Текст книги "Земля лишних. Слуга трех господ"

Я стоял перед десятком молодых ребят в одинаковой военной форме и делал то, что и в кошмарном сне не могло мне присниться пару лет назад. Хотя могло ли мне тогда присниться хакерство на почти государственной службе или само попадание сюда, в этот мир за Воротами?

– Вам всем предстоит защищать секреты. Работа важная, нужная и очень ответственная. Но первое, с чем должен определиться защитник, – что именно защищать? Велик соблазн объявить секретным как можно больший объем информации, чтобы даже случайно что-то важное не стало достоянием гласности. Вот только чем больше информации мы засекретим, тем больше сил и средств нам понадобится на защиту этих секретов. И мы рискуем прийти к ситуации, когда дешевле всю страну огородить железным занавесом, а на всех жителей повесить подписки и допуска. Мое поколение успело увидеть, как эта система работала и как она успешно развалилась.

Вот интересно, мои рекомендации и мысли вслух найдут хоть какое применение?

– Поэтому грифы секретности должны стоять только на тех сведениях, которые действительно критичны. Весь попутный мусор пусть остается открытым.

– Но ведь известны случаи, когда по косвенной, открытой информации противник получал секретные сведения?

Приятно слышать – кто-то реально интересовался вопросом.

– Не совсем так. На основании открытой информации аналитики противника строили предположения, не более того. Это нормальная практика работы любых разведок любого мира. Вот только про удачные, совпавшие с действительностью предположения сейчас знают все, а про массу ошибочных выводов – только специалисты. Примеры приводить?

– Конечно!

– Вот, например, широко разрекламированная история времен Второй мировой. Японцы на Тихом океане обороняли остров. Американцы верно оценили количество японских войск на острове, просто пересчитав на аэрофотоснимке количество солдатских сортиров и прочитав в японском уставе, на сколько человек положен один сортир.

– Я этот случай и имел в виду.

– Поздравляю, молодой человек, у вас прекрасный кругозор. Вот только чтобы этот фокус сработал, необходимо сочетание трех факторов: наличия у американцев японского устава внутренней службы, или где там у них сортиры нормируются; местного японского начальства, точно следующего этому уставу даже в боевой обстановке; отсутствия мероприятий по маскировке и дезинформации. Кто мешал построить больше сортиров, чем положено? Кто мешал половину или даже все спрятать под пальмы?

Я рассказывал, травил байки, отвечал на вопросы. И постепенно обретал уверенность. Не знаю, будет ли моя лекция полезной, но скучать точно не придется…

В перерыве ко мне подошел курсант – знаток военной истории.

– Скажите, Влад, а когда вы начнете рассказывать про компьютеры?

– Информация – это не только биты с байтами. Это и бумажки, и фотографии, и люди. В первую очередь – люди. Так что не волнуйся, все будет. Своевременно или несколько позже.

Курсантов мне давали на растерзание только в первой половине дня. После обеда они занимались своей основной работой. Не было в разведуправлении лишних сотрудников. Так что в первый день успел обговорить лишь самые общие вопросы и литературой для самостоятельного изучения поделился. Из интернета надерганной.

После занятий пошел к Борису в тир – у него как раз было окошко в расписании. Пострелял, получил очередную порцию замечаний и уселся чистить «грача». А в тир ввалились спецназеры в полном обвесе, в бронежилетах и даже с рюкзаками. Судя по пыхтению и запаху пота, в тир они не пришли, а прибежали, причем издалека. И началось шоу. Я даже пистолет оставил и пошел смотреть. Бойцы носились между бочками, прыгали, катались, отжимались, кувыркались, приседали и стреляли из всех возможных положений. Сначала на свету, а потом и в темноте, только при свете фонариков. Отстрелялись и унеслись снова бегом, оставив слой гильз на полу и густой запах кордита. Последний спецназер хлопнул меня по плечу:

– Учись, двоечник!

Такого цирка я даже на Острове Ордена не видел, а там у нас много кто тренировался.

Подошел смеющийся Борис.

– Ну что, двоечник, оценил наш зверинец?

– Почему двоечник-то?

– А у меня здесь частенько по вечерам занимаются те, кто зачет по стрельбе сдать не может.

