Текст книги "След во времени (сборник)"

Завершив работу по сборке камеры Вильсона и испытав ее в работе, я этим обеспечил учебный процесс у группы выпускников университета и исследования, которые не велись из-за отсутствия камеры. За работу получил благодарность, бонус и преференцию от директора в виде персонального задания. Суть задания стала ясна мне позднее, после разговора с Ладиславом. Мне передавали чертежи, требования к материалам, а я находил нужную фирму и размещал заказы. Оказалось, что это были комплектующие для действующей модели мощного лазера. Посредник, переводящий деньги за некоторые контракты, находился в Европе. Загадочным оставался потребитель установки. Время шло. Мне удалось выяснить, что сборка установки идет в отдельном здании, принадлежащем университету, где я ни разу не был. Воспользовавшись ошибкой в техдокументации одной из фирм-поставщиков, я обратился к директору, чтобы он разрешил провести измерения параметров ряда деталей, которые уже смонтированы на установке, для последующего информирования поставщика и производителя. Таким образом я забрался «под ковер», где что-то происходило и «благодаря», и «вопреки» научно-техническому прогрессу. Идти к установке я не торопился, выжидал, когда что-либо не заладится. Прошла неделя. Меня вызвал директор. С недовольным видом он направил меня срочно разобраться с последней поставкой комплектующих деталей на установку и определить несоответствие заказам, внести изменения в новый контракт и обосновать рекламацию. То, что я увидел в лазерной лаборатории, вызвало у меня удивление. Собирались две лазерные установки большой мощности, которая превышала лабораторные потребности. Возникал вопрос: кто заказчик? Быстро выяснив причину несоответствия поставки заказу – путаница в адресах, я покинул «тайную» лабораторию и вернулся в свой офис. Фотографии, сделанные в лаборатории, переправил через имевшийся для таких случаев канал связи.

Вечером в баре, как обычно, мы с Ладиславом слушали заезжего гитариста из Штатов, поражаясь диапазоном мелодий и направлений: кантри, «Битлз», блюз. В конце вечера я вскользь упомянул о посещении лаборатории, указав причину и сообщив о недовольстве директора. Ладислав как будто ожидал этой темы. Уже немного подвыпивший, он стал сетовать на придирки директора, постоянную спешку по сборке установок. Изменение в настроении директора произошло после посещения лаборатории какими-то мусульманами и корейцами, представителями заказчиков. На время их посещений всех сотрудников попросили покинуть лабораторию, Ладислав же находился на складе и слышал их разговоры. Сейчас он, в общем-то, честный и порядочный парень, жаловался на необходимость «вкалывать из-за денег на непонятно кого и для чего, и такие установки могут использоваться далеко не в мирных целях, для обогащения урана, например».

Основная проблема для лазерной лаборатории на сегодняшний день – сокращение сроков готовности установок по требованию заказчиков. Как стало ясно позднее, были увеличены инвестиции в проект. Мне предложили поехать в Европу (Франция, Германия) и ускорить изготовление ряда деталей и узлов, были выделены средства для «стимуляции» производителей. Тирафат сказал, что возлагает большую надежду на мою миссию и предусматривает «хорошие премиальные» в случае успеха.

Я летел в Париж. Впереди была целая неделя. Уладив дела на фирме за один день, руководство оказалось сговорчивым – у них было немного заказов, я вылетел в Братиславу по просьбе Ладислава, где встретился с его семьей и передал личное письмо. Затем на несколько дней «исчез» австрийский студент. В Москву прибыл российский турист. В столице меня ждали указания, наставления и прочее. Получил также разрешение на встречу с Еленой. Признаться, в последнее время я все чаще вспоминал ее. Мы не виделись несколько месяцев и провели три незабываемых дня вместе. Были рады, что наши чувства не изменились.

