Текст книги "Змеиный узел"

XI

– Тут, похоже, массовое помешательство, – вслух сказал следователь. – Какой-то «Город Зеро».

Открылась дверь, вошли участковый и Слава.

– Андрей Иванович, вроде, как и правда окно открывали, – отрапортовал лейтенант. – Мы ключи у директора взяли, осмотрели помещение. Похоже, окно вскрывали. Я волосок налепил – если еще раз откроют, то будем знать.

– Что и требовалось доказать, – хлопнул в ладоши Андрей Иванович. – Могло быть так, что окно открыли изнутри, для имитации проникновения?

Слава и Владимир переглянулись.

– Знаете, – участковый снял фуражку и вытер лоб. На этот раз платок был в крупную синюю клетку, – и такое может быть.

– Да, вполне, – подтвердил Слава.

– Пока не будем на это отвлекаться. Теперь слушаю ваши версии. Начнем со Славы. Что написано в заключение насчет шрамов на теле Андрея, помните?

– Конечно.

– Странные шрамы, похожие на ожоги, там были упомянуты?

– «Светлый ожог в форме креста на левой лопатке», – процитировал Слава.

– Отлично. Владимир Семенович, вы не знаете, у Чумы никаких похожих следов на теле не было?

– Типа ожога?

– Да.

– Были. Когда мы его вязали, то я на правом плече у него видел. Три треугольника вершинами по кругу смыкались – вроде как радиации знак.

– Чудненько. А как вы плечо разглядели?

– Он в тельняшке без рукавов был.

– Понятно. Уточните по Чуме информацию: где он сейчас проходит лечение, каков результат.

– Будет сделано. Завтра же запрос пошлю.

– Про Краморева что можете сказать?

– Хороший дед, активист местный. Когда-то Карловским отделением при Серпковском сельсовете руководил. Тут после войны нелегко было. Мин и снарядов было полно на каждом шагу. Рассказывают, что трактористы крыши с тракторов срезали и сковородки под сиденья клали.

– Зачем? – не понял Слава.

– Вроде как при взрыве тракторист вылетал вверх из кабины на сковороде, – улыбнулся участковый. – Брешут, конечно.

– Барон Мюнхгаузен какой-то, – согласился Слава. – Полет на ядре, карловская версия.

– Хороший дед, и со штыком на поясе ходит? – спросил Андрей Иванович.

– Ходит и ходит – вреда же никому не делает.

– И ничего за ним не замечено?

– Самогон в лесу варит, но не на продажу, а для себя.

– Но все-таки штык, холодное оружие, – подал голос Слава.

– Вячеслав Ильич, ты прикажешь ему по лесу без оружия ходить? – спросил напрямую лейтенант. – А если волки?

– Много он штыком от волков отобьется?

– В войну он в одиночку целое пехотное отделение немцев этим штыком вырезал.

– Политрук? – удивился Андрей Иванович.

– Вот такой политрук. Разведчиком он был. И все медали у него в бою заслужены, а не юбилейные.

– А почему ключи от АТС у директора? – спросил Андрей Иванович.

– Он же на полставки электриком работает…, – ответил лейтенант.

– Почему? Не нашли электрика?

– Тут такая история… с электриками очень странная ситуация. Много лет электриком был Егор Ильич Людовкин. Несколько лет назад он умер от сердечного приступа. При этом не сказать, что бы сильно пил. Так, иногда, по праздникам позволял себе рюмочку накатить. После Ильича нашелся еще электрик – молодой, после армии только. Оформился электриком и в тот же вечер умер от сердечного приступа. Долго желающих работать электриками не находилось. Потом все-таки сманили, откуда-то со стороны, электрика. Оформился – в тот же вечер аналогичная картина. И тут уж точно никто не соглашался идти, пока азербайджанский беженец Генрих Семенович Семенов с семьей не приехал. Человеком он оказался не суеверным и на предупреждения наплевал. Оформился электриком – в тот же вечер инфаркт. А электриком на полставки оформился Виктор Владимирович.

– Владимир Семенович, у вас на участке сплошная мистика, – укорил Андрей Иванович.

– А что поделаешь? Это же Карловка, – вздохнул участковый. – Я вам больше скажу, тут у них еж живет, так его Генрихом Семеновичем зовут.

– Сюрреализм какой-то, – согласился Андрей Иванович, – но я этого ежа сам видел.

