Текст книги "В тайге (сборник). С вопросами и ответами для почемучек"

Я стал торопить удэхейца. Он переобулся и взял копьё в руки. Перед тем как идти, Маха заявил мне, что это не он идёт бить тигра, а я и что копье он берёт с собой только так, на всякий случай.

Я подтвердил, что вся ответственность за убийство грозного зверя ляжет на меня одного. После этого мы надели лыжи и пошли.

Но пока удэхеец бегал к нам на бивак и пока я осматривал его ружьё, произошло событие, которого мы никак не могли предусмотреть. Тигр перешёл ближе к юрте и, расположившись под яром, на льду протоки, принялся за собаку.

Не подозревая, что зверь так близко, мы шли по протоке и громко разговаривали.

Вдруг Маха остановился как вкопанный. От неожиданности я наткнулся на него и чуть было не упал. Шагах в тридцати я увидел тигра. Он стоял неподвижно, опершись передними лапами в колодину, и глядел на нас в упор.

На мгновение зверь оскалил зубы; шерсть у него на спине поднялась дыбом; он дважды медленно шевельнул хвостом. Я растерялся и оцепенел; мой спутник тоже.

Вдруг я вспомнил про ружьё. «Надо стрелять, – мелькнула у меня мысль. – Непременно надо стрелять, а то будет поздно…» Я вскинул ружьё и нажал на спуск. Курок щёлкнул, но выстрела не было. Я снова взвёл курок, и опять выстрела не было. В это время сзади меня появились наши стрелки. Видя, что я целюсь в тигра и не стреляю, они решили открыть огонь по зверю с дальнего расстояния. Но их ружья, пробывшие двое суток на морозе и, вероятно, густо смазанные маслом, тоже дали осечку.

Тигр ещё минуту, постоял на месте, затем повернулся и, по временам оглядываясь назад, медленно пошёл к лесу. В это мгновение мимо нас просвистели две пули, но ни одна из них не попала в зверя. Тигр сделал большой прыжок и в один миг очутился на высоком яру. Здесь он остановился, ещё раз взглянул на нас и скрылся в кустарниках.

Мы вчетвером отправились на то место, где только что стоял тигр, и там, на льду, за колодником, увидели наполовину съеденную собаку.

Взволнованный, я сел на бурелом, не зная, что делать. Винтовка удэхейца была ещё у меня в руках. В сердцах я швырнул её, как палку, в кусты.

Когда удэхеец узнал, что все три ружья дали осечку, он пришёл в неописуемое волнение. Я стал ругать его берданку, но у него на этот счёт были свои соображения.

Тигр в его глазах стал ещё более священным животным. Он всё может: под его взглядом и ружья перестают стрелять. Он знает это и потому спокойно смотрит на приближающихся людей. Разве можно на такого зверя охотиться! И, не говоря больше ни слова, удэхеец поднял свою берданку, сдунул с затвора снег и молча отправился по лыжне назад в свою юрту. А мы сели на колодину и стали думать, что делать дальше.

Мы решили насторожить два ружья по сторонам мёртвой собаки. Третья сторона была защищена высоким яром, а четвёртая оставалась открытой.

Мне пришла в голову счастливая мысль – насторожить в этом месте самострел.

Поставив ружья, мы замели следы и по льду протоки направились обратно к юрте. Удэхеец дал нам свой самострел, показал, как надо его ставить, но опять сказал, что охотиться на тигра он не будет.

Мы с Крыловым вернулись обратно к мёртвой собаке. Закрыв самострелом доступ к ней со стороны протоки, мы взобрались на противоположный крутой берег и стали караулить тигра.

Я сидел за кустом и не смел шевельнуться. Иногда мне казалось, что я вижу какую-то тень на реке. Наконец стало совсем темно, и нельзя уже было видеть того места, где лежала мёртвая собака. Я поднял ружьё и попробовал прицелиться, но мушки не было видно.

– Надо идти, – сказал я тихонько Крылову, – начинает сильно морозить.

– У меня ноги тоже озябли, – ответил казак.

И мы вернулись в юрту.

