Текст книги "Явка с повинной. Байки от Вовчика"

У всех без исключения гаишников есть особый талант распознавать ВЫПИВШЕГО за рулём. Ты, к примеру, даже ещё не ковтнул ЕЁ Проклятую, а только понюхал пробку, а ОН уже чует и ежели произнесёт заветную фразу: «А шо у нас такого с глазоньками?», то можешь быть точно уверен, что УНЮХАЕТ даже прошлонедельный портвейн, о котором ты сам уже давно успел забыть.

Короче, тормознул меня как раз такой нюхач-виртуоз и после дежурного узнавания и фразы «Какие люди в Голливуде!» вдруг как-то по-доброму, «по-ленински» прищурился и одарил меня той самой фразкой про «глазоньки». Я, естественно, внутренне всполошился, потому как из «глазонек» разве что не выливалось пиво, заправленное у моих друзей.

И конечно же, будучи, как всякий советский (читай – «украинский») водитель, насквозь пропитанный информацией о «тяжкой и голодной жизни сержанта Петренко», тут же полез «в кишеню за гаманцем». Выудил оттуда засаленный червонец и со словами: «Это Вам СУВЕНИР, правда, без автографа!», попытался переправить его в потную гаишную ладошку. Но не зря вы, мой дорогой читатель, в начале сего повествования изволили читать о сорванных милицейских нервах той поры. Мой «Петренко» упёрся, как молодой бык, – и НИ В КАКУЮ!

Аргумент у него был достаточно весомый и отдавал последними ментовскими страданиями. Тут я отвлекусь и скажу, что ежели гаишник меня узнаёт, то обращается исключительно по-отчеству: «Юровыч». Оно одновременно и уважительно, типа «знаем ваши заслуги-козыри», и одновременно отдаёт снисхождением к тебе-балбесу. Мол, знаем вас, людей искусства! «Артизды-солизды»…

«Мой» так мне прямо и сказал:

– Юровыч! Оце я зараз візьму в тебе ту задрипану десятку, а ви потім, як людина відома у себе в кругах і розкажіте, шо менти БЕРУТЬ! А в нас зараз дуже непроста ситуація, онде в Криму хлопці попалились через те, шо начальство в обличчя не впізнали…

И т.д. и т. п. Он аргументирует, я молча проталкиваю червонец и уже чувствую, как слабеет ручоночка, отталкивающая бумажечку… Ещё немного, ещё (как поётся в песне) чуть-чуть…

И надо же было мне в тот самый момент, когда купюрку сомкнули цепкие милицейские пальчики, СКАЗАНУТЬ! Бодрым хорошо поставленным голосом а ля Андрей Малахов:

– А теперь улыбнулись и посмотрели направо! Вас снимает СКРЫТАЯ КАМЕРА!

…Вы когда-нибудь видели инспектора ГАИ в предынфарктном состоянии?! А я ВИДЕЛ!!! Фуражка слетела с головы, лицо вспыхнуло первомайским кумачом, глаза синхронно вылезли из орбит и остановились.

– Де??? – не прошептал, а прошелестел одними губами…

– Да вон, на десятом этаже, за занавеской! – не растерялся я.

– Не бачу! – прошелестел «Петренко».

– А что ж вы хотите, я ж сказал – «скрытая камера», оттого что хорошо СКРЫТА!

– Шо будемо робыты, Юровыч? – к нему постепенно возвращалась уже было ушедшая жизнь.

– А ничего не «будемо робыты». Сейчас поднимем кулачок, помашем червончиком, показательно мне его отдадим и прокричим громко слово «ШУТКА!».

Так и сделали. Кулачок был поднят, слово «шутка» было прокричано, а червончик был «публично» возвращён мне с очень (ну очень!) тихой фразой насчёт «бениной мамы», к которой я должен был немедленно катиться. Что я и сделал.

Сейчас, вспоминая тот день, я думаю о том, что иногда мой язык-без-костей меня выручает. А иногда и наоборот!

5
КОЛЯ КАРАЧЕНЦОВ

Он же Колюня, он же Колясик, он же Петрович, он же закадычный друган с 28-летним стажем. Когда в начале 1980-х я, приехав в Москву на запись моей музыки к мультфильму «Алиса в Зазеркалье» и познакомившись с Караченцовым, отписал пару-тройку мультяшных песен, то ни сном ни духом не мог представить себе, что разовая эта запись через несколько лет превратится в душевнейшее общение и дружбу, в многочисленные концертные поездки, в комфортнейшие посиделки, в ночные перезванивания на предмет анекдотного «свежачка». А сколько песен было записано! А сколько друг от друга почерпнули баек и прочего материала! Миллион! Можете в этом убедиться сами.

