Текст книги "Русские богатыри"

Немцы, они что тогда в 1200-м, что в 1941-м, действовали стандартно, как под копирку. Напали внезапно, без предупреждения, на рассвете, когда утренний сон сладок и никто не ждёт. Такое вот получилось 22 июня 41-го года в разрезе минимализма.

Для нападения меченосцы выбрали один из самых светлых христианских праздников, той самой религии, которую они и несли в языческие народы. Видимо, брат-рыцарь решил действовать под единственным знакомым ему по Святому Писанию девизом: превращу праздники ваши в плач и песни ваши в рыдания.

Пасха, весна, настроение что надо. Народ гуляет и радуется. Наконец можно вдохнуть полной грудью и расслабиться. Сердце поёт. Как комментирует Генрих Латвийский – в Кукейносе начались попойки. Пущай злословит. Каждый празднует как умеет, а русские славны не одними попойками, ну да что с немца возьмёшь. А что касается выпить, так это никому не запрещается, разве что в меру, для поднятия настроения.

Сказать, что Вячко был счастлив, значит не сказать ничего. Сверкающая свежесть мая успокоила его легким весенним духом, и оттого все вокруг виделось ему легко, ясно и радостно.

Он сидел за столом, с удовольствием уминая за обе щёки праздничный пасхальный кулич и даже не подозревая, какие грозные тучи уже сгущаются над его бесшабашной головой. Но даже если бы и подозревал, то ни в коем случае не утратил бы аппетит – настолько он был в себе уверен. Возможно, только бы самонадеянно усмехнулся про себя. Молодой князь считал, что общий христианский праздник и слово, данное ему епископом Альбертом, уберегут его от беды. Но как сказал большой поэт – надежды юношей питают.

Пока в Кукейносе, как и на сердце князя было легко и весело, в мрачном замке Леневарден совершенно непразднично. Хозяин замка, оттого что заняться было нечем, а время скоротать было просто необходимо, походил немного по залу, а затем сел к столу и, подпёрев голову рукой, задумался о своих планах. Перспективы выходили неясные. Но обратной дороги уже не было. И пока русский князь готовился отойти ко сну, его ближайший сосед и «союзник» Даниил фон Леневарден думал с мстительной радостью о том, что до момента удовлетворения своей мести ждать осталось совсем не так много.

Как гласит пословица английская – счастье гарпунёра в том, что левиафан в нужный момент спит. А Даниил собирался загарпунить этой ночью довольно крупную рыбу.

«Спи, Вячко, спокойно спи. Вполне возможно, что сегодня ночью ты заснешь навеки». От этой мысли у рыцаря сладко ныло под ложечкой, он был уверен, что всё пройдёт как надо.

Дождавшись глубокой ночи, Даниил поднял своих слуг и вместе с ними выдвинулся к замку русского короля, как его называет всё тот же Генрих. Будить слуг не пришлось, они уже во всеоружии ждали сигнала своего господина, чтобы начать действовать. А слуги у брата-рыцаря не разжиревшие от спокойной жизни швейцары и дворники, с привычными больше к хозяйским делам лакеями да конюхами. Это не садовники с гувернёрами, которые не знают, с какой стороны взять меч. Это братья-служители, такие же отпетые авантюристы и головорезы, как и сам рыцарь, только не знатные. Большей частью это воины, прошедшие огонь и воду и прекрасно умеющие управляться с оружием. Это стрелки и меченосцы, в смысле люди, прекрасно управляющиеся с мечом. Сколько они на своём веку крови пролили, сколько сирот пустили по белу свету, никому про то знать неведомо. Они пришли в Прибалтику за тем, чтобы спасти свою бессмертную душу от геенны огненной, которая ждала их за все совершённые проступки, а заодно и поправить за счёт язычников, или кого они считали таковыми, свои финансовые дела.

Придя к замку на рассвете, они нашли стражу беспечно спящей. Такой поворот многократно облегчает поставленную задачу.