Там уже все спали, только удэхеец сидел у огня и ожидал нас. Мы поели мороженой рыбы, напились чаю, легли на медвежью шкуру и заснули как убитые.

Часов в шесть утра меня разбудила жена удэхейца. Она сварила нам две рыбины с икрой и чумизой. Я спросил, не было ли ночью слышно выстрела. Удэхеец ответил, что он всю ночь не спал, но ничего не слышал. Я попросил его сходить к насторожённым ружьям.

Скоро Маха вернулся взволнованный и рассказал, что он видел спущенную тетиву самострела и кровь на снегу. Это сразу подняло наше настроение. Если тигр ранен серьёзно, то он далеко не уйдёт и заляжет где-нибудь поблизости.

Мы побежали к месту происшествия.

В глаза нам прежде всего бросился взрыхлённый снег и на нём многочисленные ярко-красные пятна крови. Очевидно, тигр пришёл к мёртвой собаке незадолго перед рассветом. Обойдя ружья, он остановился с лицевой стороны и, не видя преграды, потянулся к своей добыче, задел волосяную нить и спустил курок лучка. Стрела попала ему в левую лопатку. Тигр сделал громадный прыжок, и, изогнувшись, старался зубами вытащить стрелу, но лапы его всё время скользили по льду. Он свалился в полынью, но тотчас выбрался оттуда. Тут же валялось помятое зубами древко стрелы, но наконечник остался в ране и, видимо, сильно беспокоил зверя. Видно было, что тигр долго старался достать его. Наконец он забился под яр. Здесь, упёршись спиной в скалу, передними лапами в бурелом, а задними в смёрзшуюся гальку, он зубами захватил наконечник стрелы и вырвал её из лопатки.

В этом месте на снегу было больше всего крови. Освободившись от стрелы, тигр тотчас направился в лес. Сначала он волочил лапу, но затем стал на неё легонько наступать. Он шёл и выбирал места, где были гуще заросли и меньше снега. След, оставленный правой лапой, был глубокий, а след левой только слегка отпечатывался на снегу. Видно было, что зверь берёг больную ногу и старался не утруждать её. Крови на снегу оставалось всё меньше. Значит, зверь был ранен нетяжело, и вряд ли нам удастся догнать его скоро.

Чем дальше, тем лес был гуще и больше завален буреломом. Громадные старые деревья, неподвижные и словно окаменевшие, то в одиночку, то целыми рядами выплывали из чащи. Здесь царил сумрак, перед которым даже дневной свет был бессилен.

Один раз мы подошли совсем близко к тигру. Он забрался под бурелом и лежал на боку, видимо зализывая рану. Он так был занят этим делом, что не заметил, как мы подошли к нему почти вплотную.

В таких случаях надо быть очень осторожным.

– Капитан, – шепнул мне удэхеец, – не надо торопиться!

И в этот самый миг я увидел большое пёстрое тело, мелькнувшее по другую сторону лесного завала. Зверя заметил и Рожков, но так же, как и я, не успел выстрелить.

Мы хотели продолжать преследование, но удэхеец говорил, что дальше гнать зверя бесполезно, потому что он ранен слабо, успел оправиться и не только не избегает бурелома, а, наоборот, всячески старается идти там, где гуще заросли и больше валежника.

Доводы удэхейца были убедительны, но мы всё же решили ещё раз испробовать счастье. После скудного завтрака, поглотав немного снега, чтобы утолить жажду, мы отправились снова за тигром. По следам его было видно, что он сначала пошёл прыжками, потом рысью, а затем опять перешёл на шаг.

Вдруг шедший впереди Крылов остановился и, указывая на землю, сказал тихонько:

– Тигр обходит нас.

Действительно, наискось и поперёк следа преследуемого нами тигра шёл ещё другой такой же след. Хромота на левую лапу выдала тигра с головою. Стало ясно, что, выведенный из терпения настойчивым преследованием, он решил сам перейти в наступление. Он сделал большую петлю и, перейдя свой след дважды, решил где-нибудь устроить засаду. Дело становилось серьёзным. Мы удвоили внимание и пошли ещё медленнее. Вскоре тигр пересёк свой след в третий раз.

