Текст книги "Рай. Бин Фрай!"

Каким образом американский самолет мог долететь до тайги – непонятно.

Они успели вовремя. ПП, Пел и Сор уже чуть не поджарились от сильного огня. Горела тайга. Рельсы заканчивались в ста одном метре от завода. Ребята бежали наперегонки с соболями и черно-бурыми лисицами. Птицы старались взлететь, как можно выше в небо, чтобы спастись от беспощадного огня. Даже облака и те поднялись выше, а многие ушли за горизонт.

– Быстро вы, – сказал Пел.

– Я думал, вы ни за что не успеете, – сказал Сор.

– Если бы все работали с такой производительностью труда, как ты, мой друг, Машина, мы реально стали бы жить как при… капитализме уже через пару лет.

– О чем они говорят, мой друг? – спросила Марта своего Королева. Она так его называла в память о своем муже Вернере фон Брауне. А при чем здесь Королев? Ну, он работал вместе с Вернером. Они, так сказать, были близки. И когда фон Браун бежал к американцам, они поженились. Кто? Королев и немка Марта. Не официально, конечно. Они просто обменялись кедровыми шишками, и спели песню:

– Мы ракетчики оба с тобою. Не ищи проторенных путей. Закаленные в вечной шарашке таежной, мы открыли полет на Луну. – Дальше шел рассказ о том, что несмотря на бесконечные научные исследования они не отказались от секса. Просто, как ученые они изобрели способ, как в тайге не отстать от американцев и немцев, тогда еще непобежденных. Способ этот очень простой.

– Надо заниматься этим не по ночам и долго, а в любое время днем. Пусть это будет коротко. Был даже вывешен на рабочем месте лозунг:

– Если у вас есть пятнадцать минут, свободных от экспериментов:

– Не теряйте их даром. – Даже если вы запустили ракету, и уверены, что она не взорвется раньше, чем через пятнадцать минут:

– Смело переходите к обжиманиям, обниманиям, поцелуям и последующим процедурам. Вы удивитесь, сколько свободных пятнадцати минуток у вас найдется во время рабочего дня. Имеется в виду, конечно, не восьмичасовой рабочий день, как был при коммунизме, а двенадцатичасовой, шарашковый. Но и не шестнадцатичасовой, как сейчас. При шестнадцатичасовом рабочем дне секс не возможен. А то все думают, думают, почему людей умирает больше, чем рождается. Ответ ведь простой:

– Не надо работать по шестнадцать часов в сутки.

– А на что жить тогда? – спросит кто-то. И добавит: – Да и нет таких работ.

Дилемма.

Машина уже выехал на круг для разворота, когда увидел двух человек. Они бежали по прилегающему к железнодорожной насыпи леску, и махали руками.

– На них ничего нет, кроме дубовых листьев, – крикнул Сор.

– А дубы здесь не растут, – добавил Пел.

– Зато растут на заводе, – сказал ПП. – Это эти, как их, библиотекарши. Я заходил в библиотеку. Хотел перечитать мартовские тезисы Ле-Нина. А то уж не знаю, что и делать в этой ситуации.

– Я думала, они погибли, – сказала Марта. И добавила:

– Ведь сколько лет-то уж прошло!

– Сколько? – не понял ПП.

– Да уж года два-то точно, – сказала Марта.

– Получается, что они два года по лесам скитались, – сказал Пел. – Странно, как-то.

– А для нас, как один день, – вздохнул ПП, и посмотрел на небо. Потом добавил: – Думаю, мы прибываем к Млечному Пути.

Далее, Тетя и Мотя продолжают бежать за паровозом.

– Хорошо, останови, давай их посадим, – сказал ПП.

Но не услышал ответа. Ребята решили, что у них есть свободные пятнадцать минут, и по шарашковой привычке занялись сексом. Прямо на угле в тендере.

– Паровозом никто не управляет, – сказал Сор.

– Где машинист? – удивился Пел.

ПП открыл дверь, и увидел ребят на угле. Что он сказал? Сейчас посмотрим. У меня все разговоры записаны. Ага. Вот:

– Если бы у нас все так ценили свободное время, детей бы хватило на всех. – И добавил: – Не будем им мешать пятнадцать минут. Надо законодательно закрепить за каждым это право.

Пел хотел спросить, какое право имеется в виду, но передумал. Вроде и так все ясно.

