисс Марпл, – хмыкнул Крепс. – Если бы я ковырял замерзшую землю, у меня на ладонях бы появились мозоли и ссадины…

– Ну не знаю, – фыркнула Юлька, резко открывая дверцу и выпрыгивая из машины.

– Осторожней! Там порожек, – запоздало предупредил Крепс и, скривившись, вылез из-за руля и, обойдя Рэндж, помог подняться незадачливой знакомой.

– Слушай, – усмехнулся он. – Ты уникальная девушка!

– Да? – вытирая слезы, улыбнулась девица, отряхиваясь. – Почему?

– Два раза за один день разбить одну и ту же коленку – это нужно постараться, – хмыкнул Крепс.

Она вытаращила на него огромные глазищи, обведенные черным давным-давно размазавшимся карандашом, и, всхлипнув, заметила:

– Я – невезучая, Дима. Вечно влипаю во всякие истории. Вот сегодня от своих отстала.

– Какие они «свои»? – недовольно обронил Крепс. – Просто бросили тебя на кладбище. А мы ведь могли не заметить, что уехали без тебя, – покривил он душой.

– Спасибо, – жалобно протянула Юлька. – А твой шеф – мужик неплохой, только резкий очень.

– Он – генерал, Юль, а не цирковой пуделек, – строго отчеканил Блинников, заводя малахольную девицу в подъезд и вызывая лифт.

– Тогда почему вы его на «ты» зовете? – удивилась она. – Если он такой великий, то следует называть руководство по имени-отчеству и добавлять что-то типа «ваше благородие», – весело обронила она.

С шумом остановился лифт, открылись двери.

– Не ёрничай, девочка, – пробурчал Крепс и, пропустив нахалку в кабину, махнул рукой на прощание. – Дальше сама, Юля, – отрезал он и направился к выходу. Двери медленно съехались, но Крепс краем глаза успел заметить обескураженное личико журналистки.

«Небось уже придумала, как пригласит меня выпить кофе, и выбрала имена будущих детей, – мысленно осклабился он и поспешил к машине. – Незапертый Рэндж, оставленный посреди хрущевок, могут умыкнуть за пять минут», – попенял он сам себе и, дав по газам, помчался прочь.

А всю дорогу до дома Бека размышлял, почему они с Асисяем, да еще несколько человек из команды, зовут генерала Кирсанова на «ты». Крепс мысленно ругался с Юлькой, приводил ей разные доводы, но все сводилось к одному. Если ты валялся с человеком в одном окопе, вместе сражался спина к спине и был готов умереть за него, равно, как и он за тебя, то какие, на фиг, церемонии и «вашблагородие»? И не панибратство это вовсе. А дикая привязанность и уважение.

– Вон даже бога пиндосы и англосаксы величают на «ты», – бросил в сердцах Крепс и, заезжая в гараж, снова приметил знакомую полноватую фигуру. Пожилой человек в мохнатой шапке-ушанке старательно делал вид, что выгуливает маленькую мерзкую собачонку.

Глава 9

Обычно в доме стояла гробовая тишина. Чем занималась женщина, когда уезжал мужик, Меньшиков не знал. Спать ложилась или уходила вслед за сожителем? Какая разница! А ближе к вечеру приезжал заказчик. Она кормила его ужином на кухне и толклась рядом.

«Частный дом, а слышимость хуже, чем в хрущевке, – подумалось Толику. – Ну хоть человеческая речь. Иначе сойти с ума можно, – мысленно хмыкнул он, в который раз ругая себя за беспечность. – Польстился на легкие деньги. Дурак. Как там Ленка с детьми? – снова задался он вопросом. – Выбраться бы живым отсюда. Ни на кого семью не променяю», – поклялся он, понимая, что самое трудное снова – очутиться за воротами этого проклятого дома. Он возвел глаза к потолку, откуда доносилась ругань его мучителей. Они часто спорили между собой. Вспоминали какую-то Шурку и ее родственников. Иногда говорили намеками, отчего Меньшиков не понимал ни слова.

«Эти двое давным-давно знают друг друга, – решил Меньшиков и, припоминая, что иногда разговор заходил о жене заказчика, сделал вывод, что мужик и его баба, скорее всего, подельники и любовники. – Хотя кто позарится на эту старую кошелку, вздорную и мелочную? – в сердцах вздохнул он. – Вот и сейчас распекает мужика из-за собаки. Не там он, видите ли, гулял. Псинка замерзла бедная! Из-за собаки, Карл, собаки! – мысленно усмехнулся он. – Да Ленка с ее придирками просто ангел. Подумаешь, шпыняет, когда хлеб забыл купить или мусор вынести. Замечательная женщина! Самая лучшая. Мне бы домой вернуться, к ней и детям», – крепко сжав челюсти, подумал он и решил слушать и запоминать все, о чем говорят его тюремщики.