«Насрадзе»

Эту историю рассказал мне Коля Караченцов. Москва. Колонный зал Дома союзов. Идёт концерт. За кулисами стоит Коля и народная артистка Грузии Маквала Касрашвили (фиг запомнишь!). Подходит ведущий. Пожилой, знаменитый, в бабочке: – Милочка! Сейчас ваш выход! Как вас представить публике?

Певица:

– Главное, не перепутайте фамилию – Ка-сра-швили!

– Милочка, ну, кто ж вас не знает! Вы ж кумир всей Москвы.

(Выходит на сцену):

– А сейчас перед вами выступит наша общая любимица, солистка Большого театра, народная артистка Грузии… Макака Насрадзе!

Коля мне потом рассказывал, что в этот момент у него подогнулись ноги…

– И ты после ЭТОГО выйдешь на сцену?

Ответ был гениальным:

– Ну что ж, пять минут побуду Насрадзе!..

И пошла на сцену, как царица.

Я подозреваю, что с подобным она уже сталкивалась.

Оптимистическая трагедия в ЛЕНКОМЕ

А ещё был случай. Рассказывал мне Коля Караченцов. Лет двадцать тому в Ленкоме шел спектакль «Оптимистическая трагедия». Театральный художник оформил сценический задник в виде двух белоснежных линкоров, стоявших нос к носу. И на фоне этих ослепительно огромных корабельных бортов разворачивалось действие бурных р-р-р-революционных лет.

И в аккурат в этот период из театра за пьянку выперли то ли машиниста сцены, то ли бутафора… И он решил ОТОМСТИТЬ! За всё!

По задумке режиссёра-постановщика спектакль начинался с полного затемнения. Затем раздавались корабельные склянки, медленно включался свет – и начиналось представление.

Наш изгнанный из театра страдалец решил использовать эти несколько минут полной темноты для осуществления своей благородной мести. Вооружившись банкой с чёрной краской и кистью, он в полной темноте вывел на белоснежном борту линкора те ТРИ заветные буквы, которые волнуют сердце каждого русского человека. Буквы были с человеческий рост, и прекрасно читались с любого места, будь то ложа-бенуар или галёрка. Короче, когда дали занавес, нашего героя уже и след простыл. Зато публику ожидало незапланированное яркое развлечение в виде знакомого до боли слова на борту корабля. Начался смех, переходящий в хохот, и «под это дело» дали занавес. В смысле – закрыли. И стали срочно замазывать чёрные матерные буквы белой краской. Замазали, дали занавес (в смысле – открыли) и начали спектакль. Ну поначалу публика ещё какое-то время обсуждала происшедшее, но потом втянулась в спектакль и затихла.

Спектакль идёт, красочка белая под лучами прожекторов подсыхает, и настаёт момент, когда из-под белой полезла ЧЁРНАЯ… и вот уже заветное слово буквально пылает на борту линкора. И как тут актёрам играть революционную трагедию, когда за спиной – ТАКОЕ!

И опять в зале – ржачка! И опять дают занавес. И зритель слышит, как за сценой заработали молотки. И когда занавес открыли в третий раз, зал не то что заржал – зал задохнулся от хохота. То место, где были БУКВЫ, было… забито ДОСКАМИ. Крест-накрест.

Понятно, какая могла быть в тот вечер «Оптимистическая трагедия» под стоны «умирающего» от хохота зала, под рыдающих от смеха актёров… И занавес закрыли в третий раз. Насовсем.

Как Саша Абдулов от ментов срывался

История, рассказанная мне Колей Караченцовым со слов Саши Абдулова, непосредственного участника оной.

Был у Абдулова друган закадычный, каскадёр, профессиональный водила-ас, отчаянный хлопец. Сколько вместе было выпито по жизни, оставим на совести историков-криминалистов… Но только в ТОТ день было принято «на грудь» немало. Саша засобирался домой и уже хотел вызывать «точило», как друган заобижался – мол, какая тачка, когда Я у тебя есть. Никакие уговоры не подействовали, и Саша безропотно подчинился, поскольку знал: его друг за рулём в любом состоянии – гениальней Пушкина с гусиным пером, и даже ещё круче!

