Текст книги "Проект «Hydra Sapiens»"

А что я вообще здесь забыл? Слетаю туда, всё сам посмотрю, подготовлю, потом вернусь, проконтролирую отъезд всех своих подопечных, уговорю Верочку бежать туда же, пока не поздно, и отправлюсь вслед за ними всеми. Должен же я увидеть своими глазами, как всё произойдет. Если, конечно, произойдет, если, конечно, я не ошибся в расчётах. По крайней мере, тектонические реакции уже начались, и климат теплеет, и никто это уже не сможет остановить. И чтобы что-то существенное предпринять, в запасе у меня есть от силы лет двадцать-двадцать пять. Посмотрим, что можно сделать…

Крылан достиг Симферопольского шоссе и полетел вдоль него. Здесь дождя не было, а слева уже чуть просветлели брюшки тяжёлых, низко ползущих туч. Крылан на бреющем полёте догнал какой-то одинокий грузовик и прицепился сзади к клеёнчатой обшивке фургона. Он расстегнул пару ремней и забрался внутрь. Там оказались пустые деревянные ящики для овощей. Места под самым потолком было предостаточно, и он пробрался по ящикам в самую глубину фургона, прицепился к потолку и решил поспать.

Грузовик никуда не сворачивал, и Крылан успокоился, убаюканный мерным покачиванием, рокотом мотора, шумом колёс.

Однако сон не шёл, в голову всё время лезли какие-то мысли – О себе, о своей работе, о предстоящей Катастрофе, о Верочке.

Тут он вспомнил, что деньги у него кончились. Она дала ему немного на звонки ещё месяц назад, чтобы он звонил ей, но он часть из них потратил на звонки своим подопечным, а часть просто была сожрана неисправными автоматами, которых в этом одичавшем городе становилось всё больше и больше.

Крылан ухмыльнулся, вспомнив, как последний раз, когда автомат сожрал у него подряд три монетки и так и не соединил, он побил от обиды все фонари в округе и напугал насмерть какого-то мента, сорвав в темноте с него фуражку и улетев с нею в чёрное безмолвное небо.

Крылан подумал о Верочке, вспомнил, как она всегда хватает трубку после первого же прозвона, как будто в ожидании держит телефон на коленях и взволнованно говорит:

– Я тебя жду. Здравствуй. Как ты себя чувствуешь? Ты не болен?

Как это его уже достало!

Ей ли не знать, что он не болен, что он просто не может быть болен. Его, честно говоря, и впрямь раздражала эта её чрезмерная забота. И тогда он говорил:

– Да что-то не очень. Устал сегодня, голова сильно болит.

Это была исключительная и наглая ложь, и она должна была это понимать. Но она не понимала. Материнское сердце ничего не понимало. Оно просто любило.

Верочка тогда начинала волноваться. Она тогда просила залететь послезавтра в её лабораторию, только, конечно, ночью, завтра она специально поставит 24-часовой опыт на культуре тканей и под этим предлогом останется на ночь на работе. Она на хорошем счету, охранники ночью спят, и в её лабораторные боксы никто не сунется. Пусть он обязательно прилетит – она сделает все анализы и, если надо, раздобудет лекарства…

Какая чушь! Какая антинаучная суперчеловеческая чушь!

Он не может болеть, она же сама зашила гены регенерации и стабильности гомеостаза в его хромосомы, она же сама изъяла из его хромосом основные геномы патологического мутогенеза. Почему она не хочет дать эти дары человечеству? Странная женщина, все гении – странные. Странная любимая мама…

Она всегда продолжала зудеть. Она требовала, чтобы он научился отдыхать.

– Я только этим и занимаюсь! – отвечал он раздражённо.

Она высказывала сомнения в том, что причина головной боли в перепадах давления, ведь в его теле были запрограммированы безотказные механизмы саморегуляции – И сосудистого тонуса, и частоты сердцебиения, и обменных процессов. Она начинала гадать, что, может быть, он ел некачественную пищу – И так далее и тому подобное…

Тогда Крылан тоскливым голосом начинал с ней спорить, мол, зачем она говорит всякие глупости, ведь она прекрасно знает, что некачественной пищи для него не существует, что он может есть любую органику. Она тогда тоже начинала злиться и говорила:

– Ну тогда я не знаю!