– А чем грозит несдача?

– Отсутствием аттестации за квартал. Неполное служебное. Потеря в деньгах. Повторная неаттестация – увольняют из армии. И сразу все радости – выгоняют из служебной квартиры, проценты по кредитам…

– А если по медицине проблемы? После болезни или ранения?

– Стараются перевести на нестроевую должность, если есть такая возможность.

Он невесело вздохнул.

– Ладно, приходи завтра. С места ты уже сносно стреляешь, пора стрельбу в движении изучать.

– Как эти ребятки только что? Боюсь, у меня здоровья не хватит. Может, ну его?

– Пришел – учись. Не фиг зря патроны жечь.

Приду, конечно. Была капитулянтская мыслишка отказаться от таких занятий. Вроде не мальчик уже, да и физподготовка ни к черту. Но интересно!

Забавно, что спецназ тоже из «кольтов» стрелял. И не захочешь, а узнаешь секрет-другой.

Назавтра обсудил с курсантами, какая бывает информация, что ей может угрожать и каким образом. Попытался нормальным языком пересказать ту заумь, которую так любят из одного учебника в другой переписывать. Судя по интересу зала – получилось.

На выходе из столовой меня поймал очередной боец. Опять к Петрову. Опять я без тихого часа остался.

У подполковника сидел немолодой толстый военный в черной форме. Краснолицый, одышливый, с венчиком седых волос вокруг креветочного цвета лысины. Я и в сухопутных-то званиях разбираюсь через пень-колоду, а в морских и вовсе полный ноль. Петров представил его как военного следователя капитана третьего ранга Сверчкова. Из Берегового. И попросил с ним поговорить, ответить на вопросы. Я очень удивился:

– Вроде бы я уже подробно рассказал все, что касалось моего появления здесь?

– Капитан интересуется не этим.

– Хорошо, поговорим. Не зря же капитан проделал такой путь. Но в рамках нашей с вами договоренности, подполковник.

Видно было, что Петрову очень хотелось грохнуть кулаком по столу, но он сдержался. И молча кивнул.

Разговаривали мы с гидромайором[26]26
  У капитана третьего ранга на погоне два просвета и одна звездочка, как у армейского майора.


[Закрыть] в той же комнате, где три дня назад я рассказывал о своих похождениях под дождем. Он разложил на столе бумажки из своего объемистого портфеля, щелкнул авторучкой и поднял на меня свои прозрачные глаза:

– Знаком ли вам Егор Мятин?

– Егорка?! Он все-таки долетел?!

– Отвечайте на вопрос.

Я замолчал и уставился на собеседника. Тот выдержал секунд тридцать, потом повторил:

– Отвечайте на вопрос.

Я не шевельнулся. На этот раз терпения у офицера хватило секунд на пять, он подпрыгнул и завопил:

– Какого черта ты себе позволяешь?

Подозреваю, что он привык слышать в ответ оправдания, крик или плач, но мой смех превратил его в пыхтящий соляной столб.

– Боюсь, майор, ты неправильно оцениваешь ситуацию. Напомню, что здесь сейчас не допрос. Ты меня ПРОСИШЬ что-то рассказать. Поэтому веди себя вежливо, а то разговора не получится.

Вы видели рыбу, вытащенную из воды? Ее еще в свекольный цвет покрасить, и будет очень похоже. Те же бессмысленные глаза, хлопанье губами и проблемы с вокалом. Жаль только, что рыба на воздухе быстро засыпает, а мой визави – нет.

– У меня предложение. Взаимовыгодное. Вы мне рассказываете историю Егора после того, как мы с ним расстались, а я – с момента нашей с ним встречи и до расставания. И обойдемся без ругани. Идет?

Сверчков еще попыхтел и ответил с одышкой:

– У вас нет допусков. Не имею права.

– Ну глупостей-то не говорите! Я же не интересуюсь составом вашего флота или фасоном матросских трусов. Меня и все, что связано с Егоркиной работой, не интересует совершенно. Хотя слабо себе представляю, что здесь можно изобрести такого, что не было бы известно на Старой Земле. Мне важно, как он добрался, как себя чувствует и что с его семьей. Ну же, смелее.