Короче, только выехали, как попали на гаишников… Ну те, когда увидели, кого тормознули, несказанно обрадовались да так, что в радости своей не усекли, что «звезды» – крепко «принявши»! Как всегда в таких случаях пошло братание, автографы и всё такое…

И тут один из ментов и говорит:

– Ребята! У нас тут проблемка имеется: движок на газике наи..нулся, подсобите по дружбе до отделения на тросике дотянуть!

Естественно, наши хлопцы согласились, подцепили газик за бампер – и в путь!

НО! Поскольку были крепко поддатые, то через пять минут подзабыли и про ментов, и про газик…

В общем, чешут ребятки по ночной Москве, как обычно – на приличной скорости, и тут Абдулов замечает: позади них – газик ментовский!

– Слышь, – говорит, – к нам, кажись, менты на хвост сели! А ну давай, ПРИТОПИ!

Тот «притапливает», а менты – не отстают…

Саша говорит:

– Вот, сука, упорные попались. А ну-ка ещё малость поддай жару, и – через проходняки! Ну, как ты в последнем фильме от погони сматывался!!!

Наш каскадёр врубил по полной, запетлял по каким-то убитым дворам, стройкам… Через какое-то время слышат – сзади что-то дзеренчит! И ментов на хвосте уже нету… Остановились, выползли из машины… Глядь – БАМПЕР на тросике оторванный! Тут-то ребятки и вспомнили ВСЁ… И ментов с их просьбой, и газик ментовский…

– Это что ж, мы их по всей Москве мотыляли? – задал риторический вопрос водила-ас.

Гений-нюхач

Как говорят знающие люди, в ЛЮБОМ уважающем себя коллективе есть свой местный гений-«нюхач». Т.е. человек, обладающий талантом определять, ГДЕ в данную минуту УГОЩАЮТ. Нет такого НИИ, продбазы, а уж театра и подавно, где не обитал бы такой гений.

И в театре Ленком, естественно, был подобный самородок. Росточком он не вышел, да и внешности был невзрачной. Служил то ли работником сцены, то ли по столярной части, но вот чего у него было не отнять – так это способности в кратчайший срок вычислить, где… НАЛИВАЮТ.

Нужно сказать, именно за это качество его в театре не то чтобы не любили, но слегка сторонились. Тем более что и с деньгами у артистов в те годы было пожиже, а с другой стороны, поскольку ещё – «до Захарова», на послеспектакльные междусобойчики тогдашнее руководство смотрело сквозь пальцы… Чем актёрский молодняк частенько и пользовался.

И вот однажды (рассказывал мне Коля Караченцов) тогда ещё неизвестные молодые актёры после спектакля скинулись по-скромному на пляшечку беленькой да на три пирожка (а на больше – и не хватало) и заныкались в самый дальний закуток, что под сценой, в крохотную каптёрочку. В слабой надежде, что «умелец» их не сыщет… И только разлили на троих, стараясь громко не булькать и не звенеть тарой, как тут естественно кто-то аккуратно – нет, даже не постучал – поскрёбся в двери каптёрочки – ТУК-ТУК!

– Понятно КТО! – сказал кто-то. – Гений наш штопаный, Шерлок Холмс сраный! Нашёл-таки!!!

…Открыли дверь, впустили, отлили полстакана со словами:

– Значит так! Выпил по-быстрому и – ВОН на ..уй!!!

Хлопец, ничуть не смутившись, взял эти самые полстакана, аккуратно влил в себя, вытер губы и сказал, тихо и осуждающе:

– РЕЗКОВАТЕНЬКО!

После чего свалил, полный чувства собственного достоинства.

– Да, – вздохнул кто-то, – гений своего дела, и неважно, что без высшего образования!

Караченцов и весеннее половодье

В один из приездов Коли Караченцова в Киев выдался у нас в промежутке между записями свободный денёк, и решили мы оторваться где-нибудь на природе подальше от расхожей фразы типа «какие люди в Голливуде!» и от поголовного народного желания запечатлеть на «фотке» себя любимого да в компании с Колюней… в общем, отдохнуть от издержек Колиной славы и народной любви.

