Текст книги "Первый маг России"

Глава 9
Ведьма

– Жениться тебе нужно, Паша. – Я перевернул шампур другой стороной, залил загоревшиеся угли пивом из своей бутылки.

– Нет, хорош… – Паша лежал в шезлонге, подставив голый торс летнему солнцу. За последний месяц он скинул четыре килограмма и теперь сильно гордился этим. – Два раза уже было, третий раз сам не хочу. Тем более что счастливый свадебный пиджак я уже выкинул.

– Ну-ну, – хмыкнул я. Сгреб по пять шампуров в каждую руку и положил их на пластиковый поднос. – Айда жрать, пожалуйста, – повернул голову в сторону дома и крикнул: – Девчонки, готово!

Паша сел, взял крайний шампур и впился в него зубами, я с удовольствием последовал его примеру.

Из дома вышли близняшки, схватили по шампуру и ушли обратно, досматривать какой-то фильм.

– Слышал уже, мразоте педофильной пожизненное впаяли? – Паша облизнул жирные пальцы, тоскливо посмотрел на кучу мяса, не выдержал борьбы с самим собой и взял второй шампур.

– Нет, – удивленно ответил я. – Суд вроде должен быть только через месяц!

Паша прожевал кусок, вытер рот рукой.

– Да че-та там… непонятно, как получилось, суд перенесли.

– Вот как… – задумчиво отложил шампур. Надо позвонить судье, вынести благодарность. – Я сейчас.

Зашел в дом и уединился в спальне, набрал номер судьи.

– Валентина Андреевна, здравствуйте. Узнаете мой голос?

– Да. Вы же обещали… – Невыразительный голос, полный печали и безнадежности. – Я с утра нахожусь в больнице, а они все спят.

– Только что узнал. – Я потянулся к своему «касанию тьмы» и без труда развеял заклинание. – Будите. И не думайте, что, если спрячете их от меня, вам это поможет. Дотянусь и до другой стороны планеты.

В телефоне послышался шорох и тихий голос:

– Оля, Олечка, проснись, пожалуйста…

– Мама… Что случилось?

Донесся стук телефона о твердую поверхность, и связь отключилась.

Я вышел из дома, посмотрел, как Паша доедает третий шампур мяса, и со вздохом взял свой. Есть уже не хотелось… Чувствовал себя шантажистом. Хотя разве это шантаж, заставлять людей делать свою работу? То, что ты обязан делать?

– Ты что загрустил, друг? – спросил Паша. – Все ж нормалек? Педофила ты нашел, его посадили, весь город радуется!

– Взгрустнулось чего-то… – Я взял бутылку пива со столика, сделал большой глоток.

Раздался стрекот мотоцикла за забором, приблизился к воротам и пропал.

– К тебе, что ли? – удивился Паша.

– Не знаю. – Я поглядел в сторону ворот – мой сторож, которого я, кстати, ни разу не видел, приоткрыл створку и с кем-то разговаривал. Спустя минуту он, приволакивая правую ногу, направился к нам.

– Ты че, инвалида в сторожа взял? – спросил приятель.

– Еще не знаю… – Дарья мне ничего не говорила…

Парень лет двадцати доковылял до нас, остановился неподалеку. Несколько секунд помолчал, разглядывая, потом нехотя поздоровался:

– Здравствуйте. Там к вам из деревни старик приехал, Поликарпом Дмитричем назвался. Что ему сказать?

– Тебя как звать, сторож? – грубо спросил я, внимательно рассматривая ауру парня. Двадцать лет, серьезная травма ноги. А в глазах – ненависть. Причем не ко мне именно, а ко всем и всему.

– Антон, хозяин. – Он иронично шаркнул больной ногой.

– Пропусти деда.

Парень молча развернулся и поковылял обратно.

– Че у тебя с ногой, Антоха? – внезапно спросил Паша.

Антон, не оборачиваясь, негромко произнес:

– Не ваше дело.

Паша дернулся было, потом решил, что связываться с больным не очень хорошо, и расслабился.

– Борзый…

– Да и пусть… – пожал я плечами. – Действительно, не наше дело.