А он ей бросал:

– А что ты тогда знаешь?

А она его тогда спрашивала:

– А почему ты так со мной разговариваешь? – И кончалось тем, что он или она на полуслове бросали трубку.

Но он всё равно почти сразу ей перезванивал и говорил, что он ведь её очень любит и очень ей благодарен, что она за него волнуется, и что он обязательно прилетит. Просто он был действительно очень занят в последнее время – решил плотнее заняться своим проектом, а для этого приходится преодолевать большие расстояния, поддерживать связи с сотнями людей, наблюдать, анализировать, всё время что-то придумывать и хитрить.

Ведь обстановка действительно меняется, и уже начались ещё не уловимые сейсмологами тектонические подвижки, а чтобы вывезти всех людей, которых он без их же ведома отобрал в «Ковчег», потребуются и силы, и время, а он ведь не ОВИР какой-нибудь, и не еврейское агентство «Сохнут», и не боевик общества «Память».

Он всего-навсего маленький монстр и, как и всякий монстр, он должен действовать скрытно и осторожно. Он один, а она почему-то не хочет ему помочь. А он знает почему – потому что она не верит в его предсказания…

Тут они вновь начинали спорить, и вновь на повышенных тонах, но она вдруг перебивала его на полуслове и говорила грустно:

– Не бросай меня, возьми меня в свой «Ковчег»…

Значит, она всё-таки верила в его предсказания, хоть и всё время спорила. Спорила, но верила.

И тогда он вздыхал и отвечал:

– Ты ведь не можешь туда поехать, ты ведь не еврейка.

Голос её тогда вдруг холодел, и она спокойно говорила:

– Ты меня шантажируешь. Если ты мне не поможешь, я сама уеду. Выйду замуж за еврея и уеду. И ты меня не остановишь.

– Нет, конечно, если ты очень хочешь, я могу тебе что-нибудь посоветовать, – осторожно говорил он.

– Я не нуждаюсь в твоих советах. Единственное, что меня интересует в этой жизни, это закончить свою работу. И ты прекрасно знаешь, что я сделаю это. А вот если разумная микст-система, типа тебя, да ещё способная телепатически реплицироваться, чего я когда-нибудь все-таки добьюсь, родится в стенах нашего института, в этой идиотской тупой стране, то это может оказаться не самым лучшим подарком человечеству.

– О-о-о! Да это ты меня теперь шантажируешь! а вдруг именно здесь на этой Богом забытой одной шестой территории планетарной суши воцарится Царствие Небесное? Быдло устремится в театры и галереи, пьянь начнёт ходить в библиотеки, воры пойдут во врачи и учителя, а правительство вдруг перестанет набивать карманы и вытащит из подземных коммуникаций и теплоцентралий тысячи бездомных и уже безвозвратно слабоумных детей-токсикоманов…

– Понимай как хочешь! – В её голосе начинали звучать истерические ноты, и он тогда старался уйти от этой болезненной темы и начинал расспрашивать её про маму, про дочь и так далее. Главного он таки добивался – она выдавала сама себя, и он теперь знал, что она готова уехать, а кроме этого, – он знал, что она в своих уникальных исследованиях наверняка чего-то уже добилась. Он чувствовал, что Верочка близка к чему-то грандиозному и он, Крылан, не последнее её творение. И то, что она сотворит в будущем, – гораздо больше, чем моделирование и создание такого универсального организма, как Крылан.

«Удивительно, – думал Крылан, – гениальный генетик, а психологически совершенно беспомощна. А ещё более удивительно, почему эти козлы из ГБ до сих пор её не прищучили? Даже телефон не прослушивают. Видимо, заняты, как и все, раздерибаниванием ведомств, должностей, приватизацией жилья, заводов, земли, целой страны. А прослушки нет. Я бы, конечно, прослушку почувствовал бы. Вот идиоты! Даже не знают, какое вселенское событие зреет у них под носом…»

14

И вот она, эта земля, единственная, которую он выбрал, которую он вычислил, будущую модель которой он скрупулёзно рассчитал.

