Текст книги "Mötley Crüe. Грязь. История самой скандальной рок-группы в мире"

Я был против, да и группа нервничала, но, если для того, чтобы стать любимчиками Elektra, требовался ремикс, мы готовы были подыграть. Когда работу над пластинкой поручили Рою Томасу Бейкеру, я чуть было не обмочился. Вот так в двадцать лет я познакомился с эксцентричным британским гением, за плечами которого куча потрясающих записей, в том числе сотрудничество с Queen, Foreigner, The Cars, Journey. И хотя его суетливое микширование, сведение и продюсерские трюки лишили оригинальный альбом Mötley некоторого очарования, я многому научился, наблюдая за его работой и слушая его рассказы. После дня в студии он обычно приглашал группу к себе домой, где они нюхали кокаин с его плексигласового пианино, пока он рассказывал им о том, как Фредди Меркьюри написал «Bohemian Rhapsody» за этим самым пианино, пока ему кто-то отсасывал.

Рой Томас Бейкер, или РТБ, как мы его называли, был из тех людей, которым доставляло огромное удовольствие закатывать шикарные вечеринки. С четверга до понедельника через двери его дома проходил нескончаемый парад интереснейших людей, красивейших женщин и дорогого алкоголя. Это была самая настоящая продюсерская резиденция на холмах в районе Сансет Драйв. Все как полагается: начиная от пультов дистанционного управления на его кровати и заканчивая ковром с плотным ворсом. Здесь не было ничего невозможного: двадцать голых людей в джакузи, трапезы прямо с женских тел и все такое прочее, о чем только мог мечтать Калигула. Mötley и РТБ идеально подходили друг другу.

Там я чувствовал себя не в своей тарелке: простой пацан из Чикаго, который волшебным образом попал в какой-то гламурный фильм, где встретил любимых звезд: Элтона Джона, Рода Стюарта, парней из Queen, Journey и Cheap Trick. Некоторые вечеринки были такими безумными, что РТБ запирал всех гостей, нажав на специальную кнопку на пульте. Если кто-то хотел уйти, он должен был получить разрешение у охранника, который проверял, не слишком ли гость пьян, чтобы вести машину. Умный парень этот РТБ. Если уж он и собирался устраивать полный разгуляй, то хотел свести к минимуму возможность несчастных случаев, за которые будет нести ответственность. И глядя на то, в каком состоянии некоторые гости, он, вероятно, спас много жизней.

Когда мы заканчивали работу над ремиксом Too Fast for Love, Коффман вдруг решил отправить группу в турне по Канаде, хотя у нас даже еще не было альбома для продвижения. Мы возражали и твердили, что это бессмысленно, но Коффман был непреклонен.

Мы так и не поняли, почему Коффман отправил группу в турне по Канаде, пока истина не всплыла позже, в ходе судебного процесса. Он продал часть доли в группе парню из Мичигана по имени Билл Ларсон, который сгреб в кучу сбережения своих родителей – около двадцати пяти тысяч долларов – для того, чтобы стать владельцем пяти процентов акций «Мотли Крю Инкорпорейтед». Чтобы получить деньги, Коффман должен был отправить группу гастролировать на север. И вот ребята приехали в Канаду, чтобы отправиться в злосчастное, катастрофическое путешествие с менеджером, которого никогда раньше не видели и о котором никогда не слышали. Были сообщения о минировании, проблемы на границе, драки, хоккеисты в кислотном угаре, сломанные кости (в основном у Коффмана), а на некоторых концертах полицейские стояли у сцены, чтобы зрители не убили группу.

Вскоре Коффман испарился, вместе со всем авансом Elektra и деньгами бедного мичиганского паренька. Возможно, он ушел, когда группа начала задавать слишком много вопросов о том, куда уходят все их деньги. Видать, он считал, что эти деньги справедливо принадлежали ему, особенно после того, как он трижды закладывал свой дом, чтобы оплатить все арендованные машины, гостиничные номера и бог знает что еще, что группа успела испортить. В конечном счете больше всех пострадал Билл Ларсон, чей отец умер от сердечного приступа из-за стресса. Ларсон подал в суд, хотя никто так и не смог найти Коффмана, чтобы вручить ему повестку. Насколько я знаю, жена Коффмана развелась с ним, дети прекратили с ним общаться, а сам он ударился в христианство.

