Текст книги "Охранитель!"

Российская Федерация – не империя, но держава, в последние годы все настойчивее и успешнее реализующая свой державный потенциал. Сил на империю у нас пока нет. Возможно, мы их накопим и сумеем эффективно использовать; возможно, нет. Нужно помнить, что реализация имперского потенциала всегда зависит в том числе от международной обстановки. (Речь Посполитая в свое время очень стремилась стать империей и имела необходимые ресурсы, но ей не дали.)

Новая империя гипотетически может быть как космополитичной (сразу вспоминается чубайсовский фантом «либеральной империи»), так и как минимум совершенно лояльной русскому этнонационализму. В этой связи полемика между современными «имперцами» и этнонационалистами-«антимперцами» относительно принципиальной совместимости империализма (имперской идеологии и политической практики) и русского этнонационализма представляется во многом искусственной и бессмысленной. Они принципиально совместимы.

Есть довольно многочисленная группа этнонационалистов-«имперцев», которые все это прекрасно понимают. Однако, к большому сожалению, они нередко тяготеют к национал-экстремизму («русская империя!») и/или православному клерикализму («православная империя»). Между тем, на мой взгляд, должно быть совершенно понятно, что единственный оптимально возможный проект, проходящий между Сциллой межэтнических конфликтов и Харибдой космополитизма, есть гипотетический проект российской империи, многононациональной (и многоконфессиональной), российской имперской нации, предполагающей обязательное признание первенства русского народа, его государствообразующего статуса и соответствующую национальную политику.

Но о какой имперской нации можно говорить, когда в настоящее время в России нет нации как таковой? Далеко не все наши люди осознают себя гражданами России. Государство, оформленное в 1991–1993 годах, не смогло убедить в своей состоятельности. Получилось не национальное государство, а «элитное», государство для элиты. При Путине ситуация стала выправляться, но процесс идет медленно, с пробуксовками и откатами, что само по себе опять же многих разочаровывает.

Это не говоря о том, что власть в нынешней России, с одной стороны, частично продолжает советскую квазиинтернациональную политику, а с другой – до сих пор иногда руководствуется леволиберальными антинациональными идеями. К русскому этнонационализму на официальном уровне все еще нередко относятся с большим подозрением или откровенно враждебно.

Между тем никакой полноценной нации и госнационализма в России не будет, пока русский этнонационализм остается в загоне. Уже напоминалось, что государствообразующий народ выступает основой и стержнем нации. Если это до сих пор никак не хотят толком признать и сделать руководством к действию, то чего удивляться, что нации фактически нет, что государство остается довольно слабым? Прекрасно известно, что наш державный статус поддерживается ядерным арсеналом (советским наследством) и огромными запасами газа и нефти (даром Господа Бога). За 15 лет мы ничего толком не сделали и не создали и гордиться можем лишь тем, что выжили в 1990-е и сейчас более-менее оклемались. Маловато будет. Но это тема для отдельного разговора.

Мне могут возразить: дескать, в европейских странах никто этнонационализмы не выпячивает, да и в Штатах WASP на божничку не ставят. Везде сплошные госнационализмы, а за излишнее педалирование этнической тематики можно и схлопотать обвинение в «фашизме» со всеми вытекающими последствиям. В действительности все сложнее. Во-первых, в какой-нибудь Дании или Польше с этнонационализмами все в порядке. Во-вторых, во Франции, Германии, Великобритании, тех же США нации давно состоялись, а в те времена, когда они еще складывались, с этнонационализмами также было все в порядке. В-третьих, только уж совсем упертые леваки и либералы будут отрицать, что масштабные кризисные явления на Западе никак не связаны с замордованностью этнонационализмов политкорректностью, мультикультурализмом и прочими «прогрессивными достижениями».

Только совсем недавно, реагируя на события в Кондопоге и запредельно наглое поведение Саакашвили, пытающегося разжечь войну, наша власть стала наконец принимать меры, к которым давно призывали все, имеющие хоть какое-то национальное чувство. Поприжала этнический криминал (пока только грузинский, правда), взяла обязательство ужесточить миграционную политику, навести порядок на рынках. Путин публично высказался о правах «коренного населения» России. Как говорится, уже кое-что. Появился повод для осторожного оптимизма.

