Текст книги "Техника и культура: возникновение философии техники и теории технического творчества в России и Германии в конце XIX – начале XX столетия"

1.2. Ф. Бон: соподчиненность философии техники философии этики

Немецкий философ Фред Бон также называет в своей книге «О долге и добре», опубликованной в 1898 г., одну из глав «Философия техники»²³.

В предисловии, ссылаясь на Канта, Бон выдвигает в качестве главной задачи философии анализ и точную формулировку понятий, которые употребляются в обыденном языке, выступает против «поверхностного способа, которым из идентичности слов заключают об идентичности значений или предполагают эту идентичность само собой разумеющейся». При этом он подчеркивает, что «метод концептуального анализа с целью выяснить содержание понятий, и установить его недвусмысленным образом и оберечь его в будущем от некорректного употребления является столь же древним, как и сама философия»²⁴. Уже Сократ, «отец философии», использовал его в своем знаменитом «маевтическом» искусстве задавать вопросы. Аналогичную задачу ставит перед собой и Бон с целью анализа понятий «долг» и «добро». В термине «долг» (долженствование) Бон выделяет два значения: долг категорический и долг гипотетический. Эти разновидности мы можем, в полном согласии с Боном, назвать долгом нравственным и долгом техническим. К познанию первого ведет, по Бону, вопрос: «Что я должен делать?» Здесь спрашивающий интересуется общим направлением своей деятельности, своего поведения. Ответом на этот вопрос будет, по Бону, некоторое приказание, заповедь или завет, а смысл такого завета раскрывается следующими предложениями: «Ты должен делать то, что тебе приказывают» или: «Ты должен делать то, что служит удовлетворению интереса того, кто приказывает». Совокупность всех таких приказаний относится, по Бону, к «философии нормики», которая отличается от этики только несколько большим объемом, но вся тоже построена на «категорическом императиве»²⁵. Второе значение понятия «долг» гипотетическое, или техническое. Здесь речь идет уже не об общей нормировке поступка, а об указании средства или пути к достижению цели. Ответом в данном случае будет уже не приказ, а завет или совет, который может быть или выполнен, или не выполнен по желанию вопрошающего. В этом и заключается, по мнению Бона, компетенция философии техники. Глава, посвященная данной теме, называется у него «О вопросе „Что я должен делать, чтобы…?“ (философия техники)». Вопрос «Что я должен делать?» никогда не возникает совершенно изолированно от предшествующих объяснений цели, которую этот долг обусловливает, или последствий этой цели. Типичный пример такой постановки вопроса: «Что я должен делать, чтобы эта машина действовала?» На такого рода вопросы невозможно ответить с помощью одной какой-либо науки. Часто это не под силу и технике в целом. И хотя «„наш век“ часто употребляется с эпитетом „технический“, мало кто имеет представление о том, что такое техника». Бон пытается выяснить сущность техники и технического. Среди крупнейших мыслителей нового времени царит, по его мнению, неясность, рассматривать ли науку или технику как определенную дисциплину, расположена ли между ними еще какая-то область, как квалифицировать так называемые нормативные науки и т. д. Ясно одно, что техника невозможна без лежащей в ее основе науки. Чтобы выяснить суть технического и развести технику и науку, Бон анализирует структуру научного и технического высказывания. Первое может быть выражено в общем виде следующим образом: если «a», то «b»; второе – если хочешь (получить) «b», то должен вызвать «а». «То, что в науке выступает как условие и обусловленное, как причина и действие, в технике принимает вид средства и цели». Бон предостерегает от неверного представления о том, будто бы отдельной технической специальности всегда соответствует одна наука (например, электротехнике – только теория электричества). Напротив, никогда невозможно было бы построить паровую машину лишь на основе знания теории теплоты; можно точно знать все законы индукции, но не быть в состоянии сконструировать динамомашину. Другими словами, невозможно на основе высказываний какой-либо одной науки построить техническое высказывание. Для этого необходимо собрать отдельные высказывания многих наук и связать их друг с другом. Бона здесь интересует чисто концептуальный аспект: исследование того, какие высказывания