Текст книги "Секрет Говорящей Змеи"

Глава 7. «НА ГРАФСКИХ РАЗВАЛИНАХ»

Всю дорогу, пока ехали до графской усадьбы, Прохор гадал о том, на самом ли деле Сивоконь звонил Любе или только умело разыграл перед ним спектакль. Если и в самом деле звонил, то никто их – братьев Копейкиных – искать, конечно, не будет. И тогда всё лето придется задарма работать на нового хозяина усадьбы.

На заднем сиденье было тесновато. Рекс поначалу рычал на Трофима. А потом – ни с того ни с сего – через намордник – начал лизать ему руку. Трофим очень любил животных. Животные это чувствовали и платили Трофиму ответной любовью. Но такое поведение Рекса не понравилось Кларе. Она сочла это предательством с его стороны и принялась тормошить Рекса.

– Ах ты, растяпа! – ругала она его. – Кто твой хозяин, я или этот жулик?

– Девочка, мы не жулики, – извиняющимся тоном возразил Трофим.

– Поговори мне ещё! – погрозила ему Клара указательным пальцем, и Трофим замолчал.

Поехали лесом. За окном «Мерседеса» замелькали стволы сосен, в салоне запахло сосновыми шишками.

– Подъезжаем, – расплывшись в улыбке, сообщил боссу Сивоконь.

– Чего это ты разулыбался-то, а? – подозрительно спросил Заморский.

– Э-эх! Воспоминания нахлынули, – продолжая счастливо улыбаться, ответил Сивоконь. – Вот помню, служил я в десанте, и был у меня тогда командир – расчудесный человек – капитан Ермаков. Вот командир был! Как рявкнет: «Шаг-омм арш!», так по спине сразу батальон мурашек пробежит! И все в ногу…. Да, были люди в наше время!

– Что это ты армию вспомнил? – Заморский нахмурился. Ему всегда было плохо, когда другим было хорошо. – Вернуться хочешь?

– Кто ж меня теперь обратно возьмёт, – Сивоконь вздохнул и тоже нахмурился.

Заморский сразу повеселел:

– Тогда нечего и вспоминать своего капитана. Я – твой капитан!

«Тебе до капитана Ермакова….» – подумал Сивоконь, но ничего не сказал…

За поворотом дороги открылся вид на белый трехэтажный дворец с лепными украшениями по карнизу, с балконами и широким крыльцом, по бокам которого замерли два гипсовых льва. Машина въехала в раскрытые ворота, сделала круг вокруг бассейна с неработающим фонтаном и остановилась у парадного крыльца. На крыльце появилась Вероника Леопольдовна в красном платье и с дежурной улыбкой на унылом лице. В руках она держала большой каравай хлеба на вышитом полотенце.

– Добро пожаловать! – громко сказала она, но никто её не услышал. Больше того, на неё просто не обратили внимания. Все были заняты своими делами. Сивоконь поспешил открыть боссу дверцу. Заморский вылез из машины, огляделся по сторонам и потянулся, как сытый кот. Клара уже тащила за собой на поводке упирающегося Рекса. А «скованные одной цепью» Прохор и Трофим – в ожидании новых неприятностей – не торопились вылезать из машины.

У Вероники Леопольдовны даже руки опустились от такого невнимания к её персоне. Впрочем, она с детства привыкла считать себя неудачницей. Любое её начинание обычно заканчивалось полным провалом. У неё как будто на лбу было написано:

Я – НЕУДАЧНИЦА!

С таким лицом никто не хотел брать её на работу. Лишь Сивоконь сжалился над бедняжкой – устроил к Заморскому экономкой.

– Спасибо, Вероника Леопольдовна, – Сивоконь догадался принять из рук экономки каравай. – Нам бы с дороги умыться и отдохнуть. Кушать потом будем. Понадобитесь – позову.

Пожав плечами, Вероника Леопольдовна отошла в сторону…

– Сивоконь, а мне здесь нравится! – сделав несколько шагов в сторону дома, Заморский подставил лицо солнцу и ветру и зажмурился от удовольствия. – Солнце, воздух, птички поют. Здорово!

– И главное, никаких снайперов! – мимоходом заметил Сивоконь.

Заморский моментально съёжился, втянул голову в плечи и стал пугливо озираться по сторонам.

