Текст книги "Скрижаль Тота. Хорт – сын викинга (сборник)"

Себальд рассмеялся.

– Отопление называется «гипокауст», – сказал он. – И как оно делается, это секрет ромеев. Боюсь, ты не сможешь найти в Константинополе мастера-печника, который соблазнится на твои посулы, даже подкрепленные изрядным количеством номисм. Иначе ему придется гореть если не в аду, то точно в чреве большого медного быка, где заживо зажаривают особо опасных преступников.

– Умеешь ты утешить и обнадежить… – недовольно буркнул Геррик и нырнул.

Вынырнув, он фыркнул и спросил:

– А как часто ромеи посещают это приятное заведение?

– Ты не поверишь, но бывает, что по два и даже по три раза в день. А случается, даже празднуют в термах Пасху, хотя такое излишество осуждается Церковью, особенно аскетами. И вообще, любые важные, тем более богоугодные, благочестивые дела у ромеев не совершаются без предварительного омовения. Для мужчин это заведение открыто весь день, а вечерами его посещают женщины.

– До вечера еще далеко? – деловито поинтересовался Геррик.

– А тебе-то что?

– Интересно, сойду ли я за истопника… – задумчиво молвил Геррик. – Знаешь ли, я так давно не видел живой женщины, что мне впору принимать монашеский целибат[76]76
  Целибат – принятый по религиозным соображениям обязательный обет безбрачия.


[Закрыть].

– Мой друг, я покажу тебе приятный во всех отношениях дом свиданий, где тебя с удовольствием примет не просто порнейа – женщина легкого поведения, а какая-нибудь аристократка, притом замужняя и весьма искушенная в любовных играх. Таких искусниц ты не сможешь найти в обычном лупанарии[77]77
  Лупанарий – публичный дом.


[Закрыть].

После терм Геррик сказал, что готов съесть целого ягненка.

– Веди меня в таверну! Не томи! – взмолился изрядно проголодавшийся рыцарь. – Где они тут попрятались?

– Не спеши. Нам нужно обстряпать еще одно дельце. Которое подразумевает сытный ужин и много хорошего вина.

– О, Господи! Ты просто изверг! Веди, да побыстрее!

Себальд привел Геррика на вымощенный мраморными плитами круглый Форум Константина, богато украшенный колоннами, портиками и триумфальными арками. Рядом с Форумом находились большой рынок булочников и переулок «Долина слез», где велась торговля рабами. Они были самым ценным товаром на рынках Константинополя; конечно, за исключением некоторых предметов роскоши.

Особенно много было рабов-славян, которых называли «сакалиба». Они служили даже в придворной гвардии. Самых ценных рабов поставляла Русь. Соглашение между киевским князем Олегом и василевсом Львом VI в 911 году даже предусматривало выплату возмещения русам, если их рабы сбегут или будут украдены на территории империи.

– Интересно, как христианская империя позволяет себе такой совершенно нехристианский торг? – озадаченно спросил Геррик, глядя на несчастных людей, которых привязывали как скот, чтобы не сбежали.

Затеряться в многолюдном Константинополе было проще простого. Беглого раба мог взять в качестве работника хозяин эргастерии или нанять матросом какой-нибудь судовладелец, и со временем тот имел возможность получить полную свободу.

Рабы в империи ромеев рассматривались как люди, а не как вещь. За ними признавался личный статус. Право господина наказывать раба было ограничено, а его убийство приравнивалось к убийству свободного человека плебейского сословия. Рабы даже могли вести дела в судах (но только не против своего господина). Рабам были разрешены браки со свободными людьми, хотя это и не поощрялось. Императорские рабы могли владеть собственностью, в том числе земельной, вместе с тем им полностью запрещался доступ к каким-либо государственным должностям.

Себальд иронично ухмыльнулся и ответил:

– Ромеи – большие казуисты. Их священники отвечают: «Христиане не рабовладельцы, а если какие-то варвары привозят рабов на продажу, то, во-первых, и они не христиане и привозят таких же нехристей. Во-вторых, и это главное, мы, ромеи, сами рабов, как таковых, не держим. Они практически свободные люди, плебеи. Здесь их только перепродают другим варварам. А в Евангелии сказано: „Рабы, повинуйтесь господам своим“. Таким образом, совесть христиан-греков ангельски чиста».

