Текст книги "Соблазненная"

Глава 10

Адам Сэвидж метался по палубе «Красного дракона». После праздной недели на борту корабля он чувствовал себя как леопард в клетке. Перед отъездом он предвкушал долгие дни безделья под теплым солнышком, думая, что наверстает упущенное в чтении, и действительно проглотил Гомера и Вергилия и принялся за современные романы Филдинга. Теперь он видел, что книги занимали ум, но тело изнывало от бездействия. Его необузданная энергия требовала выхода.

Когда иссякло терпение, он выскреб и вычистил трюм, где находилась пара арабских скакунов, которых он вез в Англию. Потом пошел к капитану и попросил наделить его обязанностями члена экипажа. Кроме того, постоянно стоял на ночной вахте. В эти часы он позволял свободно парить мыслям. Усеянное миллионами алмазов черное бархатное небо не только давало возможность изучать созвездия, но позволяло переноситься мыслями из Англии на Цейлон или из прошлого в будущее.

Стоя на послеполуночной вахте, находясь между морем и небом, между Небом и Землей, он отчетливо видел перспективу. Это путешествие было символическим. Он закрывал дверь за прошлым и открывал другую в будущее. Он уже проделывал это дважды. В первый раз, покидая Англию и направляясь в индийские владения, он не знал, что захлопывает дверь за своим прошлым.

Отец был столяром-краснодеревщиком. Они жили за Темзой, в Саутуарке, над мастерской. На самом деле это была не более чем ветхая лачуга. Дерево приходилось хранить наверху, потому что, когда Темза выходила из берегов, она сносила все на своем пути. Отец очень любил свое дело. Он был искусным мастером, учился в Сан-Мартин-лейн у самого Томаса Чиппендейла.

Адам Сэвидж не унаследовал искусных рун своего отца, поэтому занимался скупной древесины. Когда в Англии осталось мало леса для мебели и его приходилось ввозить, цены стали неимоверно высокими. Молодой Сэвидж, видя, как на пристанях с судов Ост-Индской компании выгружают красное и атласное дерево, испытывал горечь и злость из-за того, что им оно было не по карману. Узнав из разговоров с матросами, что в индийских владениях оно стоит гроши, он решил наняться на торговое судно и самому закупить, что требовалось отцу.

Сэвидж подавил растущее в нем чувство вины. Откуда ему было знать, что отец умрет от инфлюэнцы в сырой лачуге в то время, когда Адам грелся на теплом солнышке в Бомбее? Мысль о том, что он никогда не сможет создать отцу приличных условий, не давала ему покоя. В результате Сэвидж задался целью разбогатеть, чего бы это ему ни стоило. Когда к нему вернулся разум и он понял, что ради наживы ломает чужие жизни, а заодно губит и собственную душу, он снова закрыл дверь и открыл другую.

Теперь Сэвидж направил свою неуемную энергию на приобретение незапятнанного богатства, и она окупилась тысячекратно. Одним из символов богатства был роскошный дом, куда он теперь ехал. Дом был наградой за тяжелый труд, но, кроме того, и местом, где он будет растить своих детей. Они будут пользоваться благами, которых он никогда не знал. Он также передаст им весь свой опыт и позаботится о том, чтобы они получили самое лучшее образование, которое позволило бы им управлять страной.

Если он женится на Эвелин Лэмб, ее дети станут его детьми. Он мысленно вернулся на Цейлон, к прощанию с Евой. На этот раз у Евы не было гостей с десятков процветающих плантаций, протянувшихся до самого побережья. После обеда она подала ему через стол свою руку.

– Сегодня я была у священника. Первый раз после похорон Расселла была в церкви. Молилась за твое благополучное путешествие.

Сэвидж был циником. Интересно знать, за что она молилась на самом деле.

– Останешься у меня на ночь? – это было не приглашение, а просьба, произнесенная шепотом мольба. Он так пронзительно поглядел на нее своими голубыми глазами, что она, вздрогнув, опустила ресницы.