Арендовали хороший катерок и двинули вниз по Днепру. Весна тогда выдалась с половодьем, поэтому немало островков, густо поросших вербами и прочей зеленью, мы «перебрали», прежде чем увидели впереди то, что искали. Уютный, окруженный густыми кустами, островок казался нам именно тем местом, где ни людей, ни поклонников. Коля переместился на самый нос катера и гордо восседал на самой его конечной точке, напоминая средневековую наяду на пиратских судах…

И откуда нам было знать, что именно на этом уютном островке и именно в точке нашей предполагаемой высадки расположилась… парочка. И понятно, с какой целью. Как говорят знающие люди, таких целей у нынешней молодёжи может быть ДВЕ. Это или сам ПРОЦЕСС, или процесс с целью изготовления потомства. Причём в любом случае ЭТО сопровождается весьма приятными ощущениями, но одно условие должно быть соблюдено: как можно тщательнее ЗАНЫКАТЬСЯ в кущи, в бурелом (если, конечно, твои друзья не позаботились о тебе и не подсуетили холостяцкую квартирку на время).

Но квартирка – это одно, а тут – природа, солнышко, птички, милая под боком несёт какую-то обычную ерунду… в общем – романтика.

И теперь представьте себе картинку «от Левитана» – уютный крохотный островок, со всех сторон нависает высокий тростник, НИ ДУШИ на …надцать км вокруг, и Он Её уже «приговорил» и взобрался на эту самую вершину Любви… и всё поплыло перед глазами…

… И в этот же самый миг над головой у них возникает… нос нашей лодки (дело ведь – в половодье, вода высокая!) и на ней… НИКОЛАЙ КАРАЧЕНЦОВ (!!!) в одних трусах…

Как говорят специалисты – ТОПЛЕС!

Скажите честно, а вы бы не двинулись мозгами, если бы подобное случилось с вами?!

Когда не ожидаешь НИКОГО рядом, и ты – на седьмом небе, и в целом мире только Ты и Она… И тут вдруг – БАХ! – И Караченцов! Откуда? С неба? Или напекло мозги?

…Коля глянул на парочку сверху и мгновенно просёк ситуацию:

– Полный назад! – скомандовал он, и наш баркасик послушно выполнил команду.

– Да-а-а! Так и импотентом недолго стать, – сказал кто-то негромко, когда мы уже отплыли.

Халява небесная

Дело было лет семь назад. Пригласили моего друга Колю Караченцова с гастролями в далёкую страну Австралию, ну а он пригласил меня. Как друга, аккомпаниатора и автора более тридцати песен из его репертуара.

Короче, сели мы на роскошный лайнер, стартанули, осмотрелись, и тут вдруг Коля поник духом в ПЕРВЫЙ раз. А всё потому, что первая остановка – в ОАЭ аж через шесть часов… А что такое шесть часов для курильщика с многолетним стажем, коим является Николай! Шесть часов – и ни одной сигареты! Дальше – хуже! Дубай – Сингапур, ещё сколько-там часов… и снова ни единой сигаретки! А впереди отрезок Куала Лумпур – Мельбурн! И это – целых семь часов! Мне-то что?! Мне-то пофигу, а вот Колян…

В общем, только мы сели в Сингапуре, как Коля потащил меня искать SMOKING AREA, а по-нашему курительную комнату. И мы её НАШЛИ!

Вообразите отдельно взятый крохотный дурдом посреди огромного аэропорта, в виде комнатки десять на десять метров, где НИЧЕГО не видно из-за плотного (не то слово!) табачного дыма, где находятся десятка два не видящих друг друга мужиков, которые, сопя и кашляя, давятся никотином, и посреди всего этого кошмара… сидит на стуле чей-то маленький мальчик в томительном ожидании своего малахольного папочки.

После тринадцатичасового воздержания Коля припал к любимой «Приме», как младенец к мамкиной сиське. Вскоре глаз его прояснился, пропала озабоченность, и я понял: он готов и дальше переносить трудности аж до Мельбурна.

Нам сменили аэрофлотовский самолёт на самолёт с кенгуру, дальше было «Fasten belts!», и – вперёд на юг! Примерно час летели нормально, но потом Коля опять заскучал, заворочался в кресле и ко мне:

– Вова! А может – по пять капель, раз уж смолить нельзя?!

А у меня как раз с собой (тогда ещё погранцы не особо пили кровь при досмотре) в ручной клади тихо спала пляшка «Рябиновой на коньяке», коя была тут же извлечена и уже готова была к скромному разлитию… Как вдруг коршуном подкравшаяся стюардесса возраста «поздний Бальзак» что-то гневно пророкотала и… моя «Рябиновая» оказалась у неё в руке. Откуда и не вернулась.

И тут Коля упал духом во ВТОРОЙ раз.

