Текст книги "Педагогическая генетика. Родословная альтруизма"

Развитие талантов (по стратегии, принятой в США) идет в настоящее время в двух направлениях: первое – стремление принять в колледжи как можно больше студентов из национальных меньшинств и проблемных групп населения, несмотря на высокий риск неокончания ими колледжа, и в связи с этим на создание подготовительных отделений и курсов. Второе – применение общенациональных и проводимых в каждом штате тестов для выявления способных старшеклассников, нуждающихся в поддержке для получения высшего образования. Понимая, что тестирование на общий коэффициент интеллекта может «оставить за бортом» юношей и девушек с музыкальными и художественными способностями, что «эффективное выявление и использование таланта качественно страдает из-за слишком узкого определения характера талантов, которые мы хотим распознавать, стимулировать и образовывать», американцы во все большем масштабе проводят работы по совершенствованию и увеличению разнообразия тестов.

Американский ученый Дж. Сталнакер (Stalnaker J., 1969), уже в конце 60-х годов пишет, подводя итоги проведения проекта «Merit»: «Многие школьники, преимущественно девушки, происходят из малообеспеченных слоев и из районов, в которых поступление в колледж является чем-то необычным. Помимо материальной нужды основной причиной их непоступления в колледж является отсутствие мотивации. Если мы хотим предотвратить эту утрату талантов, а предотвратить ее мы должны, то надо выявлять этих школьников в седьмом-восьмом классах, а может быть и раньше.

Этих талантливых подростков уже в начале жизни нужно вводить в мир идей, книг, научных лабораторий, научить радостям учения. Если в старших классах им предоставляется преимущество, то их надо вести дорогой трудной интеллектуальной активности. Только это создаст им и мотивацию, и подготовку к соревнованию в старших классах, только таким путем они смогут получить свою долю финансовой помощи для прохождения колледжа.

Из многих вещей, которым мы научились в ходе пятилетнего проведения проекта «Merit», самой важной является понимание того, как мало нам известно о выявлении творческого таланта и насколько менее мы знаем о его надлежащем развитии».

Что же такое проект «Merit»?

Ежегодно около 35 000 человек, т. е. наиболее успевающие старшеклассники из всех, заканчивающих школу (около 3 %) проходят специальное тестирование. Тест объемом в 44 страницы выполняется в течение 3 часов. Он составлен таким образом, что быстрая предварительная подготовка ничего не дает.

Интерес могут представить даже негативные результаты теста, потому что они облегчают будущую профессиональную ориентацию молодого человека. Выдержавшие этот первый тест приглашаются к прохождению второго теста, ориентированного на определение специальных способностей. Собираются также их биографические данные, и сведения об отметках. Если результаты второго тура подтверждают данные первого, то участники программы обеспечиваются стипендией, размер которой зависит от материального положения семьи. Избранный участником программы университет или колледж получает грант. Из 35 000 участников отбираются таким образом около 10 000 финалистов, тогда как не прошедшие в финал получают рекомендательные грамоты, поощряющие их к получению высшего образования.

Сталнакер отмечает, что по данным «катамнеза», большинство выдержавших тест «Merit» становятся лучшими, лидирующими студентами своего курса, а около 80 % заканчивают колледж или университет с какой-либо наградой.

Разумеется, программа «Merit» ни в коем случае не снимает проблему социального неравенства и не является панацеей. В частности, можно полагать, что она оставляет за бортом значительную часть той молодежи, которая из-за трущобной жизни и нищеты семьи не смогла достаточно полно развиться к возрасту первого тестирования. Но программа во всяком случае позволяет давать «зеленую улицу» в руководящую элиту (научную, инженерную, менеджерскую, военную) наиболее одаренным из всех юношей и девушек, заканчивающих среднюю школу. Начало мощного притока этих талантов можно датировать 1967 годом, когда лица, выдержавшие в 1960 г. конкурс «Merit», должны были, окончив среднюю школу и получив высшее образование, потратив 1–2 года на дополнительную специализацию, вступить на открытый для них путь к любого рода творческой деятельности. Следует иметь в виду, что при существующей системе избирательного кредитования подающих надежды студентов, значительно облегчено получение высшего образования и специализации также и для «второго эшелона», для тех 25 000 старшеклассников, которые не получили стипендию «Merit», но дали хорошие результаты при первом тестировании.