– Смешно… если бы не было так грустно.

– Общение с его преосвященством Лиутпрандом тебе явно пошло не впрок, – насмешливо заметил Себальд. – Прежде ты был циником, а теперь стал моралистом. Увы, мой друг, мир устроен несовершенно, мало того, господа даже в святое Евангелие вписали нужную им истину. На то, что человек устроен по образу и подобию Всевышнего и должен быть свободной личностью, сильным мира сего наплевать.

– Но что мы здесь делаем, в этой юдоли скорби? – спросил помрачневший Геррик, которого задели слова Себальда за живое.

– Мне нужно встретиться с одним человеком. Как это ни прискорбно для тебя, но он торговец рабами. Однако Карн может быть полезен в наших поисках. Так его зовут. Он из племени русов. Карн в свое время сам попал в плен, как и те, кого он продает, и ему тоже пришлось побывать в шкуре раба. Но затем он сумел откупиться от престарелого хозяина (впрочем, поговаривали, что в этом деле ему помогла молодая хозяйка, которая положила на него глаз), однако домой решил не возвращаться. Обычно Карн именно здесь продает свой «товар».

– С тобой я уже ничему не удивляюсь, – буркнул Геррик. – Но общаться с таким бесчестным типом, да еще варваром… Перспектива, прямо скажу, малоприятная.

– Это ты напрасно. Как раз Карн весьма милостив к несчастным, которые находятся в его власти. В отличие от многих других торговцев живым товаром, он относится к ним заботливо, милостиво, старается не наказывать, а действовать убеждением. Может, потому, что сам был рабом. Но для нас его происхождение и профессия не главное. Карн знает Константинополь как свои пять пальцев. И не только столицу ромеев. Вместе с хозяином он объездил почти всю империю. У него везде связи, иногда сомнительные, но нам-то что до этого? Без помощи Карна нам не обойтись. Конечно, ему придется заплатить, но для успеха нашего предприятия ничего не жалко.

– Что ж, тащи меня к этому монстру… – Геррик кисло покривился.

– Только не вздумай показывать ему свое превосходство! – предупредил Себальд. – Карн терпеть этого не может. Между прочим, до пленения он был воином, так что поостерегись. Карн отменно владеет всеми видами оружия и может сражаться наравне с рыцарями.

Геррик промолчал. Но по его виду Себальд понял, что тот не принял его предупреждение всерьез. Коротко вздохнув, – будь что будет, от неизбежности не уйдешь – рыцарь решительно вклинился в толпу. Невольничий рынок в «Долине слез» всегда был многолюдным.

Digressio V. Камень богини Исиды

«Дом жизни» открывался ранним утром. Так приказал его главный начальник, жрец Джед-Пта-Хор-иуф-анх. Правитель Та-Кемет просыпался на заре и нередко появлялся в храме науки, едва небо начинало окрашиваться в золотые тона. Больше всего Тот-Джехути любил общаться с талантливыми мастерами, призванными своим искусством возвеличить и государство, и его правителя.

И в этот день Тот первым делом направился в «Дом жизни». Ему не терпелось увидеть, каких успехов добился выдающийся химик Нефер-хеперу-ро[78]78
  Нефер-хеперу-ро – тот, который работает для Атона (др. – египет.).


[Закрыть]. Он трудился над созданием искусственного «камня богини Исиды»[79]79
  Камень богини Исиды – так в Древнем Египте называли изумруд.


[Закрыть] указанных правителем Та-Кемет размеров.

Этому камню жрецы приписывали способность превращать сны в явь, читать мысли, видеть прошлое и предвидеть будущее. Зеленый цвет камня символизирует приход весны и возрождение тела после смерти. «Камень богини Исиды» одаривал человека неизменной любовью и верностью. Этот подарок был в особой чести у будущих рожениц и всех хранительниц очага.