Мы так увлеклись охотой, что и не заметили, как исчезло солнце и серый холодный сумрак спустился на землю.

– Плохо, – говорил удэхеец, поглядывая наверх, – тучи. Снег большой будет.

В лесу стало совсем сумрачно. Казалось, будто стволы деревьев плотнее сдвинулись между собой, чтобы преградить нам дорогу.

– Я взглянул на часы. Было около пяти часов вечера.

Надо было возвращаться назад, хотя бы для того, чтобы утолить голод. Обстоятельства принуждали нас оставить «поле боя» за зверем. Голос благоразумия подсказывал, что как бы тигровая шкура ни была дорога, своя всё же дороже.

Над тайгой пронёсся порыв ветра. Лес зароптал, зашумел. И тотчас весь воздух наполнился белесоватой мутью, в которой потонуло всё, что ещё было видно до сих пор.

– Надо торопиться, – сказал Крылов, – а то как бы нам не пришлось ночевать в лесу.

Мы прибавили шагу. Лыжню быстро заносило снегом, она была чуть заметна. Скоро следы пропали совсем. Крылов остановился. Тогда удэхеец пошёл вперёд. Он хорошо знал эти места и прокладывал новую дорогу через снежные сугробы, напрямик к своей юрте. Стало совсем темно, трудно было рассмотреть, что делается в десяти шагах.

Я опасался за своих стрелков, которые легко оделись, чтобы удобнее было преследовать зверя.

Про тигра я совершенно забыл и думал только об одном: как бы поскорее добраться до юрты. Наконец мы подошли к месту, где были насторожены наши ружья около мёртвой собаки. Это всех нас подбодрило. Ещё минут десять хода – и я увидел между деревьями красноватые клубы дыма, которые вместе с искрами вырывались из отверстия в крыше юрты.

А сколько тигров обычно? Почему их то больше, то меньше?

Количество тигров в разные годы бывает разным. Их численность зависит от многих причин. Самая главная причина изменения численности – это наличие корма. Если копытных животных, которыми тигр питается, много, то численность тигров увеличивается. Если их численность увеличивается, им становится трудней добыть себе пропитание. Тогда они подходят близко к жилью человека, за лёгкой добычей, и начинают охотиться на собак. Если копытных становится меньше, то и количество тигров уменьшается. Кроме того, много тигров убивают браконьеры. За последнее 100 лет численность тигров сократилась в 75 раз.

Тигр – отличный охотник, но человека боится

Это легенда? Или правда? Почему она родилась у коренного населения?

Местные жители верят в то, что сородичи убитого тигра будут мстить людям. Скорее всего, это просто легенда. Очень редко бывает, чтобы дикие животные мстили человеку. Люди придумывают разные легенды, когда не могут объяснить или понять какие-нибудь события.

Почему собака боялась тигра?

Конечно, собаки боятся тигра. Тигр для них очень сильный, опасный и умный враг. Для тигров – собаки это лакомство, и они готовы идти на охоту за ними даже в населённые пункты. Собаки это чувствуют и, конечно, боятся. А в случае сильного волнения или страха они начинают дрожать. Очень резкие и громкие звуки, запах приближающегося хищника – всё это может вызвать дрожь у собаки.

Какие логовища у тигров?

Логово тигра это – место для его отдыха, которым он пользуется длительное время. Логово устраивается на поверхности земли и обычно в укромном месте: в густом кустарнике, в овраге, под навесом скал. У самцов постоянного логова нет. Самка устраивает логово для выведения потомства в труднодоступных местах: в расщелинах, в пещерах, среди бурелома. Одно логово самка с детёнышами может занимать несколько лет. К логову она подходит осторожно, стараясь не оставлять следов. Тигрята находятся в логове около двух месяцев.

Неужели тигр так быстр?

В нападении тигр не только страшен, но и очень стремителен. Бросок со скоростью 15–20 м в секунду не даёт жертве никаких шансов на спасение. Собаки являются лёгкой добычей и излюбленным лакомством тигров. Тигр выслеживает собаку часами и подкрадывается к ней так, что она даже не всегда чувствует опасность. А схватить и убить её тигр может мгновенно.