Сон на посту дело до чрезвычайности опасное. Если часового застанут за этим делом, то лучшим из последствий, на которое он может рассчитывать, будет мордобой. Неслучайно в «Уставе гарнизонной и караульной службы», книге, в прямом смысле написанной кровью, в параграфе номер 189, говорящем о том, что запрещается часовому, первым в череде из 14 пунктов стоит – спать. И только уже потом: сидеть, есть, разговаривать. Часовой, не выполняющий этих требований, есть прямая угроза для безопасности гарнизона.

Если бы князь застал своих постовых спящими, он бы их убил, но это сделали без него.

Пока Вячко мирно сопит под одеялом, немцы деловито занимают город. Они действуют без малейшего промедления.

Неожиданно взойдя на крепостной вал, меченосцы без труда захватили главное городское укрепление. Три десятка человек в длинных белых плащах, на которые были нашиты красные кресты и мечи, призывая на помощь Деву Марию, рассыпались по ночному городу, подминая его под себя. Убивать всех подряд, не разбирая, как это бывало с язычниками, они не решились. Поэтому, глуша оплеухами и пинками, разогнали высыпавших на шум и не проснувшихся толком ратников по углам, обращая в бегство. Тех, кто ещё пытался сопротивляться, брали в плен и вязали, как вяжут кули с мукой. В числе захваченных и связанных оказывается и сам король.

Вячко проснулся под утро, вдруг, словно ударили, и несколько мгновений не мог понять: что не так и в чем дело? Когда протёр глаза, было уже поздно.

Несколько хмурых, одинаково жутковатых с виду, давно небритых мужчин, прямо с утра стоящих у твоей постели с оружием наготове и немигающим взором глядящие на тебя в упор, могут испортить настроение кому угодно. И оттого что они вооружены, а на их плащах нарисован красный крест, спокойствия не прибывает. Скорее наоборот. Это способно повергнуть в панику любого. Сейчас Вячко сам был, наподобие своего замка, гостеприимно распахнувшим перед неприятелем ворота. То есть: слаб, беззащитен и уязвим. Тут ему жутко захотелось заснуть обратно, чтобы стоящий перед глазами кошмар исчез, рассыпался, растворился как дым. Но как ни тёр князь руками глаза, неприятное видение не исчезало.

Думать о каком-либо серьёзном сопротивлении даже не приходилось. С голой пяткой лезть на остро отточенные клинки несподручно. Хорошо, если можно откупиться тем, что лежит в твоём кошельке. Но от тех, чью грудь украшает латинский крест, такой мелочью не откупишься.

Чтобы русский князь понял всю серьёзность своего положения, они отвесили природному Рюриковичу несколько крепких зуботычин. Разумей. Шутки шутить никто не собирается. Затем позвали господина своего Даниила, бывшего поблизости, уточнить у него, что делать им с русским королём. Прямо здесь задушить подушкой, сунуть под рёбра остро наточенный кинжал или взять с собой в качестве военного трофея?

Пока благородный фон Леневарден думал, свободные от охраны пленённого хозяина дома крестоносцы начали переворачивать сверху донизу княжеские хоромы, собирая в одну кучу: серебряные блюда, чаши, цепи и пояса с каменьями и яхонтами, вынося из комнат мягкую рухлядь, выискивая кожаные мешки, набитые новгородской гривной, тащили амфоры с заморским вином, из княжеских погребов выносили вязанки сушеной рыбы, грибов – одним словом, брали что под руку попадётся… Люди, принявшие при вступлении в орден обет бедности и давшие клятву не нарушать его, увлечённо и самозабвенно грабили! Сейчас они больше напоминали не служителей религиозного братства, а разбойников с большой дороги. Они увлечённо ругались между собой из-за княжеского добра, и каждый хотел что-то присвоить себе втихомолку.

Рыцарь Даниил горел желанием прикончить русского князя прямо на месте, но он просто не знал, как посмотрит на такое самоуправство епископ. Брат-рыцарь, не привыкший к таким сложным умственным задачам, страшно мучился, прежде чем принять решение. Тем более что дело было уже сделано. Теперь осталось предугадать последствия.

