Текст книги "Любить Пабло, ненавидеть Эскобара"

То первое утро в «Наполес» начиналось абсолютно нормально. Но затем стали происходить странные вещи, как если бы мой ангел-хранитель старался сообщить мне, что грядущие несчастья почти всегда приходят под маской мимолетных удовольствий и невинных на первый взгляд приключений.

Анибал был одним из самых безрассудных людей на этой планете, что мне в нем безумно импонировало в силу моей собственной авантюрной натуры. Все мои подруги были уверены, что наша помолвка завершится не походом к алтарю, а падением на дно глубокой пропасти. Истины ради надо отметить, что он был прекрасным водителем. Порой он гонял на своем «Мерседесе» по узким, извилистым горным дорогам на скорости двести километров в час со стаканом виски в одной руке и сэндвичем в другой. Но за всю свою жизнь он ни разу не попал в аварию.

И вот мы мчимся на багги. На коленях у меня дочка Анибала. Теплый ветер дует в лицо. Волосы развеваются на ветру. Я испытываю счастье и восторг от того что мы несемся по бескрайним просторам.

Потому что в любом другом поместье все эти неизмеримые пространства были бы отданы под выпас зебу[16]16
  Зебу – подвид дикого быка.


[Закрыть] или поделены на загоны для флегматичных коров и воинственно настроенных быков.

В течение трех часов мы проезжаем многие километры по равнинам всех оттенков зеленого. Кое-где встречаются озерца или небольшие речушки. На склонах холмов словно расстелен мягкий светло-зеленый бархат. Лениво колышутся травы, и весь пейзаж очень похож на прерии (правда без баобабов), послужившие фоном для Мерил Стрип и Роберта Редфорда в фильме «Из Африки». Фильм я увижу лишь по прошествии многих лет. Вокруг только деревья, травы, птицы и некрупные животные южноамериканских тропиков. Все это невозможно описать во всех деталях, потому что каждая новая сцена этого театра под открытым небом начинается прежде, чем заканчивается предыдущая.

На головокружительной скорости мы влетели в низину с очень густой растительностью, почти сельву, с полкилометра шириной, чтобы отдохнуть немного от палящего полуденного солнца в бамбуковых зарослях, под кронами гигантских пальм. В ту же секунду мы едва не оглохли от визгливой какофонии: к небу взметнулась огромная стая птиц самых немыслимых расцветок. Багги подпрыгнул, попав колесом в скрытую под опавшей листвой яму. Двухметровая жердь толщиной почти в три моих пальца, словно снаряд, врезалась в переднюю часть автомобиля, летящего на скорости сто километров в час, пронзила небольшое пространство между моей коленкой и ногой Адрианы и остановилась буквально в миллиметре от моей щеки и в двух сантиметрах от моего глаза. К счастью, все закончилось благополучно, так как Анибал резко затормозил и багги встал как вкопанный. Видимо, бог уготовил мне другую судьбу.

К тому времени мы забрались достаточно далеко, но благодаря рации уоки-токи, которую до этого происшествия я считала абсолютно бесполезной игрушкой для снобов, через двадцать минут за пассажирами и за бренными останками покалеченного багги прибыли спасатели на джипах.

Через полчаса мы уже сидели в небольшом медпункте асьенды, где нам сделали уколы от столбняка и обработали царапины меркурохромом.

Друзья обрадовались, что мы с Адрианой отделались легким испугом и на двоих у нас по-прежнему четыре глаза. Анибал, как ребенок, ожидающий наказания, начал бубнить, что починка этой машинки может стоить очень дорого. Он уже прикидывал, во сколько ему обойдется покупка новой и доставка ее морем из Соединенных Штатов.

Нам сообщили, что вертолет хозяина асьенды приземлился несколько минут назад, хотя никто из нас не слышал характерного шума. Мы с Анибалом приготовились принести свои извинения за причиненный ущерб и узнать, каким образом мы сможем его возместить.

Через несколько минут хозяин появился в гостиной, где уже собрались наши друзья. Его лицо просияло, когда он заметил, какое впечатление произвела на нас его молодость. Я полагаю, что он понял, насколько полегчало Анибалу и мне, когда мы поняли, что он почти наш ровесник. Озорные искорки запрыгали в его глазах. Похоже, он едва сдерживался, чтобы не зайтись в приступе смеха.