Я вернулся в Братиславу и в этот же день, «войдя в зазеркалье», уже как австрийский гражданин вылетел в Берлин. Работа с немецкими фирмами заняла два дня, после этого – в Париж, где проконтролировал выполнение и отправку наших заказов, а затем – в Таи ланд. Интенсивность перелетов, контроль заказов на фирмах позволяли продемонстрировать свое рвение и «запрятать» три дня, проведенных в Москве. Тирафат встретил меня доброжелательно, выслушал мой отчет, остался доволен новыми сроками поставок оборудования. Не забыл он и о бонусе в конце месяца. Сославшись на интенсивность работы, перелеты, я попросил директора предоставить короткий отпуск на четыре-пять дней, и он согласился. Теперь мне было необходимо действовать быстро. Я вылетел в Австралию, предварительно согласовав свой приезд с Ником Джонсоном, моим знакомым по Индонезии, с которым время от времени переписывался по электронной почте. Ник работал в одной из фирм отца и занимался поставками приборов и некоторого оборудования для геологоразведки, буровых и т. п. Он встретил меня в Сиднее, и мы сразу поехали на ранчо его отца в тридцати километрах от города. По дороге я посвятил приятеля в суть задачи. Необходимо организовать утечку информации о несанкционированной передаче лазерных технологий в регионе, в котором доминируют австралийские фирмы. Одним из пунктов на этом «неправедном» пути является Тайланд. Джонсон-старший в изложенной сыном сути проблемы увидел в большей степени вторжение на рынок, чем нарушение правил и ограничений экспорта. Его фирмы были не на последнем месте в регионе, и он согласился вмешаться. Уязвимым звеном в лазерном проекте оказалась европейская посредническая фирма, оплачивающая заказы Тайского университета. Средства поступали из частных источников и из различных стран без должного обоснования целей финансирования. Финансистам Джонсона-старшего не потребовалось больших усилий, чтобы сориентировать три ведущих европейских банка по поводу несоответствия ряда траншей и контрактов, поставляемого в Чанг Мэй оборудования. Банки в свою очередь информировали структуры международного экспортного контроля технологий двойного назначения. Далее заработал бюрократический механизм: официальные запросы, экспертиза, аудит, делегации специалистов… Работы по лазерным установкам были остановлены. В отношении меня руководство университета поступило весьма гуманно, выплатив существенную премию и выходное пособие в связи с закрытием проекта. Были даны извинения за вынужденное увольнение и очень хорошие рекомендательные письма.

Воодушевленный успехами, я возвращался домой, где ждали близкие мне люди. Новая работа увлекала меня. Опыт построения моделей действия в незнакомых меняющихся обстоятельствах стал ценным приобретением за эти годы. Определение же моментов предопределенности при реализации задуманного зависит от правильной оценки факторов, влияющих на тот или иной шаг, и воли в достижении цели.

* * *

Описанные эпизоды относились к «начальному периоду» моей жизни, поиску, самовыражению… Воплощение задуманного в реальность возможно только при творческом и активном подходе. Но это уже трафарет. Три эпизода, несмотря на то, что их канва заполнялась рисунком повседневности, мыслями и эмоциями, человеческими отношениями, событиями и целенаправленными действиями, не могут быть исчерпывающим основанием для выяснения сути их взаимосвязи. Все тот же принцип дополнительности дает возможность прибегнуть к рассмотрению происходящего в рациональном и иррациональном аспектах и под определенным углом. Ретроспективно взглянув на историю цивилизации, ее стадии, можно полагать самой длительной – аграрную. Далее скорость прогресса возрастает. Индустриальная стадия с веком пара, электричества, атомной энергии, освоения космоса, все больше угрожающая выживанию человечества, длилась раз в десять меньше. И вот мы вплотную подошли к третьей стадии цивилизации – постиндустриальной, с преобладанием информационной субстанции. Сложилось общество, в котором информация – продукт не менее важный, чем земля, сырье, труд и капитал, а производство информации – ведущий фактор общественного развития, воздействия на сознание, да и на генезис человека. Каким видится будущее? Оказывается, упущены колоссальные возможности в совершенствовании разума, чувств, организма. Слабы (речь не идет о потреблении!) контакты с растительным и животным миром, можно сказать: единицы на планете владеют языком деревьев, зверей и птиц. Среди приоритетов отсутствуют глубокие и системные исследования человека, не только с целью спасения, оздоровления и борьбы с болезнями, но совершенствования явных и неизведанных его возможностей. Становится стыдно перед членистоногими, выращивающими оторванную клешню. Ищем истину в прошедших тысячелетиях, скользим фантазийным взглядом по местам гибели прошлых цивилизаций, тайно благоговеем перед инопланетным разумом. Из космоса Земля сверкает как новогодняя елка всеми видами и частотами излучений, взрывами, пожарами, следами уничтожения природных ресурсов и отходами производства. И вот из царя природы превращаемся в жертву собственных деяний. Хотя намерения, планы, в виде слов и текстов, иногда прекрасны, а практика поражает нелепостью, двойными стандартами, искаженной структурой ценностей… Создается впечатление о каком-то разлаженном, неисправном механизме внутри человеческой природы. Да и проявления пороков схожи: и во времена Римской империи, и торжества демократии. Вот мы вернулись к необходимости уделить внимание себе, разобраться, что в нас «так» и «не так». Где те точки возврата или невозврата в действиях, рычаги включения механизмов приятия и неприятия наших соображений, намерений и планов? Хочется верить, что человек приходит в этот мир для познания и поиска непознанного.

