Текст книги "Проклятая гора"

5

– В бригаду меня привел Николай Чехов. Я тренировался в зале, где занимались и члены группировки. Вот Чехов однажды и пригласил меня на свой день рождения. Там, в ресторане «Лена», я познакомился с парнями бригады. Они меня приняли хорошо, и мы стали постоянно общаться.

Житков сделал еще несколько глотков и продолжил:

– Примерно полтора года назад, весной, Чехов привел в бригаду Малика. Они планировали использовать его в качестве «торпеды» – для грязной работы: для наездов, выбивания долгов, рэкета. Одним словом, бык быком. А посвящали его в бандиты на природе. Был май месяц, вся бригада выехала на шашлыки. Расположились под Чочур-Мураном, там и представили Малика группировке. Он мне сразу не понравился: какой-то мутный и отмороженный «пассажир». Такие люди непредсказуемы и опасны, но я со своей оценкой нового члена бригады промолчал. И вот однажды заикнулся я Чехову, что мне нужна хорошая охрана для ломбарда, а он поручил это дело Малику, который отвечал в бригаде за охрану и безопасность. Через несколько дней Малик привел двух парней, характеризовал их только с положительной стороны, и я взял их на работу. Сначала все было хорошо, они нормально выполняли свою работу, зарплата их устраивала. Малик часто наведывался, проверял, как работают. Так продолжалось чуть больше полугода. И вдруг ночью меня поднимают по случаю кражи из моего ломбарда. Прибываю в ломбард и обнаруживаю ужасную картину: все двери выломаны, злоумышленники пользовались даже болгаркой, чтобы вырезать замки… – Житков замолчал, вспомнив тяжелые и неприятные для него дни. – Одним словом, вынесли все золото и ценные вещи, разорили меня полностью. Охранников между тем не видать – пропали. Я сразу же позвонил Малику, сказал, что меня обокрали, и спросил, где охранники, как их найти. Малик повел себя странно, начал говорить, что плохо их знает и где сейчас они могут находиться, понятия не имеет. Вот тогда-то я и заподозрил, что кражу он организовал. Однажды в присутствии всей бригады я прямо предъявил претензию Малику, что его люди меня обокрали и сам же он все это организовал. Малик только ухмылялся и оскорблял меня, тогда я не выдержал и ударил его. Естественно, завязалась драка, но ребята нас быстро разняли. Моих претензий к Малику никто в бригаде не поддержал, и только потом я стал догадываться, что Малик без отмашки лидеров не пошел бы на это дело. А охранники после совершенной кражи могли уже покоиться где-то под землей. Отношения с бригадой у меня постепенно стали портиться, я уже не отстегивал в общак, да и денег у меня больших уже не было.

Житков допил остывший уже кофе и попросил Димова:

– Мне бы в туалет сходить, нет мочи терпеть!

Когда Владлен с Житковым вышли в коридор, навстречу им попался дежурный милиционер.

– Где Кокорин? – спросил у него Владлен.

– Уехал за следователем на дежурной машине. Что-то долго они возятся там: следователь на выезде, еще один труп обнаружен, предварительно самоубийство. Оттуда сразу сюда – осматривать машину.

После туалета Владлен снова вскипятил чайник и налил себе и допрашиваемому кофе, и Житков продолжил свой рассказ:

– Вчера вечером я заехал к Малику домой. Он удивился. Я сказал, что хочу с ним помириться, мол, со временем я стал задумываться, что, может, он и правда не при делах. По его лицу было видно, что он мне поверил. Я предложил ему съездить в то место, где его посвящали в бандиты, чтобы он там поклялся, что не причастен к краже, – мол, только тогда я смогу ему поверить окончательно. Он клюнул на эту удочку и пошел со мной. Мы приехали на Чочур-Муран и остановились под горой. Я попросил Малика выйти из машины, и когда он вышел, я с битой выскочил следом и сразу ударил его по голове. От первого удара он упал, я еще несколько раз ударил. Я бил со всей силы и был уверен, что он уже мертв, поэтому забросал его снегом и уехал.

– Анатолий, а как ты потом собирался объясняться перед бригадой, что убил одного из ее членов? – спросил Владлен. – Они бы все равно узнали.