Снова пыхтение, и здравый смысл одерживает победу:

– Он долетел до Берегового. На посадке перевернул самолет. Сам чуть не утонул. Его спасли пограничники. Доставили на берег. Задержали до выяснения. Все.

– Что значит все?! Он что, до сих пор в тюрьме сидит?

– Не в тюрьме. В изоляторе. Ведутся следственные действия.

Нестерпимое желание задушить эту канцелярскую крысу накатило и тут же схлынуло. Этим Егору не поможешь.

– И в чем его обвиняют? В том, что он не погиб вместе с кораблем, а вернулся домой?

– Тайна следствия. Вы сами сказали, что секретов мы касаться не будем.

Жаль, эта сволочь быстро учится.

– Я ответил на ваши вопросы?

– Что ему грозит и почему?

– Суд разберется. И чем активнее мы с вами будем сотрудничать, тем больше материалов будет для суда. В том числе и в пользу Мятина.

Похоже, Сверчков полностью оправился от моего хулиганства и уже начал юридические кружева плести. Непрошибаемая публика! Черт, как же Егору помочь-то?

– Вы готовы отвечать?

– Спрашивайте.

– Где и при каких обстоятельствах вы встретили Мятина первый раз?

– Я в море наткнулся на спасательный плот. Егор был внутри, без сознания. Я его перетащил к себе на яхту. Привел в чувство, переодел, накормил.

– Где конкретно вы обнаружили спасательный плот?

– Дайте карту, покажу.

Кап-три достал из портфеля и развернул карту Большого залива. Похуже, чем была у следователя Морского патруля, но тоже неплохая. Я взял карандаш, обвел кружок на карте.

– Вот, примерно в этом районе, плюс-минус миль двадцать. Я не запомнил точное место, просто не до того было.

– А что вы там делали?

– Гонял на яхте. Был прекрасный ветер.

– С какой целью?

– С какой целью гоняют на яхте? Ради самого процесса. Ветер был такой, что яхта выскакивала на глиссирование и развивала иногда больше двадцати узлов.

– Вы помните точную дату, когда это случилось?

– Двадцать первое число десятого месяца.

– Крушение корабля, на котором проходил службу Мятин…

– Проходил службу? Он же гражданский?

– Он был прикомандирован к кораблю и временно считался военнослужащим. Так вот, крушение произошло шестого числа вот в этом районе. Как вы видите, расстояние составляет больше девятисот миль, то есть средняя скорость плота…

– Порядка двух узлов, да.

– Я интересовался у специалистов. Спасательный плот не может развить такую скорость. У него снизу…

– Да, система плавучих якорей. Типа такого подводного парашюта. Только у того плота, с которого я снял Егора, был разодран нижний баллон, и якоря, похоже, не раскрылись. Просто телепались, как тряпка. Плюс довольно тощий парень был один на шестиместном плоту. Парусность большая, вес малый, ветер сильный. Ветры в то время самые сильные в году.

– Я записал. Что было дальше?

– Подошел орденский сторожевик. Они тоже искали плот.

– Не нашли?

– Нет. Я разрезал и утопил сам плот и спрятал Егора.

– Куда на яхте можно спрятать человека?

– У меня большая яхта.

– Почему вы это сделали?

– Пожалел паренька. Из его рассказов выходило, что он – последний свидетель уничтожения Орденом вашего разведывательного корабля. Логично предположить, что от него избавятся сразу, как только вытрясут все секреты, которые он, возможно, знал. Тут судить не берусь – не интересовался.

– Почему вы приняли столь деятельное участие в судьбе совершенно незнакомого человека? Вы же не могли не понимать, что создаете Ордену большую проблему и можете навлечь на себя большие неприятности?

Я вздохнул и посмотрел на краснорожую тушу напротив. Увы, Сверчков действительно считал свой вопрос важным и ждал ответа.

– А еще я сохранил от Ордена все ваши секреты, что знал Егор. Может, я медаль хотел получить? За защиту гостайны ПРА. Поспособствуете?

– Вы не ответили на мой вопрос.

– А смысл? Вы все равно не поймете. Если каждый чих оцениваете с точки зрения возможных выгод и рисков.

