Текст книги "«По своим артиллерия бьет…». Слепые Боги войны"

Качество опытных образцов, изготовленных заводом «Красный Октябрь», было неудовлетворительным – сказывалось отсутствие опыта. Испытания затянулись надолго. К тому же еще требовалось доказать военным, что миномет им вообще нужен. Во всяком случае, системой артиллерийского вооружения РККА на вторую пятилетку минометы не предусматривались. Предпочтение было отдано мортирам. В 1933 году «окопная артиллерия» по-прежнему была представлена 37-мм пушками Розенберга и Грюзонверке и 58-мм минометами ФР.

Тем временем 1-й сектор ГДЛ от теоретических и экспериментальных разработок приступил к непосредственному проектированию боевых реактивных снарядов. Новый начальник лаборатории Б.С. Петропавловский отказался от идеи активно-реактивного снаряда для штатных артиллерийских систем и предложил сосредоточить усилия на разработке ракет и мобильных безоткатных пусковых устройств типа. В 1931—1932 гг. в ГДЛ проходили стендовые испытания крупнокалиберных ракетных снарядов диаметром 245 мм с массой 118 кг, а также диаметром 410 мм с массой 500 кг. Летом 1932 года в присутствии М.Н. Тухачевского были успешно проведены первые официальные стрельбы снарядами РС-82 по наземным целям с истребителя И-4, оснащенного шестью пусковыми установками. Параллельно велись работы по вооружению снарядами РС-82 и РС-132 самолета Р-5 и снарядами РС-132 и РС-245 бомбардировщика ТБ-1.

Чтобы добиться приемлемой кучности стрельбы, сотрудники ГДЛ перепробовали всевозможные способы обеспечения устойчивости полета. Так как первоначальный вариант пускового станка представлял собой легкую открытую трубу, то средства стабилизации не должны были выходить за габариты снаряда. Были испытаны ракеты с газовой турбиной, придававшей вращательное движение, ракеты с винтообразными крыльями и ракеты с крыльями складными, ракеты с кольцевым стабилизатором – получалось либо неэффективно, либо сложно. В конце концов в середине 1933 года было принято предложение В.А. Артемьева использовать четырехлопастное хвостовое оперение, существенно превышающее диаметр ракеты, а вместо трубчатых направляющих – направляющие желобкового и балочного типа.

Авиационные эрэсы, летавшие на дальность 5—6 км, уже могли служить прототипами при создании полевых систем, однако прием их на вооружение растянулся на пять лет, поскольку «изделие» оказалось нетехнологичным. Запатентованный Н.И. Тихомировым способ – довольно сложный и опасный – получения из пироксилино-тротилового пороха толстостенных шашек путем глухого прессования горячей пороховой массы позволял получать одноканальные цилиндры диаметром 24 и 40 мм и высотой не более 57,5 мм. По баллистическому расчету, необходимая масса заряда для 82-мм PC могла быть достигнута укладкой в камеру сгорания плотной связки из семи 24-мм пороховых «трубок» длиной 230 мм. Но поскольку таковых в наличии не имелось, каждая «трубка» набиралась из четырех шашек. В результате заряд состоял из 28 пороховых шашек. Заряд 132-мм снаряда (тоже семь «трубок») состоял из 35 шашек диаметром 40 мм (отсюда, с учетом толщины стенок ракетной камеры и необходимых местных утолщений по наружному диаметру двигателя, сами собой определились калибры снарядов). Многорядные РЗ горели нестабильно, с перепадами давления «на стыках», что, естественно, ухудшало баллистические качества.

Но главная проблема была не в этом: когда к концу 1933 года экспериментальная отработка образцов авиационных снарядов РС-82 и PC-132 была завершена и встал вопрос об их широких испытаниях и организации массового производства, выяснилось, что полукустарная технология Тихомирова не обеспечивает непрерывное прессование шашек ПТП в промышленных масштабах. Другой технологии так и не придумали. Из-за невозможности поставок в необходимых количествах ракетных зарядов испытания РС-82 и РС-132 практически прекратились, вопрос о создании боевых ракет повис в воздухе.

