Текст книги "Чужое"

Михалыч замолчал, многозначительно поглядывая на Шилова.

– И на что?

– На магниты! Нет, ты смотри, Шилов, ты можешь себе такое представить? На магниты рыбу ловят! Я не поверил, но проверил: елы-палы, липнет! Ты смотри, что ж это за рыба такая? Они мне: «Да вот, недели две назад появилась, только на магнит и ловится. Жарили, уху варили. А чешую аккуратно ножичком, ты смотри, снимали, чтоб потом на металлолом сдать…» Сообразил я, что дело нечисто, что инопланетная какая-то зараза, видать, к нам просочилась, а ты ведь у нас, Шилов, как раз специалист по такой заразе! Да и к тетке Еленке надо было заглянуть по кое-каким делам; тут и ты обнаружился. Что скажешь?

– Я уволился, – угрюмо ответил Шилов.

– Ну и чего, и чего, что уволился? Тут не в увольнении дело, а в том, что в наших тихих лесах и деревнях нечто, ты смотри, инопланетное завелось, зараза какая-то… ты чего там разглядывал, кстати?

– Да так… – промямлил Шилов, и улыбка вдруг сползла с лица его собеседника. Михалыч посмотрел на него с подозрением, зачем-то отошел от забора:

– А тетка Еленка где, кстати?

– Сам не знаю, – искренне ответил Шилов. – Стучал к ней с полчаса, наверное, не меньше, а она не открыла. А мне надо было срочно… ну… проверить эту бочку, потому что…

– Ты смотри… – тихо, и как-то удивленно сказал Михалыч, сорвал с плеча берданку и направил ствол на Шилова. – А ну стой, где стоишь!

Шилов вылупился на Михалыча:

– Михалыч, ты чего?

– А ничего я! Ничего! – визгливо откликнулся тот. – Чай, тоже не лыком шиты, видел я документальный фильм в клубе, «Похитители тел» назывался, там все про это подробно рассказывалось. Ты смотри у меня, ты – не Шилов, ты – чужак мерзкий, который тело его захватил.

– Михалыч, что за мескалиновый[5]5
  Мескалин – Крайне полезное для писателей и вообще обладателей творческих профессий вещество, вызывающее приступы вдохновения; приступы эти часто принимают за шизофренические. Есть данные, что этим веществом вдохновлялись такие известные мыслители, как Ницше, Камю, Эдуард Лимонов и другие.


[Закрыть] бред? Какой я, твою дивизию, чужак?

– Слова такого, «мескалиновый», не знаю, – огрызнулся Михалыч. – Ты смотри: лучше слушайся меня, и ничего тебе не будет. Если ты настоящий Шилов, я тебе потом бутыль первача поставлю, прощения попрошу таким образом, значит. А если нет… а ну, круго-ом а-а-арш! Иди вдоль забора да не рыпайся. Вот так. Куды тетку Еленку дел? Признавайся, собака дикая!

Шилов медленно шагал вдоль тына, подпертого кольями, украдкой поглядывал на Михалыча. Тот, похоже, настроен был серьезно. Берданка его выглядела не то чтобы угрожающе, но уток из нее Михалыч бил прекрасно; может, и против человека она неплохо действует? Шилов не хотел проверять.

– Михалыч, честно не знаю, куда тетка Еленка подевалась, сам удивляюсь. И не чужак я, а человек.

– Что у бочки делал?

– Так незадолго до этого тетка Еленка сама мне бочку эту показала, а в ней – кристаллы какие-то таинственные; вот я и решил еще раз проверить.

– Ты смотри, все-таки что-то инопланетное?

– Думаю, да.

– А почему в райцентр тогда не позвонил, милицию не вызвал?

Шилов не сразу нашелся что ответить.

– Сомневался…

– Ты смотри, сомневался он! – удовлетворенно сказал Михалыч. – А ну шевелись!