Те камни, которые добывались в шахтах, были слишком малы. Да и добыча их была чересчур сложным и опасным делом. Рабы рыли шахты на глубину до четырехсот локтей, работая в полной темноте, так как считалось, что зеленый, потрясающе красивый «камень богини Исиды» боится света. Породу, в которой прятались самоцветы, выносили наверх, дробили и смазывали оливковым маслом, чтобы различить драгоценные кристаллы.

Тот-Джехути отчаялся найти камень нужных ему размеров. Те знания, которые он хотел на нем запечатлеть, никак не вмещались на самых крупных самоцветах естественного происхождения. Поэтому Тот решил положиться в этом деле на талантливого мастера Нефер-хеперу-ро, который разрабатывал рецепты для изготовителей «растекающихся камней» – стекловаров.

Казалось бы, для этих целей вполне достаточно золотых пластин в «Храме Истины». Но правитель Та-Кемет хорошо знал человеческую натуру. Он не сомневался, что стоит государству пошатнуться, как золотые пластины тут же будут содраны со стен, украдены и переплавлены.

Примитивный мозг вора не в состоянии понять, какую огромную ценность представляют вырезанные на золотых пластинах тексты, в которых заключалась божественная мудрость. А камень не переплавишь. Даже если он и попадет к невеждам, его не станут дробить, а будут бережно хранить как самоцвет неимоверной цены. И придет час, когда изложенные на нем знания попадут к достойным, умным людям. В этом Тот-Джехути не сомневался.

Химики в Та-Кемет занимались в основном бальзамированием покойников. Необходимость сохранения тела в порядке в течение вечной загробной жизни требовала создания надежных химических составов, не допускавших гниения и разложения тканей. Это были всевозможные смолы и соляные растворы, в которых тело сначала вымачивалось, а потом пропитывалось ими насквозь.

Кроме того, химики «Дома жизни» экспериментировали с различными минеральными и органическими добавками для окрашивания «растекающихся камней». Бусы из них были важнейшей отраслью ювелирного искусства. Благодаря богатой цветовой гамме украшений они пользовались огромным спросом как в Та-Кемет, так и за пределами страны.

А еще жрецы-ученые внесли немалый вклад в кожевенное дело и ткачество, где нужны были разные красители. Дубление кожи считалось большим искусством. Для этого издревле использовали семена акации. Но химики изобрели новый состав, благодаря которому кожа становилась мягкой, шелковистой на ощупь и долго не гнила. А еще химики изобретали краски для художников, которые не выцветали со временем.

Нефер-хеперу-ро при виде правителя пал ниц. Тот-Джехути не требовал от мастеров «Дома жизни» такого чинопочитания, но оно было у них в крови. Милостиво выслушав приветствия, Тот нетерпеливо сказал:

– Показывай!

Мастеру не нужно было говорить, что именно хочет видеть божественный правитель Та-Кемет. Он встал и молча повел Тота в отдельное помещение без окон, но с дымоходом. Там он зажег несколько дополнительных светильников, и взору Тота-Джехути предстала странная конструкция – установленная на прочном основании большая герметичная медная бочка с очень толстыми стенками, под которой горел огонь. Специально обученный раб следил за тем, чтобы пламя было не слишком высоким, потому как бочка могла взорваться и разрушить даже помещение. Такое уже случалось.

Наверху бочки была установлена медная ванна с холодной водой, которую периодически – по мере нагрева – менял второй раб. А внутри нее постепенно рос «камень богини Исиды». Конечно, посмотреть на него не представлялось возможным, но Тот-Джехути знал, что вожделенный камень он должен получить до того, как уйдет в Залы Аменти. И это его воодушевляло.

Тот уже видел первые экспериментальные образцы искусственно выращенного камня. Конечно, они были небольшими, но Нефер-хеперу-ро уверял, что теперь из бочки выйдет именно то, что и было заказано.

Сам процесс выращивания «камня богини Исиды» правитель Та-Кемет представлял в подробностях. Это было искусство Первых богов, которое со временем оказалось утерянным и забытым. Нефер-хеперу-ро взялся его возродить, – естественно, с помощью Тота-Джехути, который кое-что в этом деле смыслил, – и у него начало получаться.

