Электронная библиотека » Владимир Данихнов » » онлайн чтение - страница 10

Текст книги "Чужое"


  • Текст добавлен: 3 октября 2013, 20:45


Автор книги: Владимир Данихнов


Жанр: Социальная фантастика, Фантастика


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Шрифт:
- 100% +

– Ах ты… – Саша неожиданно бросился на меня и повалил в песок, сжал своими сильными руками меня как будто в тиски. Мне стало больно, я попытался вырваться, но Саша держал крепко, и тогда я заревел, проклиная Сашу всеми известными мне проклятиями. И вдруг случилось что-то неожиданное и страшное. Саша весь затрясся, изо рта у него пошла кровь. Руки его ослабли, он повалился в песок рядом со мной и стал беззвучно разевать рот. Я перевернулся набок и в немом ужасе наблюдал, как Сашино лицо бледнеет, а темно-красная кровь капает на желтый песок. К нам подбежали взрослые. Сашу взяли на руки, куда-то понесли. Я остался лежать в песке и смотрел на темное пятно крови на том месте, где раньше лежал Саша. Мне казалось, что Саша как бы умер, что я как бы убил его. Я лежал тихо-тихо, надеясь, что никто не заметит меня, а ночью я встану и убегу, но минуты через две примчалась мать, схватила меня за руку и потащила домой. Меня лихорадило, я не спал всю ночь, мама носилась со мной. Приезжал врач, я плохо помню, но, кажется, мне сделали укол. Я успокоился и уснул. Утром мне чуть полегчало. Я слышал, как мама разговаривает с соседями. От них она, и я заодно, выяснили, что у Саши обнаружилась какая-то страшная болезнь, и он лежит в больнице. Болезнь излечима, но был шанс, что Саша останется парализован на всю жизнь. Я немного успокоился. Я был маленький и не видел ничего страшного в том, что Сашу парализует – даже немного завидовал ему. Лежишь целый день в кровати, никуда не торопишься, все с тобой носятся, приносят еду, игрушки, газировку, читают вслух книжки.

Я пошел на поправку. А ночью, в тот миг, когда явь сливается со сном, ко мне явился Сашин призрак, вернее бледный его дух. Он стоял возле моей кровати, и я замер, не в силах пошевелиться. Он смотрел на меня долго и, кажется, с укором, а потом в какой-то миг я решился закрыть глаза, всего на секундочку, но когда открыл их, его уже не было. Утром выяснилось, что Сашу все-таки парализовало. С тех пор дух приходил каждую ночь, и молча глядел на меня, а я не мог пошевелиться от страха. Это продолжалось очень долго, пока мы не переехали. Потом… потом все забылось… Я слышал, что Сашу лечат, надеются, что когда-нибудь он сможет двигаться… А сегодня днем все повторилось… я дремал в этой комнате на кровати, когда явился дух Саши… он показывал пальцем куда-то за дверь, и я понял, что он указывает на комнату Семеныча и понял, что с Семенычем произойдет нечто ужасное… а потом Семеныч закричал, дух исчез, и я проснулся… Шилов, ты мне не поверил, но я как бы знаю… я как бы уверен…

Сзади опять зашуршало, на этот раз осязаемо ближе. Проненко понимал, что неведомое существо шлепает босыми ступнями по полу совсем рядом, на расстоянии двух-трех сантиметров. Спина Проненко покрылась мурашками. Он конвульсивно дернулся, намереваясь повернуться, но повернуться не получилось, и он заплакал от бессилия. Открыл глаза, но это не помогло, в комнате было слишком темно.

– Может, я никого и не увижу в темноте, – пробормотал Проненко. – Никого не увижу и замечательно. Я встану и спокойно открою дверь. И как бы спокойно уйду. Да, так и сделаю.

Он хрустнул шеей, будто разминая ее, зевнул, притворившись, что шорохи за спиной его не интересуют, чуть вытянул затекшую ногу, слегка повернул голову, увидел, как из липкого сумрака выплывает подобно фрегату лакированный книжный шкаф. Существо замерло, ожидая, как Проненко поступит дальше. Или, быть может, все эти шорохи были плодом его воображения? Может быть, это ветер шумит на улице?

Проненко решился и, обрывая бег мысли, чтобы опять не испугаться, резко переставил ноги и повернулся в комнату лицом.