– Наплевать! – глаза Житкова поблескивали от злости. – Я из нее ухожу, это они науськали Малика на кражу. Когда примкнул к ним, то совершил самую большую ошибку в жизни.

– Анатолий, помнишь, летом обнаружили два трупа на Чочур-Муране? – Владлен заговорил об убийстве, которое его больше всего волновало. – Ты можешь что-нибудь объяснить по этому поводу?

– Конечно, помню. Рыночные войны, но наши точно там не замешаны. Мы обсуждали тогда этот случай. Никто ничего не знает.

– А Сазонов? Он может быть причастен?

– Черт его знает, но он крутился возле рынков. А по жизни он никто, бывший ваш сотрудник, сутенер, который спит и видит себя в стане «черных». Идиот! Кто его признает «черным», от него за версту разит «краснотой»! А так он беспредельщик, вполне может пойти на убийство. Но честное слово, никакой информации про это убийство у меня нет.

– Хорошо, Анатолий, сейчас прибудет следователь, я тебя передам ему, а там выкарабкивайся сам.

– Спасибо, – Житков был благодарен, что оперативник его не обманул, – будем выкарабкиваться.

Через полчаса приехал Кокорин со следователем, который быстро осмотрел автомашину Житкова, изъял все вещественные доказательства и распорядился поставить транспорт на штрафстоянку. С легким сердцем Владлен передал ему задержанного, а сам решил поговорить с Кокориным о деле.

– Толя, что случилось с горой? Десятилетиями там ничего не происходило, а тут за полгода четыре трупа. Никак она жаждет?..

– Хочешь сказать, что она требует жертвы? – Кокорин улыбнулся. – Не бери в голову, простое стечение обстоятельств. Сейчас опять на десятилетия успокоится.

– Не знаю, не знаю, – покачал головой Владлен, – что-то необъяснимое тут есть. Ладно, не будем забивать голову всякой чепухой, работы и так хватает.

Часы показывали восемь утра. «Управились за шесть часов – неплохо для серьезной и абсолютно неочевидной мокрухи», – думал Владлен, поднимаясь по лестнице к начальнику УГРО для доклада.

* * *

Через три дня Житков был арестован, но в следственном изоляторе просидел недолго – вскоре его освободили. Очевидно, хорошо выстроенная линия защиты помогла ему избежать сурового наказания.

Какое-то время спустя он пригласил к себе домой одного из лидеров бригады «западных» и, ничего не говоря, ударил его ножом в сердце. Человек умер на месте, но Житкова на этот раз даже не арестовали, так как на следствии он заявил, что к нему проникли в жилище и напали, а он вынужден был защищаться.

Следствие шло долго, Житков находился под подпиской о невыезде и однажды решил прогуляться на свежем воздухе и заодно показать ветеринару свою захворавшую собаку. После ветеринара Житков не спеша направился обратно, ведя собаку на поводке. Когда он почти дошел до дома, раздался резкий визг тормозов – и собака отпрянула в сторону, отчего Житкова развернуло, и он увидел наставленное на него из окна автомашины дуло пистолета. Прозвучали выстрелы, Житков упал как подкошенный. Автомобиль проследовал дальше и скрылся за углом.

Прохожие осторожно обходили лежащего на мокром асфальте человека, уставившегося стеклянными, невидящими глазами далеко ввысь. Рядом сидела собака и, подняв морду к небу, громко, заунывно выла.

Противостояние

1

Прошло пять лет. За это время изменилось многое. Димов теперь работал в министерстве внутренних дел, возглавлял отдел по раскрытию убийств. Произошли изменения и в его личной жизни. Вот уж год, как в семье Владлена и Марии растет второй сынишка, которого родители назвали Кешей.

– Леша, Кеша! – зовет сыновей отец, открывая дверь квартиры, и, еще не видя их, слышит радостный возглас старшего:

– Папа пришел!

Леша бежит навстречу отцу, младший же, держась за стену, пытается не отставать от брата.

Кокорин остался в УВД – руководил убойным отделом. Министр подал в отставку, в милицию пришла новая команда руководителей.

Сменилось и руководство администрации города. Правовое управление перестало заведовать рынками. В управление по торговле, курирующее рынки, пришли профессионалы, которые немедленно убрали из оборота черный нал, и в течение месяца с рыночным криминалом было покончено раз и навсегда. Но эти же управленцы пошли дальше и так же «профессионально» приватизировали Центральный рынок. Теперь он оказался в частной собственности.