Сверчков помолчал, что-то почиркал на бумаге.

– Что было дальше?

– Тайно привез Егора на Остров Ордена. Вылечил. Дождался подходящей погоды и отправил его на самолете домой. Он, как оказалось, умеет худо-бедно пилотировать легкомоторные самолеты.

– Вот именно, худо-бедно. Где вы взяли самолет?

– На острове есть владения богатых людей. У некоторых есть самолеты. Один такой мы с Егором украли. Егор улетел, я остался.

– Где и у кого конкретно вы украли самолет?

– Без комментариев. Про Орден и орденские территории я ничего рассказывать не буду.

– Самолета не хватились?

– Хватились.

Не услышав продолжения, Сверчков снова уткнулся в бумаги. Помолчал.

– Расскажите, как и почему вы попали на Остров Ордена, тем более на орденскую службу?

– Это к делу не относится.

– Как вы оказались здесь? Почему покинули Остров? Связано ли это с вашей помощью Мятину?

– Это тоже к делу не относится.

Следователь опять зашуршал бумажками. Мне показалось, что он полностью утратил интерес к разговору. Он утратил, но я-то нет!

– Скажите, кап-три, а вы что, серьезно думаете, что Егора могли вербануть орденцы?

– Мы не думаем, мы отрабатываем все возможные варианты.

– А вы попробуйте подумать! Зачем орденцам отпускать живого свидетеля их преступления? Какая выгода? Все, что он знал по своей работе, он под современной химией рассказал бы легко и непринужденно и не помнил бы ничего потом. Здесь вы его наверняка под колпак посадите, так что ни шпионить, ни вредить он не сможет. Зачем? Орденцев можно во многом обвинять, но не в отсутствии же здравого смысла!

– Вы закончили?

– Мужик, а тебе чисто по-человечески не жалко молодого парня губить? Он, в отличие от тебя, крысы кабинетной, повоевать успел, и не один раз. И мозги у него светлые, мог бы изобретать и изобретать. Пользуйтесь, на благо родного анклава! Или вам, особистам, мораль и здравый смысл инструкции заменяют? Кожаная куртка, длинные руки… Что там еще полагается?

– Да как ты смеешь, пижон?

– Смею! Человека угробить – много мозгов не надо. Спасти – гораздо сложнее! Он к вам, уродам, сюда спешил, старался. И что в результате? Молодого талантливого ученого и изобретателя закатали в каталажку. С такими, как вы, никаких врагов не нужно – сами страну изнутри подгрызете и сами все разрушите. Вот только не знаю пока – по собственной тупости вы вредите или по злому умыслу? Ты, дядя, не шпион случайно?

Вот теперь Сверчкова проняло всерьез. Лицо приняло цвет выдержанного бордо. Он вскочил, пару раз открыл-закрыл рот и вдруг повалился на стол. В углах бесцветных глаз с огромными черными зрачками налилась ярко-красная сеточка лопнувших капилляров.

Сколько там от клинической смерти до настоящей? Я честно выждал четыре минуты, потом открыл дверь и проорал в коридор:

– Эй, кто-нибудь! Тут… особисту плохо!

Минут через десять подошел врач. Отогнал толпившихся у двери офицеров, потрогал Сверчкову пульс, посветил в глаза и сделал знак санитарам.

– По внешним признакам – инсульт. Точнее скажу после вскрытия.

В комнату просочился один из лейтенантов с фотоаппаратом, несколько раз, с разных ракурсов, бахнул вспышкой. Потом санитары погрузили тело на носилки и унесли.

– Товарищи офицеры! По рабочим местам – марш!

Подполковник Петров оглядел опустевший коридор, повернулся ко мне:

– Пошли поговорим.

И устремился вперед, на улицу. Я молча последовал за ним. За углом в глубине двора оказалась классическая курилка – лавочки вокруг вкопанной в землю бочки под легкой крышей. Петров сел, выбил из пачки сигарету, глубоко затянулся.

– Рассказывай, что у вас произошло.

– Да ничего особенного. Поорали друг на друга, но у меня оралка толще оказалась. Тварь этот ваш Сверчков. Зато помер на боевом посту практически. На допросе. Памятник впору ставить.