Пора, давно пора принимать системные меры по отделению тех, для кого Россия – Родина, кто принимает российские традиции и чтит наши законы и правила, от тех, кто лишь разбойничает, хищничает и глумится. Сходным образом следует разбираться и с внутренней миграцией. Наличие российского гражданства не может быть индульгенцией беспредельщикам. Этим решение национального вопроса, конечно, не исчерпывается. Но без подобных мер его точно не решить.

Параллельно необходимо снять табу на русскую тему в общественных дискуссиях и вывести ее из маргиналии, отобрать у национал-экстремистов. Русские люди должны иметь возможность публично заявлять: «Мы – русские!», добиваться обсуждения и решения волнующих их проблем. И не тревожиться, что всякая сволочь поднимет истерику по поводу «фашизма». В противном случае можно не только империи не дождаться, но и страну потерять.

Напоследок выскажусь об одном частном (относительно темы статьи) вопросе. О двух основных течениях русской национал-экстремистской мысли: «нацистском» и национал-изоляционистском. Сразу скажу, что на соответствующих авторов и тексты ссылаться не буду, чтобы не делать им рекламу.

«Нацисты» отнюдь не обязательно воспроизводят идеологию и риторику НСДАП (адаптированную для тех, кого Гитлер считал унтерменшенами), хотя и такие тоже попадаются. «Нацистскими» следует считать любые проекты по переделке нынешней России в «русское государство», ведь все они так или иначе предполагают поражение в правах нерусского населения.

Национал-изоляционисты исходят из того, что русским-де пришла пора «пожить для себя» и «сбросить с плеч» кавказцев, татар и другую «нерусь». Даже отколоть от России некую «Русь» или даже несколько «русей» («Поморию», «Казакию», «Ингрию» и прочие), не пускать туда мигрантов и жить долго и счастливо. Не скрывая ненависти ко всей имперской истории России и русских, изоляционисты обосновывают свои прожекты необходимостью перезагрузки «авторитарной» московской «матрицы» государственности на «демократическую» новгородскую (либо «русско-литовскую»), расписывают прелести «многополярной Гардарики» («свободной конфедерации» русских земель). Довольно показательно, что некоторые изоляционисты пытаются реабилитировать организаторов «Локотской республики» и РОНА. Эта публика легко сомкнется, уже смыкается с нерусскими национал-экстремистами, жалеющими, что Россия не разделила судьбу СССР, и живущими ожиданием нового шанса. До кучи сюда добавляются всякие безумные (но отнюдь не безвредные) фантазеры, вроде тех, кто на пустом месте изобретает «сибирский язык», создавая тем самым базу нового «украинства».

Если «нацисты» практически всегда «имперцы», то национал-изоляционисты проклинают империю. Опять же «нацисты», как правило, отвергают демократию и ненавидят Запад, зато некоторые изоляционисты подхватывают либеральные и западнические лозунги, рядясь в национал-демократов, даже в национал-либералов. Мол, уничтожим «эрэфию» и тогда появится шанс построить «нормальную цивилизованную страну» по европейскому стандарту. Некую «русскую Данию» или «русскую Австрию». Поэтому еще одни потенциальные контрагенты изоляционистов – западные националистические и национал-экстремистские организации и деятели, не имеющие «пунктиков» по поводу славян и непосредственно русских, «признающие» наш народ частью «цивилизованного мира». Общая повестка понятна: «борьба Севера с Югом», противостояние миграции из неевропейских стран и регионов, воинственный антиисламизм.

