Текст книги "Танцы в лабиринте"

8

– Ну что ж, – Леон поднялся с кухонного табурета, – полюбопытствуем. А вы ешьте пока, Лиза, ешьте.

Он вышел из кухни, заглянул на всякий случай в туалет, пошел далее через переднюю, заглянул в кабинет – никого, направился в гостиную и споткнулся оттого, что идущий по пятам Анатолий сделал ему легкую подсечку.

– Толя, вы чего, охренели? – совершенно искренне удивился Леон.

– Так ить не странен кто ж? А потом, мало ли кого мы здесь встретим? Вам необходима охрана. Вот я ее, собственно, и осуществляю. Отрабатываю, так-скть, свое пребывание в вашем доме. Это моя плата за постой.

– Спасибо, конечно, но… ловчее вы бы не могли?

– А я вот тебе другую историю расскажу… Леон открыл дверь гостиной, оглядел комнату с порога и только затем переступил порог.

– Так вот, – продолжал Анатолий, – подымаемся мы с Шурой вчера посредством механического эскалатора из-под земли на поверхность. Выходим – оба-на! – оказывается станция метро «Горьковская», вы можете себе это представить? А ведь добрались мы туда, оказывается, посредством электрического тока. Ну? Это вас не удивляет?

– А что конкретно. Толя, меня, собственно, должно удивлять? – улыбнулся Леон, украдкой проверяя целостность книжных полок. – Природа электрического поля или то, что вас в метро пустили?

– Зы-зы-зы… стоп. Щас, история еще впереди. И вот, выходим мы с ним на поверхность, Шура увидел мечеть и вдруг остолбенел. «Смотри, – говорит. – Видишь?» Я говорю: «Ну да. И что?» А он: «Вот сейчас наложу на нее крестное знамение, и рухнет». Я ему: «Шур, а может, не надо? Красивая ведь». А он: «Херня. Бесовня это все. Смотри…» И натурально, с молитвою, накладывает на нее крестное знамение. А она стоит. Он ко мне оборачивается и говорит сокрушенно: «Ну вот… Опять не получилось». И слеза такая горючая по щеке.

Леон рассмеялся, запрокинув голову, подошел к стене и поправил косо висящую картину.

– Дак это мало того. Мы же потом в кино пошли. Вот убей меня, не помню, куда, но какой-то крохотный такой зальчик, и ты знаешь, чего показывают? Ну угадай… Ну?

– Ну я не знаю… «Андалузский пес» может идти таким экраном. Что еще… – Леон ходил по гостиной, поправлял безделушки, которые гости, взяв их вчера в руки, поставили потом чуточку «не так». – Ну хорошо, ну Годар… Хичкок. Толя, ну что за угадайка? Какое кино вам там показывали?

– «Зита и Гита».

– Что?

– Зита, – Анатолий выразительно посмотрел на Леона. – И Гита.

Леон обернулся вполоборота к Анатолию, на секунду задумался, а потом рухнул на диван, сотрясаемый приступом хохота.

– И это еще не все…– Анатолий присел в кресло и отхлебнул коньяку из большой рюмки, которую прихватил из кухни. – Мы же не просто так в кино пришли. У нас же с собой было.

– Ну разумеется, – всхлипывал Леон.

– И вот, – Анатолий сделал еще один глоток, – где-то к исходу второй серии Шуру прорвало. Он разрыдался. Упал ко мне на грудь и шепчет: «Толя, это же все про нас! Это же… ну вот каждая минуточка… это же вся наша жизнь…»

– Ох…– зашелся Леон, обхватив голову руками.

– Далее, – совершенно спокойно продолжал Анатолий. – Он, обливаясь слезами, пошел по рядам, вышел к экрану, встал к нему вплотную, развернулся к залу и возопил: «Ну что?! Нравится?! Так вот это я снял! И в главной роли тоже я – вот!» И пальцем себе за спину в экран тычет. А там в этот момент крупным планом – слон.

– А-ах… – Леон уже сидел на диване и утирал слезы.