Они оказались напротив двери. Не спуская с Шилова глаз, Михалыч открыл калитку, вошел во двор. Остановился в шагах трех, приказал, размахивая дробовиком:

– Двигайся к дому, нехристь, будем тетку Еленку спасать. Может, сразу признаешься, куда ты ее девал?

– Никуда я ее не девал, – хмуро ответил Шилов. – Давай искать, мне самому интересно.

Дверь в дом оказалась заперта.

– Стучи, – приказал Михалыч.

Шилов стукнул. Сначала стучал нерешительно, потом все громче и чаще. Позвал по привычке: «Те-е-етка…», но осекся, потому что в спину уперся ствол.

– Ты эта… потише, Шилов, нежнее.

– Она меня не услышит.

– Ты смотри, она тебя и так не слышит… эй, а это еще чего за чудо?

Михалыч застучал башмаками по плитке, подбежал к забору, упал на него грудью. Шилов обернулся, чтобы посмотреть, что он там углядел. Сначала видны были только поля да лужайки, покрывавшие склон холма, потом Шилов усмотрел некое бурление в траве и услышал странный звук, что-то вроде нарастающего писка. Он вспомнил об отходе производства, который до сих пор лежал в кармане, и машинально посмотрел вниз, хлопнул себя по штанине, но тут же сообразил, что звук идет не от диска, а от лужайки, которая, несмотря на полный штиль, волнуется как зеленое море.

– Ты смотри: что-то ползет… – пробормотал Михалыч, поворачивая голову то к Шилову, то к лужайке. От нервного напряжения лицо его раскраснелось, на шее проступили бордовые пятна. Михалыч откашлялся, обратился к Шилову вполне дружелюбно, хотя берданку не опустил: – Эй, нехристь, что ползет?

– Не знаю, – огрызнулся Шилов. – Я не чужак, сколько тебе можно говорить, Михалыч? Ох, чувствую, одной бутылью самогона ты не отделаешься…

– Ну, это мы еще посмотрим… – пробормотал Михалыч, цепко вглядываясь в травяной шторм. – Ты смотри: трава колышется, а отчего так происходит, понять не могу. Но кажется, будто что-то из-под земли ползет и…

Договорить он не успел. Земля дрогнула. Михалыч повалился на колени, судорожно хватаясь заскорузлыми руками за кромку забора. Шилов успел вцепиться в дверь и словно прилип к ней, ожидая, когда миротрясение завершится. Он увидел как посреди зеленой лужайки, вспугнув воробьиную стаю, взбух изумрудно-зеленый холм, как пошли по нему трещины, из которых забила фонтанчиками грязная вода, а потом случилось извержение. У холма начисто снесло верхушку, и в воздух полетело самое разнообразное оружие: холодное, огнестрельное, даже бомбу ржавую выплюнуло. Очень скоро, однако, все успокоилось. Оружие устилало развороченную землю, как ковер осенних листьев. Михалыч смотрел на свершившееся чудо, широко раскрыв рот. Шилов и сам едва сдерживался, чтобы не заорать. Он посмотрел на небо, ожидая увидеть в нем неправильность, то, как тучи ходят строем, но тучи плыли в полном хаосе: наталкивались друг на друга, спаривались и ползли дальше вместе, и над всем этим безобразием стоял мраморный купол неба.

– Что это, Господи… – пробормотал Михалыч, снова и снова осеняя себя крестным знамением. – Что же это… Шилов, что это было?

– Я ведь чужак, по-твоему, а не Шилов, – зло ответил он, отходя от двери, оглядываясь по сторонам. После такого он ожидал чего угодно.

– Да ладно… какие уж тут чужаки… когда такое творится. Зато, ты смотри, землицу как своротило-то… оружие собрать, сдать государству, можно и деньги получить да и планете польза какая-никакая, металл на дармовщинку…

Шилов помог потрясенному Михалычу подняться. Вместе они вышли на улицу, на цыпочках пересекли дорогу, вглядываясь в комья земли под ногами – они, комья эти, казались им чем-то чудным. Михалыч то и дело с опаской поглядывал на Шилова, порывался что-то сказать, но, не произнеся ни слова, захлопывал рот. В чужаков, захвативших тела землян, он мог поверить, но старинное оружие, выталкиваемое землей, будто инородное тело, было выше его разумения. Поэтому и зауважал он Шилова, который воспринял извержение зеленого вулкана спокойно.