Крылан увидел паром издалека, «Палома Сильвер» шла достаточно быстро для такого большого четырёхпалубного судна. Она уже вышла из кипрских вод, её качало, что было вполне естественно для Средиземного моря в этот сезон. Крылан спокойно обошёлся бы и без парома, но любопытство толкало его все-таки заглянуть на огонёк. Тем более что один из его подопечных, один из лучших людей, на которого он возлагал определённые надежды, как раз должен был отправиться на Святую Землю через Кипр, и по всем расчётам он запросто мог оказаться именно на этом пароме.

Догнав судно, Крылан опустился на туго натянутый брезентовый тент над смотровой площадкой верхней палубы. Здесь сильно качало, и результат был налицо: несколько пассажиров, несмотря на поздний час и пронизывающий ветер, выползли наружу – кто-то подышать, а кто-то поблевать в гостеприимное море.

Крылан, прячась в темноте, свесил голову и заглянул осторожно вниз, в общий зал. Там в полутьме он увидел множество людей, сидящих и полулежащих в неудобных жёстких креслах, расположенных рядами, как в кинотеатре. Какие-то студенты накидали в проходах и вдоль стен спальные мешки и рюкзаки и разлеглись на полу, в основном парочками. Англичане, судя по британскому акценту. Кто-то из них, несмотря на то что там присутствовало множество пожилых людей и мамаш с детьми, прямо в зале курил, в нескольких мешках, особенно в самых тёмных углах, отмечалась возня и пыхтение.

«Вот бы увидели их сейчас их английские благородные мамашки», – усмехнулся Крылан. Несколько молодых пар из этой же компании расположились с гитаркой в самом дальнем углу, поближе к туалетам, они явно курили травку. Крылан переполз по тенту на другой борт и там, можно сказать, нос к носу, столкнулся с Псом. Тот стоял лицом к морю, опершись локтями на массивные деревянные перила, курил, выпуская дым против ветра, улыбался сам себе и вообще выглядел очень довольным.

«Ну что ж, – решил Крылан, – он впервые за границей, едет к родителям, он доволен. Это хороший признак. Его судьба, надо полагать, в ближайшие месяцы будет решена. Туристам вообще в Израиле страшно нравится. Особенно после совка. Отлично, полработы, можно сказать, сделано».

Крылан отполз от края тента и перевернулся на спину.

Звёзды! Сумасшедшее, фантастически красивое южное небо. Крылан засмотрелся на звёзды. А что если взять и полететь вверх, только вверх? Не останавливаться, ни за что не останавливаться! Крылан размечтался, распластал крылья по тенту.

Он вдруг вспомнил, как когда-то напугал Пса и его друзей в Новом Афоне, когда те вот так же в полнолуние ночевали на горе и засмотрелись на звёзды, а он по неосторожности, находясь, кстати, всего в нескольких метрах от них в гуще эвкалиптовых ветвей, не удержался и принялся жевать молодые листья, да так увлекся, что стал совершенно по-хамски громко чавкать.

Ну и переполох же он вызвал тогда у студентов-медиков! Что им тогда пригрезилось? Вампиры, ведьмы, чудовища? По крайней мере, Пёс – А он, наверное, был самый глазастый – разглядел-таки что-то в кроне эвкалипта, стал орать и показывать Это товарищам. А Крылан, вместо того, чтобы замереть и затаиться, прильнув к стволу дерева, сорвался и, кувыркаясь, полетел, прохлопав над их головами мощными крыльями. Да ещё в сторону луны! Этакий новоявленный Бэтмэн! Эффектно получилось, прикольно.

«Представляю, как они тогда перепугались и что они там себе напридумывали! – С удовольствием думал он теперь. – Молодые были. Да и я был ещё ребёнок… Мотался туда-сюда, занимался всякой ерундой…»

Внизу на пароме тем временем произошло какое-то движение, кто-то стал громко браниться по-английски. Крылан тихонько выглянул, убедился, что Пёс в этом не участвует. Впрочем, тот смог бы, конечно, постоять за себя.

