Текст книги "Благословенны ночи Нергала"

* * *

Иван старался, как мог, показывал гостям лучшие стороны колонии, потому что знал: третьей попытки не будет. Чудо, что вторая досталась. Если провалится и она, контактов за пределами Нергала ждать не стоит… А ведь сколько проблем можно было бы решить! Закончить войну с дикарями. Навсегда позабыть о страхе голода.

Пока сложно было сказать, как относятся к колонии переговорщики. Те двое, что остались, ходили повсюду с каменными лицами, да еще носились с переселенцами так, будто дикари были полноценными людьми. Но это полбеды… Куда больше Ивана беспокоили те, что ушли. Почему эти пришельцы вообще такие твердолобые? Первую группу предупреждали об опасностях Нергала, а они не послушались и погибли. Вторые должны были хоть как-то использовать их опыт… А что в итоге? Они тоже потащились на территорию дикарей.

В дверь постучали, и Иван невольно вздрогнул. Напряжение в мышцах уже накапливалось, нервы пошаливали, но что с этим делать – он пока не знал.

– Войдите, – позволил Управляющий.

В кабинет заглянул его ассистент и предупредил:

– К вам Генерал… Он настаивает.

Иван ясно дал понять, что никого в ближайшее время видеть не желает, он слишком вымотался, пока возился с чужаками. Однако Эрнстин Вигели был проблемой, которую нельзя игнорировать.

С ним давно уже не мешало поговорить, поэтому от собственной усталости пришлось отвернуться.

– Впусти его и можешь быть свободен.

Генерал пришел один, без охраны – но он никогда не таскал с собой охрану на территории колонии, подчеркивая, как тут безопасно. Он занял гостевое кресло и уставился на Ивана своим знаменитым немигающим взглядом, который больше подошел бы джесину, чем человеку.

Иван не стал спрашивать его, в чем причина позднего визита. Ему и так было что сказать Генералу.

– Ты хоть понимаешь, как ведешь себя с ними? – сухо осведомился Иван. – Как будто они – пленные дикари, а ты за ними присматриваешь!

– Они подозрительные.

– От них зависит будущее колонии. Ты не мог бы засунуть свои подозрения подальше, пока оно не решится?

Однако Эрнстин и глазом не моргнул.

– Когда они отправились на отдых, я поручил моим людям следить за ними всеми доступными способами. Но они ушли и от контактного, и от удаленного наблюдения.

– Ты с ума сошел? – простонал Управляющий. – Сорвать переговоры хочешь?!

– Ты меня не слушаешь? Твои якобы мирные переговорщики обладают великолепными военными навыками.

– А никто и не говорил, что они не военные! После того, что случилось с предыдущей группой, правильней всего было послать сюда подготовленных людей. Прекрати за ними следить, пусть ходят, где хотят. Ничего подозрительного они все равно не увидят, нам нечего скрывать! Или я чего-то не знаю?

– Нет, скрывать нечего, – невозмутимо отозвался Генерал.

И по его лицу невозможно было догадаться, насколько эти слова близки к истине. Иван решил не докапываться, сил на это попросту не было.

– Так зачем ты здесь?

– Мне нужно разрешение на атакующую миссию.

– Сейчас? Это не может подождать? Нам необходимо предстать перед переговорщиками в лучшем свете, – напомнил Иван. – Они и так уже сюсюкали с дикарями – и это с теми, которых мы приручили! Что будет, если они узнают?..

– Они не узнают.

– В джунглях их люди! Не хватало только задеть их…

– Мы их не заденем, – настаивал Эрнстин. – Но миссия необходима. Запасы продовольствия на опасном минимуме. Предыдущая операция обернулась провалом: мы ничего не получили, потеряли и целый отряд, и сборщиков, и великолепного офицера. Переговоры могут привести к любому результату. Продовольствие будет нужно в любом случае. И оно нужно сейчас – пока не наступил рассвет, днем мы не доберемся на дальние территории.