– Че это, Костя?

– Оружие, – ответил Шилов честно.

– Но как оно тут…?

– Не знаю. Однажды я уже видел такое, но то было в другом мире и… хм… как бы даже и не в мире, а во сне, не по-настоящему.

– Ты… думаешь, я сплю?

Михалыч поспешно ущипнул себя за руку, и выругался сквозь сцепленные зубы.

– Больно, с-сука…

– Я не думаю, что ты спишь.

– Так чего же ты раньше молчал, ирод!

– Мне кажется, что сплю я, – сказал Шилов. Он наклонился, поднял с земли стальной кругляш, точную копию того, который лежал в кармане. Диск холодил руку, и, что приятно, молчал, не пищал.

– Михалыч, а ты знаешь, что эти штуковины делают на Воронежском заводе Искривленного Вакуума?

– Ты смотри: меня не путай… – Михалыч нахмурился. – Я на том заводе двадцать лет проработал, знаю его как свой дом, всего два года назад уволился. Нету там такого и никогда не было. Носом чую, что-то чужеземное.

– М-да, – пробормотал Шилов, пиная автомат Калашникова, торчавший из земли.

Если исходить из того, что все или хотя бы почти все ему кажется, или, например, снится, то чудится ему и Михалыч, потому что он, видите ли, уверен, что диск этот – инопланетного происхождения. Но если на миг поверить, что все происходит на самом деле, то насчет диска врет Афоня. Его самый лучший и, по-хорошему, единственный друг, искусственно выведенный домовой Афоня, который не признал, что нечто странное происходит в дворовом туалете, который придумал байку о пищащих дисках, производимых в Воронеже.

– Михалыч, – сказал Шилов, подхватывая с земли целый, матово блестевший пистолет, – пойдем ко мне домой.

– Это еще зачем? – подозрительно прищурился Михалыч. – Че там? Ты это, Шилов, смотри, я лучше домой почапаю, у меня жена без присмотра, сын ничего не знает… я, это, лучше домой по-быстрому и, это, позвоню в милицию, сообщу, что тут делается, да и ты лучше со мной иди, ночь скоро, а тут черт его знает что творится!

– Не надо в милицию, – попросил Шилов. Он пропустил мимо ушей почти всю речь Михалыча, но эти слова услышал, и они словно погребальный колокол зазвучали в его мозгу. Приедет милиция, все оцепит. Вызовут войска. Привлекут его, позвонят бывшим коллегам, позовут ребят из контрразведки. Он еще долго не увидит Соню или увидит, но только как следователя. Издалека. Подтянутую, строгую, подчеркнуто официальную. Он не сможет глядеть ей в глаза… он, черт возьми, не может без нее сейчас! Он должен все уладить здесь сам, сейчас, теперь, немедленно, в течение суток, не больше.

– Ты чего, Шилов, спятил? Как это «не надо»?!

– Михалыч, прошу тебя… дай мне время до утра, я, кажется, догадываюсь, в чем тут дело и до утра все исправлю. Михалыч, я не хочу, чтобы приехала милиция и разворотила тут все! Ты представляешь, во что превратится наша деревенька, если до нее доберутся власти? Нас выгонят из дома, заставят жить где-нибудь в гостинице, нас затаскают на допросы, на конференции. Я не хочу этого.

– Я тоже не хочу, но… – Михалыч замялся, крепко прижимая к груди берданку.

– Я тебе прощаю самогон, который ты мне должен. – Шилов улыбнулся: – Только не звони никуда до утра. Нет, лучше до обеда. В обед я приду к тебе и скажу, что все в порядке. Вот увидишь.