Выращивание кристалла происходило следующим образом. На дно толстостенной герметично закрытой бочки, нагреваемой снизу и охлаждаемой сверху, помещалось растворяемое вещество – шихта. Это были крохотные гранулы дешевого природного берилла. Затем засыпался специальный солевой состав, придуманный мастером. В верхней части бочки Нефер-хеперу-ро установил затравку, выпиленную из небольшого «камня богини Исиды». На ней и должна была вырасти пластина нужных размеров.

А в середине бочки размещалась медная пластина с дырочками; Нефер-хеперу-ро называл ее фильтром. Зачем он поставил эту пластину и что она должна фильтровать, не знал даже Тот-Джехути. Впрочем, это его не очень интересовало. Он с нетерпением ждал результат опыта, который должен быть – обязательно должен! – положительным.

Посозерцав немного процесс, правитель Та-Кемет отрывисто спросил:

– Когда?…

– Для окончания процесса нужно около месяца, – понял мастер вопрос без лишних объяснений. – Хорошо бы развести огонь пожарче, да, боюсь, не выдержит бочка. А это будет катастрофа. Вся работа пойдет насмарку. Но если ты, о великий, желаешь…

– Нет! Пусть все идет как должно. Я должен получить пластину любой ценой! Время пока терпит…

С этим он и ушел из мастерской Нефер-хеперу-ро, оставив жреца-мастера в тревожных раздумьях. А что, если ничего не получится?

Он с опаской потрогал шею, словно желая убедиться, что голова еще на месте, и тяжело вздохнул. Тот-Джехути был милостивым правителем, однако в гневе становился страшен. В особенности он не любил, когда подданные относились к своим обязанностям без должного рвения, при этом пытались его обмануть. Мастеру не хотелось попасть в распоряжение сановников из «Шести великих дворов», творивших суд.

Преступления, за которые судили в Та-Кемет, были разными: измена, заговор, мятеж, разглашение государственной тайны, убийство священных животных и людей, чародейство, отступление от правил врачевания в случае смерти больного, кража, обмеривание, обвешивание, прелюбодеяние, изнасилование… Разными были и наказания, вплоть до смертной казни: битье палками, кнутом или плетью, отсечение конечностей, отрезание языка, вырывание ноздрей, клеймение, заключение в тюрьму, рабство и денежные штрафы.

Но обман правителя карался страшно. Человека, который посмел обмануть божественного Тота, выводили в пустыню и распинали на перекладине, подняв высоко над землей, представлявшей собой сплошной горячий песок. А на шею ему вешали сосуд с водой и трубкой, чтобы преданный казни мог какое-то время оставаться в живых и быстро не умереть от жажды, дабы его страдания продлились подольше.

Мало кто – даже самый стойкий и мужественный человек, смирившийся с неизбежной смертью и желающий умереть как можно быстрее, – мог устоять перед соблазном отхлебнуть из кувшина глоток-другой воды, тем более что солнце палило немилосердно. А над головой в вышине кружили черные грифы, готовые начать терзать несчастного еще живьем.

Надежда на чудесное избавление от столь ужасного наказания умирала последней…

Прохлада каменных стен «Храма Истины» успокаивала, беспорядочные мысли постепенно обретали стройность и связность. Тот-Джехути чувствовал, как сильно изношено его тело, несмотря на все ухищрения, которые он применял, чтобы поддержать в нем искру жизни. Внешне он почти не изменился, но что-то в нем надломилось.

Долгие годы, которые он отдал Та-Кемет, постепенно наполняли его усталостью, как песок нижнюю часть стеклянного сосуда, отмеривающего время, изобретение выдающегося мастера Хетепни-Пта…

Слегка склонившись вперед, он смотрел не на жрецов, Посвященных, которые сидели перед ним на каменных скамьях, расположенных полукругом, а куда-то вдаль, словно намереваясь пронзить взглядом толстые стены храма, и произносил истины, в которые временами даже сам не очень верил:

– …И сказал мне Голос:

– Впредь не связан ты Залами Аменти, Мастер Жизни среди детей человеческих, не вкусишь ты смерть иначе как по воле своей, испей Жизнь до конца Вечности.