Сивоконь поздно сообразил, что его безобидное замечание было не таким уж и безобидным:

– Извините, босс, я не нарочно, – развёл он руками.

– Дурной у тебя язык! – разозлился на телохранителя Карл Иванович. – Ни на секунду нельзя расслабиться!

Заморский вернулся к суровой действительности. Он снова стал подозрительным и раздражительным. Да, он уехал из ставшего враждебным города. Но его бесценная жизнь всё ещё в опасности. Нужно принять меры предосторожности. Дохлую рыбу просто так не присылают.

Бросив цепкий взгляд на братьев Копейкиных, Карл Иванович спросил Трофима:

– Мужики, а что здесь было до перестройки?

– Дурдом был, ваше сиятельство, – хмуро ответил Трофим. Настроение у него было хуже некуда, и поэтому Трофима потянуло на мрачные шутки.

– Да? – Заморский взглянул на дом и сад вокруг него совсем другими глазами. Ему не понравилось, что раньше здесь было заведение для умалишенных.

– Да не слушайте вы его, господин хороший, – улыбнулся Заморскому Прохор. – Санаторий тут раньше был.

– Санаторий? – Заморский был приятно удивлён.

– Санаторий, – подтвердил Прохор. – Кажется, туберкулёзный.

Карл Иванович мгновенно отстранился от Прохора, как будто Прохор сам был туберкулёзным больным.

– Не слушайте вы их, босс! Они вам наговорят! – усмехнулся Сивоконь. – Здесь была дача областного издательства. «На графских развалинах» называлась. Это точно. Я наводил справки.

– Ну, это другое дело, – Заморский сразу успокоился. – А вам, мужики, за попытку дезинформации…. – Карл Иванович задумался, чем бы припугнуть работников.

– Два наряда вне очереди! – подсказал боссу Сивоконь.

– Правильно. Два наряда.

Братья Копейкины переглянулись, но промолчали.

Вероника Леопольдовна тихо, как мышка, подошла к секретарю и тихо, как рыбка, спросила:

– Товарищ Сивоконь, а кто эти двое заключённых?

– Вероника Леопольдовна, с чего вы взяли, что они – заключённые? Это наши сезонные рабочие. Всё лето будут здесь околачиваться.

– А почему они в наручниках?

– В целях безопасности. Привыкли, понимаете ли, работать, не покладая рук. К тому же в руках у них всё горит. Вот чтобы не подожгли чего, пришлось на время рукам укорот дать.

– Понятно, – Вероника Леопольдовна поняла, что вопросы на эту тему задавать больше не стоит. – Но я почему спрашиваю. Мне ведь на них, наверно, готовить придётся.

– Придётся.

– То же, что и всем остальным или отдельный стол?

– То же, что и всем остальным. Зачем же вас утруждать. А насчёт продуктов не беспокойтесь. Привезу всё, что закажете.

В это время Карл Иванович поманил телохранителя пальцем. Сивоконь извинился перед Вероникой Леопольдовной и подошёл к боссу.

– Сивоконь, я вот о чём подумал, – сказал Заморский. – Солнце, воздух – есть. Это хорошо. А вода? Почему фонтан не работает?

– Не знаю, – пожал плечами Сивоконь.

– Узнай и сделай, чтоб работал, – приказал Заморский. – Вечером проверю.

Сивоконь кивнул и вежливо улыбнулся боссу, а потом, когда отошёл в сторону, процедил сквозь зубы:

– Достал уже!

– Ну что, мужики, – сказал Сивоконь, подходя к братьям Копейкиным. – Не успели приехать, а пора уже за работу приниматься. Фонтан видите?

– Видим, – ответили братья.

– Сейчас четырнадцать ноль-ноль. Ровно через три часа он должен работать. Время пошло!

– Дык, мы же не сантехники, – хмыкнул Прохор.

– И не слесаря, – поддакнул Трофим.

– Я понимаю. Поэтому строго с вас спрашивать не буду. Но сделать надо…. Да, пока не забыл, подпишите ваши заявления о приеме на работу.

– Какие заявления? – хором спросили братья.

– Вот эти, – Сивоконь показал братьям компьютерную распечатку заявлений.