– Вот ты, Леон, кавказских кровей, – все так же спокойно прихлебывая коньяк, продолжал Анатолий, – поэтому эмоционально необуздан. А на самом-то деле ничего смешного нет. Шуру же сразу повязали. Зал хоть и маленький, но там же ряды кресел. Он же от ментов по всему залу бегал и за креслами прятался.

– А вы-то что же?

– А я что… Встал спокойно и ушел. Видимо. Видимо… вот у вас, в дальнейшем, и оказался.

– А что это вы здесь смеетесь, а мне не даете? – возник на пороге гостиной мужчина среднего роста, но очень крепкого телосложения, что сразу бросалось в глаза потому, что надеты на нем были лишь носки.

– Рим! Господи… – всплеснул руками Леон. – Вам же вчера улетать нужно было, в Душанбе. Вы что же, так и не улетели?

– Видимо, нет… – Рим смущенно потупился, поскреб рукой роскошную смоляную с проседью бороду и робко спросил, ни к кому, собственно, и не обращаясь: – А никто мою одежду, случайно, не видел?

– А зачем тебе одежа? Тут тепло. И вообще…– чуть склонив голову к правому плечу, «художнически» прищурился Анатолий. – Мне лично вот так вот… так-этот-от даже больше и нравится.

– Думаешь? – взглянул на него Рим грустными башкирскими глазами.

– Ну… я так вижу.

– Но у нас же в доме дама… – сделал неопределенный жест Леон.

– Чья? – оживился Рим.

– Пока не решено, – Анатолий бросил взгляд на хозяина дома.

– Нет-нет, господа, – Леон решительно повел рукой. – У девушки черепно-мозговая травма…

– Но ведь не открытая же, – пожал плечами Анатолий.

– Возможно, задеты речевые центры, и вообще – у нее посттравматическое реактивное состояние. Я врач, я за нее отвечаю. Существует клятва Гиппократа, в конце концов.

– А ты… вы… я постоянно путаюсь, – Рим присел на краешек кресла и взглянул на Леона. – Мы с вами «на ты»?

– С похмелья лучше «на вы», – философски изрек Анатолий. – Оттягивает.

– Резонно, – согласился Леон.

– Ну… как скажешь… те, – Рим покорно пожал могучими голыми плечами. – Так вы, Леон, на самом деле доктор?

– Видите ли… – начал было Леон.

– Сексопатолог он. – Анатолий, запрокинув голову, допил коньяк. – А у тебя чего, не стоит?

– Да нет, я… с этим-то как раз проблем нет. И даже наоборот, но…

– Наоборот? – заинтересовался Леон. – Ну-ка, ну-ка…

– Да тьфу на вас на всех. Где моя одежда?

– Так вы же вчера так и пришел. Вот и Толя не даст соврать.

– Зы-зы-зы… стоп. Дам. Врите, сколько хотите. Тока бабок дайте, и я все что угодно засвидетельствую.

– Я писать очень хочу, а вы говорите, что в доме барышня. Я стесняюсь.

– А ты простынкой обернитесь, вон там, – Леон указал рукой, – в спальне.

– Да это я уже знаю… – Рим смиренно поднялся из кресла и вышел из комнаты.

9

«Ну хорошо, – рассуждал Петр Волков, едучи в один из адресов владельцев белой „единички“, которые слил ему старый приятель из ГАИ, то есть теперь уже ГИБДД, но это сути дела не меняло. – Что мне, собственно говоря, этот осколок дал? Ну лежит он на полу в квартире убиенного (земля ему пухом) Славы. Это нам о чем говорит? Это нам говорит о том, что шел себе этот самый Слава домой и наступил на осколки. Вошел в свой собственный дом, там его грохнули. Все? Все. Но… на этот самый осколок мог наступить и убивец. Мог? Мог. Ну и что? Да и ничего, собственно…»

Волков разозлился, проскочил перекресток на красный свет светофора, еще больше разозлился и, взяв мобильный телефон, набрал номер Германа.

– Алло? – ответил ему девичий голосок.