– Правда? – улыбаясь, смотрел на них Слава, подозревая, что его разыгрывают.

– Истинная правда, Вячеслав, – подтвердил Андрей Иванович.

– Мне пора, – попрощался участковый, – завтра постараюсь подъехать после обеда. До обеда не могу, в Чешуевке коза у бабки пропала – надо разобраться.

– Хорошо, будем ждать после обеда, – попрощался с ним Андрей Иванович.

– Слава, теперь подумаем над хронологией, – повернулся он к коллеге, когда за милиционером закрылась дверь. – Попробуй расставить значимые события по порядку.

– Сейчас, – Слава открыл блокнот, полистал страницы, – 22 декабря сгорел погреб Родиных, 15 января – убивают Юру Савкина; конец апреля – дохнет корова у Андреевых; 1 мая – пожар у Фомичевых; 4 мая – сгорает Куприянов; 18 июля – дохнет корова Родиных; 20 июля – убивают Андрея; 27 июля – самоубийство Елизаветы Харитоновны. Я ничего не упустил?

– Поджог Киабековых, беременность Сапунковой и аборт.

– Точно! – хлопнул себя по лбу Слава.

– В целом верно. Итак, что мы имеем? Мы имеем двух сдохших коров, два случая поджогов со смертельным исходом, жесткое убийство и два подозрительных самоубийства. Что связывает всех этих людей?

– Все они жили в одной деревне? Хотя, Савкин из Афоньевки, он выпадает из системы.

– Пока выпадает Слава, пока. Пометь себе на завтра – выяснить у учителей и родителей, бывал ли Савкин в Карловке. Что еще общего?

– Предположительно, все они, кроме коров, в разное время были в заповеднике или Чайках.

– Верно, но пока лишено смысла. Какие еще зацепки?

– Змеи и Чайки в случае Юры и Андрея.

– Непонятно. Дальше.

– Странные шрамы.

– Хорошо, есть, но опять непонятно.

– Бант из вашего сна.

– Может быть, а может просто похожий.

– Если эксперт обнаружит на нем следы воздействия пламени или высокой температуры?

– Если похмелится, то может быть и обнаружит. Что это нам даст?

– Тогда, с высокой долей вероятности это бант с куклы Жанны Фомячевой.

– О чем это свидетельствует?

– Что у Елизаветы Харитоновны и Жанны была какая-то связь.

– Вопрос, какая и что нам это дает?

– Не знаю. А если Елизавета Харитоновна отомстила Фомячихе за не родившегося правнука?

– Притянуто за уши. Пошли дальше.

– Тут логичная цепочка: Андрей – Виталий – Юра – Танька.

– Почему немца и Виктора Пронкина не считаешь?

– Шнеппе стоит особняком, а Витя моложе, да и не было их при пожаре в погребе.

– Почему же Шнеппе винит Андрея в смерти Юры?

– Может быть, он себя выгораживает?

– Это легко проверить. Завтра ты будешь знать, был ли он в школе в тот момент или действительно болел. Еще неплохо бы встретиться с одноклассниками Андрея, живущими в Афоньевке и поговорить.

– Постараюсь.

– Что еще?

– Теперь по тому, что я называю мистикой. Виталий и Андрей пытались вызвать демона. Вскоре некое существо появляется на крыше конторы. Директор стреляет в него, оно исчезает. Далее, Виталий, Шнеппе, Андрей и Сапунковы идут из школы и видят странное животное. Елизавета Харитоновна из сна знает об опасности для внука и пытается его предупредить. Еще ваши странные сны можно сюда отнести.

– Ты забыл, с чего все началось – с того, что Виталий слышал голоса в заповеднике.

– Это если он не врет.

– Немец тоже рассказывал похожую историю.

– Возможен сговор.

– А смысл такого сговора?

– Запутать нас, отвести внимание. Хотя, согласен, в заповеднике, похоже, происходит что-то странное.

– Слава, странным должны заниматься КГБ и академия наук, а наше дело найти факты, которые помогут обличить убийцу. Фактов у нас с тобой полно, но нет общей нити, на которую их можно нанизать.

– Пока нет.

– Согласен.

– Андрей Иванович, как вы думаете, на каком месяце беременности сделала аборт Сапункова?

– По твоему, она забеременела после вызова демона?

– Вы читаете мои мысли!

– Я сам про это думал. Аборт стоит где-то рядом со смертью коровы Андреевых.

