Текст книги "Обратная сторона. Том 1"

Сьюзен посмотрела на часы и, тяжело вздохнув, сказала Луизе, что скоро начнется ее ночная смена.

– Просто возмутительно! – вспылила Луиза. – Работать после двенадцати! Вы что, собрались заполонить своей пластмассой весь мир?!

– Весь мир? – Сьюзен поджала губы и покачала головой. – Не так глобально, – заверила она свою новую подругу и поднялась из-за стола.

На улице было прохладно и свежо, поэтому Сьюзен решила дойти до «А-синтез» пешком. Маленький городок был тихим, и после Чикаго, где она с детства привыкла опасаться темных подворотен и неосвещенных улиц, Сьюзен впервые в жизни перестала бояться ходить ночью. Охранник в проходной зевнул и устало махнул рукой, показывая Сьюзен, что она может пройти. Проверять пропуск не имело смысла. Он и так знал, кто она – еще одна бедолага, обреченная работать в эту тихую ночь.

– Доброй ночи, мисс Чесс, – охранник добродушно улыбнулся.

– Доброй ночи, Ральф, – сказала Сьюзен, надеясь, что запомнила правильно имя. Судя по улыбке охранника, которая стала еще шире, ошибки не было.

«А он неплох», – подумала Сьюзен, оборачиваясь напоследок, чтобы посмотреть на охранника. Он провожал ее сонным взглядом, и она сокрушенно вздохнула, понимая, что ни один роман с подчиненным еще никому не принес добра. Значит, Арон Чесс сохранит шансы на примирение. Теоретические шансы. Других у него нет. Теперь Сьюзен не сомневалась в этом. Если раньше и были мысли простить его, то сейчас, после знакомства с Луизой, от них не осталось и следа. Они просто устали друг от друга. И неважно, в чем была истинная причина развода. Главное – нити, связывавшие их прежде, разорвались, и ничто не сможет вернуть все назад. А пытаться не замечать пролегшей между ними пропасти – это лишь мучить себя. «Нет, Арон. На этот раз между нами действительно все кончено, и ни одно твое письмо не возымеет результата».

Сьюзен невольно отметила, что еще месяц назад, когда она заболела гриппом и лежала в своей кровати, она ждала, что Арон приедет к ней и лично попросит прощения. Разве не достойным это стало бы поводом, чтобы простить его? Он доказал бы ей, что любит ее. Любит любую. Но Арон не приехал. Лишь прислал очередное письмо. А потом Тони Макговерн нашел-таки вакцину, и от гриппа не осталось и следа.

Сьюзен поднялась на лифте на этаж, отведенный проживающему на фабрике персоналу, и закрылась в своей комнате. Переодевшись, она спустилась в отдел очистки и сменила за пультом Гарольда Парсека, гения из Нью-Йорка, который приехал в Форестривер ради того, чтобы воплотить свои теории в жизнь.

– Никакой личной жизни? – улыбнулась ему Сьюзен. Он тяжело вздохнул и согласно кивнул головой.

Насосы загудели, перекачивая новую порцию очищенной воды, используемой в производстве в качестве растворителя. Отходы побежали по необъятным трубам, отправляясь в местные реки. Клапан перегрузки открылся, выплюнув черную слизь. Исходивший от нее запах был едва уловим, но тем не менее с тех пор, как открылась фабрика, птицы стали слетаться сюда, как стервятники, почуявшие близкую смерть будущей жертвы. Сьюзен убедилась, что вокруг никого нет, и включила диктофон.

– Использование меди в качестве катализатора и воды как растворителя не является новым, но изменение процесса расщепления атома…. – начала она начитывать для очередной главы в своей книге, но тут же замолчала, увидев, как жирный голубь забился в предсмертной судороге. Десяток его сородичей суетливо заворковали, распушили загривки и неожиданно набросились на умирающего собрата, разрывая его своими безобидными клювами. – Господи! – выдохнула Сьюзен.

Яркая кровь смешивалась с черной слизью, выбрасываемой из труб. Покончив с умирающим собратом, голуби, раззадоренные убийством, словно акулы запахом крови, накинулись друг на друга. Трясущимися руками Сьюзен достала мобильный телефон и включила видеозапись. Тони Макговерн должен увидеть это. Увидеть и объяснить. Он умный. У него есть ответы на все.