– Я, такой-то, – начал читать заявление Прохор. – Прошу принять меня на сезонную работу (с сегодняшнего дня по тридцать первое августа включительно) в качестве разнорабочего с окладом шесть тысяч рублей в месяц. Обязуюсь работать добросовестно и до окончания срока контракта не отлучаться с места работы. Если я нарушу данное обязательство, работодатель вправе взыскать с меня штраф в размере 1000 долларов США.

– А не жирно ли будет? – нахмурил брови Трофим.

– Не жирно. Зато я буду уверен, что вы не сбежите и не заявите в полицию, – сказал Сивоконь. – Ну, подписывайте и принимайтесь за работу. Давайте я с вас наручники сниму.

– Ну, что, брат, подпишем? – спросил брата Прохор.

– Эх! Где наша не пропадала! – ответил брату Трофим.

– Мужики, не сомневайтесь, всё будет законно. Жить будете на всём готовеньком. Деньги вашим женам перешлю все до копеечки. А вам к первому сентября постараюсь у босса ещё и премию выбить.

– Ну, если премию, то, пожалуй, можно подписаться, – решился Прохор.

– Давай ручку, – буркнул Трофим.

Через минуту бумаги были подписаны, а Прохор и Трофим освобождены от наручников.

– Мы, конечно, не слесаря, – сказал Прохор. – Но водопровод посмотреть можем.

Глава 8. РАССКАЗ ДЕДА МАКСИМА

Одну пчелу в пустую банку посадить довольно легко. Но попробуйте посадить туда вторую и третью, не говоря уже о четвёртой. Короче, Саша пробегала за пчёлами с полчаса, и в итоге принесла деду трёх пчёл в банке и двух, запутавшихся в сачке.

В дедову избушку Саша влетела птицей – веселая, раскрасневшаяся, переполненная впечатлениями.

– Пить хочу – умираю! – воскликнула она, ставя на стол банку с жужжащими в ней пчёлами.

– Вода – в ведёрке. Холодненькая. Ковш там же, – сказал дед Максим. – А хочешь, молока козьего достань из погреба.

– Я лучше воды, – ответила Саша, черпая из ведра колодезную воду.

– Однако, ты долго! Четвёртый час доходит! Собирался идти искать, – проворчал дед Максим. – Много ли наловила?

– Мало. Три – в банке и две – в сачке.

– Ну, на первый раз хватит. А завтра, силы будут, сам схожу.

– Дед, ты извини, что я долго. Я с одним мальчиком подружилась. Мы с ним гуляли. Потом я ещё столько всего видела, что сразу и не расскажешь. А за пчёлами я завтра утром обязательно сама схожу.

– Ну, ладно, уговорила, – сказал дед. Он принялся по одной вынимать пчёл из банки и сажать их себе на поясницу. Каждый раз, когда пчела его жалила, дед крякал – то ли от боли, то ли от удовольствия – и при этом подмигивал Саше, как бы говоря: «Давай, и тебе „укольчик“ сделаем».

– А мне на тебя уже жаловались, – сказал дед Максим, закончив процедуру. – За что Коляна соседского вздула? Такой фонарь засветила, что парень на улицу носа не показывает.

Саша сразу поняла, о ком речь. Новостью для неё было лишь то, что белобрысый Колян – сосед деда Максима.

– Вздула, значит было за что, – ответила она.

– А вот мать его другого мнения. Думаешь, приятно мне было с ней объясняться?!

– Дед, а ты змей боишься? – ни с того, ни с сего спросила Александра.

– Змей? Нет, не боюсь. А ты что, змею видела? – дед мгновенно переключился на другую тему.

– Нет. Я тебя чисто-теоретически спрашиваю, – пряча глаза, ответила Саша. – Ну, а больших змей – анаконд – боишься?

Дед Максим усмехнулся.

– И анаконд не боюсь. Тем более что они у нас не водятся. Я вообще, Александра, ничего не боюсь. Вот в детстве – да, боялся. До десяти лет всего боялся: темноты, леших, змей, фашистов. А потом – как отрезало – перестал бояться, и всё тут. Время тогда было лихое. Такое, что бояться было нельзя. Война шла. И я, хоть совсем был малец, в то время партизанил – в лесу скрывался.

– Дед, ты был партизаном? – удивилась Александра. – Почему ж ты мне об этом никогда не рассказывал?

– А ты не спрашивала, – улыбнулся дед.

