Текст книги "Лепестки на ветру"

Но это было еще не самое страшное – потом начиналась настоящая работа, требующая технического мастерства.

Когда меня хвалили, я была на седьмом небе от счастья, так что не зря я танцевала на чердаке, танцевала из последних сил, – вот о чем я думала, приседая и два, и три, и так до бесконечности, а Жорж тем временем барабанил по клавишам старенького пианино. И еще там был Джулиан.

Его почему-то по-прежнему тянуло в Клермонт. Я считала, что его визиты объясняются эгоистическими причинами, потому что тогда мы садились в кружок на полу, а он танцевал в центре, демонстрируя высочайшую виртуозность и немыслимую скорость вращения. Его прыжки были настолько легки, что казалось, для него не существует притяжения, его grand jetés завершались невероятно мягким приземлением. Зажав меня в углу, он поведал мне, что именно его неповторимый стиль придает представлению особое очарование.

– Послушай, Кэти, считай, что ты вообще не видела балета, пока не посмотришь нью-йоркский балет.

Он зевнул, словно ему все страшно наскучило, и обратил взор своих смелых черных глаз на Норму Белль, одетую, как всегда, в свое коротенькое просвечивающее трико.

Я быстро спросила, почему он так часто приезжает в Клермонт, если считает Нью-Йорк лучшим местом на земле.

– Навестить мать и отца, – ответил он как-то безразлично. – Ты же знаешь, мадам – моя мать.

– О, я этого не знала!

– Ясное дело. Я не очень-то люблю распространяться об этом. – Он улыбнулся порочной улыбкой. – А ты все еще девственница?

Я ответила:

– Не твое дело.

Но он только рассмеялся:

– Ты слишком хороша для этого захолустья. Ты другая, непохожая на остальных. Не знаю, в чем тут дело, но на твоем фоне другие девчонки выглядят неуклюжими занудами. В чем твой секрет?

– А твой?

Он ухмыльнулся и взял меня за грудь.

– Я великий человек, вот и все. В этом все дело, и скоро весь мир узнает об этом.

Вне себя от негодования, я сбросила его руку, со всей силы наступила ему на ногу и попятилась.

– Прекрати! – выкрикнула я.

Так же неожиданно, как он зажал меня в углу, он потерял ко мне всякий интерес и пошел прочь, а я осталась стоять, глядя ему вслед.

Обычно после занятий я шла домой и весь вечер проводила в обществе Пола. Когда он не был усталым, с ним было очень интересно. Он рассказывал о своих пациентах, не называя имен, вспоминал детство, говорил, что всегда мечтал стать врачом, совсем как Крис. После обеда он уезжал, у него был обход больных в трех окрестных больницах, в том числе и в Грингленне. Чтобы провести время в ожидании его возвращения, я пыталась помогать Хенни. Когда он приезжал, мы либо смотрели телевизор, либо ходили в кино.

– Пока ты не появилась, я не ходил в кино, – сказал он однажды.

– Никогда? – удивилась я.

– Ну, почти никогда. У меня были определенные привычки, но с тех пор, как ты здесь, у меня совсем нет времени. Просто не знаю, куда оно уходит!

– На разговоры со мной, – кокетливо произнесла я и погладила пальцем его чисто выбритую щеку. – Мне кажется, я знаю о тебе больше, чем о ком-либо еще в мире, за исключением разве что Криса и Кэрри.

– Нет, – сказал он неожиданно сухим тоном. – Я не сказал тебе всего.

– Почему?

– Тебе не надо знать все мои темные секреты.

– Ведь я же открыла тебе свои тайны, и ты не отвернулся от меня.

– Иди спать, Кэтрин!

Я вскочила на ноги, подбежала к нему, поцеловала в щеку и только тут заметила, что он покраснел. Я бросилась наверх. Взбежав по лестнице, я оглянулась: он стоял внизу у перил и смотрел на меня, словно вид моей коротенькой розовой ночной рубашки заворожил его.

– И не бегай по дому в таких вещах! – крикнул он мне. – Надевай халат!

– Доктор, вы же сами купили мне эту одежку! Вот уж не ожидала, что вам нравится, чтобы я прятала свое тело! Я думала, что вам будет приятно увидеть меня в этой рубашке.