Поликарп Дмитрич, одетый в древний, наверняка довоенный серый костюм, подошел к нам. На ногах калоши, штанины заправлены в носки. Мнет кепку в руках.

– Здрав будь, Владимир, – чуть поклонился дед.

– Здравствуй, дед Поликарп, – я встал и поздоровался за руку, – садись за стол, угощайся.

– Спасибо за приглашение, сыт. – Опять взялся мять кепку в руках.

– Случилось что, дедушка? – Я сразу понял, что не просто так пришел. Даже интересно стало, что у них в деревне произошло.

– Давеча разговор меж нами был… Что если помощь нам понадобится по твоей линии, ведовской… – издалека начал дед. – Так вот ведь, напасть какая случилась… – и замолчал.

– Не томи, дед, рассказывай! – не выдержал Паша.

– Дак ведь бабка Матрена на старости лет совсем головой повредилась… Пакостит… – Старик опять замолчал, опустил голову. – Поговорил бы с ней… Приструнил…

– Ты чего, дед?! – возмутился Паша. – Хочешь, чтобы мы бабку на разбор тащили?

– Погоди, Паша. Похоже, не все так просто, – успокоил я друга. – Рассказывай сначала, дедушка.

– Дак ведь пакостит, почитай, второе лето уже… В прошлом годе у Любки корову со двора свела, потом пацана ейного сглазила, заикался половину лета… – покачал головой дед. – А ведь просто не поздоровалась с ней Любка, дуреха. Соседку, старуху Праську, со света сжила, тож ведь поругались по-соседски… Забор у Праськи упал на Матренины грядки с капустой…

Паша застыл, выпучил глаза.

– А нынче так вообще порчу навела на девчонок, высохли совсем, не едят толком… В Озерное возили, а тамошняя бабка помочь не смогла. Наша Матрена, видать, посильнее будет. Девчонки ейную вишню рвали, с веток, что на улицу свисают. Разве ж можно так, а?

Дед опять помолчал, вспоминая.

– У Дуняшки коровы болеют, молока и литра не дают, тож ейная работа. Плечом Матрену невзначай в магазине зацепила. Так и извинилась Дуняшка, а та все равно злобу затаила.

– Так надо было сжечь ведьму вместе с домом! – отошел от шока Паша. – На вилы да…

– Так ведь, Павел, – заговорил дед, – те, кто знают правду, боятся… А кто не знает, тот не верит… Да ведь не всегда Матрена такой вредной была. Раньше и повитухой помогала, и зубы хорошо заговаривала. Сглаз снимала да порчу тож. Травки сушила, от живота да головы оченно помогало…

– Поеду на бабку Матрену гляну, – сказал я Паше. – Ты со мной?

– Конечно! – возмутился друг. – Когда я еще ведьму увижу?!

Мы загрузились в Пашин «крузак» и поехали по пыльной дороге за дедовым мотоциклом. Въехали в поселок, дед заглушил свой старый «Иж Юпитер» у первого дома. Паша остановился рядом, я открыл окно.

– Дальше по улице, пятый дом справа, – спрятал глаза старик. – А я пойду лягу, спину чегой-то ломит… Знай, к дождю…

– Вот дед… – сказал Паша, когда мы тронулись. – На разборку нас подписал, а сам в кусты! Испугался, сто пудов!

– Точно… – Я разглядывал нужный нам дом. Дом как дом… Вон и бабка в огороде ковыряется…

Мы вышли из машины, я накинул «щит духа» – кто их, бабок, знает… Потянул на себя приоткрытую деревянную калитку и шагнул во двор. Бабка Матрена оглянулась на шум, бросила зеленую пластиковую лейку и направилась к нам.

В ней не было ничего от канонической ведьмы – в меру полненькая, лицо круглое, нос картошкой. Одета в старый спортивный костюм, синий, шерстяной, с белыми полосками. Такие были модными в начале семидесятых… Волосы убраны под белую косынку. Улыбается… А улыбается неприятно… Я пригляделся – так и есть, «личина» висит. Чужое лицо люди видят, не ее…

– С чем пожаловали, гости незваные? – спросила бабка и запулила в меня «тенью страха».