– Добрый день. А Германа или Светлану… будьте добры.

– Я вас слушаю.

– Света?

– Ну не Герман же…

– Да, конечно, извините. Это Волков вас беспокоит. Скажите, Света, а как мне с Элис поговорить, она когда у вас бывает?

– Да она и сейчас дома. Позвать?

– Будьте любезны.

– А с Сашей что?

– Да все с ним в порядке, он звонил мне сегодня утром, все там нормально.

– Ну и слава Богу. Сейчас, подождите минутку.

– Хэллоу?

– Элис?

– Да, я.

– Элис, извините, пожалуйста, это Петр. Скажите, а… у Славы этого, у него машины своей не было?

– Я не видел, но… мне говорил Жаклин, что он берет машина в рент.

– Что-то не понял я… Это что значит – «в рент»?

– Ну… ой, я не знаю, как сказать… а-а… ну, он, когда ему нужно что-то везти, то он… берет машина и платит деньги.

– Элис, вы меня простите, конечно, но это вы такси имеете в виду?

– Нет… – хмыкнула в трубку Элис, – я не дура. Я толка по-русски плохо говорью, пока… Но… это он брал машина у свой знакомый че-ловьек и платил деньги. Иногда, когда надо что-то везти. А иногда брал… не трак, а такой… как сказать…

– «Трак»… «трак»… А! Грузовик, что ли?

– Ну да, – обрадовалась подсказке Элис, – да, грузовик, но… не очень болшой… такой. Жаклин так говорил. А другой раз брал вэн.

– А зачем ему?

– Я не знаю.

– Ну ладно, спасибо. Роджер.

– Аут.

– Эй-эй! – крикнул вдруг в трубку Петр.

– Да?

– Слушайте, Элис, а почему у вас там, в войсках, на конце связи говорят: «Роджер»? Роджер, он кто?

– Я не знаю кто. Но… просто так говорьят. Когда ты принял информация, говоришь: «Роджер». Когда это… выключался: «Аут». Я так типер даже по телефон говорью, машинално, сори…

– Да ладно, чего уж… пока.

– Пока.

«А она и вправду в войсках служила, – отметил про себя Волков, – не врет. На „Роджер“ среагировала машинально. „Аут“ само с языка слетело. Вот ведь… Может, она, на самом-то деле, этого Славу и грохнула, а? Отжимается от пола, как швейная машинка, Гурский говорит. Да еще на кулаке. Это же не всякий мужик такое сможет. Но… что ей Гекуба? И что она Гекубе? А мне сплошная головная боль». Он остановился на светофоре и закурил. «А чего я, собственно, напрягаюсь? Какое мне вообще дело до всей этой канители? Ну грохнули этого Славу, и дай ему Бог здоровья. Ну обнесли его. Так мало, что ли, по городу краж да мокрух каждый день? Чего это меня так цепануло? Менты там шустрят уже небось вовсю. Надо будет, и Жаклин эту самую разыщут. Мне-то что? Мне свое дело делать надо. С чего я взял, что есть у меня тут свой интерес? – Петр задумался, пытаясь разобраться, что же, собственно, заставило его увязать в сознании этот случай с тем делом, которым он был занят последнюю неделю. Ничего ведь вроде бы похожего в них не было. Ну абсолютно. И наконец вспомнил. – Тьфу ты… Ну да. Краснопутиловская».

А дело было вот в чем.

Еще в первый день, только-только начиная разбираться в обстоятельствах кражи из квартиры своего клиента, он, естественно, обратился к старым приятелям, которые все еще тянули лямку в государственных органах. Этот – здесь, тот – там. Его уважали и по старой памяти сливали кой-какую информацию.

И вот тогда он обратил внимание на один эпизод, проходивший не так давно в сводках: на улице Краснопутиловской, такого-то числа, средь бела дня позвонили гражданину такому-то в дверь. Гражданин спокойненько свою железную дверь с надежным запором сам открыл – чтобы выяснить, чего, дескать, надо? – и кроме крепкого удара по башке ничего уже дальше и не помнил. Затем очнулся на полу в прихожей, обнаружил, что его ограбили, и вызвал милицию.