– Вывод?

– Вывод такой: кто-то довольно ловко и безнаказанно убивает людей и наша задача остановить его. Кстати, июль 1947 ничего не напоминает?

– Нет, а что?

– В июле 1947 в городе Розуэлл2828
  Розуэлльский инцидент (англ. Roswell incident, также Розуэлльский инцидент с НЛО англ. Roswell UFO incident) – предполагаемое крушение неопознанного летательного объекта около города Розуэлл в штате Нью-Мексико, США в июле 1947 года.


[Закрыть] штата Нью-Мексико произошла авария странного летающего аппарата. Некоторые считают, что аппарат был инопланетного происхождения…

– Правда? – не поверил Слава. – С Марса?

– Не знаю откуда. Я же сказал, что некоторые.

– А другие что считают?

– Другие считают, что это СССР устроил для создания в США паники.

– Тоже верится с трудом, – скептически заметил Слава. – Еще версии есть?

– Метеорологический зонд, спутник-шпион, падение ракеты, – перечислил Андрей Иванович.

– Это правдоподобнее, – подошел к окну Слава. – Я схожу, попробую еще раз Фирса или Таньку найти, – поглядывая на легкие синие сумерки за окном, сказал он.

– Не поздно?

– Позднова-то, но зато должны дома быть. Если что, то записку оставлю, чтобы пришли сюда.

– Ты машину отпустил?

– Ничего страшного, пешком пройдусь – мысли упорядочу.

– Смотри аккуратнее, не нравится мне все это.

– Я буду осторожным, – достав из кобуры и проверив ПМ, сказал Слава. – Не волнуйтесь, – он спрятал пистолет обратно и вышел за дверь.

Прошел до перекрестка, повернул налево, пыльной улицей обогнул конторский сад, повернул на право, прошел по улице до конца, пересек посадку, дорогу, вторую повадку, прошел через сад, вышел на асфальт, по лугу дошел до дома Фирса. Только сейчас заметил на столбе ограды странный предмет. Подошел поближе, присмотрелся. Ржавая немецкая каска. Да и ограда местами оплетена сильно поржавевшей колючей проволокой. Хмыкнул. Открыл густо поросшую разноцветным лишайником деревянную калитку, вошел во двор, постучал в потемневшую деревянную дверь.

– Нету их, – внезапно раздался голос за спиной. – Заворачивай оглобли.

Слава, словно ужаленный, стремительно обернулся. Перед ним стоял заросший сизой щетиной крепкий загорелый дед. Под распахнутой засаленной телогрейкой пламенел пионерский галстук.

– Простите, что вы сказали?

– Нет их. Окна не светятся, значит, дома нет. А ты, небось, Жанку шукаешь? – дед улыбнулся одной только верхней губой. – Так нет ее больше…, – дедок по-плясовому переступил ногами, обутыми в кеды «Два мяча».

– Нет, я следователь, хотел задать пару вопросов. Вы тут рядом живете?

– Я? Я – нет. Я на «новой» живу, а тут проходил просто мимо, по асфальту. Гляжу, вы стучите, думал, кто Жанку ищет. Дай, думаю, скажу хлопцу.

– Часто к ней приезжали?

– А-то! Бывало, прямо скажем, не без этого.

– Не знаете, где хозяева могут быть в это время?

– Фирс в саду на яблоне, а Танька дома должна быть. Она, не в пример сестре, нраву была строгого, блюла себя, вольности не позволяла.

– Спасибо, я тогда пойду.

– Погодите, гражданин следователь… Я рассказать хочу…

– Что?

– «Сухой закон» выдумали, чтоб им пусто было! Это все ЦРУ придумало!

– Не понял?

– Молния в печную трубу вчера ударила, чуете?

– И что?

– А-то! Вы же печника ищете?

– Фирса?

– А-то! И найти не можете.

– Вы что-то знаете?

– ЦРУ со спутников каким-то излучением действует!

– Какие спутники, какое излучение?

– Вы знаете, что со спутника можно газету прочитать? – несло старика.

– Допустим.

– Вот они и наблюдают за нашими лесами. Жить в лесу – видеть смерть на носу. К нашим лесам это относится особенно.

– Хорошо, при чем тут молния и печник?

– Фирс-то? Фирс просто свидетелем оказался, его и убрали. Тут другое интереснее – кто шпион.

– И кто же?