– Пацан Шуркин подбежал. Шустрый, как электровеник, – громко охнул мужик. – И твоя животина к нему на радостях бросилась. Узнали друг друга.

– А ты что? – манерно поинтересовалась женщина.

– Что-что? – передразнил мужик. – Познакомился с его нянькой. Толстая такая бабка. Все над ним кудахчет: «Лешенька-Лешенька» и внучком кличет. Ну и наплел ей, что собаку зовут Рокки. Она и ребенку объяснила, что он обознался.

– Умный ты у меня, – проворковала тетка. – Как придумал такое!

– А куда деваться было? – снова рыкнул мужик. – Откуда бы Фунтик на Тверском бульваре взялся?

– А Шурку саму не видал? – сварливо поинтересовалась баба. – Куда это запропастилась генеральша наша?

– Не знаю, – недовольно обронил мужик. – Пацан гуляет с нянькой и двумя охранниками. Здоровые молодые шкафы. Чуть что, в землю вобьют по кадык и скажут, что так и было. Я сделал вид, что живу в соседнем доме и в свободную минуту выхожу погулять с собакой. Такой неприметный местный житель. А что? Я всегда мечтал жить в районе бульварного кольца.

– А может, Лешика заманить? А потом Шурке условия выдвинуть? – пробурчала женщина и добавила еще что-то, но Меньшиков не расслышал.

– Ты совсем мозги растеряла? – проревел мужик. – Говорю же тебе, пацан с охраной гуляет. Шурку я ни разу не видел. А если выкрасть мальчишку, то Кирсанов всю Россию на уши поднимет… С женой проще.

«Теперь все понятно, – усмехнулся про себя Меньшиков. – Называется ловля на живца. Кто-то сводит счеты с генеральской женой, о которой, кстати, нет никаких сведений в электронных реестрах, а меня похитили, чтобы опорочить самого генерала. Красивый план», – скривился Толик и теперь уже постарался вслушиваться в каждое слово.

– Я еще вечером около дома прогулялся, – принялся рассказывать дальше мужик. – Видел, что Кирсановский сарай в подземную парковку заехал. Вроде он там один был, без Шурки.

– А где ж она подевалась? – фыркнула женщина. – Куда вдруг пропала! – расхохоталась она противно. – Может, под землю провалилась!

– А в этой ее инстаграме что? Ты смотрела? – оборвал дурацкий смех мужик.

– Да ничего, – фыркнула баба. – Посты идут каждый день. И отвечает она регулярно. Сегодня вот накатала пост о птицах. О канарейках, якобы живших у нее в детстве…

– Вот в кого она такая брехливая? – пренебрежительно осведомился мужик.

– Ага, – вздохнула тетка. – У Андрюшки аллергия на животных была. Никогда никакой животины не водилось. Горазда Шурка врать…

– Бог ей судья, – хмыкнул мужик и заметил настороженно: – Слушай, а вдруг она обратно домой вернулась. Ну генералу сынка сбагрила и к Валерке подалась?

– Да вроде она его турнула и за Кирсанова этого замуж вышла. Зачем ей банковский клерк, когда тут генерал копытом бьет? Опять-таки пацан-то его!

– Хватит сочинять, – заорал мужик. – Звони Таньке, узнай, появлялась ли ее соседка или нет?

– А может, саму Шурку набрать? – поинтересовалась тетка. – Она по глупости и наболтает, где она и что. А тебе останется только по голове ей треснуть…

– Позвони, – рыкнул мужик.

На минуту все стихло, и Меньшиков услышал, как в ванной капает вода из крана.

«Наверное, надо мной санузел, а чуть дальше по коридору кухня, – отметил он и снова попытался вспомнить расположение комнат в доме. Как заходил, как шел через темный коридор на кухню. – И собачку дурную помню. Она-то и отвлекла. Фунтик, блин!»

– Алё, алё – заорала дурниной женщина. – Шурочка! Слышишь меня? – И тут же осеклась. Наступило молчание, и мужик бросил небрежно:

– Что встала как вкопанная? Что тебе сказали?

– Трубку он снял. Кирсанов.

– Что ответил?

– Да ничего толком. Гаркнул: «Алло!» – и спросил, кто говорит.

– А ты?

– А я с перепугу отключилась, – пробормотала тетка. – Голос у него знаешь какой строгий.

– Да плевать я хотел, Люся, – по-бабьи вскинулся мужик. – Ты не могла, что ли, Шурку к телефону пригласить… Идиотка! Он тебе что, через смартфон сердце выгрызет?!

– Дурак ты, – запричитала женщина и тут же вскрикнула. Залаяла, как припадочная собака.