– Да-а-а! – протянул он. – И за что ТАКУЮ газель держат в стюардессах? Наверно, за её нюх! Или идут на рекорд имени товарища Гиннесса! Мол, единственная в мире стюардесса, лично знавшая королеву Викторию.

…Я оставил Колю упражняться по поводу биографии мегеры, а сам отправился к ней с достаточно хамской целью выяснить, употребит ли она мою «Рябиновку» САМА или всё ж таки поделится с экипажем по прибытии в Мельбурн. И тут, как это порой бывает в экстремальных ситуациях, ко мне на помощь пришёл… английский язык. Да-да, тот самый английский, благополучно забытый после школы и вуза, но который вдруг неожиданно сам по себе возник из глубин сознания. И на котором я довольно понятно стал излагать «девушке» свои претензии.

– Мадам, – сказал я, – вы достаточно дерзко подошли к двум джентльменам, которые являются алкоголиками-ПРОФЕССИОНАЛАМИ высочайшего класса, которым доверено защищать честь своей страны в Высшей Алкогольной Лиге (это что-то наподобие вашей хоккейной НХЛ) и у которых вы отобрали пляшку РОДНОГО национального напитка.

…Ну и дальше – в таком же духе. Мегера выслушала меня молча, потом вдруг… улыбнулась. И сказала примерно следующее:

– У нас в авиакомпании действительно запрещено употреблять спиртное. Но только принесённое с СОБОЙ. А для господ алкоголиков у нас на борту есть ШИРОЧАЙШИЙ выбор самых различных напитков из разных стран, в том числе и ваша «Столичная». И всё это – «FRE-E-E-E-E!» (перевожу для малограмотных: «ФРИ» по-английски означает «ХАЛЯВА!»).

Ну не мог же я прийти к Коле и вот так вот просто прояснить ситуацию!

Я подошёл к его креслу с уставшим видом типа «Хрущёв после переговоров с Никсоном» и сказал, отдуваясь:

– Ну, стерва попалась редкая! Но ты ж меня знаешь, Колюня, своего другана-фулюгана! Я ж и мёртвого уболтаю! Дывысь!! – и я широким жестом распахнул перед опешившим Колей вид на проход, по которому важно шествовала «подружка королевы Виктории» с подносом, уставленным горой бутылок.

«Девушка» не соврала мне: тут были и «Чивас», и «Мартини», и «Курвуазье», и… А венчала всё это безобразие наша родимая «Столичная», как положено – потная и со слезой.

Дальше приятно изумлённая публика наблюдала радость дегустирования всего ЭТОГО двумя слегка помятыми джентльменами и, возможно, печально удивлялась ёмкости наших желудков и выносливости печени. И это был ЕДИНСТВЕННЫЙ случай, когда Николай ни разу не вспомнил о своей любимой «Приме».

Ну а то, что мы по прилёте в Мельбурн оставили в самолёте Колину дорогущую гитару и мой концертный костюмчик, кои нам позднее нашли, так это всё – мелочи. Главное, что когда летели – ХОРОШО СИДЕЛИ!

А вот когда УЛЕТАЛИ из Австралии – вот тогда и вляпались ПО ПОЛНОЙ.

Но об этом – в следующий раз!

Костюмчик для Караченцова

Ах, Одесса, жемчужина у моря! Сколько светлых (и не очень светлых) голов ты дала миру! Здесь нельзя просто так, к примеру, плюнуть из окна трамвая, чтобы не попасть в папу будущего Сильвестра Сталлоне или в тётю будущей Патриции Каас. А сколько будущих Ойстрахов с завидной настойчивостью пытаются перепилить свою «скрЫпочку» с помощью смычка и папиного ремня… И ведь получаются! И Ойстрахи, и Майклы Дугласы…Кто не верит, копните биографию любой голливудской звезды, и шо вы получите в графе «Родители»? Конечно же – «родом из Одессы»! Только в Одессе скрипачи из Оперного, заполняя анкеты на забугорные гастроли в графе «Национальность» гордо писали «ДА!» И это, между прочим, – в застойные годы!!! Только одесситы могли при упоминании Грегори Пека позволить сказать, «шо у Грегори, а по-нашему Гришки, Пекермана батя был шумным босяком «з-Пересыпи», а мамка… так ещё «та» была, шо и не понятно, от кого и сам Гришка-фраер».

