Текст книги "«Забытый персонал»: женский труд на железных дорогах Российской империи"

Форменное обмундирование женщин-телеграфистов образца 1866 г.

20 ноября 1864 г., при утверждении вышеназванного положения Комитета министров, Александр II наложил на него резолюцию: «Полагаю, что со временем можно было бы допустить женщин и в Империи»[258]258
  РГИА. Ф. 1282. Оп. 2. Д. 76. Л. 5.


[Закрыть]. Эта резолюция была приведена в исполнение указом от 26 февраля 1865 г.[259]259
  Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. Т. 40. Отд. I. № 41851. СПб.: Тип. II Отд. Собственной Е. И. В. Канцелярии, 1867. С. 255.


[Закрыть], и идентичная практика приема женщин на телеграфную службу была распространена также в виде временной меры на некоторые железные дороги России.

Как видим, первыми пошли навстречу женскому труду не МПС и казенные железные дороги, а частные дороги, принимавшие женщин на службу без оглядки на органы государственной власти, имея на то полное право по действовавшим тогда уставам железнодорожных обществ. Это право подкреплялось положениями законопроекта об эксплуатации паровозных железных дорог, разработанного в 1870 г. комиссией во главе с генерал-майором, инженером-путейцем П. П. Зуевым. В соответствии с проектом, управляющий дорогой избирался правлением и утверждался в должности министром путей сообщения, а все остальные служащие назначались на должности из русских подданных самими правлениями или управлениями дорог «без всякого в том участия со стороны Правительства»[260]260
  Рихтер И. И. Исторический очерк развития правил и положений технической эксплуатации железных дорог и ее обстановки. С. 21.


[Закрыть].

Общая причина, побудившая правления дорог активно привлекать женщин к службе, носила материальный характер, на практике выражаясь «в погоне за сокращением расходов и понижением платы и жалованья»[261]261
  Верховской Н.П. Железнодорожная неразбериха: Terra incognita. С. 94.


[Закрыть]. Приведем характерный пример: 2 апреля 1863 г. общее собрание акционеров Общества Царскосельской дороги заслушало отчет ревизионной комиссии. В заключение комиссия, собранная из некоторых акционеров Общества, высказала рекомендацию собственному правлению дороги: «Желательно было бы, чтобы Правление приняло все возможные меры к сокращению расхода [на содержание служащих], так, например, шоссейные и ключевые сторожа получают по 15 рублей серебром в месяц, какое жалованье по мнению Комиссии могло бы быть уменьшено и сравнено с жалованьем других сторожей, получающих менее»[262]262
  РГИА. Ф. 219. Оп. 1. Д. 6545. Л. 90 об.


[Закрыть]. Подобными идеями железные дороги сами себя толкали на путь привлечения женщин к железнодорожной службе, в частности, на должности сторожей.

Гендерное неравенство оплаты мужского и женского труда было характерно не только для железнодорожной отрасли, но распространялось на все производственные сферы. Объяснение крылось не в биологических различиях между полами, а в социально-экономических причинах, влиявших на расценку женской трудовой силы в XIX в.

Во-первых, вплоть до начала промышленного переворота в стране товары, производимые женщинами (как правило, в домашнем хозяйстве), отсутствовали в широком товарообороте, что сформировало устойчивое и одновременно ошибочное представление о низких производительных способностях женщин[263]263
  Цеткин К. Экономическое положение женщины / пер. с нем. Харьков: [б. и.], 1897.
  С. 11; Коллонтай А. М. Социальные основы женского вопроса. С. 63–64.


[Закрыть].

Во-вторых, изначально женщин задействовали на менее оплачиваемых должностях, где не требовался квалифицированный труд (описанный выше пример с приемом женщин на должности телеграфистов скорее исключение из правил).

В-третьих, и, на наш взгляд, наиболее важное – особенности общественного семейно-бытового уклада. В условиях господства патриархальных традиций существовало убеждение, что основное бремя содержания семьи лежит на плечах мужчин, тогда как женщинам для удовлетворения потребностей вполне достаточно небольшого заработка («иметь деньги на булавки»). Иными словами, при определении величины заработной платы в расчет принимался не сам рабочий, а его семья (жена и дети). В одном из наиболее популярных дореволюционных учебных пособий по политической экономии проводилась мысль: «Труд женщины, одинаковый с трудом мужчины, оплачивается дешевле именно потому, что в плате последнему содержится и доля на содержание семьи, чего нет в плате первой»[264]264
  Исаев А.А. Начала политической экономии. СПб.: кн. маг. А. Ф. Цинзерлинга,
  б. Мелье и К°, 1894. С. 220.


