Текст книги "Русские богатыри"

Некоторые выдержки об Александре Поповиче из летописей и трудов известных историков

«В лѣто 725 бысть бои князю Юрью Всеволодичю со княземъ Коньстянтиномъ Ростовьским на рѣцѣ на Гдѣ, и поможе Богъ князю Коньстянтину Всеволодичю, брату старѣйшему, и правда его же пришла. А было со княземъ Коньстянтиномъ два храбра: Добрыня Златой Поясъ, да Александръ Поповичь со своим слугою с Торопомъ» (Русский хронограф, ПСРЛ, т. XXII).

«…И бысть имъ бой за Юрiевымъ на рѣцѣ Гзѣ, и тамо побѣди Костантинъ, молитвами Пречистыа, своею правдою и тѣми же храбрыми Александромъ со слугою Торопомъ; ту же бѣ и Тимоня Золотой пояс»

(Летописный сборник, именуемый Тверской летописью, ПСРЛ, т. XV).

«…Князь Коньстянтинъ Всеволодичь Ростовскiй ста не рѣцѣ на Липицѣ со всею силою; сънимъ же бѣ и два храбра, Добрыня златый поясъ да Александръ Поповичъ съ своимъ слугою съ Торопомъ, славныа богатыри <…> боарин Андрѣй Станиславичъ <…> отвѣща, глаголя: <…> есть у него мужи храбри зѣло и велици богатыри, яко лвы и яко медвѣди, не слышат бо на себѣ ранъ <…> еше же и храбрыхъ нынѣ не вѣси у него Александра Поповича и слугу его Тортопа, и Добрыню Рязанича златаго пояса, и Нефедья Дикуна <…> убиша же на томъ бою: и Александра Поповичя, и слугу его Торопа, и Добрыню Рязаничя Златаго пояса, и семдесять великихъ и храбрыхъ богатырей…»

(Никоновская летопись, ПСРЛ, т. X).

Князь великий Юрий стоаше подъ Ростовомъ, въ Пужбалѣ, а войско стояше за двѣ версты отъ Ростова, по рѣцѣ Ишнѣ, биахутъ бо ся вмѣсто острога объ рѣку Ишню. Александръ же выходя многы люди великого князя Юриа избиваше. Их же костей накладены могыли великы и донынѣ на рѣцѣ Ишнѣ, а инии по ону страну рѣки Усии: много бо людей бяше съ великымъ княземь Юриемь. А инии побиени отъ Александра же подъ Угодичами, на Узѣ, тѣ бо храбрии выскочивше на кою либо страну обороняху градъ Ростовъ молитвами пречистыа. Многажды бо князь великий Юрий на братне достоание прихождаше, но съ срамомъ възвращашеся

(Лаврентьевская летопись).

Единою выйде на него изъ Ростова Костантинь, и бысть имъ бой за Юриевымъ на рѣцѣ Гзѣ, и тамо побѣди Костантинь, молитвами пречистыа, своею правдою и тѣми же храбрыми Александромъ съ слугою Торопомъ; ту же бѣ и Тимоня Золотой поясъ. И ту убиша у великого князя храбраго Юряту, о семъ велми опечалися князь великий Юрий; побѣждень же смирися съ братомъ

(Лаврентьевская летопись).

«Александр же, выходя, многы люди великого князя Юриа избиваше, ихже костей накладены могыли великы и доныне на реце Ишне, а инии по ону страну реки Усни. много Со людей бяше с великым княземь Юриемь; а инии побиени от Александра же под Угодичами, на Узе, те бо храбрии выскочивше на кою либо страну обороняху град Ростов молитвами пречистыа»

(Лаврентьевская летопись).

«И пріиде на него Александръ Поповичь, имѣя мечь нагъ, хотя разсѣщи его; бѣ бо силенъ и славенъ богатырь. Онъ же возопи глаголя: азъ есмь Князь Мстиславъ!… И рече ему Поповичь: то ты не дерзай, но стой и смотри. Егда убо ты глава убіенъ будеши, камо (другимъ) дѣти?»

(Никоновская летопись).