науки превращаются в технические высказывания. Он отмечает, что не все научные высказывания в форме «если „a“, то „b“» пред ставимы в виде технического высказывания. Если хочешь (получить) «b», должен вызвать «а». Бон подчеркивает сложность технических задач, сущность которых заключается в выборе средств (телеологическом рассмотрении). Он выделяет три проблемы, над которыми работает техника: 1) прежде всего, это поиск средства, если дана цель; 2) во-вторых, это задача так присоединить к данному процессу другой процесс, чтобы была достигнута данная цель, а также установить связь между средством и целью; 3) третья проблема заключается в том, чтобы для данного средства найти цель (т. е. возбудить потребность), достижение которой само оказывается побочным следствием другого ряда целей, и выбрать соответствующий ей ряд целей. Этот ряд целей представляет собой цепь следующих друг за другом событий, причем каждый отдельный пункт данной цепи – средний пункт большей его части. Данная цепь должна быть рассмотрена, однако, не как линейная последовательность, а как пространственная ткань из многократно и беспорядочно переплетенных целей. Бон различает технику в узком и широком смысле. Техника в узком смысле – покоящаяся на высказываниях физики и химии промышленная или инженерная техника. Расширение этого понятия происходит, если двигаться от техники неорганической, основанной на точных науках, к органической (земледелие, скотоводство, врачевание и т. д.) и от техники естественных наук – к технике наук о духе (политике, педагогике и т. д.). При этом он выделяет общий признак всякой техники – указатель средства для достижения данной цели²⁶. Короче говоря, по Бону, любая целенаправленная деятельность имеет свою технику. Бон касается также очень важного вопроса разграничения понятий «техника» и «практика». Он отмечает, что наука часто противопоставляется технике как теоретическая область практической, что неверно. По его мнению, наука и техника совместно строят здание теории и как таковые противостоят практике. Практика – это любая профессиональная деятельность, в то время как техника дает лишь руководство к осуществлению этой деятельности. Причем техника отличается от науки главным образом лишь иной формой высказываний и другой организацией материала. С его точки зрения, рабочий, монтер, чертежник, конструктор, преподаватель школы и исследователь составляют в промышленной технике один непрерывный ряд. Трудности в разграничении сфер науки, техники и практики заключаются в том, что эти три ступени бывают обыкновенно многократно переплетены в одной и той же персоне. Очень интересно, чем Бон завершает свое исследование. «Восходя по пути обобщений, Бон находит, что вся совокупность технических мероприятий имеет целью удовлетворять потребности человека. Потребность ставит известную цель; но если мы внимательно всмотримся в дело, то увидим, что одна цель – лишь средство к достижению другой цели. Восходя по этому ряду превращения целей в средства к достижению целей высших, мы доходим до положения, что все наши дела устремляются в одну конечную точку, а эта цель всех целей есть счастье. И таким образом, высшая техническая цель – достижение счастья, и все вопросы: „Что я должен делать, чтобы…?“ сбегаются в один вопрос: „Что я должен делать, чтобы быть счастливым?“»²⁷. Ответ на этот вопрос, с точки зрения Бона, становится самым важным, а все другие технические вопросы имеют лишь второстепенное значение, поскольку во всякой деятельности ведущим осознается желание счастья. Этот вопрос он рассматривает в специальной главе, названной «Философия эвдемизма». Однако и эта цель подчиняется у него наивысшей и всеобщей цели – идее добра, составляющей предмет философии этики. Такая устремленность технической задачи к достижению человеческого счастья в сочетании с идеей добра в наши дни очень и очень актуальна для преодоления узкого техницизма, ориентирующего техническую деятельность на самоподдержание, самооправдание и внутреннее функционирование, ведущее, в конечном счете, к саморазрушению технической цивилизации. Но это, конечно, не значит, что надо немедленно отказаться от техники, напротив, по убеждению Бона, «тот, кто рассматривает счастье как общую и высшую цель стремлений, должен также провести исследование ведущих к этой цели средств, как высших и главнейших во всех технических задачах», т. е. встать на путь технический²⁸.