За несколько лет до этих событий, в Гонконге, благородный и элегантный капитан Чанг сказал, кивнув в направлении антикварного «Роллс-Ройса» Silver Ghost, круглосуточно дежурившего возле дверей моего отеля: «Не волнуйтесь, любезная сеньора, у нас еще семь таких же для других наших гостей, а этот пусть будет для вас лично!»

Приблизительно таким же тоном наш молодой и сияющий улыбкой хозяин воскликнул, сделав широкий жест рукой: «Не переживайте из-за автомобиля, у меня их несколько десятков!» – и в одну секунду освободил нас ото всех переживаний, а также от любых сомнений по поводу своего гостеприимства и великодушного намерения делить с нами, начиная с этого момента и до конца недели, все возможные развлечения, доступные в его владениях. Его уверенный голос и обворожительная улыбка подействовали на всех столь чудесным образом, что каждый почувствовал себя избранным и посвященным в некое действо, хорошо спланированное и до конца известное только нашему хозяину.

– Как наши раненые? Не переживайте! Мы сполна вознаградим детей за потерянное время. Им не придется скучать ни одной минуты. Поверьте, я искренне сожалею, что не мог прибыть раньше. Рад нашей встрече. Я – Пабло Эскобар.

Это верно, что он был невысок ростом, меньше метра семидесяти. Но я уверена, что этот факт его никогда не беспокоил. У него было крепкое телосложение, выдающее склонность к полноте, с возрастом берущую свое; сильно выраженный двойной подбородок, толстая и очень короткая шея, прямой, четко очерченный рот, правильный, почти греческий нос и небольшие усики. Он был еще довольно молод, но в нем уже было больше мужского, чем юношеского. Можно сказать, что внешне это был человек заурядный, скорее некрасивый, из тех, кого спутаешь с миллионами таких же на улицах городов по всей Латинской Америке. Но во всем его облике, в приятном тембре голоса, в манере говорить, спокойно, взвешенно, тщательно подбирая слова, сквозила уверенность человека, осознающего свою силу и власть, убежденного в том, что его желания – закон, подлежащий немедленному исполнению, и что он хозяин положения во всем, что касается его жизни и жизни преданных ему людей.

У него темные кудрявые волосы, густая челка тройной волной падает ему на лицо. Время от времени быстрым движением руки он убирает непослушную прядь со лба. У него достаточно светлая кожа, в отличие от нас, обитателей «Тьерра Фриа», покрытых, тем не менее, бронзовым загаром в течение всего года. Его близко посаженные глаза почти никогда не смотрят прямо на собеседника. Но неуловимый, проницательный взгляд, будто из глубокой пещеры, внимательно следит за вашим выражением лица, чтобы понять ваши истинные мысли и намерения. Я заметила, что в тот раз почти все время его взгляд был прикован к Анхеле, которая отвечала ему с вежливым пренебрежением с высоты своей юной, надменной двадцатитрехлетней и стасемидесятипятисантиметровой красоты.

Мы расселись по машинам, чтобы ехать в зоопарк. Эскобар сел за руль одного из джипов, в сопровождении двух бразильянок, одетых в купальники с трусиками «танга». Это были невысокие, крутобедрые красотки, будто только что с пляжей Копакабаны. Девушки не разговаривали, зато предавались взаимным ласкам, впрочем, довольно сдержанным. Их совершенно очевидно смущало присутствие детей и элегантных дам, которые в тот день полностью завладели вниманием хозяина. Анибал заметил, что обе девушки были при этом довольно равнодушны ко всему происходящему вокруг них, что для него, как знатока в определенной области, явилось неоспоримым признаком довольно частого употребления чего-нибудь вроде Samarian Platinum, потому что Samarian Gold[17]17
  Samarian Gold – сорт марихуаны, считающийся лучшим в мире.


[Закрыть] в этой роскошной резиденции, должно быть, считалась всего-навсего дешевой разновидностью конопли. Мы заметили также, что обе девушки – действительно очень миленькие и чем-то похожие на зачарованных ангелочков – на указательном пальце правой руки имели по кольцу с бриллиантом размером в один карат.

В нашем поле зрения, на некотором удалении, появляются три слона – жемчужина коллекции любого уважающего себя цирка или зоопарка. Хотя я никогда не отличала азиатских особей от африканских, Эскобар утверждает, что эти – азиатские. Он сообщает также, что взрослые самцы тех видов, которые находятся на грани исчезновения, в его зоопарке имеют по две и более самочек, а в случае с зебрами, верблюдами, кенгуру, лошадьми-аппалузами и другими менее дорогостоящими животными, у самцов выбор еще больше. И добавляет, скривив губы в скабрезной ухмылке:

– Вот поэтому они вполне довольны жизнью, не проявляют агрессии и даже не думают ни на кого нападать.