Сэвидж понимал, что она скорее готова предстать распутной женщиной, нежели потерять его, но он был слишком самолюбив, чтобы заниматься любовью с женщиной, которая не была от него без ума. Его подзадоривала ее сексуальная холодность, но, чтобы побороть ее фригидность, требовалось время. И он решил не заключать брачный союз в эту последнюю ночь, а подождать, пока не вернется за ней. Он чувствовал, что она начала опаивать перед ним, что порой он ее возбуждает, хотя она и подавляла это в себе, но решил подождать, когда ей захочется большего.

Сэвидж взял ее на руки и отнес в спальню.

– Я не стану заниматься с тобой любовью в постели Расселла, – откровенно сказал он. Покусал ушную мочку. – Я бы показал такие штучки, что они осквернили бы ее, – поддразнил он.

От таких непристойно откровенных слов по телу непроизвольно пробежала дрожь. Она понимала, что он, черт бы его побрал, намеренно ведет возбуждающие ее речи.

Он положил ее на кровать.

– Ты всегда так напрягаешься. – Сняв с нее туфли, он стал массировать ноги. – Я хочу, чтобы ты расслабилась. Хочу, чтобы спала и видела меня во сне сегодня и каждую ночь, пока я не вернусь за ответом.

Умиротворяюще поглаживая ее белую кожу, он глядел в темноту. Ева оказалась не совсем такой, как он ожидал. Поначалу она привлекала его тем, что была старше, познала замужество и материнство. Он представлял ее сластолюбивой женщиной, образцом материнского плодородия. Вместо этого обнаружил, что она сексуально скованна. Когда она станет его женой, предстоит поработать, чтобы сформировать ее как женщину, которая соответствовала бы его вкусам. Если же она будет не совсем отвечать его требованиям, то он станет помалкивать о своих связях.

Прежде чем покинуть ее, возможно, почти на год, он надел ей на палец перстень. Великолепный переливающийся всеми красками бриллиант в десять каратов. Не обручальное кольцо, а залог того, что он вернется за ответом.

Он стоял у штурвала «Красного дракона», следя голубыми льдинками глаз, не появится ли в мореной тьме что-либо непредвиденное, а мыслями снова вернулся к Еве. Он намеренно не вручил ей перстень, пока она бодрствовала. Она не могла официально обручиться, пока была в трауре. Ему ненужно было видеть ее реакцию на бесценный камень. Он явственно представлял, как расширятся ее зрачки и как похолодеет от волнения в животе при мысли от обладания таким сокровищем.

Улыбка скривила его свирепый на вид рот. Ева, как и большинство женщин, жадная сучка. От этого он не думал о ней хуже; в конце концов, она лишь простая смертная. Она станет превосходной хозяйкой Эденвуда и в свою очередь отдаст ему своих детей.

Сына! Сына на грани зрелости. Ему не терпелось увидеть его. Он передаст ему свой богатый опыт. И дочь, кисло подумал он. Здесь он был не уверен в себе, это верно. Он мало чему мог научить юную девушку, однако мог стать ей хорошим защитником. Мир полон зла. Он позаботится, чтобы никто ее и пальцем не тронул. Но сын… Антони… Тони… ему было не дождаться!

Открыв глаза, Антония увидела, что Роз просидела в кресле рядом с ней всю ночь. Сев в постели, она сначала не поняла, где находится, потом до нее дошло, что она в спальне Антони.

Бабушка, вздрогнув, проснулась, потом с огромным облегчением вздохнула, увидев, что тяжелые испытания не причинили Антонии вреда.

– Где Антони?

– О, милая, мы не знаем, но боюсь, что должны готовиться к худшему, – мягко сказала Роз. – Ты помнишь, что произошло?

Комок встал в горле Антонии, так что она едва могла говорить. Боже милостивый, если она жива, то и брат жив. Они с ним одно целое. Судьба одной это судьба другого. Как же может быть иначе?

Антония проглотила комок. – Шторм налетел ниоткуда. Сразу все пошло не так, как надо. Снасти запутались, и мы не могли убрать паруса. Тони обвязал меня линем. Мы перевернулись, потом нам все-таки удалось поставить «Чайку» на воду, но она полностью потеряла устойчивость. Тони смыло за борт и больше я его не видела, – рассказывала она, глотая слезы.

Антония увидела в глазах бабушки такую муку, что решила не давать волю чувствам, чтобы пощадить Роз.

