Текст книги "Россия – мой тёплый дом"

6. Школа – окно в необъятный и интересный мир

Сейчас даже трудно себе представить, какой теплой заботой и вниманием мы были окружены в нашей школе, в сороковой школе ФОНО, которая до войны находилась в Теплом переулке. Для меня это был второй, нет, скорее, даже первый дом. Казалось, все преподаватели – самые близкие, родные люди, только и думающие, как нам помочь в нашем развитии.

Мы целыми днями пропадали в школе. После уроков занимались в различных кружках. Нас с моим другом Юрой Осиповым особенно привлекали физический и химический кружки, в которых мы ставили самые различные опыты. Нас буквально покорил первый демонстрационный урок по физике, на котором нам показали искусственные молнии, только что перед нашими глазами зародившиеся на электростатических машинах. Большое впечатление произвела тяжелая железная шайба, зависшая безо всякой опоры в воздухе над катушкой Румкорфа, как только в этот прибор был подан электрический ток.

Важным событием в жизни нашего физического кружка стал эксперимент по измерению скорости света, организованный преподавателем физики Георгием Васильевичем Лирманом в школьном физическом кабинете. Как известно, скорость света давно определена и составляет около 300 тыс. километров в секунду. Задача эксперимента сводилась к тому, чтобы подтвердить эту цифру. Хотя кабинет представлял собой один из самых вместительных классов, физическому явлению с такой скоростью перемещения в нем все же было как-то тесновато. Решить эту проблему предстояло с помощью сложной системы многочисленных вращающихся и неподвижных зеркал, сквозь которую должен был пройти луч света за точно отмеряемый отрезок времени. Школьники, участвующие в осуществлении эксперимента, чувствовали свою сопричастность к важному научному событию.

Классная руководительница, Ольга Ивановна Сычева, преподаватель географии, была всеобщей любимицей среди школьников. Она всегда могла дать дельный совет по любому трудному для ребенка вопросу. И дети тянулись к ней, в том числе и я. Подчас, как только раздавался звонок с урока, я выскакивал из класса в жужжащую толпу школьников, окружавшую Ольгу Ивановну. Побыть в этой толпе всю перемену было большим счастьем, всегда можно было услышать что-то новое, остроумное и интересное: новое, ранее неизвестное слово, название новой книги, ранее неизвестной местности, неизвестного ранее имени или какого-либо события, или какую-то новую мысль. Женские коллеги Ольги Ивановны гадали, не влюблен ли я в свою учительницу географии. Иначе чем объяснить мое постоянное присутствие в составе ее свиты? Даже тогда, когда все ребята по звонку разбегались по своим классам, и я оставался ее единственным сопровождающим? Не стесняясь меня, они шептали ей, что «такие случаи бывали», «описаны в литературе», что бывает «такая любовь», несмотря на огромную разницу в возрасте.

Может быть, и бывает, не знаю. Ольга Ивановна действительно была настоящей красавицей.

Преподаватели не только учили, но и воспитывали нас. Занятия по курсу обществоведения под названием «Конституция СССР» в нашем седьмом классе вел молодой преподаватель с военной выправкой Александр Малышев. Приближалось окончание учебного года, а у меня по его предмету была только одна оценка – четверка. Нужно же было иметь хотя бы две оценки. Это означало, что вот-вот он должен был спросить меня.

Но занятия проходили одно за другим, а Малышев меня не вызывал. Естественно, ожидая вызова, я тщательно готовился. Наконец, когда до конца учебного года осталось всего несколько недель, он вдруг вызвал меня к доске и, обстоятельно расспросив меня по своему курсу, поставил мне «отлично». Теперь, казалось бы, можно было не готовиться. Есть две отметки, из которых вполне можно вывести годовую оценку. К тому же в классе много неопрошенных. Но на всякий случай я все же подготовился к ответу. И Малышев меня вызвал снова. В итоге снова – «отлично». Теперь-то, казалось, уж вообще не было никакого смысла готовиться. Класс большой. Далеко не у всех вообще имеются оценки. И Малышев, скорее всего, будет спрашивать именно их. Что же касается меня, то трех оценок, из которых две «отлично», а одна – «хорошо», более чем достаточно для определения годового итога.