Выход альбома To Fast for Love на Elektra обернулся сущим кошмаром. Приоритетом для лейбла была австралийская группа Cold Chisel, и все в отделе продвижения хотели сделать их следующей сенсацией. Я случайно попал на телефонную конференцию, когда услышал, как региональный промоутер сказал главе радиоотдела: «Слушай, у нас есть станция в Денвере и еще одна в Колорадо-Спрингс, которые только что добавили в сетку Mötley Crüe. Они не заинтересованы в Cold Chisel, но я буду продолжать работать с ними».

– Мне плевать на Mötley Crüe, – рявкнул в ответ начальник радиоотдела. – Они у нас не в приоритете. Мне не нужен этот балласт. Скажите этим станциям, что если они добавят Mötley Crüe, то пусть идут на хуй.

Услышав это, я чуть со стула не упал. Мало того, что лейбл не помогал Mötley Crüe, так теперь им пытались навредить. Поэтому я решил донести руководству на Джо Смита. Из-за этого и нескольких подобных инцидентов главу отдела промоушена уволили. Примерно в то же время на лейбл пришел Том Верман в качестве нового руководителя отдела артистов и репертуара. Верман продюсировал первый альбом Теда Ньюджента и некоторые из лучших альбомов Cheap Trick и был в таком восторге от Mötley Crüe, что настоял на продюсировании их следующего альбома. Они с Никки были очень похожи: Никки гнался за имиджем «плохого парня», но в то же время обладал чутьем на поп-звучание и хотел, чтобы его музыка попала в мейнстрим, того же самого Верман добивался со своими продюсерскими проектами.

Несмотря на все попытки промо-отдела сорвать запись, альбом Too Fast for Love был продан тиражом в более сто тысяч копий, и все благодаря сарафанному радио. Я не знал, что мне делать, потому что группа заключила контракт с крупным лейблом, продала приличное количество альбомов, могла до отказа заполнить любой клуб в Лос-Анджелесе, была на слуху в индустрии и начала писать второй альбом, но у них не было менеджера, они были на мели и голодали. Я заботился о них, как только мог.

Когда я был шестнадцатилетним пацаном, Лита Форд, эта чумовая рок-лисичка, была девушкой моей мечты. Все стены моей комнаты в родительском доме были увешаны плакатами Runaways. И вот всего пять лет спустя я заключил контракт с Mötley Crüe, а Никки Сикс поселился у одной из Runaways. И я не только тусовался с ними, но и давал им еду и деньги. По возможности я заходил к Никки и Лите домой, и приносил им мороженое «Haagen-Dazs» или сэндвичи «Subways». Поговаривали, что Никки и Лита дрались как кошка с собакой, но с ними всегда было весело. Однако со временем их жилище превратилось в дом с привидениями. На столе я увидел книгу по черной магии. Никки не на шутку увлекся сатанинскими штучками и хотел назвать новую пластинку Shout with the Devil. Это не очень обрадовало лейбл, а меня и подавно. Я знал, что из-за такого дерзкого названия рекламный отдел не захочет возиться с альбомом и предаст его забвению.

Однажды вечером я зашел к Никки, чтобы обсудить с ним вопрос о смене названия. Когда я вошел, они с Литой лежали на диване.

– Я немного напугана, – сказала Лита. – Странные вещи происходят в квартире.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я, оглядывая свеженарисованные пентаграммы и готические картины, которые Никки развесил на стенах.

– Просто происходят странные вещи, – сказала она. – Дверцы шкафов постоянно открываются и закрываются, раздаются странные звуки, и по квартире без всякой на то причины летают предметы.

– Послушай, Никки, – сказал я. – Ты должен прекратить заигрывать с этой сатанинской черной магией. Это мощная штука, и если ты не знаешь, что делаешь, не связывайся с этим.

Но Никки не заботило, что подумает общественность.