И закричал во все горло.

Зеленокожий привел Шилова в какой-то дом и оставил в полной темноте. Шилов, поначалу немного успокоившийся, вновь занервничал. Он переступал с ноги на ногу, готовый пуститься наутек в случае чего, и уже собрался звать туземца, но в этот момент зеленокожий зажег фонарик в соседней комнате, и светлое пятно побежало по стене, разбавляя кромешную темень. Они стояли посреди заброшенного дома, стены которого вместо обоев были оклеены анимационными постерами со знаменитостями и обнаженными красавицами. Люди на постерах кривлялись и белозубо улыбались Шилову.

– Здесь жил ученый Ширяев, – скрипучим голосом пояснил зеленокожий и добавил: – Пух.

– Что?

– Пух. Так меня зовут.

Шилов едва сдержал нервный смешок: так не вязался облик зеленокожего с героем Милновской сказки. Вдалеке что-то скрипнуло, ветер катнул по чердаку нечто металлическое, круглое, может, пивную банку, и Шилову тотчас же перехотелось смеяться. Перешагивая хлам, скопившийся на полу, он следовал за зеленокожим. Пух привел его в соседнюю комнату и шмыгнул под кровать. Свет фонарика проник в голый матрац, превращая кровать в негатив самой себя.

– Сюда! – позвал Пух. Под кроватью что-то скрипнуло, затрещало. Шилов стал на корточки и осторожно сунул голову под койку. Увидел отодвинутые доски, черную дыру в полу и голову зеленокожего, которая погружалась в эту дыру, постепенно исчезая во мраке. Шилову ничего не оставалось, и он последовал за Пухом. На ощупь обнаружил лестницу, ведущую вниз, схватился за перекладину и полез, догоняя мечущееся светлое пятнышко. Вокруг стояла кромешная темнота, которую жалкое это пятнышко не в силах оказалось разогнать. Повсюду чудились руки неведомых существ, мечтавших схватить Шилова за шиворот. Чтобы отвлечься от дурных мыслей, он сказал:

– Слушай, Пух, у меня в доме остался передатчик… ну, специальная такая штуковина для экстренных случаев, с его помощью я могу легко связаться с полицией космопорта и даже переслать сообщение на другую планету…

– Нет, – отрезал Пух.

– Но почему?

– Не получится.

Лестница иссякла. Шилов ступил на холодную землю, топнул. Под ногами хлюпнуло. Он сделал шаг вперед и больно ударился лбом о низкий земляной потолок.

– Пригнись, – запоздало предупредил зеленокожий. Пятно света рыскало по земле, из которой торчали белые корни. Рыскало далеко впереди. Шилов наклонился и поспешил за зеленокожим. Шли долго, минут пятнадцать или больше, у Шилова затекла шея, он стал чаще натыкаться на корни, торчавшие из потолка и стен, и ругался. Кроме того, у него неожиданно разыгрался приступ клаустрофобии. Шилов мечтал побыстрее выйти… неважно куда, лишь бы на открытое пространство.

Пух вдруг замер, и Шилов натолкнулся на него. Под кожей аборигена будто шары перекатывались мускулы. Чужак волновался.

– Что случилось? – шепотом спросил Шилов. Пух обернулся вместе со своим фонариком, колючий свет ударил Шилова по глазам.

– Что-то происходит, какое-то говно, – произнес Пух по слогам. Потом вдруг пятно заметалось по стенам и потолку как бешеное, и Шилов, открыв глаза, подивился калейдоскопу черно-бело-серого, а потом удивляться было уже некогда, потому что Пух закричал, задыхаясь от ужаса: «Бежим!» – и сам побежал вперед, а Шилов помчался за ним. Они неслись, спотыкаясь и едва удерживаясь на ногах. Страх зеленокожего передался Шилову. Ему казалось, что за ними действительно кто-то гонится, кто-то огромный, обдающий спину горячим и влажным дыханием. Шилов бежал быстрее, уже не обращая внимания на боль в шее и ногах. Он спешил за Пухом и, что удивительно, почти не отставал. Страх придал Шилову сил.