– Делай, что считаешь нужным, – сдался Иван. – Мое позволение у тебя есть. Но с одним условием: что бы ты ни делал, сколько бы кровищи ни наляпал по джунглям, переговорщики об этом узнать не должны.

* * *

Постепенно неоновое сияние становилось привычным, глаза приспосабливались к нему, и все вокруг представало таким же ярким, как в солнечный день на Земле. Поэтому Альда без труда заметила существо, наблюдавшее за ними с усеянной плодами ветки.

Существо напоминало крупную, около метра длиной, летучую лисицу. Только у обитателя Нергала тело было более крепким, а передние лапы, объединенные с крыльями, – более крупными и, вероятнее всего, сильными. За телом тянулся длинный гибкий хвост, заканчивавшийся объемной кисточкой. Тело существа покрывал густой серебристо-серый мех, становившийся более длинным и пушистым на голове. Шерсть не росла разве что на морде – вытянутой, покрытой кожистыми складками. Над распахнутой пастью, полной клыков, горели красные глаза, неотрывно наблюдавшие за путешественниками.

Альда достала из поясной сумки миниатюрный компьютер, который им выдали в колонии вместе с респираторами. Там должна была содержаться основная информация, известная поселенцам, в первую очередь – виды животных.

– Это сейкау, – прочитала Альда. – Может, в такого превратишься лучше? Он вполне большой и страшненький, все как ты любишь!

– Мелкая, даже не начинай.

Это, скорее, было продолжение, а не начало. Несмотря на то, что они завершили спор, решение все равно не приживалось. Попытка превратиться в растение при таком малом опыте казалась Альде откровенным самоубийством. Проще было и не думать об этом.

Новые патисуми должны были появиться с рассветом, они пока скрывались где-то под корой и неглубоким слоем земли. А вот уже выросшие найти оказалось несложно. Они, хоть и не светившиеся, заметно отличались от остальных растений Нергала. Казалось, что жизнь избегала их даже ночью, когда они были вроде как безвредны. По крайней мере, Альда не видела рядом с ними ни насекомых, ни зверьков, хотя возле других цветов такого хватало.

На изображениях, которые они видели в колонии, патисуми были огненно-рыжими, цвета бушующего пламени. Но теперь, когда цветы закрылись, осталась видна лишь нижняя сторона лепестков, куда более бледная. Бутоны цветов напоминали огромные, не меньше трех метров в длину, коконы. Эти патисуми уже успели поохотиться, и сквозь сомкнутые лепестки просачивалась прозрачная слизь.

Внутри каждого из таких коконов с легкостью поместился бы даже Триан, не то что Альда, так что размер растений для перевоплощения подходил. Да и внутреннее строение наверняка было сложным – с учетом всех их способностей. Но все же… Есть ли у них хоть что-то общее с порождением Земли?

Триан то ли не понимал этого, то ли не видел смысла в сомнениях после того, как решение было принято. Он выбрал небольшую, неплохо защищенную лианами поляну рядом с дорогой. Там цветок был всего один, но больше и не требовалось. Убедившись, что растение крепкое и целое, легионер начал невозмутимо стягивать форму, она для его будущего тела никак не подходила.

– Ну и что на этой самоубийственной миссии полагается делать мне? – мрачно уточнила Альда. – Хотя бы теперь ты позволишь подстраховывать тебя с самого начала?

– С самого начала не нужно. Диана справлялась сама.

– Ты во всех смыслах не Диана!

– Это да. Мне необходимо стать лучше, если я хочу прожить чуть дольше. Я начну сам, мелкая. Ты постоянно оставайся рядом, следи, чтобы нам ничего не отжевали, пока я буду занят. Я позову тебя, если будет нужно. И желательно тебе на это не смотреть.

Тут Альда даже спорить не собиралась. Однажды она увидела последствия его полного перевоплощения – и ей хватило. Процесс точно был тем зрелищем, без которого она с готовностью провела бы всю оставшуюся жизнь.