Тигр хорошо бегает и прыгает? Он вынослив?

Тигры могут передвигаться разными способами. Подкрадываясь к добыче, он идёт медленным шагом; чтобы настигнуть жертву, тигр делает несколько больших прыжков; совершая перебежки, он может бежать легко и грациозно, часто перебирая лапами. Такой бег называется рысью. Тигр – животное достаточно тяжёлое. Несмотря на огромную силу, он не может бежать долго. Атакующий зверь развивает огромную скорость, но быстро устаёт, и если жертве удалось убежать, он сё дальше не преследует.

Зачем охотники заметали следы еловыми ветками?

Охотники, чтобы их не обнаружил тигр, заметают свои следы. Для этого они поступают следующим образом: срубают еловые ветки с дерева, разворачиваются спиной по ходу движения и с помощью веток заметают свои следы снегом.

Почему зверь не пошёл к своей добыче?

Тигр – животное очень осторожное. Если он чувствует какую-то опасность, то рисковать не будет. Тигр может сначала уйти, а потом вернуться ещё раз к своей добыче. Кроме того, если тигр не очень голоден, как в данной ситуации, он может бросить добычу и больше не возвращаться к ней.

Тигры едят и рыбу? Что, они всеядны?

Основной пищей тигров являются копытные, но голодное животное может поедать рыбу и даже лягушек. На перекатах горных рек и ручьёв тигр искусно ловит рыбу, подхватывая её в воде лапой и выбрасывая на берег. Особенно часто это бывает во время откладывания икры, когда в воде находится огромное количество рыбы.

А у каких народов есть ещё священные звери?

У многих народов мира были и есть священные животные. Им поклонялись, считали божеством, их боялись и охраняли. В настоящее время в Индии корова считается священным животным. В Таиланде священны слоны. Они являются символом мира и силы. Древние народы Северной Америки поклонялись медведям, славяне – волкам. Коренные жители Дальнего Востока на тигра не охотились, считая его священным животным, которого почитали и боялись.

Зачем женщина развела большой огонь?

Раньше люди были уверены, что дикие звери очень боятся огня. Поэтому, чтобы защитить себя от нападения тигра, они около хижины разводили большой костёр и долго поддерживали в нём огонь. Сейчас считается, что это частично миф. Звери, конечно, не полезут в пламя костра, но если они захотят напасть, огонь их не остановит.

Почему тигр совсем не боялся людей?

Местные жители на тигров не охотились, так как считали его священным животным. Поэтому тигр и не боялся людей.

Тигров почитали и боялись

Почему тигр поднял шерсть дыбом? Так делают все кошачьи?

Да, так обычно делают все кошачьи. Кошки выражают своё настроение разными способами; это и движение тела, разные позы, положение ушей и хвоста, и, конечно, голос. Вздыбливание шерсти, то есть поднятие её вверх, делает любое животное крупнее и внушительнее. Если кошки готовы к нападению, то шерсть поднимается вдоль хребта, а хвост выгибается. Когда кошка напугана и сама хочет напугать врага, шерсть у неё встаёт дыбом на всём теле. Тигр тоже кошка. Поэтому, если у тигра шерсть поднялась дыбом, он готов к нападению. Движения хвостом показывают волнение животного при виде соперника.

Что такое самострел? Почему так называется?

Это специальная ловушка, напоминающая охотничий лук. Эта ловушка может срабатывать без участия человека. Как только животное заденет механизм, ловушка сработает и животное будет убито. Самострелы часто используют охотники во время охоты на очень опасных животных. Также самострелом могут называть простой арбалет. Принцип действия у него такой же, как у лука. Он мощнее и точнее, чем лук, но более тяжёлый и медленно перезаряжающийся.

Почему они были уверены, что тигр придёт?