– Во-первых, немцы – не так просто они здесь; во-вторых – корейцы – тоже морды хитрые. Точно шпионят.

– Кто и за кем шпионит? – терпеливо спросил Слава. – Тут любой человек на виду, какие тут могут быть шпионы?

– Я же объясняю. Я еще с войны знаю, слышал краем уха кое-что. Тут и наши и немцы какие-то темные дела вершили…

– Все это интересно, но какое отношение это имеет к убийству Андрея Родина?

– Как какое? Как это какое?! Он был свидетелем, и шпионы его убрали! А еще тут летающие тарелки летают! Это тоже ЦРУ!!!

– Ели на время забыть про спутники, то зачем шпионам эти леса?

– Как зачем? Тут Наполеон золото спрятал. За это и Сашка Куприянов смерть принял лютую!

– Понятно, – с тоской посмотрел на него Слава, – вы уже не первый, кто про это рассказывает.

– А что, кто-то еще знает? – насторожился дед.

– Тайна следствия, сами понимаете. Вот что, вы возьмите бумагу и дома напишите мне все. Изложите все подробно, не торопясь. Я это потом к делу подошью.

– А-то! Хорошо, я напишу и принесу, – сказал дед, – а то, что Елизавета Харитоновна говорила, писать?

– Про что говорила? – насторожился Слава.

– Что если не принять мер, то весь Советский Союз окажется под угрозой.

– А какие меры надо принять?

– Про то не ведаю, но доподлинно так сказала.

– Пишите, все пишите. А что насчет Фирса, кстати?

– Харитоновна сказала, что Фирс скоро всплывет, – сказал старик.

– Это как понять?

– Я откуда знаю? Вы, гражданин следователь, сами разобраться должны. Как говорится, потей Ивантей. Ну, я пошел?

– Идите.

– Всегда готов! – бодро отдав пионерский салют, странный дед прошуршал лугом и, перевалив через асфальт, скрылся из виду.

К этому времени уже стемнело, и Слава решил вернуться по петле асфальта, чтобы не рисковать наткнуться на ветку в темноте сада. Слушая гудящие столбы вдоль дороги, дошел до клуба. Со стороны озера тянуло приятной прохладой. Следователь повернул направо.

– Эй ты, иди сюда! – в круг света, проливаемого на землю фонарем на столбе, вступила фигура. – Ты чего тут ходишь?

– А в чем дело? – подобрался Слава.

– Чего клуб закрыт?

– Я откуда знаю?

– Ты как разговариваешь? – человек шагнул вперед и, сильно замахнувшись, попытался ударить правой рукой.

Слава нырнул под удар, беря руку в захват, проскользнул нападающему за спину, заламывая руку, рванул вверх, впечатывая сельского гопника лицом в ствол одного из росших перед клубом деревьев. Сделал шаг назад, отпуская руку. Человек сполз вдоль ствола, оставляя на нем широкую полосу крови.

– Наших бьют, – раздался удивленный голос за спиной.

Слава стремительно обернулся, отшагнув назад, прижался спиной к шершавому дереву. Пятеро парней охватывали следователя полукругом, словно стая шакалов. Раздались щелчки. В руках нехорошо сверкали отраженным светом ножи-выкидухи. Слава потянулся к пистолету.

– А что это вы тут делаете? – на сцене появился новый персонаж – в круг света шагнул крепкий подросток.

Слава узнал Виталия.

– Мы? Мы… это…, – неуверенно промямлил кто-то из парней. – На танцы…

– Танцев не будет. Валите отсюда.

– Не понял? – нагло удивился кто-то.

– Объясню, – Виталий шагнул вперед, стремительный взмах руки, парень молча рухнул лицом в траву. – Катитесь в свою клоповку, пока я добрый. Хотя нет, – Виталий, не обращая внимания на шарахнувшихся в стороны парней, подошел к двум стоявшим напротив клуба мотоциклам, молниеносно выхватил из кармана охотничий нож, присел на корточки. – Долг платежом красен! Четыре быстрых взмаха и освобожденный воздух радостно засвистел из пробитых колес. – На себе понесете, уроды! – Виталик встал, пнул «Яву-350-638». Та с грохотом упала, свалив второй, «ИЖ Планета-4». В свете фонаря блеснул бензобак, оклеенный изображениями девушек. – Если через пять минут не уберетесь, то свистну ребят, и вас тут закопают. Ясно?

