Текст книги "100 великих судебных процессов"

Мошенник или святой?

Великий маг и шарлатан (неизвестно, чего в нем было больше), граф Алессандро Калиостро (Джузеппе Бальзамо) побывал во всех уголках Европы и всюду был запечатлен в эпистолах, пьесах, доносах и протоколах судов. Прожив недолгую жизнь (1743–1795), граф наполнил ее столькими событиями и историями, что невольно веришь и ему самому и его апологетам, будто он родился еще до Ноя и по сию пору находится среди нас.

Калиостро с женой были заключены в замке Святого Ангела в Риме

Суд инквизиции над Калиостро состоялся в Риме в 1789–1791 гг., во время Великой Французской революции, оказавшей сильнейшее влияние на исход этого процесса. Как всякая яркая личность, граф оказался в гуще событий – жалкой игрушкой в руках судьбы.

После зачтения смертного приговора граф вполне мог бы воскликнуть как Нерон: «Какой великий артист погибает!» Действительно, другого такого лицедея не было. Именно артистизм Калиостро заставил множество людей поверить во все, что он предлагал им, жаждавшим хлеба и зрелищ. Современники, от простонародья до монархов и великих поэтов – Шиллера и Гёте, верили в то, что граф «разговаривал с Александром Македонским, Юлием Цезарем, что собственными глазами видел пожар Рима при Нероне и распятие Христа», что он маг и астролог, алхимик и ясновидец, предсказатель и целитель, обладатель «эликсира бессмертия» и «философского камня», некромант и гипнотизер. И не только верили, но и были очевидцами и участниками его спектаклей; излечивались от неизлечимых болезней – хронической астмы, бесплодия и пр.; становились свидетелями синтеза золота и драгоценных камней. В Страсбурге, например, Калиостро, не раскрывая конвертов, читал запечатанные письма; для короля Франции Людовика XV убрал в крупном алмазе трещину; в России для князя Г. А. Потемкина увеличил втрое груду золотых монет (треть золота кудесник получил за труды); и т. д. Сбылись и все эпохальные предсказания пророка: были созваны Генеральные штаты, произошла Великая Французская революция, пала Бастилия, взошли на эшафот Людовик XVI и Мария-Антуанетта и т. д. А еще искусник читал мысли, бескорыстно лечил бедных и, как король, говорил о себе «мы»… Все дурное о графе Калиостро, что можно подытожить словом «авантюрист», вынесем за скобки. Ведь даже такие проницательные люди, как граф О.-Г. Мирабо, разводили руками: «Кто он, Калиостро, мошенник или святой?» Кто бы он ни был, он дитя своего века, не станем тревожить дух почившего.

Причиной, приведшей Калиостро в застенки инквизиции, стало членство графа в масонских ложах разных стран, знакомство с розенкрейцерами и посвященными высших степеней и его безусловный авторитет в масонских кругах. На излете XVIII в. наблюдалась эпидемия масонства: в ложи вступали коронованные особы, аристократы, буржуа, политические деятели, просветители, поэты и даже кардиналы Ватикана. Калиостро также являлся основателем и великим магистром («Великим коптом») т. н. «нового египетского масонства, допускавшего применение таинственных сил природы». Разработав ритуал египетского масонства, граф учредил ложи в Англии, Франции, Италии и др. странах. И хотя в них принималась только состоятельная знать, охотников хватало. Зачислялись и богатые женщины; дамские отделения возглавляла жена графа красавица Лоренца, во всем разделявшая беспокойную жизнь супруга. Историки отмечают, что никакое другое предприятие не принесло Калиостро столько денег и славы. В этой деятельности граф развернулся во всей своей широте и проявил наивысший артистизм. Говорят, от проникновенных речей великого магистра «аудитория впадала в истерику; с криками: “Божественный! Божественный!” сиятельные дамы и господа припадали к его ногам, стремились облобызать ему руку». Есть основания предполагать, что Великий копт «стремился объединить под своим руководством все масонские группы Европы».

До 1789 г. масонство оставалось лояльным по отношению к власти предержащей. Правители в целом тоже относились к нему терпимо, даже покровительственно. Решительно настроен против масонов был лишь папский престол, квалифицировавший их не иначе, как «дьявольскую секту» (Ю. М. Каграманов). После взятия Бастилии 14 июля 1789 г. Ватикан свалил всю вину в произошедшем на масонов. Теперь каждому из них грозила смертная казнь.