Тиф, убив добычу, обычно перетаскивает её к водоёму и там начинает есть. За один раз он съедает до 30 кг мяса. Перед тем как лечь отдыхать, тигр прячет остатки трапезы. Возле добычи может находиться несколько дней, пока всю не съест. Если тигра кто-то спугнул, он всегда вернётся к добыче, чтобы доесть её. Зная эту особенность, охотники устраивают засаду около недоеденной добычи.

Как люди ели мороженую рыбу?

У народов Севера и Сибири одним из основных блюд является замороженная рыба или мясо. Блюдо это называется «строганина», от слова «строгать», так как замороженную рыбу строгают (нарезают) очень острым ножом. Лучше для этого подходит рыба жирных пород, выловленная подо льдом и сразу замороженная. Хранят недолго в плотных мешках, а для более длительного хранения несколько раз на морозе обмакивают в воду, которая корочкой льда защищает рыбу. Приготавливают сразу перед едой, нарезая тонкой стружкой с помощью острого ножа. Едят в замороженном виде. Такая рыба очень питательна.

Что такое чумиза?

Это однолетнее растение, которое относится, так же как пшеница, рожь, овёс, к злакам. В России его выращивают на Дальнем Востоке. Из зерна этого растения делают крупу – чёрный рис, а из крупы – муку. Люди готовят из крупы каши, а из муки пекут хлеб. Также зерно идёт на корм домашним животным. Это растение даёт очень большой урожай. На одном колоске может вырасти до 6000 зёрен. Из стеблей этого растения добывают масло. Чумиза возделывалась еще в Древнем Китае.

Неужели животное может так повернуть голову, что вырвет наконечник из лопатки?

Тигр – это большая кошка, поэтому и строение у него похоже на строение кошки. Кошачьи – животные очень гибкие и грациозные. Такая гибкость объясняется строением их скелета. В шейном и грудном отделе позвонки подвижные. Это позволяет кошкам поворачивать голову назад почти на 180 градусов. Кошачьи очень тщательно вылизывают свою шерсть. Такое строение позвоночника позволяет им, повернув голову назад, вылизывать шерсть даже на спине. Поэтому раненый тигр тоже смог вытащить стрелу из лопатки.

Кошачьи очень гибки и могут достать любую часть своего тела

Зайцы, убегая, делают петли. Значит, и тигр умеет петлять? Зачем петляют тигры?

Уходя от охотников, тигр часто запутывает свой след: сворачивает резко в сторону, ходит по кругу, пересекает свои следы несколько раз. Таким образом он хочет проверить, случайно его встретили охотники или они преследуют его. Если тигр поймет, что охотники его преследуют, он еще больше запутает свои следы.

Зимний поход

Мы перевалили через горный хребет Сихотэ-Алинь. На западном склоне Сихотэ-Алиня снега оказались глубокие. Нарты приходилось тащить главным образом нам самим. Собаки зарывались в сугробах, прыгали и помогали мало. Они знали, как надо лукавить: ремень, к которому они были припряжены, был натянут только чуть-чуть; в этом легко можно было убедиться, тронув его рукой. Хитрые животные оглядывались и, лишь только замечали, что их хотят проверить, делали вид, что стараются.

Чем дальше вниз по реке, тем снег был глубже и тем медленнее мы продвигались. Я решил завтра оставить нарты на биваке и протоптать на лыжах дорогу, чтобы можно было ею воспользоваться на следующий день.

Мы устроили бивак с правой стороны реки, среди молодого ельника, у подножия высокой скалы. Место мне показалось удобным: с одной стороны от ветра нас защищал берег, с другой – лес, с третьей – молодой ельник.

На другой день мы пошли протаптывать дорогу налегке. Отойдя немного, я оглянулся и тут только увидел, что место для бивака было выбрано не совсем удачно. Сверху со скалы нависла громадная глыба снега, которая каждую минуту могла сорваться и засыпать нашу палатку вместе с людьми. Я решил, когда мы вернёмся, перенести палатку на другое место.

По рыхлому снегу самый привычный ходок может идти без отдыха не больше получаса. Поэтому у нас через каждые двадцать минут человек, идущий впереди, переходил в хвост, а его место занимал следующий. Так, чередуясь и протаптывая дорогу, нам удалось сделать за целый день всего только десять километров. Когда солнце совсем склонилось к горизонту, мы повернули назад.