Волков не обратил бы на этот случай внимания, если бы не одно обстоятельство: в квартире у гражданина тоже был сейф, в котором он и хранил материальные свои ценности. И сейф был с электронным замком. И не был взломан, а был вскрыт. Ну просто открыт, другими словами говоря. Сейф был не такой хитрый, как у волковского клиента, но все-таки… электронный замок, шифр. Поди попробуй у камеры хранения на вокзале цифирки покрути… А у гражданина этого, потерпевшего, за несколько минут управились. Примет злодеев он, конечно же, никаких толком сообщить был не в состоянии, поскольку сам ничего разглядеть не успел, и пребывал тот эпизод по сю пору в состоянии «глухаря»

Петр, конечно, съездил в адрес, раскрыл перед хозяином дома удостоверение (на секундочку, не сильно-то и дав разглядеть) и поговорил с ним.

Тот оказался тучным дядькой в возрасте, из «бывших». В недалеком прошлом его выдавили из каких-то там райкомовских структур, но ему это только пошло на пользу. Он присоседился к солидной коммерческой структуре, не бедствовал, и наличка, на которую его опустили, была легальной. Поэтому он и заявил в милицию безо всякой опаски.

– Ну вы представьте, – отдуваясь и отирая платком красное лицо, говорил он Петру, – ведь средь бела дня! А? Совсем охренели…

– Могло быть и хуже.

– Что? А… ну да. Но это ж надо, а? – Он достал из холодильника бутылку водки. – Не желаете?

– Нет, спасибо, – отказался Петр.

– А я выпью. Никак успокоиться не могу. Как там дело, движется?

– Работаем, – нахмурившись, кивнул Петр.

– Вот ведь… – вздохнул мужчина и привычным жестом опрокинул в рот партийно-правительственные сто грамм.

Волков, конечно, принял этот эпизод к сведению, но ничего, по большому счету, это ему не дало. Так… соображения кое-какие. Тут сейф, и у клиента его сейф. Тут открыли и там открыли. Но больше вроде бы никакой связи и не прослеживалось. Уж больно по-разному все выглядело.

И вот теперь, когда судьба – или уж что там еще – подбросила ему этот случай с убиенным и, предположительно, ограбленным Славой, подсознание Волкова немедленно увязало его (опосредованно, правда, через эпизод на Краснопутиловской) с основным расследованием. Сейфа, впрочем, у Славы не было. Но, во-первых, его квартиру Волков толком не осматривал, может, он и есть где-нибудь в укромном месте. А во-вторых, имеет место удар по башке. В общем, есть над чем подумать, если никаких других зацепок по ходу основного дела нету. Вдруг повезет?

«А без везения в нашем деле никак нельзя, – рассуждал Волков. – Если без везения, так это – за руку разве что поймать. Но это только если тоже повезет, конечно».

Он подъехал к очередному светофору и повернул по стрелочке с Невского проспекта направо, на улицу Марата.

«Волка ноги кормят. Подумаешь, ну потерял полчаса с урками этими. Ну еще два-три адресочка на фарт пробью, шофериков этих, которые на „копейках“ белых рассекают. Тех, кто поближе живет. Ну не стрельнет и не стрельнет. А вдруг… Глядишь, и повезет. Чего лениться-то?»

Он закурил еще одну сигарету.

«А где связь между этим ДТП и тем, что у Славы на адресочке случилось, а? – не спеша рассуждал Петр далее. – Есть она вообще? Не факт. Но… вот не было бы этого осколочка у него на полу, и мыслей бы всяких не возникало, ей-богу. А так… ну не дает он мне покоя. Но ведь, с другой стороны, что же это получается? Влетают злодеи в скромные „Жигули“ первой модели, делают хозяину „козу“ – сиди, мол, урод, на жопе ровно, не до тебя, мы тут воровать и грабить приехали – и спокойно идут к Славе на хату? Бред… А если они-то как раз на „единичке“ и подгребли, и это в них, наоборо;, въехали? Без разницы. Роли не играет».