Я от удивления остолбенел. Заклинание, конечно, слабенькое, кривое вышло. Не обучалась ведьма в магических университетах.

Заклинание разбилось о «щит духа», но самым краешком зацепило моего друга. Паша слегка взбледнул и спрятался за мою спину.

Старуха прищурилась, выдала на-гора ведьмовский комплект: «порча», «неудача», «сглаз». Быстро так, наловчилась, видать, старая, за свои годы.

– Так… – протянул я. – Значит, воевать собралась, ведьма…

Схватка на порядок более сильного мага со слабым – молниеносная. Накладываешь «сферу отражения», которую слабый маг просто не в силах снять, и давишь его тупой силой, пока не выдохнется. А у ведьм вообще сплошная ментальная магия.

Но я сделал по-другому, нужно наказать ведьму, не фиг с порога атковать… Активировал «пресс» и стал медленно наращивать давление. Бабка еще успела применить два заклятия – сначала «разрушение чар», которое просто не сработало, так как было очень слабенькое. Потом попыталась достать меня «ослеплением» – мой «щит духа» его отклонил.

Бабка Матрена рухнула на колени, потом распласталась всем телом на тропинке. Я присел на корточки рядом с ней и слегка ослабил давление.

– Убивать будешь? – спросила Матрена.

Я посмотрел на ее вдавленное в землю лицо, заглянул в глаза. Там не было ничего, кроме усталости, да еще и «личина» спала. Да, совершенно другое лицо – высохшее, костлявое, носасто-крючковатое…

– Не знаю пока… – честно сказал я. – За нападение вроде и убить тебя нужно, с другой стороны, ты бы мне все равно ничего сделать не смогла.

– Отпусти заклинание. Тяжело, – попросила бабка. – Не бойся, нападать не буду.

– Да я и не боюсь, – пожал плечами и развеял «пресс». – Ты бойся.

Матрена медленно встала на четыре точки, подползла к стене дома и оперлась на него спиной.

– Зачем пакостишь, старуха? – Я сел на травку напротив нее. – Жить надоело?

– Ты прав, колдун, надоело. Сто тридцать лет в этом году мне минуло. – Она, обнажив остатки волос, сняла с головы платок. Отряхнула, повязала снова. – Видела я, что ты сильнее меня, думала, убьешь сразу. Не хочу еще цельный десяток лет мучиться. А самой нельзя, ты знаешь… Нежить из ведьм получается страшная.

– Три дня тебе, ведьма. Потом умрешь, – сказал я и наложил на нее «увядание». На молодых практически не действует, а стариков убивает быстро. – Исправь то, что натворила. Приеду, проверю. Не исполнишь, лучше тебе самой утопиться. Поняла?

– Исправлю, колдун, куда ж я денусь. – Деревенская ведьма поднялась на ноги и, держась за бревенчатую стену дома, поковыляла в сторону крыльца. Заклинание уже начало действовать.

Мы вышли со двора старухи, сели в машину, Паша завел двигатель и спросил:

– Она правда умрет?

– Конечно. Три дня, и увезут на кладбище. – Я задумался.

– Че-та как-то неправильно это, старух убивать, – сказал Паша и нажал педаль газа.

– Ты же слышал, она сама этого хочет. – Я посмотрел на него. – Легко умрет, не переживай. Да и пора уж ей…

Паша довез меня до дома и уехал по своим делам. Я зашел во двор, сел в шезлонг и задумался. По всем поверьям перед смертью ведьма может передать свой дар. Вот только непонятно, появится ли дар у человека, не способного к магии? Прикинул, и так и так выходило, что возможно. Вероятность была высокая.

– Ерема, позови Вику, – вслух приказал я.

– Да, хозяин! – прошелестел голос домового.

Девчонки пришли вдвоем, Кате тоже стало интересно, что это, сестру зовут, а ее нет…

– Куда ездили? – Вика присела рядом, положила прохладную ладошку мне на грудь.