«Грохнуть его! Мёртвые не создают проблем!» – бухнуло в голове. И это было бы логично. Оскорблённое самолюбие может возжелать мести. Тогда жди беды. А так нет человека – нет проблемы. Гуманизм в таких вопросах только мешает! Если не таким кардинальным образом, то как в таком случае прикажете решать неразрешимые вопросы?

Гуманизм не одержал верх, но победила осторожность. Буксгевден – это не пустой звук. И если с ним вынужден считаться сам магистр ордена, то Даниилу это положено изначально. Он уже и так наворотил дел, за которые всё одно придётся оправдываться. А это тяжело, особенно тогда, когда тебе не верят. А раз так, значит, нужно всё подать в лучшем свете. Может, тогда и обойдётся. Брат Бертольд Венденский и не такие дела проворачивает, и всё ему с рук сходит. Но Бертольд, в отличие от Даниила, это уже величина, авторитет, его имя легенда при жизни как в самом ордене, так и по всей Прибалтике.

– Король Кукейноса, я, рыцарь Даниил из Леневардена, объявляю тебя своим пленником, – громким надменным голосом произнёс он, демонстрируя своё превосходство.

Задобрить же вышестоящее начальство Даниил решил просто. Поделиться добычей.

Всё имущество, добытое в замке, братья-служители снесли в одно место и тщательно охраняли. Потом сложили на телеги, привязали к задку пару коров и несколько овец и только затем бросили сверху на одну из них связанного по рукам и ногам короля Кукейноса, с чем и отправились восвояси. Одним словом, пришли и забрали…

Дружина пребывала в хмурой задумчивости. Против лома нет приёма. Оказавшиеся в кольце копий и обнаженных мечей ратники лишь ворчали, словно побитые собаки, глухим ропотом выражая возмущение, но не смели ринуться на помощь плененному князю. Отчего обливались жарким стыдом и чувствовали себя погано. И даже когда крестоносцы покинули Кукейнос, кмети ещё долго смотрели пустым взглядом вслед укатившей с их князем телеге.

Так закончилась эта операция.

Что мы в итоге имеем? А имеем мы открытое оскорбление чести и достоинства главы соседнего государства. Это был прямой повод к войне с Полоцким княжеством.

В данный момент орден меченосцев ещё не был к ней готов!

Оказавшись в тевтонской темнице, Вячко затосковал. Постель в темнице жёсткая, неудобная, совсем не княжеская. Ни перины, ни подушки нет. Воздух несвежий, затхлый. Мыши бегают. Тут соображение проясняется вмиг. Отличить незабудку от дерьма – никаких проблем. Не он первый, не он последний оказывается в тюрьме в тот самый момент, когда все его грандиозные планы должны были вот-вот осуществиться.

Именно в тюрьме Вячко оценил все прелести как свободы, так и независимости. Такой вот парадокс. И это чёткое, выкристаллизированное соображение подсказало ему, что княжество своё он, кажется, профукал. Именно сейчас в этом затхлом тёмном подвале, с цепями на руках он осознал, как глупо и несообразно он пытался решить возникшие вопросы. Зачем-то попёрся в Ригу. Пытаясь лично решить проблему. Возомнил себя наравне с большими князьями. Не по Сеньке шапка. Рюрикович! И чего добился? Вот и сиди теперь за решёткой в темнице сырой. Впору было удавиться от стыда и горя. И винить некого, сам, один во всём виноват. Не нужно быть таким лопухом.

От расстройства Вячко даже голову руками обхватил. Цепи печально загремели в такт движению.

Пока Вячко изнывал от тоски и ел себя поедом в темнице, события продолжали развиваться своим чередом. Вести на границе расходятся быстро. Шила в мешке не утаишь, как и князя в темнице. Сгноить дальнего потомка Рюрика в подземелье самостоятельно он не решился. И пришло время Даниилу из Леневардена предстать перед епископом Буксгевденом и объяснить свои действия.