– Ты слишком много думаешь!

Утром я вставала очень рано, до шести, чтобы мы могли позавтракать вместе. Ему нравилось, когда я с ним, хотя он и не подавал виду. Но я-то знала! Я околдовала, заворожила его, я теперь хорошо изучила, как быть похожей на маму.

Иногда мне казалось, что он старается меня избегать, но я не давала ему такой возможности. Именно он должен был научить меня тому, что мне необходимо было знать.

Его комната была через холл от моей, но я никогда не решалась пробраться к нему ночью, как, бывало, пробиралась к Крису. Я так скучала по Крису и Кэрри. Когда я просыпалась и вспоминала, что они не рядом со мной, сердце мое пронзала боль. Еще более я переживала оттого, что их не было вместе с нами за завтраком, и если бы со мной не было Пола, то день начинался бы для меня со слез, а не с вымученной улыбки.

– Улыбнись мне, моя Кэтрин, – сказал как-то утром Пол, когда я сидела мрачная над своей овсянкой и яичницей с беконом.

Я подняла глаза, уловив что-то в его голосе, какое-то томление, словно он очень нуждался во мне.

– Никогда больше не называй меня так! – сказала я хрипло. – Крис называл меня «моя леди Кэтрин», и я не хочу, чтобы кто-нибудь другой называл меня своей Кэтрин!

Он ничего не сказал, отложил газету, встал и пошел в гараж. Сейчас он уедет в больницу, потом отправится в другую и в третью, затем вернется домой и будет принимать больных у себя в кабинете, так что я не увижу его до самого обеда. Я так мало видела его; впрочем, я всегда мало бывала с теми, кто мне приятен.

Только по выходным, когда приезжали Крис и Кэрри, Пол чувствовал себя в моем обществе менее напряженно. Но стоило им разъехаться по своим школам, как что-то вновь возникало между нами, пробегал какой-то ток, значит, он так же привязан ко мне, как и я к нему! Интересно, с ним происходило то же самое, что и со мной? Все больше и больше привязываясь ко мне, он старался забыть свою Джулию, так же как я старалась выбросить из своего сердца Криса.

Но мои грехи были тяжелее, чем Пола, – по крайней мере, я тогда так думала. Я считала, что я единственное существо на свете с таким темным, грязным прошлым. Мне и в голову не могло прийти, что такой замечательный, благородный человек, как Пол, тоже имеет небезупречную репутацию.

* * *

Не прошло и двух недель, как из Нью-Йорка опять прилетел Джулиан. На этот раз он не стал скрывать, что приехал специально, чтобы увидеть меня. Я была польщена и смущена, поскольку он уже завоевал признание, а я была лишь в самом начале пути. Он заявился ко мне на старом потрепанном автомобиле, который не стоил ему практически ничего, за исключением вложенного труда, поскольку все части для него Джулиан нашел на свалке.

– На первом месте у меня, конечно, балет, но в свободное время я люблю возиться с машинами, – объяснил он, подвозя меня домой после занятий. – Когда я разбогатею, то обзаведусь целым парком роскошных машин, куплю три или четыре, а может, и все семь, по одной на каждый день недели.

Я рассмеялась: мне показалось, что это настолько некрасиво, нарочито.

– Неужели за танцы так много платят? – поинтересовалась я.

– Будут платить, когда я стану известным, – откровенно ответил он.

Мне пришлось повернуть голову и посмотреть на его красивый профиль. Если рассматривать его черты одну отдельно от другой, то, конечно, можно было найти недостатки. Нос мог бы быть и более правильной формы, и цвет лица мог быть поярче, и губы у него были слишком полными и красными, чересчур чувственными. Но если не придираться к мелочам, он выглядел потрясающе.

– Кэти, – начал он, одарив меня долгим взглядом, пока его автомобиль пыхтел и задыхался, – тебе понравится Нью-Йорк. Там так много можно сделать, увидеть, испытать. Этот врач, с которым ты живешь, он ведь не твой родной отец, так что тебе не нужно сидеть рядом с ним, только чтобы сделать ему приятное. Давай переезжай в Нью-Йорк как можно скорее!

Он обнял меня за плечи и притянул к себе.