– Нет, Пабло, это не от обилия самок. Это от того, что здешние просторы похожи на равнины Африки. Посмотри на бегемотов и носорогов, которые бегут к реке, счастливые, как если бы они жили у себя на родине! – говорю я, указывая на животных. Во-первых, я просто обожаю противоречить мужчинам, которые переоценивают роль секса. Во-вторых, в этом зоопарке завораживает именно полная свобода, предоставленная этим гигантам, так, что они могут по своему желанию гулять на открытом пространстве или скрываться среди высокой травы, откуда, в полном соответствии с законами природы (и возможностями хозяина асьенды), в самый неожиданный момент, может выскочить пантера или тигрица.

На каком-то этапе прогулки мы замечаем, что бразильянки исчезли, видимо, не без помощи усердных телохранителей. Почетное место рядом с нашим хозяином теперь заняла Анхела. С лица патрона не сходит блаженная улыбка. Анибал тоже на седьмом небе от счастья. К этому моменту у него созрел гениальный план предложить нашему хозяину вертолеты, которые производил его друг, граф Агуста, и в этом ключе интерес Эскобара к нашей подруге был очень даже кстати.

Мы подъезжаем к троице жирафов, и я не могу удержаться от вопроса, как можно привезти из Кении в Колумбию животных такого размера, с шеями длиной в километр. Меня интересуют подробности. Кто этим занимается? Сколько это стоит? Как их грузят на корабль? Страдают ли они морской болезнью? Как их извлекают из трюма? На какой машине их везут от порта до асьенды, так, чтобы не вызвать ненужного любопытства у окружающих? И сколько времени эти животные привыкают к жизни на другом континенте?

– А как бы ты их привезла? – спрашивает он меня несколько настороженно.

– Ну… учитывая длину шеи и тот факт, что они находятся на грани исчезновения, везти их через Европу было бы слишком рискованно. Значит, сначала их перевозят через всю Тропическую Африку до, ну скажем, Либерии. От Берега Слоновой Кости до берегов Бразилии или Гайаны они плывут на корабле. Затем пересекают леса Амазонки, при этом по пути следования проверяющим вручаются небольшие подарочки в виде увесистых пачек купюр. Точно такие же достаются еще сотням счастливых патрульных на протяжении всего пути от Манауса до Пуэрто-Триунфо. Ну, в общем, ничего особенно сложного.

– Я всерьез обеспокоен, Вирхиния, твоей склонностью к международным аферам. Пожалуй, возьму у тебя парочку уроков. Мои жирафы абсолютно легально импортированы из Кении. А ты как думала? Из Кении через Каир, Париж, Майами, Медельин, до моей асьенды. Со всеми сертификатами происхождения и документами о прививках. Привезти их контрабандой было бы невозможно, потому что шеи у них не складные. Их не утихомиришь и спать не уложишь, как пятилетних детишек. И потом, разве я похож на контрабандиста, промышляющего жирафами? – И, прежде чем я успела согласно кивнуть, он радостно воскликнул:

– А теперь все к речке, купаться! Посмотрим на настоящий уголок рая на земле и потом перекусим.

Если есть что-то, что может подвигнуть жителя Тьерра Фриа помчаться куда-либо сломя голову, то это перспектива пикника с обязательным санкочо[18]18
  Sancocho – сытный суп из курицы или рыбы, заправленный юккой, рисом и картофелем.


[Закрыть] на берегу реки в Тьерра Кальенте.

Так как с самого детства я привыкла к бирюзовым волнам моря или океана, я была приятно удивлена, когда обнаружила, что чуть зеленоватые воды реки Кларо, питаемые десятками источников, зародившихся на территории асьенды, и неспешно струящимися среди огромных валунов, оказались кристально чистыми. Глубина была идеальной для купания, и нигде не было видно москитов, которые обыкновенно находят, что моя кровь слаще меда.

На берегу нас уже ждали родственники (или друзья) нашего хозяина, два десятка телохранителей и моторные лодки на воздушных подушках. В такую лодку помещаются около двенадцати человек, одетых в жилеты, шлемы и наушники, защищающие от рева моторов, расположенных на корме и заключенных в большие металлические клетки. Эти лодки могут перемещаться с бешеной скоростью, а, как я узнала позже, Пабло и его двоюродный брат Густаво Гавирия всегда были неравнодушны к гонкам в любой их форме.