* * *

Прошли годы. В моей жизни произошло много важных событий. Были успехи, ошибки, разочарования. Поиски связующих элементов в схеме «мечты – планы – действия» не принесли однозначных результатов в виде методик или чего-то наподобие «делай как я». Наблюдая за молодым поколением, сверстниками моих детей, я пришел к выводу об исключительной индивидуальности в предначертанности жизненных вариантов, несмотря на нашу «социальную» природу.

Nosce te ipsum – «Познай самого себя».

След во времени

Вынужденный недельный отпуск (в установке были обнаружены неполадки) я решил провести вдали от суеты, на берегу Истры в небольшом домике смотрителя лодочной станции. Природная гармония: вода, лес, тихие вечера – невольно располагала к размышлениям. И я, сотрудник лаборатории – руководитель проекта, Перковский Владимир Николаевич, решил описать события, связанные с этими местами. Но, по порядку…

«Лаборатория времени» была создана через два года после косвенных экспериментальных подтверждений некоторых положений теории «Существование поля временных констант». Решение о продолжении исследований принималось сложно и с участием «вертикальных и горизонтальных» управленческих структур. Кто-то из интерпретаторов теории предложил простенькую модель для понимания. Представим себе тонкий слой воды на ровной строго горизонтальной поверхности. При отсутствии возмущающих воздействий нет и никаких перемещений, и никаких преимущественных направлений. Предмет или событие, попадая на такую «поверхность», или остается там, или оставляет след, образ с фиксированной временной координатой. Это своеобразная «комната отдыха» для динамичных объектов и явлений мира. Далеко от совершенства, но кое-что подсказывает. Каким образом указанное поле проявляется и взаимодействует с нашим реальным континуумом, остается все еще предметом исследований и экспериментов, а также ноу-хау создателей уникальной установки.

Первыми фактами в поддержку теории были «странички биографии» некоторых элементарных частиц: они как бы исчезали из нашего мира, затем появлялись вновь… но с ощутимым «временным пробелом в жизни». Математическое описание поведения частиц было на первый взгляд безупречным. Космология также положила ряд своих наблюдений и заключений из области «черных дыр» и возникновения сверхновых на алтарь теории… Далее шли химики, генетики и даже психологи со сновидениями из древнейших времен рода человеческого. Наконец программисты-математики и их модели реальных объектов старины. Была разработана и освоена уникальная технология снятия параметров с артефактов для восстановления их генезиса и функциональной вовлеченности в события прошлого. Затем создавалась компьютерная модель, подключалась установка для диалога с полем. По контурам обратной связи получалась информация для заполнения пробелов в цепочке фактов, событий. Установка для взаимодействия с полем констант была сложным сооружением. Вокруг нее колдовали до десятка инженеров и техников. Мы, «эксплуататоры» чудесного изобретения, должны были не позволять установке простаивать и формулировать вопросы для нее таким образом, чтобы общение имело формат диалога: «поле – мы». Лаборатория готовилась к первым испытаниям на основе отдельных фактов и предметов с целью восстановления картины жизненной ситуации, растянутой на несколько столетий. Задача состояла в извлечении из забвения связующих звеньев, пробелов в жизнеописании одной семьи. Добровольным подопытным стал наш коллега. Мы умышленно выбрали простой, не налагающий «исторической ответственности» вариант эксперимента. (Хотя, в случае успеха, мы с опаской представляли состав наших потенциальных заказчиков и спектр заказов.)