«В лѣто 725 (1217). Бысть бои князю Юрью Всеволодичю съ княземъ Костянтиномъ с Ростовскым на рѣце на Где, и поможе богъ князю Костянтиноу Всеволодичю, брату старѣишюму, и правда его же пришла. А были с ним два храбра: Добрыня Золотыи Поясъ, да Александро Поповичь съ своим слугою с Торопом»

(Сокращенный летописный свод 1493, ПСРЛ, т. XXVII).

«…Князь Коньстянтинъ Всеволодичь Ростовскiй ста не рѣцѣ на Липицѣ со всею силою; сънимъ же бѣ и два храбра, Добрыня златый поясъ да Александръ Поповичъ съ своимъ слугою съ Торопомъ, славныа богатыри <…> боарин Андрѣй Станиславичъ <…> отвѣща, глаголя: <…> есть у него мужи храбри зѣло и велици богатыри, яко лвы и яко медвѣди, не слышат бо на себѣ ранъ <…> еше же и храбрыхъ нынѣ не вѣси у него Александра Поповича и слугу его Тортопа, и Добрыню Рязанича златаго пояса, и Нефедья Дикуна <…> убиша же на томъ бою: и Александра Поповичя, и слугу его Торопа, и Добрыню Рязаничя Златаго пояса, и семдесять великихъ и храбрыхъ богатырей…»

(Никоновская летопись, ПСРЛ, т. X).

«Храбрые» били челом киевскому князю. Поступившими к нему на службу русскими «храбрами» Мстислав Романович «велми гордяшеся и хваляшеся».

И внегда бысть брань князю Костянтину Всеволодовичю ростовскому с меншим братом своим Юрьем Всеволодовичем владимерском о княжении и мнози бои быша межи ими, той же Александр храбръствуя выезжая из Ростова князь юрьевых вой побиваше, их же побитых от него около Ростова на реце Ишне и под Угодичами на лугу многи ямы костей накладены. С ним же храбръствуя и Тиманя Златый Пояс. На иных же боех той же Александр с теми храбрыми и Юряту храброго уби и Ратибора храброго, иже хотяше седлы войско Костянтиново (войско) наметати хваляся, уби. Князю Юрью ж Владимерскому о брате и о рати зело печально бысть сердце храбрости их ради. Вскоре же князя Костяптина ростовского бог отдели века сего, отиде к богу, и ростовское княжение достася князю Юрью ко граду Владимеру. Той же Александр совет сотвори с прежреченными своими храбрыми, бояся служити князю Юрью – аще мщение сотворит, еже на боех ему сопротивни быша; аще разъедемся по разным княжениям, то сами меж себя побиемся и неволею, понеже меж князей несогласие. И тако здумавше, отъехаша служити в Киев. Лутче, рече, есть нам вместе служити матери градовом в Киеве великому князю Мстиславу Романовичи) Храброму. Той же великий князь Мстислав Романовичь о всех храбрых хваляшесь в гордости своей: ужь слух дохождаше русским князем, яко безбожнии татарове многи страны поплениша: ясы, обези, касоги и безбожных половец множество избиша, и проидоша землю их, избивающе их гневом божиим, зане милостивый бог мстя им кров християнскую, хотя их окаянных половъцев погубити. И прогониша тии татаровя половцев до реки Днепра. Князь же Мстислав рече гордяся надеяся на своих храбрых, их же преж рекохом. «Донележе, – рече, – аз семь на Киеве, то по реку Яик и по море Понтийское и по реку Дунай не махивати сабли». Сего ради и с храбрыми своими купно погибе, хотя помогати половцам от татар и своя вся и сам с ними погибе, яко же писано есть в Калкском побоище» (Хронограф, л. 337 об. – 338 об.).

«1224 г. Татары гнали Россіянъ, убивъ ихъ множество, и въ томъ числѣ шесть Князей: Святослава Яновскаго, Изяслава Ингваровича, Святослава Шумскаго, Мстислава Черниговскаго съ сыномъ, Юрія Нѣсвижскаго; также отличнаго Витязя, именемъ Александра Поповича, и еще 70 славныхъ богатырей»

(Н.М. Карамзин).