– Это ерунда, – отмахнулся он. – Всего лишь бессмысленные символы и прочее дерьмо. Главное, что выглядит круто. Я просто хочу позлить людей. Я не поклоняюсь Сатане или каким другим чертям.

Я знал, что не смогу его переубедить, поэтому просто ушел. Когда я вернулся через два дня, из стен и потолка торчали вилки и ножи, а Никки и Лита выглядели гораздо бледнее и больнее, чем обычно.

– Чем вы тут занимаетесь, черт возьми? – спросил я.

– Да мы не делали ничего такого, чувак, – сказала Лита. – Я же пыталась тебе сказать: тут вещи сами по себе летают.

Как только она это сказала, клянусь Богом, я собственными глазами увидел, как нож и вилка поднялись со стола и воткнулись в потолок прямо над моей головой. Я в ужасе посмотрел на Никки: «Забудь про “Крики с дьяволом”. Если будешь продолжать кричать с дьяволом, тебе не жить».

Думайте что хотите, но я твердо убежден, что Никки неосознанно прикоснулся к чему-то злому и грозному за гранью его возможностей, и эта неведомая сила вот-вот была готова серьезно ему навредить. Никки, должно быть, понял то же самое, потому что сам решил изменить название альбома с Shout with the Devil («Крики с дьяволом») на Shout at the Devil («Кричи на дьявола»). Тот случай навсегда врезался мне в память как самое странное, что случалось со мной в жизни.

К счастью, вскоре я встретил организатора выступлений по имени Даг Талер, и он знал одного парня, Дока Макги, с кучей денег и огромным желанием открыть свое агентство. Док был обаятельный малый, который умел подбирать нужные слова.

– Мы сделаем Mötley Crüe величайшей рок-н-ролльной группой в мире, – сказал он. – И если Elektra не хочет выделить деньги, это сделаю я.

Казалось, все звезды сошлись: у Mötley Crüe были деньги, человек по имени Барри Левин помогал им с имиджем, они стали приоритетом лейбла. Благодаря мастерскому манипулированию, богатому воображению и подаркам Дока Никки наконец-то был готов перенести свой бунт из «Whisky» на стадионы. Но, разумеется, проблемы следовали за этими ребятами по пятам.

Спустя пару недель я узнал с утра пораньше, что Джо Смита уволили, а компанией руководит парень по имени Боб Краснов. Он уволил Тома Вермана и заменил его Роем Томасом Бейкером. Превосходно, теперь у нас еще больше причин ходить на безумные вечеринки РТБ, а Верман даже после увольнения хотел выступить продюсером пластинки. Но когда уже все было готово к записи, Краснов прилетел в Лос-Анджелес и вызвал Вермана и меня на встречу.

– Рок-н-ролл отменяется, – сказал он нам. – Я решил, что на лейбле больше не будет рок-групп. Я бы не взял Оззи Осборна, даже если бы вы преподнесли его мне на блюдечке с голубой каемочкой.

– Зачем бросать группу, чьи пластинки хорошо покупают? Это бессмыслица, Боб!

– Это Elektra Records, Том, – отрезал он. – Мы традиционно славились такими прекрасными талантливыми исполнителями, как Линда Ронстадт, The Doors и Джексон Браун. Я не собираюсь иметь дел с этим цирком. Вы и цента от меня не дождетесь.

– Их менеджеры готовы взять на себя часть расходов по продвижению и гастролям.

– Послушайте, – сказал он. – Эта группа просто ужасна. Я видел их клип, и это просто чудовищно. Я попросил снять его с MTV.

– Что?! Мы только что договорились о гастролях вместе с Kiss. Ты не можешь так поступить.

– Я в курсе, поэтому отменил концерты.

Я вызвал Дага Талера и Дока Макги на встречу с Красновым, и он сказал им то же самое. В ответ они спросили его, что нужно сделать, чтобы освободить Mötley Crüe от контракта с Elektra.

– Вот что я вам скажу, – смягчился Краснов. – Вы делаете лучшую запись, которую только можете. Не беспокойтесь о деньгах, но бюджет должен быть разумным. Я не обещаю, что выпущу ее, но я обещаю, что сделаю так, чтобы ее без проблем можно было выпустить в другом месте.