[Закрыть]. Известный петербургский экономист М. В. Кечеджи-Шаповалов в 1902 г. объяснял: «При установлении высоты заработной платы имеет значение объем потребностей (standart of life); для мужчины эта плата должна покрывать его собственное содержание и содержание средней семьи или, по крайней мере, части этой семьи. Этим определяется минимум вознаграждения за мужской труд. Минимальная плата женщин при самых выгодных условиях устанавливается сообразно норме потребностей одинокой женщины»[265]265
  Кечеджи-Шаповалов М.В. Женское движение в России и заграницей. С. 120.


[Закрыть].

Что касается железных дорог, то управления большинства из них не имели возможности назначать большое содержание станционным агентам. Положение последних улучшалось за счет получения незначительного жалованья их женами и дочерями, выполнявшими на станциях различные работы. Важно, что такой «семейный подряд» удерживал агентов от ухода со службы, сохраняя контингент на отдаленных от культурных центров участках[266]266
  Протоколы заседаний 5-го очередного Общего съезда представителей русских железных дорог. Ноябрь 1873 г. М.: Тип. Игнациус, 1873. С. 3.


[Закрыть]. Иначе говоря, практикой найма женщин на службу частные дороги обеспечивали себя дешевой рабочей силой (порой в размере 25–40 % в сравнении с мужской) и одновременно формировали устойчивый железнодорожный персонал в «глухой местности».

Успех опыта с назначением на железнодорожную службу телеграфистов побудил министра внутренних дел А. Е. Тимашева в апреле 1869 г. внести в Комитет министров предложение о принятии женщин на службу также по почтовому ведомству, подчиненному Министерству внутренних дел (МВД). Комитет министров отклонил это предложение, ссылаясь на необходимость рассмотрения его в законодательном порядке. А. Е. Тимашев не оставил своих намерений, и в 1870 г. Государственный совет поручил ему составить общие предложения о допущении женщин к занятию должностей по разным учреждениям и ведомствам. Это вызвало возражения у главноуправляющего III отделением Собственной Е. И. В. канцелярии графа П. А. Шувалова.

А. Е. Тимашев, министр внутренних дел (1868–1877 гг.)

15 декабря 1870 г. П. А. Шувалов подал председателю Комитета министров князю П. П. Гагарину записку по вопросу о допущении женщин на службу в правительственные и общественные учреждения[267]267
  РГИА. Ф. 273. Оп. 1. Д. 1127. Л. 16 об. – 19.


[Закрыть], с целью последующего обсуждения ее в Комитете министров. Записка представляла собой квинтэссенцию идей и мыслей лагеря противников женской эмансипации – мыслей о том, что основополагающим для семейных отношений является принцип «человек для семьи».

Появление за последнее время многих книг по вопросу о женской эмансипации, суждение органов печати о допущении женщин на государственную службу – все это, по высказанному в записке мнению П. А. Шувалова, создало искусственную агитацию, которая увлекла немало женщин. А потому «постоянно увеличивающееся между женщинами домогательство мест и должностей, занимаемых до сих пор исключительно мужчинами, возбуждает собой новый у нас общественный вопрос, указывающий на необходимость обсудить его внимательно»[268]268
  РГИА. Ф. 1282. Оп. 2. Д. 76. Л. 2.


[Закрыть], – утверждал шеф жандармов. Отрицательно относясь к допуску женщин в различные учреждения, П. А. Шувалов обосновывал свою мысль тем, что это отвлечет их от истинного призвания – домашнего очага. Он полагал, что женщина в скором времени перестанет быть хорошей женой и матерью, будет стремиться к независимости, а ее работа в различных канцеляриях только усилит семейные раздоры и ухудшит семейную жизнь. Кроме того, женщина в гораздо большей степени руководствуется чувством, чем рассудком, следовательно, она не способна к службе. А получив все же должность и финансовую самостоятельность, женщины пополнят ряды нигилисток. Последние были подвергнуты в записке особой критике, считаясь «вреднее женщин открыто дурного поведения[269]269
  РГИА. Ф. 273. Оп. 1. Д. 1127. Л. 17 об.


[Закрыть]» (т. е. проституток. – С. В.).

Извлечение из записки П. А. Шувалова

по вопросу о допущении женщин на службу в правительственные и общественные учреждения

15 декабря 1870 г.