Тоннель закончился, они уперлись в стену, к которой была притулена деревянная лестница, такая же, как та, по которой они спустились сюда. Шилову на миг подумалось, что они неведомым образом сделали круг и вернулись к дому пропавшего ученого. Но дальше думать было некогда. Проворный Пух уже карабкался наверх. Шилов едва поспевал за ним. Было все также темно, но наш герой задом чувствовал, что чудовище совсем рядом, что оно готово в любой момент вцепиться ему в ногу и утащить в свое логово.

Сверху громыхнуло, по привыкшим к темноте глазам будто кувалдой ударил яркий свет. Кто-то неуверенно чертыхнулся и замолчал на полуслове.

– Закрывайте дверь! – закричал Пух, который успел выбраться из тоннеля. Шилов поспешил за ним. Чьи-то руки подхватили его под руки и вытащили из западни. Шилов без сил упал на паркетный пот, попытался отдышаться. За его спиной зеленокожие закрывали люк, находившийся под кроватью, такой же, как в доме покойного Ширяева. Шилов огляделся. Кажется, это был домик сторожа базы. Обстановка выглядела вполне человеческой: шкаф, стулья, большой дубовый стол, занавески на окнах, горшки с геранью и кактусами на подоконнике, настольный вентилятор с порыжевшими от времени лопастями. Посреди комнаты стояло кривое напольное зеркало в угольно-черной раме. Зеркало плохо вписывалось в обстановку.

Зеленокожих стало трое. Кроме Пуха здесь стоял старик в соломенной шляпе и шортах до колен и молодой инопланетянин в летней одежде: белой майке навыпуск и облегающих бежевых штанишках. Шилов, совсем обалдевший, посмотрел на закрытый люк. Он ждал удара из тоннеля, который бы подтвердил, что за ними и впрямь гналось чудовище, но удара не последовало, тишину ничего не нарушало.

– Пойдем? – спросил Пух, нервно переступавший ногами возле зеркала.

– Что… – голос у Шилова сел, он закашлялся.

Повторил попытку:

– Что за нами гналось?

Ответил старик:

– Ничто.

– Чего?

– Ничто, – терпеливо повторил старик. Шилов увидел, что Пух кривится. Пух очень спешил, но старика не перебивал.

– Ничто?

– Ничто! – Старик вытянул руку, покрытую темно-зелеными бородавками, и провел ею в воздухе, как бы рисуя загадочную руну. – Что ты видишь, человек? Ты видишь стол, стул, волшебный предмет, дающий свет, чудесный предмет, разрыхляющий воздух. Это – «что». За вами же гналось «ничто».

– Эти волшебные предметы называются лампа и вентилятор, дедушка, – сказал Пух.

– Неважно! – старик отмахнулся. – Ты меня понимаешь, человек?

– Не понимаю, – буркнул Шилов, поднимаясь на ноги. Вытянувшись в полный рост, он стал на голову выше зеленокожих карликов. Он посмотрел на недомерков с легким презрением и страхом, ему показалось, что это они сотворили с турбазой нечто такое, отчего происходящее превратилось в кошмарный сон. Но тут же обругал себя за такие мысли. Ксенофобия, ничего более, досадный пережиток прошлого.

– Это вы вырыли тоннель? – спросил он.

– Да, – кивнул старик.

– Зачем?

Старик пожал плечами. Пух, который чуть не подпрыгивал на месте от возбуждения, опять подал голос:

– Пошли? Пошли, пошли, пошли, а то говно случится!

Старик кивнул, засеменил на середину комнаты, за руку потянул молодого. Молодой глядел на Шилова и без стеснения грыз ноготь на большом пальце левой руки. Впрочем, Шилов успел подзабыть лекции об этих инопланетянах и не был уверен: быть может, это такой особенный жест, означающий уважение к гостю? Или, к примеру, неуважение.

Они подошли к зеркалу. Старик встал возле него и сказал что-то на своем языке. Пух замер, с сомнением оглядывая Шилова, и произнес по-русски:

– Быть может, он сможет. Ведь он сумел не поддаться влиянию великана.

– Что смогу? – спросил Шилов.

– Пройти в зеркало, – ответил Пух. Шилов глянул в зеркало. Там отражался он: кривой, растянутый, с губами как у гиппопотама, если, конечно, у гиппопотама есть губы, в чем Шилов сомневался. Он стремился вспомнить, как выглядит гиппопотам, точнее его морда, но почему-то не получалось, скромный гиппопотам прятался в болоте и наружу торчал только его завитый как у поросенка хвостик. Шилов и так и этак примерялся к хвостику, но хвостик не хотел открывать своих тайн, и был он в этот момент для Шилова чем-то вроде философского камня или эликсира бессмертия, желанного, но недостижимого зелья.