В это время Калиостро с женой находился в Риме, где учреждал очередную «египетскую ложу», а дома занимался сеансами и алхимическими опытами. В сентябре по доносу слуги и после тайной слежки граф и графиня за ересь и пропаганду масонства в Риме были задержаны и заключены в замок Святого Ангела. Путь арестованной четы сопровождался криками разъяренной толпы и швырянием в карету камней.

Следствие над магистром длилось 18 месяцев. За это время было проведено 43 допроса с пристрастием, некоторые в присутствии папы Пия VI. Понтифик лично назначил Калиостро козлом отпущения – «главным инициатором масонских “происков” против церкви и освященного ею порядка». И хотя убедительных обвинений для публичного осуждения великого магистра у инквизиции не хватало, ей удалось сфабриковать недостающие улики. Суд казуистически обвинил Калиостро одновременно и как черного мага, связанного с нечистой силой, и как лжемага-мошенника, присвоившего себе чужое имя и титул – в протоколах великий магистр проходил как «Бальзамо». Последнее обстоятельство давало основание обвинить графа еще и в безнравственности. Не сумев раскопать никаких сведений о годах молодости Бальзамо, следователи списали на него все грехи, какие только можно приписать юности. Главной же уликой против графа стал изъятый у него при аресте список европейских лож «египетского ритуала».

Инквизиция вменила графу набор обвинений, начиная с его почтенного возраста в несколько сот, а то и тысяч лет, и скандальных слухов, распущенных завистниками и бумагомараками о том, что он «продал душу дьяволу, оскверняет святые дары и служит черную мессу».

На обвинения в масонской деятельности и магической практике магистр возражал, что всем этим он занимался во славу Господа и что он истинный христианин. Однако это дало инквизиторам основание инкриминировать ему еще и богохульство и незнание библейских основ. «Его обрывали, требуя, чтобы он не кощунствовал, не примешивал Господа к чернокнижию и к “масонским оргиям”». Доходило до абсурда – частные предсказания Калиостро о созыве Генеральных штатов и падении Бастилии назвали революционным подстрекательством.

Большую роль в разоблачениях Калиостро сыграла его жена, в страхе перед пытками рассказавшая о магических экспериментах мужа. «Лоренцу убеждали дать показания против мужа как против простого мошенника и шарлатана, уверяя, что наказание ему в таком случае будет смягчено» (Н. А. Ионина).

Калиостро не повезло – на нем Церковь продемонстрировала свою решимость бороться с любой ересью.

7 апреля 1791 г. прокурор в обвинительной речи заявил, что «обвиняемый должен быть навсегда искоренен с лица земли». Трибунал святой инквизиции приговорил Бальзамо, как «еретика, ересеначальника, мага-обманщика и франкмасона» к «показательной смерти» – публичному сожжению. Лоренцу приговорили к пожизненному заключению, как оказалось, ненадолго – вскоре она умерла в монастыре.

После зачтения приговора в церкви Санта-Мария совершился ритуал покаяния великого магистра, а на площади перед церковью при стечении народа сожгли «все документы графа, дипломы от иностранных дворов и обществ, масонские регалии, семейные реликвии, инструменты, книги, в т. ч. его собственные труды по истории масонства».

Осужденного уже готовились передать гражданским властям для сожжения на костре, когда вдруг казнь отменили – понтифик заменил ее пожизненным заточением. Этому предшествовала встреча Пия VI с неким таинственным чужестранцем, добившимся от папы отмены смертной казни графа. Предполагают, что это был один из высокопоставленных наставников великого магистра.

Калиостро, закованного в цепи, замуровали в каменном мешке крепости Сан-Лео на вершине отвесной скалы близ г. Урбано.

В феврале 1798 г. Рим заняли войска республиканской Франции. Когда французы захотели освободить Калиостро, им сказали, что тот скончался еще 26 августа 1795 г., то ли от кровоизлияния в мозг, то ли от пневмонии. Говорят еще, что он был отравлен или задушен тюремщиками, а перед этим сошел с ума. Есть также версия, что чародей, задушив духовника и облекшись в его одежду, вообще бежал то ли в Россию, то ли в Америку – во всяком случае, могилы его до сих пор не обнаружено.

XIX век

Долг выше милосердия

Знаковый для Франции процесс по делу 4-х сержантов из Ла-Рошели (1822) пришелся на время Реставрации Бурбонов (1814–1830) – политически нестабильный период, отмеченный ущемлением прав многих категорий граждан.