«В продолжение последних лет появились у нас различные книги о женской эмансипации, в которых призвание женщины, получив превратное толкование, направляется к каким-то высшим отвлеченным целям. Некоторые органы печати со своей стороны подняли женский вопрос, усиливаясь доказать, что женщинам должно открыть доступ к государственной службе, в которой они не только не уступят, но даже с выгодой для службы могут заменить мужчин. Эта искусственная агитация успела увлечь за собой многих женщин, которые начали просить о допущении их к прохождению курсов в высших учебных заведениях, требовать женских университетов и, наконец, прав государственной службы».

«Передовые женщины других государств старались выбиться из подавляющей всевластности мужчины, желали соперничать умом и образованием с профессорской кафедры или клинического амфитеатра, добивались народного представительства, права голоса, в делах государственных и т. д. Наша же так называемая передовая женщина мечтает только о том, чтобы иметь возможность отвергать все уважаемое, не признавать ни законов, ни церкви, вести жизнь безнравственную, говоря, что слово нравственность изобретено деспотизмом мужчин. При полнейшем собственном невежестве, отбросив всякую скромность, они открыто провозглашают о своей независимости, обширности взгляда на условия жизни, возможности и умения бороться со всем тем, что признано людьми святым и незыблемым».

«Замена мужского труда женским в России не может быть сделана иначе как в ущерб мужскому. В других государствах представляется гораздо менее свободных рук между образованными классами мужчин, чем у нас, а все-таки женщины призваны к замене их в весьма ограниченных размерах и при том более из снисходительности к ним, чем вследствие осознанной в том потребности; здесь же, при большом количестве чиновников, Правительство, по причине постепенных преобразований находится принужденным оставлять их целыми сотнями за штатом, так что допущение женщин поступать на службу лишь напрасно увеличит число лишенных места мужчин и усилит этот своего рода пролетариат».

«Разрешение занимать им места, предоставленные исключительно мужчинам, непременно должно отозваться вредными последствиями как на самих женщинах, так и в особенности на их семействах. У нас и без того, где женский труд незаменим, именно в должностях воспитательниц детей и повивальных бабок чувствуется совершенный недостаток, доходящий почти до размеров общественного бедствия; поэтому Правительству гораздо полезнее употребить свое старание на возможное привлечение женщин к занятиям, вполне соответствующим как их полу, так и их назначению».

«Нет страны, где легче можно было бы приобрести кусок хлеба, как в России, стоит только трудиться в том кругу, который каждому назначен природой и естественными потребностями, следовательно, смело можно сказать, нет страны, где правительство было бы более в праве отвергать подобные стремления, вытекающие из круга ревнителей эмансипации женщины. Поэтому следует не покровительствовать проявлениям, не основанным на действительной потребности, а твердо и открыто отклонять их».

Указывая на дешевизну женского труда как на причину его популярности у частных компаний, шеф жандармов считал, что правительство – не частные лица, чтобы руководствоваться коммерческими соображениями. Правительство заботится о народной нравственности, поэтому энергию женщин, по мнению П. А. Шувалова, необходимо было направить в две сферы – педагогическую и медицинскую, ведь в России «недостаток в хороших воспитательницах и бабках принял размеры, можно сказать, народного бедствия» [270]270
  Там же. Л. 18 об.


[Закрыть].

П. А. Шувалов, главноуправляющий III отделением Собственной Е. И. В. канцелярии (1866–1874 гг.)

«Следует всегда помнить, – заключал П. А. Шувалов, – что нет в целом мире страны, в которой так легко было бы приобрести кусок хлеба и помимо государственной службы, как в России, стоит только трудиться в том кругу, который каждому назначен природой и естественными потребностями»[271]271
  Там же. Л. 18–19.


[Закрыть]. Выражения, использованные П. А. Шуваловым, наглядно демонстрировали не только присущие автору патриархальные представления о мироустройстве, но и приверженность к сословным пережиткам.

Для того чтобы понять причины, обусловившие появление на свет записки П. А. Шувалова, необходимо осветить общую ситуацию в стране в конце 1860-х гг. На волне общественного подъема, вызванного подготовкой и проведением либеральных реформ, дебатов по «женскому вопросу» и стремлением женщин к эмансипации, зародилось так называемое «женское движение». Оно представляло собой, по исторически корректному определению профессора Стокгольмского университета Д. Дахлерап (Drude Dahlerup), «коллективную деятельность женщин для улучшения положения женщин и изменения мужской доминации в обществе»[272]272
  Dahlerup D. The New Women’s Movement. Feminism and Political Power in Europe and in the USA. London: Sage, 1986. P. 9.


[Закрыть]. В отличие от женского вопроса, свободно дебатировавшегося как мужчинами, так и женщинами, организационно оформленное «женское движение» претендовало на принципиальную самостоятельность женщин в деле отстаивания своих прав, в деле разрешения «женского вопроса» собственными силами.