Завершив подготовку, Триан направился к растению, Альда же перешла на другую сторону поляны, уселась на мягкую траву, спиной к своему спутнику. Настроиться на Нергал было просто – планета будто добровольно открывалась ей, хвастаясь, как много здесь жизни, как эта жизнь разнообразна.

Но вся эта жизнь к чужакам не лезла, предпочитая заниматься своими делами, так что делать Альде было нечего. Это стало проблемой, когда за ее спиной раздались первые звуки перевоплощения. Нет, Триан не кричал и не стонал, такие, как он, и умирают молча. Но Альда слышала, как хрустят готовые раствориться кости, как растягиваются мышцы и лопается кожа.

Это было бы тяжело воспринять при любом раскладе, а уж при близкой связи с человеком, который проходит через такое, – вдвойне. Альда чувствовала: если эти звуки и дальше продолжат нарастать, кружить над ней, пробуждать в воображении жуткие кровавые образы, она не выдержит. Она ведь могла вмешаться в любой момент – вот только не факт, что это помогло бы.

Ей нужно было отвлечься, а раз внешних раздражителей не нашлось, путь оставался лишь один: медитация. За безопасность Альда не беспокоилась, связь с джунглями она установила и любое приближение новой жизни почувствовала бы. Так что теперь она могла основное внимание сконцентрировать на мире воспоминаний.

Причем не своих воспоминаний. У нее ведь давно была личная цель, телепатка просто думала, что до этого не дойдет раньше возвращения на «Северную корону». Но если время появилось, почему бы нет?

Она снова анализировала воспоминания, в разное время полученные от Триана. Он сам передал их ей и не запрещал использовать, так что обманом это не считалось. И уж точно это был лучший вариант, чем сотрудничество со Стефаном Северином, предлагавшим ей быстрые ответы.

Ключом к правде могли стать лишь два воспоминания. Одним из них был зал с цепями и колоннами, который оказался очень важен для Триана. Раньше Альда и вовсе думала, что это фантазия, собирательный образ, отображение каких-то эмоций. Но благодаря Стефану она узнала, что такой зал действительно существует – хоть в чем-то номер 3 был полезен!

Она искала в этом зале образ существа – и проигрывала. Альда лишь знала, что это не человек, оно постоянно ползало у самого пола. Да и не стали бы человека сковывать таким количеством цепей… Если они действительно были. Проблема чужих воспоминаний в том, что нельзя отличить реальность от вымысла, все образы достаточно четкие и плотные.

Она надеялась на намек. Тень, рисующую силуэт. Отражение в тусклом металле цепей. Но сколько бы сил Альда ни тратила, сколько бы ни бродила по залу, она видела лишь то, что Триан позволил ей увидеть. Он-то знал, что там скрыто. Он просто настолько не хотел это воспринимать, что намеренно отворачивался.

Значит, ставку нужно было делать на второе воспоминание, добытое на Феронии. Операционная, яркий свет в глаза, вокруг – люди в медицинской форме. Врачи Легиона – или не совсем врачи. Лампы над операционным столом все портили: они слепили Триана, который в ту пору еще не умел контролировать собственное зрение, хотя какие-то способности у него определенно были.

Эти способности помогли ему не поддаться наркозу и остаться в сознании во время операции. Ну а слепящий свет не позволил ничего увидеть за плотным кольцом врачей. Это было проблемой, Триан хотел увидеть. Он остался в сознании и принял грандиозную боль не для того, чтобы заглянуть в глаза своим мучителям, они вообще не имели для него значения.

Нет, его манило что-то другое, скрытое за непрекращающимся хороводом тел, проглоченное темнотой. Его взгляд метался, раз тело оказалось обездвиженным. Он искал – и Альда искала вместе с ним, хотя бы намек…

Ничего. За пределами зрения стелилась тьма, слишком кромешная, чтобы быть реальностью. То ли Триан намеренно скрыл то, что там находилось, то ли она успела увидеть не все, Альда ведь была вынуждена прервать контакт из-за усталости. Истина была так близко – и попросту ускользнула…

Телепатке только и оставалось, что бродить в темноте, надеясь найти непонятно что. Но миг покоя закончился, когда в ее сознание ворвался голос легионера.

