Текст книги "Танцы в лабиринте"

4

– Слушай, а чем там Алена занимается? – Выехав со двора, Волков вырулил на Малый проспект Васильевского острова.

– По-моему, ничем. – Адашев-Гурский приоткрыл окно и потянулся за сигаретой. – Там ее Борюсик бабки заколачивает, в основном. По ее словам.

– А ты с ним знаком?

– Нет. Она его уже там, в Канаде, встретила.

– Она ведь искусствовед?

– Вроде. Ну… уроки, говорит, давала фортепьянные, частным образом. А теперь гороскопы составляет, за символическую плату.

– Совсем опупела.

– Так скучно же.

– Эт-то понятно. Это мы понимать можем. – Петр сделал левый поворот, проехал по Пятнадцатой линии до перекрестка со Средним проспектом, повернул направо и остановил машину напротив магазина «Джинн».

– Пошли, – сказал он, открывая дверь. – Здесь, по-моему, все есть.

Выйдя из лифта, Гурский и Волков подошли к обитой дерматином двери. Александр позвонил в звонок. Из квартиры донеслось отчаянное звонкое тявканье, потом послышались тяжелые шаги, и дверь распахнулась. На пороге, заслоняя собою почти все пространство дверного проема, стоял Герман.

– О! – сказал он, глядя на гостей и широко улыбаясь. – А мы не ждали вас, а вы приперлися… Шмонька, тубо! – Он наклонился, сграбастал огромной ладонью крохотного чихуахуа и засунул его в широкий карман фартука пестрой расцветки. – Служебно-розыскной пес, – кивнул он на крохотные бусинки влажных глаз, выглядывающих из кармана, – злобы необыкновенной. Только жутко невоспитанный. Надо бы на площадку с ним ходить, но все как-то руки не доходят. Чего стоите-то? Забоялись? За-аходи!..

– Здравствуй, Гера, – сказал Петр.

– И тебе не хворать…– Герман посторонился, втянув живот, и Адашев-Гурский с Волковым вошли в квартиру.

– Тут это… – Гурский протянул пластиковый пакет с выпивкой.

– Ага, – кивнул Герман, беря в руки пакет, и обернулся в сторону кухни: – Светка, атас! Гурский пришел, прячь Алису.

– А она уже здесь? – вскинул глаза Гурский.

– Только что пришла откуда-то. Вон, на кухне Светке помогает.

– И вовсе и не атас. – Александр снимал с себя куртку. – Я вообще не пью.

– Привет, – улыбнулась вышедшая из кухни маленькая изящная девушка, протягивая руку Волкову. – Света.

– Петр меня зовут, – Волков осторожно пожал руку.

– Очень приятно.

– Это ты торопишься с выводами, – сказал Гурский. – Узнаешь поближе, взвоешь.

– Да ну тебя, – Светлана подставила щечку, которую Александр чмокнул. – Хуже тебя не бывает. Вы раздевайтесь, давайте я сама повешу.

– А он не может, – обернулся, идя на кухню, Гурский. – У него там волына под мышкой. Он стесняется.

– Что, правда, что ли? – Герман распахнул у Петра полу куртки, под которой обнажилась плечевая кобура с пистолетом. – Оба-на!.. А говорили, что ты из ментовки ушел.

– Я и ушел.

– А эва?

– Ну, это структура такая… частная.

– Ладно, раздевайся давай. Не сцы, все свои.

– Да я как бы не сильно-то и с-цу, – Волков снял куртку и подал ее Светлане.

– Пошли, – Герман подтолкнул Волкова, – у меня там рыба уже готова, по-моему.

– Знакомься, – сказал он невысокой, спортивного телосложения брюнетке, которая, склонившись над салатом, подняла голову, откинула за спину каскад тяжелых вьющихся волос и ослепительно улыбнулась всем лицом, – Петр Волков, частный сыскарь.

– Сыскарь – это как? – Девушка слизнула с ложки майонез и взглянула на Петра громадными агатовыми глазами.