Одновременно с Боном еще в 1898 г. в брошюре «Технический итог XIX века» Энгельмейер формулирует ее задачи и программу философии техники.

1.3. Формулировка задач и программы философии техники Энгельмейером

Задачи философии техники Энгельмейер формулирует следующим образом.

1. В любой человеческой активности, при всяком переходе от идеи к вещи, от цели к ее достижению мы должны пройти через некоторую специальную технику, но все эти техники имеют между собой много общего, поэтому одна из задач философии техники как раз и состоит в том, чтобы выяснить, что же такое это общее.

2. Важная задача философии техники – выяснить, в каких отношениях находится техника со всей культурой.

3. Соотношение техники с экономикой, наукой, искусством и правом также является предметом ее исследования.

4. Разработка вопросов технического творчества, наконец, – одна из важнейших задач философии техники.

«Одним словом, техника есть только одно из колес в гигантских часах человеческой общественности. Внутреннее устройство этого колеса исследует технология, но она не в силах выйти за свои пределы и выяснить место, занимаемое этим колесом, и его функцию в общем механизме. Эту задачу может выполнить только философия техники»²⁹.

Далее Энгельмейер формулирует программу философии техники.

В удовлетворении своих потребностей человек встречает сопротивление мира. Поэтому существует взаимодействие двух однородных сил: человек воздействует на мир, а последний – на человека. Первую сторону этого взаимодействия (приспособление человека к природе) выясняет философия естествознания, вторую (приспособление человеком природы к своим потребностям) – философия техники. Функция науки – предсказание фактов, функция техники – воздействуя на природу, вызывать искусственно желательные факты и задерживать нежелательные. «Но тут же возникает вопрос: как может человек дать хотя бы первый толчок, т. е. своими слабыми, хотя и однородными с природой, силами побороть огромные стихийные силы природы? Этот вопрос тоже разъясняет философия техники, выясняя принципы техники… На этом пути философия техники разрастается в философию человеческой деятельности»³⁰ (курсив мой. – В.Г.). Это была первая развернутая формулировка программы и задач философии техники.

Формулировка задач и программы философии техники, несомненно, стимулировалась общей исторической ситуацией конца XIX – начала XX столетия в России и Германии и прежде всего положением нового сословия инженеров и техников, их интересами и духовными устремлениями. Поэтому, прежде чем перейти к рассмотрению этой ситуации, приведем несколько цитат из откликов современников на книгу «Технический итог XIX столетия».

В одной из рецензий написано: «Читатель не посетует на автора, если прочитает эту в высшей степени интересную и талантливо написанную книжонку. На каких-нибудь 107 страницах автор сумел дать с замечательной простотой и вместе с тем научно и увлекательно написанный, довольно полный, хотя и краткий очерк философии техники, охарактеризовав ее сущность, ее значение для науки, услуги в истории человечества и показав ее отношение к философии, искусству, экономии и праву Автор, очевидно, прекрасно знаком со своим предметом и вместе с тем человек широко и разносторонне образованный – особенность, к сожалению очень редко встречающаяся среди наших техников»³¹. В другой рецензии сказано следующее: «Эта небольшая книжонка заинтересует не только каждого образованного читателя, но и инженера. В настоящее время все следят с большим вниманием за развитием техники, но уследить за ним при массе технических изобретений и нововведений, разобраться в них, отделить от неважного совсем нелегко, и в результате часто являются увлечения такими нововведениями, которые лишены действительных технических достоинств. Трудно разобраться не только лицам, мало знакомым с техникой, но самим техникам и промышленникам, потому что при широком развитии техники и усиленной конкуренции, замкнувших техника в узкие рамки специальности, он лишен возможности следить за другими специальностями. Книги по технике тоже касаются специальных вопросов, и потому составить себе общее понятие о роли техники в нашей культуре затруднительно. Г-н Энгельмейер старается своею книжкой пополнить пробел и облегчает читателю окинуть взором общее направление, которое получает эволюция техники»³². Еще один отклик на эту книгу содержится в первой части рецензии на другую книгу Энгельмейера («Критика научных и художественных учений гр. Л.Н. Толстого»). Однако поскольку она кажется весьма важной и для этой книги, частично воспроизведем ее здесь: «Когда я прочел первую брошюру (речь идет о книге „Технический итог XIX века“. – В.Г.), я был удивлен, что автор решился в маленькой брошюре охватить такой вопрос, о котором можно было бы написать целые тома. Но решиться можно. Вопрос о том, как выполнить такую задачу, задачу необычайно трудную. А приступал я к чтению брошюры г-на Энгельмейера с сильным предубеждением. Что можно, думалось мне, сказать о технике XIX века на нескольких десятках страниц? Когда же я дочитал брошюру до конца, то у меня явился другой вопрос: что можно еще сказать о технике XIX века, чего не сказал почтенный автор? И в каждой странице этой брошюры я чувствовал нечто мне знакомое, нечто такое, что мне напоминало направление великого современного мыслителя Эрнста Маха… Мах обладает способностью писать необыкновенно просто и ясно. Этим драгоценным качеством отличается и г-н Энгельмейер: его язык везде прост, ясен и чист… Можно поздравить г-на Энгельмейера с таким блестящим началом деятельности, можно поздравить и русскую естественно-философскую литературу с ценным вкладом»³³. Одна из рецензий заканчивается такими словами: «Много оригинальных взглядов рассыпано по всей книжке, которую нужно причислить к лучшим популярно-научным книжкам русских авторов, появившихся за последние годы»³⁴.