«Альда… вот теперь тебе придется вмешаться».

Одной этой фразы было достаточно, чтобы понять: все плохо. Не только потому, что он назвал ее Альдой, а не мелкой. Напряжение слышалось в его голосе, и мысленная речь не могла это скрыть. На обычную речь он и вовсе не был теперь способен, первая же проверка показала: он зашел так далеко, что у него попросту не осталось голосовых связок.

Но дойти до конца он так и не сумел, разница природы двух существ оказалась колоссальной даже для него. Он напоминал человека, который лишь каком-то чудом поднял огромный вес и теперь должен был удержать, а он не мог, мышцы не справлялись.

С перевоплощением тела у него все получилось неплохо, он попался в ловушку разума. Сознание, память, мысли – это ведь не облако волшебной пыльцы, порожденное феями. Это импульсы, которым для существования нужен определенный тип тканей. Однако в случае Триана эти ткани были не просто повреждены – они распадались на части.

Альде это напоминало тот самый конец света, каким его представляли в ретро-фильмах. Предел всего, миг, когда небо полыхает алым, дома рушатся, люди гибнут… Точно так же уходила теперь жизнь из легионера. Все, что было элементами его сущности, дрожало и рисковало рухнуть. Альда однажды была в его сознании в момент повреждения, однако там было не настолько плохо. Мир, который она увидела, был смещенным, искаженным и перемешанным, и все равно он хранил свои составные части.

Здесь же все распадалось слишком быстро, на материю, которая сама по себе не имела смысла. Нужно было не просто удержать разум в момент кризиса, как это делали телепаты. Нужно было чинить одновременно разум и тело.

И тут Альда с ужасом поняла, что не может. Дело было не в ее даре или недостатке опыта, телепаты не были способны на нечто подобное, это находилось за гранью их возможностей. Ей полагалось поддержать его, такому учили в академии, а здесь… Здесь она чувствовала себя обычной девушкой, которой поручили спасти разваливающийся на части мегаполис. Как? Если это невозможно, то это невозможно, конец игры!

Вот этот конец, похоже, и настал. Легионер впервые переоценил свои силы так фатально, поддался ловушке прежних побед, которые на самом деле ничего не значили, – и теперь должен был исчезнуть…

Глава 6

На площади лежали мертвые дети. К такому Лорена оказалась не готова.

Она выглянула из окна, потому что услышала какой-то шум – зазвучали громче голоса, загрохотали колеса телег. Но тогда еще не было ни криков, ни слез, и она решила, что ничего страшного не происходит. Может, привезли еду? Или устроили какое-то нелепое служение своей Брерис?

Так что Лорена была спокойна, когда подошла к окну и посмотрела вниз. Потом увидела, не поверила. Несколько раз быстро моргнула, словно умоляя собственные глаза стереть кровавую картину.

Не получилось. Дети все еще были там: маленькие, обожженные, изрубленные. Порой едва опознаваемые, и сложно было сказать, где кончается один труп и начинается другой. Их привозили на телегах и аккуратно выкладывали на всеобщее обозрение. Земля на площади становилась мокрой, темной… Пахло кровью, металлом и обгоревшей плотью.

Лорена понимала, что ей лучше не высовываться. Дикари были в шоке, в горе, вряд ли даже в их примитивном мире такое случалось часто. Многие уже рыдали, заламывая руки, обнимали друг друга. Хотели подойти к телам, но жрецы пока не позволяли. Лорену здесь и так не любили, они могли выместить на ней гнев, куда разумней было бы укрыться.

А она не могла. Даже беглого взгляда из окна хватило, чтобы у нее появились определенные догадки – пугающие, чудовищные. Она не сумела просто отмахнуться от них, ей нужно было знать наверняка.