Но я подготовился снова. И снова был вызван к доске и опять получил «отлично». Теперь у меня было четыре оценки и из них три «отлично». Конечно, теперь-то уж точно меня Малышев не спросит. Но, тем не менее, я решил не рисковать и этот урок встретить во всеоружии. И не прогадал. Малышев и на этот раз вызвал меня и еще раз поставил мне «отлично». В итоге годовая оценка «отлично».

Но не это главное. Основной урок, проистекающий из этой истории, для меня и для всего класса, внимательно следившего за нашей «дуэлью», состоял в выводе о том, что свой долг необходимо добросовестно исполнять, независимо о того, контролируют тебя или нет.

Подчас как будто ничего не значащие фразы становятся судьбоносными, если они созвучны собственным движениям души. Однажды по каким-то делам я заглянул в школьный комитет комсомола. За письменным столом секретаря, уставленном книгами, сидел симпатичный молодой человек. Все книги были учебниками по русскому языку.

– Собираешься экзамен сдавать? – спросил я его сочувственно.

– Нет, просто хочу получше разобраться в правилах русского языка. Мне это интересно, да и для жизни нужно, – ответил он. – Экзамены-то я уже все сдал.

«Вот, оказывается, как бывает!? – наматывал я себе на ус. – Знания интересны сами по себе. К тому же, они нужны для жизни, а не только для сдачи экзаменов».

Тогда для меня этот вывод был новым важным шагом в осмыслении жизни.

Семен Осипович Горбацевич – директор школы № 36 на Метростроевской с внешностью чеховского интеллигента – любил задавать школьникам вопросы, учившие их внимательно относиться к слову, к содержанию терминов. Прошло три четверти века, а память сохранила ту неловкость, которую я испытал, когда не смог ему ответить на вопрос, кто такой адвокат. В своем ответе я ограничился тем, что адвокат – это судейский работник. «Но судья, прокурор – тоже участники судебного процесса. Чем же от них отличается адвокат»? – уточнил он свой вопрос. Стало ясно, что общего представления совершенно недостаточно и всегда следует добиваться конкретного знания.

В начальных классах очень интересными были уроки труда. К сожалению, на них отводилось слишком мало времени, чтобы создать у учеников хотя бы минимальные трудовые навыки, обучить элементарному умению владеть самыми основными инструментами. Это были не столько обучающие, сколько демонстрационные уроки. Тем не менее, интерес к труду даже такие уроки вызывали огромный. Они демонстрировали творческую, созидательную роль труда. Нам, например, показывали, как можно отпечатать гравюру, соответствующим образом обработав кусок линолеума, деревянной доски или обрезок металлического листа. Как можно из ничего, фактически из бросового материала, сделать что-то интересное, например, из пустых спичечных коробков сделать изящный игрушечный письменный столик с множеством выдвигающихся ящичков. Класс, затаив дыхание, наблюдал за волшебством искусного труда нашего преподавателя, превращающего отбросы в полезные и оригинальные изделия.

Многое для понимания жизни давало и общение со сверстниками. Как-то я – четвероклассник – оказался без вины виноватым, когда вступился за незнакомую мне девчонку. Дело происходило в актовом зале 36-ой школы. (Теперь в этом здании на Остоженке находится Аингвистический университет). Зал странен тем, что он проходной. Через него постоянно проходят из одной части здания в другую. В тот момент и я пытался пройти. Но дорогу мне преградил мальчишка, который за волосы таскал визжащую от боли и страха девчонку. Тогда мне было невдомек, что это, возможно, такая разновидность школьной любви. И я тотчас же набросился на обидчика. Девочка совершенно правильно поняла новую обстановку и мгновенно исчезла. И тут на мою беду из противоположной двери зала появилась учительница, которая своими глазами видела, как я яростно луплю мальчишку.

– Ах, ты хулиган несчастный! Перестань сейчас же! – закричала учительница, вцепившись в мою правую руку

– Он девочку бил! – попробовал я объяснить ситуацию.

– А где девочка-то? Нет ее! – развела она руками.

– Только что убежала!

– Да ты не только хулиган: бьешь хорошего мальчика. Но еще и врун! Своими глазами видела: не было никакой девочки! – заявила учительница.

– Ты, правда, бил девочку? – на всякий случай обратилась учительница к забияке.

– Да, что я, дурак, что ли, девчонок бить? – ответил он вопросом на вопрос.

– Вот видишь? Он девочек не бьет! – сказала мне учительница назидательным тоном. – А ты хулиган и врун. Родителей твоих вызовем! А сейчас пошли к директору!