Итак, сотрудник нашей лаборатории Николай Владимирович Веров, прекрасный экспериментатор и изобретательный исследователь, длительное время занимался коллекционированием описаний конструкций, фотографий, исторических документов и даже узлов водяных и ветряных мельниц (допустимых габаритов, конечно, а тот, кто бывал у него на даче, – может подтвердить). Странное хобби? Да! Но он стал ключевой фигурой в одном из первых исследований нашей лаборатории. Выяснилось также, что Веров вел исследование (или расследование) генеалогии по материнской линии. Видимо, мельницы появились в его жизни неспроста. Ведь дед был мельником. Предметов прошлых поколений накопилось много. Здесь было мелкое оборудование с мельниц и сундуки, шкатулки, самовары, часы, фотографии, монеты, посуда. Многое досталось в наследство, кое-что было найдено на развалинах мельниц. Вся эта древность предоставлялась хозяином для эксперимента. На даче у коллекционера оборудовали «почти филиал» лаборатории по замерам параметров артефактов для моделирования. Трудились энтузиасты дела и толковые ребята нашей лаборатории. Если кратко, то создавался своеобразный цифровой образ предмета, документа. Для этой цели требовались весогабаритные характеристики, содержание и назначение вещи в прошлой жизни, вплоть до спектрального анализа материала и т. д. Получаемая модель бабушкиной шкатулки, например, напоминала (с легкой руки программистов) отражение в старинном зеркале при плохом освещении. «Рукотворные» образы монтировались в основную модель, в которой установка была основным узлом взаимодействия с полем.

Испытания начались. Установка запускалась по определенному сетевому графику. Получаемая информация обрабатывалась. Как всегда при поисковых экспериментах результаты не носили упорядоченный вид. Из массива дат, имен, названий, веса, размеров и т. д. выбирались существенные детали для мозаики результатов поиска. После чего цикл повторялся. Описательная и адаптированная версия текстового файла, своего рода инскрипт, с некоторыми комментариями Верова приводится ниже. Большая же часть фактографической информации имеет важное значение для совершенствования и настройки установки.

* * *

Шел 1783 год. Екатерина Великая расширяла границы Российской империи, которые были значительно продвинуты на запад (раздел Речи Посполитой). Пожалованием грамотами дворянства и имений императрица, полагая, что приобретенные отличия предпочтительнее старинного титула, закрепляла западные рубежи.

В приемной генерал-губернатора Москвы, генерала-фельдмаршала графа Захария Григорьевича Чернышёва, дожидался аудиенции моложавый гусарский полковник Иван Золтанович Дроганов. Лихой гусар служил под командованием Чернышёва в ходе кампании, известной как Семилетняя война. Был храбр, изобретателен, отмечен наградами. Адъютант губернатора пригласил Дроганова следовать за ним.

Граф Чернышёв сидел за большим столом, по краям которого располагались фолианты внушительных размеров в золоченых переплетах, в центре – бронзовый чернильный прибор с императорским гербом. Слева от стола стоял секретарь в партикулярном платье, держа в руках большую сафьяновую папку. Фельдмаршал встал, жестом пригласил гусара подойти ближе. «Поздравляю, полковник, “графом” – по высочайшему повелению», – торжественно произнес губернатор. Далее, уже в несколько иной тональности, фельдмаршал продолжил: «Помню тебя в баталиях во славу отечества. Прими именной указ, граф. Слыхал, что ты интересовался в Европе мельничным ремеслом. Похвально. Сейчас в руках твоих знание и служение во благо России, как завещано было Петром Алексеевичем».