Восстановление королевской династии сопровождалось интригами, заговорами, судебными процессами, казнями. Пытаясь совместить монархию с конституционным режимом, Людовик XVIII лишь расширил створ судебных ножниц – от всеобщей амнистии до белого террора (названного так по цвету знамени монарха).

После кончины Наполеона на о. Св. Елены (1821) и совпавшего с ней прихода к власти ультрароялистов во Франции активизировалась деятельность тайного общества карбонариев, возникшего в 1807 г. в Италии. Целью борьбы французских карбонариев являлось избавление Франции от монархии и предоставление народу возможности выбрать свою форму правления.

Разветвленная сеть карбонариев (2–3 тыс. лож, 40–60 тыс. членов, в т. ч. 4 тыс. в Париже) в сочетании со строгой конспирацией таила серьезную угрозу Бурбонам. Ложи (венты) нижнего уровня не имели связей друг с другом и действовали под руководством верховной венты. В случае опасности цепь, связывавшая различные ложи карбонариев, легко прерывалась и жертвой преследования полиции могло быть отдельное лицо или, в крайнем случае, отдельная ложа, но не все общество.

Предпринятые карбонариями в 1821–1822 гг. под руководством Ж. де Лафайета (главы общества), К. де Корселля, генерала Ж.-Б. Бертона (Бретона) и др. попытки поднять общенациональное восстание против Бурбонов в Париже, Сомюре, Бельфоре и Ла-Рошели провалились из-за четкой работы полиции и непростительных ошибок руководителей и рядовых членов организации.

Четверо сержантов из Ла-Рошели перед казнью. Гравюра XIX в.

Карбонарии уделяли большое внимание пропаганде своих взглядов, особенно среди военных и студенчества. В 45-м линейном полку, расквартированном в Париже, пропаганду организовал ст. сержант Жан-Франсуа Бори, ему помогали еще 3 сержанта – Жан-Жозеф Помье, Шарль-Поль Губен и Мариус Pay. Им было по 25–27 лет.

В январе 1822 г. неблагонадежный полк был переброшен в Ла-Рошель. В пути Бори затеял драку с солдатом швейцарской гвардии и был арестован. Мало того, сержант проговорился о своем участии в заговоре, о чем тотчас стало известно командующему Западным округом генералу Х. Деспинуа. Когда пришли в Ла-Рошель, Бори заключили в башню Лантерн.

На 17 марта было назначено восстание в Ла-Рошели в поддержку генерала Бертона, но генерал еще до этого проявил себя не лучшим образом, был разбит и бежал; позднее его поймали, судили и по решению суда гильотинировали.

В конце марта арестовали всю венту 45-го полка, выданную предателем сержантом Гупийоном.

Подвергнув Бори, Помье, Губена и Рау серьезным допросам, следователи не получили имен других участников заговора – сержанты свято блюли тайну организации.

После предварительного следствия и сорвавшегося побега четырех сержантов и еще 21 арестанта передали суду.

21 августа 1822 г. в Париже, во Дворце правосудия, начался судебный процесс. «Проводя суд в Париже… правительство и король решили сделать процесс показательным с целью запугать бонапартистскую и республиканскую оппозиции» (Ф. Поттешер).

Из 25 обвиняемых 13 числились «сообщниками», а 12 – «опасными», в т. ч. Помье, Губен, Pay и Бори.

Председатель суда – советник Монмерк. Прокурор – ультрароялист г-н Л.-А. де Маршанги. Председатель присяжных барон Труве.

Защитники – А. де Буле, П. А. Плугульм, К. А. Делангль, Ф. де Буэнвилье, Г. Ше-д’Э-Анж, и др. Адвокат Бори – М. Мерилу, сам карбонарий «высокой» венты и руководитель подзащитного, о чем знали члены суда, был заинтересован в том, чтобы удержать сержанта от неосторожных слов.

В обвинительном заключении, составленном де Маршанги, заговорщикам были инкриминированы попытка свержения Людовика XVIII и «возрождение ужасов анархии».

Набитый до отказа зал с нетерпением ожидал – всплывут ли имена руководителей общества. Если всплывут, сержантов помилуют, нет – казнят. Это было очевидно для всех.

Однако допросив Помье, Бори, Губена и Pay, председатель суда не получил от подсудимых ответа – причастны ли к заговору высшие сановники Франции и каковы масштабы их противоправной деятельности.