Следует отметить, что прохождение теста, кроме привилегий, позволяет тестируемому выяснить, в каких именно областях он может рассчитывать на максимально доступный ему успех. Налицо, таким образом, возможность получения в высшей степени обоснованной профессиональной ориентации. Впрочем, не забудем, с чего мы начали нашу главу о тестах: считается, что от человека можно ожидать максимальной отдачи тогда, когда он протестирован и профессионально сориентирован уже в возрасте 10 лет.

В результате проведения программы «Merit» США располагают к настоящему времени фондом порядка 50 000 первоклассных протестированных молодых талантов, имеющих высшее образование с гарантированно блестящими перспективами на будущее и примерно 300 тысяч просто талантливых молодых людей с высшим образованием, имеющих очень хорошие перспективы. Можно полагать, что значительная часть их и без этого проекта получила бы высшее образование, но, во всяком случае, с гораздо большими трудностями, в значительно худших колледжах, с гораздо менее благоприятными перспективами.

Этот приток высших талантов, очевидно, будет продолжаться, создавая совершенно новый мир «меритократии».

Одной из важных сторон эволюционного процесса является подчинение ряда органов, тканей и клеток организма какой-либо определенной эндокринной железе. Если такая эгида создалась, то ткани-мишени, объединенные подчинением данной железе, начинают реагировать коррелированно в соответствии с усилением или ослаблением активности управляющей системы. Само подчинение идет под влиянием отбора так, чтобы создать выгодные для выживания корреляции (Эфроимсон В.П., 1965).

Применительно к психике человека, это означает наличие коррелированных переходов от пониженной до повышенной активности таких желез, как гипофиз, щитовидная железа или различные гормонопродуцирующие ткани надпочечника. Несмотря на то, что вся эндокринная система находится в состоянии гомеостаза, будучи связана прямыми и обратными связями, можно наблюдать весьма широкий размах конституциональной и психической изменчивости, обусловленной в рамках нормы гипо– или гиперфункции той или иной железы внутренней секреции.

Надо сказать, что значение детерминации потенциала способностей при оплодотворении отходит зачастую на задний план по сравнению с фактом гетерогенности психической настроенности, укладывающейся в рамки «нормы», но накладывающей очень резкий отпечаток на личность. Из высокой роли генетической детерминированности и гетерогенности следует, что каждый коллектив (например, школьный класс) состоит из множества индивидуальностей с совершенно разными оптимальными направлениями развития. Важнейшая задача педагога – уметь распознать в ученике субъектные особенности. Рассмотрим основные характерологические типы.

Шизоидность (шизотимия) – способность к уходу в себя, к самоуглублению, к игнорированию внешних событий. Этот тип может оказаться необычайно ценным, характерологические особенности шизоидного типа помогают достичь величайших высот философского, математического, литературного и поэтического мышления. Достаточно назвать таких шизоидов, как Кант, Клейст и Гельдерлин.

Полярный к шизоидному – тип циклотимика-экстраверта, целиком обращенного к окружающему миру. Циклотимики общительны, добры, отзывчивы, порывисты, склонны к увлечениям, быстрой смене настроений. Периоды большого подъема энергии сменяются у них периодами относительной пассивности.

В обоих случаях – и при шизоидности и при циклоидности – играет значительную роль наследственная компонента. В семьях циклотимиков относительно нередки случаи маниакально-депрессивного психоза, в семьях шизотимиков – нередки аутизм и даже шизофрения.

Третий достаточно не редкий тип – эпилептоидный. Основные черты: необычайная аккуратность и настойчивость, целеустремленность, напористость, и при этом вязкость мышления, мелочность, неумение выделить главное, взрывчатость (зачастую по мелким поводам). Роль наследственности демонстрируется не только тем, что в семьях эпилептоидов нередки эпилептоиды же. В этих семьях встречаются случаи эпилепсии, хотя и очень редко; в большинстве семей эпилептоидов клинических случаев эпилепсии все же нет.

К перечисленным выше трем типам следует добавить и истероидный тип (по-видимому, непревзойденно приспособленный к профессиональной деятельности на театральном, политическом и ораторском поприще, и уникальный – для шамана).

Людей вышеназванных групп нельзя назвать ненормальными. К. Леонгард назвал их «акцентуированными личностями», и для нас в данное время очень важно то, что в основе той или иной акцентуации обычно лежит наследственность (пока неважно, какая – доминантная, рецессивная или полигенная).