Представленный сюжет является чем-то наподобие фрагмента семейного сказания графов Дрогановых, которое передавалось из поколения в поколение. По видимости, оно имело свое документальное подтверждение в виде указов, грамот о наследовании, дарении, планов имений, чертежей мельниц, учетных книг и т. д. Многое из документов и имущества погибло при пожарах во время войн и в мирные годы, вывезено невесть кем и куда, разворовано уже в новейшей истории. Имения рода Дрогановых были небольшими и разбросаны по территории империи: Московская, Гродненская, Могилевская губернии. Своеобразными свидетелями былых времен являлись водоподъемные ветряные мельницы, замысел и чертежи которых граф-родоначальник привез из своих поездок по Европе. Идея была «приземленной»: местность, где располагалась мельница, становилась центром хозяйственной активности. Распахивались и засевались поля, разрастались поселения, появлялась торговля. После 1917 года мельницы становились основой для создания спиртзаводов, что явилось закатом эпохи ветряных мельниц из-за частых пожаров, да и отсутствия должных специалистов. Внедрение паровых и электрических двигателей также существенно снижало безопасность в работе мельниц. Кто-то разрушал баланс четырех стихий: земли, воды, воздуха, огня! Ведь действующая водо-ветряная мельница олицетворяла их природное гармоничное сочетание во благо. Менялся и романтичный, таинственный образ мельницы на берегу речушки с примыкающим вишневым садом и полем, на котором пасутся пять-шесть коров. Мельница в старину была и средоточием мистических образов, источником сказаний и легенд, а заброшенная мельница – приютом привидений, беглых каторжников, местом свиданий влюбленных.

В самом начале XX века в имении графа Дроганова (потомка рода в пятом поколении), в устье притока реки Истры, в доме при мельнице жила семья: старик-мельник, его жена и двое сыновей. Старик болел – силикоз легких. Хозяйством заправляли сыновья, унаследовавшие сызмальства все премудрости мельничного ремесла: оборудование было английским, проект мельницы – российско-голландским. Семья мельника, поляка, работала в имениях графа в Гомельской и Могилевской губерниях. Затем граф перевез своего специалиста в Московскую губернию, в имение на берегу Истры, где была построена новая мельница по проекту самого хозяина. Старший сын мельника, Бонифатия Мржевского, Янош, в русско-японскую войну участвовал в сражениях, отличился, произведен в офицеры, позднее вышел в отставку и обосновался во Владивостоке. Младший сын Адам остался верен семейному ремеслу. В 1910 году молодой граф Дроганов направил Адама присмотреть за мельницами в Могилевской и Гомельской губерниях. К этому времени старый мельник и его жена умерли, имение приходило в упадок. Граф же уехал вначале в Болгарию, затем во Францию, и его следы терялись в событиях военных и революционных лет.

Бурные годы революций и гражданской войны не затронули разрушительным вихрем памятников мельничного зодчества прошлых столетий в бывших графских владениях. В имении, что в Могилевской губернии, рядом с действующей мельницей разрасталась деревня Дороганово. Было, правда, спорным, происходило ли название от графского имени. Еще до революций в этой местности обосновались братья Драган. Их родства с графом искать, видимо, не стоило, хотя кто знает… Тем не менее, это были трудолюбивые, предприимчивые, энергичные поляки, которые владели основными «экономическими объектами»: деревообработка, торговля, мельница…

В семье мельника Мржевского Адама Бонифатьевича и его жены Елизаветы Петровны подрастали две дочери – Ядвига и Виктория, и сын Болеслав. На момент октябрьских семнадцатого года изменений государственного устройства дети были пяти, трех и одного года от роду. Жизнь текла более-менее ровно. Работа на мельнице требовала усилий от взрослых и двух работников, трудившихся за угол и пропитание. Дети ухаживали друг за другом и росли самостоятельными, даже слишком для их возраста. Адам несколько раз выезжал на Истру ремонтировать мельницу, на базе которой создавалось производство спирта, дрожжей и хлеба. Такие «командировки» организовывались по линии Наркомпрода. Фамилия мельника Мржевского фигурировала в архивах графа с отзывами как, прекрасном специалисте, владеющем секретами английского механизма мельницы, а затем перекочевала в документы советских управленцев. Отсутствия Адама в семье длились иногда по несколько месяцев: московские руководители производства не очень церемонились – план есть план, да и госконтроль тоже… В 1932 году уехала в Москву младшая дочь Виктория учиться в текстильном техникуме при «Трехгорке». Через два года Болеслав поступил в мореходное училище в Ленинграде. «Мельничная династия» распадалась. Да и другие обстоятельства вносили изменения в судьбы людей. В 1933 году после очередной поездки на завод в Московскую губернию Адам Мржевский был арестован, в вину вменялась антисоветская пропаганда. Но на мельнице требовалась замена нескольких шестерен, а производство муки велось с большими перебоями, что вызывало беспокойство во властной иерархии, поэтому «тройка» приговорила его к трем годам исправительно-трудовых лагерей условно. Ремонт механизмов затянулся на три месяца. Далее последовали трудовые будни и годы. Старшая дочь Ядвига вышла замуж за начальника районного земельного отдела райсовета. Интерес НКВД к мельнику угас, но, как отказалось, не навсегда. В самих органах ОГПУ НКВД проходили чистки, и кто-то вспомнил мельника. В марте 1938 года он был арестован, и через три месяца вынесен приговор как члену шпионско-диверсионной группы – расстрел. Реабилитирован Мржевский был только в 1954 году.