В этот момент, наблюдая, как птицы убивают друг друга, Сьюзен почему-то подумала, что если в «А-синтез» и есть человек, ради которого стоит нарушить правило не заводить служебных романов, то это Макговерн. И почему она никогда прежде не пыталась узнать о его личной жизни? Сколько ему было лет? Сорок? Сорок пять? А семья? Жена? Дети? Есть ли они у него? Живет ли он с ними?

Сьюзен вспомнила пару порядочных мужчин, в которых была готова влюбиться в Пенсильвании, пока не узнала о том, что они не интересуются женщинами. Похож ли на них Макговерн? Кажется, нет.

Она оставила рабочее место и поднялась в лифте на жилой этаж. Комната Макговерна находилась в конце коридора, и Сьюзен буквально ворвалась в его жилище, распахнув незакрытую дверь. Макговерн лежал в кровати, испуганно натягивая к подбородку голубое одеяло.

– Ты должен это видеть! – затараторила Сьюзен. – Просто обязан! – она включила сделанную запись и сунула телефон Макговерну прямо под нос. Из-под голубого одеяла появилась его рука. Он близоруко прищурился, отыскал на прикроватной тумбе очки и только потом соизволил посмотреть запись.

– Что это? – удивленно спросил Макговерн. Он сел в кровати, и Сьюзен увидела его бледную, худую грудь, покрытую густыми черными волосами.

– Это…. Это… – она заставила себя смотреть ему в глаза. – Это случилось сегодня в отделе очистки.

– Вот как? – Макговерн поднялся.

Сон, казалось, только сейчас отпустил его из своих объятий, позволяя рационально смотреть на мир. Он взял со стула штаны и натянул их поверх больших трусов, затем надел рубашку. Сьюзен сокрушенно вздохнула, жалея, что больше, возможно, никогда не увидит его без одежды.

Когда они спустились на лифте вниз, то птиц стало еще больше. К голубям добавились сойки, вороны, даже две совы, которые недовольно ухали, пялились на собратьев большими глазами. В темном небе было слышно, как хлопают сотни крыльев.

– Господи, – выдохнул Макговерн. Он открыл дверь и вышел во двор. Птицы затихли, повернули головы и посмотрели на незнакомца. – Кыш! – крикнул Макговерн, взмахнув руками. Птицы не двигались. – Пошли прочь!

– Тони! – Сьюзен вышла следом за ним и теперь стояла рядом запрокинув голову, вглядываясь в ночное небо. Десятки птиц кружили так низко, что происходящее начинало напоминать кошмарный сон. – Тони, я думаю нам лучше уйти. – Сьюзен взвизгнула, почувствовав, как черная ворона пролетела так близко, что ее окатила холодная струя ветра, рожденная крыльями. – Тони!

Сьюзен закрыла руками голову. Птицы падали с неба, метясь клювами в их лица. Сьюзен упала на колени. Боль обожгла тело десятком полученных ран. Она что-то бессознательно кричала. Макговерн слышал ее голос, но сам боялся открывать глаза. На ощупь он отыскал Сьюзен в этой безумной птичьей атаке и потащил в спасительное укрытие. Дверь закрылась, сохранив на своей белой ручке кровь из расцарапанной ладони Макговерна.

Оставшись без незнакомцев, птицы утратили единство. Сначала один их вид начал нападать на другой, затем, когда в круговороте смерти различия потеряли значение, они набросились на самых сильных. Первой погибла сова, за ней вороны. Писк стоял такой сильный, что разбудил жильцов жилого этажа, окна которых выходили во двор. Когда наступило утро, жители Форестривер стали собираться возле стен фабрики, привлеченные небывалом зрелищем – сотни, тысячи птиц кружили над «А-синтез», то и дело пикируя вниз с пронзительным писком. Все это было похоже на чудовищную черную тучу, нависшую над городом.

– Поднимайся! – крикнул Дэйвид, заглянув в комнату сестры. – Ты должна это видеть!

– Видеть? – Луиза кашлянула и потрогала рукой вспотевший лоб. – Кажется, у меня температура, – она облизнула сухие губы. В горле першило.