– В смысле, пройти в зеркало? Это что-то метафизическое? То есть, метафорическое? То есть…

– Это настоящее, – сказал старик. – Ты должен принять наше… хм… мышление и пройти. Такова традиция.

– Как в «Алисе в Зазеркалье», что ли? – буркнул Шилов, отступая. Ему вновь показалось, что его разыгрывают. Быть может, все происходящее – спектакль, разыгранный с намерением позабавить заскучавших туристов? Но тогда надо принять и то, что Семеныч участвует в розыгрыше, и Проненко, что на него совсем не похоже. Нет, слишком уж все правдоподобно. Хотя…

– Не знаю, о какой Алисе ты говоришь, – вежливо ответил старик, – но пройти в зеркало тебе надо.

– И где я окажусь? – Шилов с опаской поглядел на отражение.

Зеленокожие переглянулись.

– Э… – сказал молодой зеленокожий, за что немедленно получил подзатыльник от старика. Пока Шилов наблюдал за хныкающим чужаком, Пух зашел ему за спину, разбежался и толкнул. Шилов потерял равновесие и, размахивая руками, как мельница, упал прямо на зеркало. Успел зажмурить глаза. Осколки царапнули кожу. Зеркало будто взорвалось, но осколки почти не навредили Шилову, потому что зеркало оказалось совсем тонкое, как фольга, и, к тому же, сделано было из какого-то необычного материала, что-то вроде пластика. Шилову досталось всего две или три незначительные царапины. Он поднялся с пола, стряхивая с одежды налипшие осколки. Увидел на полу перед собой шахматную доску с расставленными фигурами. И у черных, и у белых не хватало ферзя. Кто-то здесь все-таки увлекался «Алисой в Зазеркалье». Или шахматы возникли сами, потому что он думал о книге Кэрролла? Чертовщина.

Шилов повернул голову. За пустой рамой стояли и терпеливо ждали зеленокожие. Ничего не изменилось, он оставался в том же доме, зеркало никуда его не перенесло.

– Какого черта вы толкнули меня? – закричал Шилов, предчувствуя, что еще чуть-чуть и взорвется.

– Это обычай. Обычай, конечно, говно, но… – сказал Пух и посмотрел на старика.

– Но он древний, – сказал старик и посмотрел на молодого. Молодой молчал, усиленно обгрызая ноготь. Тогда снова заговорил Пух:

– И теперь мы имеем право отвести тебя в наше тайное убежище. Убежище, в принципе, говно, но для начала сойдет.

– В том убежище ты узнаешь…

Все посмотрели на молодого. Молодой до кости обгладывал средний палец и с унынием глядел в мир.

– Всё, – сказал Пух. И подвел итог: – Вот такое говно.

Пепел рвался к небу, когда кто-то из ребят щедрой рукой сыпал в костер волшебный желтый порошок, который был здесь вместо песка. Дети вчетвером сидели вокруг костра на корточках, обняв себя руками за плечи. Здесь была Эллис, бледная как смерть: огненные пятна плясали по ее лицу, зажигали дьявольским красным огнем ее черные волосы; здесь сидел Ластик, лицо которого казалось на удивление неживым, потому что было полностью неподвижно, его руки парили над костром, совершая странные пассы; здесь был Коралл-младший, при свете костра потерявший всю свою напускную «взрослость» и выглядевший, как и положено, подростком пятнадцати лет. Обгорелой теннисной ракеткой он ворошил угли в костре. Чуть в стороне, едва заметный, сидел еще один мальчишка, маленький и пухлощекий, в светлой гавайской рубашке, шортах и панаме, нахлобученной на уши. Малыш не подбрасывал в костер порошок; он внимательно следил за остальными и слушал их, иногда прикрывая ладонью глаза и кивая.

Дети сидели поглощенные темнотой на бледном берегу озера, а в самом озере смутно угадывались очертания ультра-осьминога. Чудовище спало, озеро бурлило, как закипающая вода в чайнике, лениво шевелились щупальца, вынося на берег пену.