Через минуту мы были у Семена Осиповича, который хорошо знал меня. Поблагодарив учительницу и выпроводив ее за дверь, он строго спросил, глядя мне в глаза:

– Правду говоришь?

– Святую правду, Семен Осипович!

– И правильно сделал, что проучил этого мальчишку, поднявшего руку на девочку! Молодец! Девочек беречь и защищать нужно! А теперь иди в класс.

Значит, делал я для себя вывод, в жизни обстоятельства могут складываться так, что, по сути, будучи правым, ты по видимости можешь оказаться без вины виноватым. И строго наказанным ни за что. Ведь далеко не всегда тебе сможет помочь Семен Осипович.

Однажды сбежал из своего родного дома мой сосед по парте – Коля Крехтунов. Он крупно не ладил со своим отчимом. Более того, они не только не разговаривали, но подчас и дрались. Коля, хотя и учился всего в 4 классе, но был крупный и сильный мальчик. Справиться с ним было непросто. Отчим подчас после школы сажал Колю на длинную цепь, конец которой жестко крепился к батарее центрального отопления. До кухни и туалета цепь позволяла добраться, а вот погулять не получалось.

– Ну, его к черту! – говорил Коля об отчиме. – Уеду в Сибирь! У меня там бабушка живет.

Где находится эта Сибирь, Коля представлял себе довольно смутно. Но он твердо знал, что это очень далеко и что там очень холодно. Кроме того, там много зверей. Поэтому, собираясь в дальнюю дорогу, в Сибирь, он надел сапоги, а валенки, зимнюю шапку и другие теплые вещи положил в рюкзак. В дорогу с собой он взял также охотничье ружье и патроны отчима. Одетый не по-летнему очень тепло с зачехленным ружьем, он выглядел на улицах летней Москвы довольно странно.

Для его предприятия требовались и деньги. Их Коля забрал из семейного комода, приподняв его верхнюю крышку небольшим ломиком.

Чтобы все это проделать, Коле требовалось войти в свою квартиру. Но ключей у него не было. Мать и отчим не доверяли. Пришлось залезать в окно. Благо его жилье располагалось на первом этаже, правда, довольно высоком. Я, как друг, играл роль приставной лестницы.

На все про все у Коли ушло с полчаса, поскольку все детали, возможно, даже и все движения, им заранее были продуманы до мелочей. Потом мы с ним довольно долго ездили на трамваях, выспрашивая у взрослых, с какого вокзала отходят поезда в Сибирь. На этот простой вопрос мы получали самые различные ответы. Вплоть до того, что нам однажды посоветовали задать этот вопрос на Лубянке.

Порядочно времени мы почему-то покрутились вокруг Донского монастыря, хотя он как будто бы не находится на пути в Сибирь.

А на следующий день со второго урока меня вызвали в кабинет директора школы. Семена Осиповича там не было. За его столом сидела не знакомая мне строгая молодая женщина. По тому, как она разговаривала с нашей классной руководительницей и пожилым милиционером, было видно, что она здесь самая главная.

– Вот, это его друг, сидит с ним за одной партой, – представила меня классная руководительница строгой даме.

– Расскажи поподробнее все, что ты знаешь о побеге Коли Крехтунова, – предложила дама, указывая мне на стул.

– Ничего я не знаю, – угрюмо буркнул я, не садясь на стул.

– Я тебя понимаю, – спокойно ответила строгая дама, глядя мне в глаза. – Ты Коле дал слово молчать (откуда она узнала об этом?!) и не хочешь говорить. Слово друга, конечно, нужно держать. В этом отношении ты совершенно прав. Но здесь совсем другое дело. Сейчас Коле нужно помочь. Речь идет о его здоровье, а, быть может, и о его жизни. С ним в дороге могут случиться большие неприятности. Тем более, что он взял с собой ружье. К тому же неизвестно, куда он поехал. Скорее всего, он едет к своей бабушке. Но у него нет ее точного адреса. Помочь ему необходимо быстро. И только ты, его друг, это можешь сделать. Так что ты знаешь о его планах?

Ее логика и напор сразили меня наповал, и, хотя было неловко признаваться в том, что я только что соврал о своем неведении, пришлось рассказать все, что знал и о чем догадывался. Из моих сумбурных объяснений все же удалось установить многое, в том числе вокзал, с которого Коля уехал, и время нашего прибытия на вокзал. Иногда дама прерывала меня и властным голосом отдавала распоряжения милиционеру и классной руководительнице куда-то позвонить, что-то выяснить.

