Текст книги "Соблазненная"

Дома Сэвидж получил записку от мистера Уотсона, в которой сообщалось о подходящем доме, но, прежде чем отправиться к своим поверенным, он решил зайти на Савил-роу к рекомендованному ему портному. Входя в это фешенебельное заведение, он чувствовал себя несколько неловко, так как ни разу не бывал в магазинах мужской моды. В молодости он носил одежду из вторых рук, а в индийских владениях портной являлся к нему на корабль или на плантацию.

Приказчики в магазине были законченными снобами и с презрением относились ко всему, что не являлось криком моды, но, обнаружив, что за деньгами дело не станет, они расстелились перед ним. Не забыв сказать, что одевали самого принца Узльского, они заверили Адама Сэ-виджа, что превратят его из неуклюжего жителя колоний в верх совершенства. Тут же они поняли, что индийский дикарь имеет собственное мнение и сильную волю.

Он заказал две дюжины белых рубашек и шейных платков из тончайшего материала, но самого простого покроя. С него сняли мерки для синего, темно-красного и черного сюртуков из материала высшего качества и скромных жилетов слегка контрастирующих цветов. Он заказал удобно сидящие бриджи, застегивающиеся на Щиколотке шаровары и полдюжины пар лосин. Купил перчатки для верховой езды и езды в карете, но его не смогли уговорить на перчатки из собачьей шкуры, на которых все помешались. Купил бобровую шапку, но они были шокированы, когода он отказался от всех треуголок и париков под них, какие ему показали. Ему говорили, что его ни за что не примут в свете, если он будет упрямиться и носить собственные ненапудренные волосы. В конце концов его уговорили на вечерний костюм из черного атласа, но никакие уговоры не помогли, когда зашла речь о белых Рейтузах. Он купил себе цилиндр, плащ с пелериной и даже шелковые чулки, но рассмеялся в лицо, когда башмачник предложил туфли на высоких каблуках.

С него сняли мерки на парадные башмаки, ботфорты и сапоги под лосины, но он настоял, чтобы все они были черного цвета. Он ушел, оставив их удивленно покачивать головами. Они так старались объяснить, что быть хорошо одетым в эти дни далеко не значило быть просто хорошо одетым и что мода превратилась в битву вкуса с безвкусицей.

Когда Сэвидж явился к поверенным, они сообщили ему, что неподалеку от дома Лэмбов продается городской дом.

– Я бы предпочел дом в Сити. Намного удобнее для дела. Что-нибудь поближе к банкам и Ост-Индской компании на Леденхолл-стрит.

Уотсон с Голдманом пришли в ужас. Адрес в таком нефешенебельном районе будет помехой в делах, уверяли они. Человек с его положением должен покупать дом в Мейфер. Такова, к сожалению, действительность, но о человеке судят по его адресу.

Согласившись посмотреть дом на Хаф-Мун-стрит, Сэвидж поспешил купить себе экипаж. Он выбрал карету, в которой по новому тракту можно быстро добраться от Лондона до Грэйвсенда, и под стать ей пару добрых гнедых. Не устояв, он купил еще легкий фаэтон, делавший, как утверждали, в хорошей упряжке и при достаточной удали до тридцати миль в час, и не моргнув глазом, хотя счет перевалил далеко за три тысячи фунтов, прикупил еще пару резвых вороных.

С неослабевающей энергией Адам направил свои стопы па Леденхолл-стрит, в главную контору Ост-Индской компании. Кроме сданной ей в аренду плантации Прыжок Леопарда, он был держателем солидного пакета акций. Внутри самое большое помещение с круглым стеклянным фонарем и балконом называлось «залом заседаний». Сэвидж узнал, что на следующей неделе состоится собрание акционеров, и сделал зарубку в памяти, намереваясь прийти.

Услышав дружелюбное обращение, он обернулся.

– Вижу, что вы не так давно из индийских владений. Мне нужен совет касательно инвестиций, а я, в свою очередь, мог бы быть полезным, что касается Лондона. Вероятно, он сильно изменился, с тех пор как вы уехали.

Адам протянул руку широколицему мужчине примерно одних с ним лет.

– Адам Сэвидж, на этой неделе вернулся с Цейлона.