– Да, – стушевавшись, отарой робких овец отозвались парни, пытаясь привести в чувство двух выбывших.

– Пойдемте, – подошел Виталик к Славе.

Слава двинулся за ним в сторону общежития, невольно вдыхая одуряющий аромат распаленных дневной жарой лип.

– Ловко вы его. Самбо?

– Да, у меня первый разряд, – ответил Слава. – Ты тоже ловко. А если бы остальные полезли, то что же, ножом бы бил?

– Не полезли же.

– Колеса зачем пробил?

– Я когда маленьким был, то мы как-то вчетвером приехали на мотоцикле к ним в Серпковку. Там нам толпой наваляли и колеса порезали. Пришлось катить мотоцикл до дома, а тут почти шестнадцать км по проселку.

– Понятно.

– Мы назавтра с Афоньевскими пацанами поехали туда большой толпой. Всех девушек из клуба выпустили, а остальных под молотки, чтобы знали. Надолго нас запомнили.

– Жестко.

– Как аукнется, так и откликнется, – за разговором дошли до общежития.

– Зайдешь? – спросил Слава.

– Нет, спасибо, хочу по деревне пройтись перед сном.

– Не боишься опять на этих напороться?

– Не боюсь, они уже свалили, и думаю, не скоро здесь появятся. Этот, Рома, которого вы об дерево, вроде как девочку несколько лет назад хотел изнасиловать. Не любят его тут.

– Какую девочку?

– Я точно не знаю, врать не буду. Просто краем уха слышал.

– А чего они вообще сюда приехали?

– На танцы. К нам приезжают иногда. Часто потом драки.

– Штакетником деретесь? – вспомнил полуразобранный забор сбоку от клуба Слава.

– Бывает, что и штакетником. Ладно, доброй ночи.

– Доброй.

XII

Я попрощался с молодым следователем и сошел с крыльца. Прошел по асфальту между общежитием и леском, вышел к белеющей в ночи, словно старая кость, водонапорной башне. Сошел с дороги, потянувшейся на Берливку, двинулся вдоль леса. Со стороны тырл послышалось сонное мычание. Не спеша, чтобы не подвернуть ногу на пустыре, дошел до магазина, обошел его, повернул направо и осторожно двинулся по улице. Деревенские собаки на меня уже давно не лаяли, поэтому шел в сонной тишине, только иногда разбавляемой звуками телевизора из чьего-либо неплотно прикрытого окна. Улицы освещали всего два фонаря и те были тусклыми и стояли возле крайних домов, поэтому большая часть улицы тонула в зыбком полумраке.

Дошел примерно до середины, повернул налево, обогнув детский сад, вышел на другую улицу и подкрался к дому. Тихо приоткрыл калитку, скользнул во двор. Навстречу выглянула собака Каштанка, но никак на мое появление не отреагировала и вновь скрылась во мраке. Я добрался до крыльца, сунул в клямку припасенный гвоздь-«двухсотку», крючком изогнутый на конце. Теперь через эту дверь внезапно никто не выйдет. Аккуратно подобрался к ярко освещенному окну. В комнате было несколько о чем-то спорящих человек. Тот, кого все знали смешным стариком, за последнее время сплотил вокруг себя целую банду. Все та же привычная компания, только обряженная в пионерские галстуки и накладные бороды. Странно, что недавно освободившегося Лени Бруя не было. Когда-то он был дружен с Бутуем.

– Семейство этих уродцев? Приезжие, – хрипло расхохотался Бутуй, одетый в красные сатиновые шорты, солдатский ремень с перевернутой как у «деда» начищенной до блеска латунной бляхой и галстук на голый торс, – они не понимают наших обычаев, – он запустил пятерню под свою вечную расстегнутую телогрейку и звучно почесался.

– Вдруг это не они? – усомнился сидевший ко мне спиной человек, в котором я по голосу опознал Ваську Жарика. – Вдруг кто-то другой?

– Кто другой? Кто? – начал закипать Бутуй. – До них тут пожаров не было!

– А при чем тут пожары? – спросил молчавший до этого Сашка Газон. – Андрюху зарезали.

– Все равно, директор виноват! – упрямо возразил Бутуй. – Он меня уже достал! Отполировать бы ему лысину и посмотреть, как она заблестит!

– Смотри, Прохорович, как бы он тебе самому не отполировал, – сказал осторожный Шандорик, которому отец три года назад, за кражу с фермы, выбил два зуба.