– Не «как», а «что», – Гурский склонился к ее ручке. – Я тебя полюбил, я тебя научу: вот у вас там есть плохие парни, верно?

– Много, но… – она пожала плечами, – по телевизору.

– Не принципиально. Короче, Петр – тот человек, который таких побеждает. Всегда.

– Крутой Уокер?

– Ну… типа того.

Девушка положила ложку, распрямилась, окинула Петра оценивающим взглядом и протянула ему руку:

– Элис. Приятно знакомиться… с живой Бэтмэн.

– Ты с ним не очень-то шути. – Герман открыл духовку и вынул из нее противень с чем-то очень душистым, запеченным в фольге. – Ты сержант, а он офицер. Блюди субординацию.

– О'кей. – Элис опять поправила копну непослушных волос.

– Не обращайте на него внимания. – Петр присел за стол, и лицо его осветилось открытой улыбкой, – если очень хочется – шутите себе… пока.

– Добрый ты наш, – подвинул табурет Гурский.

– А не обращать на меня внимания не получится, – Герман разворачивал фольгу, – во-первых, я хозяин дома, а во-вторых, я очень крупный. И очень резкий. Ну что? По маленькой, для аппетита?

– Я не пью, – вздохнул Гурский, – у меня пост.

– А тебе никто и не предлагает. – Герман наполнил рюмки, взглянул на Петра и кивнул в сторону Александра: – Это он придуривается. Чтобы налоги не платить.

– Логично, – подумав, согласился Волков и взял рюмку. – С праздничком?

– А что празднуем? – Гурский откусил кусочек огурчика. – На Страстной-то неделе?

– Так ведь, – Герман развел руки, – трудовые будни – праздники для нас. Вот и гуляем. А вообще-то Элис зачет какой-то сдала.

– Ну? – прожевал Александр. – Это повод. Вне всякого сомнения.

– Именно. – Герман раскладывал по тарелкам ароматные куски запеченной в фольге рыбы. – Этого тебе тоже нельзя?

– И салата тоже, – Адашев-Гурский с сожалением смотрел на большую керамическую миску. – В нем майонез.

– Саша, вы болен? – участливо спросила Элис.

– Можно и так сказать, – кивнул Волков.

– Господи, – глубоко вздохнул Герман. – Как я счастлив, что нет мне покоя…

– Ну давай, – Волков приподнял свою рюмку. – Со свиданьицем.

Около десяти вечера Элис Раен вдруг поднялась из-за стола и куда-то засобиралась.

– Ты куда это на ночь глядя? – спросил ее Герман.

– Мне надо… тут недалеко… Жаклин у свой друг сейчас будет, мне надо взять книга до понедельник. Мы так договорились.

– А где это?

– Это… – Элис вынула из кармана джинсов клочок бумаги с записанным адресом, – улица… Съе… Съеж…

– Дай взглянуть. – Гурский взял у нее бумажку. – Съезжинская, дом тридцать три.

– А ты найдешь? – спросил Герман.

– Да, это близко, я била, я возьму такси.

– Ну вот еще, – Волков тоже встал со стула. – Я живу на Петроградской, могу как раз мимо проехать, заброшу. Я все равно домой уже собирался.

– А обратно? – Адашев-Гурский откинулся на спинку стула. – Барышня среди ночи одна должна добираться?

– Я возьму такси, это ничего… – улыбнулась Элис.

– Ни фига ты там не поймаешь в это время. Да еще и завезут куда-нибудь… – Гурский выбрался из-за стола. – Давай провожу. Петр нас туда закинет, а обратно я тебя доставлю. Поехали, Петр.

– Поехали.

Волков попрощался с хозяевами, подал Элис куртку, и они вместе с Гурским спустились к стоящей во дворе машине. Александр распахнул перед девушкой дверь, помог ей забраться, затем уселся сам. Петр завел мотор, вырулил со двора на Средний проспект и поехал в сторону Тучкова моста.

– Какой там номер дома? – уточнил он, поворачивая с Пушкарской улицы направо. – Тридцать три?