– Кто-то должен поискать Антони в море. Я пробыла там незнамо сколько времени, прежде чем меня выбросило на берег.

– Его ищет на своем шлюпе майор Блаунт со своим соседом. Вчера вечером я ему передала, что один из близнецов нашелся, но просила с рассветом выйти на поиски другого или обломков «Чайки».

Антония попыталась сбросить одеяла и спуститься с кровати, но, морщась от боли, откинулась назад.

– Тебе больно! – воскликнула Роз. – Сломала что-нибудь!

– Нет… нет, не думаю. – Подняв одеяла стала осматривать тело. – Боже, я вся в синяках.

– Уверена, что это все? – озабоченно спросила Роз.

– Да, вполне определенно. Помоги мне встать, я должна помочь искать Антони.

– Ни за что. Лежи тихо. Надо поговорить. На берегу мистер Бэрке, да и практически все слуги заняты поисками.

Антония, вздохнув, облегченно откинулась назад.

– А почему я в комнате Тони?

– Когда вчера вечером мистер Бэрке вытащил тебя из воды, он подумал, что это Антони. Я тоже… – Роз замолчала, но Антония видела, что она хочет сказать что-то еще. – Милая, мы должны смотреть в лицо фантам. Если Антони утонул или пропал в море, этот кузен… Бернард Лэмб… наследует титул и наш дом.

В комнате воцарилась зловещая тишина. Антония пыталась понять смысл бабушкиных слов. Потом она решительно их отвергла:

– Нет! Это невозможно. Тони просто пропал. Он не погиб… Я не дам ему погибнуть!

– Пресвятая Богородица, допустим, что ты права, но если нет, Антония, если он не объявится сегодня… вскоре, тогда он действительно будет пропавшим в море и будет считаться утонувшим.

Уткнувшись лицом в подушку, Антония безутешно разрыдалась. Антони был частью ее самой. Она была больше не в силах проявлять самообладание, даже ради бабушки.

Роз тронула ее за плечо.

– Антония, ночью мы долго говорили с мистером Бэрке. У нас есть план… в общем, довольно дерзкий, но все зависит от тебя. Он целиком зависит от твоего решения.

Антония с трудом приподнялась и вытерла простыней слезы.

Роз облизала пересохшие губы и тихо, доверительно начала:

– Когда весть об этом несчастном случае выплывет наружу и Антони будет считаться утонувшим, в тот же день к нам явится новый наследник, предъявит права на все и вышвырнет нас из дома. Я тебе не говорила, милая, но Бернард Лэмб примчался в Стоук, как только узнал о кончине вашего отца. Этот молодой наглец уже тогда присматривался к Лэмб-холлу. Когда Тони стал новым лордом Лэмбом, Бернард прекрасно уяснил себе, что становится наследником всего. Я дала ему от ворот поворот. Не могла же я позволить этому выскочке пролезть в наш семейный круг. Теперь, когда появилась возможность поменяться ролями, он с превеликим удовольствием вышвырнет нас отсюда. Он дожидался несчастного случая, молил Бога, чтобы можно было претендовать на все.

Антонию потрясла нарисованная бабушкой картина. Ее ночной кошмар становился реальностью. Возможно, этот дьявол, Бернард Лэмб, больше чем молил о несчастном случае. Возможно, он умышленно повредил «Чайку». Тогда это было покушение на убийство. Возможно, дьявольская затея удалась! Антония, тяжело вздохнув, закрыла глаза. «Нет, нет, – убеждала она себя, – не спеши с такими дурными выводами. Нельзя быть таким злодеем». Злые мысли навлекут ужасное наказание. Пока Тони к ним не вернется, она должна думать только о хорошем.

– Если мы представим тебя как Антони, то выиграем время, может быть, пару недель. За это время ты поправишься, а Антони, может быть, вернется домой. Если его действительно нет в живых, у нас будет время уложить вещи и предпринять кое-что еще. Мы сможем переехать в мой вдовий домик. Это всего лишь небольшой коттедж, но нам места хватит. Пока что постараемся не давать сообщение в «Газетт» о несчастном случае.