Однажды Владлен встретился с Васнецовым, который покинул администрацию вместе со старым главой и находился без дела.

– Я же предупреждал, что подставляем парня, назначая его на эту опасную должность, – посетовал он, когда разговор зашел об убийстве Алексеева и Попова. – Тогда меня никто не хотел слушать, а ведь трагедии можно было избежать. Жалко парней. Что, дело так и «заглухарило» навсегда?

– Самому себе не могу простить, что не раскрыли это дело, – с горечью проговорил Владлен. – Столько судеб поломало это убийство… Но в глубине души надеюсь, что когда-нибудь раскрутим его. Должны раскрутить.

– Давай, успехов, – попрощался с ним Васнецов. – Если что, я на связи.

Набрал силу и Сазонов. Он сколотил приличную и чрезвычайно опасную группировку. Опасность ее заключалась в интернациональности – она не была привязана ни к одному улусу и состояла в основном из ранее судимых. При необходимости Сазонов мог быстро собрать до двадцати-тридцати бойцов для бандитских разборок. Другие группировки в городе постепенно увядали и распадались, легализовавшись в коммерческие и иные структуры, так что на их фоне бригада Сазонова выглядела более чем внушительно, к тому же ее прикрывали лица, связанные с правоохранительной деятельностью. Если прочие, еще действующие в городе группировки не кичились подобными связями, то Сазонов почитал их за высшее свое достижение; если другие группировки придерживались хоть каких-то воровских понятий, то Сазонов в своей деятельности во главу угла поставил беспредел. Одним словом, это была самая могущественная и опасная группировка на тот момент, но опытные сыщики понимали, что долго так продолжаться не может: империя, выстроенная этим лжеавторитетом, могла рухнуть в любое время.

Сазонов открыл первый в городе ресторан со стриптизершами в древнеегипетском стиле, используя свой богатый опыт сутенерства. Интересная история произошла с названием этого ресторана. Сначала Сазонов назвал его «Фараон». На одной из сходок блатные предъявили Сазонову претензии: «фараон» на блатном жаргоне – это тот же мент, а посему они ногой не ступят в его ресторан. Сазонов не на шутку испугался, так как почти состоял в касте «черных», откуда слететь было немудрено, и быстро поменял название на «Тутанхамон». Блатные продолжали упорствовать: Тутанхамон же фараон – значит, мент. Только когда ресторан был переименован в «Клеопатру», блатные успокоились.

Заведение имело дурную славу. Здесь никого не жалели: если клиент не нравился охране или не был способен оплатить по счету, его жестоко избивали и выбрасывали на улицу. Только за полгода существования ресторана в городе нашли два криминальных трупа – по странному стечению обстоятельств оба человека перед смертью посещали «Клеопатру». Тем не менее от желающих побывать в этом злачном месте отбоя не было. Всем хотелось хлеба и зрелищ, ведь в городе оголенных девиц больше нигде не увидишь! И не только девиц. Нередко там можно было застать высокопоставленных чиновниц городской администрации и правительства, перед которыми извивался какой-нибудь стриптизер, специально привезенный из Москвы. Одним словом, вертеп…

У оперативников была информация, что у Сазонова в ресторане находилась потайная комната, куда заводили пьяных посетителей, избивали и грабили. Возможно, оттуда и вывозили те криминальные трупы, которые потом обнаруживались в других местах города. Опера несколько раз были в ресторане под видом посетителей, но потайную комнату так и не смогли вычислить.

Однажды к Димову обратился оперативник из имущественного отдела, занимающийся борьбой с квартирными кражами, по имени Петр:

– Семеныч, знаю, что «окружаете» Сазонова, а ведь он со своими подручными меня чуть не грохнул.

– Как?! – удивился Владлен. – Расскажи-ка подробнее.