– Почему нас не предупредил? – строго спросила Катя и залезла мне на колени, в глазах ее искрились смешинки. – Ты уж давай, Великий и Ужасный, ставь нас в известность, когда уезжаешь из дома!

– В следующий раз – обязательно! – Я улыбнулся. – Вика, я задам тебе один вопрос… Хочешь стать ведьмой?

– Ведьмой? – Она передернулась. – Нет, не хочу. Они страшные и злобные!

– Ну почему, – я улыбнулся, – пока молодые – очень даже ничего! А злобные они в старости, потому что их никто не любит!

– Я, я хочу! – заерзала Катя. – Можно я буду ведьмой?

– Нет, Катюш, не получится. У тебя уже есть Дар, слабенький, конечно, но… Если его развить, будешь магиней, – ласково погладил ее по спине, ощущая тепло тела сквозь тонкую ткань халата. – А вот у Вики нет никакого…

– Вот, так всегда! – Вика нахмурилась. – Она магиня, а я ведьма… Несправедливо!

– Бе… – Катя высунула острый язычок, поддразнивая сестру. – Ведьма, ведьма!

– Вик, ведьмовской дар, перешедший от старой ведьмы, может быть очень силен. Думаю, даже сильнее, чем у твоей сестренки. Конечно, фаерболами ты кидаться никогда не сможешь, но ментальная магия в умелых руках пострашнее сгустка плазмы.

– Ну хорошо… – неуверенно произнесла девушка. – А где ты ведьму возьмешь? Ну, чтобы Дар у нее забрать?

Я, ничего не скрывая, рассказал девочкам о наших приключениях в поселке. Близняшки повозмущались злобной старухой и дали слово, что никогда такими не станут.

– Я буду хорошей ведьмой. – Вика прижалась ко мне, заглянула в глаза. – Только не зовите меня так. Я сделаюсь доброй волшебницей! – Она мечтательно улыбнулась.

– Хорошо, солнышко, – посмотрел на Катю. – Давай, малыш, пообещай сестре, что не будешь ее звать ведьмой. А то научу Вику одному заклинанию, начнешь потом спотыкаться на каждом шагу! – шутливо пригрозил девчонке.

– Ладно, пусть будет волшебницей… – нехотя сказала она. – Такая дразнилка клеевая была, – и вздохнула.

– Вот и хорошо, через пару дней скатаем, навестим Матрену…

– А ты меня научишь фаерболами кидаться? – спросила Катя, положив голову мне на плечо.

– Тебе до фаерболов, как до Китая… гм… задним ходом… У тебя энергоканал как игольное ушко. Развивать нужно.

– А у меня?

– А у тебя вообще пока никакого нет. Будем посмотреть, что получится с Матреной.

Через два дня мы собрались к ведьме. Близняшки натянули обтягивающие голубые джинсы и черные кожаные сапожки на высоком каблуке; надели темные водолазки. Стянули волосы в хвост на затылке, ну и получился «боевой камуфляж» а-ля «демоницы в городе», только хлыстов не хватало…

– Как мы тебе? – Катя покружилась. – А?

– Страшные, но красивые. – Увидел, как обе возмущенно поднимают брови, и сразу поправился: – Страшно красивые!

– То-то! – Катя победно вскинула голову. – Мы готовы!

– Только я боюсь… – Вика нервно перебирала пальцами край водолазки.

– Не трусь, Викусь, – срифмовала сестренка. – Ты всегда трусихой была. Вова с нами, значит, все будет хорошо!

– Все будет нормально! – Я приобнял девчонку, наложил на нее «спокойствие». – Давайте прыгайте в машину!

– Я вперед! – Цокая каблучками по асфальту, Катя побежала к машине и запрыгнула на переднее пассажирское сиденье «Форестера».

Вика подняла голову, встретилась со мной глазами.

– Все, уже не боюсь!

– Вот и молодец, прыгай за руль! А я, как барин, сзади поеду, – ласково улыбнулся ей.

Вика аккуратно вырулила со двора, направила машину в сторону поселка и неторопливо поехала по гравийке, сосредоточенно объезжая ямы.

– Вик, ну ты чего так медленно? – возмутилась Катя. – Дай я за руль сяду!