– Дед, а ты живых фашистов видел?

– Видел. Вот как тебя вижу.

– А какое у тебя было оружие?

Дед усмехнулся.

– Хм, какое…. Смекалка да быстрые ноги. Связным я был. Всю оккупацию пробегал – из деревни в лес да обратно.

– Зачем же ты бегал?

– То весточку какую передать, то еды кому принести, а то и лекарства.

– А что, пистолет тебе не могли дать?

– Зачем мальцу пистолет?! – вопросом на вопрос ответил дед. – Ты отцов пистолет в руках держала? Сколько он весит? Тяжёлый? Стрелять из него – сила нужна. А откуда у десятилетнего пацана сила, если мы вместо хлеба лебеду ели?! Опять же, если бы меня с пистолетом немцы поймали, тут бы мне и крышка – партизан! Фашисты ведь никого не жалели – ни старых, ни малых. Партизан – к стенке! А с безоружного сопляка какой спрос? Куда идешь, спросят. А я скажу, за грибами или, там, за ягодами.

– И они верили?

– Вид у меня был такой жалкий, что – да, верили, – ответил дед.

– Дед, – решилась спросить Саша. – А, как ты думаешь, бывают говорящие змеи?

– Говорящие змеи? – дед покачал головой. – Люди разное говорят. Могут и приврать. А ты почему спрашиваешь?

– Да так, – замялась Саша. – К слову пришлось.

– К слову пришлось? – хитро прищурился дед. – А мне вот сейчас давний случай вспомнился. Тоже со змеями связанный. Рассказать?

– Расскажи.

– Как раз во время войны это было. Году, кажется, в сорок третьем. Было мне тогда десять лет…. Шел я однажды из деревни в лес и нёс в кармане большую банку с йодом. Вроде пустяк – банка с йодом. Но это сейчас – пошёл в аптеку и купил всё, что тебе надо. А в то время, да ещё в лесу медикаменты большой ценностью были. Чем в лесу раны обрабатывать будешь? То-то, что нечем. А в соседней деревне жил один фельдшер. Вот он и снабжал отряд медикаментами. Конечно, рисковал сильно. Если бы немцы узнали, что он партизанам помогает, его бы сразу расстреляли.

– Дед, получается, ты тоже рисковал жизнью? – спросила Саша.

– Тоже. А страшно! Бывало, идёшь по лесу и каждого куста боишься. Если поймают и банку с йодом найдут, – плохо дело. Поминай, как звали.

– Неужели из-за одной банки йода могли убить?

– Могли. Им это раз плюнуть было. А могли и допрос учинить – пытками да угрозами склонить к предательству. Короче, нельзя мне было фашистам в лапы попадать. Ни под каким видом нельзя…. Иду, значит, я по тропе, присматриваюсь, прислушиваюсь и вдруг налетаю на рослого детину в маскировочном халате. Он мне: «Хальт! Хенде хох!» А ну, говорит, выворачивай карманы. А я с перепугу прыг в кусты и – как заяц – такого стрекача задал, что только пятки засверкали. Слышу только позади – тра-та-та-та-та. Это он в меня из автомата пульнул. И пули над головой – фьють, фьють. Потом слышу, топот позади, треск. Это детина за мной ломится и – чувствую – уже догоняет. Бегу краем оврага вдоль Гнилого ручья к реке. А сам думаю: «У реки-то ему в меня попасть – плевое дело. На берегу деревьев нет, спрятаться негде». Понимаю, что не туда бегу, а поворачивать поздно – схватит. И вдруг – то ли земля подо мной разверзлась, то ли яма какая была на пути, не знаю, – но только полетел я в кромешную тьму. Как с горы, кубарем полетел и все углы по пути сосчитал. Скатился на самое дно ямы, глаза от страха закрыл и жду, что будет. Прислушался, а сердце в груди – бух, бух, и слышу: где-то вверху и в стороне – шаги, голос и вдруг автоматная очередь – тра-та-та.

Немцу невдомёк, куда это я подевался. Только что был пацан, и вдруг нет. Вот он для самоуспокоения и стрельнул по кустам. А я лежу на дне ямы и об одном только думаю: как же темно и страшно вокруг. Ощупал руки, ноги – все ли цело. Вроде, всё. Приподнялся на локте и огляделся. Тьма, хоть глаз выколи. И всё-таки в яме мне спокойнее, чем наверху. По крайней мере, никто в меня тут не стреляет. Думаю, а что фашист будет делать: меня сторожить или на свой пост вернётся? Как бы не пришлось мне в этой яме до ночи сидеть.