Если бы группу тогда бросили и они растеряли бы свой запал, это, вероятно, стало бы концом для Mötley Crüe. Но, к счастью, произошло кое-что, что заставило Боба передумать, а именно музыкальный фестиваль «US Festival». Менее чем через год после этого события Краснов в бандане Mötley Crüe вручал группе награды за золотые и платиновые альбомы в «Мэдисон-сквер-гарден».

Глава 2
ВИНС

Неслыханный триумф заканчивается взаимными упреками, и наш герой подчиняется своим низменным инстинктам, о которых мы предпочитаем умолчать, дабы не травмировать молодых читателей.

Это был день, когда новая волна умерла, а рок-н-ролл взял верх: 29 мая 1983 года. Второй день трехдневного музыкального фестиваля США.

Когда мы пролетели над сотнями тысяч ребятишек на вертолете – первом вертолете в нашей жизни, – казалось, что сцена на Сансет-стрип внезапно перенеслась на поле в глуши в знойный жаркий весенний полдень. Оззи Осборн, Judas Priest, Scorpions и Van Halen выступали перед парой сотен тысяч зрителей. И мы тоже.

Похоже, что в каждом городе Америки появился свой Сансет-стрип. Теперь это больше не было какой-то подпольной историей. Все переросло в массовое движение, и наконец-то мы собрались, чтобы заявить о себе. Глядя с вертолета, с бутылкой «Джека» в левой руке, пакетиком таблеток в правой, пока блондинка усердно работала головой вверх-вниз на моих коленях, я чувствовал себя королем мира. Это длилось около секунды. Потом я до усрачки перепугался.

У нас вышел всего один альбом, и он только что попал в поп-чарты под номером 157. Большинство из этих ребят, вероятно, даже не слышали о нас. Они весь день просидели на жаре и, скорее всего, ненавидели нас, потому что с нетерпением ждали Оззи и Ван Халена.

Я сделал еще один глоток «Джека», когда мы приземлились и встретили наших новых менеджеров, Дока Макги, который, по сути, был наркодилером с хорошим деловым чутьем, и Дага Талера, его подпевалу. Парень, который привел нас на Elektra, Том Зутаут, был там со своей девушкой, на удивление горячей чикулей, учитывая, как Тому везло с женщинами. Я пошел в гримерную, чтобы наложить грим, переодеться и подготовиться к толпе девушек и репортеров, ожидающих снаружи. Спустя всего лишь пару минут раздался бешеный стук в дверь.

– Ты должен был выйти на сцену десять минут назад, – крикнул Док. – Выметайся отсюда на хрен.

Как только мы сыграли «Shout at the Devil», я знал, что дело в шляпе. Мне не о чем беспокоиться. Эти люди никогда раньше не слышали этих песен: мы даже не успели приступить к записи альбома. Но к концу выступления они подпевали нам, вскидывая кулаки. По толпе прокатывались волны от каждого куплета, от каждого гитарного перебора, который играл Мик. Тогда я понял, почему у рок-звезд такое раздутое эго: со сцены мир – это просто одна безликая, голая, послушная масса насколько хватает глаз.

Мик ушел со сцены первым и вернулся в трейлер, который служил нам гримеркой. Там Мика ждала его девушка, которую мы называли Зверюгой, – большая злющая брюнетка, которая закатывала рукава выше локтей. Как только он вошел в дверь, отыграв самый большой концерт в своей жизни, она подбежала и врезала ему по лицу без всяких объяснений. (В Манхэттен-Бич она иногда напивалась, избивала его и выгоняла из дома, после чего Мик отчаянно звонил мне или Никки, прося забрать его с порога.)

А после все как в тумане: алкоголь, наркотики, интервью и девчонки. Я помню, как сошел со сцены и увидел девушку Тома Зутаута, которая разделась до леопардового бикини из-за ужасной жары. Я схватил ее, прижал свое потное лицо к ней и засунул свой язык ей в горло. Она прижалась ко мне всем телом и прикусила мою губу.