Шилов и зеленокожие крались вдоль кручи, стараясь держаться в тени развесистого кустарника. Шилов как завороженный следил за детьми.

– Надо спуститься, помочь им… – прошептал он. – Они же, наверное, в опасности и не подозревают, что рядом чудище бродит.

– Не надо спускаться, говно случится, – ответил Пух и потянул его за собой. Чуть сзади старик таким же образом тащил молодого. Молодой перестал грызть ноготь, ковырялся в носу. Кажется, не было такого места, куда он не мог засунуть палец.

– Ты не знаешь, что это за малыш в панаме? – спросил Шилов.

– Бенни-бой, – ответил старик. – Прескотт.

Шилов вздрогнул.

– Все бы отдал, чтобы узнать, о чем они сейчас разговаривают… – прошептал он.

Они продолжили путь, скрытые тенями, словно разбойники, собравшиеся на темное дело.

Глава пятая

Ластик стремительно выкатил из костра картофелину. Картошка была горячая, жгла ладони. Ластик долго дул на нее и перебрасывал из руки в руку. Лицо его раскраснелось, ноздри раздувались, как у хищника, почуявшего добычу. Коралл достал из-за спины том в черной кожаной обложке и кинул в костер. В синий воздух метнулись алые искры. Коралл подбросил желтого песка; искры опали, потухли.

– Как фейерверк, – уныло сказал Бенни-бой Прескотт и высморкался в большой клетчатый платок, кончик которого торчал из кармана его шортов.

– Отец опять нажрался, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Коралл. – Как свинья. Так достал. Чтоб он сдох. Когда-нибудь он сдохнет, я знаю.

– Нельзя так об отце! – сказал Ластик и захрустел картофелиной.

– Почему нельзя?

– Вот посмотри на Эллис, у нее вообще отца нет!

– И что?

– Посмотри на нее, какая она бледная!

Все посмотрели на Эллис. Бледная Эллис осталась равнодушна к сочувствующим взглядам. Она брала в ладони песок, процеживала его между пальцами и внимательно следила за костром.

– Я очень сочувствую Эллис, но мой отец – свинья, – сказал Коралл. Ластик заржал, давясь картофелем:

– Ты только послушай себя, Коралл! «Я! очень! сочувствую!» Где ты так научился говорить? У взрослых?! Съешь мои шорты, Коралл!

– Ну, хватит уже ругаться, – прошептал Бенни-бой, доставая из заднего кармана второй платок, крупнее первого. Все немедленно замолчали. – Надо думать, что делать. – Он кивнул на озеро, и все поглядели туда же. От воды веяло колючей стужей, как зимой.

– Думать? – задумчиво переспросил Коралл и вытащил из-за спины очередной том в черной обложке и кинул его в огонь. – Я вот думаю, как бы набить Ластику морду.

– А что думать? – неуверенно спросил Ластик, с опаской глядя на Коралла. – Думать нечего. Надо веселиться, как и всегда!

– Уже повеселились, – буркнул Коралл. – Сегодня что-то долго веселимся, не находишь? Взрослым от нас и так уже досталось. А веселье и не думает заканчиваться. Тебе не кажется, что мы доигрались?

Все посмотрели на небо. Небо было темное, лишенное звезд, как сирота родителей. Через зенит, с запада на восток, от горизонта до горизонта, проходила пылающая полоса. Словно щель в раскрывающемся куполе.

– Долговато веселимся, – признал Ластик. – Но что мы можем сделать-то?

Коралл пожал плечами и посмотрел на Бенни. Бенни пожал плечами и посмотрел на Ластика. Ластик пожал плечами и посмотрел на Эллис. Эллис вытащила что-то из кармашка, сунула в рот, пожевала и сплюнула в костер свинцовой дробью. Посыпались бледно-желтые искры, и Ластик ойкнул, потому что искра угодила ему в глаз. Коралл кинул в костер еще одну книгу и пригоршню песка вслед за ней.

– Дура ты, Эллис, – пробубнил Ластик, усиленно растирая глаз. – Так можно и покалечиться!

– И даже кони кинуть, – сказал Бенни задумчиво. Все вздрогнули и отвернулись, избегая глядеть на не по годам умного малыша.

Они вновь посмотрели на небо. Небо изменялось, полоса медленно, но верно раздавалась вширь.