2-й сектор ГДЛ в 1930—1932 гг. один за другим испытывал реактивные двигатели на жидком топливе и одновременно вычерчивал под них ракеты серии РЛА – реактивный летательный аппарат. Среди последних был и проект управляемого баллистического РЛА-100 с высотой подъема 100 км, весившего 400 кг и несущего 20 кг «полезной нагрузки».

Заместитель начальника Артуправления комбриг И.М. Кириллов-Губецкий не скрывал, что «на реактивные снаряды возлагают большие надежды, как в отношении дальнобойности, так и в отношении очень сильного разрушительного действия. Они должны быть средством для переброски на сотни и тысячи километров больших количеств взрывчатых или отравляющих веществ, возможно и болезнетворных бактерий».

Энтузиасты придумывали и другие способы использования ракет в военном деле.

«Предлагали применить ракеты для подъема в воздух металлических тросов, в которых запутывались бы винты пролетавших самолетов. Предлагали выбрасывать из пушки снаряд, начиненный ракетами вроде шрапнели. Было даже предложение снабдить ракету специальными автоматическими пулеметами, осыпающими пулями окружающее пространство», – писал позднее в популярной книжке начинающий автор Б.В. Ляпунов (вот только консультантом у него был профессор В.И. Дудаков, бывший начальник 3-го сектора ГДЛ, и, кстати, в конце 1936 года были проведены испытания «снарядов вертикального подъема» для создания воздушных заграждений то ли из плавающих в воздухе сетей, то ли из парашютных мин).

16 марта 1932 года М.Н. Тухачевский сообщал В.В. Молотову:

«Имеющиеся у нас и за границей достижения в деле разработки и конструкции реактивных двигателей, и особенно жидкостных реактивных моторов, указывают на широкие возможности использования их, как нового мощного боевого средства, в различных областях военной техники, в первую очередь в артиллерийском, авиационном и химическом деле.

Для артиллерии и химии реактивный двигатель в окончательно разработанном виде создает неограниченные возможности бросания артиллерийских снарядов любых мощностей и на любые расстояния, при одновременном значительном упрощении артиллерийских систем и удешевлении стрельбы».

31 октября 1933 года путем слияния Московской организации Группы изучения реактивного движения (ГИРД) ОСОАВИАХИМ и Газодинамической лаборатории Военного научно-исследовательского комитета был создан Реактивный научно-исследовательский институт (РНИИ) во главе с военным инженером И.Т. Клейменовым, заместителем назначили С.П. Королева. Еще раньше минометная группа Н.А. Доровлева была включена в состав Артиллерийского НИИ.

Как известно, первый пятилетний план, согласно официально озвученным данным, был выполнен досрочно, за четыре года и четыре месяца. И даже перевыполнен. Товарищ И.В. Сталин так и заявил: «Мы сделали больше, чем мы сами ожидали: заново созданы тракторная, автомобильная, авиационная промышленность, станкостроение, сельскохозяйственное машиностроение, заново создана новая угольно-металлургическая база на Востоке».

В результате значительно возросли возможности выпуска военной продукции: по пулеметам – в 9 раз, по орудиям – в 12 раз, по отравляющим и взрывчатым веществам – в 11—15 раз. Появились новые артсистемы, осколочно-фугасные снаряды дальнобойной формы, бронебойные, бетонобойные и осколочно-химические боеприпасы, налажено производство новых и усовершенствованных взрывателей. Общее число орудий в РККА увеличилось с 7 до 17 тысяч.