– Ну ладно… – Михалыч засуетился, бочком, по-крабьи, выбираясь на дорогу. – Не буду звонить… но и ты это… смотри… поспеши, в общем. Я тебе… ну… верю, в общем. Ты же специалист по всяким таким… ну этим. Молюсь, чтобы у тебя все… ну… хорошо прошло…

– «Мольба подобна ночи, нисходящей на мысль», – процитировал Шилов.

– Ага… ну да, ну да… В общем, я пошел. Пока, Костя, до завтра…

– Счастливо! – Шилов ободряюще улыбнулся ему.

Глава третья

Шилов обыскал весь дом, но Афони не нашел. Впрочем, чего-то такого он и ожидал. С пистолетом в руках, с взрывчаткой за пазухой он вышел во двор, подошел к туалету, открыл дверь. Белых червей становилось все больше, да и сами они как-то увеличились, стали похожи на больших отъевшихся гусениц. Свет из туалетной преисподней становился все ярче. Шилов улыбнулся чему-то своему, личному, и, отойдя на несколько метров, принялся расстреливать червей. Дело было нудное, долгое. Солнце почти уже успело скрыться за верхушками деревьев, а черви все не кончались. Они лопались с отвратительным звуком, заляпывали стены и пол сортира бледно-желтой жидкостью, которая быстро высыхала и превращалась в корочку, уже в несколько слоев покрывавшую стены туалета. Шилов решил ускорить дело и кинул в очко сразу две гранаты. Отбежал в сторону, подождал. Взрыва не последовало. Он подождал еще, нервно кусая губы и поглядывая на часы. Вспомнил занятия по древнему оружию в Академии, хлопнул себя по лбу. Забыл выдернуть чеку!

Со второй попытки сортир рванул: полетели ошметки досок, брызги дерьма и желтой слизи. Шилов, спрятавшийся за забором, долго не решался выглянуть, потому что ему чудилось, будто из ямы, бывшей сортиром, лезет ужасный огнедышащий монстр, которого не остановить при помощи жалкой «Пьетро Беретты». Наконец он решился. Подошел к яме, зажимая двумя пальцами нос: красного света не стало, червей перемололо в фарш. Воняло невыносимо.

– Уборка началась, – сказал Шилов, улыбаясь до ушей. Ему стало смешно. Происходящее, как ни крути, казалось чем-то нереальным. Быть может, шеф и контора решили испытать «Уничтожитель времени (тм)» на Земле? Нет, невозможно, строжайше запрещено.

Он посмотрел на свой дом, фасад которого от фундамента до крыши был заляпан дерьмом, и улыбнулся шире. Разлетевшиеся доски покалечили штукатурку, выбили стекла в окнах, и это все больше и больше веселило Шилова. Он подумал, что Соне понравится украшенный фекалиями дом, хотя, конечно, глупости, не понравится, но он не поведет ее сюда, они укатят в Воронеж, будут жить в гостинице безвылазно два или три дня, и все это время будут заниматься любовью. Отключат стереофоны, не станут смотреть в окна. Только он и она. А потом он сделает ей предложение. Но сначала надо очистить родную деревню от инопланетной скверны, чтобы она не успела расползтись по округе и достичь Воронежа.

По пути на балку Шилов остановился посреди дороги и схватился за голову, которая вдруг заболела. Он чувствовал, как в глазах лопаются сосуды, и сквозь красную пелену смотрел на холмистую равнину. Он уже видел едва приметную тропинку впереди, что вела к тому самому пруду, где ребята ловили намагниченных рыб. Сзади оставалась деревня, его дом, искалеченный и грязный, предатель Афоня, сбежавший неведомо куда.