Подходя к биваку, я ещё издали увидел, что на месте нашей палатки лежала громадная куча снега вперемешку с мусором, свалившимся сверху. Случилось то, чего я опасался: пока нас не было, произошёл обвал. Часа два мы откапывали палатку, ставили её вновь, потом рубили дрова. Было совсем темно, когда мы вошли в палатку и стали готовить ужин.

Ночь была тихая и звёздная. В лесу изредка потрескивали от мороза деревья. В палатке было уютно и сравнительно тепло. Я вносил записи в дневник, Ноздрин мешал кашу в котле, а Рожков, стоя, свёртывал себе папиросу. Вдруг какой-то странный шум пронёсся в воздухе. Он исходил откуда-то снизу, из-под земли. Словно там что-то большое, громоздкое падало, рушилось и с грохотом валилось с одного уступа на другой. Палатка наша вздрогнула и покачнулась. Лес зашумел, и с деревьев посыпался на землю снег. Собаки всполошились и подняли вой. Шум быстро стих и унёсся к северо-востоку. Я сразу понял: это было землетрясение. Теперь мне стало ясно, отчего произошёл снежный обвал.

Находись мы в это время на биваке, нам бы грозила большая опасность.

Когда вздрогнула земля, Ноздрин, морщась от дыма и не глядя на Рожкова, недовольным голосом сказал:

– Брось, будет тебе!

– Что? – спросил Рожков.

– Да трястись на месте.

Он думал, что это Рожков в шутку трясёт палатку и котёл с кашей.

Ночью было ещё два слабых толчка, но я так устал за день, что спал как убитый и ничего не слышал. За ночь наша лыжня хорошо занастилась, и на следующий день мы прошли десять километров скоро и без всяких приключений.

Протаптывание дороги по снегу заставляло нас проделывать один и тот же маршрут по три раза и, следовательно, удлиняло весь путь во времени более чем вдвое. Это беспокоило меня, потому что запас нашего продовольствия был рассчитан лишь на три недели. Растянуть его можно было бы еще дня на четыре. Я надеялся встретить гольдов-соболёвщиков и внимательно присматривался ко всяким следам.

Случалось, что протоптанную накануне дорогу заметало ночью снегом, и тогда надо было протаптывать её снова. За день мы так уставали, что, возвращаясь назад, еле волокли ноги; а на биваке нас тоже ждала работа: надо было нарубить и натаскать дров, приготовить ужин и починить обувь или одежду. Снег был такой глубокий, что даже на биваке мы не снимали лыж. Без них нельзя было принести воды, дров и подойти к нартам.

Наша обувь и одежда износились до последней степени. И немудрено: второй год путешествия был на исходе. Изношенную обувь мы не бросали, а держали как материал для починки. Сначала починка производилась редко, а потом всё чаще и чаще – почти ежедневно. Когда был израсходован последний лоскуток рыбьей кожи, мы стали рвать полы полушубков и ими подшивать унты. Этот материал тоже был непрочен и быстро протирался. В конце концов мы так обкорнали полушубки, что они превратились в гусарские курточки без пол. Тогда мы бросили верхние поясные ремни как вещи ненужные, потому что они постоянно съезжали на нижнюю одежду.

Не лучше обстояло дело и с бельём. Мы уже давно не раздевались. Белье пропотело и расползалось по швам. Обрывки его ещё кое-где прикрывали тело; они сползали книзу и мешали движениям. Не раздеваясь, мы вытаскивали то один кусок, то другой через рваный карман, воротник или рукав.

Я никак не думал, что наш маршрут так затянется. Всему виной были глубокие снега и частые бураны.

С 7 по 18 декабря дни были особенно штормовые. Как раз в это время мы нашли охотничий летник, построенный из древесного корья на галечниковой отмели. Летник был старый, покинутый много лет тому назад. Кора на крыше его покоробилась и сквозила. Мы так обрадовались этим первым признакам человеческого жилья, как будто это была самая роскошная гостиница. Тут были люди! Правда, давно, но всё же они сюда заходили. Быть может, и опять попадутся навстречу.