Обычно говорят, что «нацисты» более опасны, а национал-изоляционисты, соответственно, менее, поскольку-де идеи последних из-за своей экзотичности никогда не получат широкого распространения. Русские люди слишком любят и ценят державность, а изоляционизм (любой) и саморазделение ее полностью отменяют. Следовательно на идиотов, рассуждающих о «Гардарике» или пишущих тексты на «сибирском языке», можно не обращать внимания. В общем это так и есть, но…

Надо учитывать, что товарищи, ищущие пути дестабилизации ситуации в России, и в контексте приближающихся федеральных выборов, и в стратегической перспективе пытаются и будут дальше пытаться играть на национальном вопросе. Им интересны все, кто так или иначе способен генерировать недовольство, протест, «смущать умы». Как «паладины русской империи», так и пропагандисты «компактного национального государства». Как те, кто способен организовать многолюдный митинг, так и те, кто всего лишь строчит статейки для маргинальных сайтов и морочит головы сотне-другой праздных чудаков. Все свое дело делают. Даже если их втемную пользуют.

Возможно, мой пафос излишен, но все же. В условиях, когда в мире усиливается борьба за энергоресурсы (и не за горами время, когда ценным ресурсом станет чистая пресная вода), когда все большую силу набирает Китай, без пяти минут империя, когда чем дальше, тем больше проблем создают исламисты, когда обостряются глобальные проблемы, вызванные ухудшающейся экологией, угрозами пандемий новых болезней, массовой нищетой и перманентным голодом в десятках стран, – выступать против единства Российского государства и российской нации могут только дураки или провокаторы. И те и другие – самые настоящие враги, с которыми следовало бы поступать как с врагами. России нужно оставаться Россией, русским – русскими[6]6
  Статья написана в октябре 2006 года. Первоначальная версия опубликована в «Русском журнале».


[Закрыть].

ТЕЗИСЫ О ПРАВЫХ

Словам «правое», «правый», «правые» в отечественном политическом лексиконе очень не повезло. Настолько, что их иногда используют едва ли не как ругательные.

С одной стороны, в советские времена людям вдалбливали определение правых как непременных реакционеров, ретроградов, озабоченных борьбой с «инородцами». И силу инерции здесь не следует недооценивать. С другой, «правыми» в 1990-х годах стали называть себя некоторые либералы-западники, отстраивавшиеся от КПРФ, которую они считали левой. В 1999 году перед выборами в Госдуму была образована коалиция с названием «Союз правых сил» (СПС), позже на ее основе создали партию. При этом в эклектичной риторике СПС собственно правого было меньше всего. До поры до времени эти самозванцы пользовались поддержкой Кремля, потом их списали. Но свое черное дело они сделали, и сейчас даже вполне образованные люди позволяют себе употреблять слово «правый» как синоним «либерала». В последнее время добавилась еще одна напасть – правых стали отождествлять и с национал-экстремистами, всякой нациствующей сволочью.

Очевидно, что на переучивание уйдет немало времени. Но дело это нужное. Долг тех, кто считает себя настоящими правыми, – вносить в него посильный вклад.

Со времен сокрушения традиции модерном в XVIII–XIX веках существуют три магистральных идеологии – правая, левая и либеральная. Тот факт, что они легко могут сочетаться и в убеждениях рядовых граждан, и в риториках политиков, и в идеологических установках властей, только доказывает необходимость их как можно более внятного разграничения.

Свои убеждения я определяю как правые. Я православный и считаю, что Православие должно иметь в России особый статус, вплоть до статуса государственной религии. Я патриот и националист. Никогда не забываю, что я русский и россиянин. Я державник, то есть уверен, что моя страна должна быть максимально самостоятельной в своей внутренней политике и максимально независимой в политике внешней, должна активно участвовать в международной политике, влиять на политику других стран. При этом я противник лозунгов вроде «Империя любой ценой» и не считаю экспансию самоцелью. Я государственник, сторонник экономического дирижизма и социального патернализма (но ни в коем случае не социализма и «государства благоденствия»). Я не могу назвать себя противником монархии, но совершенно не представляю себе, как можно реставрировать ее в России. Я отвергаю либерализм во всех его изводах и, мягко говоря, со скепсисом отношусь к современным западным представлениям о демократии и доктрине «прав человека».