Н. Караченцов – почётный вождь маори. Новая Зеландия

Так что не надо этому крутому Киеву выпендриваться, типа «опа-НА – столица!», мы тут сами знаем, где что…

Я припомнил это, когда однажды судьба забросила меня вместе с Колей Караченцовым на край света, аж в Новую Зеландию. В числе разных экскурсий у нас значилось посещение местного племени бывших людоедов, 100 % маори, ныне бодро отказавшихся от поедания человечинки и развлекающих туристов танцами, боевыми играми и устрашающим высовыванием собственного языка за все немыслимые пределы.

Ну и что вы сможете сказать, когда во время всего этого «этно-ужаса» один из «людоедов» мне по-свойски подмигнул, и я вдруг отчётливо ВСПОМНИЛ, где мы с ним виделись раньше… Конечно же, это был тот самый одесский сквер возле Греческой, где ВСЕГДА, ещё с незапамятных совковых времён собирались заядлые болельщики, для которых лишь ОДИН вопрос считался РЕШЁННЫМ НАВСЕГДА: это то, что киевское «Динамо» – полное ГОВНО, а вот одесский «Черноморец» – это ЧТО-ТО!

Так вот куда подался ты, одессит-болельщик со стажем!

…Через неделю, уже на концерте в австралийском Сиднее, я вспомнил об этом, но слегка приукрасил. И рассказав о посещении «людоедского» ансамбля песни и пляски, пошутил, что мне, мол, показалось – это «халтурил» заезжий ансамбль евреев из Дрогобыча.

Появившийся за кулисами Караченцов долго не мог понять, отчего «умирает» зал на две с лишним тыщи мест. Я повторил ему хохму… Посмеялись, а уже на следующий день попали в ситуацию, когда, как говорится, «хоть стой, хоть падай».

Принимающая нас сторона решила организовать встречу Николая с самым крутым местным кутюрье, уровня то ли Версаче, то ли значительно выше. Тому сказали, что визит ему нанесёт один из известнейших русских артистов, ко всему ещё являющийся лучшим дружбаном Пьера Кардена… Понятно, что местный «Версаче» подготовился к встрече капитально. И как только мы подъехали к офису, самолично встретил на пороге.

Нужно сказать, интерьер ВПЕЧАТЛЯЛ! Потолки – под десять метров, и сверху донизу – огромные «фотки» супер-пупер звёзд, естественно, в костюмах «ОТ НЕГО». Одних только Майклов я насчитал пять – от Джексона и Джордана до Горбачёва. Уже не говоря о всевозможных Мадоннах, Деми и прочих Мурах…

И тут вынесли костюмчик для Караченцова… Ослепительно белый, из тончайшей шерсти. Это было, как говорят в Одессе, – «ЧТО-ТО!»

Коля одел его, и это тоже было – «ЧТО-ТО». Прикид сидел как влитой на спортивной Колиной фигуре и понижал возрастную планку лет на …надцать, одновременно повышая статус Коли как сексуально, так и социально. Он подошел к зеркалу, глянул, и клянусь, Коля никогда ТАК себе не нравился, как сейчас, в этом шедевре.

…Восторг продолжался до той минуты, пока кто-то негромко проинформировал нас о ЦЕНЕ костюмчика… А шо ж вы хотите – самый ЗНАМЕНИТЫЙ русский артист в гостях у самого ЗНАМЕНИТОГО австралийского кутюрье. Это ж западло, как говорят в Одессе, экономить на шнурках, когда – ТАКИЕ ЛЮДИ. В общем, чтоб вас не мучить, поясню: стоимость костюмчика равнялась ПОЛОВИНЕ Колиного гонорара за тяжкий труд на просторах Новозеландщины и Австралийщины в течение трёхнедельных гастролей.

Сказать, что цена Колю впечатлила – ничего не сказать! Обычно скромный на внешние проявления как восторга, так и ужаса, Коля заметно изменился цветом лица и стал похож на Гарри Каспарова, получившего мат на пятом ходу от дебила-любителя. Он посмотрел на меня, и я понял, что друга надо выручать. И немедленно!

C Н. Караченцовым в Австралии

– Коля, – сказал я, – а вот тут – МОРЩИТ!!! Ну-ка согни руку! … И Коля НЕМЕДЛЕННО согласился, мол, костюмчик – класс!! – но… вот тут МОРЩИТ! (Хотя ничего и не морщило.)

«Версаче» засуетился так, словно его уличили в неуплате налогов. Немедленно нам было «опубликовано» ещё с десяток (один лучше другого!) костюмов, но… как назло, все они, если не «морщили», то какой-нибудь «непорядочек» к нашему огромному «огорчению» находился.