Монмерк неоднократно зачитывал показания сержантов, данные теми на предварительном следствии, но они утверждали, что написали их под диктовку генерала Х. Деспинуа, угрожавшего им расстрелом и подсказавшим «все подробности относительно общества карбонариев». Этим, мол, генерал гарантировал сержантам сохранение жизни. Бори и вовсе на обвинение, что именно он создал в 45-м полку венту карбонариев, заявил, что это было «благотворительное общество для помощи инвалидам войны».

После допросов главных обвиняемых получалось, что заговора не было и в помине. Множество свидетелей, в т. ч. и Гипийон, не добавили ничего путного в копилку обвинения.

Однако позиция прокурора была ясна изначально – подсудимые виновны априори! А сейчас тем более – своим ослиным упорством они лишь отягчили свое и без того незавидное положение.

Именно в этот момент, уверены историки, 4 сержанта стали в глазах публики народными героями, которыми вот уже 200 лет восхищаются французы.

29 августа «неумолимый» де Маршанги произнес обвинительную речь (196 стр.), потребовав для 4-х сержантов смертной казни. «Пока прокурор зачитывал обвинительное заключение, старший сержант Бори спал» (Ф. Поттешер).

Затем последовали 25 выступлений адвокатов. Ударной стала речь г-на Мерилу, в которой он акцентировал внимание на том, что «процесс противозаконен, даже скандален, ибо… состава преступления нет, и, следовательно, нет оснований для уголовного преследования». Защитник пояснил, что план заговора еще не правонарушение, т. к. оно по французским законам признается лишь тогда, когда начало осуществляться. К тому же, отметил адвокат, его подзащитный находился в башне Лантерн и не мог принимать участия ни в каких действиях.

Усилия других адвокатов и общий лейтмотив всех их выступлений – «преступления не было, поскольку не было перехода от замысла к действию» – не возымели никакого результата. Де Маршанги тут же «добил» своим вне регламента выступлением «колеблющийся» суд, призвав его покарать преступников. Речь прокурора, прозвучавшая как рекомендация высшей инстанции, была понята присяжными и судьями правильно.

Адвокаты после этого были бессильны изменить что-либо во мнении присяжных и судей.

После дебатов сторон Бори заявил: «Господин прокурор все время представлял дело так, будто я – руководитель заговора. Хорошо, господа, я принимаю это как должное и буду счастлив, если моя голова, скатившись с эшафота, сможет спасти жизнь моих друзей!» (Ф. Поттешер).

6 сентября суд присяжных признал Бори, Помье, Губена и Pay виновными. Виновными были признаны еще шестеро – за недоносительство, а также Гипийон, хотя ему и зачелся донос. 14 человек объявили невиновными.

Судьи приговорили Бори, Помье, Губена и Pay к смертной казни. Гипийона освободили, на 15 лет определив ему находиться под надзором полиции. Другим обвиняемым присудили от 2 до 5 лет тюрьмы.

Ходатайство о пересмотре приговора было отклонено, в помиловании отказано. Людовик XVIII изрек: «Долг выше милосердия».

21 сентября 4-х сержантов, отказавшихся от исповеди и причастия, гильотинировали на площади Отель-де-Виль (бывшей Гревской), окруженной войсками. Не менее 50 тыс. человек, собравшихся на месте казни, безмолвствовали. В тишине прозвучали предсмертные слова сержантов: «Да здравствует свобода!»

До Июльской революции 1830 г., покончившей с режимом Реставрации, оставалось меньше 8 лет.

Мученики были похоронены на кладбище Сент-Катрин, а в 1830 г. их останки были переданы на кладбище Монпарнас. До 1864 г. на могилу сержантов приходила мадам Франсуаза и молилась о спасении души своего жениха Жана-Франсуа Бори.

«Страшно далеки они от народа»

Судебный процесс по делу декабристов уникален для России, на какое-то время он сдержал страшный натиск западного либерализма, но по смерти главного защитника самобытности России Николая I «окно в Европу» было отверсто до границ империи, преступники превратились в героев, а помазанник Божий Николай Павлович – в Николая Палкина.

14 (26) декабря 1825 г., после смерти императора Александра I, закончился почти месячный период междуцарствия и члены Сената и Синода принесли присягу Николаю I. Группа дворян, по тем временам самого свободного сословия России, желавших установить по примеру Запада республику или конституционную монархию, вывела на Сенатскую площадь 2 полка солдат гвардейских полков и гвардейский морской экипаж (3000 человек).