В эти же годы младшая дочь Вика после окончания техникума трудилась на «Трехгорке» техником-технологом ткацкого оборудования. Весть об аресте отца долетела до Москвы с Истры, через работника мельницы, которому сообщили в письме родственники.

Передовик ткацкого производства Виктория решение приняла неожиданное и довольно быстро. В то время последней инстанцией всего происходящего считался вождь. Письмо Сталину было написано за одну ночь и отправлено утром.

Через две недели Вику вызвали в дирекцию фабрики к начальнику отдела кадров. Во вкрадчивой манере бывший сотрудник ЧК сообщил, что Виктории надлежит завтра в шестнадцать ноль-ноль быть в бюро пропусков комендатуры Кремля. Его поведение было предупредительно-вежливым, и вопросов он не задавал. Ночь для Виктории оказалась долгой и бессонной. На следующий день она стояла у двери бюро пропусков в ожидании вызова – таков был порядок. После того как посетительницу окликнули, сопровождаемая сотрудником Виктория была направлена в один из подъездов здания секретариата совнаркома, где в маленьком окошке выписали новый пропуск. Другой сотрудник в форме проводил ее по длинному коридору в небольшую приемную, где в углу восседала высокая дама. Не обращая внимания на вошедших, она усердно стучала на пишущей машинке. В полнейшем безмолвии прошло минут двадцать. Раздался звонок откуда-то сверху. Дама молча подошла к двери в кабинет, открыла ее и жестом пригласила войти. Сопровождавший военный вошел первым, затем Виктория. Кабинет был без окон, большим, темным. За письменным столом сидел невысокий плотный мужчина лет сорока, горела настольная лампа с абажуром. Метрах в трех от стола стоял стул. Хозяин кабинета движением руки пригласил сесть. Последовали вопросы о фабрике, продукции, условиях труда, общежитии и т. д. Он выслушивал и задавал следующий вопрос. В конце разговора встал, подошел к Вике, положил руку на плечо и сказал: «Об отце знаем, разберемся, иди работай». Позднее на тонкой папке с письмом и тремя грифованными справками появилась резолюция: «Продолжения не требуется. Направить на учебу».

С кем встречалась Виктория Мржевская – так и осталось тайной. Был октябрь 1938 года. Близилась к концу вторая волна чисток и массовых кадровых перестановок в НКВД – «ежовщина». Тысячи сотрудников органов в центре и на местах попадали в «жернова системы». (В ноябре на посту наркомвнудела СССР ожидалось появление Л. П. Берии – заместителя наркома, начальника Главного управления госбезопасности.) Всякий сигнал, особенно «снизу», пристально рассматривался противниками Н. И. Ежова в недрах ЦК и НКВД. Можно только предположить, что «око провидения» не усмотрело в обращении к вождю ничего, кроме веры в справедливость фабричной комсомолки. А разбираться с делом, по которому приговор приведен в исполнение?..

Прошла неделя в обычном режиме: работа, общежитие, один раз – кино. У Виктории исчезало чувство чего-то тяжелого, угнетающего. Через несколько дней ожидалась комиссия из наркомата. Вика, к своему удивлению, увидела, что от ткацкого цеха она была включена в группу представителей фабрики, работающих с комиссией. В течение недели комиссия находилась на фабрике: посещения цехов и общежитий, собраний активистов, встречи и беседы с инженерно-техническим составом, комсомольцами… Комиссия уехала. В жизни Виктории ничего не менялось. Не было и вестей из дома. Надежда на отпуск не оправдалась – отпуска временно заморозили. Так завершился 1938 год, пришел 1939-й и принес войну в Европу.