Присоединяясь к этим восторженным оценкам, хочу отметить, что книжка эта, написанная в конце XIX в., не потеряла своей актуальности и сейчас, хотя она и трактует о таком быстро развившемся и развивающемся в нашем столетии предмете, как техника. Сегодня она читается также с огромным интересом и вызывает восхищение разносторонностью, ясностью и логической стройностью, которые возможны только при глубоком знании предмета, удивительным даром предвидения, а также высоким философским уровнем мышления ее автора. Эту точку зрения поддерживают и некоторые современные германские историки и философы техники, например историк техники Х.-И. Браун: «Вопросы, которыми занимался Энгельмейер на рубеже XX в., актуальны еще и сегодня. Это относится к проблемам научной теории в технической науке – выводы, следующие из теории, интересны также и для практики, – для связи естествознания и технической науки, а также для разъяснения проблематики „техника и общество“».

Уже в 1898–1900 гг. Энгельмейер выпускает целую серию монографических статей преимущественно на немецком языке, которые содержат обзоры литературы (иногда слишком подробные и нудные), но также и частичное разворачивание намеченной им программы. Х.-И. Браун подчеркивает в своей статье об Энгельмейере, что он, «как и многие философы техники после него, был эклектиком. Благодаря тому, что он воспринимал и описывал различные философские течения, статьи Энгельмейера, которые в значительной степени являлись литературными обзорами по общим вопросам техники, его высказывания можно рассматривать как типичные для того времени. А так как он занимался еще и другими науками кроме инженерных (здесь важно назвать прежде всего естествознание, психологию и экономику), он получал многочисленные импульсы, которые пытался плодотворно применить к техническим наукам, и поэтому, по меньшей мере в этом отношении, его оригинальность нельзя отрицать. Между тем, хотя, как утверждается ныне, Энгельмейер не был тем „оригинальным гением“, которому здесь в письменной форме следовало бы воздвигнуть памятник, – он представляет особый интерес для историков науки и техники и прежде всего для их социальной истории. Для них важна не столько оригинальность, сколько поиск того, что является особенно типичным для определенного времени или эпохи; и здесь труд Энгельмейера оказывается подлинной сокровищницей»³⁵. Это прежде всего статьи под общим заголовком «Общие вопросы техники», включившие разделы «Что такое техника?», «Что такое техническое мировоззрение?», «Принципы техники», «Власть человека над природой», «Техническая деятельность», «Трехакт» и «Трехакт в машиностроении» (1899), «По вопросу изобретательства», «Пропедевтика в высших технических школах», «Взгляды на немецкую технику», «Философское основание техники» и другие (1900) в одном из ведущих политехнических немецких журналов Dinglers Polytechnisches Journal³⁶, а также статья «Философия техники, новое исследовательское направление», опубликованная в журнале Prometheus³⁷ в 1900 г. Таким образом, работы Энгельмейера, написанные и опубликованные на рубеже XIX и XX столетий, были известны инженерному сообществу Германии³⁸, и он сам был информирован из первых рук о публикациях по философии техники и теории изобретательства на немецком языке.