Многими дворянами-декабристами двигали благие порывы молодости – страшно далекие не только от народа, но и от самих себя. Так, например, они предполагали отменить крепостное право, но никто из них и не собирался отпускать крестьян на волю с землей. Вряд ли дворяне задумывались о том, что им пришлось бы ждать совсем немного, когда революция (безземельные крестьяне) сметет их самих с этой не отданной земли, а кого-то и закопает в нее. В конечном счете для россиян так было бы, может, и лучше…

Заседание следственной комиссии по делу декабристов (рис. В. Ф. Адлерберга) и казнь (рис. А. С. Пушкина)

Впрочем, оставим догадки.

Ядро восставших в основном принадлежало двум тайным обществам, образованным в 1821 г., – «Северному» в Петербурге и «Южному» в Тульчине на Украине. Северное общество основали Н. М. Муравьев (разработавший «Конституцию»), Н. И. Тургенев, М. С. Лунин и С. П. Трубецкой. К моменту восстания самым влиятельным лицом в нем стал поэт К. Ф. Рылеев. Южным обществом руководили П. И. Пестель, разработавший программный документ «Русская правда», и С. И. Муравьев-Апостол.

Александру I поступали сообщения о существовании тайных офицерских обществ, но царь почему-то отнесся к ним индифферентно. Знал о подготовке в гвардии восстания и Николай. Он упредил декабристов, приняв присягу от членов Сената и Синода в 7 час утра, на 2 часа ранее назначенного часа выступления.

Из-за доносительства (А. К. Бошняк, Я. И. Ростовцев, А. И. Майборода, И. В. Шервуд и др.), несогласованности действий, нерешительности и малодушия руководителей бунта (Рылеев, А. И. Якубович, П. Г. Каховский, С. Г. Волконский), предательства в ходе восстания («диктатор» Трубецкой) мятеж был в тот же день подавлен правительственными войсками.

Декабристы не только не имели опоры в народе, но и число их самих было ничтожно мало: 0,6 % от общего числа офицеров и генералов русской армии (169 из 26 424).

Волевой и решительный Николай I с первых часов своего правления заявил о себе, как о всевластном монархе, задал вектор государственного развития, которому следовал практически все свое царствование.

В ночь на 15 декабря Зимний дворец превратился в «проходной двор». Злоумышленников доставляли к самодержцу на допрос, после чего Николай отправлял их с записками о режиме содержания арестованного в Петропавловскую крепость. Царя интересовало прежде всего, проник ли заговор в гущу аристократии, чьи козни были опаснее бунта нескольких полков, и кто из бунтовщиков хотел убить его и искоренить всю его семью (среди немногих, кто склонялся к этому, самым яростным сторонником был Рылеев).

Некоторые декабристы держались мужественно и не выдали товарищей (М. С. Лунин, И. Д. Якушкин, М. Ф. Орлов, П. И. Борисов, Я. М. Андреевич 2-й, Ю. К. Люблинский и др.). Но многие расквасились, и в слезах и клятвах сдали всё и всех.

Собственно, в первую после мятежа ночь и начался уголовный процесс по делу декабристов. Обвинение против всех было одно – в государственной измене.

17 декабря император своим указом учредил Комиссию для изысканий о злоумышленных обществах под председательством военного министра, члена Госсовета А. И. Татищева. Комиссия заседала в Комендантском доме Петропавловской крепости.

После подавления восстания было арестовано более 3000 человек. К следствию привлекли 579 человек, причем 61 среди них оказался из Северного общества и 37 – из Южного. Остальные подследственные в организации не состояли.

Перед комиссией сначала предстали преступники, захваченные на Сенатской площади и в Петербурге, а в начале 1826 г. арестованные на Украине офицеры мятежного Черниговского полка – опоры Южного общества. Допросов «с пристрастием» не было, хотя некоторые заключенные были одеты «в железо», а те, кого император знал лично, испытали жесткое психологическое давление с его стороны. Вникавший во все детали следствия и суда, Николай при допросе с успехом использовал метод кнута и пряника. По материалам Следственной комиссии будущий делопроизводитель Верховного суда Д. Н. Блудов 30 мая 1826 г. подготовил всеподданнейший доклад.