Брат вошел в комнату и сбивчиво начал рассказывать о птицах, затем замолчал, нахмурился.

– Ты что, беременна? – спросил он первое, что пришло в голову.

– Беременна? – Луиза вымученно рассмеялась.

– Если это сделал Рег… – Дэйвид сжал кулаки.

– Дэйвид! – одернула его сестра. – У меня просто температура. Понимаешь? Ты что, никогда сам не болел?

– Болел, конечно, просто… – он замолчал. Подошел к ней и приложил ладонь к ее лбу. – Горячий.

– Вот именно, – Луиза съежилась под одеялом. – И Рег здесь совершенно ни при чем, – решила добавить она.

Дэйвид ушел, пообещав вернуться с доктором. Он ехал в своем старом пикапе и невольно поворачивал голову в сторону фабрики, чтобы посмотреть на птиц. Кажется, за последний час их стало еще больше.

В местной больнице доктор Илай Дэй выслушал его и пообещал, что навестит его сестру после обеда. В свои шестьдесят восемь он помнил почти каждого молодого жителя Форестривер. Некоторых он приводил в этот мир лично, некоторых просто лечил. Луиза относилась к первым.

Проверив медицинский саквояж, Дэй пообедал и вышел на улицу. Птицы, которые взбудоражили весь город, еще кружили над фабрикой, но теперь их стало чуть меньше, чем утром. Никто кроме работников «А-синтез» не видел, но весь двор был завален маленькими окровавленными трупиками пернатых, и с каждым новым часом их становилось все больше и больше. Несколько из них Макговерн, рискуя снова стать атакованным, подобрал и теперь исследовал в своей лаборатории.

– Ничего. Никаких отклонений, – сказал он Сьюзен, которая не отходила от него с того момента, как их атаковали птицы.

– Тогда какого черта они делают?! – она подошла к окну, вглядываясь в черное небо. Птичья война не собиралась прекращаться, подпитываемая все новыми и новыми добровольцами.

Доктор Илай Дэй осмотрел Луизу и сказал, что будет лучше, если она отправится с ним в больницу.

– Может быть, у меня грипп? – предположила она, когда они проезжали мимо фабрики, небо над которой было усеяно птицами. – Моя подруга, Сьюзен Чесс из «А-синтеза», недавно переболела гриппом.

– Подруга? – доктор Дэй нахмурил кустистые брови. – Все возможно, – уклончиво сказал он, но, как только они оказались в больнице, сосредоточил все свое внимание на выявлении симптомов гриппа.

К вечеру состояние Луизы ухудшилось. Брат, встревоженный не на шутку поведением птиц, пришел навестить ее, намереваясь рассказать о том, что случилось за день, увидел сестру в кровати и долго разговаривал с доктором Дэем о том, какие лекарства нужны, чтобы поставить Луизу на ноги.

– Пока никаких, – покачал седой головой доктор Дэй. – Все нужное имеется здесь, а для того, чтобы использовать другие вакцины, необходимо точно знать, какую разновидность гриппа мы собираемся лечить.

Дэйвид ушел, стараясь не думать о птицах. Птицы и сестра – слишком много странностей для одного человека, жизнь которого течет медленно и неторопливо.

Взяв пиво, он устроился недалеко от фабрики, наблюдая за птичьей войной. «Когда-нибудь добровольцы кончатся», – решил он, видя, как нещадно пернатые уничтожают друг друга. Он оказался прав.

Три дня спустя птичья туча, нависшая над «А-синтез», поредела, а еще через два не осталось ни одного маленького бойца, готового впиться своим крохотным клювом в тело собрата. Рабочие, недовольно переговариваясь и постоянно с опаской поглядывая на небо, вышли во двор, заваленный телами пернатых. Кажется, безумие закончилось, или же попросту не осталось больше тех, кто мог поддержать его.

Дэйвид и Рег, выслушав рассказ Стивена Крампа о том, как много пришлось убрать мертвых птиц, выехали в лес и решили проверить свою догадку. Ничего. Ни одного пернатого не поджидало их в чаще, несмотря на то что раньше от них здесь отбоя не было.