Приказ РВС СССР № 0101 от 1 декабря 1933 года объявил всему командному составу РККА:

«Наша Красная Армия реально, фактически стала первой армией в мире. Теперь уже не только морально-политические свойства нашей армии, определяемые ее классовой природой и марксистско-ленинским воспитанием личного состава, не только численность и успехи в боевой подготовке армии, но и мощная оснащенность современной боевой техникой сделали Красную Армию первой и единственной армией в мире. Это бесспорно, это непреложный факт!»

Однако в целом итоги «Большого скачка» оказались гораздо скромнее сталинских замыслов, «планов громадье» выполнили едва ли наполовину. Были провалены задания по важнейшим показателям: электроэнергии, углю, нефти, чугуну, минеральным удобрениям, тракторам, автомашинам. Так, в 1930 году производство нефти, по опубликованным данным, достигло 22,2 млн тонн при запланированных 40—42 млн, стали – 5,9 млн тонн вместо запланированных 12 млн, тракторов – 50 тысяч единиц при запланированных 201 тысяче, выработка электроэнергии 13,1 млрд кВт/час при запланированных 33—35 млрд. Военный заказ в 1932 году – аккордном году пятилетки – был выполнен по артсистемам на 32,1%, по снарядам – на 16,7%.

«Сколько веры и лесу повалено», какие богатства были разбазарены, историки спорят до сих пор.

Больным вопросом оставалось качество советской продукции. В июне 1933 года начальник ГВМУ И.П. Павлуновский, анализируя причины невыполнения артиллерийскими заводами производственного плана, докладывал Г.К. Орджоникидзе:

«За последние годы проделана большая работа по техническому переоснащению орудийных заводов. Завезено громадное количество нового импортного оборудования, а такие заводы как «Баррикады» и строящийся Сормовский, целиком оснащены новой техникой. Основная проблема – отсутствие налаженного технологического процесса массового производства.

Орудийные заводы и до настоящего времени производят свою продукцию в основном теми же методами, которыми орудия делались десятки лет назад. Слишком много усилий тратится на пригонки-притирки деталей. Операции эти, как правило, осуществляются без технических приспособлений, вручную и требуют большого количества высококвалифицированных рабочих. На каждую пушку, от мартена до завершения сборки, уходит не меньше 8 месяцев.

Орудийные заводы превращаются в склады неукомплектованных деталей или, лучше сказать, кустарные мастерские. Например, на заводе № 8 изготовлено орудийных тел и деталей на 800 систем, а сдано на вооружение только 45 систем. Остальные системы никак не могут отладить.

Заводы сравнительно быстро справляются с изготовлением опытных образцов, которые действительно требуют много ручной работы, но, как только дело доходит до массового производства, установленные сроки не выдерживаются. Так, опытный образец 180-мм пушки заводом «Большевик» был изготовлен в течение 12—13 месяцев. Организация серийного производства затянулась на три года».

На XVII съезде, собравшемся в январе 1934 года, К.Е. Ворошилов повторил свои претензии к промышленности:

«Прежде всего, о качестве продукции. Оно, качество, надо признаться, не всегда еще соответствует требованиям сегодняшнего дня. Взять хотя бы работу той же моторостроительной промышленности, о которой я упоминал.

Почему до сих пор еще некоторые из лучших заграничных моторов полегче наших, более экономны в расходовании горючего, более мощны и работают без переборки дольше наших?

Говоря кратко, качество продукции оставляет желать много лучшего. На многих заводах часты случаи грубой работы, снижающей боевую ценность наших заказов, все еще велик брак».

Общим недостатком являлась плохая организация технологического процесса, отсутствие действенной системы контроля качества и учета брака, низкий уровень квалификации рабочей силы, неудовлетворительная трудовая дисциплина, постоянная истерия авральных работ. Новые предприятия заносились в список действующих и начинали выпускать продукцию, будучи по факту недостроенными и недооборудованными, с массой незавершенных объектов и грубыми отклонениями от проекта. В результате, по данным Госплана, в первой пятилетке при изготовлении артиллерийских орудий 70% металла уходило в отходы, в снарядном производстве 50—60% исходной болванки вытачивалось в стружку, из 10—12 тонн отлитого металла в лучшем случае выходила одна тонна кондиционной брони.