– Пугливый ты стал, Паша, – презрительно посмотрел на него Бутуй. – Клыки тебе Владимирыч выставил, а ты и не сделал ничего. Тряпка!

– А что я мог сделать? – вскинулся Шандорик. – Что? Меня за эту кражу на год отправили. Что я мог с зоны сделать?

– Мог бы, сделал. Или после того, как откинулся, то спросил бы с него. А теперь молчи, не спорь со старшими!

– Тяжело на зоне без зубов было? – ехидно спросил Жарик, намекая на известный зековский обычай.

– Ты того! Это! Я ведь могу и это! – вскочил длинный Шандорик, угрожающе нависая над Жариком.

– Паша, сядь! – прикрикнул на него Бутуй, тряся крепким загорелым животиком, колобком метнулся по комнате.

В комнату вошла женщина с испитым лицом – Валентина Бутуиха, дочка Бутуя, профура, каких поискать. Ее дом стоял дальше по улице. Судя по тому, что мимо меня она не проходила, она вошла с черного хода, со стороны огорода. Все новые дома были с двумя входами, только в нашем доме второго входа не было – то ли мать, то ли отец по какой-то причине убрали его из проекта дома.

– Не шумите так, – недовольно сказала Валентина. – Орете на всю улицу.

– Нам нечего бояться, это наша деревня, – сказал Жарик.

– Оно и видно, чья, – презрительно посмотрела на него Бутуиха. – Людей режут как курей, а вы только сидите и на Ленина молитесь.

– Валентина, ты Ленина то не замай! – строго прикрикнул на нее отец. – Чего опаздываешь?

– Пришла же, – женщина плюхнулась на свободный табурет, – не нуди. Галстук я гладила.

– Пока ты шлындраешь, – зло сказал Бутуй, – следователи уже к Фирсу подбираются.

– А что Фирс? – спросил Жарик. – Фирс про нас ничего не знает, чего бояться?

– А то, что пропал куда-то Фирс, – просветил всех Бутуй, – я третий день не могу его найти.

– Может, напился и на яблоне спит? – предположил Шандорик.

– Он на яблонях молча сидеть не может, – покачал головой Сашка Газон. – Это все знают.

– Точно, – послышались голоса.

В ноздри ударил резкий запах подгоревшего комбикорма пополам с табачной вонью. Я подался назад, краем глаза ловя слева смутную тень. Нырнул вниз, что-то пронеслось над головой и с хрустом врубилось в дощатую стену веранды. Лягнул ногой назад, попав во что-то твердое. Сзади раздался сдавленный стон. Вновь лягнул, упал вперед-вправо, перекатился на левый бок, перебрасывая согнутую в колене правую ногу через левую. Зацепил выделяющуюся на фоне неба фигуру левой ногой за лодыжку, резко разгибая правую ногу, пнул его в колено. Этому приему меня научил Колька Лобан. Громкий мат и падение противника. Кувырком назад через левое плечо я вскочил на ноги и бросился бежать. Сзади слышались громкие голоса и крики, но я не обращал на них внимания. Перемахнул штакетник забора, бросился в проулок меж домами, резко свернул направо, выскочил на соседнюю улицу и, повернув в обратном направлении, пошел неспешным шагом. Вскоре навстречу попались Жарик и Газон.

– Привет, Виталий.

– Привет, – сунув руку в карман, поближе к ножу, ответил я.

– Гуляешь?

– Одна овца потерялась, хожу, ищу. Вы не видели?

Они переглянулись между собой, потом посмотрели на меня, особенно косясь на руку в кармане. Вся деревня была в курсе, насколько быстро я могу выхватить нож.

– Никто тут не пробегал? – спросил Газон.

– Вроде бежал кто-то. Туда, – указал я рукой в сторону карьера. – А что случилось?

– Да, это самое…, – замялся Газон.

– Пиджак у меня кто-то украл, – сказал Жарик. – Теперь ловим.

– Вот подлец, – искренне сказал я. – Это наверно Стасик. Если увижу, то вам скажу.

– Спасибо, – они развернулись и поспешили по улице в сторону карьера.