– А всё потому, что фигура у меня нестандартная, – «бідкався» Николай (хотя всю жизнь шлифовал её теннисом и танцами). Я с ним охотно соглашался, поддакивая, мол, если б вот зараннее организовать индивидуальную примерку и всё такое…

Нужно было срочно «выходить из окружения», да так, чтобы и хозяина не обидеть, и самим не разориться на десяткотысячедолларовый прикид. Я отправился бродить по салону и после основательного «шмона» набрёл на рубашоночку всего… долларов за шестьсот. Дешевле у «Версаче» не нашлось.

И тут случилось чудо! Рубашечка так «подошла» к Коле, что мы взяли её даже БЕЗ ПРИМЕРКИ!

– Вова, с меня бутылка, – сказал мне Караченцев на выходе тихо. – Ты спас сегодня русского артиста от позора и дурацкой растраты.

– Значит так, Колюня! С завтрашнего дня – только СЕКОНД ХЭНД, и только – со мной! Подожди, я мигом!

Я вернулся в салон к «Версаче» и спросил, преодолев природную скромность, не знает ли Маэстро о существовании такого замечательного города, как Одесса.

– Ну как же, – ответил он, – это же родина моей прабабки!

Больше у меня вопросов не имелось… Я был горд за «Версаче», за Одессу, за спасённого Колю и за себя, находчивого пацана.

Вроде бы и всё. Но это были только ягодки, а главный «облом» был ещё впереди.

Но об этом – «иншим разом»…

Как мы с Колей Караченцовым с Австралией прощались

Итак, заключительная байка из серии «Австралийская “опупея”».

Настал день нашего отлёта из гостеприимной, но слегка сонной Австралии. Позади остались концерты в Мельбурне и Сиднее, перелёт в новозеландский Окленд и очаровательно пахнущая сероводородом деревуха Ратаруа, где в местном отельчике Коля умудрился… обжечься ОДЕЯЛОМ. (Нужно сказать, что, по местным меркам, мы были в разгаре зимы (т.е. в мае) и нам были выданы спецодеялки с подогревом. Коля, как человек доверчивый, «врубил подогревчик» так капитально, что с утра с большим удивлением обнаружил себя любимого… в крупных, как у жирафа, пятнах по всему телу. Чем я незамедлительно воспользовался и с присущим мне ехидством осведомился: а были ли у друга на сих гастролях незапланированные контакты с маорийками, аборигенками или прочими очаровашками из местного бомонда. Получив категорическое «нет», я великодушно предположил, что пятна сии, очевидно… трупные. А учитывая «пожилой» Колин возраст (ему тогда было где-то за полтинник), это, на мой взгляд, выглядело вполне правдоподобным. Николай «театрально» возмущался, хотя и выглядел слегка озабоченным. Потом появился наш «новозеландский босс» (тоже Николай), взглянул на таймер и пошутил, мол, ещё часок сна «под такой температуркой», и можно уже было бы не заказывать шашлычки в номер!

…Ну, всё это осталось позади. Заключительные капитальные (я подчёркиваю это слово!), почти до рассвета, посиделки в Сиднее с нашими менеджерами, пробуждение в соответствии с народной мудростью «утро добрым не бывает»…

Погрузили заметно прибавивший в весе багаж в две «тачки» с русскоговорящими водилами и как-то легко, не придавая особого значения, уселись: Коля – в машину, где был МОЙ багаж, а я – во вторую. Мой водила звался Мишей, родом из Днепропетровска, и, как сейчас помню, я всю дорогу шутил, что «Днепр» поставляет в Москву генсеков, а в Австралию таксистов. Наконец – аэропорт. Караченцов по-товарищески выгрузил ВСЕ мои вещи из такси, ну и я тоже… по-товарищески. ВСЕ ЕГО ВЕЩИ. Из салона… Машины стартанули и исчезли за поворотом.

Игра на аборигентской флейте. Австралия

– Вова! – вдруг особенно тихо сказал мне Коля. – А где мой кофр с вещами и гитарка?

– Да вот ВСЁ вынес, что было в салоне!!! – бодро ответил Вова (т. е. я).

– А в БАГАЖНИКЕ ты смотрел???

– Как, а что?! Было ещё и в багажнике??? – что-то противно липкое стало заползать вовнутрь, вытесняя кайф ночной посиделки и поездки в целом.