Как вспоминает В.Г. Грабин, на заводе № 92, «целиком оснащенном новой техникой», 17-килограммовую вилку станины лафета делали из поковки, весившей 140 кг. Выбрасыватель «трехдюймовки» имел вес 0,7 кг, а заготовка – 15—17 кг:

«Чтобы получить из них готовые детали, нужно было чуть ли не девять десятых металла выбросить в стружку. Мало того, что это очень понижает производительность труда и повышает себестоимость, это снижает и качество деталей, так как при ковке металл уплотняется к периферии больше, чем внутри, и при термической обработке он также лучше прокаливается на периферии. Следовательно, при механической обработке в стружку уходит лучшая часть металла, а детали изготавливаются из худшей.

Меня это задело за живое: почему кузнечно-прессовый цех на своем первоклассном оборудовании кует такие безобразные заготовки? Чем это вызвано? Оказалось, цеху задают программу в тоннах. Чем больше по весу он выдаст поковок, тем выше его показатели. И кузнечно-прессовый цех из квартала в квартал держал заводское переходящее Красное знамя. Его руководители получали премии, а механические цехи принимали к обработке любые заготовки и безропотно грызли их, расходуя много режущего инструмента и времени».

А половина того, что гордо именовалось готовой продукцией, на деле являлось браком.

Пламенный Серго вопрошал с трибуны съезда:

«У нас, у наших хозяйственников, до сих пор нет уважения к своей продукции, к своему труду. Любой захудалый заграничный капиталист, фабрикант, заводчик, когда он выпускает свою продукцию, накладывает на нее свою марку и следит, чтобы эта марка не была опозорена. А мы – партия поручила нам это огромное количество заводов, поручила нам такие гиганты, – мы о своей марке, о своей «фирме» по линии качества не заботимся… надо обратить самое серьезное внимание на качество нашей продукции, чтобы не было того, что сейчас еще имеет место: лишь бы сбыть с рук, а каково оно – черт с ним…

Ну, скажите сами, почему американский рабочий должен работать у «Дженерал моторс» или у Форда лучше, чем наши рабочие в своей стране при диктатуре пролетариата?! Я уверен, что если мы прямо, по-большевистски поставим этот вопрос перед рабочими, то наши рабочие будут работать на себя, на свое государство много лучше, чем работают за границей рабочие на капиталистов».

Между тем «наши рабочие» никакой тайны не делали и непрестанно сообщали членам Политбюро о своем скотском положении.

К примеру, в мае 1931 года на имя товарища В.М. Молотова поступило послание группы анонимных авторов:

«ПОМОГИТЕ!!!

Товарищ МОЛОТОВ, дело обстоит с рабочим бытом в городе Зиновьевке на Украине очень плохо, рабочие чуть ли не устраивают стачек. А почему? Потому, что деньги (зарплата) не выплачиваются уже два месяца, питание очень плохое. Кормят кулишом с прусаками, хлеба дают очень мало, в ЦРК нет ничего, все рабочие оборвались, одежды нет где купить, жиров уже более года не видим. Сейчас под гнев рабочих, наверное, работает контрреволюция. Ожидается забастовка завода «Красная звезда», где работают 13 000 рабочих и живут хуже нищих в старое время. Вся рабочая молодежь возмущена такой жизнью.

Начали развиваться хулиганство, самоубийства и бандитизм. Одним словом, тянут с рабочего последние соки. Цены очень вздорожали на все продукты и самую мелочь в 100 и более раз (например, пачка табаку – 7 копеек, чтобы достать ее, надо дать 1 рубль – 1 рубль 20 копеек, побриться – 70 копеек, 1 пуд картофеля – 20 рублей, 1 бутылка масла подсолнечного – 8 рублей, 1 бутылка керосину – 2—3 рубля)…

Между тем все партийцы на государственных должностях кушают в особой столовой при закрытых дверях с милиционером.