– Бьет он ее, что ли? – пробурчал себе под нос Меньшиков, прислушиваясь к глухим ударам. А когда все стихло, внезапно понял, что придется ждать, когда его лихие тюремщики захватят в плен жену генерала Кирсанова.

«И тогда прискачет он на белом коне, освободит жену и меня заодно, – хмыкнул про себя Меньшиков и с сарказмом подумал: – Главное, не обосраться во время штурма».

– Странный звонок был… – растерянно протянул Кирсанов. – Я ответил, а трубку бросили…

Александра сонно глянула в экран телефона и, увидев Люськин пропущенный вызов, поморщилась.

– Это папина сестра, – пробормотала Санька. – Я ее не люблю. Она противная.

– Тогда и хорошо, что она отключилась, – хмыкнул Кирсанов, снова устраиваясь на кровати с женой. – Только разбудила тебя. Я-то старался тихо с телефоном выскочить…

– Наверное, она номером ошиблась. Не в тот контакт ткнула, – вздохнула Санька. – Хорошо, что она тебя испугалась… – прошептала она, закидывая ногу на Кирсанова и засыпая снова.

– Я телефон на беззвучный поставил, – предупредил он, обнимая жену.

– Угу-м-с, – пробурчала Александра и, уткнувшись ему носом в плечо, засопела.

Сергей Юрьевич Кирсанов чмокнул жену в макушку и задумался. Сон не шел. Стоило закрыть глаза, как тут же перед внутренним взором вставал во весь рост отцовский памятник, установленный по заказу дяди Коли.

«Это же сколько денег старик вгрохал», – мысленно почесал репу Кирсанов. Убрал с лица жены непослушную прядку и снова попробовал заснуть.

«Поганая тетя Люся, – мысленно рыкнул он. – Разбудила зараза. Теперь до утра не уснуть!» – вздохнул он про себя и, когда Александра откатилась к стене, осторожно встал. Вышел в санузел, откуда по новой привычке звонил по делам, дабы не побеспокоить жену, и ткнул в контакт матушки Пелагеи.

– Ален, – позвал негромко, прекрасно зная, что сестра выговорит ему, что звать ее давным-давно Пелагея.

– Господи помилуй, Сереженька, – пробормотала сестрица. – Лара мне звонила. Сообщила, что ты в Никифоровку ездил. Что-то нашел? Обо что Сашенька ударилась?

– Нашел, Лен, – вздохнул он и принялся рассказывать о куске розового мрамора и мемориальном комплексе.

– Я знаю, – обронила Алена. – Мне тетя Валя сразу сообщила, и отец Павел письмо написал…

– Какой еще отец Павел? – не понял Кирсанов.

– Священник наш, Никифоровский. Он в храме Святого Георгия Победоносца служит. Та церковь, что около кладбища стоит.

– А-а, – протянул Кирсанов. – А мне что же ничего не сказала?

– А толку, Сережа? – тихо осведомилась Алена. – Николай таким образом вину свою замаливает, но разве это поможет?

– Тогда бы все памятники с небоскреб возводили, – усмехнулся Кирсанов и решился спросить. – А отец наш, – насилу выдавил он из себя, – какой он был? Ну я имею в виду, ревнивый, злой, лидер или ведомый…

– Маму ревновал к каждому столбу. Все не верил, что такая красавица за него замуж пошла. Постоянно искал какие-то улики. Подозревал ее… Но тремя детками Господь благословил. Да и сам мастеровой был. Все у него в руках горело. Дом быстро построил, хотел, чтобы мы до твоего рождения туда въехали и тебя бы в новый дом принесли. Но что-то они с мамой ругались в последнее время, плакала она. Даже к бабушке Нюре со мной и Ларой уходила. Он вернул нас. И все вроде наладилось. А потом с катушек слетел.

– Знаю, – пробурчал Кирсанов. – А мог его кто надоумить? Ну о маме гадости наплести?

– Так конечно, – хмыкнула Алена. – Вся Кирсановская родня против была. Мама из интеллигенции, а им работящая невестка требовалась. Такая семижильная. А мама…

– Я знаю, Алена, – перебил сестру Кирсанов. – Я тут вот что подумал. А этот наш родственник. Дядя Коля. Он в церковь ходит?

– Захожанин, – презрительно бросила сестра. – Отец Павел говорит, что придет в храм и стоит в углу…

– К исповеди не ходит? – строго осведомился Кирсанов.

– Был пару раз, – вздохнула сестра и тут же накинулась на него: – Я догадалась, куда ты клонишь! Сережа, это запрещено! Тайна исповеди…

– Да знаю я, – хмыкнул Кирсанов и заметил весело: – Помнишь, ты меня предупреждала, что мы с Санечкой в лесу заснеженном в беду попадем? Это ты кладбище в Никифоровке видела. А я с собой пакеты экстренной помощи, как дурак, вожу.