Петр выбросил в окно сигарету и повернул с Марата на Колокольную.

«А вот… а вот если это сам Слава на иномарке кого-то возле своего дома тюкнул и, как честный человек, решил на месте разобраться, тогда… Прости, мол, браток, виноват, каюсь, сейчас домой за бабками сбегаю… Своей тачки у него нет, но права-то должны быть. Ведь брал же он, как выясняется, машины разные время от времени „в рент“. Вот тогда и появление его, неожиданное для злодеев, в доме своем, и осколочек на ботинке – все в цвет. Ведь наверняка они пасли квартиру сначала, знали, что его дома быть не должно. А тут вдруг – такая незадача… Могло и до рукоприкладства дойти с известным нам результатом. Тогда и с хозяином „копейки“ есть о чем говорить. Что-то же он мог видеть, а? Может так быть? Теоретически… почему нет?»

Волков сделал еще один поворот, въехал в Поварской переулок и остановился у дома четырнадцать.

«Ладно, – сказал он сам себе, уточняя адрес по бумажке, – тут, на пустом месте, такого понасочинять можно, что… ДТП, мокруха… Может, и нет никакой связи вовсе. Мухи отдельно, котлеты – отдельно. Чего гадать? Трясти надо».

Он вышел из машины, закрыл дверь и направился к парадной. У дверей остановился и окинул взглядом улицу, пытаясь заметить белую «единичку». Ее нигде не было видно.

– Может, его и дома-то нет, – пробурчал себе под нос Волков и шагнул в подъезд.

10

Поднявшись по лестнице, Петр остановился перед дверью квартиры и, немного подумав, нажал на кнопку звонка.

– Да! – послышалось из-за двери. – Минуту!

Затем дверь отворилась, и на пороге возник очень высокий худощавый мужчина лет сорока с чем-то. Его черные с проседью волосы были коротко, по-армейски, острижены, концы усов чуть опущены по краям рта, на щеках проступала щетина.

– Волков, – представился Петр, – Петр Сергеич.

Мужчина посмотрел на него долгим и, как показалось Петру, каким-то обреченным взглядом больших темных глаз, а потом сделал шаг в сторону.

– Да, – глубоко вздохнув, наконец сказал он. – Конечно же. Я вас давно жду. Проходите.

Петр вошел в прихожую.

– Денис Григорьевич?

– Так точно, – подтвердил хозяин дома. – Я. Седов Денис Григорич, кап-два. – И вдруг, неожиданно крепко хлопнув себя ладонью по лбу, прорычал, глядя куда-то в потолок: – От дур-р-рак…

– Да? – искренне посочувствовал Волков.

– Ну а как же иначе?! – Кап-два широко взмахнул длинной рукой, приглашая Петра в комнату.

Петр прошел.

– Присаживайтесь, – Седов указал на один из стульев возле стола. На столе стояла почти пустая литровая бутылка водки, один стакан и несколько растерзанных вяленых лещей. – Минуточку.

Кап-два вышел из комнаты и громко сказал на ходу уже из коридора:

– Вы не волнуйтесь! Я теперь никуда уже не убегу.

– Да я, собственно… – пожал плечами Петр.

– Вы, простите, в каком звании? ~ Вернувшись из кухни, Седов поставил на стол второй стакан, непочатую бутылку водки и бросил двух лещей.

– А что?

– Да. Собственно говоря, вы правы, – капитан второго ранга уселся на стул и с хрустом отломил лещу голову, – У иного вашего лейтенантика генералы рыдают, как дети.

Волков согнул пальцы, внимательно посмотрел на свои ногти, а потом достал из кармана пачку сигарет:

– Можно?

– Конечно, разумеется.,. – Хозяин встал, вышел из комнаты и, вернувшись, поставил на стол большую хрустальную пепельницу. Петр закурил.

– Знаю, что не положено, – Седов плеснул в стаканы водки. – Но… я ведь еще офицер, так? Погоны-то ведь с меня никто еще не снял? Я еще и застрелиться могу. Имею право. Так что уж не побрезгуйте.