Численность этих акцентуированных личностей составляет, пожалуй, около 10 % всего населения, и проблема их оптимального воспитания, а тем более оптимальной расстановки в структуре общества несомненно гораздо более важна и сложна в эпоху научно-технической революции, чем в недавнем прошлом. В современную эпоху судьбы наций и даже всего человечества оказываются все более зависящими от правильного действия сложнейшей социальной машины. Осознание существования гигантского наследственного разнообразия индивидуальных психических особенностей оказывается на много порядков более важным сегодня по сравнению с тем временем, когда человечество жило мелкими, слабо связанными сообществами. Мир стал единым, взаимосвязанным, и прорыв эпилептоида или, например, паранойяльной личности к рычагам управления даже в какой-либо малой стране (едва ли можно отрицать наличие субклинической параноидности у Муссолини и Гитлера), может создать угрозу всей планете.

Понимать, что эпилептоидность, паранойяльность, циклотимичность и истероидность – это наследственно обусловленные свойства, которые не столь легко и просто корригируются средой, должны прежде всего педагоги. Но и философы, и социологи, поскольку эти свойства нередко необычайно способствуют стремительному подъему по социальной лестнице, о чем мы поговорим в дальнейшем.

Понимание наследственной гетерогенности человеческих характеров должно войти в мышление педагога не только как итог многолетних личных наблюдений, но как один из исходных пунктов при работе с детским коллективом. В явлении характерологической гетерогенности есть несколько разных аспектов, важных для педагогов: распознание личных особенностей каждого субъекта; подыскание соответствующей характеру личности «ниши»; осторожная, требующая большого такта коррекция и направление на самокоррекцию. Даже наследственно детерминированная характерология поддается самокоррекции. Осознанный личностный дефект может быть преодолен, сведен до минимума. Кроме того, внимательный педагог может найти и средовые причины той или иной акцентуации, поскольку не все 100 % характерологических типов всегда определяются прямой унаследованной нормой реакции. И, наконец, еще один аспект: подготовка и ориентация субъекта на тот вид деятельности, к которому характерологически и профильно подходит подросток.

После выхода первой книги Э. Кречмера «Строение тела и характер человека» в литературу прочно вошло представление о полярности астенической и пикнической конституции, о четком их противопоставлении, причем этим физическим конституциям, позднее объективизированным измерениями Шелдона, стали соответствовать, пусть не стопроцентно коррелированно, биполярные пары «интровертность – экстравертность», «шизоидность – циклоидность», и уже в клинически выраженной, психотической форме, в качестве крайнего варианта – шизофрения и противопоставляемый ей маниакально-депрессивный психоз.

Большие статистические данные, опубликованные в свое время в подтверждение повышенной частоты шизоидности и шизофрении среди астеников и, наоборот, циклотимии и маниакально-депрессивного психоза среди пикников, эпилептоидов среди «атлетов», – в настоящее время приходится рассматривать с некоторым скептицизмом. Поскольку при констатации этих закономерностей не уделялось должного внимания возрастным изменениям конституции, превалированию промежуточных и смешанных конституциональных типов над «чистыми», проявлялся некоторый волюнтаризм при классификации как самих конституциональных типов, так и психических заболеваний. Однако все яснее становится, что полюса соматических конституций реально существуют и, более того, учение об адаптации человека начинает устанавливать, что корреляции, на которых строится соматотипирование, носят приспособительный характер. К человеку вполне применим принцип, по которому коррелированный эволюционно-генетический либо фенотипический сдвиг по любому конституционному параметру, например, – по оси гипо-гипертиреоидность – гораздо более адаптивен, чем некоррелированный сдвиг, который происходил бы, если бы не имело место согласованное изменение самых различных свойств при повышении или понижении активности щитовидной железы. Сказанное иллюстрируется примером адаптивности корреляции всех тех признаков роста, которые подчинены в своем развитии гипофизарному гормону роста: наследственная невосприимчивость тканей-мишеней к этому гормону создает пропорциональную карликовость, основу приспособления к условиям тропического леса у множества независимо друг от друга возникших карликовых племен.

Уже можно провидеть, что различные соматотипы и соответствующие им типы психики возникли в свое время в качестве целостных систем, адаптирующих к некоторым географическим и экологическим нишам и даже целостным типам поведения. Неисчерпаемая наследственная гетерогенность человечества не сводится, таким образом, к балансированному полиморфизму по тысячам белков-ферментов, в нее входит также и существование целостно, нередко мономерно наследующихся сомато-психотипов, типов высшей нервной деятельности. Казалось бы, совершенно нелепая с обычной эволюционной точки зрения связь гомосексуальности с некоторыми соматическими признаками начинает вырисовываться как адаптивный для вида способ постоянного вытеснения из размножения слишком узкотазых женщин и психически не очень мужественных мужчин. Препятствующие размножению тяжелые психозы избавляют человечество от груза огромного количества мутаций, поражающих мышление и эмоциональную сферу.

Возникают выходы в практику.

При циклотимическом складе характера, тем более при гипертимной депрессии (вариант нормы) в состоянии депрессии человек должен сознавать то, что его бессилие и бесплодность – временны, что они сменятся подъемом, а при приливе энергии – то, что он должен растрачивать очередной период подъема не на пустую суету, а на творчество, на отдачу. И в период депрессии (которую, разумеется, надо облегчать ингибиторами моноаминоксидазы, литием или трициклическими соединениями, опять-таки, по показаниям личностной фармакогенетики), и в период подъема человек должен сознавать, что он владелец бесценного дара периодической, пусть временной, концентрации и беспредельного напряжения сил. Напоминание об этом должно стать постоянным, главнейшим методом активной психотерапии со стороны врачей и окружающих. Эти окружающие должны понимать, что ненормальная раздражительность в период гипоманиакального возбуждения и довольно постоянная при гиперурикемии (еще один источник повышенной умственной активности) – неизбежная оборотная стороны творческой напряженности и отдачи.

Очень важным условием отдачи при циклотимической возбужденности и шизоидной интровертности является наличие багажа знаний, умений, направленности. Учитывая ту невероятную отдачу, которую дали некоторые гении именно в силу своих пограничных психических особенностей, вероятно, не следует ставить жесткие барьеры при поступлении в вуз и в самом вузе для лиц с не вполне нормальным психическим профилем. Некоторые из них окупят провалы большинства.

Можно считать весьма вероятным, что в странах с относительно обеспеченным экономическим уровнем трудового населения и почти отсутствующей стойкой безработицей до 3–4% истинной рецидивирующей антисоциальности и преступности имеют существенную наследственную детерминацию. Признание этого чрезвычайно существенно, так как указывает на необходимость профилактики этого рода преступности, как диагностируемой и предотвратимой в своей основной массе.

Такое признание, однако, гораздо важнее в том отношении, что заставляет обратить особое внимание на то, что основная масса преступлений является следствием до сих пор недостаточно оцененного решающего значения импрессинга в создании тех ценностных ориентиров личности и направления ее самоутверждения, через которое преломляется социальное воздействие на развивающегося индивида.

По-видимому, эти представления начинают волей-неволей проникать даже в криминологию, которая давно уже признала, что существует необходимость «разработки теории личности преступника» («Вопросы философии», 1976, № 6). И.С. Ной еще в 1975 г. твердо, наступательно и аргументируя фактами доказывает необходимость теснейшего союза между социологией, криминологией, биологией и генетикой для понимания причин преступности.

И здесь решающие успехи пройдут, по-видимому, на стыке нескольких наук, в значительной мере благодаря использованию близнецов (однояйцевых и двуяйцевых) как материала для исследования, идеально исключающего множество переменных и позволяющих, более того, провести математическое разложение соотносительной роли различных факторов среды в возникновении преступной личности и преступности.

Рассмотрим несколько примеров. Остановимся сначала на группе лиц с существенно наследственно предетерминирован-ной антисоциальностью. Сюда прежде всего и бесспорно входят подростки с синдромом Клайнфельтера (аномальный хромосомный набор 47/XXY), конституционально высокорослые, физически слабые, вялые, со сниженным интеллектом, очень маленькими семенниками, незавершающимся сперматогенезом, импотенцией и слабоволием. По ряду зарубежных данных, эта группа составляет до 2 % туповатых преступников. Фактически же эти врожденно-конституционные аномалы поставляют значительно большую долю подростковой преступности, так как рано начиная сознавать свою физическую и умственную неполноценность, не будучи способными, как правило, получить среднее образование, уныло влача существование, они относительно легко становятся алкоголиками, пассивными гомосексуалистами и вовлекаются в различные виды пособничества преступлениям. Эта группа составляет около 0,2 % населения и требует специального отношения, прежде всего систематической гормонотерапии и тактичной социальной опеки для своевременного приобретения доступной профессии и охраны от обид со стороны сверстников и подчинения активным антисоциалам.