Колю сняли с поезда. История с цепью получила огласку. Его семья вскоре переехала в другой район Москвы и следы Коли для меня затерялись.

Вся эта история послужила для меня яркой иллюстрацией к тому, как важны дружба и взаимопонимание в семье.

7. Первая любовь. Нина Будакова

В нашем четвертом «Г» в 36-ой школе было много привлекательных девочек. Зоя Коровкина, например. На нее заглядывались все мальчишки класса. Или, к примеру, улыбчивая Диля Мирбодаева, общение с которой всегда оставляло ощущение праздника. За смуглой Аидой Синдрей увивались парни из старших классов. Я же не сводил глаз со звеньевой нашего пионерского отряда Нины Будаковой.

Выглядела она прелестно. Ее черные бархатные глаза, забранные в две косички черные волосы, приветливая улыбка, выступающая в ее манерах причудливая смесь детства и нарождающейся женственности – невольно привлекали внимание. Всегда аккуратно и приятно одетая, без каких-либо украшений, приветливая и деловитая, вместе с тем открытая шутке и розыгрышу, она ничуть не смущалась, когда в классе оказывалась в центре всеобщего внимания.

Была у меня в классе и антипатия. Это была Роза Дежур. Я всячески сторонился этой писклявой девчонки, целиком состоящей из капризов, бантиков, кружев и локонов. Каким-то непостижимым для меня образом преподаватели заметили эту неприязнь и посадили нас за одну парту. Более близкое знакомство с Розой показало, что, несмотря на писклявость и капризность, она человек дела, умеет держать слово и вообще хороший товарищ. Оказывается, внешность – это одно, а подлинная суть человека – нередко совсем другое. Вот оно как непросто!

Я с удивлением вглядывался в лабиринты собственной души. Нина потихоньку вытесняла оттуда одного за другим моих знакомых, друзей, а затем – что особенно меня поразило – в чем-то и родных. Она властвовала в моей душе, как хозяйка, и постепенно каким-то волшебным образом становилась самым дорогим и близким мне человеком, за которого я готов был бы отдать свою жизнь.

Но жертвовать своей жизнью ради любви к очаровательной Нине, слава Богу, не пришлось, и мы благополучно закончили 4-й класс.

И тут меня перевели в другую школу, только что построенную недалеко от нашего дома в Теплом переулке. Поступая в пятый класс 40-ой школы, я унес с собой образ этой милой девочки. С ним уехал и в эвакуацию, как только началась война.

Забегая вперед, скажу, что одним из первых шагов по возвращении в Москву в 1943 году была встреча с Ниной. Мне важно было выяснить ее отношение ко мне и мое отношение к ней после пятилетней разлуки. Однако, мы оба не выдержали придуманного мной испытания. Она не узнала меня, когда я инкогнито появился в ее компании и пару вечеров побродил с этой компанией по московским улицам. А я обиделся на это неузнавание и при нашей встрече у меня не вспыхнуло прежнего чувства. Письмо, написанное Ниной, после того, как она поняла, кто прятался под личиной незнакомца, ничего уже не могло изменить.

Так завершилась моя первая любовь, которая спасала от бед и помогала все школьные годы.

8. Первая работа. Алексей Чупахин

– Очень, очень хорошо, что я вас здесь встретил! – произнес Алексей Алексеевич Чупахин, подходя к скамейке, на которой мы с Леной расположились в сквере перед зданием Президиума Академии наук СССР в ожидании вызова на беседу к своим будущим начальникам.

– Я бы хотел сказать вам пару напутственных слов о смысле вашей работы, – продолжал Чупахин. – Детали же вам разъяснят ваши будущие руководители. Я за вас, ребята, поручился в том, что с работой вы справитесь, поручился за вашу исполнительность и честность. Так что не подкачайте!

Я скажу вам всего две вещи. Во-первых, вы постоянно должны помнить, что через ваши детские руки будут проходить документы величайшей государственной важности о научных открытиях и изобретениях новых машин, новейших технологий, о проведении научных экспедиций в различных уголках земного шара и многое-многое другое. Все это имеет важнейшее значение для экономики и обороноспособности нашей страны.