– А какой дуэт из нас выйдет, ты просто не представляешь! – произнес он вкрадчиво, сладко и стал рисовать мне впечатляющие картины нашей жизни в Нью-Йорке.

Он ясно дал мне понять, что я буду находиться под его покровительством и в его постели.

– Но ведь я совсем тебя не знаю, – ответила я, отодвигаясь от него. – Я не знаю, как ты жил раньше, а ты не знаешь, что было со мной. У нас с тобой нет ничего общего, и хотя мне льстит твое внимание, я все же тебя боюсь.

– Почему? Я не стану тебя насиловать.

Я просто возненавидела его за эти слова! Не насилия я боялась. Я сама не отдавала себе отчет, что именно в нем пугает меня, разве что, находясь в его обществе, я боялась самой себя.

– Расскажи мне о себе, Джулиан Марке. О своем детстве, о родителях. Поведай, почему ты считаешь себя подарком судьбы для всего мирового балета и к тому же для каждой девушки, с которой тебя сводит судьба!

Он автоматически закурил, хотя ему не следовало этого делать.

– Пойдем сегодня вечером со мной, и я отвечу на все твои вопросы.

Мы подъехали к большому дому на Белльфэр-драйв. Джулиан остановил машину перед входом, и я взглянула на окна, светившиеся мягким светом в розовом сумеречном сиянии. Я с трудом различила темную тень Хенни, выглянувшей посмотреть, кто это подъехал к ее дому. Я подумала о Поле и одновременно о Крисе, моей лучшей половине. Одобрит ли Крис Джулиана? Вряд ли, решила я, но все же согласилась пойти с Джулианом на свидание.

Мое первое свидание

Я никак не решалась заговорить с Полом о Джулиане. Был вечер субботы, Крис и Кэрри были дома, и, по правде говоря, я бы так же охотно пошла в кино с ними и с Полом. Я с трудом заставила себя сказать, что у меня свидание с Джулианом Марке.

– Сегодня вечером, ты ведь не возражаешь, Пол?

Он бросил на меня усталый взгляд и слабо улыбнулся:

– Знаешь, я думаю, тебе давно пора ходить на свидания. Он ведь не намного старше?

– Нет, – прошептала я, очень разочарованная тем, что он не стал возражать.

* * *

Джулиан явился ровно в восемь. В новом костюме, начищенных до блеска ботинках, с прилизанными волосами и безукоризненными манерами он был непохож сам на себя. Он пожал руку Полу, поцеловал Кэрри в щечку. Крис пораженно уставился на него. Когда я говорила Полу о свидании, эти двое катались на велосипедах, и, когда Джулиан подавал мне мое новое пальто, я почувствовала, что Крис всего этого не одобряет.

Джулиан отвез меня в какой-то изысканный ресторан, где мерцали разноцветные огни и играла рок-музыка. Он на удивление уверенно просмотрел карту вин, потом попробовал то, что принес официант, и, кивнув головой, сказал, что это подойдет. Для меня все это было так ново, и я ужасно нервничала, боялась сделать что-нибудь не так. Джулиан подал мне меню. Руки у меня дрожали, поэтому я вернула ему меню и попросила, чтобы он выбрал сам. Я не читала по-французски, а он, должно быть, умел, судя по тому, как быстро он выбрал, что мы будем есть. Подали салат, потом горячее, и все было очень вкусно, как он и обещал.

На мне было новое платье с глубоким вырезом, слишком взрослое для меня. Мне хотелось выглядеть опытной и искушенной, хотя на самом деле я такой не была.

– Ты очень красивая, – сказал он как раз тогда, когда я подумала то же самое о нем. У меня защемило сердце, как будто я кого-то предала. – Слишком красивая. Ты достойна большего, чем торчать годами здесь, в Хиктауне, и позволять моей матери эксплуатировать твой талант. Я вовсе не солист, как я говорил тебе раньше, Кэти. Я просто танцовщик кордебалета. Тогда я лишь хотел произвести на тебя впечатление, но уверен, если бы ты была со мной, была бы моей партнершей, вдвоем мы бы достигли многого. Между нами возникает некая магическая связь, я не чувствую ее с другими. Конечно, начинать надо с кордебалета. Но скоро мадам Золта поймет, что твой талант больше твоего возраста и опыта. Она, конечно, старая карга, но совсем не дура. Кэти, я танцевал до изнеможения, чтобы попасть туда, но тебе я смогу помочь. С моей поддержкой дело у тебя пойдет быстрее. Из нас двоих выйдет отличная команда. Ты такая светлая, я – темный, мы дополняем друг друга, отличный контраст!