Я повел ее обратно в трейлер мимо Мика, который сидел на ступеньке, обхватив голову руками, и зарылся лицом в сиськи девчонки. В дверь постучали, и писклявый голос сказал:

– Привет, это Том. Могу я войти?

– Чего тебе? – спросил я, беспокоясь, что он мог нас заметить.

– Я просто хотел сказать, что ты был о-о-очень хорош. Это было лучшее твое выступление.

– Спасибо, чувак, – сказал я. – Слушай, я выйду через минуту. Мне просто нужно немного времени, чтобы расслабиться.

Потом я сорвал с его девушки бикини и выебал ее до потери пульса, пока он ждал снаружи.

Никки покраснел, когда я рассказал ему эту историю.

– Ты сраный мудак! – закричал он. – Так сложно держать свой хуй при себе? Этот чувак привел нас на лейбл. Если он узнает, то ополчится против нас и испортит наш новый альбом.

– Звиняй, – ответил я. – Но это только если он узнает.

Глава 3
ТОМ ЗУТАУТ

Деликатный вопрос затрагивается в ходе короткого интервью с Томом Зутаутом, невинным и благонамеренным благотворителем.

Расскажи мне о фестивале в США.

Я помню, как мы поехали в глушь, и группе заплатил кучу денег какой-то парень из Apple, чтобы она сыграла этот концерт перед толпой людей.

В тот день случилось еще что-нибудь примечательное?

Ну, было немного странно видеть, как они играют под открытым небом посреди пустыни.

С кем ты приехал на фестиваль?

Я был с Доком [Макги] и Дагом [Талером].

Кто-нибудь еще?

Да, со мной поехала моя девушка.

В тот день с твоей девушкой не случилось ничего странного?

Нет, насколько я могу вспомнить.

Потому что Винс сказал, что он переспал с ней.

Он спал с моей девушкой?!

Он так сказал мне.

Нет, это не могла быть она.

Он сказал, что она носила леопардовое бикини.

Ладно, тогда это была другая девушка. Девушка, к которой я испывал настоящие чувства, никогда не стала бы носить леопардовое бикини. Скорее всего, это была какая-то шлюшка, которую я взял на свидание. Никки, наверное, переживал из-за этого все эти годы, но она ничего не значила для меня.

Это был Винс, а не Никки.

Винс? Ну, девушки шли через Винса нескончаемым потоком. Он снимал десять девушек до концерта и десять после. Смотришь на него и думаешь: «Да где, блин, он их берет?» Он никогда не сбавлял оборотов. Я одно время офигевал, ведь у него была постоянная девушка. Когда она была рядом, они были как женатая пара, но стоило ей отвернуться, как он уже трахал другую. Ничего удивительного. Я думаю, если попытаться вернуться назад и вспомнить те времена, то у меня и правда была девушка, которую я время от времени приглашал на свидания, чтобы хорошо провести время, и это могла быть она. Ее звали Аманда или как-то так, и она была из Сан-Диего. Это было еще до того, как я встретил ту девушку, о которой думал в начале. Теперь, когда я начал думать об этом, мне кажется, что она была откровенно одета во что-то леопардовое.

Ты расстроился?

Я бы не взял на такое рок-шоу человека, который был для меня важен. Я бы точно не стал оставлять никого в трейлере с любым из Mötley Crüe.

Вспомнил еще один случай, когда со мной была другая девушка, и вот ее-то трахнул Никки. Она была тусовщицей и зависала со мной за сценой. И Никки практически на моих глазах взял ее, поставил раком и сделал это. У нее были месячные. Это было мерзко. Она даже не попыталась остановить его. Я знал ее всего пару недель, и это была наша вторая или третья встреча. После этого я не рассматривал ее всерьез на роль своей девушки. Но я не винил Никки. Отчасти дело в том, что девушки использовали меня, чтобы попасть за кулисы, и я решил, что это неплохой способ узнать сущность людей. Мне было двадцать один, так что я не был готов к браку или серьезным отношениям. По крайней мере, Никки ничего не скрывал. Я думаю, он сказал: «Цыпочка, которую ты привел, очень милая. Ты не против, если я ее нагну?» А я ответил: «Нет, я не против. Ничего серьезного».

Но о Винсе я точно не знал.