Крылан оттолкнулся от тента и поднялся в воздух на встречном потоке. Он опрокинулся вправо и сразу оказался в стороне от корабля – неприятно было бы попасть в струю горячего дыма, извергающегося из огромной его трубы. Крылан поднялся выше, бросил последний взгляд на паром, чтобы запомнить этакую красоту, полетел вперёд, да всё быстрей и быстрей – скоро рассвет, нужно успеть достичь берега засветло и найти подходящее убежище.

С высоты он уже различал огни Хайфы, будто висящие над черной бездной гирлянды мерцающих звёзд. Крылан вдруг заволновался – вот та земля, которую он ещё не видел, но физическая суть которой являлась теперь смыслом всей его жизни, всей его работы, а в справедливости и необходимости осуществления проекта «Ковчег» он не сомневался ни на секунду.

Уж он-то был специалистом и по сбору информации, и по её анализу. Он чувствовал нарастающие шевеления в чреве Земли, он знал об этом наверняка, он изучил этот вопрос досконально. Ведь он был учёным, и ему не нужны были ни компьютеры, ни сейсмографы, ни лаборатории, ни даже рабочий стол. Инструментом был он сам, это было в его природе, ведь таким создала его Верочка, его сумасшедшая, гениальная, милая мама, не знающая, что творит…

И вот она, эта земля, единственная, которую он выбрал, которую он вычислил, будущую модель которой он скрупулёзно рассчитал. Этот клиновидный клочок суши, населённый таким странным, многострадальным, отталкивающе-привлекательным, мудрым народом – не Европа, не Азия, не Африка. Нечто посередине, готовое к дальнему автономному плаванию в океане планетарной тектоистории. Настоящий Ковчег! и не тот первый, или пятый, или даже десятый, который якобы построил какой-то там мифический Ноах. А настоящий, существующий сегодня и сейчас участок суши, который по всем расчётам должен уцелеть во что бы то ни стало – видимо, в награду всему человечеству, всё-таки неохотно, но отдавшему в сорок седьмом году эту землю народу, в хромосомах которого ещё живут гены перволюдей – таких же, как и Крылан, по сути, искусственно созданных организмов, выброшенных на эту планету миллионы лет назад путешествующим космическим разумом и награждённых им, Создателем, умом и душой. То есть инструментом познания и любви. Любви и познания.

Жаль только он, Крылан, не узнает отдалённых результатов своей работы, ведь если человеческой цивилизации, в её современном понимании, предстоит погибнуть, а это обязательно произойдет уже в обозримом будущем, то возрождение её растянется на тысячелетия, а такой дистанции ему самому, конечно, будет не преодолеть…

Не преодолеть, не преодолеть…

Не преодолеть?

«Смысл жизни в её продолжении! – осенило Крылана. И сразу как-то стало веселее. – Буду размножаться! Стану новым Адамом!»

Крылан полетел над горами, внизу был прекрасный город – черепичные крыши коттеджей и вилл, плоские, ощетинившиеся антеннами и спутниковыми тарелками, крыши многоэтажных зданий, зелень, много зелени – сады, парки, ярко освещённые улицы, мигающие жёлтым светофоры. Крылан разглядел особенно густую зелень наискосок через площадь напротив здания порта и опустился на дерево. Он перелез чуть пониже, закрепился на толстом суку, повис, завернувшись в крылья, и вскоре задремал чутко и тревожно. Он, конечно, устал. Надо отдохнуть.

Вскоре, на границе света и тьмы, защебетали птицы, и Крылан мгновенно проснулся. Он повисел немного, не шевелясь, послушал этот всегда любопытный гомон безмозглых птах, потом осмотрелся по сторонам, убедился, что висит высоко над землей, защищён со всех сторон ветвями и практически недосягаем для случайного взгляда, и снова задремал, да так сладко и спокойно, как будто был сейчас дома, где-нибудь на Ленинских горах, в кроне высокого пушкинского дуба.

…Когда рассвело и всё вокруг ожило, зашевелилось, озвучилось и задышало солнцем, никто, наверное, не смог бы рассмотреть даже с близкого расстояния подвешенный в самой гуще листвы пятнистый зеленовато-серебристый кокон – сработал механизм автоматизированной мимикрии, ген, который Верочка позаимствовала у хамелеонов, создавая своего монстра.