Впрочем, представления о существующих проблемах женщин и о перспективах их решения в пореформенной России первоначально были смутными и интуитивными. В начале 1860-х гг. движение скорее напоминало некоординированные усилия множества людей, объединенных общей направленностью – стремлением к просвещению и освобождению женщин от семейного гнета, к улучшению жизни женщин в рамках существовавшей культуры русского общества. Среди самых распространенных мотивов к развитию движения можно выделить экономический (потребность женщин в заработке) и идейный. В последнем случае стремление женщин к получению профессии вызывалось приверженностью к тому или иному идейному направлению – толстовство, народничество (и более поздние радикальные революционные течения), литература («сеять разумное, доброе, вечное»), «теория малых дел» (свято выполнять свой профессиональный долг – учительницы, сестры милосердия и др.)[273]273
  Шатохина С. Б. Выбор образованной женщиной российской провинции профессии во второй половине XIX в.: семейные ценности и личные мотивы // Российская империя в исторической ретроспективе: Выпуск VIII / отв. ред. И. Т. Шатохин. Белгород: Изд-во «ГиК», 2013. С. 197.


[Закрыть]. Очевидно, что у каждой женщины был свой путь из семьи в профессию, как и мотивы к началу трудовой деятельности.

Стихийный порыв множества девушек и женщин к общественной и профессиональной деятельности натыкался на противодействие со стороны различных лиц (и мужчин, и женщин), включая видных писателей и ученых. Чего стоит только один недоуменный вопрос историка, редактора и издателя газеты «Русский» М.П. Погодина: «Кто же будет детей рожать, если женщины будут иметь право на общественную деятельность?»[274]274
  Цит по: Юкина И.И. Русский феминизм как вызов современности. С. 98.


[Закрыть] Причина заключалась в медленном усвоении ценностей нового уклада жизни – отход от вековых представлений о женской и мужской ролях в семье и в обществе не мог быть быстрым и безболезненным. Используя выражение современницы, литературного критика А. А. Андреевой, это была «трагедия сменяющихся мировоззрений»[275]275
  Андреева А.А. Сборник на помощь учащимся женщинам, составленный исключительно из произведений женщин-писательниц, снимков с картин и иллюстраций художниц // Сборник на помощь учащимся женщинам. М.: Тип-лит. Т-ва И. Н. Кушнерёв и К., 1901. С. 48–67.


[Закрыть].

Одно из направлений зарождающегося женского движения, недовольное ходом реформ в стране, стало приобретать политический окрас, отличаясь радикальным (нигилистическим) характером действий. Это вызвало в обществе смущение[276]276
  Скальковский К. А. О женщинах: мысли старые и новые. М.: ГПИБ, 2012. С. 21.


[Закрыть], а у правительства, разглядевшего в женском движении нарождающуюся подрывную силу, – негативную оценку. По мнению Департамента полиции, женщины в 1860-х гг. оказались «самыми преданными сторонницами и пособницами»[277]277
  Голицын Н. Н. История социально-революционного движения в России. 18611881: Глава десятая / сост. Н. Н. Голицын. СПб.: тип. МВД, 1887. С. 23.


[Закрыть] нигилистов, с легкостью попав под их влияние. Революционное учение женщины усваивали с «пылкостью», поскольку в социалистической агитации видели непосредственное разрешение «женского вопроса»: во-первых, потому что социалистическая доктрина устанавливала полное равенство прав мужчин и женщин (с допуском женщин во все, прежде закрытые для них, сферы), а во-вторых, попав в ряды социалистических агитаторов, женщины фактически делались равноправными мужчинам акторами (действующими субъектами). Именно это привлекало женщин в ряды революционеров. Такой ситуация виделась МВД, о чем хорошо известно из объединенного труда сотрудников полиции надворного советника С. С. Татищева и князя Н. Н. Голицына, допущенных в секретный архив III отделения Собственной Е. И. В. канцелярии с целью изучения социально-революционного движения в России. Изданный впоследствии ограниченным тиражом в 50 экземпляров труд объясняет внутреннюю логику действий правительства по борьбе с революционными организациями в 1861–1881 гг.[278]278
  Там же.


[Закрыть] Власть в тот период времени металась между желанием завершить реформы и страхом перед революционной пропагандой.

Чиновники укрепились в своих тревогах после произошедшего 4 апреля 1866 г. покушения на жизнь Александра II, последующего поиска заговорщиков и громких судебных процессов 1870-х гг. над народниками, продемонстрировавших массовое участие женщин в радикальных действиях. В высших слоях государства возобладали охранительные тенденции[279]279
  Барыкина И. Е. Государственное управление России второй половины XIX века (особые формы и специальные институты). СПб.: Нестор-История, 2018. С. 182.