Прости, что вывалил это на тебя.

Да, теперь я правда думаю, что та девушка из Сан-Диего была с Винсом. И, знаешь, вскоре после этого мы порвали. Она начала вести себя очень странно после фестиваля, будто что-то произошло. Я помню, как после тех выходных бросил ее и больше не встречался с ней из-за ее странного поведения. Возможно, всему виной Винс. Сначала она, наверное, подумала: «О, я стану новой девушкой Винса и забуду этого парня со звукозаписывающей компании». Но потом она осознала, что была лишь одной из пяти девушек, которых он успел трахнуть за эти пятнадцать минут. Так что, вероятно, тогда она почувствовала себя в ловушке: она была для него никто, но, если я узнаю об этом, ей конец. Я помню, что после этого она вела себя очень странно, настолько странно, что мы с тех пор и не виделись.

Подписание контракта на запись в офисе Elektra. По часовой стрелке слева направо: Джо Мик, Аллан Коффман, неизвестное лицо, Винс, Никки, Том Зутаут, Томми

Глава 4
НИККИ

О странных, невероятных и подчас развратных приключениях, в которые попадают наши герои во время путешествия с менестрелем Оззи Осборном и его неподражаемой супругой Шэрон.

Безграничный доступ к героину – вот что стало началом конца нашего веселья. Томми знал сомнительных ребят в Сими-Валли, которые приходили в Cherokee Studios, где мы записывали Shout at the Devil, и приносили нам тонны кокаина. Мы не спали по три дня подряд, делая музыку, и нам даже не казалось, что мы особо много работаем. Винс украсил стены студии фотографиями из порножурналов, шеренги девушек приходили и выходили, мы трахали их микрофонами в контрольной комнате, бутылками на кухне и метлами в чулане, потому что у нас уже не осталось идей, что с ними делать.

По соседству работал Рэй Манзарек, клавишник The Doors, и он заходил почти каждый день, хлебал выпивку и оставлял нас ни с чем. Мы никогда особо не фанатели по The Doors, поэтому нас это очень злило. Из уважения мы ничего не говорили, но нам всегда было интересно: если Рэй такой изверг, то каким чудовищем был Джим Моррисон?

Это позже кокаин сделал из меня затворника и параноика. Но тогда это был лишь наркотик для вечеринок – когда я не задирал НОС до небес, я зарывался им в порошок. Однажды вечером Томми, его барабанный техник Спайди и я напились в баре за углом от студии, чтобы отвлечься от кокаина. Двое копов, сидевших неподалеку, наехали на нас и начали отпускать тупые шуточки вроде: «Хорошие прически, девочки». Под действием алкоголя и обезболивающих, которые мы приняли, чтобы выровнять эффект, мы подошли к их патрульной машине. Окно было опущено, поэтому мы все выстроились в ряд, помочились на сиденье и убежали. Вернувшись в студию, Томми так завелся, что бросил кирпич в стекло контрольной комнаты. Мы понятия не имели, что делаем и как, черт возьми, записывать профессиональный альбом.

На следующее утро мы все еще находились в студии и записывали «I Will Survive». Над нашими головами на веревке висел гонг, мы намотали веревку так туго, как только могли, а затем отпускали ее, так что гонг закрутился по кругу, издавая жуткий звенящий звук. Пока он вращался, мы лежали на спине и пытались напевать «Иисус – Сатана» задом наперед, что звучало как «яичница с вином» или что-то в этом роде. В тот день наш инженер уволился. Он сказал, что в нас вселились бесы. И, возможно, был прав.

Мы экспериментировали с черной магией, читали любые книги заклинаний и гримуары, которые только могли найти, и записали мрачную мелодию «God Bless the Children of the Beast», которая на самом деле вдохновлена вступлением с альбома Diamond Dogs Дэвида Боуи. Может быть, мы и впрямь начали притягивать что-то паранормальное.