Слушая бабушкины речи, Антония поняла, в каком ужасном положении они оказались. Они, возможно, не только потеряют Антони, но и лишатся Лэмб-холла и привычной с детства обеспеченной жизни. Антонии вдруг стало дурно.

Роз подумала, что ей претит эта идея, и постаралась убедить Тони в ее преимуществах:

– С завязанными сзади волосами даже мы с мистером Бэрке приняли тебя за Антони. Если ты на время будешь выдавать себя за брата, то тебе не придется лишаться титула, городского дома и, самое главное, Лэмб-холла.

У Антонии захватило дух при одной мысли о дерзости такого предложения.

– Как ты думаешь, ты сможешь выдать себя за Антони?

– О чем речь? Буду играть роль Антони, пока он не вернется. Никто и не узнает, – заверила она.

– А если он не вернется, милая?

– Если ты собираешься продолжать в этом духе, ничего не выйдет. – Антония горестно заплакала. – Я займу место Антони, чтобы сохранить все, что ему принадлежит, но только до его возвращения.

Роз приходилось довольствоваться, чем есть. Не все сразу. Возможно, обман не сойдет им с рук, но попробовать, черт возьми, стоит. В этом она была твердо убеждена. Роз достала из кармана ножницы.

– Перво-наперво мы должны обрезать тебе волосы, чтобы они были как у Антони.

Антония подняла темную волну доходивших до пояса волос.

– Обязательно? Я могла бы запрятать их под один из париков Тони.

– Ты же знаешь, что он не носил парик дома или когда ходил под парусом. Если он никуда не уходил, то ходил с открытой головой, откидывая волосы назад. Я хочу, чтобы слуги, за исключением, разумеется, мистера Бэрке, думали, что ты – Антони. Если уж домашняя прислуга поверит; что ты – это твой брат, то все остальные тем более.

Не стало доходившей до пояса гривы, волосы рассыпались по плечам. Тони закрыла глаза, переживая потерю роскошных блестящих темных локонов. У нее вдруг перехватило дыхание, лицо пылало.

Роз тщательно собрала срезанные волосы, чтобы потом потихоньку избавиться от них, затем зачесала назад волосы Антонии, перевязав сзади черной ленточной.

– Надень-на халат Антони и встань у балконного окна, а я позвоню горничной.

Антония считала это напрасной тратой времени. У слуг не было причин для неверности, тогда зачем заниматься чепухой и дурачить их? Правда, страшно интересно посмотреть, удастся ли ей.

На звонок отозвалась Анна. Роз, открыв дверь постучавшей горничной, сказала:

– Анна, попроси Джеймса принести воды для ванны Антони. И перестели постель.

Присев перед Роз в книксене, Анна украдкой глянула на молодого лорда Лэмба. Покраснела, увидев, что он в ночном халате, и, чтобы скрыть смущение, пролепетала:

– Принести вам завтрак, сэр?

– Нет, спасибо, Анна. Буду завтракать внизу, как обычно, – ответила Антония, надеясь, что ее голос такой же хриплый, как у Тони.

– О, сэр, мы все так волновались за вас. Слава Богу, вы живы и здоровы.

– Спасибо, Анна, – тихо ответила Антония. Молоденькая горничная покраснела еще больше. Молодой хозяин впервые назвал ее по имени. Она выскользнула из комнаты искать Джеймса, а Антония вышла на балкон – ей страшно не хватало воздуха. На мгновение все поплыло перед глазами, ноги стали как ватные. Чтобы не упасть, она оперлась о стену балкона. Глаза тотчас обратились к пристани, но там не было ни души. Как назло, на воде было тихо, будто в пруду.

Антония с трудом вернулась в комнату Тони, где Джеймс перелил два ведра кипятку в стоявшую в углу небольшую ванну. Прежде чем забрать пустые ведра, Джеймс глянул украдкой в сторону леди Рэндольф. Та была занята – доставала одежду хозяина. Он сунул в ладонь Тони гинею и тихо сказал:

– Ваш выигрыш, сэр. Дали двадцать к одному. Проводив слугу до двери, она заперла замок.

– Пока все хорошо.