– Думаешь, это из-за фабрики? – спросил Дэйвид своего друга. Стивен пожал плечами.

– Я могу говорить только о том, что видел. А видел я достаточно, – Стивен Крамп закурил. – Хватит с меня. Ноги моей больше не будет там.

Он был одним из немногих местных жителей, кому нашлась работа в «А-синтез». Особую зависть друзей вызывала оплата его труда. Никто еще в этом богом забытом городе не мог похвастаться такими суммами. И вот теперь он заявляет, что уходит, оставляет золотую жилу.

– Думаю, ты что-то недоговариваешь, – сказал ему Дэйвид Маккоун.

Крамп долго молчал, затем все-таки решился и рассказал о вирусе гриппа, которым переболели бы все сотрудники «А-синтез», не получи они вовремя вакцину Макговерна.

– Говорю тебе, – Крамп откупорил еще одну бутылку пива, – с этой фабрикой что-то не так. – Он вспомнил подписанные бумаги о неразглашении всего, что рабочие видят в стенах фабрики, и почувствовал себя настоящим героем. – Какого черта?! Я все равно увольняюсь! Бегу оттуда! И плевать мне на деньги!

Глава третья

Отель «Форестривер». Хэлстон повернулся на правый бок и попытался заставить себя не слушать детский плачь, доносившийся из соседнего номера. «Из чего здесь сделаны стены? – возмущенно думал он. – Из бумаги?»

Даяна заснула и начала тихо посапывать. Ребенок, развивающийся в ее теле, пока еще был слишком мал, чтобы беременность смогли заметить посторонние, но осознание того, что скоро он станет отцом, придавало Хэлстону уверенность, что он вынесет любые невзгоды. Любил ли он мать своего будущего ребенка? Несомненно. Верил ли, что она любит его? Возможно. Обычно Хэлстон не задавался подобными вопросами, но в эту ночь они назойливо лезли в голову. Даже Деби, дочь Даяны от первого брака, как никогда начала казаться чем-то важным, словно без нее семейная жизнь будет недостаточно полной. Да, Деби как раз и приносила в их отношения ту самую пряность, без которой можно заскучать и начать киснуть.

Она всегда напоминала Хэлстону о бывшем муже Даяны – иногда случайно спрашивая, придет ли отец, иногда специально – резкими заявлениями, что если ее просьба не будет удовлетворена, то завтра же она обратится с этим к Данинджеру.

Особенно оживляли Хэлстона оговорки Даяны. Услышать вместо своего имени имя ее бывшего мужа. Она стоит и продолжает что-то от него требовать, словно ничего и не случилось, а потом нетерпеливо отмахивается и говорит, что это ничего не значит. Сейчас не значит.

Иногда Хэлстон начинал жалеть, что у него нет жены, с которой он когда-то развелся и теперь имеет право брать на выходные своего ребенка, а лучше детей – двойню. Почему бы и нет? На его взгляд, это тоже была бы неплохая пряность, чтобы развеять скуку. Что плохого в том, если постоянно напоминать близкому человеку, что всегда есть кто-то еще?

Когда-то в молодости у него была девушка, о которой он мог бы рассказать Даяне, но та история закончилась полным крахом, поэтому Хэлстон молчал. Милая девочка обратилась в мегеру, утратив свое очарование в тот день, когда сообщила Хэлстону, что избавилась от нежеланного ребенка. Их ребенка. Тогда он решил, что это ничего не значит – они молоды и у них впереди целая жизнь, но обида осталась. Она разрасталась осознанием того, что его ребенок пришелся не по душе этой девушке. Она не захотела вынашивать его в своем теле. Не пожелала видеть в своих детях гены мужчины, которому клялась в любви.

Может быть, в действительности мысли Хэлстона и выглядели не так критично, но в эту ночь он невольно начинал перегибать палку, желая, чтобы она наконец-то сломалась, позволив ему оставить все это в прошлом. Даяна другая. Даяна лучше. Он любит ее, а она любит его ребенка, который развивается в ней, растет, набирает силу, чтобы в недалеком будущем прийти в этот мир.

