Текст книги "След во времени (сборник)"

Код возврата № 3

Нерон, став императором Рима в 45 году, кроме примера жестокого правления оставил фразу о великом актере, в нем умершем, и приказал поджечь Рим. Давайте, с некоторой долей условности, считать этот факт моделью «властных проявлений». Далее: костры, отрубленные головы, колесование и прочие проявления утверждения власти. Но то были (как принято считать) жуткие времена. Время представляется, с точки зрения некоторых интерпретаторов истории, категорией несколько аморфной. Воспользуемся этим заблуждением – сэкономим время.

России войны не принесли ничего иного кроме своей сути (революции, смерть, разрушение, покалеченные души…) Пришли Новые Времена. Сделано колоссально много: индустриализация, коллективизация, БАМ, космос, Днепрогэс, Беломорканал, ледокол «Ленин» и т. д. Покорение природы? Проявление власти: чего над чем? Диктатура над кем? А где же тогда согласие, единодушие, гармония? Бедные, богатые – это кто? Власть разума, власть любви, хотя это и неслабый аргумент «во временах былых». Узурпация, завладение ресурсами, природными и иными не есть проявление власти? В данном случае время – лучший судья. Хотелось бы вспомнить о власти разума, величии творений искусства, техники. В природе существует гармония (я исключаю космические катаклизмы). Люди пренебрегают ею, погружаясь в жизненные проблемы. Но есть неподвластные категории: мысли людей, чувства, любовь, вера… Это основные тезисы лекции профессора из Питера, которая состоялась вчера у нас в МГУ Или я так воспринял сказанное гостем из северной столицы?.. После окончания лекции я подошел к профессору, чтобы задать вопрос, и был немало удивлен, когда он, взглянув на меня, вручил мне записку со словами «Атлас – завтра» и номером ячейки камеры хранения на Белорусском вокзале.

Миссия № 4

На вокзале, в автоматизированной камере хранения, меня ждала большая сумка, папка с документами и билет на поезд Москва-Минск на сегодня. Я двинулся к платформе, где уже стоял состав. До отправления оставалось полчаса. Билет был в СВ. В купе я оказался один, а это возможность ознакомиться с содержимым сумки и документами. В сумке обнаружилась полная экипировка майора артиллерии (полевая и повседневная форма). В предписании, завизированном начальником Генштаба Вооруженных Сил Российской Федерации, особо отмечалось, что мое участие в миссии согласовано с министром обороны Республики Беларусь. В восемь часов утра я был в Минске. Переодевшись в полевую форму, вышел на перрон. Меня встречали майор артиллерии Вооруженных Сил Беларуси и лейтенант. Поехали в гостиницу Министерства обороны, где мне предложили переодеться в повседневную форму и объявили, что я приглашен на обед заместителем начальника Генштаба МО Беларуси. У меня более двух часов свободного времени, и, надев повседневную форму, я вышел прогуляться по Минску. Поскольку ранее неоднократно бывал в Беларуси, я хорошо ориентировался в городе. Попадавшиеся навстречу военнослужащие приветствовали меня по уставу. Прошел до площади Победы, далее мимо цирка, оперного театра и вернулся в гостиницу. Принял душ и через полчаса был готов к выходу, и в это время раздался звонок телефона. К моему удивлению, женский голос сообщил, что внизу меня ожидает машина, и продиктовал ее номер. Выйдя из гостиницы, я увидел черный пежо с девушкой-лейтенантом за рулем. Поздоровался и услышал в ответ: «Лейтенант Чернова». Через десять минут автомобиль остановился у небольшого кафе с табличкой «Закрыто» на двери. В кафе был накрыт только один стол на четверых. Мы с лейтенантом сели за стол, через пару минут в кафе вошли двое: моложавый в штатском и майор, который встречал меня на вокзале. В штатском был заместитель начальника Генштаба генерал-майор А. И. Чёрный. Сделали заказ. Чёрный предупредил, что мне тоже надлежит быть в штатском. Теперь о миссии. Проблема в том, что из хранилища исчезла экспериментальная зенитная ракета «СС12», давно снятая с вооружения. В детали меня посвятит майор Станкевич. За обедом говорили о достопримечательностях Минска. Майор оказался грамотным артиллеристом-ракетчиком и приятным собеседником, неожиданно для меня обладающим чувством юмора. «Всё как в сказке, – начал Александр Станкевич свой рассказ. – Были назначены герои, предусматривались “злодеи”– “заморские” международные наблюдатели за выполнением соглашения по средствам ПВО, объявлены сроки возврата ракет России. Основное действие происходит в лесу, где расположен “Арсенал”. Ракета разобрана и подготовлена к транспортировке в Россию. Головная часть ракеты была упакована отдельно. Это и есть самая большая проблема – головная часть: в ней установлена экспериментальная система наведения, аналогичная установленным на современных ракетах». Майор продолжил: «Через две недели приезжают американцы, а у нас, сами понимаете… Президент приказал Министерству обороны разобраться с проблемой во взаимодействии с Министерством обороны России. Однако вам придется выступать как эксперту МАГАТЭ по радиационной безопасности, чтобы отвлечь от “ракетной тематики” на случай утечки информации. Все необходимое (одежда, дозиметры и др.) уже доставлено в ваш номер. Допуск для вас на объект “Арсенал” близ населенного пункта Колосово оформлен. Встречаемся через час на вокзале у пригородных касс. Поедем на электричке. Поверьте, вы нам нужны как человек, владеющий польским языком». (Для меня это было новостью, но я почувствовал, что это так, и даже стихи Адама Мицкевича вспомнил).