Наконец Марта закурила сигарету. Она вышла во вторую кабину пилота, так она называла машиниста, и выглянула в окно. Девушка пустила струю дыма прямо в мелькающие мимо кедры. Она попросила у Машины восьмикратный бинокль, который когда-то дед ее сам лично купил в театре у Шарапова. Как известно этот парень любил отличную оптику.

Далее, откуда в паровозе вторая кабина пилота.

Давно, еще в прошлом, даже позапрошлом веке, в общем, лет за семь до революции девятьсот пятого года Ле-Нин ехал в поезде с Надеждой Первой. Они ехали, как это часто бывало не в вагоне первого класса, и даже не вагоне третьего. Стараясь запутать филеров, Ле-Нин предложил своей подруге прокатиться прямо в локомотиве. В локомотиве истории. Но старая история, как старая форма не устраивала посланца Млечного Пути. После этого раза, он поклялся, что обязательно уговорит предпринимателей делать паровозы с двумя кабинами. Одна для пилота, другая для нормального человеческого отдыха. Ведь восьмичасовой рабочий день – это не декларация, как и не намерение догнать Америку по производительности труда, а Китай по числу народонаселения.

– Надо делать двойные кабины во весть рост, – сказал ПП на съезде производителей русских машин. – Он считал, что это гениальное решение, ибо просто-напросто напрочь забыл мартовские тезисы Ле-Нина. А ведь там черным по белому написано, что надо делать не только паровозы, но и Камазы с двойной кабиной. И все потому, что:

– Практика – критерий истины. – А в тот вечер, день и ночь Ле-Нин с Надеждой Первой так испачкались в угле, что на финско-литовской границе его никто не узнал. А так бы его могла ждать судьба Гришки Отрепьева. Повезло. Но даже ради конспирации:

– Не пожертвую цивилизацией, – сказал он.

Но не так просто заставить русских пользоваться цивилизацией. Хотя в этом паровозе была вторая кабина, она была до самого потолка заставлена разной аппаратурой. Но благодаря этому Марта вспомнила, а точнее, ей показалось, что с ней это уже бывало.

Машина сказал, что не может остановить паровоз.

– Почему? – спросил ПП.

– Он больше не заведется.

– Что значит не заведется?

– Ни угля, ни дров в запасе больше нет.

– Но как-то же он едет. – Удивился даже Пел.

– На инерциаторе. Раз завели, и теперь едет.

– Мы можем остановиться и напились дров, – сказал ПП. И добавил: – И опять тронемся.

– Кто пилить будет? Одни интеллигенты. – Мрачно констатировал Машина.

Далее, ПП лично вызывается пилить деревья для паровоза.

– Вы так беспокоитесь о них? – удивилась Марта. – Это ваши родственники?

– Конечно, нет. Просто это люди той страны, которой я управляю.

– Они могли бы пешком дойти до завода, где производят Даблы сверхъестественного качества, – сказала Марта.

– И вообще, жизнь на природе среди дубов и кедров – это счастливая жизнь, – сказал Машина, притормаживая паровоз. Ему было ясно, что ПП не успокоится.

– Как вы уже поняли, друзья мои, мы подлетаем к Системе Млечного Пути, – сказал ПП. – Пространственно-временной континуум меняет свои очертания. Исходя из вышесказанного, можно ожидать, что завод этот находится уже довольно далеко отсюда. И, что очень важно, те семьсот километров, которые им, – он показал на все еще бегущих, но уже согнувшихся в три погибели из-за сбившегося дыхания женщин, – придется пройти, частично могут оказаться заснеженными. Почему? Как спросил бы, как обычно сам себя царский генерал Ру. И ответил по Александру Сергеевичу Пушкину:

– У меня время рассчитано по календарю! – Что это значит? Это значит, что вижу – то пишу! Вчера ложился спать, вроде бы было лето. Просыпаюсь – зима. Я что, должен писать:

– Осень неожиданно наступила, высохли совсем цветы, и глядят уныло с ветки снегири? – Нет, конечно, нет, друзья мои. Никакого смешения полов и никакого смешения времен. Они существуют отдельно.

– Я боюсь, они здесь одичают, – сказала Марта.