Согласно моей задумке, альбом и гастроли должны были отражать идею массовой психологии зла, которая лежала в основе нацизма, а также сатанизм из книг Антона ЛаВея, который скорее был личной философией с шокирующим названием, чем настоящей религией. Я даже искренне верил, что Рональд Уилсон Рейган был Антихристом, поскольку его имя, второе имя и фамилия состояли из шести букв – 666, число Зверя. В Библии сказано, что у Антихриста будет голос льва, который услышат все народы. Я сказал всем, что ему выстрелят в сердце и он оправится от этого быстрее, чем любой человек, и так оно и было. Он был дьяволом, на которого я хотел, чтобы все кричали. Потом, когда я ехал домой после сатанинской сессии «I Will Survive», машина Томми взорвалась. Винс продолжал терять сознание в своей машине. А по нашему с Литой дому стали летать предметы. Мы начали шугаться собственного отражения. А потом я попал в аварию.

Я купил свою первую настоящую машину, «Порше», после того как подписал издательский контракт с Warner/Chappell. Это была моя гордость и радость. Мы с Томми гоняли по бульвару Сансет в два часа ночи, утопив педаль в пол и попивая «Джек Дениелс». Только через год мы поняли, насколько глупо ездить пьяными за рулем. Даже копы, останавливая нас за превышение скорости, просто заставляли нас вылить выпивку, а потом отпускали. И мы вовсе не думали, что нам повезло: мы злились, потому что было слишком поздно для пополнения запасов алкоголя.

Несколько месяцев я уделял этой машине больше внимания, чем когда-либо уделял девушкам, а потом решил сходить на одну из вечеринок Роя Томаса Бейкера. Гости снюхивали дорожки с поверхности его стеклянного пианино, потом раздевались и прыгали в джакузи. Нас там было около пятнадцати человек, включая Томми. Он наконец-то бросил Бульвинкля и начал встречался с будущей моделью из Флориды по имени Хани. Внезапно у Томми нехило так встал член, он повернулся к Хани и приказал: «Ладно, сучка, соси мой член». Она наклонилась и отсосала ему на глазах у всех. Когда она закончила, он заставил ее сделать это снова. Она вернулась к работе, но на этот раз Томми все никак не мог кончить и поэтому начал злиться. Он принялся ругать ее за то, что она плохо обращается с его причиндалом и ни черта не понимает в том, как это делается. В конце концов она довела Томми до конца и старательно все проглотила, чтобы не испачкать воду в бассейне его головастиками. Через пять минут Томми снова приказал ей работать ртом.

Думаю, в ту ночь многие друзья РТБ прониклись к Томми уважением: мало того, что он был ростом с небоскреб, так вдобавок испытывал нескончаемые оргазмы и делился удовольствием с другими. Он оглядел парней вокруг джакузи, которые в шоке уставились на него, и приказал Хани пройтись вокруг, отсасывая каждому. Когда несколько месяцев спустя я оказался в Западной Ковине, где сидел за обеденным столом вместе с родителями Томми и этой счастливой парочкой, мне было трудно выкинуть образ той вечеринки из головы. Хани явно не походила на ту девушку, которую вам захотелось бы познакомить со своей матерью, если только вы не выросли в борделе.

Я отказался от предложения Томми, но не из уважения, а потому что был слишком заебан, чтобы возбудиться. На самом деле, я вообще решил уйти с вечеринки. Я был обдолбан, растерян и хотел увидеть Литу. Проблема в том, что двери особняка РТБ были заперты и заблокированы, как обычно, чтобы убедиться, что никто не ушел слишком упоротым, чтобы сесть за руль. Что еще хуже, я понятия не имел, куда положил свою одежду.

Я побежал к стене и взобрался на нее, совершенно голый. Когда я перелез на другую сторону, то заметил, что камни изрезали мне грудь и ноги, из которых текла кровь. Снаружи две девушки, которые не смогли попасть на вечеринку, ждали в «Мустанге» 1968 года. «Никки!» – кричали они. К счастью, я всегда оставлял ключи в машине – и делаю так до сих пор. Итак, я запрыгнул в свой «Порше» и рванул вниз по склону. «Мустанг» завизжал по гравию и понесся за мной. Я разогнался до девяноста, оглянулся, чтобы посмотреть, не оторвался ли от них, и в этот самый момент меня внезапно швырнуло о приборную панель. Я врезался в телефонный столб. Он торчал рядом со мной из разбитого пассажирского сиденья. Если бы рядом сидел человек, его мозги размотало бы по всему салону.