– Тварь. Согласен. Но писанины сейчас из-за него будет… И проблем.

– Вам?

– А то кому? Тебе, что ли? Ты здесь посторонний человек.

– Предупредили бы…

– И что бы изменилось? У тебя талант с людьми конфликтовать. Что ты такого Авдееву на днях наговорил, что он слышать про тебя не хочет?

– Поспорили о вопросах мироздания…

Подбежал солдатик, который меня обычно звал к Петрову. Наклонился к подполковнику, что-то доложил вполголоса и убежал. Петров бросил сигарету в бочку.

– Ну хоть что-то! Я как знал – приказал камеру в допросной поставить и включить. И там четко видно, что ты к Сверчкову не подходил и даже со стула не вставал. И руки все время на столе держал.

– Вроде бы доктор сразу установил инсульт?

– Как бы тебе сказать… Даже я знаю четыре… нет, пять способов имитировать такой диагноз у покойника. В том числе – голыми руками, без химии и инструментов. Так что… хорошо, что запись есть.

– А еще хорошо, что этот товарищ ласты склеил в процессе общения именно со мной. У вас здесь, как я понял, его не любили, и умельцев инсульт организовать хватает…

Подполковник посмотрел на меня, помолчал.

– Слушай, когда вся эта возня кончится – иди ко мне в аналитики, а?

– Безопаснее меня под присмотром иметь? Отправьте скорее за ленточку, и не придется мучиться.

Петров сплюнул, матюгнулся и достал из пачки новую сигарету. А я продолжил:

– Кстати, об аналитике. Вы в курсе, о чем меня этот допрашивал?

– Про какого-то паренька с утопшего разведывательного парохода, который единственный выжил и вернулся домой. И выдает сказки увлекательнее, чем книжки Бушкова.

– Так вот, мальчик правду говорит. Пароход взорвали орденцы, и он единственный уцелевший свидетель. А я его спас и помог вернуться.

– Про это Сверчков не рассказывал.

– Он много чего не рассказывал, судя по всему. Например, про то, что этот мальчик – вполне уже взошедшая звезда здешнего беспилотникостроения. И без него это направление если не загнется, то здорово забуксует…

– Это ты к чему клонишь?

– К тому, что аналитика – это обычно копание в баночках с разными вонючими субстанциями. Кому выгодно этого вашего Егора в тюрьме сгноить? Кому угодно, кроме ПРА. Про скоропостижную смерть Сверчкова пока никто не знает. Если пошарить у него – что-нибудь может и найтись, пока сообщники не зачистили следы…

Подполковник чертыхнулся, бросил сигарету и вскочил:

– Журавлев! Машину, быстро!

Два дня прошло в вязком спокойствии. Тихо, без эмоций, в строгом соответствии с планами. Курсанты изучали уязвимости информационных систем, и столь желаемое ими «про компьютеры» только что из ушей не лезло. Вечерами я ходил к Борису и дырявил мишени. В движении получалось предсказуемо хуже, чем с места, но в общем и целом приемлемо. Скоро можно будет и о зачете подумать.

Еще пострелял из казенного «кольта». Как оказалось, их делают с этой стороны Ворот совместно с местными бразильцами. По сравнению с испанским «кольтом» под 9×19, что был у меня в Рино, «бразилец» сильнее отдает в руку. Как объяснил Борис, люгеровского патрона военным показалось маловато и они заказали пистолеты под сороковой калибр. И патроны для него делают самые разные – от обычных оболочечных до экспансивных и бронебойных. Хорошо иметь собственный патронный завод!

На третий день дочитать лекцию мне не дали. Прибежал Журавлев, позвал к начальству. Пришлось распустить курсантов по рабочим местам, поручив изучать рекомендованные книжки. Еще на первом занятии отдал им флешку с добытой в Сети литературой – пусть читают. Завтра проверю. Зря, что ли, я сам в этом копался несколько дней назад?

У Петрова в кабинете сидело трое незнакомых офицеров – один в морской форме, двое в обычной. Как я понял из невнятного представления – тоже военные следователи. Рассказал им еще раз про встречу с Егором и про его жизнь на Острове. Записи не велись, собеседники слушали внимательно и вопросов задавать не пытались. Даже не смотрели лишний раз. Поблагодарили и ушли.