«Идеологические» люди зачастую впадают в соблазн объявления собственных убеждений эталоном. И норовят укладывать остальных на своеобразное прокрустово ложе. Этот, мол, «наш», этот не вполне, а вот этот совсем «чужой», «неправильно все понимает». Очевидно, что это неверный подход. Поэтому правыми я считаю не только единомышленников, но и тех, кто исповедует отличные от моих или даже прямо противоположные убеждения.

Правый – не обязательно православный и даже не обязательно христианин. Правым может быть любой верующий человек, даже любой, кто просто допускает, что существует нечто надчеловеческое. Отношение к статусу религии вообще или определенной конфессии также не является принципиальным.

Правый – не обязательно российский, русский патриот и националист. История, в том числе современная, знает много примеров, когда сепаратисты, национал-экстремисты ослабляли и разрушали наше государство. Правые могли быть и были как среди тех, кто ослаблял и разрушал, не считая по тем или иными причинам Россию своей родиной, так, естественно, и среди тех, кто с ними боролся.

Правый – не обязательно державник. Изоляционисты и «имперцы» также обычно правые.

Правый – не обязательно государственник, поклонник дирижизма и патернализма. Правый может быть сторонником минимального вмешательства государства в жизнь своих граждан (компактной бюрократии, низких налогов, права на свободное приобретение огнестрельного оружия). И наоборот, он может быть ультраэтатистом, то есть полагать, что «государства мало не бывает».

Среди правых есть монархисты и республиканцы, поборники демократии (с национальной спецификой и без таковой) и те, кто вполне открыто призывает легализовать олигархию (под видом «соборности» и т. п.).

Кого тогда считать правым? Постараюсь дать общее описание «идеального правого».

Первое. Он верит в объективную необходимость надчеловеческих ценностей, задающих рамку нормального поведения людей, коллективов, государств, то есть в принципе задающих нормы.

Второе. Он патриот и националист, причем свою принадлежность к стране (родине) и нации он считает даром свыше, служение им – долгом.

Третье. Он исходно воспринимает общество традиционалистически, то есть как органическое целое, а не просто как совокупность индивидов и их коллективов.

Четвертое. Он знает, что существуют общее благо, общий интерес, которые не сводятся к благу и интересам отдельных индивидов и любых коллективов, не выводятся из них, подобно тому, как сумма частей не дает целого.

Пятое. Он считает необходимыми формализованные иерархии (в традиционном обществе) или неформализованные (в обществе современном) и отвергает равенство как универсальный принцип общественного устройства. Это распространяется и на индивидов, и на коллективы.

Шестое. Признавая важность человеческой свободы, он не менее важным признает и ее ограничение, а также принуждение ради защиты тех самых надчеловеческих ценностей, норм, иерархий, ради общего блага и общих интересов. Ограничение свободы, принуждение охватываются понятием «порядок».

Седьмое. Он презюмирует необходимость государства как особой политической организации, выступающей гарантом общего блага, общих интересов, устанавливающей и поддерживающей порядок.

Восьмое. Он как минимум не считает прогресс, «движение вперед», «обновление» абсолютным благом, он так или иначе консервативен.

Как отличить правого от левого и либерала? Тут тоже необходимы «идеальные» описания.

Для «идеального левого» не существует надчеловеческих ценностей. Ценности, нормы, общее благо, общий интерес он выводит непосредственно из человека. Человек – точка отсчета, человеческая свобода – мера всего. «Идеальный левый» вовсе не обязательно последовательный атеист, но Бога согласен «терпеть» ровно до того момента, пока тот не «посягает» на человеческую свободу.