…Уверяем, что 50—60% рабочей молодежи больны туберкулезом, расшатали свое здоровье до нельзя большего».

А вот письмо рабочего Ф. Нефедова товарищам В.М. Молотову, В.В. Куйбышеву и Л.М. Кагановичу – это уже март 1934 года:

«Мы живем как дикари, как первобытные люди. Но мы живем так некультурно не потому, что мы не умеем жить, нет, дорогие товарищи, Молотов, Куйбышев и Каганович, у нас не хватает средств… Теперь, дорогие товарищи, спрошу вас, вы живете хорошо, у вас и хлеба хватает, и питание хорошее, и жалованье приличное, у вас есть что и обуть и одеть… Вы живете в хорошей жизни. А у меня и моей семьи нет ни обуви, ни одежды, ни хлеба, ни квартиры хорошей».

У руководства страны были все основания для недовольства состоянием и уровнем развития военно-промышленного комплекса, достигнутым в годы первой пятилетки. Задачи подготовки к Большой войне, сформулированные решениями партии и постановлениями правительства, несмотря на колоссальные расходы, принесенные жертвы и изъятие церковных колоколов «для обеспечения народного хозяйства цветными металлами», решены не были.

5 января 1932 года ВСНХ был разделен на Наркоматы тяжелой, легкой и лесной промышленностей. С созданием Наркомата тяжелой промышленности руководство всей оборонной индустрией было сосредоточено в Главном военно-мобилизационном управлении (ГВМУ) НКТП. Организационно Наркомат подразделялся на ряд главных управлений (главков), количество которых постоянно увеличивалось. Одновременно, с учетом накопленного опыта, началась подготовка к составлению плана второй пятилетки, расходы на оборону предполагалось увеличить в четыре раза.

XVII съезд ВКП(б) утвердил представленный Госпланом второй пятилетний план развития народного хозяйства на 1933—1937 гг., предусматривавший завершение экономической реконструкции, превращение СССР в «технико-экономически независимую страну и в самое передовое в техническом отношении государство в Европе», ликвидацию капиталистических элементов, полное торжество бесклассового социалистического общества «в одной шестой части света». Отдельные делегаты «с не очень высоким теоретическим уровнем» интересовались, не приведет ли победа социализма к сворачиванию классовой борьбы?

Напрасно волновались. Сталин, объявленный мудрым и величайшим вождем, достоверно знал, что врагов хватит на долгие годы вперед, «потому, что все еще существует капиталистическое окружение, которое старается оживлять и поддерживать пережитки капитализма в экономике и сознании людей в СССР и против которого мы, большевики, должны все время держать порох сухим. Понятно, что эти пережитки не могут не являться благоприятной почвой для оживления идеологии разбитых антиленинских групп в головах отдельных членов нашей партии». Всеобщее счастье может быть достигнуто только «путем усиления органов диктатуры пролетариата, путем развертывания классовой борьбы, путем уничтожения классов, путем ликвидации остатков капиталистических классов, в боях с врагами как внутренними, так и внешними».

Делегаты «съезда победителей» довольно скоро почувствовали это на собственной шкуре.

Главной целью второй пятилетки стало: «Подготовить такое развитие военно-производственной базы, которое бы обеспечило Советскому Союзу превосходство вооружения над самым могущественным европейским противником – Францией и ее союзниками на нашей западной границе – Польшей и Румынией, особенно по главным видам новой боевой техники – авиации, танкам и химии». В результате выполнения этой задачи предполагалось обрести способность в случае мобилизации развернуть армию численностью 4,7 млн человек, имеющую на вооружении 18 тысяч танков, 7,5 тысячи самолетов и свыше 50 тысяч орудий.