Глава 2
ХАРАКТЕРИСТИКА ОБЩЕЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ В РОССИИ И ГЕРМАНИИ КОНЦА XIX – НАЧАЛА XX СТОЛЕТИЯ: ФОРМИРОВАНИЕ ИНЖЕНЕРНОГО СООБЩЕСТВА

«Век девятнадцатый, железный, воистину жестокий век!» – такими словами характеризует XIX столетие Александр Блок в поэме «Возмездие». Энгельмейер же начинает свою книгу «Технический итог XIX столетия» иными полными надежды на дальнейшее техническое развитие словами: «Наш XIX технический век подходит к концу, век пара и электричества, век небывалого покорения сил природы»³⁹. В книге «Царство изобретений», изданной в Германии впервые в 1901 г., собраны все последние изобретения XIX столетия. Достаточно лишь перечислить основные рубрики, чтобы представить себе масштабы и сферы, в которых пытливый человеческий дух день за днем изобретает новое или переформирует старое с целью практического применения: изобретения в области измерения масштаба, веса и времени, господство над силами природы (моторы и электричество), изобретения в сфере жилищного строительства, изготовления одежды и продуктов питания, обработки различных материалов, транспортного строительства, химической промышленности и т. д. В предисловии к этой книге сказано: «Блестящий подъем именно в последние 20 лет, который привел к несравненной высоте все области промышленности, дает право сделать вывод об удивительном, изобилующем будущем… Это столетие выдвигает совершенно новые требования к образованию людей, чем это было до сих пор, недостаточно иметь поверхностные знания…»⁴⁰. Многие изобретения имеют, конечно, свою историю и предысторию в прошлых веках. Но они как бы переоткрываются и заново обосновываются полученными именно за последнее столетие практическими научными и техническими знаниями. Отсюда и интерес инженеров к истории техники, которая переоценивается с позиций достигнутых в XIX в. высот. «Техника так быстро развивалась на исходе прошедшего столетия, а в настоящее время технический прогресс является настолько мощным, что тем, кто на него и на вас работают, почти не остается времени заглянуть в прошлое; они должны сконцентрировать все свои силы на том, чтобы шагать с ним в ногу; их усердное стремление к будущему не оставляет места для досуга, чтобы обратиться к прошедшему. Поэтому тем более радует, если среди нас находятся отдельные люди, которые находят для этого время и демонстрируют нам результаты своих исследований, кратко, однако с научной основательностью и компетентным выбором»⁴¹.

Теодор Бек именно так, по-инженерному основательно, но в историческом ракурсе, передает технически образованной публике свои очерки развития машиностроения от Герона и Паппа Александрийского через великого Леонардо да Винчи до открытия паровой машины Джеймсом Уаттом, определившего направление технического развития всего XIX столетия, которое по праву стало его главным символом. Мастерски выполненные Беком чертежи древних машин и механизмов были уже не зарисовками художника-инженера, а четко выверенными эскизными проектами научно образованного инженера. Именно это требовалось прочно вставшему на ноги именно в XIX столетии новому инженерному сословию: она должна включать в себя историю самой техники, отдельных промышленных предприятий и биографии знаменитых инженеров. Таким образом, как философия техники, так и история техники выполняли вполне определенный социальный заказ повсеместно образующихся в разных странах инженерных обществ и нарождающегося высшего инженерного образования. Книга Бека выходит при содействии тогдашнего председателя Союза германских инженеров профессора Ридлера. Алоиз Ридлер – крупный немецкий инженер, как его характеризует Энгельмейер, «столп машиностроения», возглавлял лабораторию научного испытания автомобилей, был во главе Берлинского политехникума. Остановимся на двух работах, в которых излагаются его взгляды на техническое образование и в связи с этим рассматриваются более общие вопросы, вплотную примыкающие к проблемам философии техники: «Германские высшие технические заведения и запросы XX столетия» и «Цели высших технических школ», опубликованные на рубеже XX в. Точку зрения Ридлера Энгельмейер кратко сформулировал следующим образом: «Инженеру надо преподавать в школе глубокую умственную культуру»⁴². К этой «умственной культуре» относится, по мысли Ридлера, и история техники. Он прежде всего подчеркивает глубокий исторический характер современной техники, хотя на нее часто и смотрят как на дитя нового времени: «Ее история начинается с первыми культурными стремлениями человека и проходит через все культурное развитие, начиная от каменных орудий прародителей до новейших инженерных сооружений; она является крупной частью истории человеческой культуры и по своему значению и содержанию может помериться с историей любой науки»⁴³. Ридлер подчеркивает чрезвычайную важность для технической деятельности не только специального, но и общего образования. «Инженерное искусство есть не только искусство научно и хозяйственно руководить работой, направленной к практическим целям, но в то же время и культурная задача; успешное решение ее зависит также от совместной работы многих; для руководства же последними нужны высокое нравственное влияние, непосредственный пример и знание людей. Как предварительные условия для успешной работы необходимы не только интеллектуальное и специальное образование, но еще в большей степени характер, нравственное достоинство и высокая степень общечеловеческого образования». В качестве развития недостаточно одного лишь понимания того, что деятельность инженера есть важнейшая культурная работа. Ридлер предлагает ввести как общеобразовательный предмет в высших технических школах «историю инженерного дела», «…но не как хронологию, а как историю культуры и культурных средств»⁴⁴. Первым преподавателем по истории техники в высшей технической школе Берлина стал в 1909 г. инженер по образованию и историк техники по призванию Конрад Матчосс, избранный впоследствии председателем Союза германских инженеров, опубликовавший в 1901 г. свою первую книгу «История паровой машины»⁴⁵. Но инженеров нарождающегося XX в. интересовали не столько история отдельных областей техники, сколько целостное представление об инженерной деятельности, ее руководящем месте в современном обществе и будущем развитии человеческой цивилизации.