Епископ Альберт никогда не был идеалистом, смотрящим на мир сквозь розовые очки. Пообщавшись накоротке с рыцарем Даниилом на предмет случившегося, епископ быстро убедился в том, что тот врёт как сивый мерин. Собственную версию Даниил изложил настолько сбивчиво и путано, что епископ при всём своём желании во всём разобраться так ничего из неё и не понял. Следующая попытка вникнуть в суть тоже не дала результата. Стоило копнуть чуть глубже, начать задавать наводящие вопросы, вникать в детали, как Даниил тут же начинал путаться в показаниях и сбиваться, наводя тень на плетень. Это уже переходило все границы допустимого.

– Рыцарь Даниил, ты хуже язычника, – сказал епископ. – Ты нарушил клятву, данную на святом кресте. Я отберу твой лен, который вручил тебе от лица рижской церкви.

Альберт выходил из себя крайне редко, потому как характер имел от рождения спокойный, почти нордический, как и подобает высокому церковному сану. Сейчас был один из таких редких случаев, когда сдержаться он уже не мог. Он был по-настоящему зол. У него под носом происходит «происшествие», а он ни сном ни духом. Брови епископа всё больше хмурились, что не предвещало ничего хорошего собеседнику.

Амбиции рыцаря были совершенно неуместны. Этакой вот дуболом отколет номер, а ему разгребать последствия. Самолюбивый наглец. Болван. Идиот. Кретин – подвёл он жирную черту под своими размышлениями.

– Эта затея тебе дорого обойдётся! Очень дорого! – продолжая, пригрозил Буксгевден Даниилу, демонстрируя начальственный гнев и уже не сдерживая себя. – Есть у тебя гордость за орден, которому ты служишь?

Как вообще тебе в голову пришла такая мысль? – Епископ даже всплеснул для наглядности руками. – Ведь не мальчишка уже! Пора, пора быть примером в братстве. Блюсти чистоту и честь ордена, в который вступил ты по доброй воле…

Очисти свой ум от лукавства! Кто давал клятву жить в строгих понятиях, в законе Христовом, не красоваться в роскоши?! – продолжил греметь епископ на зарвавшегося рыцаря, застывшего перед ним истуканом.

Только в умной и искренней молитве очистишь ты скверны души своей! – напирал священник.

Стыдно должно быть тебе?! – переводя дыхание после активной проповеди, устроенной сбившемуся с дороги грешнику, спросил вдруг епископ Альберт, сам сознавая всю неуместность первых же пришедших ему на ум трафаретных слов.

Под сверлящим его взглядом епископа огромный рыцарь съёжился и будто бы уменьшился вполовину.

– Стыдно, – ответил фон Леневарден, потупя свой взор.

Не выдержав давления, оказанного на него пастырем божьим, Даниил «раскололся».

– Всё произошло совершенно случайно, – начал глухо бубнить рыцарь.

Он рассказал всю правду, своей откровенностью явно собираясь заслужить прощение.

– Это была полнейшая глупость! Безрассудство! Нечистый в бок толкнул!!! Простите меня великодушно, ваше святейшество! Я признаю свою вину и обязуюсь не поступать так впредь! – клялся меченосец. – Умоляю меня простить!

В споре между вышестоящим и нижестоящим итог почти всегда ясен заранее. Убедить начальство в его неправоте удаётся крайне редко, да и то не каждому. Поэтому лучше помолчать. Хотя бы за умного сойдёшь. А ещё лучше – раскаяться! Это всегда оправдывало себя. Жизнь научила уже молодого рыцаря тому, что скорейший путь к достижению цели – это поддакивание начальству, хошь оно военное, хошь религиозное.

То, что раскаяние фон Леневардена было неискренним, Альберт видел. Грешил тот от души, а каяться в грехах своих не умел. Фальшивил. Сразу было видно, что нет в нём христианского смирения, а есть лишь гордыня непомерная, от таких людей одни проблемы. К сожалению, в ордене, созданном им, таких ухарей было большинство. Одержимый гордыней, он не заслуживает ни понимания, ни прощения.

Насладившись унижением рыцаря, епископ сменил свой гнев на милость.