Слуги теперь шарахались от нее даже с большим испугом, чем раньше. Это освобождало ей путь – но это же укрепляло ее догадки о том, что случилось. Ну не может быть, произошла ошибка, так нельзя…

Когда она выбралась из дома Глашатая Теней, дрожащая, вмиг ослабшая, на другой части площади уже появилась колдунья. Лорену она то ли не видела, то ли не хотела обращать внимание. Правительница говорила со своим народом.

– Вы видите? Видите то, о чем я столько раз предупреждала вас? Вот истинное лицо горных воров! Вот что они называют войной – бойню молодых. Они прилетают на наши земли, выжигают наши поля, похищают нашу еду. Но и этого им показалось мало! Они убили наших молодых.

Лорене хотелось спорить с ней, крикнуть, что Обретенные горы тут ни при чем. Громко крикнуть, так, чтобы все в поселении услышали.

А она не могла. Она подозревала, что это будет ложью.

– На сей раз они прилетели очень далеко, – продолжила колдунья. – Туда, где наши молодые собирали урожай с полей, чтобы в часы проклятого тумана накормить всех нас. Воры прежде не добирались в такие дали, и рядом не было ни одного Глашатая, готового дать отпор. Но мы вырастили достойных детей! Даже в момент подлого нападения они не сдались, нет. Они всеми силами пытались сохранить урожай, увезти к нам, задержать горных воров, да будут их души навеки прокляты! Они не смогли – но они пали героями, и теперь их ждет вечная милость Брерис.

Вот теперь Лорена понимала… даже если не хотела понимать.

В колонии наметился дефицит продовольствия, это не стало новостью. Уже та миссия, во время которой попалась Лорена, была отчаянным шагом. Они с Алессио прикрывали сборщиков, которые пытались унести плоды из джунглей – плоды, которые дикари по праву считали своими. Такое случалось нередко, и вмешался Глашатай Теней. Из-за него колонисты остались ни с чем.

А этот вариант недопустим – люди не должны голодать. Получается, Генерал назначил новую миссию… К дальним полям, туда, где не ждут, чтобы наверняка.

На такое расстояние очень редко отправляли офицеров, чаще всего – дронов. В колонии знали, что на полях дикарей всегда кто-нибудь работает, и готовились к сопротивлению. Люди еще могли дать слабину, роботы – нет. Они выполнили порученную им миссию: добыли продовольствие, ликвидировали всех, кто пытался им помешать.

Даже если это были всего лишь дети с примитивными инструментами. Роботам все равно. Если на них кто-то кидается, они стреляют, бьют и жгут. У этих малолеток не было ни шанса, и теперь они лежали здесь, искалеченные, изогнутые последней агонией. Они не выглядели как те, кто рад нырнуть в объятия обожаемой богини. Скорее, они смотрелись людьми, которым очень не хотелось умирать …

Первые слезы пеленой застелили глаза, сделали мир горячим и мутным. Колдунья еще вещала что-то, объединяя толпу, но Лорена уже не слушала. Она искала оправдания. В Обретенных горах ведь не знали, что на полях работают дети… Что это за чудовищный обычай? Только дикари пойдут на такое. Цивилизованные люди предполагали, что роботов встретят взрослые, способные принять самостоятельное решение.

Самостоятельное решение умереть… Но их не жалко, они фанатики, всегда так было. И зачем же жалеть детей? Из них выросли бы точно такие же фанатики. Раньше убить их – меньше проблем.

Но эти мысли не помогали, они делали только хуже. Будто осколками стекла изнутри резали, снова и снова напоминая Лорене, что она тоже виновата. Тонкие обожженные ручки. Ее доспех вполне мог сделать такое. На лицах, совсем детских, засохли пятна крови. Глаза остались распахнутыми, помутнели. Так нельзя… Так было нужно…

Внутри бушевал ураган, с которым Лорена никак не могла справиться. Вроде как и нелепо было ожидать чего-то иного от вечной войны. Разве дети Обретенных гор не погибали? Тоже ведь бывало! Но по одному, случайно, и никогда – вот так.