– Да, – кивнула Элис.

Петр остановился неподалеку от темной подворотни.

– А квартиру найдешь? – спросил Гурский.

– Да, конечно, я там била, это там… во двор.

– Давай-ка сопровожу, – он открыл дверь автомобиля и с сомнением посмотрел в темноту неосвещенного двора. – Хоть ты и сержант, но… от греха подальше.

Александр вышел из машины и направился вместе с Элис к подворотне.

– Алиса! – позвал вдруг Волков.

– Да? – обернулась она.

– Слушай. – Петр, стоя возле джипа, встряхнул свой сотовый телефон и постучал по нему согнутым пальцем. – А оттуда позвонить можно? Что-то он у меня опять отрубился, гад…

– Конечно.

– Спасибо. – Он тоже пошел к подворотне, продолжая встряхивать телефон и постукивать по нему пальцем.

Втроем они вошли в парадную с обшарпанными стенами, поднялись по лестнице на второй этаж и остановились у железной двери. Элис нажала на кнопку звонка.

Волков возился со своим телефоном, с досадой глядя на погасший маленький экран.

– Я тут на него наступил как-то, – вздохнул он. – Теперь контакт отходит. Элис позвонила еще раз.

– Господа, а дверь-то не заперта, – сказал Гурский.

– Да? – Петр взглянул на дверь, подошел и, подцепив ее одним пальцем за металлический край, слегка потянул на себя. – И правда.

Элис нажала на кнопку звонка еще раз.

– Да ладно, – сказал Гурский, – чего звонить? Не слышат они. Может, войдем?

– А можно? – Элис с сомнением взглянула на Волкова.

– Ну… – тот пожал плечами, убрал телефон в карман и расстегнул куртку. – Мы же не воровать пришли. И вообще, ты человек не посторонний, подруга твоя там.

– Может, они в ванной, потому и не слышат, – предположил Гурский. – Что ж нам здесь час стоять? Могут они быть в ванной, например, как ты считаешь, Алиса?

– Не знаю.

– Ну и пошли. – Волков пропустил вперед Элис и Гурского, затем вошел в большую прихожую сам и запер за собой дверь. – Но дверь-то почему открыта…

– Э-эй! – крикнула в глубь квартиры Элис. – Энибоди хоум? Джеки! Слава!

Никакого ответа не последовало. Гурский шагнул в гостиную.

– Есть кто живой? – громко спросил он и вдруг, оглядев комнату, присвистнул. Все дверцы полированной стенки были распахнуты настежь, некоторые ящики вывалены на пол, один стул опрокинут.

– Да, – негромко произнес Волков. – Что-то тут меня настораживает.

Адашев-Гурский пересек гостиную и приоткрыл дверь соседней комнаты.

– Петя, а ты сюда загляни. Это тебя еще больше насторожит. Ты даже заподозришь недоброе.

– Что там? – Волков направился к нему.

– Что… Собственно, тело трупа, по-моему.

– Какое еще тело…

– Мертвое. Если я не ошибаюсь. Волков подошел, остановился на пороге и заглянул в комнату – под окном, возле самой батареи, лежал, неловко подвернув за спину правую руку, молодой мужчина. Возле его головы на полу подсыхала бурая лужа крови. Невидящие глаза были широко раскрыты.

– Алиса, – Петр чуть посторонился. – Это кто?

– Слава… – еле слышно выдохнула побледневшая Элис.

– Значит, так, – жестко сказал Волков, – ни к чему не прикасаться, по квартире не шастать, стоять не двигаясь, желательно не дышать. Еще наследить здесь не хватало…

Он вынул из кармана носовой платок, встряхнув, расправил, накинул на правую руку и, аккуратно касаясь двери, распахнул ее. Затем, внимательно поглядывая под ноги, переступил через порог. Подошел к лежащему на полу мужчине, наклонился и прикоснулся рукой к его шее. Затем распрямился и окинул взглядом комнату.