22 марта 1934 года Совет Труда и Обороны принял постановление «О системе артиллерийского вооружения РККА на вторую пятилетку», которая предусматривала решение следующих основных задач:

– оснастить авиацию и танки современным вооружением, позволяющим эффективно использовать тактико-технические возможности боевых машин;

– решить задачи ПВО и ПТО как для войск, так и для ближайшего и дальнего тыла;

– приступить к практическому перевооружению войсковой артиллерии на новые образцы;

– форсировать качественное и количественное развитие артиллерии РГК;

– внедрить стандартизацию и унификацию во вновь вводимые образцы вооружения, в частности общие лафеты для орудий;

– снабдить новые артиллерийские системы современными боеприпасами, обеспечивающими решение всех специальных задач (бронебойность, бетонобойность, зенитная стрельба, зажигательное, химическое, осветительное и дымовое действие);

– разрешить задачи повышения мощности действия снарядов за счет внедрения новых ВВ и современных взрывателей и дальнейшего увеличения дальнобойности за счет улучшения порохов;

– увеличить живучесть орудий, в частности, за счет внедрения лейнирования и применения стволов со свободной трубой.

Были также поставлены проблемные задачи по линии научно-исследовательских работ. Обращалось внимание на вопросы сверхдальней стрельбы, использования принципа электроорудия, реактивных орудий и снарядов, изучения проблемы перехода на безгильзовое заряжание для полевых орудий, не имеющих полуавтоматики.

Этот период в истории Красной Армии можно назвать эпохой М.Н. Тухачевского, получившего от Сталина карт-бланш в вопросах перевооружения.

Вопросы сверхдальней стрельбы решались по нескольким направлениям.

Вторая половина XIX века вошла в историю Европы как период промышленного подъема, обеспечившего, кроме всего прочего, техническую возможность массового производства стальных орудий и переход от гладкоствольных артиллерийских систем к нарезным.

Идея давно носилась в воздухе. Винтовые нарезы в канале ствола позволяли использовать продолговатые снаряды обтекаемой формы, содержащие разрывной заряд в несколько раз больший, чем сферическое ядро, и сообщать им вращательное движение, обеспечивая устойчивый полет. Нарезное орудие значительно превосходило гладкоствольное по кучности и дальности стрельбы. Понятно, что возрастало могущество действия снаряда у цели. Однако в те времена конструкторы еще не определились, какая нарезка и какие снаряды обеспечат наиболее эффективное использование энергии пороховых газов. Ввиду отсутствия теории эти вопросы решали на практике.

В 1846 году итальянец Кавалли предложил шведским артиллеристам проект тридцатифунтовой казнозарядной пушки, ствол которой имел два винтовых нареза, а чугунный снаряд – два наклонных ребра, вставлявшихся в нарезы при заряжании. Однако при стрельбе снаряды то и дело застревали в стволе, и шведы закрыли проект на стадии испытаний. Похожим путем следовал русский профессор Н.В. Маиевский, создавший для четырехфунтовой пушки с шестью нарезами гранату, корпус которой имел расположенные по спирали выступы. В общей сложности конструкторами разных стран было создано несколько десятков опытных систем, у которых ведущие выступы снарядов вставлялись в нарезы орудий.

В Англии в 1860-е годы много экспериментировали с так называемыми полигональными снарядами и пушками. Снаряд представлял собой скрученную по оси овальную (Ланкастер) или многогранную (Уитворт) призму до 6 калибров длиной. Соответствующее сечение имел канал ствола. При этом существенно увеличивались вес снаряда и феноменально – дальность полета. Орудия Джозефа Уитворта с шестигранными снарядами некоторое время состояли на вооружении английской и турецкой армий.

Наконец, специалисты Круппа в 1877 году для ведения снаряда по нарезам применили закрепленные на корпусе кольцевые медные пояски, которые врезались в нарезы при выстреле. Это позволяло обеспечить устойчивый полет снаряда длиной 3—3,5 калибра и упростить процесс заряжания (поскольку отпала необходимость совмещать выступы с нарезами).