– Впредь – навечно Жизнь тебе подвластна.

– Впредь – Смерть по мановению руки твоей.

– Пребывай здесь или же покинь это место, когда пожелаешь.

– Возьми Жизнь в том виде, в каком пожелаешь, Дитя Света, возросшее среди людей.

– Назначь свой труд, ибо все души должны трудиться; да никогда не оставит тебя путь Света.

– Хоть и сделан один шаг на долгом пути вверх, беспредельна вершина Света.

– Каждый шаг, что ты ступаешь, лишь делает ее выше; все достижения твои лишь отдаляют цель.

– Вечно приближаться к бесконечной Мудрости и вечно удаляться от нее будет твоя Цель.

– Освобожден ты от Залов Аменти, чтоб идти рука об руку с Владыками мира к единой цели, трудясь вместе с ними, несущими Свет детям человеческим.

Глава 10. Пир у Василевса

В тот же день епископ Лиутпранд был приглашен на пир по случаю большого праздника святой Троицы. Никифор Фока счел недостойным, чтобы посланник императора Оттона имел предпочтение перед кем-либо из его вельмож, и епископа усадили на пятнадцатое от василевса место, где неприлично узкий стол, практически доска (правда, строганная), даже не был покрыт скатертью. Больше никого из состава посольства Священной Римской империи на пир не позвали.

Столы накрыли в «Триклиниуме девятнадцати лож». Это был большой, роскошно убранный зал, в котором устраивались пиры в честь иностранных послов или высоких сановников. Также в Триклиниуме проводились некоторые церемонии – коронование императрицы, прощание с покойным императором и тому подобное. Рядом находилась церковь Спасителя, служившая во времена Юстиниана дворцовой церковью.

Перед началом пира столы опрыскали благовониями. Блюда подавали самые изысканные. Особенно вкусными были фазаны и пулярки, жаренные на углях и начиненные рыбой, а также зайчатина, которая считалась деликатесом. Охота на зайцев была излюбленным занятием ромеев-аристократов.

На стол подали колбасы и копченые окорока, а также пироги, пирожные и разные другие сладости. Много было разнообразных фруктов и орехов. Мясные и рыбные блюда повара василевса щедро приправили соусами, в состав которых входили ароматические травы, доставленные из Индии.

Хлеба на столе было много – ромеи всех сословий хлеб обожали. Он назывался «силигнитис». Обычно его пекли только для богатых людей из высших сортов пшеницы. Также этот хлеб использовали для причастия в храмах и давали больным, потому что он способствовал пищеварению. Несколько худшего качества был хлеб «сеидалитис», который выпекали из муки более низкого качества. Имелись и другие сорта хлеба, в том числе хлеб из муки грубого помола для бедных.

У солдат и монахов был свой хлеб – «пексамас». Он был довольно жестким, так как его два раза пекли в печи, чтобы испарилась вся влага. Но зато такой хлеб долгое время не плесневел. Хороший хлеб беднякам не всегда был доступен. Они питались в основном бобами, чечевицей, горохом и хлебом низшего сорта из ячменной муки. Епископ это знал, ему уже довелось бывать в Константинополе.

Вина на пиру подавали самые дорогие – ароматные из Палестины, а также крепкий киликийский мускат. Кроме того, пирующих окуривали мускатным орехом, амброй и мускусом.

Во время обеда Никифор Фока расспрашивал епископа о могуществе Священной Римской империи. В особенности василевса интересовало войско. В конечном итоге Никифор Фока не выдержал длинных речей Лиутпранда, который старался представить все в наиболее выгодном свете, и рявкнул:

– Ты лжешь! Воины твоего государя не умеют ездить верхом, пехота неспособна сражаться, величина щитов, тяжесть доспехов, длина мечей и бремя шлемов не позволяют им вести бой ни тем, ни другим способом! – А затем василевс со смехом добавил: – Еще им мешает обжорство. Их Бог – чрево, отвага – хмель, храбрость – пьянство, их пост – слабость, а воздержание – трепет. На море у твоего государя ничтожное количество судов. Только я обладаю сильным флотом, с которым нападу на его суда, войной разрушу ваши приморские города, а те, что расположены на реках, обращу в пепел. И как он сможет противостоять мне на суше с таким малым войском? При нем были швабы, бавары, итальянцы, и все они не смогли взять единственный городок, оказавший им сопротивление. Так как же они намерены противостоять мне, когда я приведу свою многочисленную армию?