И вдруг я почувствовал, что в яме, кроме меня, есть кто-то ещё. А когда услышал шорох и шипенье, то понял – змея! От страха меня в пот бросило, а по спине холодные мурашки побежали. Страшно, но сам себя успокаиваю. Змея – она кто? Животное. Ты её не трогаешь, и она тебя не трогает. Фашист, хоть и человек, а намного опасней. Эх, думаю, если бы хоть чуточку света, мне бы намного спокойнее стало. И только я так подумал, тьма рассеялась, ну, как перед рассветом. Всё мое подземелье осветилось, но свет был не привычный – белый, – а какой-то фиолетовый.

– Откуда же свет, деда? – спросила Саша.

– А свет исходил от камня, что лежал посреди подземелья. Был он фиолетовый и прозрачный, как стекло, и свет от него шёл ровный и приятный. Мне даже чуть веселее стало. Но лишь на мгновенье. Потому что рядом с собой я увидел змею.

– Большую? – спросила Саша.

– Да нет. Обычную. Ну, не больше метра длиной.

– А какого она была цвета?

– Серого. Кроме камня, в яме вообще всё было серое: слишком мало света. И я – от страха – наверно, тоже был серым. Долго я так просидел: пошевелиться боялся. И змея не двигалась, всё на меня смотрела. О чём я только не подумал в эти минуты!

– О чем же ты думал, дедушка?

– О разном. В основном, о том, чтобы змея меня не тронула. А ещё я гадал, живёт ли змея здесь или, как я, угодила в ловушку. А ещё я жалел, что не знаю змеиного языка, и хотел, чтобы змея со мной заговорила – пообещала бы, что не укусит, подсказала бы, где выход из этого подземелья.

– Ну, и как? Она подсказала?

– Сам не знаю. Она что-то прошипела, а мне почудилось, что она пожелала мне ничего не бояться: ни темноты, ни леших, ни змей, ни фашистов. Вот с тех пор я и не боюсь ничего.

– А что было потом? – спросила Саша.

– Потом…. Представляешь, камень вдруг полыхнул всеми цветами радуги, да так ярко, что я поневоле зажмурился. А когда глаза открыл, вижу: на тропинке сижу, и ни камня, ни змеи, ни фашиста рядом нет. Вот такие чудеса. Хочешь – верь, хочешь – не верь.

– Я верю, – ответила Саша.

– Веришь? – дед Максим улыбнулся. – А я вот грешным делом начал уже сомневаться, не приснилось ли мне всё это.

Саша смотрела на деда во все глаза и думала, рассказать ему о Говорящей Змее или пока не стоит? «Ладно, расскажу, но не сейчас», – наконец решила она.

– И только через много лет я узнал, что побывал тогда в Странствующей пещере и видел Камень Желаний, – закончил дед Максим свой рассказ.

– В Странствующей пещере? – переспросила удивлённая Саша. – Почему она так называется?

– Потому что на месте ей не сидится. И никто не знает, где она сегодня и где будет завтра. Я ведь много раз потом ходил на то место, где под землю провалился. Но даже намека на ту яму не видел. Будто и не было её вовсе. А люди говорят, такой феномен с незапамятных времён существует.

– Дед, но если ты видел Камень Желаний и успел загадать какое-нибудь желание, может быть, это желание исполнилось?

– Нет! – убежденно ответил дед Максим. – Себе лично ничего пожелать нельзя. Да я о себе тогда и не думал. Вот змее я много чего пожелал. И долгой жизни, и мудрости, и умения говорить по-человечески.

Александра онемела от удивления. Так вот, оказывается, кто научил Змею говорить – её, Сашин, собственный дед!

– Дедушка, а ты после того случая сразу стал храбрым, да?

– Ну, наверное, сразу. А что?

– Дед…. А может такое быть, что храбрости тебе Змея пожелала?!