И система Кавалли, и система Уитворта были опробованы в России. Причем обошлось это стране относительно недорого: военное ведомство приобретало один-два образца и отстреливало их на полигоне. Испытания показали, что использование полигональных снарядов повышает дальнобойность, но снижает скорострельность, а чрезвычайно сложные в производстве полигональные стволы обладают недостаточной живучестью. Русские артиллеристы приняли крупповскую систему, получившую в конце концов повсеместное распространение и существующую до сих пор.

Казалось бы, тема закрыта. Однако в 1920-х годах к ней вернулся французский инженер Шарбонье. Следует еще раз отметить, что применение полигональных снарядов дает очень привлекательное увеличение дальности и мощности. Поскольку энергия пороховых газов не расходуется на врезание ведущих поясков в нарезы, получается выигрыш в начальной скорости. Однако переход на полигональные орудия означал бы полное перевооружение французской артиллерии, поэтому Шарбонье предложил нарезать снаряды, то есть вернулся к идее Кавалли на более высоком техническом уровне. Опыты показали, что применение гранаты с нарезами на корпусе, совпадающими с нарезами в канале ствола, дает возможность увеличить длину снаряда до 9—10 калибров. Если 155-мм пушка, стреляя штатным снарядом весом 43 кг, давала дальность 20 000 м, то с 60-кг нарезной гранатой – 32 000 м. Тем не менее французы опыты прекратили, так как изготовлять снаряды с готовыми нарезами сложно и дорого, а заряжать орудие таким снарядом долго и неудобно.

В СССР не могли пройти мимо «перспективного направления», тем более когда «из литературных источников» имелась информация, что французская армия якобы приняла на вооружение 155-мм пушку Шнейдера с нарезными снарядами Шарбонье. С 1928 по 1937 год советские конструкторы испытали полигональные пушки и нарезные снаряды почти всех типов и калибров – от 76-мм дивизионок и зениток до 356-мм морских орудий, меняя в поисках «золотого сечения» число граней, крутизну и глубину нарезки, повторили весь путь Уитворта и Шарбонье и уперлись в тот же тупик. Десять лет ушло на то, чтобы подтвердить общеизвестные факты: ожидаемая выгода не окупает издержек.

Параллельно проводились эксперименты с подкалиберными «сверхдальнобойными» снарядами системы Беркалова. Кроме поясковых, были испытаны звездчатые (нарезные) поддоны М.Я. Крупчатникова и турбоподдоны П.В. Махневича. В 1937 году при стрельбе из перестволенных «измаильских» пушек 220/368-мм фугасным боеприпасом с поясковым поддоном (общий вес 254 кг, поддона – 112 кг) была получена начальная скорость 1390 м/с и дальность 120 км – всего двадцать лет потребовалось, чтобы повторить рекорд «Парижской пушки». К тому времени, в связи с бурным развитием бомбардировочной авиации, заграничные теоретики крепко засомневались в целесообразности достижения «сверхдальностей» при значительном рассеивании снарядов и их малой мощности: «Требование беспредельного увеличения дальнобойности артиллерии теряет тот смысл, который оно имело, когда артиллерия была единственным надежным средством поражения противника… по американским взглядам, рационально использовать дальнобойную артиллерию можно только до дальности 40 км. Начиная с этой дальности, выгоднее бомбардировочная авиация, исходя из расчета стоимости взрывчатого вещества, достаточного для разрушения цели (даже при значительных потерях в самолетах)».

Ни один снаряд с поддонами, ни одна такая система на вооружение РККА не поступили. Работы по подкалиберным фугасным снарядам оказались тупиковым направлением, а до подкалиберных бронебойных снарядов наши «кулибины», в отличие от немецких, не додумались.