[Закрыть], утвердилось подозрительное отношение к обществу и закрались сомнения в целесообразности уже осуществленных реформ.

Постепенный отход от либеральных преобразований ассоциировался в обществе как раз с фигурой П. А. Шувалова. Заняв 10 апреля 1866 г. пост главноуправляющего III отделением Собственной Е. И. В. канцелярии, бывший генерал-губернатор трех Прибалтийских губерний вскоре превратился в одного из самых влиятельных и могущественных чиновников России. Неофициально его именовали «Петром Четвертым».

Используя служебное положение, П. А. Шувалов сумел установить контроль над теми министерствами, которые были непосредственно связаны с охраной общественного порядка[280]280
  Рибер А. Дж. Групповые интересы в борьбе вокруг Великих реформ // Великие реформы в России. 1856–1874 / под ред. Л. Г. Захаровой. М.: Изд. МГУ, 1992. С. 66.


[Закрыть]. И хотя женское движение в России вплоть до конца XIX в. не обладало четкими организационными и идеологическими формами[281]281
  Как справедливо отметила исследователь женского движения И. И. Юкина, «если под идеологией движения понимать концептуально организованную систему представлений, ценностей, идей, которые описывают и интерпретируют социальную действительность с точки зрения определенной социальной группы, слоя, класса, описывают ожидаемое будущее, то ее не было. Говорить о формировании идеологии [женского движения] ранее 1890-х годов нет оснований» (Юкина И. И. Русский феминизм как вызов современности. С. 28).


[Закрыть], было разнонаправленным, П.А. Шувалов решил заблаговременно поставить заслон всему, что находил опасным для политического строя. Уже во всеподданнейшем отчете по III отделению Собственной Е. И.В. канцелярии за 1869 г. П.А. Шувалов обратил внимание Александра II на опасность женского движения. Признавая высказываемые в обществе идеи по развитию женского образования и расширению сферы применения женского труда «полезными начинаниями», шеф жандармов вместе с тем считал, что они подверглись в России «искажению при исполнении» и «обратились во вред нашему обществу, ибо ими преднамеренно наносились самые чувствительные удары всему, что особенно для женщины считается заветным и должно быть неприкосновенным: семья, религия, женственность»[282]282
  Россия под надзором: отчеты III отделения, 1827–1869 / сост. М.В. Сидорова, Е. И. Щербакова. М.: Российский фонд культуры, 2006. С. 684.


[Закрыть]. А потому в своем отчете П. А. Шувалов предлагал правительству отнять у женщин право служить не только телеграфистками, но даже акушерками и гувернантками, поскольку за счет получаемого ими жалованья «питается нигилизм в России». Такая «совершенно справедливая со стороны правительства» мера, по мнению П. А. Шувалова, нанесла бы «решительный удар» по нигилизму[283]283
  Там же. С. 685.


[Закрыть]. Сколь радикальной бы ни казалась позиция шефа жандармов, однако, сравнивая содержание его же всеподданнейшего отчета за 1869 г. и записки от 15 декабря 1870 г., стоит признать, что в течение года точка зрения П. А. Шувалова на женский труд несколько смягчилась, и он «позволил» женщинам претендовать на низшие педагогические и медицинские должности.

В высших правительственных кругах далеко не все были согласны с позицией П. А. Шувалова. Одним из критиков положений, изложенных в записке шефа жандармов, стал упоминаемый выше А. Е. Тимашев – министр почт и телеграфов Российской империи с 14 декабря 1867 г., в 1868 г. назначенный министром внутренних дел и занимавший этот пост до конца 1877 г. Именно при нем 9 марта 1868 г. произошло присоединение Министерства почт и телеграфов к МВД, в ведении которого телеграф неизменно оставался вплоть до падения Российской империи.

В противовес П.А. Шувалову, А. Е. Тимашев написал собственную записку. Отстаивая желание видеть женщин на должностях младших телеграфистов и сигналистов, А. Е. Тимашев признавался, что следовал примеру стран Запада и при этом «руководствовался не какими-нибудь отвлеченными идеями о так называемой эмансипации женщин… но исключительно только простым расчетом и экономическими видами и соображениями о том, откуда брать чиновников способных и усердных и в то же время всего дешевле стоящих казне»[284]284
  РГИА. Ф. 1282. Оп. 2. Д. 76. Л. 8 об. – 9.


[Закрыть]. Министр заявил, что начальники управления телеграфных отделений отдают предпочтение женщинам-телеграфистам за проявленное ими усердие, нравственность и знание иностранных языков.