Электричка была полупустой (середина рабочего дня), и мы, беседуя о грибных местах в Беларуси, незаметно доехали до остановки «Колосово». Нас встретили, и через полчаса мы были на территории воинской части, где и находилось хранилище снятых с вооружения ракет ПВО. Командир части полковник А. Н. Ведерников пригласил в кабинет и предложил кофе, который оказался на удивление хорош. Полковник проинформировал, что сам факт исчезновения ракеты не обсуждается и что представители военной прокуратуры в плановом порядке проверяют инвентарные и другие документы. Это проводится каждый год, поэтому ни у кого не вызвало подозрения, что идет следствие. Опрашивались и военнослужащие, и гражданские специалисты, работающие в части. Ведерников сказал, что с представителями прокуратуры мы встретимся вечером. С полковником и майором направились осмотреть периметр части и склад ракет. В удаленном от строений месте я заметил, что два ряда колючей проволоки отличаются от остальных. Это было неожиданностью для командира, так как забор находился под напряжением в три тысячи вольт. Выяснили, что неделю назад на час отключали высоковольтную сеть для замены изоляторов. Вызвали электриков и часовых той смены. Когда я вошел к командиру, шла беседа с электриком, дежурившим в тот злополучный день. Взглянув на него, интуитивно понял, что он участник похищения ракеты и в кармане у него граната. Не говоря ни слова, я сдавил ему сонную артерию и посадил на пол. Командир и представитель от удивления раскрыли рты и застыли на месте, когда я вытащил из кармана «отдыхающего» гранату Ф-1.

Электрик признался, что нуждался в деньгах и об этом знали все в части. В один из праздничных дней, во время поездки в столицу, в ресторане познакомился с поляком. После хорошего застолья электрик пригласил нового приятеля в гости, в Колосово. Месяц спустя приятель объявился и предложил участвовать в похищении ракеты, посулив за это приличную сумму. В результате похитителей собралось четверо: два работника «Арсенала» и два поляка, которые работали по контракту на заготовке леса недалеко от границы. Конкретного места задержанный показать не мог, сказал только, что ракету спрятали в пограничной зоне, невдалеке от трассы вывоза заготовленного леса. Польские пограничники охотно выразили готовность помочь в поисках. И ракету, и головку действительно нашли в древесине, подготовленной к отправке в Польшу. На этом моя миссия завершилась.

* * *

Вернувшись домой, я активно включился в работу над дипломом – все-таки пятый, выпускной… На кафедре предложили подумать об аспирантуре: тема моего диплома пришлась по вкусу в одном из исследовательских институтов. Прошлые события отошли на второй план.

Прошло еще девять месяцев. Я довольно успешно окончил университет, остался на кафедре, поступил в аспирантуру. Казалось бы, все складывается, вот только тревожные сны посещают со странной периодичностью: раз в неделю, раз в месяц. Остались знания английского, албанского, польского – проверял… Нередко приходит чувство ожидания новых событий, иногда легкой грусти. Но надо жить дальше. Тем более что у меня появилась девушка, с которой мне интересно, и у нас серьезные мысли о совместном будущем, правда, ей учиться еще два года – хочет стать звездой отечественной журналистики. И все-таки в минуты одиночества вспоминаются эпизоды пережитого, и возникает ощущение, что впереди ждут новые приключения.