Интересно, что им про меня наплели? Что я совершенно секретный нелегал, только вернувшийся из вражеского тыла? Или просто боялись, что инсульт заразен?

На обеде меня поймал Антиповский, позвал на стрельбище. Их здесь не только из пистолетов стрелять учат, как оказалось. Погрузились в вахтовку на шасси «КамАЗа» и поехали куда-то на окраину городка.

Хорошо! Воздух свежий, тепло. Два дня уже дождя нет, даже солнышко иногда проглядывает. Неужто весна?

Пока вылезли из машины, пока покурили – на стрельбище закончили заниматься уже знакомые мне спецназовцы. Выскочили, построились и побежали в сторону города. Интересно, там внутри, под бронежилетами, – живые люди или железные роботы?

Жаль только, что упражнения, которые мы с офисными разведчиками выполняли, были совсем скучными. Как на сборах в институте – по бумажным мишеням и по поднимающимся фанеркам. Отстрелялся на троечку. А вот автомат снова порадовал – если затею «калашмат» себе покупать, надо будет искать именно «АК-103». Куда как приятнее привычного «АКМа». С другой стороны, в ближайших планах – свалить из этих мест обратно за ленточку, а там оружие и не нужно.

Кстати, спецназ с какими-то чудными автоматами бегает. Толком рассмотреть не смог – ни минуты на месте не стоят.

Вечером ко мне завалился капитан Авдеев. Общага была почти пуста. Оказалось, что сегодня пятница, и большинство обитателей разъехались на выходные, к родителям и подругам. Только настроился спать пораньше лечь, и вдруг гость.

– Привет! Я мириться пришел. Пустишь?

– Привет! Да вроде бы не ссорились… Заходи.

– Ну как… Я тебе гадостей наговорил, а сейчас признаю, что был не прав. Извини.

– Ты меня тоже прости, если что не так. Забыли?

– Забыли. А теперь принимай ценный груз.

Капитан начал выгружать на стол из сумки бутылки и свертки.

– Гуляем до понедельника? Или пойти ребят позвать, кто не уехал?

– Ребят, если хочешь, чуть позже позовем. Поговорить надо. Не смотри так, я тебя вербовать больше не собираюсь – прямой запрет Петрова. Просто хочу кое-что рассказать.

Авдеев взялся строгать колбасу, а я выставил на стол тарелки, вилки и стаканы, бессовестно умыкнутые из столовой. Обязательно верну, когда своей посудой обзаведусь.

– Значит, так, Влад, слушай сюда. Это не то чтобы прям секрет, но распространяться посторонним не стоит. А знать полезно, чтобы местные расклады лучше представлять.

– А я – не посторонний?

– Уже нет. Слушай. Ты в курсе, что это был за кап-три, которого ты это… заболтал насмерть?

– Военный следователь, как я понял.

– Почти так. Главный дознаватель контрразведки. Этот самый Сверчков там, за ленточкой, всю жизнь проработал военным юристом, а потом отправился сюда. По какой причине – точно не знаю, но все, кто его раньше знал, – кривились.

– Неприятный тип, я заметил.

– Ну вот, просидел он в здешней прокуратуре несколько лет, занимаясь всякой мелочовкой, и тут бах – покушение на Демида. Демид – это…

– …Один из основателей вашего анклава. Я читал.

– Ну вот, сразу после убийства, естественно, всплеск шпиономании и всеобщей подозрительности. И тут этот тип развернулся! За очень короткое время разоблачил немаленькую шпионскую сеть на нашей территории. В основном среди гражданских, но пара сержантов там тоже оказалась. Резидент у них сидел в Новой Москве, здесь бывал наездами. Ну а на кого работали – они и сами толком не знали.

– Дай угадаю – этого типа назначили главным ловцом шпионов?

– Ну да, на фоне отсутствия хоть каких результатов у всех остальных это был успех, хоть напрямую с убийством Демида и не связанный. В итоге его поставили искоренять крамолу среди военных. Он подобрал нескольких подручных под стать себе…

– …И у вас тут начался тридцать седьмой год?