Хэлстон невольно представил на своем месте Уэла Данинджера. Что чувствовал он, когда Даяна вынашивала Деби – его ребенка? Был ли взволнован? Хотел ли оберегать мать своего будущего ребенка? Или же он был слишком молод? Да, пожалуй, слишком молод. Хотя беспечность и безразличие сквозят в нем и до сих пор. Холодный и расчетливый.

Иногда Хэлстон невольно начинал искать сходство между Данинджером и Даяной. Наверное, несмотря на всю предвзятость, большинство доводов были в пользу того, что они похожи. Не как брат с сестрой, нет. Они не имели общих родителей и общее детство. Скорее, похожи, как две реки, текущие в разных уголках света. У них разные источники и разные люди берут из них воду, но они похожи в своей монолитной мощи, уверенности, нерушимости. Но попробуйте объединить их, и одна река, несомненно, поглотит другую, а если это не получится сделать, то они снова станут течь порознь. Как и в этом случае. Слишком похожие, чтобы находить счастье в совместном времяпровождении. Слишком независимые и самовлюбленные, чтобы быть вместе дольше, чем на одну ночь.

Последний факт не был аллегорией. В постели Даяна и Данинджер действительно находили ту идиллию, которой так и не смогли добиться в совместном досуге. Хэлстон старался не думать об этом, но факт оставался фактом, и он иногда невольно начинал приглядываться к будущей жене, пытаясь понять, не сравнивает ли она его с Данинджером. Не пытается ли представить бывшего мужа на месте будущего?

Хэлстон открыл глаза, прогоняя ненужные сомнения и тревоги. Где-то на улице заурчала подъехавшая к отелю машина. Яркий свет фар ударил в окна, разрезая темноту.

Дэйвид Маккоун выбрался из пикапа. Увидел ожидавшего их на пороге канторы управляющего Генри Уиллера и вопросительно развел руками, нетерпеливо дожидаясь, когда Уиллер укажет ему, в каком номере остановились гости. Уиллер на секунду задумался, пытаясь сделать выбор между Даяной Кросс и Джефри Хэлстоном, которые остановились вместе, и Уэлом Данинджером, снявшим номер на одного. Последний ему нравился меньше, чем пара Кросс – Хэлстон. Поэтому, поразмыслив, с кем из них будет лучше разговаривать о пикете у стен «А-синтеза», он сделал выбор в пользу Кросс – Хэлстон. Искривленный артритом палец вытянулся в сторону номера с цифрой девять на белой двери.

Маккоун кивнул и поднялся по деревянным ступеням. Рег Белинджер и Кевин Лордс шли следом. Белинджер – высокий, крепкий. Лордс – маленький, щуплый. И как золотая середина – Маккоун. Когда из Бостона вернулась Луиза, Кевин Лордс, после того как Рег потерпел свое первое фиаско, пытался ухаживать за сестрой друга, но так ничего и не добился. В результате она стала представляться ему чем-то недостижимым, в компании с кем так сложно разговаривать и подбирать слова, чтобы не быть порицаемым за брань или недальновидность. «Как странно большой город и учеба может изменить человека», – думал он. Они выросли в одном городе, их семьи дружили, но теперь, казалось, между ними лежит целая пропасть. В результате Лордс отступил, и Регу Белинджеру достались все лавры.

Лордс достал сигарету и, чиркнув зажигалкой, прикурил. Боялся ли он этого ночного визита к неизвестным ему людям, которые приехали, очевидно, чтобы снять пикет и убедить жителей Форестривер, что фабрика не приносит им вред? Нет. Лордс вообще обычно говорил, что ничего не боится. Несмотря на его тридцать в нем еще осталось что-то от ребенка. Даже воображение, которое разыгралось так сильно после рассказа Стивена Крампа о том, как птицы убивали друг друга, что он несколько ночей подряд не мог заснуть, чувствуя прячущуюся в темных углах опасность. Город в опасности. Городу нужна помощь. Его городу, где он знает, кажется, каждое лицо, каждого жителя.

Маккоун громко постучал в белую дверь. Лордс прижался плечом к стене, стараясь не выдать свое волнение. Воображение снова включилось. Опасность. Опасность за белой дверью! Что ждет их в эту ночь? Неужели фабрика, способная свести с ума птиц, заставив убивать друг друга, призовет на помощь обыкновенных людей, на которых можно повлиять словами? Конечно, нет.