Город внизу ожил, забегали люди, понеслись потоки машин. Из здания пассажирского морского порта вышел Пёс с огромной сумкой. Он шёл в обнимку со своей удивительно постройневшей и помолодевшей матерью, которая в столь ранний час примчалась через всю страну встретить сына.

Они выглядели совершенно довольными и счастливыми. Вот они остановили такси, закинули огромную сумку в багажник и укатили. Крылан сквозь дрему подглядел за ними сверху, довольно ухмыльнулся и спрятал мордочку глубже под крылья.

…Через несколько дней Крылан украл сумочку прямо из квартирки, где мирно спала какая-то древняя старушка. Здесь царил отвратительный запах каких-то восточных специй, герани из горшка на окне и тухлых овощей, очевидно, с кухни.

Крылан выбрался на крышу, вытащил из сумочки кошелёк и, слава Богу, обнаружил в нём телефонную карточку на сто двадцать единиц, да ещё почти не использованную. Деньги он брать не стал – всё равно он ими не сможет воспользоваться, а вот старушка расстроится. Он снова забрался в квартиру, повесил сумочку на прежнее место у входной двери, отправился в ванную, зажег свет, забрался по унитазу на палку для капроновой занавески, свесился оттуда и стал строить себе рожи в большое зеркало в пластмассовой оправе. Потом попробовал на вкус все пасты, крема и шампуни, какие смог найти, убедился, что капиталистические старушки очень даже разборчивы в парфюмерии; возвращаясь, нюхнул рулон туалетной бумаги, убедившись, что это почти натуральный запах клубники, сунул рулон в сумку на животе, от чего стал похож на беременного. Потом заглянул на кухню, выскочил оттуда, поняв, что старушка, видимо, совершенно не чувствует запахов, иначе она бы догадалась разобрать овощную корзину и извлечь снизу всю тухлятину – лук и что-то ещё.

«Тогда зачем же ей такая парфюмерия и как она её себе подбирает? – озадачился Крылан, но тут же сообразил: – Да очень просто – по цене! Покупает то, что рекламируют, да подороже!» На обратном пути Крылан прихватил яблоко из хрустального блюда на столе, потом, немного помедлив, сунул ещё одно яблоко в сумку и выпрыгнул в окно.

…На юге страны у Крылана поначалу была небольшая проблема с ночёвками – зелени было мало, в основном пальмы большие, подходящие ему деревья находились в основном в парках, разбросанных на большом расстоянии друг от друга, что увеличивало риск быть замеченным с земли при перелётах. В первый же день он потратил полночи, намечая себе точки для ночлега, обследовал несколько парков, без удовольствия отметил, что здесь, на юге, огромное количество диких кошек, что было не очень приятно, но зато и кружит множество летучих мышей, которых он ловил, когда чувствовал потребность поохотиться или просто повеселиться, отлавливая на лету этих блохастых тварей, чей ультразвуковой радар, по его мнению, оставлял желать лучшего и даже близко не дотягивал до его собственного ультразвукового радара, устроенного наподобие дельфиньего и дающего Крылану объёмную цветную картинку в мозгу с высокой резолюцией и возможностью ювелирной по точности ночной навигации.

В центре города, прямо у автобусной остановки Крылан произвёл неожиданно страшный переполох у целой стаи белых цапель, облюбовавших пару гигантских эвкалиптов и гнездившихся здесь, судя по загаженности места, уже много лет. Он не стал настаивать и ломать шеи несчастным цаплям, которые, несмотря на свою природную трусость и осторожность, набросились на него. Нет, он просто улетел, утешая себя тем, что в таком вонючем птичьем сортире он всё равно спать не стал бы.

Но удивительно другое: как люди терпят этих цапель прямо в центре города? Они же гадят им на головы!

Теперь, заполучив телефонную карточку, Крылан отправился за город, где приметил караванный городок, в котором телефонные автоматы расположены как-то на отшибе. Оттуда в предутренние часы он и сможет спокойно позвонить.

По пути он шуганул летучих мышей, занятых ловлей насекомых. Две совы, очевидно пара, тоже недовольно заухали, когда он пересёк зону их ночной охоты. На подлёте к караванам Крылан пролетел так низко над холмом, заваленным старым мебельным хламом, что какая-то шавка, дремавшая тут, залилась истерическим лаем, решив, очевидно, что кто-то покушается на её территорию, её мебель или её саму.