Извлечение из записки А. Е. Тимашева

по вопросу о допущении женщин на службу в правительственные и общественные учреждения

Без датировки (не позднее 1871 г.)

«Никто не предлагал предоставлять женщинам должности, к которым они по природе своей мало способны, или такие, которые сопряжены со сколько-нибудь обширной властью; все проекты клонились не к тому, чтобы допускать одинаково мужчин и женщин на все должности, но только чтобы точнейшим образом разграничить должности, которые могут по роду деятельности и занятий быть занимаемы женщинами, и должности, которые должны навсегда оставаться для женщин недоступными».

«Граф Шувалов предполагает существование необходимой и неразрывной связи между женским нигилизмом и государственной службой женщин, что на казенные места только и устремляются нигилистки и, наоборот, что всякая женщина, облекающаяся в мундир телеграфиста, занимается пропагандой нигилизма, то есть философией разврата. К счастью, на деле выходит совсем не то; ничем не доказано, чтобы на государственную службу поступали когда-либо нигилистки. Сии последние предпочитают проповедовать философию разврата, нежели проводить дни за скучным делом передачи депеш или ведения бухгалтерских счетов.

Для пользы общества гораздо лучше было бы, если бы все нигилистки поголовно искали казенных мест. Здравая политика внушала бы принимать их как можно охотнее, – служба немыслима без подчинения чьей-либо власти, хотя бы власти начальника станции или почтовой конторы, служба вселяет привычки субординации, усидчивый и систематический труд не может не повлиять на изменение образа мыслей, на то, чтобы выбить всякий нигилизм из головы и через несколько времени втянувшаяся в службу нигилистка переменилась бы сама того не замечая и увлекшись примером своих сподвижниц вступила бы в брак с каким-нибудь из своих товарищей мужского пола.»

«Но нигилистки вообще чуждаются государственной службы, кандидатками же на казенные места являются большей частью девицы, не только не бегущие от уз родительской власти, но поддерживаемые самым сильным искательством мест со стороны своих родителей. Большинство кандидаток девицы бедные, или сироты, или дочери чиновников, обремененных многочисленным семейством. Такие девицы не будут на службе причиной деморализации, напротив того, все отзывы местных начальников телеграфных отделений единогласны в том, что присутствие женщин телеграфистов имело везде самое благотворное влияние».

Последовательно проанализировав содержание записки П. А. Шувалова, А. Е. Тимашев оставил критический отзыв, укорив автора, по сути, в непонимании потребностей пореформенной России и реалий жизни.

Во-первых, он не разделял мнения, что женский труд в России может развиваться только в ущерб мужскому, которому «почему-то следует особенно покровительствовать»[285]285
  РГИА. Ф. 1282. Оп. 2. Д. 76. Л. 10 об.


[Закрыть], но выступал за строгое разделение сфер приложения мужского и женского труда.

Во-вторых, А. Е. Тимашев не соглашался с позицией, что недисциплинированных мужчин стоит оставлять на службе только потому, чтобы «не допустить их впасть в бездну нищеты и смут разврата»[286]286
  Там же. Л. 11 об.


[Закрыть]. Министр внутренних дел недвусмысленно намекнул, что П. А. Шувалов является сторонником старых (дореформенных) порядков, когда единственным приличным занятием для дворянина считалась государственная, военная или гражданская служба, а власть, опираясь на дворян, предоставляла им «места, на которых многие лица жили, занимаясь ненужными работами, имевшими вид настоящего дела»[287]287
  Там же.


[Закрыть]. В итоге такие лица превращались в «тунеядцев и государственная служба получала значение пристанища, чем-то в роде богадельни»[288]288
  Там же.


[Закрыть]. Напротив, по мысли А. Е. Тимашева, принцип вольного найма (служба по вольному найму не предоставляла прав, имевшихся у государственных служащих) лиц на службу, будь то мужчина или женщина, способствует развитию конкуренции, следовательно, является полезным для государства в пореформенный период.

В-третьих, заключал А. Е. Тимашев, запрещая женщинам свободно прилагать свои навыки на любом поприще, а следовательно, и зарабатывать честным трудом, правительство лишь усиливало позиции нигилистов[289]289
  Примечательно, что либеральная пресса, не знакомая с содержанием записки
  А. Е. Тимашева, вскоре стала приводить схожие доводы, защищая право женщин на свободный труд. См.: Вопрос о службе женщин в железнодорожных обществах. С. 804–806.