Мы привели летник, насколько это было возможно, в порядок: выгребли снег, занесенный ветром через дымовое отверстие в крыше, выгребли мусор и сырой травой заткнули дыры.

Я рассчитывал, что буря, захватившая нас в дороге, скоро кончится, но ошибся. С рассветом ветер превратился в настоящий шторм. Сильный ветер поднимал тучи снега с земли и с рёвом нёсся вниз по долине. По воздуху летели мелкие сучья, корьё и клочки сухой травы. Берестяная юрточка вздрагивала, и казалось – вот-вот тоже поднимется на воздух. На всякий случай мы привязали её верёвками от нарт к ближайшим корням и стволам деревьев.

Мы сожгли всё топливо, и теперь надо было идти за дровами. Но едва только Рожков вышел из юрты, как сразу ознобил лицо. На посиневшей коже выступили белые пятна. Я стал усиленно оттирать ему лицо снегом.

Буря завывала, сотрясая юрту до основания. Внутри юрты было дымно и холодно.

Когда последнее полено было положено в огонь, стало ясно, что, несмотря на ветер и стужу, мы должны идти за топливом. Тогда, завернув головы одеялами, с топорами в руках, я и Ноздрин вышли из юрты.

Сильным порывом ветра меня чуть не опрокинуло на землю, но я удержался, ухватившись за глубоко воткнутую в гальку жердь, которой было прижато корьё на крыше нашей «гостиницы». Кругом творилось что-то страшное. Ветер нес снег сплошной стеной. Сквозь снежную завесу я увидел Ноздрина. Он стоял спиной к ветру и старался спрятать лицо. Совсем наугад я пошёл вправо и шагах в ста от юрты, на берегу высохшей протоки, наткнулся на плавник, нанесённый водою. Я стал его разбивать. Снежная завеса разорвалась, и совсем рядом с собой я увидел того же Ноздрина. Я тронул его рукою. Мы набрали дров сколько могли и понесли к биваку.

Спустя некоторое время вернулся в юрту и Рожков. Он ничего не нашёл и сильно промерз. Я пожурил его за то, что он, больной, ушёл, ничего не сказав мне. В такую пургу можно заблудиться совсем рядом с юртой и легко погибнуть.

Согревшись у огня, мы незадолго до сумерек еще раз сходили за дровами и в два приема принесли столько дров, что могли жечь их всю ночь до утра.

Так промаялись мы еще целые сутки, и только на третий день к вечеру ветер начал понемногу стихать. Тяжелые тучи ещё закрывали небо, но порой сквозь них пробивались багровые лучи заката. В темных облаках, в ослепительной белизне свежевыпавшего снега и в багрово-золотистом сиянии вечерней зари чувствовалось приближение хорошей погоды.

С тех пор как мы начали сокращать себе ежедневную порцию продовольствия, силы наши стали падать. С уменьшением запасов юколы нарты делались легче, но тащить их становилось труднее и труднее.

Уже несколько раз мы делали инспекторский смотр нашему инвентарю, чтобы лишнее оставить в тайге, и каждый раз убеждались, что бросить ничего нельзя. Будь лето – мы давно бросили бы всё и налегке как-нибудь добрались до людей, но глубокий снег и главным образом морозы принуждали нас тащить палатку, поперечную пилу, топоры и прочие бивачные принадлежности. Лишиться всего этого – значило немедленно обречь себя на верную смерть.

Было ясно, что, если в ближайшие дни мы не убьём какого-нибудь зверя или не найдём людей, мы погибли.

Но из-за глубоких снегов зверь не ходил – он стоял на месте и грыз кору деревьев, росших поблизости. Нигде не было видно следов. Из шести собак трёх мы потеряли неизвестно где и как. Быть может, они убежали назад. Две погибли с голоду, и только одна плелась следом за нартами. Мне удалось убить молодую выдру, Ноздрин застрелил небольшую рысь. Мы съели их с величайшей жадностью, а затем началась голодовка. Измученные и обессиленные, мы едва передвигали ноги.