– Это не так, государь! – осмелился возразить епископ. – Наша армия сильна, а полководцы храбры и опытны!

– Замолчи! – перебил его василевс. – Вы не римляне, вы лангобарды! И этим все сказано!

Но Лиутпранд, что называется, закусил удила. Он был возмущен до глубины души хамством Никифора Фоки.

– Летопись повествует, что Ромул, от кого и получили римляне свое имя, был не только братоубийцей, но и порниогенитом, то есть рожденным от разврата! – резко сказал епископ. – Он-то и построил себе убежище, куда стал принимать неисправимых должников, беглых рабов, убийц и других преступников, которые заслуживали смерти, и множество им подобных, и назвал их римлянами. Вот от такого «благородства» и ведут свой род те, кого вы называете космократорами, то есть, императорами. Мы же – то есть лангобарды, саксы, франки, лотарингцы, бавары, швабы и бургундцы – настолько их презираем, что в гневе зовем наших врагов не иначе, как «римляне». Одним этим именем мы обозначаем всякую низость, трусость, алчность, изнеженность, лживость – словом, любой из пороков. Но так как ты говоришь, что мы не воинственны и не умеем ездить верхом, то если грехи христиан заслуживают того, чтобы ты упорствовал в своем жестокосердии, ближайшие битвы покажут, чего стоите вы и насколько мы могущественны.

– Достаточно! – вскричал разгневанный василевс, мановением руки утихомирив страсти, воцарившиеся за столом после слов епископа. – С этого момента для тебя пир закончен! Повелеваю тебе возвратиться в гостеприимный дом и ждать моего решения!

Всего этого Себальду и Геррику видеть не довелось. В это время они тоже пировали, но в доме Карна, который был несказанно рад приезду Себальда в Константинополь.

Судя по некоторым оговоркам, как понял Геррик, в прошлом им уже приходилось довольно тесно общаться. Но в чем заключалось это общение, узнать ему так и не удалось. При всей своей говорливости Карн был весьма осторожен в речах. Может, потому, что видел Геррика впервые и не знал, можно ли ему доверять.

Дом руса был двухэтажным, с балконами, и имел плоскую крышу, где можно было принимать солнечные ванны. Карн построил его из белого камня. Окна в доме он сделал полукруглыми, что изрядно украшало его внешний вид. Узкий фасад дома выходил на улицу, а ставни и двери были металлическими. Нижний этаж использовался для различных хозяйственных нужд; там же находились кухня и помещения для слуг. Это подсказало гостям, что Карн жил на широкую ногу.

Под полом нижнего этажа была выкопана яма-погреб, где хранились скоропортящиеся продукты. Был у Карна и дворик с колодцем и вполне приличным садом, в котором росли яблони, груши, вишни, айва, гранаты и смоковница. Все пространство между деревьями было засажено цветами: розами, лилиями и фиалками.

Нижний этаж Карн вымостил белым мрамором, на втором этаже пол был дубовым, а стены дома украшала богатая роспись. Меблировка не впечатляла дороговизной, хотя стулья, табуреты и ящики с приспособленными к сидению крышками сделал искусный мастер, украсив их резьбой.

Геррик был изрядно удивлен роскошью жилища бывшего раба. Похоже, Карн был весьма оборотистым дельцом. Об этом свидетельствовало и угощение, которое он выставил в честь встречи с давним приятелем.

Ели ромеи обычно два раза в день, который у них начинался утром, а не в полночь, как у римлян, или вечером, как у евреев. Поэтому первым часом называлось время восхода солнца, третьим часом – середина утра, шестым часом – полдень, девятым часом – середина дня, затем следовали вечерня – час перед заходом солнца и повечерие – время после захода солнца. Об этом делении напоминали не только движение солнца, тени домов, но и звуковой сигнал – удары колотушки по деревянному билу симандру, но чаще по звуку колоколов.