Через год и десять месяцев война пришла и в Москву… Вначале суета и неразбериха – затем жизнь и работа в режиме военного времени. «Трехгорка» трудилась в три смены. По ночам устанавливались дежурства по защите строений от «зажигалок». К весне 1942 года ситуация в городе не улучшилась, но приобрела динамику. Введение продовольственных карточек сопровождалось злоупотреблениями при распределении и продаже продуктов. Появились черные рынки, где карточки менялись на другие товары, покупались, продавались, а в магазинах и пунктах распределения не обеспечивались нужным ассортиментом. Соответственно принимались меры по противодействию. Самым простым для некоторых милиционеров являлось задержание «работяги» с заводскими карточками при продаже или обмене – безопасно и засчитывается как «раскрытие».

Виктория после ночной смены решила пойти на небольшой рынок у зоопарка. Было утро, и на улицах немного прохожих, лишь изредка встречались военные патрули. Рынок известен добротной зимней обувью. Молодежь «Трехгорки» и прилегающих районов – завсегдатаи рынка. Покупка проходила в два этапа: продажа карточек, затем приобретение подходящего товара – все это в разных концах рынка. Наша героиня попалась сразу. Разбитной парень с перевязанной рукой оказался переодетым милиционером, и даже не оперативником. В отделении всё оформили и отпустили. На следующий день Вика пошла к начальнику отдела кадров – хотела рассказать о случившемся. Он встретил ее вопросом: «А, это ты? Звонили». И далее уже слышанную в Кремле фразу: «Разберемся. Иди, работай».

Через несколько месяцев на фабрику прибыла комиссия по отбору кандидатов на учебу. Виктории предложили поступление в Егорьевский учительский институт, автоматически – выезд из Москвы. Она согласилась. Шла война, и такие предложения не обсуждались, а решения принимались быстро.

Далее жизнь героини текла в русле событий, происходящих в стране, и факты дошли до наших дней в виде воспоминаний непосредственных участников из семьи Верова.

Для изложения фрагмента жизни родственников нашего коллеги использовалась очень малая доля полученного с помощью установки фактов, дат, имен, названий и другого массива информации. Мы, участники проекта, так и не смогли понять причину отсутствия логики в последовательности событий. Или мы находились в плену стереотипов о том времени? Казалось бы, дочь «врага народа», письмо «самому», «взята с поличным» – в итоге все спущено на тормозах. Несовершенство «системы», магическая резолюция на «деле»? Но факт, что история с Викторией не имела развития, остается фактом.

В своих рассуждениях, кратком изложении восстановленных событий, мы отбрасывали параметры психологического толка. С известной степенью допущения можно представить мысли и чувства молодой комсомолки: вокруг жестокая война, два раза арестовывали отца, ее вызывали в Кремль, задерживала милиция, да и письмо вождю… История такими категориями не оперирует. Переживания и эмоции естественным ореолом окружали каждый день, час, мгновенье в жизни участников нашего повествования, обеспечивали стабильность при резких поворотах в последовательности событий. Что является приоритетным в анализе прошлого? Факт, результат, кто, где, когда, как и т. д.? А может, все-таки то, что остается за пределами бесспорного? Да и как увидеть, догадаться, понять свершившееся при изменении со временем восприятий, критериев, ценностей, потребностей дня? Видимо, необходимо обладать особенным набором возможностей и качеств, особым даром.

Первые эксперименты для авторов открытия, инженеров-разработчиков, программистов и для нас, «операторов», вначале не явно, затем все четче и четче формировали понимание нагромождения проблем, ответственности, связанных с фактами прошлого и их интерпретацией. Мы увидели в череде своих заказчиков: историков, правоведов, следователей, представителей различных ведомств, авантюристов и… прочая, прочая. Мы не могли гарантировать получение подтверждений или опровержений «оттуда», да и как они могут быть использованы сейчас. И прав наш дагестанский поэт: «Если ты выстрелишь в прошлое из пистолета, будущее выстрелит в тебя из пушки». Отпечаток события во времени не является истиной в последней инстанции. Это только образ, мгновенный снимок без отражения сути, тень предмета при вспышке молнии. Нам предстоит существенно потрудиться над концепцией нашего изобретения, прежде чем сказать миру: «Примите в дар!»