Знакомство с неведомым

Из дневника завлаба

Желание рассказать, как все происходило, а тем более изложить на бумаге, пришло не сразу. Это потребовало определенного времени и анализа событий при ряде логических пробелов не только в поисках сути, но и в их хронологии. Сомнения вызывали, как казалось, обыденная очевидность самих фактов и опасения невнятного описания происшествий, свидетелем и участником которых я был.

Итак, небольшой исторический, с позволения сказать, экскурс…

В наивном детстве судьба забросила меня на три года (вместе с родителями) в маленький провинциальный городок Крутогорье. Место не особенно примечательное, но с некоторым «летописным потенциалом» (относящимся к X—XII векам нашей истории) как возможным предметом отдельного исследования. Я был вынужден ходить в местную школу, которая имела весьма высококвалифицированный педсостав. Рутинность тех школьных лет была нарушена неординарным для меня или, скорее, нелепым случаем.

В седьмом или восьмом классе группа одноклассников под руководством физрука совершала вояж на подшефный заводик за металлоломом для выполнения плана по его сдаче. В ожидании разрешения въезда на территорию предприятия мы дурачились в кузове грузовичка. Машина неожиданно тронулась, и я, сделав несколько шагов назад, упал через задний борт. В первую минуту перехватило дыхание, затем все восстановилось. Отделался ушибом. Уже дома, когда мыл руки, обратил внимание на странную царапину, хотя болезненных ощущений не было, на левой ладони: пересекающиеся равносторонний треугольник и окружность. Рисунок этот продержался дня три, потом исчез, сей факт забылся, но знак в памяти, как показало будущее, сохранился.

Ну а жизнь текла в соответствии с «правилами» того времени: средняя школа, вуз, аспирантура или предприятие «почтовый ящик», занятия спортом, девушки и т. д. И вот я студент физического факультета столичного университета. Мечты о теоретической физике, гипотетическая причастность к познанию глубинных тайн природы, споры о теории относительности с однокурсниками, участие в ССО (студенческий строительный отряд)… Все было оптимистично, креативно и «инкрустировано» энтузиазмом, свойственным молодому поколению – особенно в те годы. Во время очередной студенческой строительной эпопеи в Уральской области Казахстана пришлось наблюдать интереснейшее природное явление. Иссиня-черная туча появилась с запада и быстро надвигалась на поселок, на окраине которого и трудилась наша бригада. Под тучей жгутом скручивался столб пыли, втягивая все, что попадалось на пути этого исполинского «гриба»: исчезли полторы тонны цемента с нашей строительной площадки, что придало «ножке гриба» голубоватый оттенок, мелькали куски рубероида и камышовых плит. Наблюдая эту картину, я заметил на облаке две яркие пересекающиеся окружности разных диаметров. Этот весьма четкий рисунок не менял размеров при изменяющихся габаритах тучи. Далее события развивались по стандартному для тех мест сценарию, поскольку подобные природные явления не были в новинку для местных жителей. Подсчитали и списали убытки от выпавшего из тучи крупнейшего (с куриное яйцо) града: погибшие гуси, разбитые стекла и шиферные крыши многих домов поселка, наш цемент, а также почему-то часть зерна, хранящегося на открытой площадке элеватора, и два кубометра пиломатериалов. «Значок» же запомнился мне и как-то увязался со столь же загадочным символом давних школьных лет.

После окончания университета я в числе не так уж и немногих удостоился служить в вооруженных силах, хотя перед этим успел поступить в заочную аспирантуру. Тот, кто прошел армейскую школу в 80-х годах прошлого столетия, знает особенности приобретенного, в общем-то, положительного опыта. Но речь не об этом. Как-то на учениях на одном из многочисленных полигонов Союза наш дивизион сжигал остатки пороха, образовавшегося в результате боевых стрельб (обычная практика при стрельбе не на полном заряде – артиллерист поймет). Порох, извлеченный из мешочков, образовал пирамиду более метра в высоту. Удалив личный состав на безопасное расстояние, назначенные офицеры подожгли пирамиду, присоединившись к остальным наблюдателям этого зрелища. Пламя разгоралось, как казалось, медленно и достигло метров двадцати пяти, причем процесс горения сопровождался завораживающим завыванием и невольно вызывал первобытное чувство – поклонение огню. Действо закончилось, а в небе довольно долго висел светящийся знак, словно сотканный из дыма и напоминавший колесо телеги, но на это никто, кроме меня, не обратил внимания. В последующие времена, в ситуациях не совсем обычных, моя «коллекция» пополнилась еще двумя знаками: подобием греческих букв «эта» и «омега».