Он все говорил и говорил, почти убедив меня, что я уже великая, и вдруг где-то глубоко внутри я поняла, что я вовсе не такая исключительная, да и для Нью-Йорка не гожусь. А еще был Крис, которого я бы не смогла видеть, уехав в Нью-Йорк, и Кэрри, которой я была нужна на выходные. И Пол для чего-то был необходим в моей жизни, я это знала точно. Только вот для чего?

Джулиан поил-кормил меня, потом вывел танцевать. И мы начали танцевать рок, какого здесь никто и не видывал. Все расступились, чтобы посмотреть на нас, а потом даже захлопали. У меня кружилась голова и от его близости, и от выпитого вина. По дороге домой Джулиан заехал в уединенный проулок, где обычно влюбленные пары выясняют свои отношения. Для меня все это было внове, и я не была готова к такому бурному натиску.

– Кэти, Кэти, Кэти, – шептал он, целуя меня в шею и за ушами, пока рука его подбиралась к моему бедру.

– Прекрати! – закричала я. – Не надо! Я же тебя почти не знаю! Не торопись!

– Ты ведешь себя как ребенок, – обиженно сказал он. – Я специально прилетел из Нью-Йорка, чтобы побыть с тобой, а ты даже не даешь себя поцеловать.

– Джулиан! – взорвалась я. – Отвези меня домой!

– Ребенок, – сердито пробормотал он и включил зажигание. – Просто чертовски хорошенький ребенок, лишь бы помучить и подразнить. Пойми ты наконец, я долго ждать не буду.

Он уже был частью моего мира, сияющего мира праздника и танца, и я вдруг испугалась, что потеряю его.

– Почему ты зовешь себя Марке, хотя у твоего отца фамилия Розенков? – спросила я, выключая зажигание.

Он с улыбкой откинулся на спинку кресла и повернулся ко мне.

– Ну хорошо, давай поговорим. Я думаю, мы с тобой очень похожи, правда, ты этого признавать не желаешь. Мадам и Жорж – мои отец и мать, но они никогда не видели во мне сына, особенно отец. Для отца я просто продолжение его самого. Если я стану великим танцовщиком, в этом не будет моей заслуги, это произойдет лишь благодаря тому, что я его сын и ношу его имя. Я положил этому конец, изменив имя. Я его придумал, так поступают все артисты, беря псевдоним. Знаешь, в скольких бейсбольных матчах я участвовал? Ни в одном! Они мне не позволяли. О футболе не могло быть и речи. К тому же они заставляли меня столько заниматься станком, что ни на что другое у меня уже не было сил. Когда я был маленьким, Жорж не разрешал мне называть его папой. А позже я и сам бы его так не назвал, даже если бы он молил меня об этом на коленях. Я лез из шкуры вон, чтобы угодить ему, но все было бесполезно. Он всегда находил какой-нибудь недочет, какую-нибудь ошибку, мне никак не удавалось достичь совершенства. Но когда я добьюсь своего, я сделаю это сам, и никто не узнает, что он мой отец. Или что Мариша – моя мать. Поэтому не болтай об этом всему классу. Они ничего не знают. Забавно, правда? Я бесился, если он только упоминал о том, что у него есть сын, и отказывался танцевать. Это его просто убивало, и он отпустил меня в Нью-Йорк, решив, что без его имени у меня ничего не получится. Но у меня получилось и без его помощи. Думаю, это его и добило. А теперь расскажи мне о себе. Почему ты живешь у этого доктора, а не со своими родителями?

– Мои родители умерли, – ответила я, раздраженная его вопросом. – Доктор Пол был другом моего отца, поэтому он и взял нас к себе. Он пожалел нас и не захотел отдавать в приют.

– Повезло вам, – сказал Джулиан довольно кисло. – Мне так никогда не везло.