– Чего греха таить, – начал он свой рассказ, – месяц назад я немного запил. Сначала с друзьями сидели в ресторане «Лена», выпили хорошо, а потом черт меня дернул поехать в «Клеопатру». Там мы проторчали почти до утра, я сильно опьянел и даже немного поспал за столом. Были телки и всякое такое, танцевали стриптиз. Когда я немного очухался, друзей рядом не было, и я решил тоже идти домой. Возле выхода меня задержали охранники, я им показал удостоверение, тогда один из них куда-то ушел и вернулся с Сазоновым. Я сказал ему, что денег у меня нет, и обещал на следующий день принести причитающуюся сумму. Тогда Сазонов кивком головы приказал охранникам вести меня в конец зала, а там такой узкий коридор, который ведет к подсобному помещению. И вот когда меня повели по этому коридору, один из охранников что-то нажал на стене, и прямо на ровной поверхности стены образовался дверной проем. Туда меня и толкнули. Оказался я в маленькой комнате без окон и дверей, за мной охранники следом. Сазонов тем временем улетучился. Я когда понял, что меня будут убивать, моментально протрезвел. Стал глазами искать какой-нибудь предмет, чтобы защититься. На свое счастье, заметил в углу огромный черпак, которым обычно пользуются в солдатских столовых. В армии я с таким черпаком дрался в столовой с целым отделением солдат соседней части. Поэтому, недолго думая, схватил я этот черпак и нанес одному из охранников удар по голове, он не успел среагировать и сразу упал. А второго охранника я просто-напросто отходил черпаком вусмерть и, выбравшись в коридор, сбежал через черный ход.

– Петр, спасибо, – поблагодарил Владлен оперативника, – нам эта информация пригодится, но пока Сазонова трогать не будем – не за что. То, что они тебя хотели убить или побить, доказать невозможно и не нужно. Ты сам это понимаешь. А так прошу, Петр, ты завязывай с выпивкой: если бы не этот чудесный черпак, спасибо ему, нашли бы мы тебя где-нибудь в городе с проломленным черепом. Ты понял меня?

– Семеныч, да я сам понимаю. С того дня ни грамма в рот… А так, надо вообще бросать пить, до добра это не доведет.

– Вот-вот, и я о том же. – И добавил, прощаясь с оперативником: – Когда будем сажать Сазонова и его шоблу, подключишься к нам.

Весной на сходке решалось, войдет ли Сазонов в касту «черных», то есть в высший эшелон криминалитета. Сходка проходила в духе советского парткома, рассматривающего персональное дело члена партии. Преступные авторитеты степенно поднимались и поочередно задавали вопросы кандидату.

– Ты же служил в милиции, – говорил один из авторитетов. – Как с таким багажом хочешь стать в ряды «черных»?

– Я не был аттестован, – отбивался Сазонов, – был простым стажером. А это несчитово, я никогда не был ментом. Я всегда придерживался воровских понятий, в общак плачу нехилые бабки.

– Считово или несчитово – решать нам, а не тебе, – вставил другой авторитет. – Расскажи, что за случай был с изнасилованием малолетки.

– Дело было сфабриковано, – Сазонов еле сдержался, чтобы не обматерить допросчика, – дали девять лет, а потом оправдали.

– А сидел же в милицейской колонии, – не отставал авторитет. – Что по этому поводу можешь сказать?

– Я не просился в эту колонию, – ответил Сазонов, собрав последние остатки терпения, чтобы не взорваться негодованием в адрес своих «оценщиков»: ведь все они кормятся у него. – Судья меня туда определил волевым решением. Что я мог сделать?!

– Ладно, иди пока, через часик подойдешь, – наконец решили авторитеты, – мы тут будем совет держать.

Через час Сазонов вернулся на сходку, где ему объявили, что он отныне принадлежит к касте «черных» со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями. Так бывший милиционер, благодаря своей изворотливости и наглости, но прежде всего деньгам, стал одним из криминальных авторитетов города. Этот случай был достоин войти в анналы истории криминальной России как экстраординарный.

Однажды Владлен случайно встретил Сазонова на улице и, крепко схватив за шарф, с издевкой проговорил:

– Что, Сазан, перекрасился в «черного»? Ну-ну, молодец, только братков доморощенных жалко, кто за тебя ходатайствовал и вывел в авторитеты. С них будет спрос жесткий со стороны воров в законе, если бывший мент накосячит. Купились они на твои деньги, да?

Сазонов кое-как высвободился из цепких рук Владлена – телохранители перед грозным оперативником даже с места не двинулись.

2

Весна уже прочно вступила в свои права, впереди маячило лето. В выходные оперативники министерства засобирались на природу. За зиму все истосковались по шашлыкам, хотелось посидеть возле костра, пропахнуть дымом, поесть сочного и душистого мяса, погонять мяч на траве.