Волков взял стакан.

– Ну… вперед. – Кап-два выпил водку. – А потом я все скажу.

– Вперед, – согласился Петр и тоже выпил. Седов, поморщившись, поставил стакан на стол и стал сильными пальцами рвать леща. Волков курил.

– А машина ваша где? – спросил наконец он, погасив сигарету в пепельнице.

– В гараже, – не глядя на него, кивнул головой куда-то в сторону хозяин дома. – Я-то думал, что без нее вы меня не найдете. От ить дур-рак… Ну дура-ак…

– Давайте-ка вот что. – Петр мягко положил руку ладонью на стол. – Давайте-ка все по порядку,

– Есть, – кивнул капитан, отрывая от хребтинки длинный жирный кусок. – Щас все сдам. Погоди.

Он плеснул в стаканы еще водки.

– Хороший ты вроде мужик. Не ожидал я даже. Давай? И вот леща бери.

– Н-ну давай…

Они выпили, и пока Петр жевал соленое рыбье мясо, хозяин дома встал, вышел в соседнюю комнату и, вернувшись, положил на стол, смахнув с него широкой ладонью на пол ошметки, небольшой черный пластиковый пакет.

– Вот, – коротко сказал он. – Тут все. Петр вынул из кармана носовой платок, протер им руки, убрал платок обратно и, развернув пакет, стал выкладывать из него на стол какой-то плейер, зажигалку, несколько небольших блокнотов, авторучку и что-то еще, с виду очень похожее на компактное зарядное устройство. Разложив все это перед собой, он некоторое время молча смотрел на предметы, а потом поднял глаза:

– Не все мне понятно…

– Докладываю, – Седов взял в руки небольшую пластиковую коробочку с кнопками.. – Это машинка шифровальная, она к компьютеру подключается, – он отложил ее в сторону и указал пальцем на плейер: – эта вот хреновина – передатчик взрывной трансмиссии, он все сжимает и выстреливает. Вся передача – секунда, полторы максимум. Это – блокноты для тайнописи, у них бумага в воде растворяется, это фотоаппарат и, ну… прочая ерунда.

– Ага, – кивнул Петр, откинулся на спинку стула и неторопливо закурил сигарету.

«Вот ведь, мать твою за ногу… Шпиона поймал, – обескуражено, но сохраняя невозмутимое выражение лица, подумал он. – И что мне теперь со всей этой хренотенью делать?»

– Только вы отметьте, пожалуйста, там… ну, где положено, что сдал я вам все сам, по собственной воле. Это можно?

– Подумаем, – вздохнул Волков.

– Я же ведь ни разу еще… ну… этим не пользовался. Я же только вчера все вот это вот в руки-то взял! Меня ж шантажировали! А у меня дочка маленькая, пять лет. У вас дети есть?

– Вроде нет… – в раздумья пожал плечами Волков.

– Ну вот. Куда ж мне… От дур-ра-ак!.. ~ Кап-два опять крепко хлопнул себя ладонью по лбу.

– Спокойнее, – мягко сказал Петр. – Давайте уж… по порядку.

– Ну да. Хорошо. То есть мы пока… без протокола?

– Без протокола.

– Хорошо. – Он на несколько секунд задумался. – Когда ж это было-то? С полгода… нет, больше. Короче, где-то по осени, в августе, отпуск у меня был как раз. Ага. Жена с дочкой на даче были, а я в город приехал, что-то мне надо было, уже и не помню. Ну и… что греха таить, встретил я приятеля очень давнишнего, зашли мы с ним – тут рядом, там наливают – по сто грамм выпили, еще по сто. А он в гости собирался, к своему какому-то приятелю, ну… в результате, вместе мы с ним и поехали. Я потом, если надо будет, имена, фамилии – все вспомню. Ну вот… а он, приятель-то, к которому мы в гости пришли, – художник. Мы у него в мастерской были. Компания там веселая, натурщицы, все такое, ну… чего объяснять? Короче, выпил я крепко. Крепко выпил. Там и заночевал. Да! А до того, ну, как это… «дело к ночи», я у приятеля – где, мол, ты теперь? Он мне – там-то и там-то, а ты? Ну и я, спьяну-то: «Преподаю потихоньку». Он: «Ну? Молодец! А где?» А меня ну как за язык кто-то тянет: «Да в Ленинского комсомола. На ракетной кафедре…» Ну и все. Вроде к этой теме больше и не возвращались. Ну вот… А утром я просыпаюсь – башка-а… Теплая и мягкая, как жопа, и что-то в ней булькает. Приятеля моего нет, а рядом со мной зато лялька в койке. И хозяин улыбается. И на столе все уже стоит.