– Змея?! – дед Максим нахмурился и замолчал. – Надо же! А мне бы такое и в голову не пришло! Слушай, Александра, а вдруг всё так и было на самом деле, как ты говоришь?! В таком случае эта змея должна быть мудрой, говорящей долгожительницей. Возможно, она и сейчас ещё жива.

Александре так захотелось крикнуть: «Жива! Жива!» Но она обещала Говорящей Змее, что никому о ней не расскажет. А своё слово Александра привыкла держать.

Глава 9. ГОРЕ – САНТЕХНИКИ

Братья Копейкины подошли к фонтану, посмотрели, откуда и куда идут водопроводные трубы. Потом дружно почесали затылки и решили лезть в подвал, искать причину отсутствия воды.

– Ну, что у вас тут? – подошёл к братьям телохранитель. – Моя фамилия Сивоконь, – сказал он. – Это на всякий случай, чтоб вы знали. Вдруг понадоблюсь.

– Что, так по фамилии и называть? – усмехнулся Трофим.

– Так по фамилии и называть. Так в чём дело?

– Нам бы в подвал слазить, – сказал Прохор. – Есть там свет или как?

– Или как. Вообще-то должен быть. Но вот вам на всякий случай фонарь. Вход – с правой стороны здания. Поосторожней там. И постарайтесь не шуметь.

– Дык, как же без шуму-то? – усмехнулся Прохор.

– А инструмент слесарный есть? – спросил Трофим. Он немного разбирался в сантехнике.

– В подвале, в каморке что-то было. Вы пока сами посмотрите, а я потом подойду.

Копейкины спустились в подвал, зажгли свет и, согнувшись в три погибели, пошли по заваленному всяким хламом коридору.

– Какие низкие потолки, – пожаловался Прохор, успевший приложиться головой к ржавой трубе.

– Как в пирамиде Хеопса, – усмехнулся Трофим.

– Можно подумать, ты там был, – проворчал Прохор…

– Эх, братуха, – вздохнул Трофим минуту спустя. – Кабы не твои провода, сидели бы мы сейчас дома и в потолок бы плевали. Сегодня футбол по «ящику».

– А кто тебе не даёт в потолок-то плевать? – хмыкнул Прохор. – Плюй! Потолки здесь ниже некуда, не промахнёшься.

– В тебя боюсь попасть однако.

Из узкого коридора братья вышли в просторное тёмное помещение с вентиляционным окном, сквозь которое был виден сад и кусочек синего неба. В помещении было много труб и проводов. В их переплетении можно было запутаться.

– Какое всё ржавое, – поморщился Трофим. – Даже трогать опасно.

– Как думаешь, брат, где эта труба от фонтана? – спросил Прохор.

– Сейчас поищу, – ответил Трофим. Он посветил фонарём в дальний угол подвала, подошёл к окну, покрутил головой в разные стороны и вдруг сказал. – Кажется, эта. Давай посмотрим, куда она идёт. Может, просто вентиль перекрыт.

– Ну, идём. Свети.

Братья пошли вдоль трубы и скоро упёрлись в стену. Труба уходила в какое-то помещение, вход в которое находился, видимо, с другой стороны подвала.

– Давай искать дверь, – предложил Прохор.

– Давай, – согласился Трофим.

– Слушай, а что здесь было на самом деле, а? – перешагивая через кучи мусора, спросил брата Прохор.

– А то ты не знаешь. Дача издательская была, – проворчал Трофим.

– А до этого?

– Граф тут жил какой-то.

– А между графом и издательством?

– Ну, чего пристал?! – огрызнулся Трофим. – Во время войны тут фашистский госпиталь был.

– Я думал, ты не знаешь, – улыбнулся Прохор.

– Ага! Ты знаешь, а я – нет?! А ты к чему клонишь-то?

– К тому, что после войны здесь могли остаться какие-нибудь сокровища. Если мы их найдём, точно, разбогатеем.

– Разбогатеем! – передразнил брата Трофим. – Где ж ты их искать собрался?

– Может, здесь, в подвале, тайник?!

– Ага! После войны шестьдесят с лишним лет прошло, а твой тайник никто не нашёл, да?

– Не искали, – ответил Прохор.

Братья шли по коридору вдоль стены, в которую уходила ржавая труба. После трёх поворотов направо они вернулись в то же помещение с вентиляционным окном.

– Слушай, мы здесь уже были, – оглядываясь по сторонам, сказал Прохор.