– Мы никуда не торопимся… Вик, как в поселок въедешь, остановись у первого дома, с дедом надо поговорить.

– Хорошо.

Девушка остановила машину там, где попросил, и коротко бибикнула. Через пару минут из ворот показался Поликарп Митрич и бодрой походкой направился к нам.

– Здравствуй, дедушка. – Я вышел из машины. – Новенькое что случилось?

– И ты здрав будь, – прошелся рукой по бороде дед и степенно начал: – Матрена исправилась… вроде. Надысь ходила по деревне, извинялась… Никак помирать собралась, старая. Мож и порчу свою сняла, про то не ведаю. Но со всеми, на кого злобилась, встренулась, побалякала.

– Спасибо, дедушка. Как обратно проедем, пошли старух к Матрене. Отойдет к вечеру.

– Ох ты ж напасть какая… – перекрестился дед. – Бабку свою упрежу, сходит. А вы туда чего? Ну, к Матрене?

– Проверю, все ли исполнила, что сказал, – не стал вдаваться в подробности.

– Ну, с Богом, с Богом… – перекрестил меня дед, накладывая слабенькое «благословение»… Я еще раз внимательно рассмотрел его ауру – магическими способностями и не пахнет. Вспомнил подходящую фразу: «Вот что крест животворящий делает!» и вера людская… Надо бы в церковь сходить, посмотреть, что там и как. Сделал себе зарубку на память, попрощался и сел в машину.

– Ну, здравствуй, Матрена. – Мы прошли в большую комнату.

– Не до здоровья мне, колдун. – Ведьма сидела в стареньком обшарпанном кресле, стоявшем рядом с кроватью, украшенной вышитым белым покрывалом и пирамидой из пяти подушек. – Зачем девок своих приволок? – и тут же догадалась. – Дар мой передать им хочешь?

Я прошел по полосатому коврику мимо старинного, явно самодельного шифоньера, покосился на лампочку с абажуром, сделанным из алюминиевой проволоки и обложки журнала «Огонек» за тысяча девятьсот двадцать третий год…

– Этой не смогу! – Костлявый палец старухи указал на Катю. – Два Дара в одном человеке не уживутся… А вторая примет… Подойди ко мне, девка.

– Подойди, – разрешил я, отвечая на вопросительный взгляд Вики.

– Дай руки-то. – Ведьма схватила вытянутые вперед ладони девушки. – Колдун, заклинание свое сними. Мешает.

Я молча развеял «спокойствие», Вика дернулась, но Матрена держала цепко. Поймала ее взгляд и забормотала что-то себе под нос. Аура девушки разбухла на глазах, энергия забурлила, окрашивая ее в ярко-зеленый цвет. Пока все шло нормально, но я следил, на всякий случай… Через минуту старуха выпустила руки Виктории и обессиленно откинулась, «личина» растаяла, явив сестрам настоящее лицо. Тихонько взвизгнула Катя, молча попятилась назад Вика.

– Наложи мне «личину», колдун, – попросила бывшая ведьма. – Не узнают меня…

Я выполнил просьбу, вкачав в заклинание энергии дня на четыре.

– Идите, девки, на крыльцо, – попросила Матрена.

– Идите, я сейчас выйду. – Кивнул я им. – Близняшки вышли в дверь, и мы остались одни.

– Сможешь сам-то девку-то выучить? – спросила старуха, глядя в пространство незрячими глазами. – Ведовской науке баба учить должна.

– Смогу. – Я уселся на трехногий облупившийся табурет, в несколько слоев покрытый краской. – Дело нехитрое.

– Ну смотри… Лаской учи, не обижай. – Она помолчала, поправила узел платка под подбородком. – Нельзя мужику девку ведовству учить. Чуть обидишь, косо ляжет учение-то. Хлопот не оберешься потом.

– Учту. – Я поднялся, отодвинул ногой табурет с прохода. – Прощай, Матрена.

– Прощай, колдун. – Одинокая слезинка сбежала по морщинистой щеке. – Иди.