Побежали годы. Позади остались армейские будни, аспирантура, защита кандидатской, но не по профилю университетской специальности, так как пришли другие времена, изменились приоритеты и ценности даже в науке. И вот я стал вначале замзавлабораторией, а через пару лет и завлабом. Лаборатория наша располагалась по дороге в Шереметьево, на территории предприятия под названием «почтовый ящик», которое как-то – «естественным» образом – самоликвидировалось вместе с исчезновением СССР. Нас этот трагический процесс не затронул, так как мы имели «межведомственный статус» и, как утверждали в Президиуме РАН, финансировались из какой-то отдельной строки бюджета. Режимность работ лаборатории исчезла сама собой, а мы приспособились к новым реалиям рыночных отношений и выполняли заказы различных ведомств и предприятий, что давало возможность не только стабильно получать зарплату, но и иметь премиальный фонд. Были попытки прикрыть нашу «лавочку» и отнять здание, но, видимо, не пришлись по вкусу его толстые стены и удаленное расположение. Обошлось… И важно заметить: то, чем мы занимались и делали хорошо, оказалось на удивление востребованным.

Теперь немного подробнее. Наша лаборатория представляла собой экспериментальную установку, стенд, с одной стороны которого располагались устройства и источники различных видов излучений: радиоактивного, рентгеновского, электромагнитного, мощного инфракрасного и ультрафиолетового, и наша гордость – нейтронный генератор. С другой стороны размещались различные датчики, которые в зависимости от характера испытаний передавали информацию на вход локальной лабораторной компьютерной сети, предмет зависти и похвал посещавших нас представителей заказчиков. Компьютерный парк обновлялся и пополнялся с периодичностью в полтора года и был царством двух компьютерных гениев: Алексея первого и Алексея второго. Между источниками и датчиками располагалась платформа, которая могла перемещаться и имитировать, при соответствующей доработке, некое подобие железнодорожной платформы, автомобиля, контейнера, жилого помещения и т. п. Небольшими отдельными комнатами владели завлаб, то есть я, и мой зам; большая комната с перегородками была у инженеров; в уголочках размещались студенты со всем необходимым компьютерным оборудованием. Имелась также небольшая мастерская. В области материаловедческих тестов наши заказчики – судостроители, военные, автопроизводители и конструкторские бюро. Со своими задачами к нам обращались таможня и следственные организации. В общем, работа у нас была, и статус «быть полезными» нам импонировал…

Моим заместителем (меня зовут Александр Ильич, уважительно) был Николай Тралле, умница, философ и спорщик. Происхождение, якобы от обрусевшего француза или офранцуженной русской времен русско-французской кампании 1812 года, он не комментировал, хотя и поддерживал сей миф в форме, по его выражению, «прибрежного вечернего тумана или романа». Но это не главное. Николай был прекрасный аналитик и играл важнейшую роль в переговорах с клиентами, уточнении задач, стоящих перед нами, и составлении программ испытаний. Он имел импозантную внешность и удивлял даже умудренных опытом производственников умением сформулировать задачу в весьма привлекательном для заказчика виде. Работали также три инженера на полставки – специалисты по нашим установкам, и два-три студента-дипломника. За ними закреплялись определенные виды работ, и они принимали участие во всех событиях «нашего социума», но «стратегия» лаборатории вырабатывалась мной, Николаем Тралле и Алексеями. Для решения объемных и ряда технических задач мы привлекали техников наших заказчиков (за отдельную плату).

Время шло по своим законам, стабильность в работе и зарплате, наращивание опыта и определенного авторитета у клиентов вызывали положительные отклики у «курирующего академика» и в заключениях на наш годовой отчет от ведомств, что способствовало «невычеркиванию» лаборатории из нужной нам бюджетной статьи.

Вокруг лаборатории менялся архитектурный ландшафт. Там, где располагались когда-то склады, «проросли» офисные здания, сервисы и т. д. Метрах в трехстах от нас появилось весьма современное парниковое хозяйство, где выращивались круглый год овощи в самом широком ассортименте. Мы дружили с инженерно-техническим персоналом этой фирмы, иногда помогали устранить неполадки в их современнейшем оборудовании, а у нас всегда были свежие овощи.