– Точно. Были, – подтвердил Трофим.

– Дык, мы что, кругами ходим, что ли? – хмыкнул Прохор.

– Ты мне лучше другое скажи. Труба в стену уходит?

– Уходит.

– За стеной комната есть?

– Должна быть.

– Комната есть, а входа мы не нашли. Что это значит?

– Фиг его знает, – усмехнулся Прохор.

– Дурак ты, Проша! – вздохнул Трофим. – Это значит, комната запечатана!

– А труба?

– А на что нам сейчас труба?! Мы с тобой, в самом деле, тайник нашли!

– В сам-деле? Слушай, тогда давай стену ломать! Я тут у входа лом видел.

– Тащи!

Через минуту Прохор принёс изогнутый ломик, размахнулся и ударил им в стену. Бум-м-м! Стена отозвалась глухим гулом. Прохор остановился и прислушался.

– Чего стал? Бей ещё, – сказал Трофим.

– Громко. Хозяева услышат.

– Ну, так мы же работать сюда пришли, а не в бирюльки играть. Бей сильней!

– Ладно, – Прохор ударил сильнее и снова остановился. – Эх, а там, наверно, золото, бриллианты, лежат – нас дожидаются.

– Бей! Некогда лясы точить! Смотри только, трубу не повреди.

– Ладно, – Прохор ударил и снова остановился. – А может, там произведения искусства: Рембрандт, Тициан, Ван Гог.

– Ну, у тебя и фантазия! – усмехнулся Трофим. – Ты б так бил, как фантазируешь!

– Бью! – Прохор ударил и вдруг помрачнел. – Слушай, а вдруг там мина?

– Какая ещё мина?

– Противотанковая!

– Откуда там мина? Зачем?

– Затем, чтобы клад никому не достался. Фашисты всегда минировали свои сокровища! – Прохор опустил лом. – Может, не будем эту стенку ломать, а?

– Как это, не будем?! А ну, отойди! Я вдарю!

С этими словами Трофим отобрал у Прохора лом, размахнулся и со всей силы ударил по кирпичной кладке. В стене образовался пролом. Ржавая труба переломилась, и из неё на братьев Копейкиных вылилось ведра четыре тухлой воды.

– Фу-у-у!!! – хором сказали братья, тщетно пытаясь отряхнуться.

– Что это было? – спросил Прохор.

– Труба лопнула! – ответил Трофим. – Но это не та труба!

– Это я понял! Слушай, я мокрый насквозь.

– И я насквозь. А вонища!

– Одежду стирать, а нас купать надо.

– Подожди. Давай уж посмотрим, что там, за стеной.

– Может, не надо?

Трофим, не слушая брата, полез с фонарём в пролом.

– Ух, ты! – сказал он через секунду.

– Что? Где? Сколько? – затараторил Прохор, пытаясь из-за спины брата заглянуть в потайную комнату.

– Тут склад какой-то, – ответил Трофим.

– Какой склад? – спросил неизвестно откуда взявшийся Сивоконь. Он был в рабочей одежде, в каске, а на лбу горел светодиодный фонарь.

От неожиданности Трофим налёг плечом на стену. Кирпичная кладка подалась, и стена обрушилась внутрь потайной комнаты. Фонарь погас, и Трофим исчез в темноте.

– Что вы тут натворили? – спросил Сивоконь, светя фонариком в лицо Прохору. – Чем так воняет?

– Дык, мы трубу нашли, – улыбнулся Прохор. – Правда, не ту.

– А я вот специально спустился вам ТУ трубу показать. Думал, успею, – Сивоконь посветил в правый угол подвального помещения. – Вон она, труба-то. Левее. И не такая ржавая, а почти новая. Видишь? – Сивоконь посветил в пролом в стене. – Эй, Трофим, ты где? Ты живой?

– Да живой я, живой, – ответил Трофим, выбираясь из-под груды кирпичей.

– Ух, ты! – удивился в свою очередь Сивоконь, осветив фонарём стеллажи с какими-то пакетами и коробками. – Это что, подпольная швейная фабрика?

– Тут ещё и консервы какие-то, – сказал Трофим. Он уже включил фонарь и теперь показывал телохранителю консервную банку.