Мы стартуем, причем за управление нашим катером берется лично Эскобар.

Он явно загипнотизирован скоростью. Наш катер летит, едва касаясь поверхности воды и, благодаря ловкости Пабло, благополучно обходит все препятствия. Он чувствует эту реку, каждую ее излучину, каждый камень, каждый омут, каждое упавшее дерево. Он хочет потрясти нас своим мастерством, спасая от опасностей, которые мы замечаем, только когда те уже миновали. Мы несемся по водной глади, точно стрела. Все новые препятствия возникают и исчезают в мгновение ока, как если бы это было только наше больное воображение. Этот бешеный круиз длится почти час. Когда мы наконец прибываем к пункту назначения, мы чувствуем себя так, словно бы прокатились по всем водопадам Ниагары. Потрясенная, я осознаю, что каждую секунду этого часа наши жизни целиком зависели от точности расчета и быстроты реакции этого человека, который, похоже, был рожден, чтобы бросать вызов судьбе или для того, чтобы спасать тех, с кем она его свела, получая в благодарность восхищение и аплодисменты.

Совместно пережитые сильные эмоции являются лучшим подарком для тех, кто ценит приключения. Хотелось бы мне понять, для чего Эскобар подарил нам это эффектное шоу. Что стояло за этим театрализованным действом? Желание продемонстрировать самые изощренные формы гостеприимства? Страсть к игре со смертью? Или же бьющее через край самолюбие?

Мы прибыли к месту пикника, и я, пользуясь возможностью отдохнуть в воде, пока готовились санкочо и парильяда[19]19
  Parrilliada – жаренное на решетке мясо, барбекю.


[Закрыть], плавала на спине, предаваясь неспешным размышлениям и любуясь красотой неба. Я не заметила, как концентрические круги водоворота сомкнулись вокруг меня. Почувствовав стальную хватку омута, вознамерившегося утащить меня на дно, я замахала руками, призывая жениха и друзей, находившихся на берегу всего в восьмидесяти метрах от меня. Но они решили, что я приглашаю их присоединиться к купанию. Они смеялись и махали руками в ответном приветствии. Их мысли были лишь о том, как быстрее вознаградить себя хорошей едой и выпивкой за пережитую одиссею. Я была на волосок от гибели, и все это на виду у четырех десятков веселящихся друзей и знакомых. Уже почти обессилев, я встретилась взглядом с Пабло Эскобаром. Только он, тот, кто более других был занят всем происходящим на берегу, исполняя роль дирижера и хозяина салона, понял, что я попала в переделку, из которой мне не выбраться самостоятельно. Не раздумывая ни секунды, он бросился в воду и быстро оказался рядом со мной. Он произнес несколько слов, чтобы успокоить меня, затем, точными движениями, словно в хореографическом танце, крепко схватил меня и с силой, которая, как мне тогда показалось, вдвое превосходила мощную хватку водоворота, выдернул меня из объятий смерти с такой легкостью, как если бы я была пушинкой. Проделано это все было так ловко и с таким спокойствием, словно спасение утопающих было просто еще одной непременной обязанностью любого гостеприимного хозяина, а сам он был заговорен от любой опасности. Я цеплялась сначала за его руку, потом за плечо, потом за его торс. Все это время Анибал смотрел на нас, как будто спрашивая себя, какого черта я не отлипаю от этого типа, которого знаю всего-то несколько часов и который только что был на берегу и мирно беседовал с ним самим.

Мы подплыли к берегу и, слегка пошатываясь, направились к остальным. Пабло поддерживал меня под руку. Я спросила его, почему среди стольких людей он единственный понял, что я могу погибнуть.

– Потому что я прочел в твоих глазах отчаяние. Твои друзья и мои ребята видели только, что ты махала руками.

Я посмотрела на него и сказала, что он был не единственным, кто разглядел мое отчаяние, но единственным, кого волновала моя жизнь. Мне показалось, что он был удивлен, особенно когда я добавила с улыбкой, которую едва смогла выдавить из себя, после произошедшего:

– Ну вот, теперь до конца твоей жизни ты в ответе за меня, Пабло.