«Убиша Александра Поповича и слугу его Торопа и Добрыню Рязанича, Златаго пояса»

(Никоновская летопись).

Глава 2
Вячко из Кукейноса

Люди умирают, но память о них остаётся.

Кукейнос – маленькое русское княжество со смешным названием, которое отыщется не на всякой карте, входило в сферу подчинения княжества Полоцкого. Королевство было крошечное, по меркам Руси, и ничем не примечательное. Спряталось оно в таком медвежьем углу, в такой дыре, на рогах у такого чёрта, что, если бы не эта история, о нём бы совершенно позабыли. Мне самому пришлось потрудиться, чтобы отыскать его – со всех современных карт его давно стерли. Столицей княжества был город-крепость с таким же, как и у самого княжества, названием – Кукейнос, что расположился на правом берегу Западной Двины, там, где в неё впадает речка Кокна. Город был тоже маленьким и, как часто бывает в провинции, захолустным. Таким он был изначально, от своего сотворения, и никаких перспектив для изменения в лучшую сторону не предвиделось. Одним словом, глухомань. Несмотря на это, для спокойной и размеренной жизни Кукейнос не очень подходил. В первую очередь Кукейнос был поселением воинским. В замке, а какая столица княжества, даже самого мелкого, могла обойтись без замка, базировалась княжеская дружина. Это отнюдь не случайно. Соседи, окружавшие в те поры русские земли, были весьма воинственными и только ждали случая, чтобы напасть и напакостить, а потому война на границах этого маленького королевства не утихала почти никогда. То литва, то земгалы, то эсты, а то вновь литва пробовали на прочность его границы. Мало кому из живших в те поры на границе жизнь казалась мёдом. Правда, места тут красивые: леса стоят незнаемые, тропы в них лежат нехоженые, реки текут светлые, ивы ветви свои, словно волосы, в ручьях полощут, маки, с алыми, как кровь, маковками над зелёной травой-муравой на просторе лугов торчат, да и рыбалка знатная. Окуни с руку, и лещи размером с телят. В этой изобильной зверьём земле охота ничем не уступала рыбалке. Тут и бобер, и лиса, и куница, и выдра, а повезёт, так косуля или кабан. Что же касается глухарей и тетеревов, то их и вовсе без счёта.

А правил Кукейносом, как и подобает, князь. Имя его было Вячеслав Борисович, или, как его обычно называли, Вячко. Под этим именем он и вошёл в летописи. Происходил он из полоцкой ветви Рюриковичей, и при случае с гордостью мог щегольнуть – Рюриковичи мы. Пожалуй, это и было то единственное, чем князь мог где-то щегольнуть. Больше гордиться ему было нечем.

Был он сыном полоцкого князя Бориса Давыдовича от первого брака, но получить власть в Полоцке ему не светило. Полоцкий князь Борис Давыдович женился вторым браком на поморянской княжне Святохне, плененный её «лепотой», и любил ее «совершенно», то есть до последней потери разума. У красавицы родился сын Владимир. И кому, по мнению матери, должен был достаться Полоцк, не вызывало сомнений. Хитростью и коварством, помноженным на упорство, Святохне удалось избавиться от княжича, которого отец отправил из Полоцка в дальние волости.

Может, и хорошо. Больших амбиций Вячко не имел, то, что всё теперь за него решали большие князья, его вполне устраивало, для него же оставалась лишь служба да мелкие радости.

Ел он в меру, спал нормально. И понятно, чем меньше ответственности, тем лучше аппетит и крепче сон. Кукейнос был для него лучшим местом на свете. Вячко был молод, красив, высок. Ни силой, ни статью не обижен. Добродушное лицо, нос картошкой, веснушки россыпью, широкая белозубая улыбка во все крупные, как у боевого коня, 32 зуба. Местные девки млели при одном взгляде на разудалого витязя. Перечень достоинств князя этим не заканчивался. Главное, что Вячко располагал к себе людей с первого взгляда. У него было большое горячее и чистое сердце, правда, несколько наивное и доверчивое.