Она не могла доказать себе, что дети дикарей – это и не дети по-настоящему. Она жила рядом с ними и наблюдала за ними достаточно долго, чтобы понять: разницы нет. Вряд ли сегодня в полях они умерли за Брерис. Они умерли, потому что на них напали, они не успели убежать – или хотели сохранить урожай для своих близких.

Слезы текли по щекам. Офицер не должен плакать, но напоминание об этом не работало сейчас. Лорена не жалела бы солдат, точно так же лежащих на земле. Она сама была солдатом – и она готова была принять смерть. Но изуродованные дети въедались ей в память, как отравляющий сок патисуми, и Лорена чувствовала: они уже никогда ее не отпустят.

Она знала, что многие дикари сейчас смотрят на нее, осуждают. Ей было плевать. Никто из них не сказал бы ей ничего такого, что она уже не думала о себе сама. Лорене даже хотелось, чтобы они напали на нее, закидали камнями, может, даже убили. Чтобы ей пришлось ответить за преступление, которого она не совершала, и через это избавиться от вины, которая все равно была на ней.

Однако сегодня дикари проявили неожиданный, не нужный ей ум. Они словно знали, что удары станут для Лорены облегчением куда более страшной боли. Они ее не трогали. Но их немые взгляды и их отчаянные слезы были куда хуже камней.

Она вернулась к дому, шатаясь, как пьяная. Мир оставался где-то за пеленой слез, и Лорена тоже пряталась за ними. Слезы превращали людей в бесформенные разноцветные пятна.

Слуг в доме почему-то не было. Лорена не знала, куда они делись, да и не хотела знать. У нее осталось лишь одно желание: добраться до выделенной ей комнаты, спрятаться под одеяло, зажмуриться. Ждать, пока сон подарит ей хоть какой-то покой, и надеяться, что образы кровавых детей не вернутся через этот сон.

Но до спальни она так и не дошла. Перед ней будто само собой возникло темное пятно, а в следующую секунду Лорена почувствовала, как ее одним сильным ударом по лицу отбрасывают к стене.

Она не удержалась на ногах, повалилась на пол. Голова гудела, рассеченная губа пульсировала болью. Слезы слетели с ресниц, к миру вернулась четкость. Вот тогда Лорена и увидела, что к ней неспешно подходит Глашатай Теней.

Она не двинулась, не пыталась сопротивляться. Не находила за собой такого права – да и не могла, слишком сильным был удар. А Глашатай не стал ждать, пока она придет в себя, он поднял ее, перехватил за шею, так, что ноги девушки оторвались от пола.

Он снова был без маски, но от этого стало только хуже. Даже искусственный оскал звериного лика не напугал бы Лорену так, как его лицо. На этот раз он не был каменным изваянием, холодным и бесстрастным. Но и буйному гневу он не поддавался: не раскраснелся, не орал, брызжа слюной, не выпучивал глаза. Его ярость была ледяной, как снега на вершинах Обретенных гор. Лорена еще никогда не видела подобного, ни у кого. Эта ярость будто скользила под кожей, изменяя черты совсем чуть-чуть, выдавая себя напряжением, дрожью, звериным движением ноздрей, вбирающих воздух, побелевшими губами.

Глашатай Теней был воплощенным гневом – но гневом справедливым, и Лорена впервые в жизни понимала своего врага.

– Вы это сделали, – произнес он. Она впервые слышала его голос, негромкий, спокойный, но пробирающий до костей. – Такие, как ты, а значит, и ты тоже. Они смогли уйти – а ты радуешься их победе?

Он душил ее. Глашатай был достаточно силен, чтобы одним движением свернуть ей шею, однако он явно не желал делать казнь быстрой. Он отнимал у нее воздух постепенно, и ее тело невольно дергалось, пытаясь обрести свободу. Говорить было трудно, легкие горели огнем, и все же Лорена пересилила себя, заставила ответить.

– Я не радуюсь… И я бы не хотела, чтобы умерли дети!

– Ложь. – Он тряхнул ее так, что у Лорены потемнело в глазах, но даже теперь не повысил голос.