Шилов понял, что не то что-то происходит с его головой, что все его мысли украла Сонечка. Вместо того чтобы убраться в доме, вместо того чтобы обратиться к властям, он сам совершает зачистку. Не разобравшись, не поняв до конца, что происходит. Но ведь он не специалист. Он не профессионал. Он не обязан анализировать и сопоставлять факты, он действует, полностью доверившись интуиции. Это его работа, за это ему платили деньги. Он ведь мог стать самым известным игроком в казино; он угадает номер, который выпадет на рулетке в пяти из десяти случаев, что очень и очень много. Что почти невозможно, если верить теории вероятности. Он видит шестым чувством, что происходит и что еще произойдет, именно поэтому считается (считался, поправил себя Шилов) лучшим работником Управления. Значит, не стоит задумываться, надо идти вперед, доверившись интуиции.

Превозмогая боль, он двинулся дальше. У него на спине висел лазерник системы Петракова; вещь, обладающая убойной силой.

Пруд, заросший тиной, с северного берега подметаемый ветвями ив, удручал. Было очень тихо, только плескалась в пруду рыба да неуверенно пищали комары. В сгущающейся тьме Шилов все-таки нашел место, где рыбачили пацанята: земля здесь была хорошо утоптана, изрыта носками ботинок. Шилов заметил пару окурков и несколько чешуек. Поднял одну, потер пальцем – она заблестела как золото. Шилов подобрал еще пару, взвесил на ладони – тяжелые. Рыба с такой чешуей просто не сможет плавать, подумал Шилов. Больше думать было нечего, настала пора действовать. Он взобрался на высокий пригорок метрах в пятидесяти от пруда. Отсюда было прекрасно видно и пруд, и широкую грунтовую дорогу, ведущую к деревне. Дорога оказалась пуста, в траве как-то лениво и будто по принуждению стрекотали кузнечики. Краем глаза Шилов заметил перепархивающих с места на место сонных воробьев.

Он установил на пригорке пулемет, присел рядом, взялся за рукоятку. Сквозь прорезь прицела посмотрел на озеро и открыл огонь.

Быстро стало жарко. Одна за одной из озера выпрыгивали рыбы, которые по всем законам физики никак не могли выпрыгивать, и немедленно гибли, сожженные лазером. Потом стало хуже. Над озером поднялся пар, завоняло чем-то тухлым. Пулемет нагрелся как кипящий чайник, и Шилов, опасаясь, чтобы он не вышел из строя, прекратил стрельбу. В сгущающемся тумане он увидел несколько рыбешек, трепыхающихся на берегу. Почти все были пробиты выстрелами насквозь, но все еще боролись за жизнь и старались вернуться в воду или, наоборот, отползти от нее подальше, из последних сил орудуя плавниками. Эволюция, подумал Шилов. Сейчас у этих рыб отрастут лапы, и они поползут по берегу, натыкаясь друг на друга и пожирая, вернее пытаясь пожрать, потому что броня у них крепкая, а зубов нет. Потом появится особь с зубами, которая даст зубастое потомство: так возникнут хищники. И это здорово.

Пока он так думал, рыбы успели сдохнуть все до одной.

Пар над озером продолжал подниматься, хотя Шилов уже давно перестал стрелять. В густом мареве мелькали тени, вроде бы доносились чьи-то голоса. До пригорка, где расположился Шилов, туман еще не добрался, но полз к нему неотвратимо, хотя и медленно. Что-то было страшное и мерзкое в этом тумане; Шилов понимал, что происхождение у него не совсем обычное. Возможно, он, Шилов, разрушил агрегат, который стоял на дне озера и производил этих странных рыб? Нечто вроде виртуальной установки, изготавливающей вымерших фей, которую он видел в поезде.