Дверцы платяного шкафа были распахнуты, с одной из полок все белье сброшено на пол, ящик письменного стола валялся рядом, а все его содержимое вытряхнуто на аккуратно застеленную широкую кровать. Петр подошел поближе. Среди вороха разнообразных вещей он заметил на постели пачку чистых накладных и круглую печать. Бережно взял ее платком и, повернувшись к свету, прочел: «ООО Заря». Положил на место. Тут же валялись несколько небольших цветных фотографий. Петр всмотрелся – на них был хозяин дома в компании друзей. Заметив, что две фотографии абсолютно идентичны, он, сам еще толком не зная зачем, но повинуясь какому-то безотчетному движению души, взял одну из них и опустил в карман.

Еще раз внимательно осмотрелся вокруг. Что-то лежащее на полу привлекло вдруг его внимание. Он подошел, присел на корточки и аккуратно, через платок, поднял с пола маленький осколок темно-рыжего цвета. Повертел в руках вглядываясь: «Похоже, подфарник…» Положил на место, встал и вышел в гостиную.

– Ничего не трогали?

– Я много трогала…– растерянно сказала Элис.

– Ну я же говорил…

– Нет… это раньше.

– Ты здесь бывала?

– Да. Три раз или четыре…

– Ну это ладно тогда. Это старые. Но все равно плохо.

– Почему?

– Связь прослеживается. Между убитым и тобой. Тебе это надо?

– Но… я приходил к Джеки.

– А это без разницы. Поди доказывай, где ты была на момент… короче, когда его грохнули.

– Но я… – захлопала глазами Элис. – Мы же, когда с вами пришел, он уже… Я же с вами…

– Ладно, проехали.

– А я свои сейчас сотру, – Гурский, вынув носовой платок, тщательно обтер им ручку двери в спальню и пошел к прихожей. – Вроде все, – сказал он, протерев то место на двери в гостиную, которого коснулся рукой, входя в комнату. – Больше я вроде ни до чего и не дотрагивался…

– Все, – резюмировал Волков. – Валим отсюда. Скачками. Только очень тихо и осторожно. Не привлекая к себе внимания.

Выходя из комнаты, Гурский машинально потянулся к выключателю, чтобы погасить за собой свет.

– Цыц! – одернул его Волков. – Оставь, как было.

Они быстро спустились по лестнице, пересекли темный двор, прошли через подворотню и, так никого и не встретив на своем пути, забрались в машину.

– Только этого мне еще не хватало… – пробурчал себе под нос Волков, заводя мотор. – Мало у меня забот.

Он тронулся с места, доехал до Кронверкского проспекта и повернул направо, в сторону Васильевского острова.

– Но ведь надо сразу позвонить, – негромко сказала Элис. – Как же… надо дать информация…

– Девять-один-один? – поинтересовался Гурский, прикуривая сигарету.

– Надо, – кивнул Волков. – Только ты не ментам, а мне сначала попробуй объяснить, зачем ты его убила?

– Я? – отшатнулась Элис.

– Ну не я же… А если не ты, то, значит, Гурский.

– Меня там не было, – быстро сказал Александр. – Никогда в жизни.

– Вот видишь? – Петр, взглянув на Элис, кивнул в сторону Адашева-Гурского. – Товарищ понимает.

– Так глупо было бы… – произнес себе под нос Адашев.

– Объясняю, – продолжал Волков, остановившись на светофоре. – Мы звоним, дожидаемся ментов, те приезжают, и что они, по-твоему, делают? А они устанавливают наши личности, прежде всего. У тебя паспорт с собой?

– Да, – кивнула Элис.

– А у тебя? – бросил Петр через плечо Гурскому.

– Нет, конечно..

– Ну вот… Вот тебе первая заморочка. А потом… ты уж извини, ты человек приезжий, иногородний, можно сказать, только поэтому я тебе и растолковываю. Чтобы осознала ситуацию. Ну вот, они устанавливают наши личности, а личности наши… Я… ну это ладно, ты – сержант морской пехоты (американской, заметь), а Гурский – вообще неизвестно кто и чем занимается.