Было несколько вариантов, куда отправиться отдохнуть, но последнее слово оставалось за Димовым.

– Ребята, давайте выедем на Чочур-Муран, там тепло и тихо, а то сегодня ветерок свежий, на берегу нас продует. На поляне можно и в футбол поиграть.

– Действительно, – обрадовались все, – там отличное место со своим микроклиматом, едем туда!

Опера расположились в березовой рощице, разожгли костер и принялись играть в футбол. Владлен взял оладьи, намазал их маслом, налил в одноразовый стаканчик кумыса, который он специально купил в соседнем магазине, и направился к подножию горы. Под горой он остановился и, положив угощение на землю, тихо проговорил:

– Благословенная гора, дай мне силы раскрыть убийство, которое терзает мою душу уже не один год. Открой мне свою страшную тайну. Зачем ее держишь в себе? От нее страдаешь и ты. Долгое время ты охраняла свой покой, но злые нелюди нарушили твою тихую безмятежность, настало время очиститься от скверны.

Владлен молча стоял и ждал каких-либо признаков того, что гора вняла его просьбам, он искал эти признаки и, если их и не было, он бы все равно их придумал, чтобы немного успокоить себя, унять ту злость, с которой он ругал себя уже пятый год.

Радостный крик оперативников, забивших первый гол, вывел Владлена из раздумий.

Шашлыки получились на славу! Вдоволь отдохнувшие и сбросившие с себя груз негатива, накопившегося за долгую зиму, оперативники, тщательно убрав место отдыха, покинули Чочур-Муран.

Через несколько дней на стол Владлена легло агентурное донесение, полученное одним из сыщиков от своего источника оперативной информации. В донесении сообщалось о том, что Сазонов и его подручные, всего пять человек, в одном из спортивных залов города избили палками известного спортсмена Алексея Гаврилова, причинив ему серьезные повреждения головы, в результате которых он перестал слышать на одно ухо. Указывалось также, что Гаврилов в милицию не заявлял, лечится у знакомых врачей.

Это был шанс! Если убедить Гаврилова подать заявление об избиении с тяжкими последствиями, то появится возможность заключить Сазонова под стражу и проверить его на причастность к убийству Алексеева и Попова. Упускать такой шанс было нельзя.

Димов нашел Гаврилова на даче. Сильный человек, в свое время не оставлявший никаких надежд своим соперникам на ринге, теперь он шел ему навстречу, прихрамывая, осторожно передвигая ногами. Владлен знал его давно, еще с тех пор, когда тот был на пике своей спортивной карьеры, поэтому они поздоровались и обнялись как старые приятели.

– Алексей, сколько лет, сколько зим! – приветствовал он Гаврилова. – Я к тебе по делу. Можем где-то посидеть, поговорить?

– Конечно, пройдем в дом, посидим за чашкой чая. – И Алексей направился к дому, держась за руку Димова.

Он налил чаю и пододвинул чашку Владлену, очевидно, догадываясь о цели визита знакомого оперативника.

– Думаю, что речь пойдет о моем избиении. Правильно?

– Да, Алексей, ты правильно думаешь. Мы случайно узнали об этой истории, поэтому я здесь и нахожусь.

– Я в милицию не заявлял, хотел сам разобраться с каждым по отдельности, – проговорил он, тяжело вспоминая неприятные моменты: глаза его зло заблестели. – Они, как шакалы, впятером с палками на одного. Били долго, минут сорок, не хотели убивать, а спецом искалечить только. Поэтому наносили удары не смертельные, знали, что делали. Теперь я перестал слышать на одно ухо, да и голова постоянно болит… Как оклемаюсь, разберусь со всеми. А почему милиция заинтересовалась моим делом, тем более убойный отдел? Что, своей работы мало стало?

– Алексей, работы по горло, – ответил Владлен, – но я пришел к тебе как к другу, чтобы ты помог мне в одном деле.

– И в каком же деле я могу тебе помочь? – удивился Алексей.

– Моя самая большая головная боль – это убийство Алексеева и Попова. Уже пять лет прошло, но не могу успокоиться.

– Знал я Серафима, хороший, порядочный был парень. – Алексей, вспоминая былые времена, смотрел в окно. – До него я тоже какое-то время работал директором рынка, всего полгода, а потом ушел, невозможно было там работать.