Другую существенную группу конституционально антисоциальных, несравненно меньшую по численности, но зато и личностно более опасную, представляют те носители хромосомных аберраций 47/XYY, которые начинают рано проявлять агрессивность и утрату контроля над своими импульсами. Надо сразу отметить, что, по зарубежным данным, подавляющее большинство этих конституциональных аномалов по социальной опасности не отличаются от нормы, средней для населения, хотя обращают на себя внимание высоким ростом, импульсивностью и некоторыми другими особенностями. Многочисленные дискуссии по поводу социального значения этого синдрома, с учетом упомянутой оговорки, можно резюмировать тем, что в тюремных психиатрических больницах среди высокорослых больных с легкой умственной отсталостью частота лиц с хромосомным набором 47/XYY оказалась в 40–50 раз выше, чем среди новорожденных.

В сумме значительно более многочисленны наследственные предрасположения к антисоциальности, обусловленные, например, комплексом эпилепсия – эпилептоидность, обуславливающим, как уже упоминалось, целостную личностную структуру с неудержимой напористостью, мелочностью, вязкостью, демонстративной «хорошестью», неадекватной злобной вспыльчивостью и т. д.

Повышенную склонность к различным формам антисоциального поведения проявляют неустойчивые в своих намерениях циклотимики, конституционально мало предрасположенные серьезно отвечать за все затеянное ими. В свою очередь, антисоциальность может порождаться у шизоидов их отрешенностью от окружающего, погруженностью в свое дело, доводящей до бесчувственности по отношению к окружающим.

Можно далее перечислить истеричность, синдром тревожности и ряд других акцентуированных характерологий, которые в некоторых профессионально-социальных нишах окажутся чрезвычайно ценными, при очень вероятной дезадаптации, а отсюда и антисоциальность, правонарушения, преступность в других условиях. Но здесь с проблемами характерологии тесно смыкаются проблемы социального подъема, отбора и подбора.

Стойкая антисоциальность, рецидивирующее правонарушение и преступность (мы вынуждены употреблять все три понятия сразу, поскольку в зарубежной литературе не четко разграничены «привод» в полицию, судебное осуждение и характер правонарушения, хулиганства или преступления, впрочем, речь идет все же о проступках уголовного характера) имеют в своей основе складывающуюся еще в детско-подростковом возрасте установку на самовыражение, самоутверждение.

По-видимому, очень большое значение в устойчивости к криминогенным факторам среды имеет развивающаяся еще в младенчестве и детстве большая привязанность к родителям, братьям и сестрам.

Во всяком случае, отсутствие такой или эквивалентной ранней эмоциональной связи ведет к глубокой социальной дезадаптации, что, кстати, подтвердилось в опытах над молодыми макаками резус, вполне удовлетворительно вспоенных, но не матерями, а чучелами. (Способность устанавливать эмоциональные связи в стаде оказалась у них утраченной, как и способность к установлению нормальных гетеросексуальных связей).

Д. Вест и Д. Фаррингтон проследили судьбу 411 лондонских школьников «рабочего» района с 8 до 13 лет с обследованием семьи и домашней жизни. (Отметим, что по высокому уровню подростковой преступности и другим показателям видно, что речь идет не о «рабочем», а о трущобном районе.) К 17 годам 84 стали правонарушителями или преступниками, в том числе 51 – рецидивистами. Это позволило установить, какие же из установленных в ходе их развития факторы оказались «криминогенными». Естественно, что большинство молодых правонарушителей и преступников происходило из малообеспеченных семей, иногда с родительской преступностью. Они имели сниженный интеллект, характеризовались и одноклассниками, и преподавателями как беспокойные, агрессивные, пройдя через младенчество и детство в малоудовлетворительных условиях. Если подросток сочетал в своем «анамнезе» многие из перечисленных факторов, то шансы на совершение антисоциальных действий оказывались весьма высокими. Так, сочетание преступности родителей, их низкого заработка и плохого отношения к детям оказалось чрезвычайно криминогенным.

Что касается интеллекта, то средний IQ рецидивистов составлял 89,1. Любопытно, что в десятилетнем возрасте 38 % будущих молодых правонарушителей характеризовались как самые смелые, 37,5 % – как наименее честные, 26 % – как наименее сообразительные.

На основе наличия пяти криминогенных факторов (низкий заработок, преступность и плохое отношение родителей, многодетность и низкий интеллект) можно было выделить 63 мальчика как потенциальных правонарушителей; действительно, эти 63 поставили 31 преступника из 84, в том числе больше половины рецидивистов со средним числом 3,3 осуждения на подростка. За рамками этой группы оказалось 53 подростка. Возник вопрос о причинах юношеской преступности, тем более, что пятеро из рецидивистов считались удовлетворительными по всем пяти прогностическим параметрам, и тем не менее стали преступниками.