Первым образцом динамореактивной пушки было простейшее устройство, предложенное в 1916 году приват-доцентом Московского университета, основателем Аэродинамического института Д.П. Рябушинским, которое представляло собой гладкую трубу, открытую с обеих сторон и укрепленную на треноге. Пороховой заряд, упакованный в гильзу из сгорающей ткани, помещался посредине трубы и воспламенялся электрозапалом, калиберный снаряд вставлялся с дула. При выстреле пороховые газы разгоняли снаряд по каналу ствола и одновременно создавали тягу, уравновешивавшую силу отдачи.

Выгода очевидна: система не требует использования лафета и противооткатных устройств, допуская стрельбу с легкой треноги или даже с плеча. «Пушка-миномет» Рябушинского, имея калибр 70 мм, весила всего 7 кг, дальность стрельбы составила 300 м. К недостаткам орудия относится мощная струя истекающих назад газов, которая, поднимая облако пыли, демаскирует орудие и небезопасна для находящихся в «задней полусфере», а также большой расход пороха. Примерно тогда же в Аэродинамическом институте проводились испытания боевой пневматической ракеты генерала М.М. Поморцева, в двигателе которой впервые было использовано сопло Лаваля, разгонявшее газовый поток до сверхзвуковых скоростей.

В конце 1918 года, после превентивного ареста Петроградским ЧК, Д.П. Рябушинский сделал правильные выводы и эмигрировал во Францию. А в 1923 году недоучившийся студент физмата, неуемный изобретатель, «поражавший ученых остротой ума и знаний», Л.В. Курчевский и сотрудник отдела военных изобретений при ВСНХ С.А. Изенбек подали заявку на динамореактивную пушку собственной конструкции. Орудие состояло из нарезного ствола (на первых образцах у обычной пушки просто отрезали замок) и затвора с соплом Лаваля. Заряжание производилось с казны обычным унитарным выстрелом, в гильзе которого проделывались отверстия для воспламенения заряда и выхода газов в сопло. Соответственно и в сдвигаемом затворе имелось два отверстия. Подобная схема – с нагруженным внутренним давлением стволом – обеспечивала приличную дальность и точность стрельбы, но была тяжелее и стоила значительно дороже, чем открытая труба. Независимо друг от друга безоткатными орудиями в СССР занимались Комиссия особых артиллерийских опытов и Газодинамическая лаборатория.

Еще в 1927 году М.Н. Тухачевскому продемонстрировали стрельбу из безоткатного орудия. Михаил Николаевич отнесся к новинке благосклонно, порекомендовав конструкторам в месячный срок ликвидировать негативное действие раскаленной газовой струи. Курчевский в это время новаторствовал в Соловецком концлагере, куда загремел за растрату казенных денег. В январе 1929 года он был досрочно освобожден и немедленно развернул бурную деятельность по внедрению своих пушек, обещая за полгода спроектировать и запустить в серийное производство линейку из дюжины систем. Особый интерес у военного руководства вызвали обещания Курчевского сделать ДРП любого калибра автоматическими. Орудия должны были работать на сжатом воздухе, а заряжание осуществляется с дула унитарными патронами с гильзами из нитроткани. Уже в январе 1930-го Леонид Васильевич был откомандирован в Подлипки на завод № 8 для создания опытного образца динамореактивной пушки, а в 1932-м возглавил Особое конструкторское бюро ГАУ.

В какой-то мере Курчевский свои обещения сдержал, представив в невероятно короткие сроки десятки опытных разработок. В 1930—1932 гг. были испытаны 37-мм переносные противотанковые пушки РК большой и малой мощности, весившие соответственно 32 и 28 кг, 76-мм батальонная, горная, мотоциклетная ДРП с единым снарядом, авиационные пушки АПК-1, АПК-3, АПК-4, АПК-5, АПК-8, АПК-9, АПК-10, АПК-11 калибром от 37 до 100 мм. На базе батальонной пушки были созданы катерная пушка КПК на вращающейся тумбе и самоходная установка СПК (СУ-4), представлявшая собой ДРП, установленную в кузове грузовика «Форд-А».