Он отеческим жестом обнял меня за плечи, которые не переставали дрожать. Затем, ухмыльнувшись, сказал:

– До конца МОЕЙ жизни? А почему ты думаешь, что из нас двоих именно я умру первым?

– Ну просто… ты же знаешь… Так говорят в народе: кто спас, тот и в ответе. Давай скажем по-другому. До конца моей жизни. Так нам обоим спокойнее. Заодно оплатишь мои похороны.

Он засмеялся и сказал, что это произойдет не ранее чем через сто лет, потому что события последних двух часов ясно показали, что у меня больше жизней, чем у кошки. На берегу я позволила Анибалу закутать себя в большое полотенце, которое, к счастью, не позволило мне увидеть в его глазах то, что он предпочел бы от меня скрыть.

Пикник ничем не уступал пирушкам в богатых аргентинских поместьях, а место было выбрано действительно великолепное. Отойдя в сторону от друзей, я в тишине созерцала эти первозданные кущи, словно прощенная Ева, для которой снова открылись двери рая. В последующие годы не раз и не два я буду воскрешать в памяти беседку из тикового дерева с видом на спокойные изумрудные воды реки Кларо, густые кроны деревьев на противоположном берегу и солнечные блики на листьях и на крыльях бабочек. Много месяцев спустя я попрошу Пабло вернуться туда, но он ответит, что это уже невозможно, потому что там обосновались боевики. А затем, в течение последующих двух десятилетий, я пойму (или приму) наконец тот факт, что не стоит возвращаться туда, где был очень счастлив. Потому что прежнего не вернешь и остается только щемящая тоска по ярким цветам, улыбкам и былому веселью.

Все, что видишь на асьенде «Неаполь», впечатляет колоссальными размерами.

Мы сидим в кабине «Роллигона», гигантского пневмотрака, с колесами по два метра в диаметре и ковшом, где могут уместиться человек пятнадцать. Эта машина может соперничать с троицей слонов.

– Пабло! Спорим, что вон та хворостинка тебе не по зубам! – мы показываем на средних размеров дерево.

– И это повалим! – отвечает польщенный Пабло и безжалостно ломает несчастное деревце, объясняя свою страсть к разрушению тем, что не выдерживающие его напора не достойны жизни и должны вернуться в землю, чтобы стать пропитанием для сильнейших.

На обратном пути мы проезжаем мимо изрешеченного пулями автомобиля. Кажется, это «Форд» выпуска конца 1920-х годов.

– Это машина Бонни и Клайда! – с гордостью сообщает наш хозяин.

Я спрашиваю – принадлежал ли автомобиль самой паре или это киношная копия, и Пабло объясняет, что это подлинник, ибо подделок он не покупает. Все отмечают: машину, похоже, обстреляли из пулемета, тогда Эскобар говорит, что шесть полицейских, схватившие любовников в надежде получить вознаграждение, около часа обстреливали их из автоматических винтовок, оставив около машины более ста гильз.

Клайд Бэрроу, «американский Робин Гуд», в 1934 году – враг государства номер один, грабил банки и за четыре месяца до смерти успешно организовал побег нескольких членов своей банды. Бонни Паркер сопровождала его во время ограблений, но никогда не участвовала в убийстве полицейских, количество которых возрастало по мере того, как банду начали преследовать в других штатах, и сумма вознаграждения увеличивалась. Бонни было двадцать четыре года, а Клайду двадцать три. Обнаженные тела пары были выставлены напоказ перед сотней фотографов в помещении морга, что превратилось в своеобразный спектакль, вызвавший яростные протесты не только из-за своей противоестественности, но и из-за десятка пулевых ранений, обнаруженных на теле девушки, единственным преступлением которой стала роковая любовь к вечному беглецу от правосудия.

Бонни и Клайд – первые представители криминального мира, увековеченные в кинематографе и литературе. Их легенда стала настоящей современной версией «Ромео и Джульетты». Двадцать тысяч человек сопровождали траурный кортеж Бонни, которую мать запретила хоронить рядом с Клайдом, как девушка того желала.