– А меня сегодня мамка отшлепала, – сказал Ластик. – Возмутилась, чего это я так мало вина продал. Она, мол, продала бы много больше, но ей сложно ходить. Ходить, значит, сложно, а шлепать – запросто, силы есть. До чего несправедливо!

Его друзья промолчали. Небесный купол будто бы раскрывался, из огненной полосы вырвались оранжевые капли и помчались навстречу земле, раскидывая вокруг снопы ярчайших искр.

– Блин, – сказал Ластик, втягивая голову в плечи.

Семеныч почувствовал легкое волнение, краски на миг поблекли, выжженные будто бы кислотой, а потом мир снова стал проявляться, но неторопливо, как фотокарточка в специальном растворе или даже еще медленнее. Перед глазами Семеныча пронеслась черная тень, отороченная по краям бледно-синим мехом. Наверное, Коралл ди Коралл. Семеныч решил притвориться, что все в порядке и стал рассказывать какой-то безумно смешной анекдот, а когда рассказал, сам же и рассмеялся, а тень не издала ни звука. Смущенный Семеныч замолчал, уставившись в столешницу. Нащупал почти проявившийся кубок, налил в него вина, выпил сам. Вспомнил, что Шилов собирался в туалет и крикнул:

– Эй, Шилов! Где тебя черти носят, р-редиска?

Шилов не ответил. Семеныч подождал, когда мир окончательно «проявится» и поднял глаза. Тенью и в самом деле оказался Коралл, который мирно спал на краю дивана, свернувшись в клубочек. От него несло кислятиной. Присмотревшись, Семеныч увидел, что Коралл как-то успел заблевать весь диван. Зрелище было не из приятных, Семеныч насупился. Откуда-то сбоку повеяло свежестью. Он тихонько встал, чтоб не разбудить хозяина, и подошел к распахнутому окну. За окном мерцали яркие южные звезды, весьма музыкально стрекотали цикады. Семеныч ненавидел музыку, ну кроме, пожалуй, старинного шансона, и поэтому захлопнул окно, отворил форточку, чтоб комната хоть немного проветривалась, прошелся по комнате, обходя завалы. Сначала хотел разбудить Коралла, но потом передумал. Хозяин сам виноват, нечего было пить, не дожидаясь гостей.

Интересно, куда смылся Шилов? Семеныч пошел к выходу, но его остановил дикий вскрик. Семеныч резко обернулся. Коралл сидел на диване, вращая вытаращенными глазами. Перед его носом в воздухе, никак не закрепленный, болтался маленький ножик, острое лезвие которого поблескивало в электрическом свете. Ножик надвигался на переносицу Коралла, грозя оцарапать ее, а Стивен ничего не предпринимал, чтобы спастись. Семеныч замер, протер глаза, удивленный необычным явлением. Он не представлял, что надо делать в такой ситуации и доверился интуиции. Интуиция подсказала, что надо схватить стул и швырнуть в ножик, и Семеныч, не успев включить разум, послушался чутья. Ножик ринулся в сторону, прячась за горой рухляди, стул врезался Кораллу в лицо, тот закричал и начал материться. Спрыгнул с дивана, зажимая рукой вскочившую на лбу шишку.

– Ты что творишь, мать твою?

– Ножик, нос-пиндос! – Семеныч был скуп на слова. Он медленно двигался вдоль стены, не упуская из виду места, где таился нож. В Семеныче проснулся профессионал. О загадочности явления он больше не думал; на работе в учреждении, которое занимается исследованием нечеловеческой логики, и не такое увидишь.

Коралл, кажется, понял его и стал пятиться, приближаясь к Семенычу. Он подхватил с пола обломок лампы дневного света, выставил его перед собой, как меч. Идиотское зрелище. Семеныч просто, как бы выразиться, чтоб не порезал цензор… – короче говоря, просто ахуелъ. Ну вот, вроде и обсценной лексики нет, и все всем понятно.

Коралл вдруг вздрогнул, запнулся и шлепнулся на задницу. Ножик выскользнул из укрытия, облетел комнату по периметру, умчался к лампочке, качающейся под потолком, и стал кружить возле нее, словно комар. Коралл засучил ногами, отползая. Семеныч, не имея времени оценить новый удивительный поступок лезвия, схватил со стола книгу, подпрыгнул и с размаху ударил ею по ножу. Ножик отлетел к стене, ударился о нее и, безвольный, повалился на пол. Семеныч подошел к нему, потрогал носком ботинка. Ножик лежал на полу и не шевелился.