Действительно, если Тетя и Мотя навсегда останутся в тайге, где нет музеев и библиотек, то они могут превратиться в две бабы-яги, сидящие вдоль дороги и поджидающие дичь. Какого-нибудь Кули. Но не дождутся. Он сюда никогда не приедет. Зачем? Для его представлений есть Париж, Лондон, Лос-Анжелес. Как бы девушкам ни хотелось, на них уже никогда никто не будет лаять.

Но… но Машина остановил паровоз. Девушки уже не бежали. Они упали метров за сто. Думали:

– Чуть-чуть, совсем чуть-чуть не добежали до своего счастья, – сказал Сор.

– Нет, они живы, – сказал Пел, пощупав у девушек пульс.

Еще раньше в тендере под углем нашли стратегический запас, спрятанный здесь во время войны. Это была американская тушенка а ля Бродский, сардины а ля Штирлиц, пирожные долгого хранения, коньяк. А ля – означало, кто их доставал. Бродский, имеется в виду отец Бродский. Как был Дюма-отец.

Девушкам сразу предложили коньяку и пирожные. Они ожили и попросили одежду.

– Эта совсем поистрепалась, – сказала, счастливо улыбаясь, Тетя. Мотя тоже была счастлива. Как она сказала:

– После перенесенных ужасов чувствую себя счастливой. После Потопа я попала на остров Ганнибалов. Представляете, они ели людей.

– Они вас не съели? – спросил Пел.

– Нет.

– Почему? – спросил Сол.

– Я сама их ела. Не самих, конечно, не Ганнибалов, а тех, кого они ловили. Однажды мне попался Кули. Я начала его есть не с внутренностей, как обычно, с сердца там, печенки, легких, а схватила этого парня за крыло. И должна вам сказать, очень правильно начинать с крыла. Это диетическое вкусное мясо. Не хуже, чем у кролика. Правда, нет меха, одни перья. Но их не надо выбрасывать. Пойдут на подушку. К тому же ведь вы не сможете съесть сразу всего Кули. А без крыла он никуда не улетит. Так сказать, Европа и Америка ему заказаны.

– Но без сердца он тем более никуда не улетит, – сказал Пел.

– Это верно! Но он умрет, а хранить негде. Было лето. Лето, ах лето, лето знойное громче пой, – пропела Тетя. И добавила: – Это была наша любимая тюремная песня. Точнее, одна из любимых.

– Какая вторая? – спросил Сор.

– Вторая? Песня про грузин. Сейчас вспомню. А! Ты не печалься, ты не прощайся. Ведь жизнь придумана не зря. Нет, не эта.

– Выпейте еще коньяку, – сказала Марта. – Это не немецкая баланда. Это Камю – Франция.

– Хорошо, давайте. На чем мы остановились?

– Вы сидели в тюрьме и пели революционные песни, – сказал Пел.

– Ах, да! Вторая песня была об отсутствии в этом мире печали. Как же там… Парень и девушка у моря. Наверху их дом приличных размеров. Слуга негр.

– Рабыня Изаура, – сказал Машина.

– Что?

– Наверное, это песня из русско-израильского фильма Рабыня Изаура, – сказал Машина.

– Что?

– Ну там про Моссад было? В конце он вместе с любимой девушкой едет на американском джипе через Синайскую пустыню, чтобы ударить в тыл наглым египтянам.

– Почему они наглые?

– Ну, а как же? Считают, что умеют водить автобусы, а сами так и сыплются в пропасть, так и летают туда, как будто у них есть крылья. Ладно бы сами прыгали, но ведь они тащат за собой пассажиров целого автобуса! Когда я….

Но Марте не дали договорить.

– Что вы все о себе, да о себе, – сказала Тетя. – Дайте сказать человеку.

– Кому? – не понял Машина.

– Мне, кому же еще, – радостно закричала Тетя.

Далее, песня. Игроки Что? Где? Когда? Варлам Шаламов. За что сидят.

– Вы не врете? – спросил Сор. – Ваш рассказ не плод воображения?

– Нет, что вы, конечно, нет. Я могу рассказать подробности.

– Нет, если не хотите не надо, – сказал Пел. – Просто нам интересно знать, что происходит в реальности.