Даниил же был доволен, что епископ перестал метать громы и молнии и просто высказывает недовольство. Епископ строг, но ему и по должности положено быть строгим. Когда первый приступ начальственного гнева прошёл, рыцарь понял, что в этот раз пронесло. Даже когда он получил приказ вернуть свободу русскому князю и привезти его лично в Ригу, к епископу Альберту, Даниил лишь расплылся в улыбке, в которой, как считал Даниил, была выражена вся его преданность и искренняя надежда, что столь нелепый инцидент остался в прошлом. На самом же деле Даниил уже давно возненавидел Вячко, создавшего ему столько проблем, и всей душой жаждал мести. «Попадётся он мне ещё раз в руки, я лично его загрызу, замучаю, замордую», – ярился рыцарь, но про себя. Вслух же он разумно этого не произнёс, а сказал совершенно иное.

– Дать этому проходимцу возможность благополучно вернуться назад – это настоящий христианский поступок. Я просто восхищаюсь вашей добротой, ваше святейшество! – выпалил он.

Но епископ уже думал совершенно о другом, жестом отпуская рыцаря восвояси. Из сложившейся ситуации необходимо было извлечь выгоду для ордена. Однако фраза рыцаря коснулась его уха, оставив там свой след. Какая уж тут доброта, подумал епископ, когда благодаря действиям этого болвана мы приберём к своим рукам хороший кусок Русской земли. Выпускать из своих рук жирного гуся совсем не хотелось, тем более после того, как всё уже случилось. Зачем расставаться с тем, что само приплыло тебе в руки так удачно. Как говорится, что имеем, тому и радуемся.

Унылая внешность Альберта удивительно сочеталась с неиссякаемым оптимизмом.

Дальше всё пошло так, как распорядился епископ Альберт. Недавние тюремщики, сняв с князя оковы, принесли ему свои самые искренние извинения, объясняя, что, мол, погорячились, долго жали руку в знак раскаяния и преданно смотрели в глаза. Только материальный убыток не возместили. Уж не обессудь. После чего отправили на аудиенцию к епископу в Ригу.

В наивности своей Вячко полагал, что теперь недоразумение исчерпано. Но не тут-то было.

В Риге короля Кукейноса встречают епископ Альберт и магистр ордена меченосцев Вольквин и объясняют ему, что теперь князь и его город явно нуждаются в дополнительной защите, и они ему её предоставят, как когда-то их князь и просил.

Людьми и оружием поможем – кратко выразил свою мысль магистр, который вообще любил изъясняться кратко и только по существу. И моральный ущерб компенсируем… частично, – добавил епископ. Как говорится, чем богаты.

И чтобы князь благополучно добрался до дому, они дают ему охрану из немцев, людей деятельных – рыцарей и балистариев, а также каменщиков, чтобы укрепить замок и защищать его от литовцев. Все их расходы и нужды епископ предусмотрел заранее. В этот почётный эскорт были отобраны лучшие! Мало того, меченосцы взяли с собой даже сами баллисты, видимо необходимые для того, чтобы к королю Кукейноса на дальность полёта стрелы не смог приблизиться ни один враг. Таким образом, Вячко был предусмотрительно избавлен от любых напастей, даже от своих людей. Немцы словно приклеились к нему.

Что будет дальше, князь мог только гадать, но гадание не княжеское дело. Приедем домой, разберемся что к чему. А пока нечего дёргаться. Так думал князь, возвращаясь из плена на родину.

Епископ, довольный тем, как он всё уладил, засобирался в Тевтонию для набора следующей партии пилигримов, и только сильный ветер не давал им отплыть. Альберт клял этот ветер на чём свет стоит за вынужденную задержку, не подозревая, что таким образом природа вмешалась и спасла его детище от погибели. Неисповедимы пути Господни.

Вячко же возвратился домой. По словам Генриха Латвийского, «весёлый по внешности, но с коварным замыслом в душе». С коварными замыслами, о которых сообщает немецкий хронист, всё было совсем просто. За время вынужденного своего пребывания в землях ордена Вячко вконец освободился от розовых очков, осознал, что княжество он проегорил, но ещё не потерял надежду его вернуть. Если это не удастся, то пусть будет хотя бы месть. Христианские князья так запросто католикам не сдаются, нужно только ещё немного потерпеть.