– Заманивает! – взвизгнул Коралл.

– Да нет, вр-роде… – Семеныч наступил на нож, вдавил его в пол.

– А что с ним? – слабым голосом спросил Коралл.

– Кажется, сдох, нос-пиндос, – неуверенно отозвался Семеныч, который все-таки ожидал, что нож как в классических фильмах жанра horror воскреснет и бросится на него, чтобы вспороть живот, но нож только вяло пошевелился, и тогда Семеныч наступил на него крепче, заставив перламутровую рукоятку хрустнуть и сломаться, словно хитин насекомого.

Лестница обволакивала Проненко, как густой туман, и пыталась высосать из него соки, словно вампир. Перила по какой-то странной лестничной прихоти пребольно вжимались в колени Проненко. Он сползал со ступеньки на ступеньку, нервно смеясь, пытаясь сообразить, как лестница может обволакивать и высасывать. Особенно – высасывать. Эта мысль сильно тревожила растрепанный разум Проненко. Прямые как стрела лучи оранжевой луны пронзали темные окна и расчерчивали пространство на квадраты-классики, по которым прыгали детские друзья Проненко, разрушившие его замок, и теперь медленно умиравшие от таинственных болезней.

Друзья поворачивались и смотрели на Проненко мертвыми глазами. Он не смог перенести их холодных взглядов и покатился по лестнице, то захлебываясь лестничным туманом, то вырываясь на волю, хватая ртом воздух. Он барахтался в тумане, как утопающий. Он попробовал закричать, но как раз упал на пол, в кровь разбив губы, и вместо крика промычал нечто бессмысленное. По полу, непосредственно под глазом Проненко, полз усталый муравей c хлебной крошкой в жвалах. Муравей остановился под переносицей Проненко, чтобы передохнуть. Проненко дернулся и кончиком носа раздавил насекомое.

– Зачем ты убил невинного муравья? – спросил Саша, склонившись над ним. То есть это Проненко казалось, что Саша склонился, но ведь он давно мертв или парализован, что, впрочем, одно и то же, значит, просто кажется?

– Не знаю, – буркнул Проненко, глотая кровь. Кровь была сладкая, как малиновое варенье. Ну, то есть это ему казалось, что она такая, на самом деле у крови другой вкус.

– Для тебя, Проненко, ничего не значит муравьиная жизнь, да и человеческая тоже.

– Почему ты так решил?

– Ты зачем орал там, наверху? – спросил Саша.

– Я увидел… – Проненко замолчал, не договорив.

– Что ты увидел?

– Увидел, – упрямо повторил Проненко и вновь проглотил кровь. У крови был вкус клубничного ликера.

– Думаешь, кто-то еще это видел?

– Думаю, да, – ответил Проненко, про себя удивляясь общему идиотизму беседы. – Но закричал только я… Слушай, Саша… – неуверенно промолвил он. – Я как бы давно хотел узнать, но как-то забывал поинтересоваться… тебя так и не вылечили?

– Не-а, – беззаботно ответил невидимый Саша. – Но ты не тревожься, мне и так хорошо.

Проненко проглотил кровь. У крови был вкус жареной картошки с луком, политой дрянным кетчупом.

– Где я?

– Это мир демонов! – с пафосом ответил Саша и засмеялся, отстукивая туфлями чечетку. – Тук-тук… тук-тук-тук…

– Мир покемонов?

– Ах, ну да. Демоны в современном сознании ассоциируются с покемонами, а тень, которая живет в каждом из нас, с картошкой-фри. Ты любишь картошку-фри, Проненко? В тебе живет плазменная картошка-фри и двумерные чизбургеры по цене одномерных?

– Ты о чем?

– Я о том, дубовая твоя башка, что в массовом сознании макдоналдсы ассоциируются с темной силой, но люди все равно ходят в эти заведения, особенно те, в ком сильна темная сторона и кто слушается зова ее. Люди ходят туда с самого малолетства, родители приучают их, уводят во тьму, не дают выбрать. Понимаешь?