Антония сняла халат и встала перед зеркалом, чтобы осмотреть синяки. На груди и на ребрах кровь запеклась под кожей в большие темные пятна. Во все бедро длинный болезненный синяк. Морщась от боли, она ощупала царапины на коленях и локтях, думая, что от теплой воды боль немного утихнет. Это было последнее, что она помнила.

За всю жизнь леди Розалинд Рэндольф не было так страшно. У ее любимой внучки было воспаление легких. Когда Антония потеряла сознание и ее отнесли в постель, Роз сразу почувствовала, что внучка горит в лихорадке. Шесть дней и ночей она, не отходя от постели, ухаживала за ней, обтирала влажным полотенцем, крепко держала за руки и успокаивала нежными словами, когда Антония металась в бреду.

Все эти долгие ночи мистер Бэрме бодрствовал, чтобы, если задремлет леди Рэндольф, быть готовым присмотреть за Антонией.

Роз молилась, как еще никогда не молилась:

– Боже, смилуйся, не забирай обоих. Оставь мне это дитя, я ни о чем больше не прошу.

Роз показалось, что Господь услышал ее молитвы, потому что лихорадка наконец ослабла, Антония перестала метаться и спала спокойнее.

Майор Блаунт приезжал каждый день, но Роз было не до гостей. Она послала ему записку, в которой благодарила за все и просила продолжать поиски, какими бы безнадежными они ни казались. Майор Блаунт также ответил запиской, сообщая, что боится, как бы в «Газетт» не пронюхали о несчастном случае, и что он не подтвердил, но и не опроверг их бестактные спекуляции, когда они обратились к нему.

Розалинд поняла, что даже Джереми Блаунт еще не знал, что это Антония обманула смерть, но решила, что следует подождать и объясниться на словах. Не стоило доверять бумаге. Письма, случается, всплывают на поверхность, когда не надо.

За всю неделю после несчастья на берегу не появилось никаких новых следов крушения. Роз смирилась с горькой правдой, что Антони никогда уже не вернется. Она устала, сознавая, что понесла тяжелую потерю. Единственное, что она могла, так это смириться-с утратой, сохранив веру и достоинство.

С помощью мистера Бэрке она начала укладывать вещи. Когда Антония, открыв глаза, попросила пить, у Роз словно гора свалилась с плеч. Наконец-то внучка пришла в себя. Лихорадка почти прошла. Антония была еще слаба, и на щеках пылали два ярких пятна, но теперь Роз знала, что внучка поправится.

Она взяла из рук Антонии стакан и поставила рядом с кроватью. Заметив, что Антония мирно уснула, Роз спустилась вниз и, сев за изящный секретер, принялась за письмо. Она много дней откладывала неизбежное, понимая, что обязана уведомить Уотсона и Голдмана о том, что лорд Антони Лэмб пропал без вести в море и предположительно утонул.

Это было самое трудное письмо, которое ей когда-либо приходилось писать. Смахнув слезу, она посыпала песком чернила. Затем выпрямилась, позвала Джеймса и дала ему письмо, приказав отнести в почтовую гостиницу в Стоук.

Двумя часами позднее проснулась Антония, и Роз увидела, что той стало значительно лучше. Взяв руку Антонии, она осторожно промолвила, что никаких надежд в отношении Антони не осталось.

– Сколько времени прошло? – спросила Антония, все еще с трудом дыша.

– Ты проболела семь дней, милая.

Антония лежала не шелохнувшись, осмысливая ужасное известие о своем брате. Взглянув на Розалинд, она увидела, как та похудела и осунулась, и поняла, сколько ей пришлось пережить за эту неделю.

– Спасибо, бабушка. Ты отдала мне не только всю свою любовь, но и все свои силы. Теперь моя очередь быть сильной ради тебя.

– Дорогая моя, знаю, что для тебя будет большим огорчением, но чему быть, того не миновать. Я собираюсь послать Анну в твою комнату собрать твои прелестные вещички. Когда ты достаточно окрепнешь, скажем, завтра или послезавтра, мы переедем в мой вдовий домик.

Антония поглядела на нее как на сумасшедшую.

– Абсолютно никакой необходимости укладываться. Лэмб-холл – это наш дом. Я ни за что его не отдам.

– Милая, уже поздно. Все мои вещи уложены и запакованы, и я уведомила Уотсона и Голдмана о несчастном случае.