Переходы наши с каждым днём становились всё короче и короче, мы стали чаще отдыхать, раньше становиться на бивак, позже вставать, и я начал опасаться, как бы мы не остановились совсем. Усталость накапливалась давно, и мы были в таком состоянии, что ночной сон уже не давал нам полного отдыха. Нужно было сделать днёвку, но есть было нечего, и это принуждало нас, хоть и через силу, двигаться вперёд. Встреча с людьми – только это одно могло спасти нас, только эта надежда ещё поддерживала наши угасающие силы.

Однажды шедший впереди Ноздрин остановился и грузно опустился на край нарты. Мы оба как будто только этого и ждали. Рожков немедленно сбросил с плеч лямку и тоже сел на нарту, а я подошел к берегу и привалился к вмёрзшему в лёд большому древесному стволу, занесённому илом и песком.

Мы долго молчали. Я стоял и машинально чертил палкой на снегу узоры. Потом я поднял голову и безучастно посмотрел на реку. Мы только что вышли из-за поворота – перед нами был плёс не менее полутора километров в длину. Солнце уже склонилось к верхушкам самых отдаленных деревьев и косыми лучами озарило долину Хунгари и все малые предметы на снегу, которые только при этом освещении могли быть видны по синеватым теням около них. Мне показалось, что через реку протянулась полоска. Словно верёвочка, шла она наискось и скрывалась в кустарниках на другом берегу.

«Лыжня!»

Едва эта мысль мелькнула у меня в голове, как я сорвался с места и побежал к полоске, которая выступала всё отчётливее. Действительно, это была лыжня. Один край её был освещён солнцем, другой в тени, эту тень я и заметил.

– Люди, люди!.. – закричал я не своим голосом.

Рожков и Ноздрин бросили нарты и прибежали ко мне. Тем временем я успел всё рассмотреть как следует. Лыжня была вчерашняя и успела хорошо занаститься. Видно было, что по ней шёл человек маленького роста, маленькими шагами, на маленьких лыжах и с палкой в руке. Если это мальчик, то, значит, человечье жильё совсем близко.

Тотчас мы направились по следу в ту сторону, куда ушёл этот человек. Я старался не упустить ни одной мелочи в следах и внимательно осматривал всё у себя под ногами и по сторонам. В одном месте я увидел сделанные в одну линию четыре уже замёрзшие проруби – это ловили рыбу подо льдом. Немного далее ещё две лыжни, совсем свежие, пересекли нам дорогу. А вот здесь кто-то совсем недавно рубил дрова.

– Люди, люди!..

Каждый из нас повторял это слово.

Протока сделала ещё один поворот вправо, и вдруг перед нами совсем близко появилась небольшая юрточка из корья. Из неё вышла маленькая, сморщенная старушка с длинной трубкой.

– Би чжанге, ке-кеу-де елани агдэ ини. Бу дзяпты анчи (Я – начальник, нас три человека. Уже много дней мы ничего не ели), – сказал я ей.

Старушка сначала испугалась, но фраза, сказанная на родном языке, сразу расположила её в нашу пользу. В это время из юрты вышла другая старушка, ещё меньше ростом, ещё более сморщенная и с ещё более длинной трубкой. Я объяснил им, кто мы такие, как попали на Хунгари, куда идём, как нашли их по лыжне, и просил оказать нам гостеприимство. Узнав, что мы обессилели от голода, старушки засуетились и пригласили нас войти в юрту. Одна из них пошла за водой к проруби, а другая надела лыжи и с палкой в руках пошла в лес. Минут через десять она вернулась с большим куском сохатиного мяса и принялась варить обед. Другая старушка повесила над огнём чайник и стала жарить на угольях юколу.

С невероятной жадностью набросились мы на еду. Старушки угощали нас очень радушно, но убеждали не есть много сразу.

Когда первые приступы голода были утолены, я хотел со своими спутниками идти за нартами, но обе хозяйки, расспросив, где мы оставили их, предложили нам лечь спать, сказав, что нарты доставят их мужья, которые ушли на охоту ещё вчера и скоро вернутся.