Вечером после ужина, когда я еще сидел за столом, ко мне подошли близняшки, уселись напротив. Вика потупила взгляд и начала рисовать пальчиком на столешнице видимые одной ей узоры, Катя, наоборот, смотрела мне в глаза.

– Что случилось, девочки? – Я сыто откинулся на спинку стула.

– Мы не хотим на тебя давить, но нам нужно серьезно поговорить, – начала Катя. – Насчет сторожа.

– Слушаю, и очень внимательно, – слегка напрягся я.

– Он так смотрит на нас… – Вика несмело подняла на меня глаза, потом опять уперлась взглядом в столешницу. – Я чувствую себя так, словно я сделала что-то нехорошее…

– Мы хотим, чтобы ты его уволил, – взяла быка за рога ее сестра. – Он нас ненавидит! Смотрит, как на… и улыбается поганенько!

– Я понял вас, – расслабился, а то уж понапридумывал всякого… – Никого увольнять за «поганые» взгляды я не намерен. Свою работу он выполняет.

– Думаю, он из-за травмы такой злой. – Вика мельком глянула на сестру, та надулась. Ну ничего, иногда полезно коготки стричь. – Может, ты его вылечишь?

– Я не хочу никого лечить против его воли… – протянул я. – Если он…

– Он никогда никого ни о чем не попросит, – твердо произнесла Вика. – Он упивается своей болью, считает, что она дает ему право на ненависть.

– С чего ты это взяла, солнышко? – Неужели Дар начинает проявляться?

– Чувствую.

– Это хорошо, что чувствуешь. – Я посмотрел на Катю. – А ты, киса, что думаешь по этому поводу?

– Поговори с Дарьей, – коротко ответила она, глядя в сторону. Все еще с обидой.

– Так… Давайте, девочки, сами. – Если Дарья попросит как мать, фиг с ней, свободой воли.

– Я поговорю, – решительно сказала Вика и встала. – Прямо сейчас. Кать, сходишь со мной?

– Схожу. – Девчонки спустились на первый этаж и в полголоса стали о чем-то разговаривать. Я так понял, решали, что рассказать Дарье обо мне.

Близняшки вернулись быстро, не прошло и четверти часа. Привели с собой слабо сопротивляющуюся Дарью в домашней одежде. Она была, мягко говоря, растерянна. Я тоже растерялся, когда увидел, что на ней висит заклинание «убеждение». Все-таки Вика, хоть и неосознанно, смогла его применить… даже не знаю, радоваться ли такому быстрому прогрессу. Нельзя давать автомат ребенку…

– Здравствуйте, Владимир. Я… мне… тут сказали… – путано начала она, растерянно оглядываясь по сторонам, словно не понимая, как здесь оказалась.

– Расскажи мне о сыне, – сознательно перешел на «ты» и усилил действие слабенького «убеждения». – Что с ним случилось?

– Он мне мало что рассказывал… – Дарья опять потерянно оглянулась. – Служил на Северном Кавказе… Вместе с оружием пропал с поста. Его объявили в розыск как дезертира! – Тут она расплакалась. – Представляете, приходит ко мне участковый и спрашивает, где я прячу сына! Мол, он дезертир! А последнее письмо я получила за месяц до этого – Дарья вновь зашлась в рыданиях, а девчонки, успокаивающе поглаживая ее по плечам, усадили на диван.

– Успокойся. – Поверх «убеждения» легло «спокойствие». – Дальше.

Женщина вытерла слезы, прерывисто вздохнула и уже спокойно продолжила:

– Он вернулся в часть сам, через два месяца. Грязный, оборванный, с изуродованной ногой. Рассказал, что был в рабстве. Первый раз убежал, поймали – искалечили ногу. Чтобы быстро не бегал. – Дарья замолчала, вспоминая. – Потом, когда нога стала заживать, убежал второй раз. Несколько недель выбирался горами, лесами. – По ее спокойному лицу побежали слезы. – Ел всякую гадость, от личинок до лягушек…

– Дальше, – приказал, глядя на нее.