Отрицая органическую целостность иерархического общества и иерархии в принципе, «идеальный левый» заменяет их коллективизмом равных свободных индивидов и утверждает приоритет коллектива над индивидом. Таким образом получается, что свобода человека на самом деле ограничивается, но это противоречие «идеальный левый» легко разрешает, ссылаясь на то, что «личность раскрывается только в коллективе» и т. п. «Идеальный левый» считает, что государству как «главному коллективу» и одновременно как машине коллективной власти положено регулировать экономику или непосредственно управлять ею и заботиться о благополучии и комфорте граждан. Раз все люди равны, то значит, их коллективы тоже равны, следовательно, нужно защищать маленькие коллективы от больших. Отсюда исторически левая доктрина «права наций на самоопределение», любовь «идеального левого» к различным меньшинствам.

Из левизны вырос либерализм, то есть то, что еще «левее левого». «Идеальный либерал» «освобождает» индивида уже и от коллектива. Таким образом, он более последователен. Как поборник полного и окончательного освобождения, «идеальный либерал» дополняет и даже подменяет равенство равноправием. Он выступает за превращение государства в «ночного сторожа», «поставщика услуг гражданам», ратует за свободный от внеэкономических факторов рынок. Меньшинства «идеальный либерал» тоже любит, но для него скорее любой человек – меньшинство, «имеющее право».

«Идеальный либерал» и тем более «идеальный левый» не отрицают «целесообразность» порядка, однако они никогда не уравняют порядок и свободу.

Культ человека и человеческой свободы отнюдь не исключает человекоубийства ради расчистки пути прогрессу и скорейшего установления «царства справедливости» или, соответственно, «царства свободы». Первый вообще не гуманист. Но кто за последние два столетия пролил больше крови? По-моему, это риторический вопрос.

Родина «идеального левого» там, где ему хорошо, где жизнь организована согласно его представлениям. У «идеального либерала» родины нет, поскольку она ему не нужна. Оба – интернационалисты.

Естественно, в жизни «идеальных», «химически чистых» правых, левых и либералов встретить можно нечасто. Одни люди сами толком не знают, чего хотят и во что верят. Другие – сознательные и последовательные эклектики. Третьи просто понимают, что жизнь сложнее любой книжной схемы, и в ней часто востребованы решения, основанные на разных идеологиях. Есть предел, переход которого автоматически исключает человека из правых (левых, либералов), но до этого предела можно и нужно идти на компромиссы, комбинировать, балансировать.

Сразу скажу, что такой предел, по большому счету, каждый устанавливает сам. По-моему, никак нельзя считать правым уверившего, что свобода есть главное и основное, что все люди равны не только перед Богом, но «всегда и везде», и т. п. Можно продолжить эту линию рассуждений, дойдя до совершенно конкретных позиций, к примеру, что правый не может положительно оценивать период 1990-х, и в частности деятельность тогдашних «реформаторов» и ее результаты.

Для человека правых убеждений необходимость принимать отдельные левые или либеральные установки, оценки исторических событий, подходы к актуальным проблемам вызвана в первую очередь тем фактом, что традиционное общество практически полностью разрушено (в «цивилизованных» странах), модерн победил, а сейчас вообще эпоха постмодерна. Альтернатива – мракобесие и романтические мечты о том, как бы «отмотать» время назад. Конечно, можно верить, что мир обязательно изменится, и в лучшую сторону, но в любом случае жить-то нужно здесь и сейчас.

К тому же невозможно не признавать полезность таких левых институтов, как, например, социальное страхование, и тем более необходимость всеобщего образования и доступного здравоохранения, также левых достижений (другое дело, что здесь нужна мера, социализм развращает людей и разоряет государства). Вряд ли кто-то сможет привести содержательные правые (именно правые) аргументы против принципиальной допустимости ограничения собственнических прав и присутствия государства в стратегически важных отраслях экономики. Между тем исходно это левые темы. Правые традиционно считаются принципиальными сторонниками низких налогов, хотя в общем это скорее актуально в отношении не российских, а зарубежных правых, боровшихся и борющихся с тамошними социальными государствами. В любом случае в современных условиях определенно следует диверсифицировать подходы. Проще говоря, чем ниже налоги частных лиц, предпринимателей, мелкого и среднего бизнеса, тем лучше, а большой бизнес должен платить большие налоги. С последним, кстати, согласятся и многие нынешние либералы.