– Подробности? Вот, пожалуйста. Был у нас один парень. Серьезный такой, бывший председатель колхоза. Никогда не смеялся. Поймали тогда прекрасную девушку. Кажется, американку. Она была очень похожа на любовницу Сильвио Берлускони. Русско-украинскую блондинку. Так он съел ее один. Полностью вместе с костями. Никто, правда, не обиделся. Тогда с охоты привели много народу. Всем досталось как минимум половина целого. Забыла, как звать эту девушку. Сейчас вспомню, – добавила Тетя, сделав большой глоток Камю. Многие чуть-чуть отодвинулись. Хотя, в общем-то, пугаться было нечему. Тетя просто подняла руку с бутылкой.

– Че-то меня подташнивает, – сказал тогда этот угрюмый парень. Его звали Лука. Почти, как апостола. А! вспомнила, как ее звали. Нет, опять забыла. Что-то такое на Д.

– Дина? – спросил Сор.

– Нет, какая еще Дина? Нет. Это было такое прекрасное, благородное слово. На Д, понимаете?

– Что ж цэ таке? – спросил, подходя ПП. Со лба у него катил поп. Ведь он в одиночку валил лес для паровоза. Только Машина иногда помогал ему пилить деревья по размеру топки паровоза. И только после того он пошел помотать ПП, когда Марта его вежливо попросила об этом.

– А вы не знаете? – просто спросила Тетя.

– Нет. Я надеялся это узнать от вас.

– Узнаете. Я сейчас вспомню. На д.

– На д?

– На д. Сейчас вспомню по ходу дела.

После этого случая Лука частенько стал говорить после вкусного обеда:

– Что-то меня опять подташнивает? – И это, заметьте, с самым серьезным видом.

– Наверное, опять Демократию съел, – неожиданно сказал ПП.

– Да, это была такая прекрасная девушка. Простите, что вы сказали? – И добавила, хлопнув ладонью по бутылке: – Да, именно так ее и называли тогда. А вы тоже с ней были знакомы?

– Мотя тоже была с вами? – спросила Марта.

– Нет. Но позже она ко мне присоединилась.

– Ее тоже хотели съесть?

– Разумеется. И знаете почему?

– Почему?

Тетя попросила большую банку американской тушенки.

– Знаете, что я вам скажу, – сказала она, открыв самостоятельно банку большим спецназовским ножом и попробовав этот америкэн экспресс, – она очень вкусная.

– Кто? – спросил ПП, – тушенка или демократия?

– Демократия, разумеется, друзья мои. Она такая вкусная, что ее всегда так хочется съесть. Как мороженое, которого нам так и не хватило в детстве. Она такая желанная, такая вкусная!

Меня бы никогда не стошнило.

– Простите, я так и не понял, почему и Мотю хотели съесть? – спросил Машина.

– А разве я не сказала? Дело в том, что тело человеческое такое же вкусное, как:

– Демократия. – Ее трудно не съесть. Слишком велик соблазн.

Глава четвертая

Тише, Танечка, не плачь, не утонет в речке…

Варлам Шаламов. Завоеватель России. Пятнадцать и пять по рогам. Эрнест Хемингуэй. Круг Адрияна Прохорова. Круг мертвых родственников. Посредник. Блокировка перевода. В Синайской Пустыне в обнимку с переводчиком Моссада. Дольф Лунд. Пили. Вирус Каспера. Чип перевода без перевода – это Чаша Грааля.

Непобедимая Армада. Миша Ширви. Синдром Доверия. Когда в ресторане начинается жизнь. Дольф и Маша уходят от погони.

Необходимо доказать, что жить станет лучше и веселей. До счастья – всего лишь один поворот. Счастье на улице Кой-Кого. Куськина Мать. Ники Сер и Леон Иль. Эрнст Неизвестный. Мы Америку догоним.

Генерал Пили. Тушенка: прямо со склада. Как Том Кру.

Дольф и Каспер на крыше штаба. Революционная ситуация. То есть. Изменение прошлого. Каспер Великолепный. Римейк Ахиллеса. Приводные ремни в остатке. Черный Человек. Солдаты контратакуют спецназ. Дольф – Варлам. Подземное Царство. Недоступная Ангара. Погиб поэт – невольник чести. Человек с баяном. Тучи над городом встали. Ле-Нин, Верующий и Неверующий. Не заранее, как Сезанн и Ван Гог. За счастье народное бьются отряды рабочих бойцов. Ле-Нин поднимается вверх. Из всех искусств для нас важнейшим… Молчание становится тягостным. Дабл В на воздушной подушке.