Лордс затаил дыхание, услышав, как в номере кто-то открыл задвижку. Дверь распахнулась. На пороге стоял высокий (хотя для Лордса почти все люди казались либо просто высокими, либо очень высокими) мужчина. На нем был надет строгий черный костюм и белая рубашка. Черные ботинки блестели в слабом свете одинокого уличного фонаря. «Он что, совсем не спит? – подумал Лордс. – Или же знал, что мы придем? А может, он просто привык быстро одеваться?» Лордс затянулся сигаретой и выдохнул дым в сторону чужака. Вот так было уже лучше. Страх отступает, если не пытаться отсидеться. Нужно всегда выходить вперед.

– Чем обязан? – спросил Хэлстон, вышел из номера и прикрыл за собой дверь, чтобы не разбудить Даяну.

Странная троица, выстроившаяся по росту, мерила его недобрыми взглядами. Они молчали, и Хэлстон молчал вместе с ними, решив, что задал все необходимые вопросы. Лордс снова затянулся сигаретой и сделал шаг вперед.

– Зря вы приехали, – сказал он, чувствуя за плечами поддержку Маккоуна и Белинджера. – Думаете, вам удастся убедить нас снять пикеты и оставить эту проклятую фабрику в своем городе? Черта лысого! – он натянуто рассмеялся, желая произвести эффект, что он лихой парень, для которого не существует слова «страх». – Собирайте вещи и уезжайте в Нью-Йорк, Чикаго или откуда вы там? И передайте тем, кто вас нанял, что понадобится кто-то более решительный, чем пара таких неудачников в начищенных ботинках!

Лордс замолчал, подумав, что насчет более решительных людей он, пожалуй, перегнул. Незнакомец убрал руку в карман, и Лордс подумал, что сейчас увидит оружие, нацеленное ему в грудь, но вместо этого перед его глазами появилось удостоверение агента ФБР.

– Джефри Хэлстон, – прочитал Лордс и обернулся к друзьям, признавая, что сбит с толку.

Белинджер прищурился, изучая удостоверение. «ФБР? – растерянно думал он. – Какого черта ФБР забыло здесь?» Белинджер откашлялся, переводя взгляд с удостоверения в руках Хэлстона на его лицо и обратно, но так и не нашелся, что сказать. Лишь пожал плечами.

– Женщина, которая приехала с вами, тоже из ФБР? – спросил Маккоун, понимая, что кто-то должен, просто обязан взять на себя инициативу и продолжить разговор. Хэлстон медленно кивнул, подтверждая догадку. – А мужчина?

– Юрист. – Хэлстон почему-то подумал, что тень Данинджера, возможно, всю жизнь будет следовать неустанно рядом. Даже сейчас, в эту ночь, когда ничто не должно было напоминать о нем, он снова мелькал перед глазами.

– Зачем вам юрист? – растерянно спросил Маккоун, пытаясь придать своему лицу более дружественное выражение. – Вы что, хотите подать на нас в суд?

– На вас? – Хэлстон нахмурился, пытаясь интуитивно понять, с кем разговаривает. – Вы работаете в «А-синтез»? – он увидел, как поморщился Маккоун, и убедился в правильности своей догадки – перед ним был один из пикетчиков, один из недовольных жителей этого маленького городка, решивший взять на себя роль лидера. – Очень жаль, – теперь Хэлстон осознанно делал акцент на несостоятельность своего собеседника. – Нам нужно задать пару вопросов, но если вы не сотрудник «А-синтез»…

– Нам тоже есть что рассказать, – вступился в разговор Рег Белинджер. – Наш друг работал на фабрике, но после случая с птицами уволился.

– Друг? – Хэлстон с досадой подумал, что уснуть в эту ночь ему, возможно, не удастся, но затем вспомнил плачь ребенка за стенкой и решил, что разговор с первым свидетелем – не самое плохое из того, что может случиться в моменты бессонницы, особенно если сравнивать с тем, какие мысли приходят порой в голову. – Могу я узнать, как зовут вашего друга?