На входе в поместье «Асьенда Наполес» мы видим небольшой одномоторный самолет белого цвета, взгромоздившийся на огромные ворота, подобно гигантской бабочке-эквилибристке. Эскобар замедляет шаг и останавливается. Я чувствую, что дверь над нами открывается, и краем глаза вижу, как мои спутники расходятся по сторонам, отходя к задней части «Роллигона». В этот момент на меня обрушивается огромный поток ледяной воды, я ошеломлена и не могу дышать. Когда мне удается вернуть дар речи, я вся дрожу, мне едва хватает сил, чтобы спросить:

– Пабло, эта железяка начала века – самолет Линдберга[20]20
  Чарльз Огастес Линдберг (Charles Augustus Lindbergh Jr.; 4 февраля 1902 г., Детройт, Мичиган – 26 августа 1974 г., остров Мауи, Гавайи) – американский летчик, ставший первым, кто перелетел Атлантический океан в одиночку (20–21 мая 1927 г. по маршруту Нью-Йорк – Париж).


[Закрыть] или Амелии Эрхарт[21]21
  Амелия Мэри Эрхарт (Amelia Mary Earhart; 24 июля 1897 г. – пропала без вести 2 июля 1937 г.) – известная американская писательница и пионер авиации. Была первой женщиной-пилотом, перелетевшей Атлантический океан, за что была награждена Крестом летных заслуг.


[Закрыть]?

– Это – мой самолет, он принес мне большую удачу, как и тебе сегодня, когда я спас тебе жизнь! Ха-ха-ха, ха-ха-ха! Я всегда взимаю плату за оказанные услуги, и вот ты прошла «крещение»! Сейчас мы уж точно в расчете, моя дорогая Вирхиния! – заявляет он, смеясь до упаду, пока дюжина его приятелей продолжает восторгаться произошедшим.

Этим вечером я уже почти приготовилась к ужину, как вдруг кто-то легонько постучался в мою дверь. Думая, что это дочка Анибала, я разрешаю ей войти, но оказалось, это сам хозяин дома, не решаясь ступить за порог, скромно высунул голову. С ноткой напускного беспокойства он извиняется и спрашивает, как я себя чувствую. Отвечаю: чище, чем когда-либо, потому что за последние двенадцать часов мне пришлось помыться пять раз в разных температурных условиях. В его смехе чувствуется облегчение, и я спрашиваю про хищных животных, которых мы так и не увидели в течение всей поездки.

– Ах да… хищники. Так уж и быть, признаюсь тебе: в моем зоопарке нет хищных животных. Они бы съели остальных, а их сложно ввозить… легальным путем. Но я как раз сейчас вспомнил, что, кажется, сегодня видел яростную пантеру, дрожащую и промокшую под самолетом, и трех тигриц в гостиной минут десять назад, ха-ха-ха!

И он исчезает, давая мне понять, что события на посадочной полосе были спланированы. С игривым недоверием я все думаю: способность этого мужчины устраивать розыгрыши может сравниться только с его богатством. Когда я вхожу в столовую, лучезарная, роскошная и сияющая в тунике из бирюзового шелка, Анибал восхищается мной и восклицает перед всеми:

– Эта девчонка – единственная женщина в мире, которая просыпается всегда цветущая, словно роза… – это как лицезреть Чудо творения каждое утро…

– Посмотри на них! – говорит Эскобару El Cantautor[22]22
  Рафаэль Урраса (Rafael Urraza) – испанский певец, обосновавшийся в Колумбии. Его почетное прозвище El Cantautor – означает автор-исполнитель собственных песен, певец, бард, менестрель.


[Закрыть], – два секс-символа вместе… Пабло наблюдает за нами с улыбкой, потом пристально смотрит на меня, я опускаю взгляд.

Мы идем обратно в комнату, Анибал шепотом рассказывает мне:

– На самом деле тот, кто способен привезти сюда контрабандой трех жирафов из Кении, может провезти в США тонны чего угодно!

– А чего именно, любимый?

– Пабло – кокаиновый король, он ввозит кокаин, который пользуется таким спросом, что скоро Эскобар станет самым богатым человеком в мире! – восклицает Анибал, восторженно поднимая брови.

Я была готова поклясться, что подобный образ жизни Эскобар финансирует за счет занятий политикой.

– Нет, что ты, любовь моя, как раз наоборот: он финансирует всю политику посредством бизнеса!

И, прикрыв глаза, охваченный наслаждением своей сороковой «дорожки» за день, он показывает мне «горку» кокаина в пятьдесят граммов – подарок Пабло.

У меня нет сил, и я проваливаюсь в глубокий сон. Проснувшись на следующий день, вижу, что Анибал до сих пор здесь, но «горка» уже исчезла. Его налившиеся глаза созерцают меня с большой нежностью. Я знаю только, что люблю его.