Антония села, выпрямившись, в постели.

– Как? Когда? – потребовала она ответа.

– Часа два назад Джеймс отнес письмо в почтовую гостиницу.

Сбросив одеяла, Антония с усилием стала вставать с постели.

– Боже, дитя мое, что ты делаешь? Немедленно ложись в постель, – обеспокоенно воскликнула Роз.

– Я собираюсь вернуть проклятое письмо. Я намерена быть Антони!

– Милая, если мы будем продолжать обман, то, когда все откроется, окажемся в большой беде. То, что мы сделали, – противозаконно. Это преступное деяние, не говоря уже о том, что это идет против нравственности.

– Здесь я с тобой не согласна. Преступное – может быть, но с моей стороны было бы безнравственно позволить Бернарду Лэмбу занять место Антони, захватить дом Антони и его титул!

Антония опять задыхалась, хватая ртом воздух. Вздымавшуюся грудь разрывала боль. Когда встала на ноги, комната поплыла перед глазами. Она протянула руку чтобы удержаться на ногах.

– Я намерена занять место Антони, и не только на это время, а на сколько надо.

Роз, видя, как ее шатает, и только чтобы успокоить ее и убедить лечь в постель, сказала.

– Я пошлю мистера Бэрке в почтовую гостиницу забрать письмо обратно.

– Нет, – твердо возразила Антония. – Я лорд Лэмб, и это моя обязанность.

Розалинд опасалась, что у Антонии снова начинается горячка, но она исчерпала все свои силы и перед лицом яростной решимости Антонии была вынуждена молчать.

– Ты потеряла Антони, чуть не потеряла меня, но я не дам тебе потерять свой дом! – Антония была непреклонна.

Она надела нижнее белье Тони и решила, что оно не так уж отличается от ее собственных нижних штанишек. Надела его рубашку и поискала на ночном столике запонки. Невероятно, до чего она ослабла. Пристегивая воротничок, она решила, что это бесполезное занятие придумано, чтобы испытывать терпение праведников. Натянув купленные для Тони в Лондоне панталоны и завязав штрипки под подошвой, она подошла к зеркалу чтобы оглядеть себя.

– Слава Богу, что у меня маленькие груди, – тихо произнесла она и засмеялась. – Никогда не думала, что скажу такое!

Антонии все же показалось, что грудь накрахмаленной рубашки немного оттопыривается, тогда она открыла шкаф и стала искать парчовый жилет. Постояла неподвижно, пока не перестала кружиться голова. Что за чертовщина, если она так вымоталась, всего лишь одеваясь, нак же тогда она доедет до Стоука? После того как ее протерли мокрой губкой, по лицу кудрявились завитки волос, так что она решительно зачесала их назад, перехватив сзади черной лентой. Она внимательно посмотрела на свое отражение. Это был Антони, но Антони, в котором было чуточку от Антонии. В конце концов, она решила, что это Тони, сочетание их обоих.

Внутри нее было странное ощущение, будто она ждала чего-то, но к этому примешивалось чувство, что, будь это чем угодно, оно все равно никогда не осуществится. К тому же ею овладела глубокая меланхолия. Она печально вздохнула, стараясь примириться со случившимся. Надо прожить этот день… а там будет завтра.

Тони с трудом собиралась с мыслями. Вот и сейчас тратит драгоценное время, размышляя о завтрашнем дне, когда самое срочное – это письмо. Нужно вернуть его любой ценой. Спускаясь по лестнице, она крепко держалась за дубовые перила, боясь, что не удержится на ногах.

Тони приказала Брэдшоу седлать Нептуна, потому что он был резвее Венеры. Брэдшоу вывел коня и хотел было спросить молодого хозяина, чувствует ли он себя лучше, но по пылающему лицу Антони понял, что тот не совсем еще поправился. Брэдшоу помог ему подняться в седло и, неодобрительно покачивая головой, смотрел, как лорд Лэмб сломя голову сорвался с места.

Доскакав до Стоука, приближаясь к почтовой гостинице, Тони облегченно расслабилась. Теперь, если ей повезло, почтовая карета, может быть, еще не отправилась в Лондон. Спешившись, она была вынуждена прислониться к Нептуну – так устала. Ей не пришлось собираться с силами, чтобы войти внутрь, – к ней подошел конюх и, поприветствовав, взял поводья.