– Стивен, – сказал Маккоун. – Стивен Крамп, – он ухмыльнулся, решив, что удача повернулась к ним лицом и теперь они имеют хорошую возможность расположить к себе агентов, благодаря тому, что станут первыми, кто расскажет им о том, что происходит в городе. – Хотите поговорить с ним?

– Сейчас? – Хэлстон посмотрел на часы. – Или я запутался в часовых поясах, или сейчас почти полночь.

– Он не спит, – заверил его Маккоун, мысленно возвращаясь к кострам возле фабрики и собравшимся вокруг них людям.

– Хорошо, – Хэлстон окинул троицу прямым, открытым взглядом. – Дайте мне одну минуту, – он убрал во внутренний карман пиджака удостоверение, возымевшие магическое действие на жителей этого захолустья, и вернулся в номер, закрыв за собой дверь.

Даяна еще спала. Она вообще могла спать, не обращая ни на что внимания. Хэлстон вырвал из записной книжки листок, написал, что отправился на встречу со Стивеном Крампом, и положил записку на прикроватную тумбу. Продолжая спать, Даяна сложила губы бантиком, словно посылая ему воздушный поцелуй.

– Езжайте впереди, – сказал Хэлстон, выйдя на улицу, заранее решив, что поедет на «Шевроле».

– А как же остальные? – спросил Лордс, заподозрив подвох.

– Остальные останутся здесь, – Хэлстон посмотрел на темные окна отеля.

Один его пожилой друг как-то сказал: «Никогда не оставляйте бывших супругов наедине». Что ж, сейчас он пренебрегает этим советом. Да и есть ли смысл бояться того, что рано или поздно все равно случится, если участники решат, что так должно быть. А если нет, то хуже от этого никому не станет. Тем более сейчас, когда Даяна вынашивает его ребенка. Что значит глупая ревность в сравнении с тем, что скоро в мир придет частица его самого, которая продолжит его жизнь в этом суетном мире?

– Ты доверяешь им? – спросил Лордс Маккоуна, когда они забрались в пикап.

– Ну ты же видел удостоверение.

– И что? Разве его нельзя подделать?

– А то, как они выглядят? Разве тебе этого недостаточно? Разве они не похожи на федов?

– Только один, – оживился Лордс. – Остальных-то мы не видели.

– Это верно, – подхватил Рег Белинджер.

– Сейчас же ночь, тупица! – презрительно скривился Маккоун. – Думаешь, если они агенты, то и спать не должны?!

Он вильнул по дороге, объезжая вынырнувшую из темноты кошку. Следовавшее за ними «Шевроле» снизило скорость и осторожно повторило вираж. «Хорошо, что я не взял с собой Даяну», – подумал Хэлстон, пытаясь представить, что его ждет, когда они доберутся до фабрики. Разгневанные толпы иногда бывают крайне неуправляемыми, и стоит дать слабину, как они тут же затопчут тебя, излив на неповинную голову весь свой праведный гнев.

Он снова прокрутил в голове все, что рассказала Даяна: вспышка гриппа, исчезновение птиц…. Что ж, в средние века убивали и за меньшее. Люди всегда боятся того, что не могут понять, что не подчиняется законам их ограниченного мира.

Троица, за пикапом которой ехал Хэлстон, не нравилась ему, внушая недоверие и готовность принять все, что они могут выкинуть. Неожиданно ему представился оставшийся позади отель Форестривера. Какая бы кошка ни пробежала между ним и Данинджером, но если и доверять кому-то заботу о Даяне, то уж пусть это будет бывший муж, пусть будет тот, в ком он уверен. Какими бы отрицательными качествами ни обладал Данинджер, но в случае чего он не струсит, не запаникует. Если нужно действовать, то он, пожалуй, даст фору большинству из тех, кого знал Хэлстон. Пусть эти действия не всегда и были верными, но, как говорится, лучше делать хоть что-то, чем бездействовать.

Пару раз, когда ФБР прибегало к услугам Данинджера, Хэлстон видел его в суде. Пожалуй, Даяна была права: став юристом, Данинджер принес миру пользы больше, чем, если бы стал агентом ФБР. Уверенный, изворотливый, хитрый как лис. Мог ли доверять ему Хэлстон, оставляя с Даяной? Конечно, нет, но теперь речь шла не только о женщине. Теперь был еще ребенок, а это меняло очень многое.