– А потом – госпиталя, операции, допросы. Ногу до конца вылечить не смогли, слишком сильные повреждения… Озлобился на всех… Даже на меня, хотя я-то в чем виновата? В том, что от армии не отмазала? Так он сам туда рвался. «Приду, – говорит, – мужиком, мама». Пришел вот такой…

– А что с делом о похищении? – тихо спросила Вика, вытирая мокрые щеки ладошкой. – Нашли тех, кто это сделал? – Девушка быстро-быстро моргала ресницами, стряхивая слезинки.

– Как же… – криво улыбнулась Дарья. – Кавказ же исправился, какое там может быть рабство и похищение людей? Нам же говорят с экранов телевизоров, что Кавказ дружелюбный, всех боевиков поймали, посадили. Показывают заново отстроенные аулы, улыбающихся чабанов, говорящих о любви к России. Но не показывают, кто убирает дерьмо за овцами, кто ночами таскает камни с рек для стройки, выполняет всю тяжелую работу… Кого можно бить и пытать, когда захочется… В России рабства быть не может… Тем более в таких масштабах.

– Чем дело закончилось? – Мне тоже стало интересно, хотя я уже и догадался…

– Ничем. Ладно, хоть не посадили за дезертирство и потерю оружия. Обещали, если болтать много будем…

– Понятно… – протянул я. – Дальше лечить не пробовали?

– Травматолог сказал, что нужен растянутый во времени комплекс операций. Что-то там восстанавливать, наращивать. Что лучше это делать в зарубежных клиниках. Антон отказался, хотя его отец и предлагал оплатить лечение. – Она замолчала.

– Почему? – хором спросили удивленные близняшки.

– Когда сына комиссовали по состоянию здоровья, мы уже несколько месяцев были в разводе. Когда Антон узнал, чуть не убил отца, еле оттащили. Сказал, что не нужен ему такой папашка… И деньги его не нужны.

– Ты хочешь, чтобы сын стал здоровым? – задал я дурацкий вопрос. А что делать…

– Конечно… Какая мать не хочет, чтобы ее ребенок был здоров? – недоуменно подняла на меня покрасневшие глаза Дарья. – Но он не возьмет у вас деньги.

– Позови его! Скажи, нужен.

Дарья послушно набрала номер на сотовом, после того как сын взял трубку, сказала в микрофон:

– Антош, подойди в дом к Владимиру. Помощь твоя нужна, – убрала телефон и опустила голову.

– Вика, – решил при Дарье не звать домового. – Простыню, чистую. Катя – бутылку водки.

Девчонки стартанули с места, а Дарья задала вопрос:

– Слухи ходят, что вы сильный экстрасенс… Я не знаю, правда это или нет… Но если вы можете, помогите ему, – и, несмотря на «спокойствие», заплакала.

Прибежали близняшки, сунули мне в руки бутылку и аккуратно сложенный кусок белой ткани, вопросительно заглянули в глаза.

– Придет Антон, скажите, пусть спустится в подвал, типа мусор убрать, что ли…

– Ерема. – Я остановился перед кристаллом, настраиваясь на него.

– Да, хозяин, – прозвучало сзади.

– Стол с первого этажа подвала спустите сюда.

– Прости, хозяин. Не сможем. Большой шибко, – виновато произнес домовой.

– Разберите стол, перенесите сюда по частям. Справитесь?

– Да, хозяин.

За спиной раздался шум и тут же прекратился, домовые собрали мебель.

Я, конечно, никогда такие операции не делал, знаю только теорию, но, думаю, справлюсь. Прошелся по подвалу вокруг наполненного мощью кристалла-маносборника, освежая в памяти заклинания и тут же подвешивая их в неактив. Многовато… Хватило бы канала… Надеюсь, мне не придется активировать все.

– Понастроят лестниц круглых… – злобно прозвучал голос спускающегося сторожа. – Буржуи драные. Чтоб вас всех… – остановился, удивленно осмотрел помещение, задержался взглядом на кристалле. – Это что еще за хрень?

– Кристалл, – ответил я и, сосредоточившись, направился к столу, накрытому простыней. Тут же стояла бутылка водки. – Подойди сюда.

– Что, водку пить будем? – Антон доковылял до меня. – И че, без закуси? – презрительно скривил лицо.