Думать было некогда, туман наседал. Шилов торопливо собрал оружие и поспешил к дороге, стараясь не упустить из виду озеро, которое напоминало теперь разбухшую зефирину; туман стал очень плотным и постепенно замедлял наступление на берега. Теперь стало отчетливо слышно, что из тумана раздаются странные звуки и голоса, произносящие слова на незнакомом Шилову языке. Тени в могучей зефирине стали гуще, приблизились к «стенкам» тумана. Шилов, оказавшись на достаточном расстоянии от озера, разобрал лазерник и, перекрестившись, как Михалыч до этого, дал очередь. Тени перекосились, застонали, поплыли, расплавились, превратились в гигантские дуршлаги, которые медленно облетали, будто сотворенные из пепла. Над темными полями, достигнув чащобы, полетел многоголосый крик, полный боли и отчаянья. Туман стал таять, тени сгинули. Над прудом, чирикая от страха, взмыли стаи воробьев. Шилов, повинуясь интуиции, поднял ствол вверх и стрелял по птицам. Много пернатых погибло в тот час. Летели они к сырой земле размолоченные в кровавый фарш или сожженные в пепел. Некоторые, впрочем, успели убраться. Естественно, Шилов, как разумный человек, не стал их догонять. Он продолжал убираться в доме. Отвлекаться было некогда.

Настала пора найти тетку Еленку и фиолетовые кристаллы.

И сказал ему фиолетовый кристалл, свисавший с неровно побеленного потолка в доме тетки Еленки, в гостиной ее:

– Встань или иди.

Но вставать Шилову не пришлось, потому что он и так стоял. Поэтому он просто пошел, ноздрями жадно втягивая в себя наркотический газ, который выпускал из себя кристалл. В голове у него образовалась приятная пустота, и, найдя подходящую позицию для стрельбы и выстрелив в кристалл два или три раза, он сильно удивился, почему из ран в мягком теле камня льется не красная, а сиреневая кровь.

– Не прелюбодействуй или не убий, – сказал кристалл и, выпустив последнюю струю газа, проблевался красной жижей на ковер, и сдох. Основание его, которое лепилось к потолку, вдруг потекло, подобно белой слизи или, скорее, как простокваша; кристалл задрожал и, с хлюпом оторвавшись от потолка, рухнул на пол. Размазался по ковру как огромная фиолетовая сопля с молочно-белой нашлепкой посередине.

Шилов стоял, прислонившись к стене, и чего-то ждал. Наркотическое безумие то покидало его, то вновь уводило за собой, красный пар, казалось, пропитывал каждую клеточку. Он уже не понимал, почудилось ему, что кристалл разговаривает, или нет. Он не мог понять, почему все видится в темном цвете, почему разрушенный кристалл кажется лужей блевотины, почему стены плывут и, кажется, воняют фекалиями, словно недавно взорванный туалет. Наверное, это действие газа, сказал себе Шилов, пробираясь в спальню тетки Еленки. Дурак я, не захватил противогаз. Впрочем, на месте извержения оружия его, кажется, и не было. Что там говорил о таких извержениях Дух, кстати? Шахтеры-гномы добывают металл, делают оружие, излишки уходят в землю, а потом землю нарывает, появляются прыщи, наливаются оружием, словно гноем и взрываются…

В спальне воняло старческим потом. Под двухэтажной кроватью валялась покрытая желтым налетом «утка». Обои на стенах были изрядно подраны, с потолка свисала паутина, цветы в горшках на подоконнике почти завяли. В самом темном углу, приклеившись к большому деревянному сундуку, вещал очередной фиолетовый кристалл.

И сказал кристалл, выпустив в Шилова струю красного пара:

– Смотри или ослепни. Кока-кола или пепси. Ноль или единица.

И прошло миллион лет или, быть может, чуть меньше, прежде чем Шилов догадался вынуть из-за пазухи пистолет, и прошло еще сто тысяч лет, прежде чем он надавил на курок. И сменились поколения, пока пуля летела навстречу кристаллу, а кристалл говорил:

– Свет или тень. Девочка или мальчик. Углерод или кремний.

Пуля разорвала цепь бинарных построений сумасшедшего кристалла, разросшегося до невозможности, и кристалл принялся умирать, извергая на пол пропитанную нулями и единицами сиреневую кровь. Зрелище было отвратительное. Шилова чуть не стошнило. Он поспешно покинул комнату, осознав, что прошло не миллион лет, а всего несколько секунд, максимум – минута.