Потом он наклонился, наши лбы соприкоснулись, а губы находились совсем близко. Я даже чувствовала его горячее дыхание.

– Кэти, я не хочу сказать тебе или сделать что-нибудь плохое. Я хочу, чтобы ты была самым лучшим и светлым в моей жизни. Я тринадцатый в роду танцовщиков, и большинство из них женились на балеринах. Как ты думаешь, каково мне от этого? Можешь мне поверить, счастья в этом мало. Я в Нью-Йорке с восемнадцати лет, а в феврале мне исполнилось двадцать. Прошло уже два года, а звездой я так и не стал. С тобой бы стал. Мне надо доказать Жоржу, что я – лучший и лучше, чем он был когда-то. Я никому этого раньше не рассказывал, но в детстве я повредил спину, пытаясь приподнять слишком тяжелый мотор. Спина меня все время беспокоит, но я продолжаю танцевать. И все это не потому, что ты маленькая и легкая. Я знаю танцовщиц меньше и легче, но твои пропорции почему-то помогают мне держать равновесие, когда я тебя поднимаю. Или, может, ты умеешь приладиться к моим рукам. Что бы это ни было, ты подходишь мне, как никто. Кэти, пожалуйста, поезжай со мной в Нью-Йорк.

– Если я соглашусь, обещай, что не воспользуешься этим мне во вред.

– Я буду твоим ангелом-хранителем.

– Нью-Йорк такой огромный…

– Я знаю его как свои пять пальцев. И ты скоро узнаешь.

– Есть еще мои сестра и брат. Я пока что не хочу их оставлять.

– Рано или поздно придется. Чем дольше ты будешь с ними, тем труднее будет разлука. Взрослей, Кэти, будь самостоятельной личностью. У тебя ничего не выйдет, пока ты живешь дома и позволяешь другим собой управлять. – Он с горькой улыбкой посмотрел в сторону.

– Может быть. Но мне надо еще подумать.

* * *

Когда я поднялась наверх, Крис сидел на веранде около моей комнаты. Я увидела, как он сидит в пижаме, с опущенными плечами, и меня тут же потянуло к нему.

– Ну, как все прошло? – спросил он, не глядя на меня.

От волнения я не знала, куда девать руки.

– Наверное, нормально. За ужином мы пили вино. По-моему, Джулиан немножко захмелел. Кажется, я тоже.

Крис повернулся и внимательно посмотрел мне в глаза.

– Кэти, мне он не нравится! Пусть отправляется в Нью-Йорк и оставит тебя в покое. По разговорам ребят из вашей труппы я понял, что Джулиан заявил на тебя права, поэтому никакой другой танцовщик не будет тебя приглашать. Кэти, он же из Нью-Йорка. Эти парни скоры на руку, а тебе ведь только пятнадцать. – Он подошел ко мне и крепко обнял.

– Кто твоя девушка? – спросила я, чуть не плача. – Только не говори, что у тебя никого нет.

Он прижался ко мне щекой и медленно произнес:

– Никакие девушки не идут в сравнение с тобой.

– Как твоя учеба? – спросила я, надеясь сменить тему.

– Отлично. Когда не думаю обо всем, что мне предстоит на первом курсе медицинской школы: общая анатомия, микроанатомия и нейроанатомия, то готовлюсь к поступлению в колледж.

– А что ты делаешь в свободное время?

– Какое свободное время? Его и не остается, все уходит на беспокойство о тебе и твоих делах. Мне нравится школа, Кэти. Я был бы просто счастлив, если бы постоянно не думал о тебе. Я жду не дождусь выходных, когда наконец могу увидеться с тобой и Кэрри.

– Ой, Крис. Ты должен постараться забыть меня и найти кого-нибудь другого.

Но одного взгляда в его измученные глаза было достаточно, чтобы понять: то, что началось так давно, остановить непросто.

Мне надо было найти кого-то еще, чтобы он знал: между нами все кончено, кончено навсегда. Мысли мои обратились к Джулиану, который из кожи вон лез, чтобы доказать, что он лучший танцовщик, чем его отец. Совсем как я, которой во всем нужно было быть лучше матери.

Когда Джулиан прилетел в следующий раз, я была готова. Он назначил мне свидание, и я уже не колебалась. Этот так этот; у нас были одни цели. Мы пошли в кино, потом в клубе я выпила сока, а он – пива, затем он опять заехал в проулок влюбленных (кажется, такой есть в каждом городе). На этот раз я позволила ему не только целовать меня, но он слишком скоро задышал горячо и часто и стал ласкать меня с таким умением, что я стала отзываться на его ласки помимо своей воли. Джулиан повалил меня на сиденье. Внезапно я поняла, что он собирается делать, схватила свою сумочку и начала колотить его по лицу.

– Прекрати! Я же говорила тебе, не торопись!

– Сама напросилась! – рассвирепел он. – Сначала заводишь меня, а потом – отбой! Ненавижу, когда меня дразнят!

Я подумала о Крисе и заплакала.

– Ну пожалуйста, Джулиан. Ты мне нравишься, правда нравишься. Но ты не даешь мне времени в тебя влюбиться. Не надо со мной так быстро.

Он схватил мою руку и так беспощадно заломил ее за спину, что я закричала от боли. Я думала, он собирается ее сломать. Но он отпустил ее, когда я уже была готова визжать.

– Послушай, Кэти. Я уже почти влюбился в тебя. Но никакой девчонке не удастся вертеть мной, как деревенским простофилей. Найдется полно других, которые ни в чем мне не откажут, так что ты мне не так уж и нужна, обойдусь!

Конечно, я ему была не нужна. Я не была нужна никому, кроме Криса и Кэрри, хотя Крису я была нужна так, как не следует. Мама его испортила, изуродовала, бросила на меня, и теперь он уже не мог без меня. Этого я ей простить не могла. Она должна была заплатить за все то, что совершила. Если мы и согрешили, это она нас заставила.

* * *

Всю ночь я думала о том, как заставить маму расплатиться за содеянное, и наконец поняла, какую назначить цену. Не деньги, нет, у нее их было слишком много. Это должно было быть что-то, что она ценила дороже денег. Две вещи: ее репутация, уже подмоченная браком с наполовину дядей, и ее молодой муж. Я собиралась расправиться и с тем, и с другим.

Потом я заплакала. Я плакала о Крисе, о Кэрри, которая не росла, о Кори, от которого, наверное, остались только кости в могиле.

Я обернулась к Кэрри, хотела обнять ее. Но Кэрри была в частной школе для девочек в десяти милях от города. А Крис – в тридцати.

Пошел сильный дождь. Россыпь ударов по крыше над моей головой была как барабаны войны, зовущие меня в воспоминания, о которых мне хотелось забыть навсегда. Я была пленницей в комнате, забитой игрушками и темной массивной мебелью и увешанной картинами, изображающими ад. Я сидела на старой деревянной качалке, которая почти развалилась, и держала на руках маленького брата, похожего на призрак, он называл меня мамой, и мы все качались и качались. Скрипели половицы, завывал ветер, стучал по крыше дождь, а за нами, над нами, вокруг нас огромный дом с бесчисленными комнатами только и ждал момента, чтобы нас пожрать.

Я не выносила стука дождя над головой, он напоминал мне о той комнате наверху. Насколько хуже была наша жизнь, когда шел дождь: комната становилась промозглой и сырой, а на чердаке были только тоскливый полумрак и лица мертвецов по стенам. Мою голову сжимало тисками, тяжелыми, как старый чугунный утюг моей бабушки, мысли становились вязкими, и я чувствовала смятение и ужас.

Не в состоянии заснуть, я встала и накинула прозрачный пеньюар. По какой-то непонятной причине я прокралась к спальне Пола и осторожно приоткрыла дверь. Будильник на ночном столике показывал два часа, а Пол все еще не вернулся!

В доме не было никого, кроме Хенни, которая была так далеко, в другом конце дома, в своей комнате у кухни. Я тряхнула головой и опять уставилась на аккуратно застеленную кровать Пола. Сумасшедший Крис тоже хочет стать врачом. Ни одной спокойной ночи! А тут еще и дождь! В дождливые ночи так часто случаются аварии. Что, если Пол погибнет? Что мы тогда будем делать? «Пол, Пол!» – мысленно воскликнула я и помчалась к лестнице, слетела вниз и бросилась к выходу в сад в гостиной. Я надеялась увидеть белую машину, стоящую на аллее или сворачивающую к дому. «Господи, – молила я, – не дай ему попасть в аварию! Прошу тебя, пожалуйста, не забирай его, как Ты забрал папу».