[Закрыть], критиковавших власть и покушавшихся на жизнь чиновников. Поэтому надлежало «не воздвигать преграды, а покровительствовать женскому труду на всех тех поприщах, на которых он мог бы оказать помощь обществу»[290]290
  РГИА. Ф. 1282. Оп. 2. Д. 76. Л. 17 об.


[Закрыть].

Как видим, А. Е. Тимашев отнюдь не выступал за полное равенство прав мужчин и женщин. Скорее его позиция может быть отнесена к прагматично-рациональной – это была идея взаимодополняемости полов для качественного исполнения своих обязанностей каждой половиной человечества. А. Е. Тимашева прежде всего заботила практическая сторона дела и вопрос эффективности использования женского труда. В отличие от женщин, принадлежащих к привилегированным слоям, от простых работниц не исходило угрозы, они не играли практически никакой роли в женском движении, поэтому, призывал А.Е. Тимашев, не стоило ограничивать возможности их поступления на службу. В своей записке А.Е. Тимашев считал справедливым и полезным законодательным образом разрешить всем ведомствам допускать к службе подготовленных женщин по вольному найму к занятию низших должностей. В первую очередь речь шла о родственницах лиц, находившихся на службе в том или ином ведомстве[291]291
  Там же. Л. 18.


[Закрыть].

Таким образом, возник конфликт интересов глав двух ведомств – МВД и Собственной Е. И. В. канцелярии. Это была стандартная для России ситуация в условиях отсутствия единого правительства (однородного министерского кабинета) на манер стран Западной Европы, способного координировать действия министров. Казалось бы, эту функцию должен был взять на себя Совет министров[292]292
  Совет министров (1857–1905 гг.) – высший совещательный орган под председательством императора, образованный для рассмотрения дел, ранее разрешавшихся по личным докладам министров и главноуправляющих.


[Закрыть]. На деле же считалось, что единое правительство во главе с премьер-министром автоматически дезавуирует самодержавие, отодвинет царя на второй план. Чтобы этого не допустить, Александр II создал коллегиальный орган (Совет министров) под своим председательством, в котором вместо выработки единой правительственной линии каждый из министров вел свою игру, отстаивал интересы собственного ведомства, порой враждуя с коллегами и выходя за рамки отведенных ему полномочий[293]293
  Берендтс Э.Н. О прошлом и настоящем русской администрации. С. 277–278.


[Закрыть]. По словам видного административного деятеля и экономиста К. А. Скальковского, «война министерств принимала иногда гомерические размеры; война главным образом канцелярская, не в интересах дела, а своих ведомств»[294]294
  Скальковский К. А. Современная Россия: очерки нашей государственной и общественной жизни. Изд. 2-е, испр. и доп. СПб.: Тип. А. С. Суворина, 1890. С. 26.


[Закрыть]. Это не составляло секрета для царствующих особ. 25 января 1880 г. на заседании Государственного совета будущий наследник престола Александр III заявил: «Я нахожу, что мы находимся теперь в положении почти невозможном. В управлении нет никакого единства. Не говоря уже о генерал-губернаторах, из которых некоторые творят Бог весть что, я не могу не сказать, что единства нет и между министрами. Все идут вразброд, не думая об общей связи»[295]295
  Перетц Е. А. Дневник (1880–1883). М.: Изд. дом «Дело» РАНХиГС, 2018. С. 75.


[Закрыть].

Такое положение вещей вызывалось тем, что в период царствования Александра II впервые в истории самодержавия на политической арене появились профессиональные группы, стремившиеся защищать и отстаивать те направления в общественной и политической жизни, которые соответствовали их идеологическим убеждениям и материальным потребностям. Как правило, они концентрировались вокруг министерств или конкретно вокруг какого-либо влиятельного министра-патрона. В середине 1860-х гг. одной из основных бюрократических партий, сложившихся на основе общности групповых интересов, стала «партия» П. А. Шувалова. Немногочисленная, состоявшая в основном из представителей высшего дворянства, она изначально сформировалась из членов так называемой «партии плантаторов»[296]296
  Рибер А. Дж. Групповые интересы в борьбе вокруг Великих реформ. С. 65.


[Закрыть] – помещиков, которых не устраивали условия освобождения крепостных крестьян, и обладавших соответствующим мировоззрением.

Примечательно, что именно П. А. Шувалов добился от императора назначения на пост министра внутренних дел своего бывшего заместителя А. Е. Тимашева. И назначен он был с целью полного подчинения шефу жандармов[297]297
  Дельвиг А.И. Полвека русской жизни. С. 1072.