Крылан тогда развернулся и, не дав шавке очухаться, схватил её за холку и поднял в воздух. Несчастная собачка завизжала, потом описалась, а потом стихла, возможно, вообще потеряла сознание. Хулиган поднялся выше, долетел до караванов и опустил шавку на ремонтную площадку высоченного радиотелефонного ретранслятора – пусть её завтра оттуда снимают. Порезвившись, Крылан отыскал себе нужный телефон-автомат, убедился, что поблизости никого нет и, набрав все нужные коды и заветный номер телефона, приготовился к разговору.

Как она там? Обижается, наверное, сходит с ума? Материт его почём зря?

Странно, долго никто не снимал трубку, а когда уже не было никакого терпения ожидать, недовольный мужской голос вдруг заорал:

– Ало-о-о! Междугородняя? Какого чёрта, ночь на дворе!

Крылан было растерялся, решив, что он, очевидно, ошибся номером, но потом ответил пожилым женским голосом:

– Простите, что так поздно, ещё раз извините, это Берта Моисеевна, мы с Верой Николаевной вместе работаем, а Верочка… извините, Вера Николаевна, она что, спит? Можно её на секунду к телефону, у нас в лаборатории небольшая проблема возникла… извините…

– Послушайте, вы! Моисеевна! Уже два часа ночи, мне в пять тридцать вставать! Вы не могли бы до утра подождать?.

– Да, да, конечно, – забормотал Крылан. Он совершенно не ожидал услышать мужчину, ведь Верочка жила с дочерью-десятиклассницей и больной матерью! Откуда же там мужчина? Он теперь был почти уверен, что ошибся номером.

– Понимаете, у нас в лаборатории неприятности… – быстро соображая, какие же именно могли возникнуть неприятности и, может быть, вообще пора уже вешать трубку, пробормотала новоявленная Берта Моисеевна. – У нас автоклав взорвался, я хотела бы с ней посоветоваться.…

Вдруг он услышал где-то в отдалении приглушенный женский голос:

– Лёва, кто это? Дай-ка мне трубку…

Крылан угадал в родном приглушённом голосе тревогу, испуг, надежду.

Это она, это она!

– Алло! – нервно позвала Верочка. Лёва чем-то загремел, выругался и заявил, даже не снижая голоса:

– Берта Моисеевна! Даже дома нет покоя! и от кого? От своих же, евреев! Три часа спать осталось! Да какой тут сон! Вот увидишь – там ещё хуже будет! Там вообще одни евреи! и чего тебе там надо? Только ради тебя еду, только ради тебя…

– Алло, что случилось? – стараясь заглушить его ругань, повысила голос Верочка.

– Здравствуй, ты что, уже замуж успела выйти? – уже своим голосом спросил Крылан.

– Да! а что именно случилось? – она мгновенно сориентировалась и включилась в конспиративный разговор.

– А Лёвочка – он еврей?

– Естественно, – ответила она. – Я же говорила, что я должна это сделать! Вы не хотели мне помочь, вот вам результат!

Верочка называла его на Вы, и это было ужасно смешно.

– Ты так говоришь, как будто я действительно не хотел тебя вывезти, или как будто я хотел, но мой личный самолет временно был неисправен, или как будто ты действительно решила это сделать, а не валяешь дурака! Ты ведь всё время валяешь дурака – то хочешь, то сомневаешься! Где ты этого придурка откопала, он что, действительно еврей?

«Как она смела скрыть от него, её сына, такое важное в жизни событие, как замужество? Когда она успела выти замуж?» – лихорадочно соображал Крылан.

– Пожалуйста, не разговаривайте со мной в таком тоне! – Верочка начала заводиться. – Мы уже подали документы на оформление!

– Да, быстро это у вас получается! а что будет с клоноидами, со всеми твоими подопечными, кто ими займётся?

– А их уже нет, я их уничтожила… – помолчав, ответила Верочка. Голос её дрогнул.

– Вер, кончай, я щас с ума сойду! – почти заорал Лёва.

– Я всё улажу, – официально заявила Верочка. – Не волнуйтесь, всё будет хорошо.

Крылан вдруг вспомнил желто-зелёную водоплавающую белку – результат первого удачного эксперимента по созданию фотосинтезирующих животных. Неужели и её больше нет?

– Ты что, серьезно? Ты действительно всё уничтожила? Всех-всех-всех? и белку?

– Всех! – отрезала Верочка.

Крылан вдруг страшно разозлился:

– А это было обязательно? Нельзя было как-то по-другому? я же просил тебя отдать их мне, если они буду больше не нужны. Ты хотя бы сохранила образцы их клеток? Нет? а с чем ты тогда поедешь сюда? Будешь начинать всё заново?

– Я возьму Гидру… – почти шёпотом сказала она.

Это был шок. Крылан был ошарашен. Он лихорадочно пытался собраться с мыслями, он просто не знал, что сказать.

– Ты её уже рассчитала? – осторожно осведомился он.

– Да… Почти…

– Это именно то, о чём ты говорила?

– Да…

– Она будет думать?

– Да.

– Она будет сапиенс, как я?

– Да.

– Она будет реплицировать интеллект?

– Надеюсь…

– Она будет телепатировать?

– Надеюсь… Но мне нужна будет ваша помощь, мне нужно помочь с анализом, кое-что досчитать…

– Ты с ума сошла, как ты её повезешь через границу?

– Никак, я спущу её в унитаз, уничтожу, она ведь пока модель… Она на бумаге.

– Но всё же?

– Технология! я повезу технологию! Она у меня в голове.

На другом конце провода Крылан услышал тревожное дыхание.

– Будь осторожна. Я буду тебя ждать. Я как раз здесь, – подумав, сказал он.

– Как это? Вы сейчас где? Здесь – это там?

– Вера, что ты несешь? Что ты несешь? Ну пожалей ты меня! – взмолился невдалеке несчастный разбуженный Лёва.

– Да, я звоню из Израиля.

– Не может быть, так хорошо слышно!.

– Вера, ну хватит! – Лёва почти захныкал.

– Понимаешь, – вдруг начал оправдываться Крылан, – Я полетел по работе, весь мой проект на этом держится, должен же я был посмотреть всё своими глазами. Отследил заодно несколько своих подопечных… Отдохнул немного… Красиво здесь…

– Извините, Берта Моисеевна, – ответила Вера, – не волнуйтесь, я буду в лаборатории в семь, нет, в шесть сорок пять утра, опечатайте, пожалуйста, мои боксы и ждите меня… Лёва, ты меня подбросишь?

Лёва не ответил.

– Он меня подбросит. До свиданья.

– Ты что, уже скоро летишь сюда? – заволновался Крылан, пытаясь угадать, о чём она говорит. – Вы уже были в посольстве? Вы уже оформляетесь? Вы были в «Согнуте»?

– Да.

– Когда? Когда вы летите?

– Говорила же я вам – шестнадцать ноль три!

– Шестнадцатого марта? Через пять месяцев?

– Да.

– Тогда слушай: я назад не полечу, останусь здесь. Буду тебя ждать в Беэр-Шеве, это на юге, здесь неплохой университет…

– Я знаю, знаю…

– Я тебя сам найду! Вернее, нет, ты меня! я оставлю тебе записку с телефоном – приклею несколько штук прямо к колоннам у входа в беэр-шевский Мисрад апним, ой, извини, в МВД. Вы через пару дней по приезде туда обязательно пойдёте заказывать удостоверения личности. Тогда позвонишь мне как-нибудь ночью. Ладно? Ой, у меня телекард заканчивается, слышишь – уже пиликает, сейчас отключится!

– Хорошо, – сказала Верочка, – спокойной но…

Пошли короткие гудки. Телекард выскочил из щели телефонного автомата.

Крылан медленно оторвал трубку от уха, медленно повесил её на рычаг и замер – спиной он почувствовал, что сзади кто-то есть. Радары подсказывали, что это человек. Крылан медленно стал поворачивать голову, внутренне собравшись, напрягшись, приготовившись прыгнуть или увернуться от возможного удара или выстрела.

Он тысячи раз представлял себя в такой ситуации, был абсолютно готов, но в реальности это оказалось достаточно трудно. Поворачивая голову, он медленно отцепил одну лапу и чуть отвел в сторону крыло. Это дало бы ему в случае необходимости возможность одним взмахом отпрыгнуть, по крайней мере, на несколько метров, даже если он окажется ранен.

Первое, что он увидел, обернувшись, был сильно затертый и мятый листочек бумаги в клеточку. Он почему-то оказался у него почти перед самым носом, на нём его же, Крылана, корявым почерком было выписано: «Поздравляю!» Листочек дрожал, дрожала и рука, его держащая. Крылан хмыкнул и как можно спокойнее и веселее сказал по-русски:

– Привет!

Пёс опустил руку с листочком и осторожно протянул Крылану правую руку, будто для рукопожатия. Глаза его горели восторгом и страхом. Крылан протянул ему крыло, вложил в холодную потную ладонь Пса три длинных когтистых пальца и как можно дружелюбнее пожал протянутую ему руку.

– Ну вот, будем знакомы! – заявил он и добавил: – Ма нишма?[13]13
  Как дела? (иврит)


[Закрыть]

– Бе… – Пёс поперхнулся, закашлялся, застучал себя по груди, прочистил горло. – Беседер гамур. Ма шлом ха?[14]14
  Полный порядок. Как себя чувствуешь? (иврит)


[Закрыть]

Они как будто пытались хвастануть друг перед другом своими первичными познаниями в новом для них, но старом как мир, языке.

– А ты чего здесь делаешь? – как ни в чём не бывало, поинтересовался Крылан.

– Мне тоже позвонить надо. Жена сейчас с детьми на Алтае у родителей. У них как раз утро уже. Часов девять.

– Ясно. – Крылан перелез на пластиковый прозрачный козырек телефона.

– Ты за мной следишь? – вдруг спросил Пёс. – Ты инопланетянин? Ты вообще-то кто?

– А никто… Я просто Крылан… – нехотя отозвался Крылан, делая вид, что занят почёсыванием задней лапой своего загривка. Ему казалось, что так он сейчас выглядел более естественно, как какая-нибудь зверюшка.

– Ты… земной? – будто чего-то стесняясь, переспросил Пёс.

– Самый что ни на есть! – шутливо ответил Крылан, выкинул вверх крыло и схватил на лету зазевавшуюся летучую мышь. Мышь заверещала, пытаясь вырваться. – Такой же земной, как она. Пардон, как он, это самец. Мерзкий! Весь в блохах… – Он отпустил летучую мышь. – А ты земной?

– Я? в каком смысле? – Выпучил глаза и замотал головой ничего ещё не понимающий Пёс.

– А я в каком?

– Но ты ведь говоришь… Как человек. Таких, как ты, нет… Не должно быть. То есть я не видел никогда. Извини…

– Любые есть! Всякие есть! – делая вид, что ему не нравится тема разговора, отрезал Крылан.

– Ну что будем делать? – засуетился Пёс. – Мне позвонить надо.

– Звони.

– А ты?

– А я подожду. Вон там, на детской площадке. У тебя сигареты есть? – Крылан свесился сверху и попытался изобразить улыбку.

– Ты что, куришь? – Пёс протянул ему пачку «Лаки Страйк» и зажигалку.

– Это ты куришь, а я так, балуюсь!

Крылан перелетел на детскую площадку и уселся на качелях.

Пёс, часто оглядываясь, но не видя Крылана в темноте, долго набирал номер и все-таки дозвонился.

Минут пять говорил с женой, обещал перезвонить через пару дней. Она не могла долго говорить, торопилась, так как укладывала детей спать.

Крылан дождался Пса на детской площадке, и они вместе покурили, поговорили, да так запросто, как будто всегда были старинными приятелями.

Потом Пёс, неловко попрощавшись, отправился на другой конец караванного посёлка в домик своих родителей, а Крылан, пообещав поддерживать связь, улетел в город, где скоро нашёл себе убежище в кроне старого кипариса, который давно уже приглядел.

Собравшись спать, Крылан вдруг подумал, что ведь не будет теперь Псу покоя.