Что-то странное было в речах кристаллов, которые непостижимым образом успели вырасти до размеров человека, нечто удивительное, но в то же время смутно знакомое, будто они были частью чего-то целого… бинарная логика, ноль и единица… Шилов не успел додумать мысль до конца, потому что ему навстречу двигались еще два кристалла. Он уже не слушал, что они говорят, и не пытался разгадать, как им удается двигаться. Он стрелял.

– Кеннеди и Никсон, – сказал первый кристалл и умер, взорвавшись, словно контейнер с ядовитыми отходами.

– Брокгауз или Эфрон, – сказал второй кристалл и скончался, разбрызгивая во все стороны сиреневый гной.

Шилов не выдерживал. Вонь душила его, глаза слезились. Оскальзываясь на полу, устланном слизью, он выбежал на улицу, уперся руками в колени, чтобы отдышаться. На свежем воздухе ему быстро полегчало. Ночь спасала, прятала в себе. Кажется, действие красного газа было очень кратковременным.

Он обернулся, вглядываясь в черный провал двери. Эти кристаллы не так уж и опасны. Но что они сделали с теткой Еленкой? Он должен выяснить, обязан уничтожить оставшиеся кристаллы.

Шилов долго не мог заставить себя вернуться в дом. Легче, пожалуй, добровольно спуститься в выгребную яму – там и то меньше воняет. Но Шилов все-таки решился. Вдохнул глубоко и нырнул в дверь.

Тетка Еленка нашлась на чердаке, заваленном старыми вещами, заботливо укрытыми простынями, когда-то белоснежными, а теперь желтыми, дряблыми.

Тетка Еленка сидела у слухового окошка на коленях и пустым взглядом массировала пространство. Рядом с ней словно пажи стояли два кристалла. Еще один, третий, подобно летучей мыши свешивался с потолка. Шилов, еще не отошедший после битвы с очередным кристаллом, воспринял эту картину со значительной долей юмора. Ему на миг показалось, что если б он был художником, то смог бы из этой сцены выжать что-то по-настоящему новое, изящное; быть может, написал бы шедевр. Нечто в черно-белых тонах, мел и графит, «Старуха и кристаллы».

– Да или нет, – сказал первый кристалл.

– Не восемь, – сказал второй кристалл, и Шилов посмотрел на него с любопытством; фраза отличалась от других.

– Жена и не муж, – сказал третий кристалл, свисающий. В его фразе тоже, пожалуй, чувствовались чужеродные нотки, и Шилов наконец понял, где все это или подобное слышал. Это ведь чистая математика, логическое умножение, сложение, инверсия и так далее. Значит ли это, что кристаллы – что-то вроде компьютера пришельцев, или кто там организовал вторжение в маленькую деревеньку под Воронежем?

– Отпустите, пожалуйста, бабушку, – вежливо попросил Шилов. Страшно ему уже не было. Кристаллы не оказывали сопротивления, а то наркотическое опьянение, которое он испытывал, нюхнув газу, очень быстро покидало его.

– Ноль или единица?

– Не единица.

– Ноль!

Какой-то смысл появился в словах кристаллов, по крайней мере, Шилов его почувствовал; появились и интонации, которых не было у кристаллов внизу, разговаривающих словно роботы, механически. Шилов вскинул оружие, но выстрелить не успел. Между ним и кристаллами появилась прозрачная стенка, которая двинулась ему навстречу, подталкивая к стене, сковывая движения.

– Ноль, – повторил третий кристалл, и в его голосе Шилову почудилось злорадство.