– Саша, я всегда знал, что ты – идиот, – со злостью ответил Проненко. – Ты читал Фрейда, Кинга и Ницше в шестилетнем возрасте, поэтому и чокнулся. Я, к слову, как бы не осилил Ницше и Кинга до сих пор.

– Нашел, чем гордиться! Кинг – это классика. Ницше, впрочем, истинно, дерьмо: напыщенное, себялюбивое, созданное воспаленным разумом дерьмо.

– Да пошел ты в… – сказал Проненко, последний раз глотая кровь. У крови был вкус вишневого джема, густо намазанного на ржаной хлеб. Проненко поднялся на ноги, рукавом стирая с подбородка кровь и крошки, огляделся. Он стоял, покачиваясь, посреди столовой, которая была совершенно пуста, если не считать жужжащего, подобно жирной мухе, холодильника в углу. На столе неотвратимо пропадали остатки закуски. Закуска гнила с левой стороны. Проненко стало печально, ему не хотелось, чтобы закуска разлагалась в одиночестве. Он проковылял к столу, схватил кусок колбасы, с алчностью вгрызся в него. Колбаса успела подсохнуть, но для Проненко она показалась вкуснейшей вещью на свете. Снаружи истошно закричали перепела и фазаны, предвещая заход оранжевой луны. Соловей затянул безрадостную песню, предрекая восход луны зеленой. Проненко, дожевывая кусочек, подумал, что мир вокруг какой-то странный, да и он сам ведет себя необычно. Что-то изменилось в нем после того, как он обернулся там, наверху и увидел… не думай об этом!

– Неужели показалось? – спросил Проненко у душного воздуха. Воздух загустел возле потолка, образовал вращающуюся воронку, из которой неведомое нечто выбросило книгу в черной обложке.

– Ясно, – сказал Проненко, кидая колбасную шкурку на книгу. Кожура, не долетев до тома сантиметра, с тусклой вспышкой аннигилировалась. Наверное, нырнула в иную реальность.

Шилов и компания пробирались сквозь частые заросли. Двигались почти ползком, и Шилову казалось, что местная насекомая живность проникла уже во все его поры и даже забралась под веки. Чем сильнее припадал он к земле, тем больше под ним ползало склизких сороконожек, глянцевых жуков с большими жвалами и индиговыми надкрыльями и тварей, напоминавших тараканов, только жирнее, мясистее и с усами, как у потомственных казаков.

– Блин… – сказал Шилов и шепотом обратился к зеленокожему старику, который сначала мелькал далеко впереди, но сейчас почему-то замер на месте. Наверное, Пух, возглавлявший экспедицию, засек что-то необычное и встал.

– Послушайте… – спросил Шилов. – Вы не скажете, что тут творится? Почему небо меняется каждые пять минут?

Старик долго не отвечал, и Шилов решил уже, что он снова отмолчится, но старик вдруг заговорил:

– Неба много и земли много, и все они находятся здесь и сейчас, хотя не все, конечно. То, что творится – это слияние и перемешивание миров, а мы, простые создания, без затей болтаемся в этих мирах, ведомые силой ультра-осьминога, кракена по-вашему…

– Параллельные миры, значит, – пробормотал Шилов, который мало что понял из речи старика.

– Невидимые миры, – поправил старик, и они поползли дальше.

– А почему вы зовете осьминога… хм… осьминогом, как люди? Я слышал, осьминог был когда-то… вашим богом.

– Бог умер, – ответил старик. – И мы остались наедине с самими собой. Это… – он замялся, – грустно, но так и должно быть…

– Вернись, мой бог… – вдруг запел молодой зеленокожий, – мне грустно без тебя… – Он захихикал, за что получил шлепок от старца, и умолк.

– Зачем вы его все время бьете? – спросил Шилов.

– Это ваших детей нельзя бить, а наших можно и даже полезно.

Небо над их головами раскрывалось, подобно бутону, с него сыпались, пропитанные едкой кислотой огненные метеоры, издалека похожие на одуванчиковые парашютики. Метеоры вгрызались в землю, проникали глубоко внутрь, как будто оплодотворяя ее. Дети сидели вокруг костра полностью неподвижные, а метеоры стачивали пространство вокруг них, постепенно приближаясь к костру. Бенни-бой крутил в руке сломанный нож.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации