Текст книги "Хиппи в СССР 1983-1988. Мои похождения и были"

Гауя, Ставрополь

В Москве я оставался недолго. Из столицы все разъехались. Хорошая погода и тяга к тусовкам потянули опять в дальние края. Поехал на Гаую безлюдной Волоколамской трассой. Встретил у Сася (сейчас Александр Дормидонтов – бывший депутат эстонского сейма и кавалер ордена Почетного легиона Франции!) дома под Таллином Мишу Безелянского, с которым только что расстался в Москве. Он говорил про какую-то девочку из Ставрополя на Гауе. Эту девочку, Иру Кнопку (Фролову), я там и встретил, и даже приютил в ее же палатке всеми отвергаемую Сюзанну Мэм (впоследствии она отблагодарила меня тем, что вписывала в Питере то с моей первой женой, то со второй)… Между прочим, Сась очень сочувственно отнесся к моему прежнему увлечению нумизматикой и надарил мне с полсотни монет независимой в 20-е и 30-е годы Прибалтики, большей частью мелких номиналов. Он сам собирал бумажные деньги, так называемые боны, или банкноты, которых у него скопилось такое количество, что он даже стал коллекцию заполнять по подписям управляющих и кассиров и по номерам серий, что сделало из обычной одной бумажки одного выпуска, как у всех, склады килограммовых пачек одного типа. Но более редкие банкноты у него были в больших старинных писцовых книгах, как в альбомах, проложенные их листами. В 90-е годы его ограбили, зная про эту коллекцию, и проломили голову, но Саша выжил. Кроме основного заработка, шитья штанов, которые в СССР были большим дефицитом, даже в Прибалтике, он занимался антиквариатом, забирал или покупал старые чемоданы с чердаков со всяким хламом, и однажды ему попалась даже картина Мясоедова, которую он продал то ли за 1500, то ли за 3500 рублей, что было огромной суммой в те времена.

Сась Дормидонтов

С Гауи через Москву я поехал навестить Кнопку в Ставрополь. Город с многочисленными частными домиками и вообще малоэтажный утопал в цветах, благоухал и производил впечатление райского уголка. Оттуда, между прочим, в Москву попал незадолго до описываемых событий Михаил Горбачев. Там по «ящику» увидел на трибунах Лужников, где проходил какой-то концерт, страшно волосатых иностранцев. Это был Фестиваль молодежи и студентов 1985 года[12]12
  XII Всемирный фестиваль молодежи и студентов проходил в Москве с 27 июля по 3 августа 1985 г.


[Закрыть], которого мы поначалу опасались, как очередного официозного комсомлятского мероприятия, так перед его началом зверствовали менты и психиатры, высылая из Москвы неугодных или сажая их в дурдома. Оказалось, что на фестиваль приехали не только ярые сторонники Совдепии, но и люди, которые ничего о комсомоле не слышали. Совку нужна была валюта, пропагандистская открытость и хоть какой-то праздник после стольких лет удушья, прошедших с Олимпиады. Сорвавшись от впавшей в «измену», то есть (в языке хиппи) депрессию, Иры, я погнал опять автостопом обратно в Москву.

От этого фестиваля все вроде бы бежали, как от чумы, зная, что власти одних попрятали в дурки, других посадили, третьих запугали или постригли. А тут не изнутри страны, так снаружи приехавшая молодежь показала свое разнообразие и полную несовковость! Туда нужно было срочно ехать!

Как ни странно, все-таки многие остались в летней Москве, огляделись, вылезли на улицы этого праздничного города и перезнакомились, осмелели и стали открыто и активно собираться.

Рассуждение 1. Система, рок

Вот я все думал: почему наше сообщество молодых и не очень людей, которые хипповали, мы сами называли Системой? Объяснений я слышал несколько. Не буду копаться, чтобы отыскивать цитаты.

Два обстоятельства подвигли меня на самостоятельное толкование. На самом деле не так важно, почему наши первые хиппи свое движение назвали странным для отвергающих любую системность людей словом «система», важно, что это именно системное сообщество в математическом смысле слова. То есть замкнутость этого малого множества в большом относительна, но упорядочена, перемещение субъектов извне внутрь и обратно вполне логично и подчиняется своим законам.

Теперь о других соображениях. Первое возникло после беседы с одной нашей эмигранткой-мамашей из Англии, которая очень жаловалась, что своим пятерым детям она не может там найти занятий всесторонних и системных после школы, чтобы дети максимально развивали свои способности, будь то спорт, математика, музыка или искусство. Нанимала, говорит, репетиторов, как в Союзе, а все выходило бессистемно и бестолково. Занятия спортом больше одного раза в неделю тоже найти сложно, поэтому все получается спустя рукава. Говорит, что только пара их знаменитых университетов что-то представляют из себя, но и то больше гонору, чем толку… Плюнула и отдала в посольскую российскую школу. Тетка, заметьте, не русская, еврейка из Латвии. Главное, чтобы толк был. А толк вырастает из системного подхода. Системный подход ввинчивать в мозги прогорклым нашим предкам, как нам поведал Карамзин, стал Петр Великий. С этим никто спорить не будет, хотя стóящие мировые достижения завозили на Русь массово еще при деде Ивана Грозного. И все системное образование и просвещение пришло с Запада. Науки, литература, гражданское и военное строительство, флот, бытовая культура и искусства. Почитайте воспоминания князя Щербатова о художественном процессе XIX – начала XX века, в котором он сам принимал деятельное участие и подталкивал российских художников следовать парижской, венской или мюнхенской моде. Вся медленно запрягающая российская история подводила к системности и преемственности с Запада. При этом не факт, что российская посольская школа что-то толковое сейчас может дать… То есть наши люди привыкли к системности и даже любую анархию упорядочивают и узаконивают своими внутренними конституциями, а без этого им жить некомфортно и не видно результатов.

Второй толчок к пониманию Системы дала карикатура, кажется Сергея Москалева, на поиски американскими хиппи кайфа через ЛСД и на наше скучненькое сидение на Пушке (Пушкинской площади).

Вроде бы на Западе должно было быть абсолютно свободно и клево по-настоящему, а у совков все по-совковому. Совок подошел даже тут системно в лице своих антисистемных, антисоветских по сути антиподов! Как именно, с какими требованиями писалось во всяких манифестах, мы с вами знаем, но вышло даже круче всего писанного, так крепенько, со своими канонами и сплоченненько, что никаким западным хиппи и не снилось. Впрочем, им так не особо и надо было, наверное. Правда и то, что сплоченненько наши и полегли, подсев на недобрую…

Для объяснения того, как было «у них» и как «у нас», приведу пару примеров о них. Я часто встречаю одного из первых парижских хиппи, Алана. Когда я его расспрашивал, как жили они, как вместе тусовались, он толком и ответить не может. Общего почти ничего и не было у них, никаких мест тусовок, вписок, легенд и мифов, героев и антигероев… Не знакомились даже толком друг с другом, не было принято. Так и жили все параллельно, не пересекаясь в настоящую дружбу и коллективную сплоченность, что в Париже, что в провинции. Ну срубят они тогда где-нибудь бабла, съездят в Сен-Тропе или пустятся в путешествие через всю Переднюю Азию в Индию и Непал. И все. Партнеры по путешествию, не более… Еще был один из бывших в 60–70-е хиппи на Монмартре, Бернар, который все малюсенькие поселки от Стамбула до самого Катманду помнил, а ни одного своего приятеля вспомнить не мог, потому как и не было их на самом деле. Очень вроде знающий человек, рассуждавший с толком о многом, но алкоголь, враг всего живого, его источил. Умер примерно в 2011-м.

Так у них никакой системы не было, и каждый практически в одиночку или с подругой и являл себя миру. Вроде вольность и прикольность и сейчас ходит по улицам с распущенным хайром и на концертах сидит, а чего-то им сильно не хватает. С ходу познакомиться, узнать, кто да что, угоститься чаем-пивом, предложить или попросить чего… В целом, общности, непосредственности нашей тогдашней и элементарного дружелюбия!

Кстати, старые хиппи (Пудель, например) рассказывают, что раньше, когда на тусовке появлялись новенькие, пионеры, как их называли, то их старались «разобрать» по уже устоявшимся кружкам, чтобы правильно «врубать» – давать книжки, манифесты, объяснять и поучать примером.

Хочу еще добавить важное соображение в «Три источника и три составляющие силы хиппизма»[13]13
  Отсылка к названию статьи В. И. Ленина «Три источника и три составных части марксизма» (1913).


[Закрыть], образно говоря. Про рок.

Я, как и вся молодежь того времени, отчаянно не мог слушать никакие отечественные песни – ни народные, ни эстрадные, вообще ничего на своем родном языке. Все казалось окрашенным совковостью, фальшью и пошлостью. То ли дело западная музыка! Вообще любая, от западных границ СССР! Начиная с поляков, чехов и югов наш восторг рос, рос и достигал апогея при желанных звуках английского языка. Но это уже классе в восьмом-девятом. А классе в шестом, помню, мы писали сочинение по музыке о «Битлз» преподавательнице, которая, наверное, им сочувствовала, и у меня выходило, что они просто бездари и ничтожества, притом что до этого мы и не слышали их нигде, а просто повторяли пропагандистские штампы из журнала «Крокодил». До этого я слушал старые шеллаковые пластинки родителей с Марио Ланцей и Робертино Лоретти. Зато через годик-другой, лет с четырнадцати, нас «пробивало» на слушание всего громкого: электрогитарного запила, барабанного грохота и голосового визга. После нескольких лет слушания всяких «Саббатов», «Перплов» и «Цеппелинов» как-то приходило озарение, что тихие, мелодичные песни этих же или просто более спокойных групп, как те же Ленноны с Маккартнями, все же приятнее для слуха. И сто раз на дню повторение пары-тройки самых-самых песен из порядком уже запиленного альбома любимой группы сменялось тихим журчанием какого-нибудь Дилана, Моррисона или скучненькой, примитивненькой, но такой спокойненькой «Лестницей в небо», а иногда даже Дассеном и оркестром Поля Мориа. Многие из советской молодежи к тому времени увлекались диско, как ритмически пригодной для энергичных танцев музыкой. Некоторые совки типа «Песняров» и «Голубых гитар» им немножко подражали и тоже слегка обзаводились хаерком и похожими концертными костюмами, но музыку они соорудить подобную не могли. А странно, ведь в СССР было, как оказалось впоследствии, множество прекрасных композиторов…

Впрочем, неважно, что именно слушали старшие школьники и студенты, кому что милее. Главное, что все эти западные музыканты были, как правило, сильно хайраты и тощи от злоупотреблений. Чего именно, мы не всегда знали. И сейчас не надо детям рассказывать, а то пойдут барабанить… Но многие уже от одной рок-музыки имели симпатии к волосатым, и когда воочию встречались с такими, у них замирало сердце – «ну вот же они!» Сознаюсь, я к возрасту 23 лет (времени рассказа) переел грохочущего рока, хотя и не стал великим по нему спецом, как многие. А сейчас из всего рока могу слушать несколько раз на дню Сюзи Кватро «She’s in love with you», которую в свое время пропустил мимо ушей, а теперь восхищаюсь и музыкой, и стихами.

На этой подростковой стадии многие так и остались. Уже и групп тех 100 лет как нет или собираются беззубыми ртами пошевелить под «фанеру» раз в десятилетие, и нового ничего нет от тех «производителей», а народ «слушает»… Заболевание какое-то специфическое музыкальное, видимо. Такое же примерно с любителями «классической музыки». 30–40 лет слушать постоянно одно и то же от 200 лет назад умерших композиторов, да еще млеть от знаменитых скрипачей или, того хуже, виолончелистов…

В общем, на мировые туры тех музыкантов и сейчас толпы валят. Потому как ребята, раз в жизни выдав хит про, например, дом какого-то там солнца, становятся, во-первых, небедными на всю жизнь за счет защиты авторских прав и, во-вторых, довольно востребованными до самой смерти как живые легенды.

А у нас Витя Цой, Кинчев и Гребенщиков, при огромной популярности, работали кочегарами, сторожами и дворниками, как мы с Поней, Шурупом, Сашей Локомотивом и даже иногда докторами наук без пяти минут… То есть про тебя уже фильмы снимают и ты «ждешь перемен», а тебе, с одной стороны, часть олды – «рок бывает только англоязычным», а с другой – в филармонию не берут, концерты проводить не разрешают, но трудоустройства требуют. Мы это часто между собой обсуждали.

Если бы востребованность Цоя или Гребня монетизировалась, как на Западе, они бы уже в годы перестройки катались на правительственных «ЗИЛ-117» с шоферами. Или даже на «Линкольнах»… Но это к Системе уже отношения не имеет. Может, так, как сложилось, и к лучшему…

Фестиваль молодежи и студентов 1985 года

Приехав из Ставрополя в Москву (это был третий день фестиваля), я первым делом попробовал обзвонить немногочисленных знакомых хиппей, но достал только Макса Левина, с которым договорился встретиться после его работы в Театре оперетты. Вышли на Стрит, и тут начали встречать народ, знакомый и не очень. Первыми попались Джуди с Анжелой Черной, потом Маша Большая, потом еще и еще. И каждый рассказывал, что много встречают волосатых на улицах, менты никого не винтят и не проверяют даже документы. Продвигаясь вверх и вниз по Стриту, как-то добрались до сквера перед Большим театром. Собирались там стихийно, а потом кто-то сказал, что вся круть в Парке культуры, куда мы и потопали дружной толпой.

У Грибоедова. Слева сидят Совдеп, Баптист, Джуди, снизу Матвей, крайний справа Малыш, третья слева от него Янка Тальвирская. 1986

Запись из моего пипл-бука 1988 года: «Фестиваль 1985 г. Я думаю, что это был пик радости, возбужденности и тусовочности. Нас не винтили. Я как раз приехал из Ставрополя, где не мог усидеть, когда увидел по ТВ волосатые физиономии на открытии. И вот мы с Максом Левиным вечером на Стриту, к нам подбегают герлы, тащат на “Квадрат” [Советская площадь, ныне Тверская], потом на площадь перед Музеем Ленина. Там толпа, совдеповские активисты и проститутки пляшут с неграми гопака. Волосатая братия тусуется среди плясунов и держится особняком. Для нас тогда был свой фестиваль – мы встречались друг с другом и узнавали других. Я тогда впервые увидел так много пипла сразу. Огромная тусовка собиралась в Парке культуры им. Горького, потом все испарялись и митинговались уже часов в 12 ночи у фонтана Большого театра. Никодим с Матвеем ходили только кругами вокруг иностранцев. Я был дня три с утра до ночи от “Джанга” [“Джалтаранга”] до Яшки».

Программу фестиваля никто из нас не знал, оповещения о ней я тоже нигде в публичных местах не обнаружил, поэтому питались циркулировавшими слухами (где, кто, что и когда) и метались с места на место, пытаясь попасть на интересные мероприятия. Но тусовались по-прежнему и на Чистопрудном, и на Гоголях, и на Стрите.

В Парке культуры им. Горького было шумно, многолюдно, шли какие-то концерты (кажется, только взлетевшая на небосклон популярности «Бригада С» в числе прочих), и на них присутствовало приличное количество волосатых и офенькованных людей. Но часто мы опаздывали и после бесплодных поисков легендарных групп и исполнителей решались вырулить куда-нибудь из парка. А так как вокруг было вавилонское столпотворение, то, чтобы не потеряться, мы брались за руки и такой километровой цепочкой, пританцовывая и извиваясь между прохожими, шли вперед, в центр, и оказывались обычно перед гостиницей «Метрополь» на только отстроенной площади со скамейками у памятника Якову Свердлову. Это место назвалось Яшкой по имени Свердлова, и пару лет там была тусовка.

Хотели поначалу остановиться у Большого театра, но говорили, что в позднее время там собираются только голубые, но так же, как и около Плешки (памятника героям Плевны), визуально никаких таких стремных персонажей я никогда там не замечал.

Из следующей пары дней, когда мы проделывали такие же десятки километров по Москве в сборах по крохам пипла, кульминационных моментов в моей памяти сохранилось два. Первый – это полный хиппарями троллейбус, горланящий песни и несущийся без остановок в час ночи. Получилось это так: еще на Яшке кто-то предложил податься к американскому клубу. Зачем, тем более в этот глухой час? Не могу вообразить. Но так как делать было все равно нечего, а там могло что-то быть, то все и ломанулись. У Большого театра застопили троллебас (бас для троллей?) и поехали. Водитель был страшно нам рад. Остановился только раз, подобрав кого-то, и этот кто-то был безмерно ошарашен такой необычной толпой. (Добавление от Ришелье, который отлично помнит этот троллейбус. Тогда он из вильнюсской тюрьмы, где сидел с уфимским Одуваном, приехал в последний день фестиваля и попал на Яшку, где Стив пел полублатные песни в белой маске. Оттуда – в троллейбус.

Так вот, Саша говорит, что в троллейбусе играл Владик Маугли на губной гармошке (вспоминается вроде, но потом он испарился из моей памяти вплоть до выставки Сольми в каком-то дворце культуры), Поня пел под гитару, и ему подыгрывал Крис. Было человек 30–40 хипни. Саша помнит там Леню Волкова, в дальнейшем специалиста по канцерологии (у него старшая сестра была знатная хиппица, поэтому он с детства общался дома на Пироговке с уймой олдовой волосни). Водитель специально для нас изменил маршрут и даже переставил дугу на другую линию (кроме нас, в троллейбусе все равно никого не было). Вошел офицер милиции в форме и спросил водителя, идет ли машина до нужной ему остановки. Водитель в угаре от нас сказал, что маршрут изменен. Мент сошел на следующей. Но потом пипл раздухарился и стал в микрофон петь песни, на это водитель обиделся и высадил нас.

Леонид Волков. Мой рисунок

Дальше мы пошли пешком и, проходя через длинный подземный переход, стали орать хором: «Мы не будем воевать!» и даже что-то про Афган. Народ в переходе, а потом и на улице стал присоединяться к нам, и в результате к посольству вышла толпа человек в 200, из которой хиппи была одна пятая часть. Рядом на мостовой откуда-то взялись белые «Волги», из которых выскочили «силовики» и попытались кого-то винтить. Мы на них орали и взялись цепью под руки так, что те никак оторвать друг от друга нас не могли. Но в какой-то момент Стив, шедший рядом с Ришелье в белой маске и плохо все видевший, с перепугу заорал: «Атас!» Все ломанулись в разные стороны и щели. Таким вот пшиком закончилось историческое шествие… и в клуб не попали, даже не дошли до него, и толпу не сохранили.)

Запись из пипл-бука: «Потом все дернули в час ночи к американскому клубу на троллейбусе. Ночь, пусто, только несется битком набитый волосатыми троллейбус № 3, орущими “We shall overcome”. У клуба все притворились американцами, говорили по-английски, и вдруг сзади голос Игоря Джона: “Пипл, курить есть?” Занавес…»

Второй эпизод – это финальный праздник в предпоследний день фестиваля на ступеньках этого самого Яшки, спускающихся к «Метрополю». Еще часов с пяти дня тут скопилось сотни две хиппарей, как и в предыдущие дни, музыкантов и прочей стремной молодежи, причем была компания безумно волосатой публики, видимо из разных рок-групп, которая очень усердно обсуждала какие-то тонкости игры на электрогитаре. Помню там Сергея Борова из «Коррозии металла» с худым и высоким гитаристом Ромой с нормандским светлым хайром ниже попы, который с подобными же сильно хайратыми музыкантами обсуждал какие-то гитарные партии, изображая без гитары игру на ней. Известно, что у классических блондинов волосы сами по себе хуже, ломкие и секущиеся постоянно, да еще и растут медленнее. На вид-то Роме было лет 20–22, и можно было только предполагать, из какого класса средней школы его выгнали за такие патлы… Такой длины волосы я видел перед этим только раз, на Гауе, у какого-то Краснокаменского, который все три дня моего там пребывания только и делал, что расчесывал волосы и сам, и с помощью подруги. Но тот был брюнет. А у брюнетов и даже темно-русых волосы обычно толще и растут быстрее. А этого Рому я потом, кажется, больше и не встречал.

Так вот, на Яшке сам собой завязался концерт. Началось, возможно, с вялотекущего, как всегда, Пита, не помню. Помню только потом какого-то шотландца или ирландца с кучерявой пышной рыжей шевелюрой, игравшего неплохо на боковой флейте. Потом то ли Шлягер, то ли Элис Рижский что-то пытались петь. Затем кто-то еще. И не сказать, чтобы музыканты виртуозно играли, но, главное, слушатели были благодарны за любое развлечение. В конце этого концерта в ночи кто-то стал направлять на нас фотоаппараты со вспышкой. Женя Лонг крикнул, что это гэбуха и он их знает. Мы стали прятать лица, а в результате у Юрия Роста из «Литературки», а это был он, вышли не совсем правильные фотографии. Одна из них была опубликована, а через пару лет он подарил мне оригинал.

Вспомнил там еще английского хиппаря Алана с вьющимися блондинистыми волосами, кажется, в круглых очках, который все рассказывал по-английски, как хорошо живется в Англии.

Фестиваль заканчивался. Было начало жаркого приятного августа. В Москву стали подтягиваться из Крыма, Азии, Прибалтики. Все говорили, что на подъезде к столице менты тормозят и стараются не пропустить стремных попутчиков. Но москвичи все же имели право возвратиться домой. Однажды в начале вечера мы большой толпой, усталые после каких-то хождений, стояли перед памятником Грибоедову (уж не знаю, как там все оказались) и обменивались телефонами и адресами, расспрашивали друг друга о том о сем. Вдруг Стас Миловидов воскликнул что-то типа «Во, вылез наконец!», показывая в сторону метро. Неспешным шагом в яркой самострочной рубахе, расчесанный и благоухающий, выплыл не челн Стеньки Разина, а, как Иисус Христос, но без венчика из роз, Саша Пессимист (Вяльцев). Все налетели на него, как на долгожданную добычу, и стали чуть не ощупывать. Библейский вид худющего и несколько надменного человека с длиннющими русыми волосами и малюсенькой стильной барбюшеткой провоцировал любопытство. Когда всем надоело его терзать, благоразумные Стас и Федор Щелковский предложили: «Пипл, ну что, вот так все и закончится?! Давайте соберемся через три дня на День памяти Хиросимы и отметим это страшное событие маршем мира по Москве!» Ответом было дружное бурное согласие. Никто не хотел окончания праздника.

Из записей в пипл-буке: «Мне запомнилось, как Саша Пессимист вылез из метро “Кировская”, весь в прикидах, и столкнулся неожиданно для себя с такой же карнавальной тусовкой и приклеился, как и все, до конца фестиваля. Замечательный был сейшн на ступеньках Яшки, где играли “Битлов”, подыгрывал какой-то английский хиппи на кларнете, пилил что-то Пит, Петер, а Федор Щелковский выкрикивал лозунги. Нас фотографировали, а мы закрывали лица, думая, что это снимает гэбуха. Оказалось, что снимал Юрий Рост из “Литературки”… А шествие в переходе от Стрита к Красной площади! Сотенная толпа идет и скандирует: “Мы не будем воевать! Мы не будем воевать!” Встречные показывают два пальца: виктори. Анжела Черная хохочет, на нее оборачиваются еще двести человек. Харрисон, Шуруп в первых рядах демонстрации. Кто-то на ходу балуется травкой. Анюта Зелененькая идет в шлепанцах и что-то втирает своему другу индусу Рою. Щелковский с Женей Лонгом кричат, проходя мимо “Этажерки”: “Да здравствует «Этажерка!»” Игорь Билл с Ромой из “Коррозии металла” орут на всю улицу, когда спорят о каких-то музыкальных дисках. Эта прогулка-демонстрация по бульварам до метро “Арбатская” продлилась до самого рассвета. Там мы все обменялись адресами и телефонами, там нас сфотографировал какой-то человек, из Чебоксар, что ли. Мы смеялись и издевались над ментами, которые ездили за нами на машинах всю ночь и смотрели, как к нам присоединяются люди из других толп (например, один спартаковец Саша, который потом надолго к нам прибился), – под конец стало человек 150. И разъехались по домам, с тем чтобы встретиться уже 6 августа в День памяти Хиросимы».