Пересиливая себя, Шилов все-таки нажал на курок. Палец был будто не свой, будто созданный из ваты, но Шилов давил и давил на спуск. Пули мялись о стенку в гармошку, вязли в ней, медленно опускались к полу, что те микроорганизмы, оказавшиеся в капле воды под прицелом микроскопа. Шилов попробовал пробить стенку собственным телом, но сам завяз. Дернулся назад, не получилось. Стенка держала как паутина. Шилов опять пошел вперед, но сдвинулся самое большее на миллиметр, и тут же выдохся, громко и шумно задышал, как собака. Кристаллы и тетка маячили впереди, уплывая в темноту. Шилов почти уже решил сдаться – стенка не пускала и готова была вскоре вмять его в стену, раздавить насмерть.

В отчаянии он кинулся влево, и на этот раз у него получилось. Стенка мало стесняла движение в стороны. Шилову казалось, что он плывет в теплой морской воде. Он достиг края стенки и буквально вывалился наружу. Кристаллы заволновались, пошли рябью. Второй как-то робко выпустил красный газ, совсем немного, словно осознавая бесплодность затеи. Оклемавшийся Шилов уже поднял оружие и стрелял. Первые пули сорвали с насиженного места первый кристалл, и он со всхлипом вывалился в чердачное окошко. Осколки поранили второй, но старуху, слава Богу, не задели. Шилов довершил начатое, расстрелял второй кристалл в упор.

Третий, похожий на летучую мышь, вдруг самостоятельно сорвался с потолка и приземлился между ним и теткой Еленкой, стал пульсировать.

– Не ноль, не единица, – сказал он строго.

В Шилова полетел горячий невидимый сгусток и только каким-то чудом он почувствовал его траекторию и сумел увернуться; кинулся на землю и оттуда открыл огонь. Кристалл взорвался, разлетелся подобно праздничному фейерверку. Красивые фиолетовые и белые «искры» облепили потолок и оттуда моргали Шилову, как звезды с ночного неба.

– Единица, – сказал Шилов строго.

Тетка Еленка мигнула, раз, другой. С удивлением посмотрела сначала на себя, потом на Шилова, спросила:

– Шилов, ты ли это? Ты ли это, мой герой?

– Какой из меня герой, тетка Еленка? – спросил Шилов, поднимаясь на ноги. – Хотя да, пожалуй, герой… – Он нервно засмеялся.

Она выпучила на него глаза:

– Чево еще за герой?… Я спросила: «Чево вокруг за геморрой?» Шилов, чево тут случилось?

– Инопланетяне, тетка Еленка. Вторжение чужаков.

Отправив слегка обалдевшую тетку Еленку к Михалычу, Шилов перешел дорогу, чтобы подобрать еще оружия. Он чувствовал, что борьба не окончена. Было уже совсем темно, только далекие огни Михалычева дома освещали путь, да мелькала в небе ближе к востоку голографическая реклама. Шилов светил перед собой фонариком. Шел он медленно, прислушивался к каждому шороху. Трава, хлеставшая по щиколоткам, казалась жесткой и колючей. Глаза слезились, разбитое тело требовало сна. Из головы до сих пор не выветрился красный туман. Шилов заметил странное свечение за холмом и резавшим землю оврагом. Будто сотня светлячков собралась на одной поляне. Он подобрал штурмовой пистолет и две обоймы к нему, пошел на свет.

Перебравшись через кручу, Шилов лицезрел удивительное зрелище. На маленькой полянке на самом деле танцевали светлячки, только размером каждый из них был с кошку. Удивленный Шилов подошел ближе и увидел, что это никакие не светляки, а существа, похожие на доисторических фей, только светящиеся в темноте. Они водили хороводы вокруг воображаемого центра полянки, взявшись за руки, и что-то беззвучно пели.

Шилов, совсем уже ничего не понимая, поднял оружие и несколько раз выстрелил. Пули проходили сквозь фей, не задерживаясь, как сквозь призраков. «Это энергетическая форма жизни, – подумал Шилов. – Ее так просто не одолеть».

Он направил на фей фонарик и убедился, что, попав в луч света, фея исчезает из виду. Это навело Шилова на некую важную мысль, и он побежал к месту извержения оружия искать другие фонарики.