[Закрыть]. Однако в политических реалиях того времени этот факт не помешал А. Е. Тимашеву пойти против бывшего патрона, когда дело коснулось ведомственных интересов. Впрочем, политический «вес» оппонентов все равно был несопоставим[298]298
  На основе данного отдельного эпизода может сложиться ошибочное представление о существовавшем действительном противостоянии министров друг другу. На деле же А. Е. Тимашев входил в «клику» П. А. Шувалова и чаще всего поддерживал его начинания. См.: Дневник Д.А. Милютина. Т. 1 / ред., биогр. очерк и примеч. П. А. Зайончковского. М.: [б. и.], 1947. С. 37, 119, 128; Барыкина И.Е. Государственное управление России второй половины XIX века. С. 184.


[Закрыть]. Последующее развитие событий наглядно продемонстрировало, что верх одержало мнение «гонителя всякой свободной мысли», как называл П. А. Шувалова государственный секретарь Е. А. Перетц[299]299
  Перетц Е. А. Дневник (1880–1883). С. 57.


[Закрыть].

На состоявшемся 14 января 1871 г. заседании Совета министров Александр II, предварительно ознакомившийся с запиской П. А. Шувалова, «определил круг полезной для государства и общества служебной деятельности лиц женского пола». Императорское повеление поставило запрет на прием женщин в правительственные и общественные учреждения даже по вольному найму, поощряя при этом открытие акушерских и фельдшерских курсов для женщин и их деятельность на поприще воспитания[300]300
  РГИА. Ф. 273. Оп. 1. Д. 1127. Л. 19.


[Закрыть]. Исключением из правил являлись лишь счетные части IV Собственной Е. И. В. канцелярии и телеграфное ведомство, куда женщин разрешено было брать в определенных шефом жандармов и МВД количествах («пропорциях») на должности сигналистов и телеграфистов.

19 февраля 1871 г., в соответствии с волей монарха, был опубликован и доведен до сведения всех министров указ Правительствующего Сената[301]301
  Правительствующий Сенат (1711–1917 гг.) – с начала XIX в. высший государственный орган суда и надзора за законностью.


[Закрыть]«О допущении женщин на службу в общественные и правительственные учреждения». Пункт 5 указа подтверждал запрет приема «женщин, даже и по найму, на канцелярские и другие должности во всех правительственных и общественных учреждениях, где места предоставляются по назначению от начальства и по выборам»[302]302
  Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. Т. 46. Отд. I. № 49137. СПб.: Тип. II Отд. Собственной Е. И. В. Канцелярии, 1871. С. 36–37.


[Закрыть]. Вместе с тем прежде временная мера допущения женщин к службе на должности телеграфистов была обращена в постоянную. Наблюдение за точным исполнением данного указа было возложено на министра внутренних дел А.Е. Тимашева, ранее пытавшегося возражать П. А. Шувалову.

Сразу вслед за опубликованием указа Правительствующего Сената, жандармское полицейское начальство (ЖПУ) частной Петергофской железной дороги потребовало от правления дороги устранения от службы женщин, занимавших должности билетных кассиров на Петербургской, Ново-Петергофской и Красносельской станциях[303]303
  РГИА. Ф. 273. Оп. 1. Д. 1127. Л. 20.


[Закрыть].

Здесь стоит оговориться – жандармская полиция уже несколько лет как перестала подчиняться МПС, и потому ее действия нередко шли вразрез с интересами железнодорожного ведомства. В 1866 г., после первого покушения на императора, П. А. Шувалов назначил жандармских нижних чинов и офицера на Царскосельскую и Петергофскую железные дороги. Жандармы, которых прежде не было на указанных линиях, сделались телохранителями императора на время пребывания его на станциях. При этом П.А. Шувалов не подчинил жандармов инспекциям указанных частных железных дорог, на которых лежало полицейское наблюдение за деятельностью правлений, и не уведомил о своих действиях министра путей сообщения П.П. Мельникова[304]304
  Дельвиг А. И. Полвека русской жизни. С. 783.


[Закрыть]. Этим шагом он решил вывести все полицейские управления при железных дорогах (впервые возникшие в 1861 г.) из ведения МПС и полностью подчинить их себе. Что двигало П.А. Шуваловым? По мнению юриста А. Ф. Кони, «несмотря на всю свою грозную и мрачную силу» III отделение «не имело прочных корней и. могло быть уничтожено одним росчерком пера, поэтому Шувалов задался мыслью привить свое ведомство к прочным учреждениям, без существования которых немыслимо никакое общество в современных условиях цивилизации»[305]305
  Кони А. Ф. Избранное. М.: Сов. Россия, 1989. С. 86.


[Закрыть]. Несомненно, железнодорожная полиция при МПС относилась к таковым.