– Я журналист, у меня удостоверение.

– Засунь его себе в задницу.

– Эт-то грубо…

– Ну? И кто мы для ментов, по-твоему?

– Ну… ми видел, как…

– Ага, – кивнул Волков, – сейчас… Никакие мы, на хрен, не свидетели. Мы для них подарок. На блюдечке с голубой каемочкой. Подозреваемые мы, вот кто. Причем самые главные. Других-то у них нет. Вот нас они разрабатывать и будут. По самые кукареки. Мало не покажется. Ну, меня-то еще по старой памяти, может, и не очень, хоть все равно я для них теперь личность темная. Но за мной Дед наш, он меня понапрасну мучить не даст. А у тебя пальчики по всему дому поналяпаны. Так что… А позвонить, это мы обязательно. Это мы запросто. Вон, по-моему…– медленно катясь вдоль тротуара Первой линии, Петр кивнул Гурскому на телефон-автомат и остановился. – У тебя жетончик есть?

– Откуда… Да и вообще, здесь карта, по-моему, нужна.

– У меня есть. – Элис достала из кармана бумажник и, вынув из него магнитную карту, протянула Гурскому.

– Только очень быстро, – сказал ему Волков.

– Ладно, сам знаю. – Александр выбрался из машины, подошел к телефону, вставил в него карту и, вновь достав из кармана платок, взял им трубку.

– Алло, милиция? – сказал он хриплым голосом, услышав ответ. – По адресу Съезжинская, тридцать три, квартира двенадцать, только что совершено убийство. Кто говорит? Доброжелательный гражданин информирует.

Повесил трубку и вернулся в машину.

– Давай-ка обратно к Герке, – сказал он Петру. – Я сейчас, точно, стакан вмажу.

– А чего это вы опять все вместе? – удивился Герман, открыв им дверь.

– А ты небось уже всю жижу всосал? – Гурский помогал Элис снять куртку.

– Да полно еще… А что случилось-то?

– Да видишь ли, – Волков повесил куртку и прошел на кухню, – ерунда там какая-то, у этого бой-френда.

– В смысле? Нет его, что ли?

– В том-то и дело, – Гурский сел к столу и налил себе большую рюмку водки. – Он-то там есть. Но, с другой стороны, его больше нет. Совсем.

– Недопонял я ваших каламбуров…

– Мертвый он там лежит. Грохнули его, – Гурский одним махом выпил водки и занюхал кусочком черного хлеба. – Чего тут непонятного?

– Ни фи-га себе… – Герман вскинул брови. – А Жаклин?

– А ее нету. И квартира нараспашку.

– Ни фига себе…– задумчиво повторил Герман. – А… Петь, и что?

Волков придвинул стул Элис и сам тоже сел к столу.

– А что? – пожал он одним плечом. – Нет ее там, и слава Богу. Еще бы и этого не хватало. Может, она еще до него не доехала. А может, приезжала раньше, чем договаривались, книжку оставила и уехала. Мы же там не искали. Вы с ней как договаривались, – обернулся он к Элис, – на какое-то строго конкретное время?

– Нет, – покачала она головой. – Жаклин сказал… вечером. Но я так решил – после десять.

– А созвониться, ну, когда она там уже будет?

– Нет.

– Ну понятно… Слушай, а она что – живет там?

– Нет, – опять покачала головой Элис. – Это… он ее друг. Но она имеет ключ.

– То есть вещей ее там быть не должно?

– Я не знаю, но… нет, я так думаю, вещи в общежитии. Она туда толка приходит и уходит.

– К Славе этому?

– Да.

– Ясно. А в общежитие ты можешь позвонить, узнать – там она или нет?

– Да, – кивнула Элис, встала из-за стола и вышла из кухни.

– А как его грохнули? – Герман потянулся за сигаретами, раскрыл пустую пачку, смял ее в кулаке и бросил в мусорное ведро. – Светка, принеси там, в комнате…

– Да башку проломили, судя по всему. Но я же вскрытия не делал. Лежит он в куртке, свет везде горит, дверь не заперта. Черт его знает… Ну что? – взглянул он на вернувшуюся Элис.