По поводу «повышения социального престижа инженерной профессии» Энгельмейер делает много предложений. Он согласен с Ридлером в том, что в существовавшем до сих пор образовании на переднем плане находились «отражательные», а не «созидательные» аспекты и пришло время такое положение изменить⁴⁶. Он убедительно протестует против акцентирования внимания на мастерстве специалистов, особенно часто встречающегося у техников⁴⁷, и указывает на то, что инженер часто недостаточно подготовлен к выполнению поставленных перед ним задач. Чтобы изменить такое положение дел, прежде всего должно быть исследовано взаимодействие между техникой и социальными вопросами. Техники часто жалуются на то, что они не получают должного признания. Энгельмейер не присоединяется к этим причитаниям, а пытается анализировать, в чем могли бы заключаться причины такого положения дел и какие меры могут быть приняты для устранения этих недостатков. Он приходит к заключению, что техники отчасти сами виноваты в этих недостатках, и считает, что при всей неизбежной специализации технических предметов все-таки нужен их обзор и синтез с целью нахождения и теоретического обоснования общего в этих различных дисциплинах⁴⁸… Когда будет разработана общая картина техники и каждому инженеру станет ясно свое место за пределами своей специальной дисциплины, можно будет приблизиться и к решению затронутых выше вопросов. Из этого следует требование усилить корпоративное сознание инженеров⁴⁹, которое дало бы возможность инженеру развить такое отношение к своей специальной дисциплине, чтобы определить ее место в общей системе техники, а на следующем этапе, наоборот, исходя из более высоких соображений, чем соображения специалиста, размышлять также о проблеме «техника и общество»⁵⁰.

Отмечая большое значение техники для развития естественных наук, Ридлер сетует, что все заслуги в современном культурном развитии обычно приписываются «теоретическим естественным наукам», а не технике. Роль же самой техники сводится лишь к использованию «наличных естественно-исторических знаний», что неверно. Теоретические знания опережают прогресс в технике только в отдельных отраслях естествознания. Чаще «исполнительная техника» сама создает и использует основы научных знаний еще до того, как становится возможной их теоретическая формулировка. В качестве примера он приводит паровую машину как «результат инженерного гения». Она была создана и усовершенствована инженерами задолго до создания теории теплоты. Кроме того, многие чисто научные отрасли (сопротивление материалов, теория упругости и т. д.) были созданы в основном усилиями инженеров. Ридлер резко возражает против трактовки результатов оценки техники как простого расширения первоначального опыта. Напротив, считает он, развитие техники требует непременного умственного труда как ученых, так и инженеров. В основе техники лежит «творческий разум». Причем «умственная деятельность инженеров расширяет и сами естественные науки. И все же технику следует считать „не созидательницей науки, но ее мощной сотрудницей“»⁵¹.

«В академических кругах технические науки при сравнении с естественными (а также отчасти и социально-гуманитарными) науками сталкивались с трудностями признания их „полноценной наукой“, хотя здесь были достигнуты важные успехи, и инженеры… сделали все возможное, чтобы исследования в их области соответствовали требованиям естественных наук. Упомянутые трудности не в последнюю очередь уходили своими корнями в общественную среду, так как образованная буржуазия, воспитанная на идеях немецкого классического гуманизма, любую деятельность, явно связанную с практикой, оценивала низко и не воспринимала как академическую. Так как эти мысли являлись „всеобщим достоянием“, инженерам трудно было защищать свои притязания с надеждой на широкий оклик»⁵².