Как только ромеи вставали, они устраивали первую трапезу, которая называлась аристон, а к концу дня – вторую, дейпнон. Но мог быть еще и ужин.

Во время аристона ели хлеб, рыбу, мясо и овощи. А вечером, во время дейпнона, – птицу, дичь, яйца и фрукты. Но у руса этот канон не выдерживался; он ел тогда, когда заблагорассудится.

Поэтому у его повара-раба в любое время дня и ночи всегда находилось чем накормить своего господина, и не только самого Карна, но и гостей торговца живым товаром, частенько навещавших щедрого руса. Своими трапезами он приобрел много друзей и приятелей, в том числе высокопоставленных, которые нередко выручали его в щекотливых делах.

Украшением стола был огромный фигурный каравай с соблазнительной коричневой корочкой, испеченный из пшеничной муки высшего сорта. Затем слуги поставили большое керамическое блюдо с жареными свиными ножками, еще одно с большой рыбой, запеченной на угольях, блюдо поменьше с окороком и ветчиной, миски с маринованными оливками, копченым рыбьим балыком, а также вазы с овощами и фруктами. Конечно же, на столе были и разнообразные сыры (горные и равнинные, белые и золотистые, твердые и мягкие), соусы и непременный елаион – оливковое масло.

Геррику особенно понравился чрезвычайно острый, пастообразный соус. Посмеиваясь, Карн рассказал своим гостям, как его изготавливают, что несколько умерило гастрономический пыл Геррика, который чересчур злоупотреблял «гарумом»; так назывался соус. Рыцарь думал, что тот состоит из каких-то необычных, экзотических составляющих типа крокуса[80]80
  Крокус – шафран (лат.). Первые письменные упоминания о крокусе датируются 3 тыс. до н. э. – записи о крокусе встречаются в шумерской клинописи. Древние персы вплетали нити из крокуса в ткани для обрядовых жертвоприношений, в китайских древних книгах он именуется чудодейственным лекарственным средством, египтяне активно использовали крокус для бальзамирования, а в Древнем Риме в качестве лекарства и благовония. Финикийцы вели успешную торговлю крокусом через портовые города Тир и Сидон.


[Закрыть], который привозили из Индии и который стоил неимоверно дорого, буквально на вес золота.

«Гарум» делали из сложенной слоями и засоленной вместе с внутренностями мелкой рыбешки, приправленной пряностями. Обычно соус дозревал в течение двух-трех месяцев в рыбозасолочных цистернах, обмазанных для изоляции цемянкой, или в специальных плетеных корзинах, где его тщательно перемешивали, а хранили в пифосах, откуда доставали особыми керамическими цедилками.

Иногда рассол со смесью вина доводили до кипения, добавляли рыбу, ее внутренности, икру, а иногда крабов, устриц, мидий, оставляли две трети отвара и многократно его фильтровали. Способов изготовления «гарума» было довольно много, и каждый выбирал тот, который ему больше подходил по вкусу.

Вино пили по варварской традиции – в чистом виде. У ромеев полагалось запивать неразбавленным терпким вином только рыбу. И Себальд, и Геррик, бывалые солдаты, не понимали, зачем портить прекрасный винный вкус водой. Про руса и говорить было нечего – он с юности привык к крепким напиткам; ставленые мёды куда крепче греческих вин.

У ромеев традиционно ни одно застолье не обходилось без вина. Они ценили в нем красивый цвет и тонкий аромат.

А сортов вин в империи ромеев было великое множество: вина золотистого, белого и черного цвета; сладкие, кислые, легкие и крепкие; долго хранящиеся и скоропортящиеся; не только виноградные, но и фруктовые – из свежих яблок, груш, граната; ягодные – из кизила, вишен, лавровых ягод, ягод мирта; вина цветочные – с анисом, шафраном, лепестками роз; из меда, полыни, пшеницы, ячменя, овса, полбы, проса (по рецептам варваров); с настоями и добавками из смол, пряных растений и трав – алоэ, ладана, смирны, колосков нарда, семян укропа, перца, сельдерея, дикой петрушки, копытника, руты.