– Да так. ПО МЕЛОЧАМ… – ответил вмиг поникший Коля. – Весь мой «австралийский» гонорар, гостинцы домашним, концертные костюмы и главное, БИЛЕТЫ на самолёт.

…Про себя я механически «прибавил» к Колиным «мелочам» ещё и гитарку «Овэйшн» за восемь «штук» у.е., тоже оставленную мной «по-товарищески» в багажнике… Получалось – ОГО-ГО!!!

Большего позора в моей весёлой концертно-гастрольной жизни ещё не случалось. Как сейчас помню, в голове колотилась одна только мысль: «Да за такое убить на месте, и то малым покажется!»

… В следующее мгновение я рванул с места позора вослед давно исчезнувшему такси. Если бы со мной в паре тогда стартовал олимпийский чемпион Валерий Борзов, то остался бы далеко позади. Я нёсся непонятно куда, непонятно зачем, а в голове почему-то тикало, что в Сиднее жителей несколько миллионов, а таких вот такси – как блох на собаке…

До регистрации оставались минуты, наш импрессарио Гарри Волк с убитым лицом подсчитывал предстоящие неплановые расходы на новые билеты, бледный Караченцов звонил в Москву, т.к. мы уже не успевали на сегодня, а это означало самое СТРАШНОЕ для Коли – отмена завтрашней «Юноны». Мало кто знает, что для актёра Ленкома это – смертный грех!!! В театре Захарова уважительными считаются ТОЛЬКО – болячка или, упаси Господь, кончина. Всё остальное – РАССТРЕЛ!!!

Австралийские гастроли с Караченцовым. 1996 г.

Ну а я, к тому времени с тихим позором вернувшийся, мог служить только моделью для скульптуры Родена «Павлик Морозов получает гонорар за свой подвиг».

…И вдруг (о это счастливое «и вдруг»!!!) появляется «мой»… МИ-И-И-И-ША!!!

Тот самый водила из «Днепра», который самым НЕВЕРОЯТНЫМ образом ВДРУГ решил на первом же перекрёстке ПРОВЕРИТЬ содержимое багажника. И обнаружил!!! И развернулся!!! И – обратно – в аэропорт!!! …И жизнь стала возвращаться к бледному Караченцову, и ламанул в буфет наш Гарри Волк за литрухой виски…

…Мне до сих пор неясно, КАКИМ усилием Коля сдержал себя тогда со мной. Я бы, слово даю, так не смог.

Но всё было только началом «кровавой» эпопеи под скромным названием «Любовь к тарелочкам, или Паника в Сингапуре».

А дело в том, что от Люды, Колиной жены, я заразился страстью к собиранию сувенирных тарелок, тех, что висят на кухонных стенках, вызывая приступы нездоровой зависти у гостей. Типа «мы из своей Малаховки носа никуда высунуть не могём, а вы тут по Борневам да по Парижам раскатываете, буржуины!».

И пока Колюня, вцепившись, как дитя малое, в новообретённый кофр и гитарку, проследовал в салон самолёта, я побежал искать заветную тарелочку. И нашёл, и встал в нехилую очередь, и уже предвкушал, ГДЕ вобью на кухне гвоздочек для сиднейского сувенира…

И отчего бы Коле спокойно не сидеть-ожидать меня в уютном кресле 1-го класса, посасывая виски и обнимая нашедшуюся «радость»… Ан нет, встал, также со своим кофром и гитаркой, и пошёл искать друга обратно в терминал. Вышел, поискал, не нашёл, только сунулся обратно: ОП-ПА! Ныззя! С гитаркой – нет проблем, а кофр – пожалуйте в багаж! Коля им: да токо ж вот пропустили! Вы же! В салон!..

А они ему, деловито так, по-австралийски: ныз-зя, вам сказано! И точка! Освободите проход!

…Ну был бы я рядом в момент перепалки, точно бы уболтал – заговорил, но, как назло, в это же самое время в другом конце зала подошла моя очередь и продавщица стала неспешно заворачивать «мою» тарелочку. Делала она это так тщательно, словно это был подлинник да Винчи или очки Леннона. На мои просьбы и даже крики типа «ноу тайм! Квикли!» она тупо никак не реагировала. И я представил, что, возможно, в свои молодые годы она халтурила где-нибудь в провинциальном гестапо, так же неспешно откручивая пальцы подследственным. Дело кончилось тем, что я гавкнул на неё типа «А ну щя дай сюда-а-а!» и с корнем выдрал свою тарелку.