Алена захихикала и, отчитав коротенькую молитву, попрощалась.

Кирсанов сумрачно глянул в окно на заснеженный город и уже собрался вернуться к жене, как телефон пиликнул у него в руке.

– Да, Ига, – пробурчал он в трубку.

– Здравия желаю, товарищ генерал! – пророкотал в ухо заместитель и сразу принялся докладывать ситуацию по Резе: – Хозяина чайханы в оборот взяли, с муллой тоже поговорили. Не знаю, откуда у вас информация, но это Реза, и он специально в Москву за женой приехал. Вот только на его след нам выйти пока не удается.

– Значит, берите в мечети. Он же там собирается новый брак освящать?

– Ну да, – согласился заместитель. – Я тоже так подумал…

«Ничего ты не подумал», – мысленно ощерился Кирсанов, а вслух бросил неторопливо:

– Когда эта свадьба?

– В субботу, через три дня значит.

– Время есть, – буркнул Кирсанов. – Мечеть проверьте на случай возможного отхода. Наш друг постарается улизнуть, если поймет, что попал в ловушку. Да и невесту с гостями обезопасить нужно. Жертвы среди гражданского населения недопустимы. И так на «Секиру» всех собак повесили.

– Хоть бы журналюгу пропащего нашли, – вздохнул Игорь. – Я сегодня со следаками имел беседу. Нигде этого перца найти не могут…

– Найдут по-любому, – рыкнул Кирсанов. – Если только придурка инопланетяне не украли. С одной стороны, все на меня накинулись, но, если нашу планету освободили бы хоть от части папарацци, остальным бы жилось гораздо спокойнее…

– И то верно, – хмыкнул Кирсановский зам. – Развелось писак…

– Завтра доложишь обстановку, Игорь Палыч, – добродушно велел генерал, а сам подумал, что Санечку инопланетянам не отдаст. «Да и какой из нее папарацци, – хмыкнул он про себя. – Обойдетесь, инопланетяне!»

– Так точно, – отрапортовал заместитель. Кирсанов, нажав на кнопку отбоя, снова вгляделся в темноту двора и видневшейся за забором улицы.

– Кстати, о перцах, – пробурчал он раздраженно. – Выяснил кто-нибудь, как этот самый Меньшиков попал на пресс-конференцию? Кто-то же его нанял. Вполне возможно, что похититель…

«Да нет, – мысленно отмахнулся Бек. – Какая логика в таких действиях? Пришел глупый чел, наговорил гадостей и пропал. Зачем его кому-то нанимать? Меня позлить? Ерунда какая-то. Наверняка хотел прославиться. Как это сейчас говорят… Словить хайп».

Бек, как от боли, поморщился от резавшего ухо слова и попытался проанализировать ситуацию.

«Ни у друзей, ни у любовниц Толика не обнаружили, – раздраженно скривился Кирсанов. – Значит, были любовницы. И не одна! – мысленно ощерился он. – Зачем тогда жениться? – пробурчал под нос. – Хочешь гулять, гуляй! А налево ходить при жене и детях – себя не уважать, – хмыкнул он и даже опешил, понимая, что лично его к другим женщинам и не тянет. Да и зачем они, другие, если рядом Санечка и Лешик!» – довольно улыбнулся он, заглянув в палату. Жена спала. Даже отсюда он слышал ее ровное дыхание.

От созерцания жены и мыслей о судьбе незадачливого Толика Меньшикова его отвлекло странное жужжание. Кирсанов осмотрелся по сторонам: собственная трубка не подавала признаков жизни. А вот Санькина, оставленная на тумбочке, жужжала и вибрировала, весело передвигаясь по столешнице. Звякнула ложка в чашке, нежно тренькнул стаканчик.

«Твою мать, – рыкнул про себя Кирсанов. – Если опять эта странная тетя Муся или Люся, пошлю куда подальше!»

Он всмотрелся в загоревшийся синим светом экран и тупо уставился в сыпавшиеся один за другим оповещения в инстаграм.

«Красный Перец, мать твою», – пробурчал Кирсанов, снова заходя в санузел, чтобы не потревожить Санечку.

«А я тут под твоими окнами гуляю, – писал Женька Маляев. – Цветы приволок. Думаю, как передать. Выгляни в окошко, Калинка! Или твой цербер рядом и не спускает глаз? Перемахнуть к тебе через забор, что ли? И набить ему морду?»

«Я сейчас спущусь», – написал Кирсанов и уже собрался приписать, куда именно Красному Перцу воткнуть его облезлый веник, но решил ограничиться одним сообщением.