– Ну, до Ежова и Ягоды этому типу было далеко, но на разные доносы мы отписывались регулярно, и нервы его ведомство нам помотало… Мы же не в окопах сидим, где все всегда на виду. Вот нас и гоняют регулярно благонадежность проверять.

– На детекторе лжи? «Вы знаете Зарокова?»[27]27
  Цитата из фильма «Ошибка резидента».


[Закрыть]

– До этого не доходило, но только на моей памяти двое у нас уволились, только чтобы с этими уродами больше не общаться.

Я представил себя на настоящем допросе у Сверчкова… Сразу пропал аппетит, но захотелось водки.

– Ну ладно, лопнул он от злости, а дальше-то что?

– А дальше очень интересно. Петров приехал к Самому и добился, чтобы проверили нашего геройски двинувшего кони на боевом посту. Наши же контрики, только не его подчиненные. Угадай, что дальше?

– Его отпечатки пальцев нашли на попе радистки из Новой Москвы?

– С тобой не интересно… Нет, не нашли ни сообщников, ни канала связи, зато в наличии шифроблокнот, диктофоны и прочие чисто шпионские штучки. Один диктофон у него был с собой во время вашего разговора. И фотоаппарат в ручке.

Водки захотелось еще сильнее. И свежего воздуха. Живо представилась допросная на орденской территории, торжествующий следователь и мой собственный голос из диктофона…

– Ты чего бледный такой стал? На, выпей! И сальца с черным хлебом! И капусточки! Полегче?

– Да, спасибо.

– Не волнуйся, диктофоны у нас в здании не работают. Это так, на будущее. И фотоаппарат мы сами нашли, до приезда контрразведки.

– А что вы контрикам про меня сказали?

– Сказали – наш сотрудник. Им сейчас не до тебя, там такая проверка в их ведомстве идет! Ворошат все, что наворотил Сверчков со своими ребятками. И, кстати, выпустили того паренька с разведывательного корабля. Вчера еще.

– Слава богу! Надеюсь, они ничего с ним не сделали. Выпьем?

Мы снова чокнулись. На душе стало еще легче. Еще пара тостов – и можно взлетать.

– Кстати, о выпивке. Тут наши собрались завтра на природу. Погода хорошая, весна близко и все такое. Выше водохранилища есть чудное местечко. Природа потрясающая. Купаться рановато, но рыбку половить можно. Жены и подруги приветствуются.

– Да я вроде не рыбак, и жена у меня далече… Но если возьмете – поеду с удовольствием. Могу дрова рубить и готовить, например.

– Готовить будет кому, и без рыбы тоже не останемся. Так что завтра я за тобой заеду. В восемь.

– Слушай, я припасами поучаствовать не могу, деньгами разве что. Здесь и купить-то нечего, особенно ночью.

– Не заморачивайся. Мы обычно с получки в пикниковый фонд скидываемся. А потом кто чего купил – оттуда деньги забирает. Сочтемся. Ну, за отдых?

– Давай!

Мы выпили еще, и мне совсем захорошело. Все же пить водку из стопок безопаснее, выше краев не нальешь. А вот из стаканов… Авдеев, гад, уже пустую бутыль под стол спрятал.

– Слушай, Серег, скажи…

– …Почему я сегодня к тебе пришел? Скажу. Мне столько по работе приходится лицедействовать, что вне ее хочется немного побыть самим собой. И если человек ведет себя, как козел, я его и называю козлом. А если как нормальный мужик – то мужиком. Вот я тебя снобом напыщенным тогда посчитал, а все оказалось совсем не так.

– Из того, что я тебе тогда наговорил, – самый логичный вывод. Извини еще раз.

– Не так ты и не прав был, честно говоря… Просто очень обидно такое слушать. Но я сейчас не об этом. Зачем ты паренька того спас?

– Ну как? Он без меня помер бы на своем плоту через пару дней, да и все.

– А потом почему от орденцев прятал?

– Пожалел. Мне это почти ничего не стоило, а ему, скорее всего, спасло жизнь. Знаешь, иногда задумываешься, сколько жизней отнял и сколько спас… И баланс фиговый получается, прямо скажем.