В шоковом состоянии я вышел из машины и встал перед дымящимся месивом, которое когда-то было моей истинной любовью. Она была разбита, бесполезна. Девчонки, которые гнались за мной, уехали, вероятно, перепугавшись еще больше, чем я. Я был один, голый, окровавленный и оцепеневший. Я попытался поднять руку, чтобы поймать попутку, но острая боль пронзила меня от локтя до плеча. Я дошел пешком до Колдуотер-Каньон, где меня подобрала пожилая пара и, даже словом не обмолвившись про мою наготу, отвезла меня в больницу. Врачи наложили на плечо повязку – оно было вывихнуто – и отправили меня домой с банкой обезболивающих. Следующие три дня я провел без сознания, под действием обезбола.

Кроме Литы, никто не знал, где я. Группа знала только то, что мой «Порше» лежит разбитый на полпути вниз по склону, а меня нигде нет. Я до сих пор задаюсь вопросом, вспомнил ли обо мне хоть кто-нибудь, поскольку никто так и не удосужился позвонить домой, чтобы узнать, все ли со мной в порядке. Единственное хорошее, что я вынес из этого опыта, – это то, что я на всю жизнь пристрастился к перкодану.

Авария в сочетании со всей жутью, что с нами происходила, вернула меня к реальности, и Лита уговорила меня прекратить заигрывать с сатанизмом. Вместо этого я начал употреблять героин, сначала чтобы заглушить боль в плече, а потом – чтобы заглушить боль жизни, то есть боль от ломки. Винс нашел девушку, которая отыскала для нас дилера. Мы так накуривались, что просто сидели на диване и смотрели друг на друга.

Очень скоро к нам стал поступать более качественный героин через басиста из местной панк-группы, который был хорошим другом Роббина Кросби из Ratt. Когда эти двое научили нас пользоваться иглами, все было кончено. Ширнувшись в первый раз, я просто потерял сознание. Когда я пришел в себя, надо мной все смеялись, потому что я целых пятнадцать минут лежал на полу. Если пороком Винса были женщины, то я после тех первых доз сразу понял, что моим пороком на всю жизнь станут наркотики. Я изобрел спидболы[15]15
  Спидбол – смесь кокаина с героином или морфином, вводимая внутривенно либо ингаляцией паров.


[Закрыть], и никто даже не рассказал мне о них. Однажды я решил принимать кокаин вместе с героином, чтобы не потерять сознание. Я попробовал свой первый спидбол и не вырубился. Однако провел пятнадцать минут, которые обычно отводятся на отключку, на полу в ванной, заблевав весь унитаз и пол. Но я не возражал против рвоты. У меня это всегда получалось.

К счастью, с одной рукой в гипсе я не мог самостоятельно пускать по вене. Это меня сдерживало. Я также не мог играть на басу, но это устраивало нашего продюсера Тома Вермана, потому что он постоянно звонил в Elektra и жаловался, что я не могу играть, а Винс не может петь. Так что я приходил в студию с перевязанной рукой, тусовался, кайфовал и присматривал за всем.

В студии Верман постоянно твердил мне: «Что бы ты ни делал, не вздумай подглядывать в мои заметки. Я там пишу мысли касательно вашей музыки и не хочу, чтобы ты нервничал». Разумеется, это худшее, что он мог нам сказать. С тех пор мы неустанно пытались выяснить, что он там пишет. Но всякий раз, покидая студию, он брал заметки с собой. Однажды вечером он оставил записки, когда вышел в туалет. Я побежал к микшерскому пульту, радуясь, что наконец-то узнаю, что у него на уме. Я открыл тетрадь, и вот что предстало моему взору: «Не забудь подстричь газон в воскресенье. Не забудь купить балетки для школьного спектакля. Купи новую клюшку для гольфа». Меня охватил гнев: я не мог поверить, что этот человек, который носил гордое звание нашего продюсера, может думать о чем-то другом, кроме Mötley Crüe и рок-н-ролла.