Выяснилось, что в четырех из этих пяти случаев собранные ранее сведения оказались ложными (так один, вопреки информации матери, был заброшен и страдал еженочным энурезом, другие три имели домашние неурядицы эквивалентного типа). В 14 других случаях, казалось бы, благоприятного фона позднее выяснился факт распада семьи или преступности родителей. Впрочем, в этих случаях нарушения носили не очень серьезный характер: «увел» мопед, украл бутылки минеральной воды и т. п. – скорее хулиганство или озорство, нежели преступность.

Интерес представляют подростки, не ставшие нарушителями, несмотря на наличие всех пяти неблагоприятных факторов. Один из них оказался очень тупым, чрезвычайно апатичным, был переведен в школу для отстающих; однако имеется и ряд других примеров, когда очень четкое наличие «криминогенной» среды не влечет вовлечения в преступность из-за чрезмерной патологической пассивности или тупости подростка.

Способные мальчики, о которых преподаватели отзывались положительно, очень редко становились преступниками. Однако в большинстве случаев надежный прогноз оказывался невозможным. Если условия среды были неблагоприятны, то личная дезадаптация часто выливалась не в форму нарушения закона.

Выяснилось, что официальная судебная преступность хорошо соответствует тому, в чем подростки признавались сами при анкетировании. В основном, нарушители представляли собой довольно гомогенную группу молодых воров. Эти данные совпадают с результатами, полученными Глюек (1950), который строил свою шкалу прогнозирования на пяти «фоновых» семейных факторах: дисциплинирующее воздействие отца, материнский надзор, любовь матери к сыну, любовь отца к сыну и внутрисемейная спайка. Изучив по этой шкале 451 преступника и 439 не преступников, упомянутые авторы пришли к выводу, что дети из семей, наихудших по этим показателям, имели 90 % шансов стать правонарушителями или преступниками.

Все эти данные, как правило, интерпретируются как доказательство социогенной природы юношеской и взрослой преступности. Мы должны, однако, предостеречь от уже устаревшего понимания социогенности как влияния «нужды», «голода». Мы полагаем, что если двигательной силой является голод, то этой силе мало кто может противиться, и закон должен обращаться на виновников голода, а совесть скорее должна оправдывать жертв голода, чем его создателей. Но если общество достигло «изобилия потребления», или хотя бы отсутствия голода и острой нужды, то между социогенной причиной и преступностью почти неизбежно должно лежать звено импрессинга, формирования ценностных критериев, включая критерии этические. Именно в силу извращенного импрессинга, извращенных ценностных критериев (что, кстати, имеет место не только в низкооплачиваемых, но и в обеспеченных прослойках с их социал-дарвинизмом преуспевающего мещанина) возникает преступность. Впрочем, необходимо сделать скидку на свойственные возрасту живость, озорство, престижность лихости и т. д., которые, если не возникнет негативной цепной реакции извращенных целей, дают в социальном отношении более ценных личностей, чем те, которые зачастую вырастают из пресловутых пай-мальчиков и «первых учеников» – подлиз.

Приведенные данные исследователей, целиком стоящих на позициях социогенной природы преступности, любопытны своим конечным выводом: непредсказуемостью конечного результата криминогенного воздействия среды. И это вполне естественно. Реакция мальчика или подростка чрезвычайно индивидуальна и избирательна. Она может отталкиваться от криминогенных семейных и общественных условий, создавая свой собственный внутренний мир с особыми ценностными координатами, может быть, никому не известными, и наоборот – в условиях относительного материального благополучия и родительского внимания ребенок может избаловаться, стать эгоцентриком, преисполниться самодовольным, очень успокоительным социал-дарвинизмом.

Едва ли обследование сможет выявить, что же в действительности оказало решающий импрессинг, что определило мировоззрение, его этичность или антиэтичность.

В исследованиях подобного рода слишком велико число переменных. Поэтому решающее значение приобретают исследования на однояйцевых и даже двуяйцевых близнецах, где число переменных и неизвестных сведено к минимуму. Двуяйцевые близнецы вскроют значение наследственной гетерогенности в реакции на относительно схожую среду, однояйцевые, в особенности воспитанные раздельно, – роль внешних факторов.