Во-вторых, ни один из этих документов не только не должен потеряться, но и не должен застревать в канцелярских дебрях. Иначе будет нанесен огромный ущерб нашей науке и экономике. Если, к примеру, потеряются вот эти две странички – с этими словами он вынул из портфеля сколотые большой металлической скрепкой листки бумаги и показал их нам – мы надолго останемся без электрической счетной машины, которая жизненно необходима как для научных расчетов, так и для обороны страны. Документы следует быстро доставлять адресату. Иначе они вовремя не попадут в план научных работ, и мы потеряем много драгоценного времени.

Так что в добрый путь, ребята!

По протекции Чупахина – близкого друга отца – меня приняли на лето на работу курьером Энергетического Института АН СССР, а мою сестру Аену – регистратором почтовых отправлений в Президиум Академии наук. Чтобы продолжить учебу в школе, нам нужно было заработать деньги.

Развозил по Москве корреспонденцию, различного рода документы Энергетического института (очень часто – облигации государственного займа, большими пачками). По работе сталкивался с очень интересными людьми. Не знаю, какое отношение имел к энергетике филолог член-корреспондент Дмитрий Николаевич Ушаков, но однажды в его деревянный особняк на Арбате (бывшая городская усадьба Поливанова) я доставил толстенный пакет с облигациями. Дмитрий Николаевич назначил мне встречу в его огромной библиотеке, расположенной в большом зале особняка, где в стародавние времена проводились приемы гостей и танцы. Книжные полки от пола до потолка поразили мое воображение юного любителя чтения.

Энергетический институт располагался на Большой Калужской улице (ныне – Ленинский проспект) прямо напротив здания Президиума Академии наук СССР. Чупахин хорошо знал, что мы с Леной большие друзья и, видимо, не хотел, чтобы мы расставались надолго, поступив на работу. Алексей Алексеевич не выпускал нас из поля своего зрения. Он всячески стремился приобщить нас к культурной жизни Академии, приглашая на концерты выдающихся мастеров искусств. Особенно запомнился один концерт Сергея Лемешева.

9. Сергей Лемешев

Небольшой концертный зал Президиума АН СССР заполнялся как-то вяло. В обеденный перерыв в весенний солнечный день 1941 года приятно было пройтись по парку, подышать свежим воздухом… Я скромно присел в первый ряд полупустого зала. Недалеко у концертного рояля о чем-то оживленно разговаривали трое молодых хорошо одетых мужчин. Вдруг один из них произнес: «Пора, друзья», – и, повернувшись к залу, легко и свободно запел под аккомпанемент своего собеседника, усевшегося за роялем:

 
Сердце красавицы
Склонно к измене
И перемене,
Как ветер мая,
Ласки их любим мы,
Хоть они ложны,
Жить невозможно
Без наслаждения.
 

Это были совсем не те слова, к которым привыкли мои мальчишеские уши. Это скорее была доверительная исповедь друга, который делился своим сокровенным опытом общения с прекрасными и коварными женщинами и давал советы несведущим. Голос завораживал, он как бы приоткрывал невидимую дверь в неизвестный мне таинственный и безграничный мир прекрасных чувств и наслаждений.

– Как зовут этого певца? – спросил я сидевшего рядом важного мужчину.

– Не знаешь? – удивился он. – Тогда тебе можно позавидовать!

И в его голосе действительно прозвучала зависть.

– А чему тут завидовать?

– Завидовать можно тому, как много тебе в жизни еще предстоит узнать интересного и прекрасного. Но, вместе с тем, стыдно в твои годы не знать имя великого певца, которого ты сейчас слушаешь!

– Удивительный голос!

– Это Сережа Лемешев. Он у нас в Президиуме частый гость.

С началом войны Энергетический институт был эвакуирован в Омск, и я остался без работы. А через месяц отец был призван на фронт и была эвакуирована наша семья.

Организация эвакуации была удивительно слаженной. Группа молодых ребят быстро перетаскала на грузовик наш нехитрый скарб, усадила и нас и отвезла на Казанский вокзал.

Лена и я, как старшие, сопровождали в эвакуацию тетю Дину, у которой на руках было трое малолетних детей. Предполагалось, что мы поможем тете Дине добраться до места и тотчас же вернемся назад в Москву. Но не тут-то было. Скоро возвращение эвакуированных в места их прежнего проживания было запрещено.

Неделя в пути в грузовых вагонах, и мы прибыли на станцию Кизнер – небольшой поселок Удмуртской АССР в Предуралье в тысяче километрах от Москвы.