Короче, тормознулся я там, почитай, на неделю.

Все как в тумане. Кто-то приходит, кто-то уходит, а я анекдоты травлю да истории разные. А все хохочут.

Ну… выбрался я, короче, из мастерской этой на свет Божий уж и не помню на который день и поехал на дачу. Жене что-то наврал, она подулась-подулась, да и отошла. Я уж и забывать обо всем этом стал, но тут, перед Новым годом самым, – звонок телефонный:

– Денис Григорьевич?

– Я, – отвечаю.

– Здрасте, – говорят, – надо бы встретиться.

– А вы кто? – спрашиваю.

– Да вам мое имя ничего не скажет, – отвечает. – Вы подъезжайте лучше вот по такому-то адресочку, там и поговорим.

– Никуда я не поеду, – это я ему говорю, – пока не представитесь и не скажете, что вам нужно.

– А он смеется:

– Да вы не волнуйтесь, мы с вами знакомы, только имени моего вы все равно не вспомните. Мы с вами выпивали вместе в мастерской у Алферова, в августе, припоминаете?

– И что? – я ему говорю, а у самого сердце уже нехорошо так как-то… тук-тук…

– Короче, вот вам адрес, – он уже с напором, – и приезжайте сегодня. В двадцать ноль-ноль. Можете?

– Могу, – я ему отвечаю. И поехал. Седов пожал плечами и, плеснув в свой стакан водки, потянулся к тому, что стоял напротив Волкова. Тот накрыл свой стакан ладонью.

– Понял. – Кавторанг поставил бутылку. – Ну, а я хряпну. Ну вот… Короче, приезжаю, встречает меня мужик. Улыбчивый такой. И дальше… ну все, как в кино, – чай-кофе предлагает, водочки, а потом кассету ставит, видео, а там… мама дорогая!.. Мало того, что я с девкой этой барахтаюсь как умалишенный, я еще каким-то там иностранцам на пальцах доказываю, какие американские ракеты говно против наших новых разработок. И, блядь, что-то ведь там на салфетке карандашиком чирикаю и пальцем тычу. В общем, ничего такого особо секретного я, конечно же, не выкладываю, все в общих чертах, но все так смонтировано, что… я же там слова всякие произношу: «Гранит», «Гранат», «Шквал». Короче, попади эта кассета куда надо, мама дорогая… Я, пока ее смотрел, аж взмок. Почему-то мне не кто-то там, а особист наш сразу представился. Сука он у нас редкостная, и фамилия у него – Шарудило… А этот улыбчивый и говорит: «Вы не переживайте. Вы думаете, что вы один такой, что ли? Не один, я вас уверяю. И ничего такого особенного от вас и не требуется. Живите себе, как жили, но только про кассетку эту помните. А месяца где-то… через три-четыре вам связник наш посылочку небольшую передаст с инструкциями. Ну и аванс какой-никакой. А там видно будет». С тем я от него и ушел. А он мне, уже в дверях, на прощание: «Да! Только вы уж не теряйтесь никуда, пожалуйста, а то нам вас через политотдел разыскивать придется. Или как он у вас там теперь называется?» И смеется, гад. Ну… я желваками-то поиграл и ушел. А что делать? Не к Шарудиле же идти… – Седов отстранение замолчал.

– Продолжайте, продолжайте, – напомнил о себе Волков.

– Что? А, да… Никому я ничего не сказал, конечно. Месяц прошел, два, три. У меня даже мысль такая глупая появилась, что, дескать, может, само собой рассосется. Может, забыли про меня? Не-ет… – Кап-два хищно оскалился. – Как же… Звонят тут третьего дня, интересуются:

– Как семья? Как служба?

– Ничего, – говорю, – вашими молитвами. Короче говоря, назначают встречу. Я подъезжаю куда сказано, останавливаюсь, связник их ко мне в машину садится – ни пароля, никаких этих глупостей. «Денис Григорьевич?» – вот как вы. "Я", – отвечаю. «Вам посылка», – и пакет мне, вот этот. И все. И собирается выходить. И вот тут-то мне в жопу тачка – бум! Место там широкое, проехать можно, я плотно у поребрика стоял. А он в меня все-таки впилился. Ну явно нарочно. И лоб такой здоровенный из-за руля выскакивает и ко мне. Ну, думаю, все. Вот и приехали. Только я-то себе арест иначе представлял, группа захвата, то-се… Смотрю, и правда, он игру какую-то затевает – идет ко мне один (второй в машине остался) и начинает под бандюгана такого отвязанного косить.

– Ну чего, – говорит, – баран, ментов будем вызывать? Расскажешь, как обгонял, как подрезал… Или на месте разберемся и разойдемся по-хорошему? – А сам на связника мое-то поглядывает.

– Лучше бы на месте, – это я ему говорю. – Только у меня денег с собой нет.

– Ничего-ничего, – это уже связник говорит. – У меня есть, я заплачу, а вы езжайте. Лоб этот на связника смотрит и говорит:

– Отвечаешь?

– Я заплачу, правда.

– Покажи деньги.

– Вот… – Связник мой доллары вынул и показывает. – Сколько?

– Ну… тут считать надо. Ладно, ты езжай, командир, так и быть, – это он мне. – Мы тут сами разберемся.

И связник на меня тоже смотрит и говорит:

– Езжайте.

Я и уехал. Что там за игры… Связнику-то было важно, чтобы я с посылкой этой как можно скорее оторвался, это понятно. Ну а этим двум… Я не знаю. Слишком хитро это для меня. Волков задумчиво молчал. Капитан поскреб щетину на подбородке и плеснул себе водки.

– Я-то, как отъехал, в гараж махнул, – продолжил он, выпив налитое одним большим глотком. – Ну… не в себе маленько был явно. Думаю – машину спрячу, посылку выкину, и все. Оторвался же вроде. Связника этого они явно сейчас повяжут, про меня говорить ему не с руки, это уж всяко, вот и выскочил! А потом, в гараже уже, посидел, подумал… "Нет, – говорю сам себе, – поздно, Клава, пить боржоми.

И там я на крюке, а может, уже и здесь". Вернулся домой, водяры выпил и стал посылку эту распаковывать. Распаковал вот… – кивнул он на лежащие на столе аксессуары бойца невидимого фронта.

Волков взял со стола и крутил в руках передатчик.

– Они еще и инструкцию вложили, – Седов жевал кусок вяленого леща, – наиподробнейшую. Из расчета на дурака. Что к чему. Дескать – «в определенное время, проезжая на общественном или ином транспорте мимо посольства, вы нажимаете на кнопку, и сеанс связи практически закончен. Передача длится от одной секунды до полутора. Засечь вас невозможно…» – ну и так далее. Да! И инструкция-то тоже на такой бумаге… короче, сунул я ее (по их же рекомендации) в миску с водой, она и растворилась. Только муть одна осталась. В миске и в башке. Вот со вчерашнего вечера водку и жру… только не берет меня. Хорошо хоть вы пришли. Сразу как-то полегчало, честное слово. Жена в больнице, дочка у тещи. Никто выть не будет. Ну? – Он решительно встал из-за стола, распрямился во весь свой рост, вытянул руки по швам и отрапортовал:

– К ответу перед Родиной готов! По всей строгости закона.