Они поехали. Поезд едва успел набрать скорость, когда ПП увидел в бинокль небольшую группу.

– Ты умеешь читать по губам? – спросил он Пела.

– Я могу, – сказала Марта. – Сейчас, сейчас, я скажу, о чем они говорят. – Кажется, они разгадывают тайну мироздания. Что-то очень важное. Ага, так. Задача, которую пытаются решить люди со времен Петра Первого. Эти ребята были сосланы сюда в тридцать седьмом. Пока и им не удается решить эту задачу. Да, они не могут дать ответ. ПП заинтересовался.

– Что бы это могло быть? – спросил он. – Прочти по губам.

– Сейчас, сейчас. Так:

– Тише. Тише, Танечка, не плачь, не утонет в речке… – и тишина.

(Здесь и других местах эта фраза – стихи Агнии Барто)

– Я ничего не понял, – сказал Пел.

– Это хоку, Только русское, – сказала Тетя. Мотя ничего не говорила. Она все это время ела тушенку и пила коньяк. Видимо, переживала очень большой стресс. – Нужно закончить предложение.

– Прочтите еще раз, – сказал Пел.

– Может быть, я не хорошо понимаю по-русски, – сказала Марта. – Но они не могут завершить хоку:

– Тише, Танечка, не плачь – не утонет в речке… – И тишина. – При обсуждении они предлагали ответы:

– Гидроплан, дирижабль, подушка, и даже:

– Передача:

– Что? Где? Когда?

– Я вспомнил, – сказал Машина, – их сослали в Сибирь за то, что они так и не дали ответ на этот вопрос. Кажется, это было в тридцать восьмом. Уже вроде завязали. Но такой вопиющий случай не мог быть оставлен без внимания.

Да, это была Передача: Что? Где? Когда? – Передача рассказывала известное о неизвестном.

– И самое плохое во всем этом, – сказала из своего угла Мотя, – что при Владимире Ворошилове они бы дали ответ на этот вопрос. Ведь очень важно, кто его задает. Люди автоматически ищут там, где лежит пространство мысли ведущего.

Паровоз пролетел мимо. Ребята были так увлечены обсуждением, что даже не попытались перекрыть рельсы, чтобы спастись. Они непременно хотели дать ответ на этот неизвестный вопрос.

– Зато они преданы игре, – сказал Пел.

– Если я правильно поняла, – сказала бесцеремонно Марта, – эта игра для козлов и мух. Можно не дать абсолютно ни одного ответа и считаться знатоком.

Они не долго радовались. Через сто километров они увидели, что путь перекрыт поваленными деревьями.

(После Гарри).

На рельсах стоял один человек. Он был в шляпе и с деревянным чемоданом в руке.

– Что будем делать? – спросил Машина.

– Дави, я такого роста не помню, – сказал Пел.

– Что, серьезно? – решил уточнить Машина.

– Нет, это шутка, – сказал ПП. – Этот парень выведет нас из этого таежного лабиринта.

– Это Иван Сусанин? – спросила Марта.

– Это Варлам Шаламов, – сказал Сор. – Был сослан сюда за издание биографии Ст-Лина. Книгу пропустили, так как думали, что это просто новый вариант жизни Завоевателя. Но все было не так. Как говорится, люди видят, но не замечают. Ибо книга была названа не так, как первое издание под редакцией Ники Богоса:

– Эстэ-Лин Завоеватель, а:

– Эстэлин – Завоеватель России.

Получил он за этот римейк немного: пятнадцать и пять по рогам.

– Послушайте, а это не пьяный Квент? – сказал кто-то.

– Действительно, похож, – ответил Машина. – Шляпа, плащ. – И добавил: – Нет, тот ниже ростом. И во рту у него трубка, а у этого кубинская сигара. Что значит старые связи.

– Ему прислал Фидель?

– Нет, ему прислал Эрнест Хемингуэй.

Взять Варлама на поезд было не просто. Ибо он вошел в круг, о котором долго мечтал. Этот круг назывался у мистиков кругом Адрияна Прохорова. Круг мертвых. Точнее круг мертвых родственников. Некоторые с надеждой думали, что Варлам умер. Нет, он добровольно ушел на свидание со своими родственниками. И… и вернулся! Куда? А вот сюда. Как и Хемингуэй с Ки-Уэста, так и Варлам с Амура слал свои произведения в издательства всего мира.