– Добрый день, лорд Лэмб.

– Добрый день, Тоби. Почтовая карета еще не ушла? – нетерпеливо спросила Тони.

– Ушла, сэр. Опоздали по крайней мере на полчаса. Хотите что-нибудь отправить?

– Проклятье! Пропади все пропадом! – выругалась Тони. Глубокий кашель выворачивал легкие. От слов конюха у нее душа ушла в пятки. Так близко и так далеко. Она собрала всю свою решимость. Чего бы это ей ни стоило, она должна заполучить это проклятое письмо!

– Где следующая остановка? – потребовала она. Конюх почесал в затылке:

– Давай подумаем. Отсюда он заезжает в Рочестер, потом в Чатем. Но если не нагоните его в Чатеме, тогда вообще не догоните. Как только выберется на лондонский тракт, погонит лошадей как бешеный. Даже за пылью не угонитесь!

Тони не стала ждать. Пришпорив Нептуна, она поскакала во весь опор. Проглатывая милю за милей, она напряженно смотрела вперед, не появится ли карета, но чем дальше, тем меньше оставалось шансов ее нагнать. Чуть не падая, Тони шаталась в седле. Вовремя очнувшись, встряхнула головой. Чувствуя, что после такой скачки снова сляжет, вопреки здравому смыслу она продолжала безнадежное преследование.

Но внутренний голос говорил, что если она действительно заменяет Антони, то не должна сдаваться. Понуждаемый всадницей, Нептун мчался в полную силу, и вот вдали, в пригородах Рочестера, появилось темное очертание почтовой кареты.

Кучер сначала подумал, что его грабят, затем, увидев, что у малого нет никакого оружия, кроме взбешенного крика, неохотно остановил взмыленных лошадей.

Тони стоило черт знает каких усилий заставить почтальона вернуть письмо. Тот сдался только после того, как она показала свою власть.

– Я – лорд Антони Лэмб, милейший, и позабочусь о том, чтобы вы немедленно лишились вашей должности, если сейчас же не вернете мне мою собственность. Я уже выгнал идиота слугу, который по ошибке отправил письмо. Содержащаяся в нем информация настолько опасна, что если попробуете не подчиниться моим требованиям, то, скорее всего, окажетесь за стенами Флитской тюрьмы.

Ругаясь про себя, кучер подчинился

– Где уж простому парню перечить паршивым господам. А ну их всех к..

Когда он, взобравшись на козлы, хлестнул по лошадям, Антония подумала, что ей повезло потому, что он принял ее за мужчину. С зажатым в руке письмом Уотсону и Голдману она сползла с седла. Потом, чувствуя, что не в состоянии двигаться дальше, села на обочину и горько расплакалась.

Тут-то ее и нашел мистер Бэрке. Леди Рэндольф приказала Брэдшоу заложить карету, чтобы мистер Бэрке направился в Стоук. Он не поверил своим ушам, узнав, что Тони поскакала в сторону Рочестера, и заставил Брэдшоу мчаться вдогонку.

Когда мистер Бэрке усаживал ее в карету, она благодарно поглядела на него. На щеках горели лихорадочные пятна.

– Что бы я делала без вас, мистер Бэрке? Вы мой рыцарь в блестящих доспехах!

У Бернарда Лэмба надолго упало настроение, когда он прочел маленькую заметку в «Газетт». Не веря написанному, он перечитал ее дважды или трижды, но в конце концов ничего не оставалось, как поверить. До того целых три недели он разочарованно просматривал газету. Наконец теперь черным по белому появилось первое указание на несчастный случай в море. То, на что он надеялся, чему молился и что замышлял, наконец случилось. Но ни к чему не привело. Боже Всемогущий, если то, на что намекала «Газетт», правда, то тогда, черт возьми, утонул не тот близнец. Раздираемый сомнениями, Бернард еще раз перечитал заметку: «Неожиданно промчавшийся на прошлой неделе вдоль побережья сильный шквал причинил повреждения многим парусным судам, находившимся в ; Медузе. Нами получено неподтвержденное сообщение, что леди Антония Лэмб была смыта за борт и утонула недалеко от своего дома в Стоуке».