Работу свою князь выполнял исправно и обстоятельно. Дани и оброки собирал с подвластных земель в срок. Суд и расправу над подданными, несмотря на возраст, творил справедливо. Будучи от природы неприхотлив, с удовольствием ел масло и сыр, что у селян ежедневен на столе, вкушал хлеб и квас в дымных крестьянских избах, а то и ночевал, если доводилось, в стогу сена. Никогда не чванился и нос от простого люду не воротил. Как и всякий православный христианин, ходил по праздникам и воскресеньям в церковь, где творил молитвы и замаливал грехи, если таковые с ним случались. Когда нападала литва, ставил сапог в стремя и мчался со своей верной дружиной туда, где в нём была необходимость. А князь молодой, даже не женатый ещё, мечтал о спокойствии для своей волости. А с мечтой жить завсегда веселее и засыпать слаще. Всегда что-то в голове интересное представляется, когда в постель ложишься. Положишь кулак под подушку, покрутишься немного, поворочаешься, устроишься поудобнее и засыпаешь довольный.

Одним словом, ничем из массы таких же мелких князей, как и он сам, Вячко не выделялся и даже думать не думал, что его имя войдет в историю.

Годы шли своим чередом, неторопливо переходя в вечность. Зиму сменяло лето. Весна и осень приходили в свой срок. Всё было привычно и обычно. Ничего нового, те же враги, те же друзья. Но с 1201 года жизнь на границе изменилась. Именно в этот год в устье Западной Двины высадились крестоносцы во главе с епископом Альбертом Буксгевденом и основали город Ригу. Официальным названием ордена меченосцев было – Братья Христова воинства. Или на немецкий манер: Schwertbruderorden. Что означало – «Орден братьев меча». Изображение на белых плащах красного креста с расширяющимися концами, под которым вертикально располагался такого же цвета меч, дало нарицательное название всему братству – орден меченосцев. Меченосцы были единственным монашеским орденом в истории, кто подчинялся не папе римскому, а служил создателю организации – непосредственно епископу Альберту.

Перспектива виделась епископу весьма радужной. Он давно мечтал о том дне, когда идеальные, по его мнению, служители и монахи, исполненные христианских добродетелей, под руководством не ведающих страха братьев-рыцарей, которые счастливы уже одним тем, что исполняют его приказы, понесут свет истинной веры по всей Прибалтике! И всё это во славу Христа!

Нет, епископ Альберт не был простым фантазёром, у него была светлая голова, и он умел просчитывать свои действия на несколько ходов вперёд, но вот помечтать… помечтать о сияющем будущем каждому приятно. Тем более последнее время дела у него складывались как нельзя лучше. Благодаря упорному труду и созданию «своего собственного ордена» рижский епископ Альберт Буксгевден, а совсем ещё недавно каноник города Бремена, теперь очень и очень важная фигура. В его руках сосредоточена вся светская и духовная власть в этой забытой богом земле. Круче него здесь только звёзды.

Ни Вячко, ни более опытные и важные князья на факт высадки крестоносцев внимание тогда не обратили. Своих дел много. Времена были суровые, литва заедала. Если так пойдет дальше, то недалек тот день, когда Кукейнос со всех сторон будет окружен врагами и без могущественного союзника будет просто раздавлен, несмотря на всю решимость князя и мужество его небольшой дружины. Полоцкий князь Владимир проявлял удивительную пассивность, считая, что всё само рассосётся, и никакой активности не предпринимал, охраняя всё больше свои рубежи. Словно не чуя ни литовской грозы, ни латинского натиска на Русь! К этому моменту он наводил больше страху на своих приближенных, чем на врагов. А ведь именно от таких князей, как Владимир Полоцкий, зависели не только честь и слава, но и грядущая судьба Великой Руси!