– Это… правда… Я не воюю с детьми… Я бы никогда… Ты думаешь, я боюсь смерти? Нет, я бы умерла там… перед вашей дикаркой… за честь офицера! И я ненавижу тебя… Я хочу, чтобы ты корчился в муках и захлебнулся собственной кровью… Хочешь убить меня – убей за это! Но не за детей… Их бы я не тронула… никогда… На их месте должен был быть ты…

Вот и все, что она могла сказать – вся правда, что у нее осталась. Лорена и сама не понимала, как ей, хрипящей, задыхающейся, удалось произнести столько слов. Но она должна была сказать, перед ним она унижаться не собиралась, да и смерти давно уже не боялась.

Глашатай не спешил отвечать. Он молчал, разглядывая ее – кажется, целую вечность. Должно быть, наслаждался зрелищем, ведь Лорена наверняка выглядела ужасно: красная, задыхающаяся, заплаканная. В глазах темнело, жизнь ее стремительно покидала. Глашатаю даже не нужно было ничего больше делать, просто подождать…

А он принял другое решение. Он отпустил Лорену, презрительно швырнул на пол, будто она была жалким насекомым. Она свернулась там, у стены, пытаясь отдышаться, погасить пожар в легких блаженной прохладой чистого воздуха.

Он ничего больше не делал, не говорил, Глашатай просто ушел, оставив ее беспомощно плакать на полу. Впрочем, надолго одна она не осталась. Сквозь слезы Лорена заметила движение, а присмотревшись, обнаружила, что к ней осторожно приближается Нинки – детеныш сейкау, которому позволили дожидаться смерти в этом доме.

Его, должно быть, привлекла кровь, все еще сочившаяся из разбитой губы. Лорена не шарахнулась, даже когда детеныш подобрался к самому ее лицу. Ей было все равно, укусит он ее или нет, ее сейчас ничто не волновало.

Однако Нинки на нее не напал. Сейкау протянул к ней переднюю лапу, похожую на миниатюрную человеческую ручку, и осторожно снял с ее щеки крупную каплю слезы. А потом он так и замер на полу рядом с Лореной, разглядывая странный жидкий кристалл и будто силясь понять, для чего он вообще нужен…

В доме с грохотом блокировали окна и двери. Снаружи наступал рассвет.

* * *

Римильда знала, что ее спутники надеются найти на поляне что-то такое, что упустили колонисты. Она даже допускала, что шансы на успех высоки. Во-первых, в их распоряжении были технологии получше – включая киборга. Во-вторых, вряд ли колонисты по-настоящему искали. Нет, они проскользнули на эту поляну испуганными зверьками, забрали единственное сохранившееся тело и поспешили обратно под защиту своих гор. Они не заметили бы ключевые улики, даже если бы улики эти дали им пинка под зад.

Поэтому повторный осмотр не повредил бы. Правда, против них играло время и особенности атмосферы Нергала, но попытаться в любом случае стоило. Римильда уже видела, что Стерлинг бродит по кустам, наверняка задействуя все сканеры, которые в него успели встроить. Киган же отошел в сторону и оставался неподвижным, будто заснувшим стоя. Однако Римильда не сомневалась, что он пропускает через пространство малые разряды электричества, пытаясь обнаружить что-нибудь важное – например, оборудование, с помощью которого подали сигнал бедствия с запертой «Стрелы».

У каждого были свои методы, у хилера – тоже. Римильда настраивалась на эту планету, но не так, как делала бы это телепатка. Хилер не улавливала разум, зато чувствовала жизнь как таковую. И чем внимательней она сосредотачивалась, тем больше могла обнаружить.

Так ей и удалось засечь большое скопление насекомых, расположенное в десятке метров от площадки. Римильда прекрасно понимала, что это значит. Она получила достаточную причину, чтобы лезть в эти заросли – которые она в иное время с удовольствием обошла бы стороной.

– За мной, – коротко скомандовала хилер.

– Чего? – удивился Стерлинг. – С чего бы это вдруг? Я протестую и требую обоснования!