Бернард с такой силой шарахнул кулаком по столу, что подломилась ножка. Тогда, выплескивая ярость и разочарование, он принялся крушить его на куски. Но чем больше думал, тем больше путались мысли. План убийства сработал, и он хвалил себя за ум и ловкость, но легкий психоз все же овладевал им. Его кузен лорд Антони, скорее всего, знал о запутанных линях и подпиленной рукояти румпеля, и если станут расследовать несчастный случай, то подозрение должно упасть на того, кому это больше всего выгодно.

Бернард решил пока держаться подальше. Одного близнеца убрали. Случись вскорости что-нибудь с другим, вряд ли это сочтут случайностью. Зная теперь, что при надобности способен на убийство, Бернард решил спокойно выжидать удобного случая.

При воспоминании о подробностях поездки в Стоук его вдруг осенила блестящая мысль. Он давно не был у Анджелы. Насвистывая, он отыскал трость-шпагу и натянул новые молескиновые перчатки.

Когда Бернард вошел в квартиру, открыв дверь своим ключом, Анджела Браун еще крепко спала. Представления кончались не раньше полуночи, а надо было еще снять грим, развесить по местам костюмы. Так что до своей квартирки она добиралась во втором часу ночи.

Хорошо, черт возьми, что Анджела никого не прихватила с собой на ночь, подумал Бернард, а то пришлось бы разукрасить ее толстые белые ляжки. Сбросив одеяло, он ткнул ее тростью-шпагой. Она недовольно заворчала, потом, проснувшись, вскочила с постели.

– Какого черта дурачишься? – огрызнулась она.

– Черта… а для наказания убийцы черти, пожалуй, подойдут, как ты думаешь?

– О чем ты, черт побери, болтаешь, Берни?

– Может быть, ты скоро познакомишься с самим дьяволом, Ангельское Личико. – Он снова ткнул ее тростью. – На море произошел серьезный несчастный случай. Один из близнецов утонул. – Он помахал перед ее носом газетой, но заметку прочитать не дал.

В ее глазах засветилось недоверие. Потом, воскликнув: «Не хочешь ли сказать, что ты новый лорд Лэмб?» – она, спрыгнув с кровати, бросилась ему на шею.

Схватив за руки, он грубо оторвал ее от себя. Он отталкивал ее, пока она не упала на кровать, потом наотмашь ударил по лицу.

– Нет, безмозглая шлюха. Ты убила не того! Ее лицо исказилось ужасом.

– Девчонку? Это не я, а ты, свинья!

Анджела не сводила глаз со шпаги, которую Бернард медленно доставал из трости.

Он стал забавляться. Проткнув тонкую ткань ночной рубашки, разорвал ее, потом пощекотал холодной сталью под коленками.

– Раздвинь-ка ножки, Ангел.

Он тяжело дышал, чувствуя, нан твердеет у него в штанах. Власть действовала возбуждающе. Она была сильнее наркотика. Испытав однажды власть над другим, хотелось еще и еще.

Медленно, с опаской, Анджела раздвинула ноги. Она облегченно расслабилась, увидев, что, отложив в сторону оружие, он стал раздеваться. Однако Анджела снова испуганно вскрикнула, когда, опять взяв в руки шпагу, он двинулся к ней. Его член торчал как шпага, и она видела, что он затеял с ней патологически жуткую игру, заставляя в страхе гадать, чти он в нее воткнет.

Когда он направил в ее сторону острый конец шпаги, она закрыла глаза и прикусила губу, сдерживая рвавшийся из груди крик. С облегчением почувствовала, что внутрь входит твердый гладкий стержень, но, открыв глаза, увидела, что он перевернул шпагу другой стороной и в нее вошла рукоять.

С поразительной ясностью она поняла, что он хочет унизить ее страхом. Хотя она была актрисой, ей не нужно было преувеличивать ужас, который она испытывала перед этим молодым красавчиком-садистом. Анджела, униженно умоляя, дала ему возможность насладиться властью. Когда она унизилась до положения рабыни, Бернард спустил и, обмякнув, навалился на нее.