– У него должен был быть посредник, – сказал Пел.

– Почему? – спросила Марта.

– Кто-то же должен переправлять письма покойного с того света на этот, – ответил за друга Сор.

– Должен быть кто-то похожий на Марию Магдалину. Половина ее здесь, а половина на том свете.

– Гут. Хорошо. Я буду посредником.

– Кто? – спросил ПП.

– Я, – сказала Марта. И добавила: – У меня есть вторая половина, которая умерла. Да, да, я ее не чувствую. Но, – она подняла вверх палец, – иногда я понимаю:

– Она у меня есть. Да.

– Нет, это слишком самоуверенное заявление, – сказала Мотя. Она уже немного очухалась. И решила проявить активность. Ну, пожалуйста! Я тоже хочу!

– Куда? – спросил Машина. – На тот свет?

– А она отправляется на Тот Свет?

– Ну, разумеется. Если не успеть войти с Шаламом в контакт, он погибнет.

– Я не думала, что все так серьезно, – сказала Мотя. – Я думала, что надо просто снять кино о нем.

– Нет, к сожалению, этого недостаточно, – сказал Пел. – Надо с ним познакомиться.

– На том свете, – добавил Сор.

ПП посмотрел на часы.

– Поспи полчаса, и мы пошлем тебя на дрезине вперед.

Марта проснулась. Дрезина медленно катилась к насыпи. Она приподнялась. Где Варлам? Была ночь. Полная луна светила своим отраженным светом. Неожиданно Марта опять заснула. Сначала она увидела, как Марсиане захватывают Землю. В качестве артподготовки они блокируют перевод. Он становится именно не плохим, не дезинформирующим, а блокирующим реальный перевод. А что такое перевод? Это восприятие мира. Попросту говоря:

– Устройство Приемника.

Потом ей приснилось, что она едет в джипе по Синайской пустыне в обнимку с разведчиком Моссада.

Не то, все не то. Марта опять проснулась.

Наконец, она поняла, что является крупным предпринимателем. Откуда, собственно, деньги? Она не стала мямлить, не стала делать, как Эйно, то есть не стала открывать еще одну Теорию Относительности. Просто вызвала секретаря. Это был парень ростом один метр девяносто сантиметров. Похожий на Дольфа Лунда.

– Прости, как тебя?..

– Май неймз Дольф Лунд. Есс! – Он поднял большой палец вверх.

– Хватит врать! Говори правду!

– Честно!

– Я не верю!

– Я могу доказать.

– Хорошо. Попробуйте. Только вряд ли у вас получится.

– Вот чековая книжка, на которую мне перечисляется зарплата.

– Хорошо, давайте я посмотрю, сколько я вам платила, пока меня не было. Так. Так… Простите, это за год?

– За месяц, – сказал Дольф Лунд и покрутил в руках сигарету.

– Да. Да, я вам верю. Теперь верю. Столько мог получать только настоящий Дольф. Миллион долларов в месяц.

– Как Пе, – сказал Дольф.

Далее. Будет ли дальше этот великолепный парень получать миллион.

– От правильного ответа на вопрос, который я сейчас задам будет зависеть многое. А именно:

– Будешь ли ты и дальше получать свой миллион долларов в месяц. Как Пеле.

– Сколько у меня денег?

– Триста миллионов долларов, – ответил Дольф.

– Думаю… думаю это нормально, – сказала Марта Каспер. Такова была ее фамилия по бывшему мужу. И звали ее не Марта, а Маша. Наша Маша. Вот она, опять появилась. А мы-то думали, что эта прекрасная девушка ушла на дно вместе с Ноевым Ковчегом кустарно-заводского производства. Маша Каспер. Оказывается, ее муж сам Каспер пропустил один Марсианский вирус в Кремль. Он вынужден был бежать. Куда? В ответ на этот классический вопрос всегда звучат два ответа. Первый:

– В Америку!

Второй:

– В Аргентину.

Первые, очевидно, больше любят… забыл, что они любят. Ну, а вторые, естественно, любят футбол. Как немцы. А первые были русские. Следовательно, немцы бегут в Аргентину, а русские в Америку. Кем был Каспер? Скорее всего немцем. Но бежал в Америку. Значит, русский. Возможно, даже этот знаменитый парень был смешанного производства. С собой он забрал даже детей. А вот жену оставил. Возможно, он надеялся, что без него ей повезет больше. И точно. Планированное сбылось: ее назначили министром обороны. Несмотря на его бегство за бугор. Сложная какая-то комбинация ГРУ и ФСБ.

Дольф рассказал Маше, что все проще. Ее конкуренты отступили, потому что против России выступила Марсианская Непобедимая Армада.

– Что вы предлагаете? – спросила Маша.

– Думаю, надо разобраться на месте, – сказал бывший телохранитель Президента.

Действительно, разобраться надо было обязательно. Ибо командиру дивизии, бывшей всесоюзной учебки, отгрызли ноги. Думали, что солдаты. А кто еще? За что? Да разве мало можно сделать для сочбоя? Можно сделать, как делали раньше. Бросить атомную бомбу и попросить ребят быстренько пробежать через зону взрыва сверхновой. За это могут отгрызть ноги. Но это были не солдаты. Кто?

В ГРУ сведений об этом не было. В полковой, батальонной разведке тоже. Почему? Неужели погиб батальонный разведчик? Остались только писаришки штабные?

– Я был бата-а-альонный разведчи-и-к, а он писаришка штабной. Я был за Рос-сию ответчик. А ён жил с моею женой.

(Здесь и в других местах эта фраза – стихи А. Охрименко)

Была ведь когда-то и ротная разведка. Нет, сведений. Тишина. Каким образом? Каким образом, марсиане захватили дивизию? Представляете:

– Луна, ночь. Постовые на посту. Как говорится, все на месте. А:

– Мясо из дивизии пропало полностью. Как говорят бухгалтеры:

– На все сто процентов. – Были две полкоровы, а остались одни кости. Фантастика!

Сначала никто об этом не думал. Мол:

– Да быть этого не может. Не может же партия и правительство менять солдат поваров на профессионалов этого дела, так сказать:

– По ошибке! – А если, нет, то и искать неизвестно где.

Собственно, никто и не ищет. Это раньше было:

– Ищет милиция, ищет полиция, ищет и не может найти. – Сейчас никто даже не ищет. Вот именно этот вопрос и обсуждали Маша и Дольф по пути к черту на куличики. Они ехали в красном купе. Такая же великолепная тачка была у великолепного Михаила Козакова. Жаль, что он умер. Кто теперь на ней будет давить гусей в луже – не знаю. Просто некому. Казалось, такие люди не умирают.

– До распада Советского Союза, – сказал бы Эстэ-Лин, если бы был здесь в это время. – После:

– Все стали смертны. – И многие… нет, думаю, что уже некоторые об этом печалятся. Но ведь так хочется жить вечно. Облом. Кто в этом виноват? Гайд, обещавший нам светлое будущее? Точнее, он обещал светлое настоящее вместо светлого будущего. Но теперь он умер, умер, как Кеннеди. Умер, как жрец единого бога Эхнатона. И это не зов трубы. Это закон, рассказывающий о том, что все люди мира объединены. У них у всех есть единый чип, чип понимания друг друга:

– Без перевода! – Поэтому чтобы перевести правильно – переводить:

– Нельзя!

Чип этот Бог отнял у людей, когда они строили Вавилонскую Башню. И чип этот назывался:

– Чаша Грааля.

Ну, ползет, значит, парень, незаконный муж одной из поварих… прошу прощенья, заговорился. Идет он спокойно во весь свой небольшой, но крепкий рост. А за спиной писят кило. И не только мясо. Есть даже соль.

– Я ей говорю, говорит он мне:

– Зачем вам соль? Такая тяга, а в магазине ее полно за копейки.

– Неси, тебя говорят. – Ну, я несу. Попер. Через проходную без проблем. Почти как невидимка. Только говорю часовому:

– Из столовой.

– Проходи.

Удивительно. Честное слово, удивился бы Джеймс Бонд, что никто не может разгадать такой простой пароль. А все потому, что надо знать логику. Из логики следует, что у каждого пароля есть своя посылка. И ее, естественно, уже давно заслали командиру этого часового. Так сказать, на все времена.

– И так, – говорит мне этот Вася, – два раза за ночь. – Слово на букву е с приставкой За.

– Бутылку ставит?

– Да, ставит. Но их двое. Я ей говорю:

– Я – слово на букву е – тебя одну, а таскаю на двоих.

– Слово на е – обеих, говорят. Вот крысы. Я им говорю:

– Солдаты-то что у вас едят?

– Мы им даем добавки.

– Что это вы им даете? – спрашиваю.

– Бульёнчику, – говорят, – наливаем.

– Суки, – качает он головой. – Двенадцать ночи, звонят:

– Приходи, рюкзак трещит от мяса. Иду, и пру два километра до дома. Как лошадь. Всю ночь таскаю, а на следующий день они все делят. Заведующая с ними.

– Так сказал бы своей, что вас, то есть их не двое уже, а трое.

– Чтобы и заведующую трахать? Надо сказать. Таскать очень тяжело. Я точно ей скажу, несмотря на то, что та крыса молодая.

Вот так заменило министерство обороны солдат на профессионалов, отточивших свое мастерство на турбазах, в санаториях, домах отдыха, оздоровительных детских лагерях. И никто ничего не может сделать. Вот она перед нами легендарная:

– Непобедимая Армада.

Некоторые не верят, что она непобедима. Как, например, было с Мишей Ширви. Думал, справится. Нет, не вышло, бежал милый парень из своего великолепного ресторана. Здесь я немного оговорился. Он, конечно, не бежал. Мишу вынесли. Да, вынесли на носилках, ибо когда захотел навести, так сказать, порядок в среде поваров – ему элементарно отгрызли ноги! Ведь почему он теперь все время сидит в телевизоре на диване, ведет научно-развлекательную передачу и весело играет с крысами? Во-первых, сидит потому, что нет ног – только протезы. Во-вторых, радуется, что удалось все-таки уйти, точнее, уехать на скорой, но живым. И в-третьих, он смотрит на крыс, и радуется, что они никогда не загрызут его до смерти, ибо:

– Они ручные. – Он вышибает, так сказать клин клином:

– Если уж в жизни должны быть крысы, то пусть они хоть не будут поварами из Непобедимой Армады, которые еще долгое время после имения собственного ресторана снились славному Мише в реанимации. С длинными острыми тонкими ножами они ползли за ним по газону на улице Кой-Кого. Спасли добрые водяные крысы. Добрые люди посоветовали.

Также обглодали ноги комдиву той учебки. Говорит:

– Не верю, что мясо воруют. – Ну, видимо, московскую ФСБ уже подключили. Легендарный уже Следственный Комитет. Че-то, как-то пронюхали. – Нет, – говорит, – сам проверю все в своей дивизии. Ну, генерал. Хотя тут слышно было, что под генералов этот Комитет копает. Но с генералами-то непросто. Всегда имеют право сказать:

– Что, мол, целуемся мы не за деньги, а просто так. Как, бывало, это делал Леонид Ильич. Просто ради уважения. Хотя ранее, я уже доказал, что это был:

– Синдром Доверия. – Если человек нечестен, если он уже вас предал – целоваться он с вами не сможет. Поэтому это дело совершенно необходимо в целях государственной безопасности. Имеется в виду, необходимо было в прошлом. Сейчас просто уже никто никому не верит. Поэтому нет смысла. Сейчас они, то есть люди делятся не на доверяющих и недоверяющих, а на лохов и нелохов.

Так вот приходит комдив в столовую, встает у большого котла, и смотрит. Долго смотрит. Нет, мать вашу за ногу! Никто не ворует!

– Может, где-то и воруют. Но не у меня в известной на весь бывший Советский Союз дивизии.

Сами, говорит, смотрите. Говорит, и не замечает, что ноги-то у него, как у младшего Ширви уже обкусали! Такая прожорливая порода. Даже знаменитая Ал Пуга им не указ. Даже на ее празднике не допускается вложение больше двадцати процентов. Представляете? Не двадцать себе, как можно было бы ожидать. По-божески. А наоборот. Себе восемьдесят, а им двадцать. Это нелюди. Это марсиане. Жадные зубастые марсиане. И права Партия, право, разумеется, и Правительство, что решили построить Силиконовую Долину. Будет чем заняться. Может быть, даже эти ребята найдут Чашу Грааля. Может быть. Но Непобедимую Армаду и им не победить. Строят не рестораны – дворцы! С иностранцами и ультрасовременным оборудованием. Но это, как покинутые города индейцев Майя. В них нет жизни. А вот как приходят туда повара – жизнь-то и начинается! Такая жизнь, что многие никак не дождутся Конца Света.