– Я, вообще-то, не против уверенных женщин, – усмехнулся Киган. – Но в других обстоятельствах, на миссиях я предпочитаю объяснения словами.

– Жуки, – безразлично бросила Римильда, стараясь найти путь между покрытыми шипами лианами.

Рядом с хилером полыхнула желтая молния, раздробившая лианы в щепки. Проход получился достаточно широким, чтобы двигаться без труда. Римильде только и оставалось, что отряхнуться от коры и порванных листьев.

– Начало хорошее, – оценил Киган, теперь стоявший рядом с ней. – Продолжим: что – жуки? Я могу сколько угодно разговаривать с тобой, как с малолетним дегенератом, или ты все-таки объяснишь нормально.

– Тебе не говорили, что ты бесишь?

– Я считаю свой день напрасным, если мне не скажут это хотя бы раз. Так что с жуками?

– Впереди большое скопление жуков на одной точке, – пояснила Римильда. – Такое бывает, если там есть, что сожрать. Это может быть плод, мертвое животное… или не животное. Нас интересует только последний вариант.

– Но это же совсем близко к площадке… Думаешь, колонисты там не искали?

– Уверена, что не искали. Они бы сделали это, если бы точно знали, что прибудут новые переговорщики, они тут не прочь выслужиться. Но тогда им все казалось проваленным, и они бежали от места массового убийства. Кстати, обрати внимание: тех растений, которые я обнаружила в ранах капитана, поблизости все-таки нет.

– Ну, сейчас узнаем, что есть поблизости вместо этого.

– Может, это животное? – жалобно предположил Стерлинг. – Есть же вероятность, что животное!

Но это было не животное. Достаточно было заглянуть под широкие, светящиеся белым листья, чтобы все понять. Там, среди бугрящихся корней, лежал облепленный насекомыми труп того, кто никак не ожидал встретить свою смерть на Нергале.

Судя по всему, раньше колонистов до мертвого тела добрался какой-то зверь. Он оттащил крупную добычу в сторону, тянул за собой, пока труп не попался в ловушку корней. Тогда хищник забрал свое лишь частично: от мертвеца сохранилась голова, торс, одна рука, чуть дальше за корни зацепилась оторванная нога. От внешних тканей мало что осталось, Киган со Стерлингом и вовсе не смогли долго смотреть на несчастного. Они, опытные и многое повидавшие солдаты специального корпуса, сразу же отвернулись.

А Римильда могла. Она вообще много что могла.

– От формы почти ничего не осталось, – тихо заметил Киган, все еще глядя в сторону. – Есть идеи, как угадать, кто это?

– Я и так знаю, кто это, – отозвалась Римильда. – А твое незнание могу списать только на шок. Я не обвиняю, кстати. Не очевидно, но мне тоже жаль бедолагу.

– Ты… знаешь?

– Простейшая логика: скелет явно мужской, в команде было двое мужчин, одного уже нашли. Следовательно, это может быть только телекинетик. Маркус Лин.

– Друг Рале…

– Он самый.

И в этот момент Римильда была непередаваемо рада тому, что Рале не пошел с ними – как, пожалуй, и все остальные. Верное решение со стороны капитана. Да, инструкции предписывали им во время миссии сосредотачиваться только на работе. Скорбь не была под запретом, но ее надлежало отложить до перерыва – грустите в свое личное время!

Вот только долго ли получится оставаться человеком, если следовать таким инструкциям?

– Его необходимо изучить, – указала Римильда.

– Какой смысл? – невесело усмехнулся Киган. – После всего, что с телом сделали после смерти…

– Ты говоришь с номером 2 иерархии хилеров. Я увижу столько, сколько ты и представить не можешь. Вы двое продолжайте пока осмотр поляны, может, еще что обнаружим…

– Зачем это? – удивился Стерлинг. – А как же тело?

– Слушайте, ну давайте отложим игру в блаженных идиотиков. Я понимаю, почему вам тяжело смотреть на это тело. Вам не нужно его касаться, я все сделаю сама. Мне это не сложно, хилеры мыслят по-другому.