Однажды, в конце рабочего дня, в лабораторию пришел агроном, молодой, весьма грамотный специалист. Беседа затянулась часа на три и стала толчком к размышлениям и действиям, выходящим за пределы программной деятельности нашего коллектива. Александр Потапов, так звали агронома, поделился соображением, что повышенная урожайность на отдельных участках его грядок как-то связана с лабораторией. Он проводил опыты: рассаживал культуры в разных местах, наблюдал за их ростом и урожайностью, перемещал в другие места, записывал данные измерений, и в результате появилась схема, на которой линии сходились в двух местах стены теплицы, расположенной параллельно одной из стен лабораторного здания. Это было неожиданно, так как мы сами неоднократно проверяли и совершенствовали защиту при включении установок. Помимо свинцовой арматуры в стенах здания имелись и экраны из бористой стали, и клетки Фарадея, и т. д. Тем не менее, факт требовал целенаправленного анализа. К беседе подключились компьютерщики со встречным «иском» к агроному. Они утверждали, что при обработке результатов экспериментов выявили следующее: датчики фиксировали в лабораторной сети своеобразные цифровые массивы, которые Алексеи определяли как «шум». По их мнению, источником «шума» являлись теплицы наших соседей. Предусмотрительные компьютерщики эти данные не уничтожали, а складывали в отдельную папку. Видимо, пришло время взглянуть на них пристально и профессионально. Этим и занялись наши гениальные программисты, и примерно через неделю по их инициативе собралась «стратегическая четверка». Оказалось, что это отнюдь не «шум», а система неких повторяющихся посланий, которые поддадутся расшифровке, по уверениям профессионалов, в ближайшее время, несмотря на сложности.

Прошел месяц. На нас свалилось много работы с весьма интересными заказчиками, и это было кстати ввиду приближающегося сезона отпусков. Алексеи наконец-то призвали нас для отчета по программе «послание», как они окрестили библиотеку накопленных месседжей. Послания оказались своеобразными программными блоками, требующими для расшифровки содержащейся в них информации неизвестного кода. Это явилось загвоздкой в работе программистов. Отсутствие результата несколько обескуражило, о чем я, как «старшой», и высказался – даже резковато. Поскольку у них пока не было идей по поводу дальнейших действий, предложил использовать «мои символы»: пять странных знаков, инстинктивно накопленных за прожитые годы и нанесенных на подаренный мне в прошлом году тоненький браслетик. Происхождение символов решил коллегам не раскрывать. На следующий же день славные компьютерные мыслители с подозрительным почтением и очень усталым видом приветствовали меня. На стол положили распечатку двух посланий на японском, английском и, как выяснилось позднее, на старопортугальском языках. В одном из посланий, датированном июлем 1998 года, говорилось о необходимости перевести деньги со счетов одних банков на счета других. Прилагался довольно внушительный список банков. Имелись также рекомендации по биржевым операциям и операциям с ценными бумагами. Для нас сия материя была чем-то вроде китайской грамоты. Тралле оценил информацию как запоздалое предупреждение о дефолте 1998 года, полагая, что это является и ключом-доказательством достоверности последующих посланий. Программисты добавили, что закрытая компьютерная сеть лаборатории непонятным пока образом подсоединялась к интернету, хотя для внешних коммуникаций у нас использовались три отдельных компьютера и соответствующий модем.

Теперь мы невольно вовлечены (и увлечены!) в новое исследование, не связанное с устоявшимися рабочими процедурами по выполнению заявок клиентов. Это требовало размышлений, отвлечений от рутины и вечерних бесед «о единстве картины мира». Все участвовали, правда, в разной степени, в разгадке свалившейся невесть откуда шарады. Распределили функции: инженеры искали в интернете «фактографию» для расшифровки текстов посланий, студенты под различными предлогами связывались по электронной почте с организациями и учреждениями для уточнения тех или иных элементов, дающих понимание и трактовку посланий. Энтузиазм и ощущение необычности происходящего невольно заставляли одних приходить на работу раньше, других задерживаться в лаборатории допоздна. Существовал и «кодекс молчания» в отношении наших изысканий – для «окружающей среды за рамками лаборатории».

Другое послание содержало медицинские рекомендации и список препаратов для двенадцатилетнего пациента крупной американской клиники. Сложное имя ребенка представляло собой смесь арабских и латиноамериканских имен. Посовещавшись, мы переслали отредактированные файлы в медицинские департаменты Штата и мэрии, а также непосредственно в клинику. Программисты сделали невозможным определить отправителя.

Спустя неделю на наш «закамуфлированный» почтовый ящик из Штатов пришло электронное письмо от профессора медицины с несколькими статьями из разных газет.