– Послушайте, где я слышал это имя?

Мужчина назвался Кавендишем, но, когда проходившие мимо кивали, тихо произнося «Девоншир», Сэвидж понял, что разговаривает с герцогом Девонширским. Они моментально нашли общий язык, обнаружив друг в друге много общего. Оба были серьезными людьми, разбирающимися в коммерческих делах и способными урвать у других изрядную долю благ мира сего.

За время непродолжительного разговора они коснулись многих тем, включая политику.

– Нам в палате нужны такие люди, как вы, – заявил Девоншир.

– Я не член парламента, – ответил Сэвидж, констатируя очевидный факт.

– Жалкая кучка фунтов – и место в палате общин ваше, – просветил его Девоншир. Сэвидж принял к сведению.

– На той неделе мы даем обед в Девоншир-хауз. Я попрошу Джорджиану включить вас в список гостей. Прошу вас, приходите. Половина гостей – друзья моей жены и принца Уэльского, но, уверяю вас, я пригласил и нескольких умных людей. Джеймса Уайатта, архитектора, Поупа, писателя и философа. Если хотите, приглашу Уоррена Гастингса, экс-губернатора из Индии.

– С двумя из этих джентльменов я уже знаком. Уайатт проектировал мой дом в Грэйвсенде, который я еще даже не видел.

– Вот где я слышал ваше имя, конечно же! – воскликнул Девоншир, очень довольный знакомством.

– С большим удовольствием приду, – принял приглашение Адам. – К тому времени я буду в более цивилизованном убранстве.

Сэвидж вернулся в дом на Керзон-стрит только к ужину. Наверху Джон Булль и Киринда встретили его с удрученным видом. Они приготовили чистые полотенца, но им было стыдно, что хозяину придется умываться из кувшина над тазиком.

– Что случилось? – спросил он Джона Булля.

– Должен сообщить вам две ужасные вещи, которые вас сильно расстроят, превосходительство. У прислуги завелись насекомые. Чтобы не занести н нам, я не разрешил Киринде спускаться.

– Как ты обнаружил, Джон Булль?

– Она сама сказала. Она сказала, что поэтому носит этот ужасный головной убор.

Сэвидж предположил, что тот опять что-то не понял, и спокойно спросил:

– Что еще меня расстроит?

– Женщина-свинья съела Рупи! – выпалил он. Сэвидж прикусил губу, чтобы не рассмеяться. Возможно, миссис Хогг и была алчной женщиной, но он сомневался, что тощий скворец мог разжечь ее аппетит.

– Насколько я понимаю, вы не ужились с прислугой, – сухо заметил он. Посмотрел на Киринду. – Ты ела сегодня?

Она опустила черные ресницы на мокрые глаза и отрицательно покачала головой.

Сэвидж понимал, что совершенно бесполезно наказывать Джона Булля. Упрямый тамил готов голодать хоть месяц, лишь бы не потерять лица, совершенно не принимая во внимание бедную Киринду.

– В этом случае спускаемся ужинать?

– Будь это на Цейлоне или в Англии, нам неприемлемо ужинать с вами, хозяин.

– Если ты настаиваешь, что я твой хозяин, то должен подчиняться моим приказаниям, и я приказываю идти ужинать, Джон Булль.

– Слушаюсь, Превосходительство, – подчинился он. В столовой Сэвидж сказал Фентону:

– Передайте, пожалуйста, миссис Хогг, чтобы несла ужин на троих. – Пододвинул стул Киринде и пригласил садиться Джона Булля.

Выскочившая из кухни миссис Хогг чуть не уронила супницу, увидев, что должна обслуживать прислугу Сэвиджа. Поджатые губы выдавали ее негодование.

Нежнейшим голосом Сэвидж медленно произнес:

– Миссис Хогг, я хотел бы принести свои извинения за то, что оставил у вас в прихожей своего скворца. Я не думал, что вы станете возражать. Будьте любезны, отнесите его в мою спальню.

– Слушаю, сэр, – ответила она.

– Кроме того, миссис Хогг, – продолжал он медленно цедить слова, – я приношу глубокие извинения за то, что Джон Булль, обращаясь к вам, называл вас женщиной-свиньей. Уверяю вас, он не имел в виду ничего непочтительного. Просто в языке запутался.

– Извинения принимаются, – обуздала свой нрав миссис Хогг, правда, все еще бросая презрительный взгляд в сторону слуги.

От последующих слов Сэвиджа повеяло холодком:

– Теперь ваша очередь.

Встретив холодный взгляд его голубых глаз, она почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

– Моя очередь? – переспросила она.

– Да, ваша очередь. Извинитесь за недостойное обращение с этим мужчиной и этой женщиной. Вы целый день не давали им есть и пить только из-за того, что их кожа другого цвета, чем ваша.

По лицу миссис Хогг пошли багровые пятна.

– Извините, – еле слышно произнесла она, не зная, что еще сказать.

В голосе Сэвиджа снова послышались любезные нотки, но голубые глаза оставались холодными:

– Миссис Хогг, если овощи, чей запах доносится с вашей кухни, представляют собой репу, я бы предложил, чтобы вы полакомились ею сами, а нам подали бы что-нибудь более аппетитное.

Видеть миссис Хогг, когда что-нибудь ей не по нраву, – зрелище не из приятных. Она исчезла в своей святая святых и больше не появлялась. Вскоре с ужином явилась Дора. Три пары глаз воззрились на ее чепец. Он был сплошь кружевной. У Адама Сэвиджа весело заблестели глаза.

– Очень милая шапочка, – тихо произнес он, видя, как у той от удовольствия приподнялись уголки губ.

Глава 13

При неоценимой помощи господ Уотсона и Голдмана золото Сэвиджа было депонировано, нанят секретарь, которого звали Слоун, и достигнута договоренность о покупке дома на Хаф-Мун-стрит.

С почтой пришло обещанное приглашение на обед в Девоншир-хауз, а также ответ из Стоуна. Вскрыв конверт, Сэвидж пробежал глазами страничку, исписанную прекрасным почерком лорда Лэмба.

Глубокоуважаемый мистер Сэвидж,

Благодарю за вашу записку, в которой вы сообщаете о своем прибытии в Англию. Вы можете оставаться моим гостем на Керзон-стрит столько, сколько потребуется. С сожалением сообщаю, что в Лэмб-холле в настоящее время траур и мы не принимаем. Если возникнет необходимость связаться со мной, вы можете сделать это через Уотсона и Голдмана, поверенных.

Антони Лэмб.

Сэвиджу было понятно, что дети соблюдают траур по случаю смерти отца, но прошло уже несколько месяцев, и это не могло служить веской причиной для отказа принять его в Лэмб-холле. Немногословная записка явно давала понять, что подопечные хотят держать его на расстоянии. Что они там задумали? Записка только утвердила Сэвиджа в решении посетить Стоук раньше, чем он предполагал.

Он переговорил с Джоном Буллем:

– Я должен незамедлительно на несколько дней уехать из Лондона, но это создает трудности. Знаю, что у тебя нет никакого желания находиться в этом доме без меня, так что остается только взять вас обоих с собой в дом в Грэйвсенде. Я собирался дать тебе возможность набрать прислугу для Эденвуда, но пока что нет времени. – В заключение добавил: – В доме нет ни мебели, ни слуг, но, может быть, обойдешься несколько дней?

Джон Булль, которому не терпелось занять свои владения, ответил:

– Раз мы едем с вами, Превосходительство, дом не будет без слуг. Коврика у дверей будет достаточно. Сэвидж знал, что Джон Булль говорит сущую правду.

– Не думаю, что придется прибегать к таким спартанским мерам, тем не менее спасибо тебе.

Подумав, Сэвидж решил взять с собой своего нового секретаря. Правда, ему придется заниматься не совсем обычными делами, но, черт возьми, пусть помажет, на что способен.

Сэвидж решил ехать в своей карете, запряженной гнедыми. Киринда сидела внутри с большей частью багажа, а Джон Булль гарцевал на одном из арабских скакунов, привезенных Сэвиджем с Цейлона. Карета неслась по новому тракту. Джеффри Стоун, восхищаясь ловкостью, с какой Сэвидж правил лошадьми, сидел рядом и записывал поручения нового хозяина.

– Я ни разу не видел дом, разве что мысленно, – говорил Сэвидж. – Поэтому, если он еще непригоден для обитания, остановимся в гостинице. Мне видится, что самое срочное – это достать корм лошадям, еду для себя и посуду, в чем готовить. Затем, конечно, вам потребуются кровати и постельное белье. Остальное может подождать. Пускай Джон Булль выбирает, что ему надо. У него хороший глаз на вещи. Однако кошелек будет у тебя. Джон Булль не может не поторговаться, а мне не хочется обижать грэйвсендских купцов, еще не познакомившись с ними.

По мере приближения к Эденвуду Адамом Сэвиджем овладевало странное ощущение, будто он возвращается домой. Карета выехала из дубовой рощи, и перед ним во всем великолепии открылся роскошный дом. Он был кульминацией всех его надежд и мечтаний. Остановив лошадей у конюшни, Адам широкими шагами направился по дорожке, ведущей к парадному входу. Чтобы в первый раз осмотреть дом, ему нужно было остаться одному. Переходя из комнаты в комнату, впитывая как можно больше деталей, он все безнадежнее влюблялся в свое жилище. Шагая через две ступеньки, он поднялся по винтовой лестнице, и к тому времени, когда он вышел из спальни на балкон над западным портиком, его сердце полностью принадлежало Эденвуду.

Уайатт – великий мастер, гений. Обставлять Эденвуд будет величайшим наслаждением. Хотя это займет время, он поклялся, не жалея сил, тщательно отбирать каждую вещь, чтобы еще больше украсить окружающее его совершенство. Сэвиджу хотелось побыть подольше, увидеть, потрогать и вдохнуть все до малейшей детали, но его ждали обязанности. Нужно отмахать еще двенадцать миль до Стоука и познакомиться с близнецами, о которых он начинал думать, как о сыне и дочери. Приятно было сознавать, что есть куда вернуться – в Эденвуд.

Оставив своих людей управляться с делами, Сэвидж сел на арабского скакуна, на котором приехал Джон Булль, и поскакал в Стоук. Его поразила уединенность Лэмб-холла. Это была очаровательная скромная деревенская усадьба с парой арендуемых ферм, да и сам Стоук выглядел как небольшая деревня. Дом уединенно расположился на берегу Медуэй, у самого ее устья. «Это замечательное место для воспитания детей, но довольно удаленное от внешнего мира для юноши вроде Антони Лэмба», – подумал Сэвидж.

Выглянув в окно, Антония увидела скачущего на вороном коне смуглого сильного мужчину. Сразу поняла, кто он такой. Запаниковала.

– Роз! Он здесь! – крикнула она и бегом через две ступеньки скрылась наверху. – Постарайся от него отделаться!

Теперь она занимала комнату Антони. Бросилась в кресло у окна, откуда будет видно, когда уедет незваный гость. Взяла в руки книгу, не читая, опустила на колени. В голове метались тревожные мысли. Бешено билось сердце.

– О Господи. Тони, зачем ты в такое время оставил меня одну? – осуждающе шептала она.

С тех пор как он пропал, прошло почти два месяца. Она всегда старалась думать о Тони, как о «пропавшем», а не «утопшем». Вспомнила, как возмущало брата, что нужно давать отчет опекуну. Ее же снедало любопытство в отношении человека с Цейлона и величественного дома, который ему строили.

Боже правый, что нашло на нее, когда она вылезла со своими сумасбродными и расточительными советами по перестройке Эденвуда? Она делала это из мести. Раз ее лишили возможности тратить свои деньги, она тратила его деньги, и довольно щедро. Правда, это было до несчастного случая в море, и она думала, что их опекун еще на далеком Цейлоне. Теперь же она выдает себя за своего брата, а Адам Сэвидж – вполне реальное, во плоти, 'имеющее власть лицо, с которым приходится считаться.

Один взгляд на этого сильного смуглого мужчину сказал ей, что она вела себя по-идиотски. Нужно быть дурой, чтобы нарочно злить человека, который распоряжается твоей жизнью и средствами, пока не достигнешь совершеннолетия, а он не был похож на человека, который с легкостью терпит дураков. Она трусила, понимая, что ей не избежать встречи с ним, но, ради Бога, только не сегодня.

Мистер Бэрке, открыв дверь, смерил незнакомца глазами. У Сэвиджа не было визитной карточки, но он зычным голосом представился дворецкому и заявил, что приехал встретиться с лордом Антони Лэмбом.

Роз, приветствуя его, выступила вперед:

– Добрый день, мистер Сэвидж. Я Розалинд Рэндольф, бабушка Антони. Проходите, пожалуйста.

Она обменялась удивленными взглядами с мистером Бэрке, которые говорили, что она представляла Сэвиджа не таким. Роз повела высокого смуглого мужчину в гостиную, а сердце ее трепетало при виде такой эффектной наружности. Его лицо говорило о дурном прошлом и скандальной репутации в отношении женщин. Это был человек, с которым нельзя не считаться. Чертовски привлекательный негодяй.

Проницательные голубые глаза Адама Сэвиджа во всех подробностях разглядели очаровательную пожилую женщину. Вот откуда такое изящество Евы. В то же время чувствовалось, что Розалинд в свое время была куда красивее дочери. Подождав, пока она сядет, Адам сел напротив и без предисловий начал:

– Леди Рэндольф, я нанес этот первый визит, чтобы передать вам слова утешения. Ваша дочь благополучно оправляется от удара, вызванного смертью лорда Расселла. Она женщина трезвомыслящая и понимает, что лучше такая кончина, чем постепенное угасание в качестве инвалида в течение ряда лет.

– Благодарю вас за весточку о моей дочери, мистер Сэвидж. Душевной стойкости Евы можно позавидовать.

Сэвидж сразу понял, что Розалинд – сильная женщина с проницательным умом.

– Как только я узнал, что возвращаюсь в Англию, я с нетерпением стал ожидать встречи с Антонией и Антони.

Внезапно нахлынувшее горе перехватило горло, и Роз с трудом сдержала слезы. Перед ней был твердый как Гибралтарская скала мужчина, и ее непреодолимо тянуло рассказать ему об их огромной потере.

– Мистер Сэвидж, у нас еще одна тяжелая утрата. Боюсь, что вы никогда не увидите мою внучку, Антонию.

Сэвидж был потрясен. В полученной им записке говорилось о трауре, но он не имел представления о еще одной смерти. Боже, когда Ева узнает, что потеряла дочь, она с ума сойдет. Он всем сердцем был с сидящей перед ним мужественной женщиной.

– Я опечален этой потерей, но когда подумаю, что значит эта потеря для вас, мадам, то понимаю, что моя печаль несравнима с вашим горем. Если вы в состоянии говорить – как это случилось?

Слушая его соболезнующие слова, она чуть было не дала волю чувствам, но потом с трогательным самообладанием подробно рассказала о шторме и катастрофе.

– Тело так и не нашли? – спросил он. Роз отрицательно покачала головой.

– Это случилось почти два месяца назад, так что, боюсь, не осталось никаких надежд. Я смирилась, ничего не поделаешь, – печально закончила она.

– Вы очень мужественная женщина. Это качество восхищает меня больше всего.

– Благодарю вас, мистер Сэвидж. А вот для лорда Лэмба это была такая страшная утрата, что он до сих пор стремится к уединению. Близнецы ближе друг к другу, чем просто братья и сестры. Боюсь, что Антони еще не скоро придет в себя. Сегодня он просил его не беспокоить.

– Леди Рэндольф, похоже, что его уже побеспокоили. Я очень хочу увидеться с ним, а теперь больше, чем когда-либо.

– Вы считаете это благоразумным, мистер Сэвидж? – спросила она, надеясь, что он не станет настаивать. И напрасно.

– Уверен, что да. По-моему, после отъезда отца ему много лет не хватало твердой мужской руки. Неправильно оставлять его наедине с горем. Здесь так уединенно, что он возможно, никогда не будет в состоянии стряхнуть с себя меланхолию. Что-то или кто-то должны заполнить пустоту. Думаю, что я смогу помочь. Его надо чем-нибудь занять, вы согласны?

Как, положа руку на сердце, можно было возражать против такой логики? Она хотела оградить Антонию, но в то же время инстинктивно чувствовала, что Адам Сэвидж – это та надежная сила, которую не следует отвергать. Более того, им будет на кого опереться.

– С вашего разрешения я поднимусь поговорить с ним.

Это не был вопрос. Его открытый, прямой взгляд гипнотизировал ее. Этому человеку Роз не была в состоянии отказать.

Услышав стук в дверь, Антония подумала, что пришел мистер Бэрке сказать, что на горизонте чисто. «Входите», – отозвалась она и, не веря глазам, увидела входящего в комнату смуглого мужчину. Моментально рухнули все ее предвзятые представления о своем опекуне. За всю свою жизнь она не видела ничего похожего. Прежде всего, он был крупнее любого известного ей мужчины. Его могучая фигура и широкие плечи заполнили всю дверь. Отброшенные назад густые иссиня-черные, как вороново крыло, волосы скатывались по плечам. Поразительным контрастом на выдубленном солнцем и ветром, цвета красного дерева лице выделялись пронзительные голубые глаза.

Верхнюю губу рассекал начинавшийся от ноздри шрам, но он никак не портил наружности. Наоборот, придавал ей зловещую привлекательность. Сэвидж выглядел пришельцем из другого мира, каковым действительно являлся, более того, в нем было что-то неземное. Словом, был как бог, только что спустившийся с Олимпа.

Представления Адама Сэвиджа об Антони Лэмбе тоже моментально рухнули. Испуганно вскочивший на ноги высокий стройный юноша был так мало похож на мужчину, выглядел настолько моложе своих почти семнадцати лет, что Адам был глубоко разочарован.

– Тони? Я Адам – Адам Сэвидж. Я глубоко огорчен в связи с вашей утратой. – Увидев, как задумчивые глаза юноши наполняются слезами, он подумал, что теперь самое время для ободряющих слов. – Я знаю, как близки вы были друг другу, но если бы твоя сестра увидела тебя сейчас, она была бы решительно против того, что ты хандришь. Я человек прямой, поэтому буду говорить с тобой начистоту. Я понял, что смерть – это часть жизни и ее нужно принимать как неизбежность. Знаю по опыту – чем раньше, тем лучше. Есть много способов справиться с твоим положением, некоторые из них разумные, а некоторые определенно негодные. Мой совет – не вешать носа. Думая о сестре, вспоминай о проведенных вместе счастливых днях. И отныне начинай жить полной жизнью. Разве непонятно, что ты теперь обязан жить за двоих?

Антония была взбешена. Как он смеет врываться без приглашения, да еще приказывать? Видите ли, ему заранее все ясно. Брат погиб, и она должна продолжать жить. Слезы навернулись на длинные черные ресницы, и они, слипшись, торчали как стрелы, направленные на голубые льдинки его глаз. Она считала его самым бессердечным, самым бесцеремонным из всех людей. Ну хорошо, если ему нравится откровенный разговор, она окажет ему такую услугу.

– Я был готов возненавидеть вас, – высказалась напрямик Тони, – но ненависть мне чужда, поэтому я думаю, что не смогу вас ненавидеть. – Тони сунула руки в карманы. – Придется ограничиться презрением к вам.

– О, лучше попробуй меня возненавидеть. Это такое сильное, подобающее мужчине чувство, которое несколько укрепит твой характер, – язвительно произнес Сэвидж.

«Черт бы побрал этого красавчика. У него, небось, и дерьмо не пахнет», – сердито подумал Адам. Тони Лэмб представлял собой наглядный пример неправильного устройства жизни. Испорченному юнцу не только от рождения принадлежали привилегии и титул, но даже боги сочли необходимым одарить его необыкновенной красотой. При этой недостойной мысли Адам почувствовал угрызения совести. Тот факт, что изуродовано его собственное лицо, не давал ему права презирать парня лишь за то, что у того идеальные черты лица. Он вздохнул:

– Давай попробуем терпеть друг друга.

– Со своей стороны приложу все усилия. Думаю, вам абсолютно наплевать на мою боль, – ответила Тони.

– Думаешь, мне неведома боль? – с легкой издевкой спросил Сэвидж.

– Я не знаю, что вы от меня хотите, – заметила Тони.

– Я ожидаю, что ты вынесешь боль как сильный мужчина, а не как плаксивое дитя.

При этих словах Тони устыдилась своих слез, а коль она выдавала себя за Антони, то покраснела при мысли, что по ее вине опекун увидел лорда Лэмба плачущим.

Адам разглядывал пушок на красивом лице и втайне поражался его изнеженности. Впервые в жизни он был сердит на своего покойного друга Расселла. Почему он не взял сына с собой в индийские владения? Он рос в компании только бабушки да сестры. Не было мужчины, которому он мог бы подражать. Сэвидж укрепился в своей решимости. Черт побери, он сделает из него мужчину!

– Твой отец был мне другом, но я осуждаю его за то, что он не дал тебе возможности набраться опыта в индийских владениях. Ты должен быть сильным хотя бы ради матери. Она, может быть, даже заболеет, услыхав об Антонии.

Тони не писала матери. Она продолжала надеяться, что Антони появится, и ни она, ни Роз не хотели предать свою выдумку бумаге.

Адам Сэвидж, вытянув длинные ноги, уселся в кресле. Тони села на край стола, болтая ногами. Молча поглядела на кончик сапога и подняла глаза.

– Матери я не сообщал и не собираюсь. – Подразумевалось, что Тони не хочет, чтобы и Сэвидж сообщал. – Она на другом краю света. Зачем разбивать ей сердце?

– Это весьма благородно, но нельзя без конца скрывать правду. Рано или поздно Ева узнает.

– В этом случае я бы хотел, чтобы было позже, чем раньше, – твердо заявила Тони, решив хотя бы на этот раз проявить свою волю.

Сэвидж развел могучими руками:

– Решать вам. Я приму с должным уважением.

– Спасибо, мистер Сэвидж.

– Зови меня, пожалуйста, Адамом. – Он поднял с половика книгу, которую она уронила, когда он вошел. – Что читаешь? – Увидел, что это роман Сэмюэля Ричардсона «Памела, или Вознагражденная добродетель». Тони слегка покраснела:

– История служанки, которая противится неприличным ухаживаниям хозяйского сына. Потом он на ней женится.

Сэвидж громко рассмеялся:

– Прочти «Приключения Джозефа Эндрюса» Генри Филдинга. Это пародия как раз на твою книгу, о добродетельном лакее, который противится неприличным домогательствам своей хозяйки. Похождения в пивных, потешные случаи с ночными горшками – со смеху помрешь.

Тони не шокировал этот откровенный, непринужденный разговор, хотя, на ее взгляд, и должен бы. Более того, она подумала, что надо достать эту книгу.

Сэвидж решил, что раз уж Тони станет его сыном, то он крайне нуждается в соответствующем воспитании. Окружающий мир проглотит этого невинного младенца целиком, если он не возьмет его под свое крыло и не передаст частицу житейского опыта. Ей-Богу, он был готов держать пари, что Тони Лэмб еще не познал женщину!

– Я поручил мистеру Уотсону удвоить твое содержание. Откровенно говоря, не понимаю, как тебе удалось держаться на выделенные крохи.

Тони была потрясена. Зная, что все деньги в распоряжении опекуна, она думала, что получить их будет стоить большого труда. Боже, если он уже связался с Уотсоном и Голдманом, значит, они, должно быть, предъявили ему счета за платья и другие вещи.

– Я потратил последнее квартальное пособие на новую сбрую. Боюсь, моих денег не хватило бы на оплату вещей, которые были нужны сестре и бабушке. Теперь, когда вы распорядились платить мне больше, я смогу оплатить счета, – с усилием вымолвила она.

Сэвидж махнул рукой:

– Все уже улажено, включая расходы на фермы. Мне бы хотелось посмотреть фермы твоих арендаторов. Если требуется что-нибудь подправить, думаю, лучше не откладывать. В конечном счете значительно дешевле содержать собственность в хорошем состоянии, чем ждать, когда она развалится.

Антония надеялась, что, по крайней мере, удастся сохранить эту взаимную откровенность. Ей хватало забот, чтобы скрыть свою подлинную личность. Как было бы хорошо, если бы не приходилось говорить неправду в остальном.