Теперь жизнь князя шла как под дамокловым мечом. Только жизнь такую мало кто долго может выдержать. К тому же грызла обида. И грызла нестерпимо. Вячко быстро дошёл до такого состояния, которое можно было назвать взрывоопасным. Достаточно было одной искры, чтобы полыхнуло, и эта искра не заставила себя ждать.

Прибыв на место, крестоносцы сразу взялись за дело. А народ попался всё больше работящий. За работу взялись дружно. Немцы со свойственной им педантичностью и деловитостью курочили камень и восстанавливали замковые укрепления так, как будто они уже были их собственные. Ощущение власти над окружающим миром придавало им собственной значимости. Они обосновались как хозяева, и по подходу было видно, что делают это всё крыжаки исключительно для себя. Кстати, видимо, чтобы не подвергать жизнь короля Кукейноса ни малейшему риску, его людям оружие носить запретили. Сами же служители Девы Марии всегда и везде ходят с оружием. Даже пьют и работают и то с мечами на поясе. Таким образом, во всём Кукейносе вооружёнными были только немцы, что выглядело довольно странно.

При таком раскладе недолго оставаться русскому князю хозяином в своём доме. Как только работы будут закончены, а епископ Альберт вернётся с новыми добровольцами, выгонят его из родного замка прочь. Времени на принятие решения у князя Кукейноса было намного больше, чем на его исполнение. Но для того чтобы построить свои мысли по порядку и рассчитать план дальнейших действий, его много и не требовалось. Тут уж, как говорится, или грудь в крестах, или голова в кустах. Другой бы сидел и не дёргался, а Вячко проявил отменную предприимчивость. Посидеть в карцере, видимо, иногда бывает полезно. Мозги быстро встают на место, если, конечно, есть куда вставать. А Вячко был романтик, а отнюдь не идиот, и мозги имел пусть не гениальные, но весьма неплохие. Особенно в том, что касалось воинского искусства. И вот молодой боец берёт инициативу в свои руки и, улучив момент, когда крестоносцы успокоились, перестали ждать подвоха, наносит показательный нокаутирующий удар. Люди его уже давно наготове и только ждут знака своего повелителя, чтобы разом рассчитаться за все нанесённые ему обиды.

«Утро вечера мудренее», гласит русская пословица. Вот утром и посетила Вячко мысль, как всё исправить.

Вячко дождался удобного времени, когда почти все меченосцы отправились на работу: они добывали камень во рву для постройки и укрепления замка. В этот день было очень жарко. А значит, появилась надежда, что немцы могут раздеться и быть без кольчуг и мечей. Это был верный шанс добыть оружие и застать врасплох врага. Как говорится, два в одном.

Князь рассчитал всё верно.

Мечи и кольчуги были свалены на самом краю рва, как и остальное вооружение. Тевтоны вели себя по привычке беспечно, считая, что им ничто не угрожает. И ошиблись.

Настала минута истины. Но лишь одна сторона была готова к ней.

– Никого не выпускайте из этой ямы! Рубите всех подряд! Никого не жалейте! Они нас не пожалеют! – наставлял своих людей князь, прежде чем совершить нападение. Но учёного учить только портить. Его люди и сами жаждали реванша. Слишком свежа ещё была рана, нанесённая им крыжаками.

Дружинники появились неожиданно. По кратчайшему пути устремились они к немцам, подхватив по дороге так неосторожно оставленные без присмотра мечи, и их же оружием всех их и перебили.

Дальше было проще. Беспечные и плохо вооружённые меченосцы, не успевшие облачиться в доспехи, не могли оказать достойного сопротивления закалённым в пограничных стычках людям князя. Гридни Кукейноса видели белые испуганные лица врагов. Но ни мольбы о пощаде, ни страх в глазах не могли остановить их. Мечи добросовестно выполнили свою работу, не считаясь с жизнями бывших хозяев. Они давно желали хотя бы глотка крови. Трупы убитых немцев пустили по течению реки, чтобы они своим ходом добирались до Риги, откуда и пришли.

Когда город был освобождён, пальцы правой руки князя непроизвольно сложились в кукиш – вот им! Пусть выкусят!

Вырваться живыми из лап разъярённого русского князя удалось всего лишь троим. Они, не останавливаясь, бежали до самой Риги, чтобы рассказать, что случилось с их экспедицией.

Решив один вопрос, Вячко возжелал решить и другой. Раз уж так пошло, надо использовать момент на всю катушку. Он был очень воинственно настроен и хотел с помощью своего «сюзерена» распотрошить крестовое гнездо. Тут же в Полоцк полетел гонец, призывающий местного князя выйти в поход на Ригу, которая осталась без защиты, поскольку одни пилигримы уже отплыли домой, а другие еще не прибыли и там нет ни епископа, ни войск. Об этом Вячко раздобыл информацию, будучи в плену. Он призывал родственника не бояться врага, мотивируя его тем, что в Риге народу осталось мало, причём лучшие им уже убиты.

Полоцкий князь Владимир давно ждал подходящего момента, уговаривать его было не нужно. Когда-то он и сам мечтал замахнуться на большее, но жизнь его быстро обломала.

В этот раз, как мы помним, роковую роль сыграла случайность. Сильные ветры задержали отплытие Альберта, и он узнал о случившейся катастрофе раньше, чем сменилась погода.

– Измена! Вероломство! Предательство! – с такими воплями появились перед епископом те, кто избежал смерти в Кукейносе. В этот момент Альберт сразу понял, что зря пенял на ветер и ещё что понять господний промысел, даже ему, особе приближённой, не всегда дано сразу.

Он тут же отложил поездку и, нимало не мешкая, собрал под свою руку значительные силы крестоносцев, ибо знал, с кем ему предстоит иметь дело, и выступил в поход мстить.

Как только епископ собрал всех пилигримов, то сразу же обратился к ним с речью. Со слезами на глазах он поведал им об уроне, понесённом церковью, и призвал их мужественно стать на её защиту, снова приняв на себя крест. Уговаривая их, он подтвердил полное отпущение грехов, обещая за большие труды их вечную жизнь. Торговля вечной жизнью принесла свои плоды. Рига в те дни напоминала растревоженный улей. Все рыцари и их отряды, рассеянные по Ливонии, спешно возвращались в Ригу. Большинство пилигримов, не успевших отплыть в Германию, сразу откликнулись на призыв епископа. А это ни много ни мало, а 300 бойцов. К тому же для такого похода епископ навербовал наёмников. Уже на марше к этой великолепной армии присоединились отряды ливов со своими старейшинами. Только тогда епископ Альберт счел, что сил будет вполне достаточно, чтобы проучить всего лишь одного русского князя Вячко, и выступил в поход.

Узнав об этом, полоцкий князь распустил полки по домам, предоставив Вячко самому выпутываться из создавшейся ситуации. Владимир Полоцкий был крайне нерешителен в этих вопросах, поэтому вскоре и проиграл спор за Прибалтику.

Вячко не мог не знать, что так и случится. Поэтому и рассчитывал на отъезд епископа и жёсткий превентивный удар. Не сложилось. Трезво оценив свои силы, Вячко ушёл. Но отдавать свой город, свою крепость врагу он не собирался. Да, сегодня он проиграл! Но борьба на этом ещё не закончена. Он верил, что приведёт Господь вновь переведать силы с этой немецкой братией, и тогда уже победа непременно останется за ним. Негромким, но твёрдым голосом он приказал своим гридням сжечь Кукейнос. На душе было погано и тягостно от такого распоряжения, но иного выхода не оставалось.