Я выпустил накопившийся в груди воздух – все-таки сдерживать учащенное дыхание после такого спурта непросто. Дошел до конца улицы, вышел на околицу, прошел две улицы, возле магазина повернул налево и пошел по улице. Проходя мимо дома Андрюхи, остановился и тоскливо посмотрел на окна. Хоть и сволочью он был, но все же моим другом. Ладно, разберемся. Пошел дальше до самого конца улицы. Возле дома Ивана Гусева пересек лесопосадку и попал в наш сад. По подъездной дороге дошел до сеновала. Калитка между сараем и дровяником была закрыта изнутри на замок, но это меня не остановило. Подпрыгнув, ухватился за выступающие доски крыши дровяника, подтянувшись, мощным махом перебросил тело на крышу. Осторожно, чтобы не провалиться, прошел по покрытой рубероидом крыше, спрыгнул во двор. Слева из зыбкого света, висящего в посадке на березе, фонаря молча вынырнул кобель Байкал.

– Привет, – я погладил его по голове. Он радостно взмахнул хвостом и вновь нырнул в тень.

Открыв калитку, прошел во двор, дошел до мастерской. Почувствовал укол в руку, почесался. Неужели, клоп? Прошлось идти в летний душ. Выходит, правда, что Бутуй клопов разводит. После душа вновь вернулся к мастерской. По забору забрался на ее крышу. По крыше добрался до узкого окошка в чулане, проскользнул в него, взял на поле фонарик и, освещая себе путь, вышел на веранду. Ходить в полной темноте было опасно: с папаши станется установить капкан, а мать вполне может положить борону, как она это сделала под окнами.

Тихо пробравшись на свой диван, я разделся, лег и задумался. Кучка людей, собравшихся вокруг Бутуя, привлекала мое внимание уже давно. Я не мог понять, что их объединяет и что скрывается за этими странными ритуалами с пионерскими галстуками и поклонением портрету Ленина. Да и гипсовый бюст вождя мирового пролетариата, пропавший из конторы, как мне кажется должен бы оказаться где-то там. Еще было интересно, что за гнида пыталась поиграть со мной в Чингачгука. Бить топором это как-то не по-добрососедски. У Бутуя еще сыновья есть: Вася-Маля и второй, Алик по кличке Два алеса. Скорее всего, Два алеса и подкрался ко мне. Вообще эта компания странная даже на фоне остальных жителей деревни. С помешательством на Ленине и ношением пионерских галстуков. А вдруг они решили отомстить Андрюхе за выход из пионеров? По идее, должны были начать с меня, потому, что я первым вышел, да и галстук к тому же сжег, но кто их знает? Может, у них какая-то своя логика. В любом случае, отец прав, если я не найду убийцу, то нет никакой гарантии, что убийца не найдет меня. Что Андрюха собирается в лес по грибы знали кроме него лишь я да Витек. Я Андрюху не убивал, Витек бы в одиночку не справился. А вот с помощью друзей дедушки вполне… Под эти раздумья я незаметно заснул.

Мне снился невысокий лес, наполненный громким шорохом и шипением. Я стоял в высокой траве и смотрел на колышущиеся неподалеку заросли. Идти туда мне совершенно не хотелось. Ветерок доносил острые запахи: гнили и незнакомый, но вызывающий отвращение запах. Из травы между мной и зарослями внезапно поднялись головы двух змей. Ноги словно заморозило, и они не ответили на мое желание развернуться и кинуться бежать отсюда подальше. Присмотревшись, я понял, что это не две змеи, а одна змея с двумя головами. Бодрости мне это совершенно не прибавило. Две пары глаз уставились на меня, а два раздвоенных жала затрепетали, словно крылья колибри, ловя мой запах. Мы смотрели друг на друга, когда раздался звон колокольчика.

Слева вышла Елизавета Харитоновна с бессильно склонившейся набок головой. В руке у нее был колокольчик, привязанный к обгоревшей розовой ленте. Склоненная голова посмотрела на меня, пустая рука поднялась и указала направления вперед, в заросли. Ноги словно сами собой двинулись в указанном направлении. Змея скользнула вбок, уступая мне дорогу, первые деревья расступились. Я шел по Чайкам. Со всех сторон выглядывали змеиные головы, внимательно наблюдая за мной. Я шел и шел, пока не добрался до небольшой полянки, образованной вырубленными деревьями. На груде срубленных веток сидел Юра и увлеченно ковырялся в носу.

– Как дела? – спросил он меня.

– Никак.

– Чего такой неприветливый? – над его правым плечом поднялась черная змея и злобно уставилась на меня.