Хэлстон невольно отметил, что дорога становится более ровной. Он въезжал в центр Форестривера, ведомый красными габаритными огнями старого пикапа. Деревянная церковь, выкрашенная в белый цвет, выглядела в темноте зловеще, возвращая детские страхи и фантазии. Дальше, вдоль главной улицы, выстроились несколько небольших магазинчиков, двухэтажный универсам, парикмахерская, бар с яркой неоновой вывеской «У Джо». Последний был, пожалуй, самым заметным из всего, что увидел Хэлстон.

Пикап вереди притормозил на перекрестке и свернул направо. Взору открылись миниатюрные домики, больше напоминающие декорации голливудского фильма о рабочем городе, чем настоящие жилые дома. Хэлстон вглядывался в их контуры, пытаясь определить цвет. Скорее всего, жители здесь следовали обычаям, когда каждая семья гордится тем, что их дом на протяжении многих поколений сохраняет свой единственный цвет. Желтый, зеленый, белый, голубой – неважно. Главным было, что так эти дома красили их отцы, а до отцов деды. И никто уже не помнил, почему прародитель выбрал этот цвет.

Хэлстон прибавил скорость, не желая отставать от пикапа. Машины повернули еще раз и выехали на дорогу, ведущую к фабрике «А-синтез». Горящие костры осветили пикетчиков. Десяток палаток напомнил Хэлстону кемпинг в Аризоне, где он лет пятнадцать назад провел пару бессонных ночей с незнакомкой по имени Дафна.

Девушка была странной, словно дети цветов еще бродили по улицам, желая всем добра и любви. Девушка из прошлого. Годов из шестидесятых. Кажется, у нее с собой был пакетик марихуаны, и когда от трезвого рассудка не оставалось и следа, она бегала нагишом по залитой лунным светом поляне, заливаясь смехом и умоляя Хэлстона поймать ее. В теплых объятиях Дафны он и стал мужчиной. Ждал этого с каким-то трепетным восторгом, а когда это случилось, понял, что ничего не изменилось. Он не стал мужественнее, чем был. Не стал думать иначе. Даже тело его не стало более крепким и волосатым, чем до этого. Джефри Хэлстон остался Джефри Хэлстоном – мальчишкой пятнадцати лет, опыт которого пополнился еще одним событием.

Сейчас, узнав о беременности Даяны, он снова подумал, что, возможно, именно ребенок сможет изменить его. Как первый выстрел в живую мишень, о котором ему рассказывал инструктор в академии ФБР.

Хэлстон остановил «Шевроле» рядом с пикапом и вышел из машины.

– Стивен! – заорал Маккоун. – Стивен Крамп! – он заглянул в ближайшую палатку.

Хэлстон прислушался. Ничего. Ни единого звука.

– Впечатляет? – спросил Кевин Лордс с какой-то крысиной гримасой ехидства.

Хэлстон обернулся, окинул его внимательным взглядом и решил, что лучше будет промолчать.

– Если вы приехали сюда не для того, чтобы поддержать нас, то у вас будут большие проблемы, – заверил его Лордс, чувствуя, что начинает обретать контроль над ситуацией.

Хэлстон шагнул к нему, заставив попятиться. Главная дорога была перекрыта поваленным деревом, преграждая выход из ворот фабрики. «Не хватает только осадных орудий», – подумал Хэлстон.

За одним из костров кто-то разбил пустую пивную бутылку. Толстяк в джинсах и безрукавке рыгнул и зашелся громким смехом.

– Эй, Лари! – проорал он, подходя к палатке. – Поднимайся! Твоя очередь дежурить!

– Дежурить? – спросил Хэлстон. Лордс снова улыбнулся.

– Вначале мы расходились по ночам домой, а утром возвращались, обнаруживая, что баррикады разобраны и партия груженых тягачей покинула фабрику, – он снова улыбнулся. – Но мы это быстро исправили. А тех, кто рискнул выйти оттуда и убрать дерево, убедили, что лучше этого не делать.

– Надеюсь, никто не погиб? – Хэлстон подумал, что ситуация явно вышла из-под контроля.