Сивоконь, а вслед за ним Прохор влезли в пролом и стали оглядываться по сторонам. Действительно, здесь был склад, и складу этому было лет пятьдесят-семьдесят, не меньше. На стеллажах лежали пакеты с одеждой, коробки с консервами, а поверх всего этого лежал толстый слой пыли.

– Это, наверно, немецкий склад, с войны остался, – предположил Трофим. – Немцы отступали, а обмундирование и продовольствие не успели вывезти. Вот и замуровали на всякий случай. Наверно, вернуться надеялись.

– Да, форма вермахта времён Второй Мировой войны, – подтвердил Сивоконь, разворачивая бумажный пакет с одеждой. – А сохранность прекрасная. Видно, здесь всегда было сухо. Надо посмотреть, что здесь ещё хранится. Вдруг что-то ценное.

Прохор заметил в углу письменный стол, а на столе – Прохор не поверил своим глазам – лежал настоящий немецкий автомат. Прохор в одно мгновенье подскочил к столу, схватил автомат и направил его на телохранителя.

– Хенде хох! – крикнул он страшным голосом. – Руки вверх!

Сивоконь исподлобья посмотрел на братьев Копейкиных. Один целился в него из автомата, другой протягивал ему банку тушёнки. С невозмутимым видом, будто целились совсем не в него, Сивоконь взял из рук Трофима консервную банку, вытащил из-за пояса большой нож и, зажав банку в широченной ладони, вскрыл её ударом ножа.

– Прохор, ты со мной не шути. Я ведь спецназом воспитан, – Сивоконь ножом выудил из банки большой кусок мяса, понюхал его и ловким движением отправил в рот. – Гут! – сказал он, активно работая челюстями. – Гут тушёнка! Шестьдесят с лишним лет прошло, а ей всё нипочём. Если оптом кому-то сбыть, большие «бабки» наварить можно.

– Это наша тушёнка! – глотая слюну, сказал Прохор. – Мы сами на ней «бабки» наварим!

– Нет, мужики, ничего у вас не получится, – убеждённо изрёк Сивоконь.

– Это почему же? – спросили братья в один голос.

– Во-первых, тушёнка хозяйская.

– Ничего не хозяйская! – возразил Прохор. – Мы её нашли. Наша она. Понял?

– Ты ствол-то опусти, – сказал Сивоконь. – Если я потеряю терпение, вам, ребята, туго придется.

– Братан, не дури! Брось оружие! – поддержал телохранителя Трофим.

– А помнишь, брат, как он нас на мушке держал?! – спросил Прохор. – Вот пусть теперь почувствует, каково это, когда в тебя целятся.

– Всё равно автомат не выстрелит, – сказал Сивоконь.

– Выстрелит. Если уж тушёнка не испортилась, то и автомат не подведёт, – ответил Прохор.

– Мужики, давайте договоримся, – сказал Сивоконь. – Добра всякого здесь много. На троих хватит, да ещё и останется. Отдайте мне форму, а тушёнку берите себе. Она мне и даром не нужна.

– Человек дело говорит! – поддакнул Трофим. – Всё равно нам без его помощи эти консервы отсюда не вывезти. Грузовик подгонять надо.

Прохор вздохнул и опустил автомат.

– Говоришь, тушёнка тебе не нужна? – спросил он телохранителя. – А на фига тебе форма?

– Открою магазин секонд хэнда! – улыбнулся Сивоконь.

– А если серьёзно?

– Знакомый у меня один есть. На киностудии режиссёром работает. И как раз сейчас собирается снимать фильм о войне. У него там батальные сцены. А массовку одевать не во что. Вот я ему костюмчики-то и подброшу. По дешёвке.

– Ловко! – восхитились братья Копейкины.

– Да. Это вам не фонтаны ремонтировать, – усмехнулся Сивоконь. – Кстати, а чего это вы оба такие мокрые да вонючие?

– Издеваешься?! – хмыкнул Прохор. – Нас из трубы помоями окатило.

– Ну, так переоделись бы, – улыбаясь, посоветовал Сивоконь.

– Во что? – хором воскликнули братья.

– Да хоть в эту германскую форму. Она сухая и почти новая. Я бы на вашем месте давно уже переоделся и пошёл стирать свои манатки.

Братья переглянулись.

– Дело говорит, – шмыгнув носом, сказал Трофим.