Карн был большим любителем выпить и повеселиться. Огромного роста, с шапкой рыжеватых волос и с густым румянцем во всю щеку, он напоминал Бахуса, бога вина у древних греков и римлян. Его басистый голос временами гремел как иерихонская труба.

– …Конечно, жить здесь можно, но не приведи Господь нарушить закон! – Карн сокрушенно покачал головой. – Бездельников ромеи терпеть не могут. А уж бедным здесь вообще делать нечего. Бедняков принуждают работать в пекарнях и на уличных рынках. Хочешь не хочешь, а иди, мети улицы. Поначалу и мне пришлось помахать метлой… Безделье ведет к преступлениям – так говорит порфирородный. Пьянство считается причиной беспорядков и бунтарства, поэтому таверны закрываются, едва солнце скроется за горизонтом. За кровосмешение, умышленные убийства, частное изготовление и продажу пурпуровой ткани, предназначенной лишь для членов семьи василевса, или обучение иноземцев строительству кораблей могут запросто отрубить голову, посадить на кол или утопить в одном мешке со свиньей, петухом, гадюкой и обезьяной. Торговцу, обвесившему покупателя, отрубают руку. А поджигателей ждет смерть на костре.

– Но в Священной Римской империи законы не менее строгие, – возразил Себальд. – Да и бедному человеку приходится туго. По крайней мере, василевс и богатые ромеи содержат за свой счет больницы, богадельни и приюты. Насколько мне известно, в Константинополе существуют дома для раскаявшихся проституток (а некоторые из них вообще становятся «святыми»). Здесь есть даже исправительные учреждения для падших аристократок.

– Что да, то да, – согласился Карн. – Но что стоит за этой благотворительностью? Здесь такие налоги и поборы, что впору удавиться. Европе до нас далеко. Помимо основных налогов приходится нести и тяжелые повинности – строить дороги, поставлять стройматериалы, перевозить грузы – и все бесплатно. Торговцы и ремесленники несут круговую ответственность за выполнение своих повинностей государству. Ежели кто-то один проштрафился, ответ держат все. Вдруг крестьяне-должники разбегутся из какой-нибудь деревни, опустевшие земли причисляются к соседней общине, которая обязана расплачиваться за беглецов.

– Везде хорошо там, где нас нет, – мрачно заметил Геррик. – Можно подумать, что у нас сплошная благодать… Мне вот из-за наших «чудесных» законов приходится слоняться по свету, потому как у меня нет ни кола ни двора.

– Зато ты кавалларий и свободный человек, – заметил Карн. – А свобода стоит дорого, уж поверь мне.

– Кто бы спорил… – буркнул Геррик и лихо осушил очередной кубок.

– Однако, как я приметил, твой визит ко мне не случаен, – сказал Карн, остро взглянув на Себальда. – Не так ли?

– Так, – вынужден был признаться рыцарь и поспешил добавить: – Но даже не будь у меня к тебе важного дела, я все равно навестил бы своего старого друга!

– С которым ты выпил как минимум две бочки вина! – весело подхватил рус. – Эх, хорошие были денечки! Только благодаря тебе я встал на ноги. Ты здорово мне помог. Твои пятьдесят безантов позволили мне завести свое дело, а там пошло-поехало.

– Ты уже вернул долг, так что и говорить нечего на эту тему, – сухо ответил Себальд.

– Тем не менее я признателен тебе до глубины своей варварской души, – сказал Карн и рассмеялся. – Между прочим, мне пришлось стать христианином. Иначе меня не подпустили бы к рынку и на расстояние выстрела из лука. Приезжие иноверцы могут торговать любым товаром, а местным, если он не христианин, ни-ни. Иначе попадешь в подземную тюрьму крепости Каструм Ротондум, что находится сразу за Золотыми воротами. А там совсем не мед. Так что там у тебя за дело? Судя по твоему озабоченному виду, который даже после четырех кубков доброго вина не изменился, ты опять задумал какую-то авантюру. Если она денежная, то я готов пойти с тобой хоть в ад.