Специально для суда над декабристами 1 июня был учрежден Верховный уголовный суд из представителей Госсовета (18 членов), Сената (36) и Синода (3). В него вошли также «нескольких особ из высших воинских и гражданских чиновников» – сенатор Д. М. Мордвинов, законодатель граф М. М. Сперанский, генерал от инфантерии А. П. Ермолов, генерал-адъютант П. Д. Киселев и др. (всего 15). Этих аристократов Николай подозревал в связях с декабристами, и не без оснований. Так, например, «Сперанского декабристы прочили в первые президенты русской республики в случае удачного восстания и свержения Николая I». Расследованием их деятельности царь занимался сам (с помощью будущего шефа жандармов графа А. Х. Бенкендорфа), минуя Следственный комитет. Было ли найдено что крамольное – неясно, т. к. все материалы расследования уничтожены. Во всяком случае, эти «особы» сделали в дальнейшем успешную карьеру.

Председателем Суда был назначен столичный губернатор П. В. Лопухин, генерал-прокурором – министр юстиции Д. И. Лобанов-Ростовский.

Суд отсеял непричастных к восстанию подозреваемых и, выделив пятерых главных заговорщиков («наиболее презренных», по мнению царя) – К. Ф. Рылеева, П. И. Пестеля, С. И. Муравьева-Апостола, М. П. Бестужева-Рюмина, П. Г. Каховского в отдельную группу, разбил подсудимых на 11 разрядов.

Обвиняемые проходили перед Следственной комиссией дважды. Точнее – перед двумя разными по составу комиссиями, т. к. во второй комиссии Николай полностью обновил состав, дабы проверить «беспристрастие действий» и правильность выводов первой.

До момента объявления приговора члены суда судили подследственных только по документам, «в темную», не видя их и не допрашивая лично. Не было и свидетелей. Да и сами декабристы не знали, что их судили и осудили. Об этом их известили 12 июня, когда объявили приговор.

Пятерых «презренных» по требованию Сперанского приговорили к четвертованию; 31 (Оболенский, Трубецкой, Якубович, Н. Тургенев, А. Бестужев и др.) – к отсечению головы; 17 – к политической смерти (преломлению шпаги над головой в знак лишения всех прав состояния); 36 – к ссылке на каторжные работы; 15 – к ссылке на поселение; 3 – к лишению чинов, дворянства и ссылке в Сибирь; 9 – к лишению чинов и дворянства и разжалованию в солдаты.

Император указом от 10 июля смягчил приговор по всем разрядам (в т. ч. для 31 осужденного определил вечную ссылку); для внеразрядных подтвердил смертную казнь, с заменой четвертования на повешение.

13 июля на кронверке Петропавловской крепости были казнены Рылеев, Пестель, Муравьев-Апостол, Бестужев-Рюмин и Каховский. Первые двое публично и не раз требовали истребления семьи Романовых, включая женщин, старух и малолетних детей (что всегда особо подчеркивалось); Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин с оружием в руках возглавляли отряд пьяных солдат, грабивших и насиловавших мирное население на Украине; Каховский застрелил на Сенатской площади парламентеров – генералов М. А. Милорадовича и Н. К. Стюрлера.

7 (19) февраля 1826 г. был организован Следственный комитет в Варшаве, действовавший до 22 декабря 1826 г. (3 января 1827). По представлении донесения цесаревичу Константину Павловичу состоялся суд, который «на основании Конституционной хартии Царства Польского отнесся к подсудимым с большим снисхождением».

Также в 1826–1827 гг. военные суды приговорили к каторжным работам и поселению в Сибирь членов других тайных обществ: Астраханского, Оренбургского, Военных друзей.

Помимо судебных разбирательств около 120 декабристов заточили в крепость, разжаловали, перевели в действующую армию на Кавказ либо передали под надзор полиции.

Особые комиссии, разбиравшие дела солдат – участников мятежа, 201 человека приговорили к телесным наказаниям (несколько солдат погибло под шпицрутенами), а также сформировали сводный гвардейский полк и послали его на Северный Кавказ.

Переправка декабристов в Сибирь по специальному плану, разработанному в Главном штабе, растянулась на 2,5 года. За всеми ссыльными был установлен строгий полицейский надзор, что, по мнению историков, свидетельствовало «о понимании Николаем I смысла произошедшего 14 декабря 1825 г. в Петербурге и о его стремлении локализовать и по возможности изолировать это явление».

Амнистировал декабристов Александр II в 1856 г.