– Я не очень искушен в денежных делах, мистер Сэвидж… Адам, но понимаю, что не должен залезать в основной капитал.

– Я вложу твои деньги под значительно больший процент. К сожалению, твоими финансовыми делами не занимались как следовало бы, но я это поправлю.

Тони ему доверяла. Ясно, что перед ней был человек, способный изменить мир, если приложит свой ум. Вопреки самой себе она уже начинала постепенно восхищаться его прямотой и абсолютной уверенностью. Она сразу поняла, что узнает от этого человека больше, чем от всех наставников, которые учили ее с Антони все эти годы.

Сэвидж достал из кармана коробку сигар. Взял длинную тонкую сигару, и тут ему пришло в голову угостить своего подопечного. Он хорошо понимал, что молодой человек никогда не курил, но сейчас, в уединении, представлялась идеальная возможность попробовать вкус табака, не ставя себя в неудобное положение на людях.

Тони испуганно затрясла головой.

– Я никогда… – Она увидела в его глазах веселые необидные искорки. – Никогда не курил индийский табак, только турецкий.

– Все начинается с первого раза, Тони, – подбадривал Сэвидж.

Она почувствовала необычное умиротворение. Он разговаривал с ней доверительно, по-приятельски, вкладывая в слова массу скрытых намеков. Тони взяла искусно скрученные табачные листья и, демонстрируя уверенность, которой на самом деле не было, зажала в зубах, ожидая, когда он даст огонька.

Сэвидж не стал поучать своего подопечного, полагая, что парнишке хватит ума подражать ему. Сначала Адам стал раскуривать свою сигару. Он медленно откусил кончик сигары, потом большим и указательным пальцами оторвал кусок табачного листа. Зажег спичку и, держа ее у конца сигары, медленно затянулся. Затем, сложив губы трубочкой, выпустил клубы ароматного голубого дыма.

Тони глубоко вдохнула, твердо держа сигару, ожидая, когда она зажжется. Сигара чуть заметно дрогнула, когда Тони, сложив губы, стала затягиваться. Вдруг она почувствовала, что жарко языку, и сразу перестала втягивать дым. Однако, увидев, что тлеющий кончин вот-вот погаснет, Тони затянулась снова, набрав полный рот дыма. Чуть было его не проглотила, но, поняв, что это будет иметь катастрофические последствия, поспешила выпустить дым. Ей не хотелось встречаться взглядом с Адамом. Для нее вдруг стало очень важно, чтобы он ею восхищался. Она бы очень расстроилась, увидев в его глазах презрение.

Тони наблюдала, как он привычно вертит в пальцах сигару. Смотрела, как подносит ее ко рту и затягивается. Непринужденно, но с явным наслаждением. Старательно избегая его взгляда, она снова втянула в рот дым, попробовала его на вкус, затем медленно небрежно выдохнула, полуприкрыв веки, чтобы не щипало глаза.

Почувствовав себя достаточно уверенно, она поглядела в его светлые голубые глаза. В них не было ни презрения, ни восхищения. Судя по выражению лица, он принял как само собой разумеющееся, что Тони может курить. Они молча продолжали курить, поглядывая друг на друга. Сэвидж загасил сигару о блюдечко бронзового подсвечника, Тони, последовав его примеру, внезапно почувствовала легкую тошноту.

– Покажи мне фермы, – решительно предложил Сэвидж, поднимаясь с кресла.

Тони возмущало его бесцеремонно хозяйское отношение. Ну конечно, Сэвидж считал ее неспособной позаботиться о фермерах и вообще беспомощной, но в данный момент она чувствовала себя хуже чем беспомощной.

– Хорошо, – нехотя согласилась Тони, чувствуя, что ей обязательно надо остаться одной, иначе она окончательно опозорится. – Скажите Брэдшоу, чтобы седлал Нептуна, а я догоню вас у конюшни.

Как только Адам Сэвидж закрыл за собой дверь, Тони прислонилась к ней, закрыв глаза, и тихо застонала. Черт бы побрал этого человека! Словно кто-то нарочно послал его мучить ее. В этом подавляющем тебя дьяволе было что-то такое, что затрагивало ее гордость. Ни за какие сокровища короны она не призналась бы ему, что никогда не курила.