– Жениться хотел! Семью завести! (Почему-то пришло ему на ум.) А теперь… Ни кола ни двора… Изгой… – бурчал он тихо себе под нос, чтобы никто не услышал. Пойти ему теперь было совершенно некуда, и он впервые за всю свою недолгую жизнь ощутил пустоту исчезнувшего дома… Впору было тихо завыть с тоски, как зверю лесному, зарыдать в отчаянии, закрыв руками лицо, но Вячко только зло сплюнул, словно кулачный боец после неудачной драки, показывая победоносно ухмыляющемуся врагу, что это ещё не конец, и, гордо выпрямившись, неотрывно глядел в разгорающийся огонь, пожиравший его дом. Князь, тем более русский князь, не должен распускать нюни.

Пламя, которое взвилось над городом, быстро поглотило его без остатка. На пепелище по приказанию рижского епископа был выстроен замок Кокенгузен.

Таким образом, ненависть Вячко обрела конкретный и обоснованный характер.

Свою отважную дружину, растворяясь в тёмных лесных трущобах, Вячко увёл с собой на Русь. В своё королевство он больше так никогда уже не вернулся. Найти, догнать его, поймать и отомстить меченосцам так и не удалось. Рыцари устроили настоящую облаву, не зная устали, скакали они по полям и лесам, обдираясь в зарослях и по стремена увязая в болоте, сбились с ног, искавши вблизи и вдали, но все их попытки наказать бывшего короля Кукейноса оказались тщетными.

На целых 15 лет Вячко исчезает со страниц как русских летописей, так и европейских хроник.

В 1222 году началась новая война с орденом. Рига за это время окрепла. Пилигримы со всей Европы плыли и плыли в нее. За их спинами вся мощь Рима, а заодно и папа Иннокентий, князья, бюргеры, купцы… Всегда быстрые в пролитии крови, они шли на войну как на праздник, распевая святые псалмы, надев самую дорогую одежду.

Совсем распустились немцы в Прибалтике.

Князь Ярослав Всеволодович Новгородский, собрав войска, бесстрашно пошел в Ливонию на немцев. Города Тарту, он же Юрьев, и Отепяа были захвачены русской армией и там были поставлены русские гарнизоны. Эсты в Тарту встречали Ярослава как освободителя, поднесли князю «большие дары» и передали ему в презент пленённых ими рыцарей и захваченное оружие.

Развивая свой успех, Ярослав с войском немедленно собрался выступить на Ригу. Над орденом меченосцев нависла смертельная угроза. Этот поход мог в корне изменить ситуацию в Прибалтике! Понимая всю серьёзность положения, магистру срочно нужно было придумать что-то такое, что могло отвести угрозу от его столицы. И он придумал.

Пока русские войска переводили дух, готовясь нанести свой следующий удар, пала небольшая крепость Вильянди, в которой стоял русский гарнизон. Меченосцы смогли овладеть ею только благодаря предательству местных жителей, после чего, как говорят дошедшие до нас летописные свитки, «бесчеловечно умертвили бывших там новогородских воинов». Их повесили. Такая казнь считалась позорной для воина. Крестоносцы это прекрасно знали. Тем более что так они поступили только в отношении русских участников обороны. Казнили только их! Это была провокация, рассчитанная на вспыльчивый характер Ярослава Всеволодовича. И она удалась.

Новгородский князь был в гневе! Он клялся самым жестоким образом отомстить за такое злодейство. И в устах Ярослава Всеволодовича такие обещания никогда не звучали пустой угрозой. Тем, на кого выльется его ярость, можно было только посочувствовать.

Выбор дальнейших действий отпал сам собой. Найти и наказать! Новгородский князь повернул полки на север и прошёлся по землям предателей огнём и мечом. Рыцарей он там застать не успел. Сделав своё дело, они своевременно исчезли, не дожидаясь прихода мстителей. Так что вся злость русского войска пришлась на местных жителей, которые ничего от своего предательства не выиграли, попав из огня да в полымя.

Последним объектом агрессии стал оплот датчан Ревель, который Ярославу взять не посчастливилось. Правда, пока русские войска стояли под городом, их мобильные отряды совершали свои карающие рейды, по всей Эстонии собирая добычу и уничтожая не успевших укрыться крестоносцев. Тех, кого не убивали, захватывали в плен, а с пленными «братьями» русские дурно обращались.