– Постой, а я и не знал, что ты был директором, – удивился Владлен. – А когда это было?

– Года за два до тех событий, после меня еще несколько директоров сменилось, а потом назначили Серафима…

– Вот дела! – сокрушенно вздохнул Владлен. – С двумя предыдущими директорами поговорили, а до тебя не дошли. Тогда сразу вопрос: Сазонова откуда знаешь?

– А кто его не знает? Он тогда возле рынка ошивался, подходил ко мне, предлагал всевозможные схемы, пытался угрожать. Однажды я его «уронил» прямо в коридоре, после этого он от меня отстал, но обиду не забыл. Вот со своими подручными и побил.

– Так причина была в этом?

– Да, в этом. Когда избивали, Сазонов схватил меня за волосы и цедил сквозь зубы, что я пойду вслед за Серафимом. Короче, намекал, что убийство Алексеева и Попова его рук дело.

– Что, прямо так и говорил?! – Владлен был поражен рассказом Алексея. – Он же почти в открытую тебе признался! С чего бы это?

– Да он же почувствовал свою полную безнаказанность. – Алексей с досадой махнул рукой. – Его крышуют тут многие, с УБОПа, прокуратуры, вот он и пошел на беспредел. Да и «черным» его признали – ты об этом слышал? Теперь он блатной, а вроде в милиции служил. Ничего не понимаю, куда катится мир!

– Знаю эту историю. – Владлен понял, что разговор приобретает интересное направление. – Случай уникальный, как милиционер перекрасил свою масть. Алексей, оказывается, я пришел к тебе не зря. Мы давно подозреваем Сазонова в убийстве Алексеева и Попова, но пока никаких зацепок нет. В связи с твоим делом появляется возможность арестовать его, уж тогда мы попытаемся его припереть к стенке. От тебя требуется только заявление, остальное дело наше…

– Не хотелось бы: милиция, допросы, суды… Не люблю я это. Сам разобрался бы по одному со всеми.

– Алексей, просто так разобраться не получится, они сейчас сильны как никогда, будут трупы с твоей или с их стороны. Хочешь лечь в могилу или сесть в тюрьму из-за этих ублюдков? Прошу ради убитых парней – напиши заявление.

Гаврилов встал и, прихрамывая, прошелся взад-вперед по дому, думая, как ему поступить в данной ситуации. С одной стороны, соблазн наказать обидчиков своими руками был велик, но с другой – слова опытного оперативника заставляли усомниться в правильности этой затеи. «Действительно, зачем рисковать из-за каких-то уродов? Пусть этим занимается милиция, тем более они заинтересованы и возьмутся за них крепко. Оперативник надавил на сознательность – просит написать заявление ради убитых парней. Как тут ему откажешь?» – размышлял он. И наконец решился.

– Хорошо, я напишу заявление. Куда принести?

– Напиши прямо сейчас, я с собой возьму. – Владлен еле сдержался, чтобы не броситься на Алексея с объятиями, ведь ради этого он и пришел. – Я сам зарегистрирую и дам ход твоему заявлению!

Когда Алексей написал заявление по факту избиения и передал его Димову, тот бережно положил документ в папку, попрощался и с легкой душой покинул дачу.

По пути Владлен заскочил в городской отдел, зарегистрировал заявление Гаврилова, и колесо следствия потихоньку закрутилось. Стали таскать свидетелей, осматривать место происшествия, следователь назначил судебно-медицинскую экспертизу для установления тяжести полученных Гавриловым телесных повреждений. Конечно, все эти движения не остались незамеченными для Сазонова и его бригады. Будучи пока на свободе, Сазонов попытался застопорить дело на ранней стадии, подключив свои влиятельные связи и подговорив ряд свидетелей. Но Владлен и ребята были готовы к этим противодействиям и заручились поддержкой заместителя прокурора республики, в свое время курировавшего расследование убийства Алексеева и Попова.

Началась позиционная война между могущественной криминальной группировкой и оперативниками министерства внутренних дел. Все следили с замиранием в сердце за этим противостоянием. Проигрыш Сазонова означал бы ликвидацию всей группировки; в случае же, если опера не смогут доказать его вину, престиж уголовного розыска будет подорван на долгие времена.