– Ее нет, – тихонько сказала она и подняла на него растерянный взгляд громадных черных глаз.

– Ну и что вы все на меня уставились? – Волков оглядел присутствующих. – Рано еще дергаться. Мало ли где она может быть? Может, у нее этих бой-френдов, как… Ментам про Славу этого сообщили? Сообщили. Ну и давайте через денек, если она, конечно, сама не проявится, и про Жаклин вашу заявите. Пусть менты и ищут. Им проще. Их много, им за это жалованье платят.

– Петя… ~ Гурский взглянул на Волкова. – Ну какие менты? Ты сам-то прикинь.

– А что? Через денек-другой, еще раз говорю, если она не загуляла и сама откуда-нибудь не вынырнет к тому времени, заявите: так, мол, и так, наша подружка была знакома с таким-то, а его грохнули, как выясняется…

– Прости, – перебил его Гурский, – а как мы узнали, что его грохнули?

– Ну я не знаю… позвонили, там, или зашли, а соседи и рассказали. По телевизору, в конце концов, увидели, наверняка в новостях покажут. Ну вот, его, дескать, убили, а она куда-то пропала, а мы волнуемся. Консулу сообщите. Менты, если узнают, что иностранная гражданка куда-то замусорилась, да еще, если из консульства позвонят, они вообще все на уши поставят. А, Алиса?

– Это очень плохо… – сокрушенно покачала та головой.

– Для тебя?

– Для всех. Для американский группа.

– Да уж чего хорошего. Но я повторяю – рано дергаться. Гурский, а чего это ты в одиночку хлопнул? – Волков придвинул к себе все рюмки и наполнил их. – Давайте-ка лучше за то, чтобы все обошлось. Чтобы все хорошо было.

Все чокнулись и выпили.

– А что у тебя за контора? – спросил Герман, закусывая салатом.

– Да… охрана, сопровождение. Всяко-разно.

– Частный сыск?

– Незаконная оперативно-розыскная деятельность запрещена. Только ментам можно, ну и прочим госструктурам. С санкции прокурора.

– Ага, конечно…

– Ребята, ну рано дергаться. Серьезно. Да и… я даже соседей официально опросить не могу. Пошлют меня куда подальше, и все. Имеют полное право. Или в ту же ментуру сдать. И очень даже просто.

– Тебя сдашь…

– Ну, это я так. Но не обязан никто мне ничего рассказывать. Ментам и то не говорят, а уж мне… Сашка, ты чего? – взглянул вдруг Волков на Адашева-Гурского.

Александр очень побледнел, склонился над столом и стал медленно сползать со стула, заваливаясь прямо в объятия обескураженного Германа.

Петр вскочил, отстранил перепуганную Элис и склонился над другом, хлопая его по щекам.

– Что с тобой?

– Не знаю… – еле слышно прошептал Гур-ский.

– Ребята, – Светлана выскочила из кухни, – я сейчас «скорую»…

– Да какая там «скорая», – крикнул ей вслед Волков, – пока она приедет, он у нас откинется. Сашка, что с тобой?

– Плохо…-выдохнул Александр.

– Герка, – Петр быстро надевал на себя в передней куртку, – давай его ко мне в машину! Сейчас, я помогу. Света, куртку его захватите… Сашка, ты идти можешь?

Гурский слабо кивнул и, опираясь на Германа, переступал ватными ногами.

– Ну и хорошо, давай его в лифт… На улице Волков с помощью Германа уложил Адашева-Гурского на заднее сиденье, сел за руль и завел мотор.

– Ты позвони, как он там…– сказал Волкову Герман. – А куда ты его, кстати?

– Да здесь недалеко клиника платная. Там его быстро откачают.

– Бабки-то есть?

– Есть. Я позвоню.

Джип, выезжая со двора, мягко качнулся на колдобинах и покатил по Среднему проспекту. Все дальнейшее Гурский помнил очень смутно.