– Кэти, почему ты не спишь?

Я резко обернулась. Пол сидел, удобно устроившись в своем любимом кресле, и курил в темноте. Я едва разглядела, что он в том самом красном халате, который мы подарили ему на Рождество. Меня захлестнула волна облегчения оттого, что он жив и здоров, а не лежит на столе в морге. Черные мысли. Папа, папа, я почти не помню, как ты выглядел, какой у тебя был голос, и даже твой особенный запах я почти забыла.

– Что-то случилось, Кэтрин?

Случилось? Почему ночью, наедине он называет меня Кэтрин, а днем только Кэти? Да все не так! Грингленнские и виргинские газеты, на которые я подписалась и которые мне доставляли в балетную школу, пестрели сообщениями о том, что миссис Бартоломью Уинслоу собирается обзаводиться вторым «зимним» домом в Грингленне. Делается капитальный ремонт дома ее мужа, и он будет как новый. Все лучшее – моей матери! По какой-то непостижимой причине я, как фурия, накинулась на Пола.

– Ты давно дома? – резко спросила я. – Я была наверху и так разволновалась за тебя, что не могла заснуть! А ты все это время был здесь! Тебя не было к ужину, ты и вчера не ужинал, вчера ты собирался сводить меня в кино и забыл об этом! Почему ты позволяешь своим пациентам распоряжаться всем своим временем и ничего не оставляешь на собственную жизнь?

Он долго не отвечал. Но едва я открыла рот, чтобы сказать что-то еще, он мягко произнес:

– Ты действительно чем-то огорчена. Наверное, единственное, что я могу сказать в свое оправдание: я врач, а время врача никогда ему не принадлежит. Мне стыдно, что я забыл про кино. Приношу свои извинения, что не позвонил и не предупредил о том, что у меня срочный вызов и я не могу приехать.

– Забыл? Как ты мог забыть? Вчера ты забыл принести то, что я просила купить, а я все ждала тебя, надеясь, что ты все-таки придешь и принесешь шампунь, который был мне нужен, но ты так и не пришел!

– Еще раз приношу извинения. Иногда я думаю о чем-то, кроме кино и необходимой тебе косметики.

– Это ты язвишь?

– Я стараюсь сдерживаться. Было бы очень мило, если бы и ты постаралась.

– Я не сумасшедшая! – завопила я.

Он был так похож на маму, всегда такой сдержанный и уравновешенный! Ему просто было все равно. Поэтому он мог так спокойно сидеть и смотреть. Его не волновало, если он давал обещания и не выполнял их, и ее тоже! Я бросилась на него с кулаками, но он схватил меня за руки и посмотрел на меня с неподдельным удивлением.

– Неужели ты можешь меня ударить, Кэтрин? Неужели для тебя так важно не пропустить кино и ты даже не можешь понять, как я мог забыть? Ну скажи, что тебе стыдно, что ты на меня накричала, ведь я сожалею, что я тебя огорчил.

То, что меня мучило, было больше чем огорчение. Во всем мире не было никого, на кого я могла положиться, – только Крис, запретный для меня. Только Крис никогда не забыл бы, что мне нужно или чего я хочу.

У меня мороз пошел по коже. Что же я за человек? Неужели я, как мама, всегда должна иметь то, что хочу, и немедленно, наплевав на цену, которую должны платить за это остальные? Не собираюсь ли я заставить Пола платить за то, что она сделала? В этом ведь не было его вины.

– Пол, извини, что я на тебя наорала. Я все понимаю.

– Ты, наверное, очень устала. Может, ты слишком серьезно относишься к своим занятиям балетом. Пожалуй, тебе надо немного расслабиться.

Как я могла сказать ему, что я не могу расслабиться? Я должна была быть лучшей, а это значило одно – бесконечные часы работы. Я совершенно серьезно собиралась отказаться от всех развлечений моих сверстниц. Мне не нужен был приятель, который не был танцовщиком. Мне не нужна была подружка, которая не занимается балетом. Я не хотела, чтобы что-нибудь встало между мной и моей целью, и все же, все же напротив сидел и смотрел на меня мужчина, который сказал, что я ему нужна, и которого я обидела своим отвратительным поведением.