В статьях содержалась информация о чудесном выздоровлении дочери одного из арабских шейхов, свидетельствующая об успехах современной медицины и высоком профессионализме американских врачей. Победа над болезнью дочери пробудила в шейхе (инженере-нефтянике) жажду действий. Он посетил ряд своих объектов по добыче, транспортировке и хранению нефти. В результате: обнаружены и устранены критические неполадки оборудования, которые могли бы привести к колоссальным экологическим катастрофам целого региона. Послание же американского медика не содержало никакой информации кроме слов: «Спасибо» и «Помоги вам Бог».

Очередную «шараду» разгадали без особых затруднений, ввиду того, что событие, упоминавшееся в тексте, имело широкий международный резонанс. Послание содержало рекомендации по срочной замене аварийных электрогенераторов, размещению их в непредусмотренном проектом месте и изменению схемы подключения АЭС к внешней электросети. Понятно, что речь шла о трагедии на АЭС «Фукусима».

В нашем исследовании начался новый период. Компьютерные мыслители уделяли не менее трех часов ежедневно дешифровке текстов, как ни странно, без ущерба для основной работы. Как велика сила воздействия творчества! Они готовили задания по поиску дополнительных данных, которые все мы принимали как нечто должное. Мне показалось, что пора уже систематизировать дополнительную работу и определиться с целями и перспективами исследовательского порыва. После того как при полном кворуме все высказались, было решено продолжить работу, я и мой зам должны были попытаться разработать методику диалогового режима общения с открытым нами информационным каналом, а с отпусками повременить.

Послание в адрес неведомого источника информации было составлено обратным кодированием. Суть запроса заключалась в оценке соотношения дестабилизирующего воздействия на ноосферу Земли природных катаклизмов и результатов деятельности человека. Приводились примеры загрязнения атмосферы извержением вулкана Эйяфьятлайокудль в Исландии, последствий цунами, включая аварию на японской АЭС «Фукусима», неудачный международный опыт регулирования выбросов парниковых газов и т. д., хотя глобальность поставленного вопроса несколько смущала нас.

Лаборатория продолжала работать в преддверии отпускного сезона. «Внешний корреспондент» молчал.

Спустя два месяца мне пришлось посетить предприятие одного из наших заказчиков. Добирались на вертолете. На обратном пути диспетчер региона предложил переждать сильный грозовой фронт на нашем маршруте. Посадка была разрешена на площадке, расположенной на окраине небольшого городка. И каково было мое удивление, когда узнал, что городок этот – Крутогорье, тот самый, где прошли несколько моих школьных лет. Я решил прокатиться и воскресить в памяти нечто давно забытое, и мне нашли машину с водителем. Через полчаса понял, что в городке все изменилось и мало что напоминало былую архаичную провинциальность. Немного разочарованный, я проехал на западную окраину города и остановился у развалин древнейшего замка, где велись, по-видимому, раскопки. Это место в моем детстве было большим холмом, с которого зимой катались на лыжах. Вопреки правилам, решил прогуляться по раскопкам, благо там никого не было. Разрушенные временем стены впечатляли своей мощью, наличием арок, напоминающих входы в галереи. Войдя в одну из арок, я немало удивился странному полумраку и ощущению большого объема. Впереди мерцали нечеткие огоньки, то приближаясь, то удаляясь. Заинтригованный, я медленно продвигался вперед, ступая по гладкой ровной поверхности. Чувствовался запах озона. Стояла завораживающая тишина, даже не было слышно моих шагов. Я потерял ощущение реальности происходящего и лишь ощущал ускорение своего перемещения, не прилагая для этого никаких усилий; направление движения также было неопределенным. Впереди (или вверху) вырисовывались контуры меняющихся земных и неземных ландшафтов. Это было чудесное завораживающее зрелище…

* * *

Николай Тралле, кандидат физико-математических наук, заместитель заведующего межотраслевой лабораторией по исследованию свойств материалов, представил секретарю отделения РАН докладную записку с приложением на трех листах. На первом листе было заявление заведующего лабораторией, «имярек», о предоставлении неоплачиваемого творческого отпуска для завершения работы над докторской диссертацией. На двух других – его план научной работы на год, согласованный с курирующим академиком.

Тралле отправил упомянутые бумаги после двухдневного обсуждения с сотрудниками лаборатории возникшей проблемы: исчезновение завлаба и полученные по электронной почте заявление и полтора десятка листков дневниковых записей, в конце рукой Александра Ильича было приписано: «Приглашен в гости к нашему тайному адресату. Вернусь через год. Изредка информируйте о делах известным вам способом».