– Думаешь, на том свете зачтется?

– Нет. Да и не верю я в тот свет. Просто… Смотрел на него и себя вспоминал, двадцать лет назад.

– Жениться тебе, барин, пора. И детей нарожать.

– Женился. Ждем прибавления через пару-тройку месяцев. Если удастся отсюда вырваться – хоть на руках подержу. Нарожденное.

– Удастся. Я слышал у начальства краем уха, что вроде намечаются какие-то подвижки на эту тему.

– Дай-то Бог. Выпьем, чтобы все получилось?

– Выпьем.

Капитан Авдеев так в тот вечер и не уехал домой. Хорошо, что у меня двухместный номер.

С утра забежал Антиповский:

– Подъем, товарищи алкоголики! Стыдитесь – все уже готовы выезжать, а у вас здесь кони если и валяются, то вповалку.

– Лейтенант, будь другом, захвати нашего гражданского друга с собой. А я только домой метнусь переодеться и барахло взять. Подъеду уже на место.

Нищему собраться – только подпоясаться. Глотнул вчерашнего чая, сгреб со стола недоеденную вчера закуску и пошел за лейтенантом.

Проблему транспортировки безлошадных офицеров изобретательные разведчики решили очень просто. На площади перед общагой стояла уже знакомая вахтовка на «камазовском» шасси, куда мы и погрузились. Я даже оказался не последним.

Минут через десять машина завелась и двинулась в долгий путь. Сначала за окнами тянулись зеленые заборы. Под утренним солнышком они уже не казались такими угрюмыми. Потом их сменили штакетники веселых цветов, за которыми виднелись аккуратные домики. Судя по палисадникам, летом все здесь должно утопать в зелени и цветах.

Дорога покинула город и потянулась меж полей и пастбищ. Кое-где виднелась бурая прошлогодняя растительность, мелькали едва заметные ростки этого года. Весна постепенно вступала в свои права.

Горы незаметно придвинулись. Гравийка запетляла между вечноколючими кустами, валунами и скальными выходами. Высота набиралась незаметно, хотя уши вскоре заложило и потянуло зевать. Спал я сегодня мало и был бы не прочь придавить массу, но… Красота за окном завораживала. Давно ли я брел, спотыкаясь, под дождем, и клялся себе, что никогда больше ни в какие горы! И месяца не прошло, а я снова смотрю на эти кручи и не могу оторваться.

За очередным поворотом дороги открылась бирюзовая гладь водохранилища. Пейзаж поражал. Сейчас бы мольберт, кисть… Но лучше – фотоаппарат, потому что рисовать я так и не научился толком, а запечатлеть эту невероятную красоту хотелось нестерпимо.

– Понравилось? – спросил Антиповский.

– Никогда не видел ничего подобного!

– То-то же. У нас сегодня этот вид будет за десерт к шашлыку. И к ухе.

Нравится мне такая кулинария!

Пригляделся повнимательнее и заметил слева дугу плотины. Она не впечатляла шириной, но перекрывала ущелье в самом узком месте.

– Это не просто плотина, но еще и электростанция!

– Что-то проводов не видно.

– А они там понизу уходят. От машинного зала.

Наш трудолюбивый автомобиль съехал с дороги, выписал еще десяток финтов и остановился на небольшой поляне. Как и обещал лейтенант, вид отсюда открывался потрясающий. Водная лазурь, горы всех оттенков, от светло-голубого до почти черного, с белыми проплешинами снега и темными пятнами вечнозеленых кустов. И воздух… Этим воздухом мало было дышать, его хотелось мазать на хлеб и есть.

Кстати, поесть бы не мешало…

Незнакомый немолодой капитан оглядел наше зевающее воинство.

– Товарищи офицеры! Прежде чем мы все предадимся блаженному ничегонеделанию, пара объявлений. Машина отправляется обратно в 19:00, просьба не опаздывать. По темноте тоже доедем, конечно, но потратим гораздо больше времени и нервов. Не забываем о безопасности, оружие иметь под рукой и быть готовыми применять. Поодиночке никуда не ходим, особенно это касается наших любителей поохотиться. Рации есть у всех, не ленимся сообщать о своем местоположении.