– А чего мне приветливым быть? Ты умер и умер, чего снишься?

– Ну, ты даешь! – Юра изумленно хлопнул себя по коленям. – Отравили парня и спрашивают, чего снишься. Нехорошо…

– Я тебя не травил, – устало сказал я, – и ты прекрасно об этом знаешь.

– Ты все рассказал, что формалин ядовит.

– И что тут такого? Хватит мне сниться!

– А кто тебе должен сниться? Жанка? Да?

Из зарослей, распространяя запах пригоревшего мяса, показался обгоревший труп.

– Извини, разговаривать она после пожара не может, – любезно пояснил Юра.

– Теперь все покойники в округе мне будут сниться? Да?

– А почему нет? Или скажешь, к смерти Жанны ты тоже не причастен?

– Ничего я не собираюсь говорить. Лучше ты сам скажи, что все это значит, – из зарослей раздался звон колокольчика, и к нам присоединилась Елизавета Харитоновна, обняв обгоревший труп.

– Догадайся, хи-хи-хи, – мерзко засмеялся Юра, – это в твоих интересах. Хи-хи-хи, – Елизавета Харитоновна потрясла колокольчиком.

Из зарослей стали выползать змеи. Наползая друг на друга, они образовывали шипящую стену, ощерившуюся разинутыми пастями.

– Не может тут столько змей быть, это лишь сон, – вслух попытался себя успокоить я. – Им на такой маленькой территории есть нечего будет. И места не хватит…

– Не будь наивным, – отозвался Юра. – Это не просто змеи… Сам подумай, почему они такие большие?

– Во сне чего только не приснится, – ответил я, видя, что не все змеи это змеи. Среди них и кишки затесались, и можно было даже не спрашивать, чьи они.

– Во сне? Думаешь, что это сон?

– Разве нет? – ущипнул я себя за ногу, пытаясь проснуться. Странно, но при щипке я ощутил боль. – Обычный сон…, – протянув руку, сорвал с ветки березовый листок, поднес к носу, чувствуя запах.

– А ты ничего не помнишь?

– Про что?

– Вспомни, апрель 86 года…

– А что? – осторожно поинтересовался я. – Что там такого было? Май помню – мы в аварию попали. А что было в апреле?

– Вспоминай, это важно!

Под ноги мне выкатилась бутылка темного стекла. Я без особого удивления узнал бутылку из-под хлороформа, украденного нами в подсобке химического кабинета. Из травы вновь высунулась уже знакомая двухголовая змея и угрожающе зашипела на меня. Со свистом в толстое тело перед самой развилкой голов вонзился штык, пригвоздив гадину к земле.

– Знакомый штык, – глядя на змеиные головы, в бессильной ярости грызущие сталь, сказал я. – Феогнид Карлович уже не с нами?

– А ты возьми и проведай дедушку, – мерзко хихикал Бра. – Пирожков испеки с грибами, принеси ему! – из распахнувшегося в крике рта полезла большая черная гадюка.

Она бросилась мне в лицо. Я, чувствую себя мухой в застывающем бетоне фундамента, попытался заслониться от твари руками.

– Мы пионеры – дети рабочих, – запел откуда-то знакомый голос. Я часто слышал его доносящимся ночами из нашего сада.

Осторожно приоткрыл – глаза змея зависла напротив лица и презрительно меня рассматривала.

– Он тоже уже того? С вами? – осторожно спросил я.

– Догадливый, – рассмеялся Юра. – С нами, еще как с нами. Проверь унитаз.

– Унитаз?

– Ха-ха-ха.

Над стеной из змей показались какие-то серые фигуры с большими глазами, и я проснулся. В руке был зажат помятый березовый лист. Сел на диван и до рассвета смотрел в окно на освещенный фонарем огород и темный сад, колышущийся за забором, вдыхая свежий запах березы. И только когда небо начало золотиться перед восходом и рассвет бледными пальцами ухватился за верхушки яблонь, увидел на оконном стекле рисунок – букву А, вписанную в круг. Полез в диван – бутылки с хлороформом, той которую видел во сне, не было. Как не было и пузырьков с эфиром и формалином.

– Сон в руку, – с трудом удержавшись от плевка на пол, негромко сказал я.

– Ты что-то сказал? – раздался из-за не доходящей до потолка гипсокартонной перегородки, делящей комнату пополам, голос Коли.