– Сегодня я прочла о своей матери, – запинаясь, произнесла я, – и о доме, который она ремонтирует и заново обставляет. Она всегда получает то, чего хочет. Я никогда ничего не получаю. Поэтому я так мерзко веду себя с тобой и забываю обо всем, что ты для меня сделал.

Я отступила на несколько шагов назад, подавленная охватившим меня стыдом.

– Ты давно дома?

– С половины двенадцатого, – ответил Пол. – Я съел салат и жаркое, которое Хенни оставила в духовке. Мне не спится, когда я переутомляюсь. И мне не нравится стук дождя по крыше.

– Потому что дождь замыкает тебя на твоем одиночестве?

Он улыбнулся:

– Что-то вроде того. Откуда ты знаешь?

Все его чувства были написаны на его лице, таком же тусклом, как свет в комнате. Он думал о ней, о своей Джулии, о своей умершей жене. Он всегда выглядел грустным, когда вспоминал о ней. Я подошла к нему и, повинуясь внезапному желанию, дотронулась до его щеки.

– Зачем ты куришь? Как ты можешь советовать своим пациентам избавиться от этой привычки, когда продолжаешь сам курить?

– Откуда ты знаешь, что я говорю своим пациентам? – спросил Пол тихим голосом, от которого у меня по спине побежали мурашки.

Я нервно засмеялась и сказала, что он не всегда плотно прикрывает дверь своего кабинета и если я бываю в задней комнате, то волей-неволей что-то слышу. Он сказал, чтобы я отправлялась спать и не ошивалась больше в задней комнате, где мне не место, а он будет курить, когда ему захочется.

– Иногда ты ведешь себя как жена: задаешь неподходящие вопросы, сердишься, что я не заехал для тебя в аптеку. Ты уверена, что шампунь был не так уж необходим?

Я опять почувствовала себя полной идиоткой и опять на него рассердилась.

– Я попросила тебя купить эти вещи только потому, что ты ездишь мимо магазина с распродажей, а там все дешевле! Я просто хотела сэкономить деньги! Ну уж теперь я ни за что не попрошу тебя что-нибудь купить! Если ты пригласишь меня поужинать в ресторане или пойти в кино, я буду готова к разочарованию и поэтому не разочаруюсь. Надо приучаться ожидать от всех самого худшего.

– Кэтрин! Можешь меня ненавидеть, если хочешь, можешь заставлять меня расплачиваться за все перенесенные тобой страдания, и тогда, возможно, ты будешь спать по ночам и перестанешь метаться, кричать во сне, звать маму, как трехлетний ребенок.

Пораженная, я уставилась на него.

– Я зову ее?

– Да, – сказал он, – множество раз я слышал, как ты звала свою мать.

Я заметила жалость в его взгляде.

– Не стыдись человеческих чувств в себе, Кэтрин. Мы все ждем от матерей только самого лучшего.

Мне не хотелось говорить о ней, поэтому я подошла поближе.

– Джулиан опять в городе. Вчера ты обо мне забыл, а сегодня у меня было с ним свидание. Джулиан считает, что я готова к Нью-Йорку. Он думает, что его преподавательница, мадам Золта, лучше, чем его мать, разовьет мои таланты. Он думает, что из нас получится блестящая пара.

– А что думаешь ты?

– По-моему, я еще не готова к Нью-Йорку, – прошептала я, – но он так напирает. Иногда он заставляет и меня поверить, так он сам убежден в этом.

– Не торопись, Кэтрин. Джулиан – привлекательный юноша, но самонадеянности в нем на десятерых. Положись на свой здравый смысл и не позволяй влиять на себя тому, кто, возможно, просто хочет тебя использовать.

– Каждую ночь мне снится Нью-Йорк, сцена. Я вижу в зале мать, которая смотрит на меня и не верит своим глазам. Она хотела убить меня. Я хочу, чтобы она увидела, как я танцую, и поняла, что я могу дать миру больше, чем она.