– Залезай на стол.

– На фига? – Парень подозрительно посмотрел на меня. – Ты чего, извращенец? С кем-нибудь другим развлекайся!

– Да что ж ты такой трудный, а? – психанул я и ударил его парализацией, подхватил обмякшее тело, кинул на стол. – И тебя вылечим…

– Ты чего это? – невнятно произнес он, когда я повернул его на бок.

– Станешь мешать, всего парализую. Сможешь, как овощ, только глазками моргать. Но не хотелось бы, и так большой расход энергии намечается. Сейчас будет больно, – ткнул кончиком «огненного когтя» в поясницу рядом с позвоночником, вскрывая нервный ствол. На него легла «локальная заморозка». – Штаны с тебя снимать не буду, а то опять в извращенцы запишешь.

Разрезал штанину вдоль, поднял лоскуты вверх, обнажив ногу чуть выше колена. Да, зрелище еще то – от середины икры до ступни мышц практически нет, то ли атрофировались, то ли срезаны… «взгляд лекаря» сработал как рентген, только в цвете. Старательно полил водкой ногу от стопы до начала бедра, не забыл и свои руки.

– Да, парень… – Я посмотрел ему в лицо. Он старательно выворачивал шею, пытаясь разглядеть, что я делаю. – Покорежило тебе ногу… Да и врачи армейские накосячили…

Нервный ствол в икре был порван и либо сшит неправильно, либо после операции частично разошелся шов. Отдельные волоски нерва вросли в мясо, что наверняка вызывало сильную боль при хождении и перепадах атмосферного давления.

– Начнем, пожалуй, с нерва, ты не против? – смахнул «когтем» искореженные, сросшиеся между собой мышцы, открывая поврежденный участок, кинул за спину на пол. – Не переживай, солдат, новые выращу.

Аккуратно пережал телекинетическими «зажимами» крупные сосуды, которые не запаялись «огненным когтем», вырезал поврежденный участок, взял концы нерва пальцами, натянул, прижал друг к другу, срастил.

– Ну вот, – смахнул пот со лба тыльной стороной ладони. – Пока все идет хорошо, – посмотрел на пациента. – Ты как, нормально?

– Нормально… – Антон, бледный как смерть, все так же сильно вывернув шею, смотрел на оперируемую ногу.

– Ну, тогда продолжим… Смотри, шею себе не сверни. – Я задействовал силу, накопленную кристаллом: мощности моего канала тут не хватит. В течение двух часов нарастил все мышцы, каждую отдельно, закрепил, сосуды тоже пришлось вырастить заново. Поправил все сухожилия – хоть их врачи сшили нормально. Только одно, растянутое, пришлось укоротить. Повозился с костями стопы – некоторые срослись неправильно. Сломал заново, срастил. Осталось запаковать все это «мясо» в кожу, но руки начали трястись, голова трещала, слишком мощный поток энергии прошел через мозг.

– Слушай… – Я задумчиво потянул кожу на икре… не хватает. – Сколько смогу, натяну. Нарастить, как было до травмы, сейчас не смогу. Устал. Короче, шрамы украшают, ну, ты понял…

– Ладно, – прохрипел Антон.

Я удивленно вскинулся на него: лицо потное, как у меня, и голова дрожит от напряжения – шея, видать, устала.

– Да я твоего разрешения не спрашивал, так, мысли вслух, – пробормотал и натянул кожу с одной стороны, прижал, срастил. Ту же операцию проделал с другой стороны – некрасиво получилось… уродливый шрам начинался чуть выше середины голени и заканчивался почти около пятки. Снял со своего первого серьезного пациента все заклинания, кинул «спокойствие».

– Все, встань и иди, – спихнул его ноги на пол. – Дай мне полежать, – столкнул его со стола и улегся сам, закрыв глаза.

– Стопа не гнется…

– Обнаглел, да? Сустав у тебя сколько времени не шевелился? Зарос! – произнес устало, не открывая глаз. – Иди и разрабатывай… И не болтай, а то быстро обратно назад все верну. Или того хуже… – Я провалился в забытье.