Крестоносцы действовали иначе, они сделали свою столицу Ригу плацдармом для завоевания всей Прибалтики. Немцы, а именно они в первую очередь составляли ядро организации, активно развивали своё наступление, занимая и подчиняя себе всё новые и новые территории. И вот всего лишь четыре года спустя границы владения ордена братьев меча уже вплотную соприкасались с границами русского княжества Кукейнос. Пойдут они дальше или нет, вопрос спорный. Ответа на него никто дать не может. А противостоять такой организованной силе и планомерному напору Вячко в одиночку не мог, не те у него были возможности, ему с литвой бы справиться. Начальство из Полоцка по-прежнему отмалчивалось, не давая никаких указаний, как вести себя молодому князю в такой обстановке. Словно не видя угрозы, наползающей на Русь. Одной из причин этой вялости, возможно, было и то, что мать полоцкого князя, прекрасная Святохна исповедовала «веру папежскую». То есть латинскую. Хотя перед свадьбой она наружно отреклась от нее (а куда ей было деваться, если хотелось идти во власть) и «приняла веру греческаго изповедания, но тайно твердо оную содержала и между дворян ея держала попа латинского». Так написали о ней монахи-чернецы, а они за делами веры следили ох как пристально.

Тянуть до бесконечности было нельзя, нужно было что-то предпринимать, и Вячко принял решение самостоятельно. То есть единолично. Он уже давно следил за действиями крестоносцев, и надо сказать, молодой князь запал на орден.

– Католики, православные, невелика разница, и те и другие христиане. В одного бога веруем, – думалось ему. Поэтому он не видел в крестоносцах врага, наоборот, разногласия различных концессий его мало волновали, он смотрел глубже. В своих мечтах он представлял, как в союзе с «рыцарями Христа» он навсегда отучит дикие соседние племена язычников покушаться на его границы. Воины с красными крестами на девственно белых плащах, несущие свет истинной веры язычникам, стали его кумирами.

Ордена по религиозной принадлежности на Руси не создавались никогда, не было в том необходимости, но свод рыцарских правил, уже давно гуляя по Руси, пустил свои корни в княжеской среде довольно глубоко. Каждый уважающий себя князь считал себя рыцарем и действовал сообразно этим представлениям. Вячко был не исключением из общего правила. К тому же, напомню, он был молод и любопытен, а наивность и романтизм у молодых людей сочетаются почти всегда. И уж если сочетаются, то переплетаются довольно крепко. И держатся они до того момента, пока их разом из головы не выбьют, вот только тогда наступает отрезвление, правда, для некоторых оно приходит излишне поздно.

Вот среди «рыцарей Христа» таких идеалистов уже давно не было. Там попадались всё больше люди опытные, им палец в рот не клади, откусят, не поперхнутся, это лишь на первый взгляд кажется, что они идейные и безобидные. Такими их рисовал лишь официальный хронист ордена братьев меча Генрих Латвийский, всю свою жизнь положивший на то, чтобы не только обессмертить деяния ордена, но создать вокруг меченосцев ореол некоей романтики. Трудился он неустанно. Писал и о том, «что жизнь братьев-рыцарей полна трудностей и приключений, что на каждом шагу их подстерегает смертельная опасность». И о том, что братья-рыцари к встрече с этой опасностью всегда готовы, с момента принесения ими клятвы о вступлении в братство и до своего последнего вздоха. Подчёркивая со всем своим воодушевлением, что как бы трудно ни приходилось, ничто не могло сбить их с ранее выбранного пути.

А вот его земляк, идеолог социализма и автор масштабного труда под названием «Капитал», Карл Маркс придерживался иного мнения и со всей революционной прямотой называл меченосцев не иначе как прохвостами и крестоносной сволочью. И был он намного ближе к истине.

Под белыми плащами служителей культа таились настоящие хищники. Безжалостные. А многие даже безыдейные, для которых вера служила лишь необходимым прикрытием к достижению достатка. Их под эти самые плащи загнала жизнь.

Но все мысли князя Кукейноса лежали сейчас в иной плоскости. Приняв для себя решение, он тут же приступил к его исполнению, так как был он человек деятельный, и уж если что решил, то непременно делал.

Советоваться в этом щепетильном деле было не с кем. Полоцк всё так же молчал, как воды в рот набрал, видимо предпочитая не вмешиваться. Соратники больше владели мечом, топором, булавой, в крайнем случае кистенём, но способностей к политике и анализу не имели вовсе. Их дело было лететь за своим князем в атаку на лихом коне или прикрыть его своей грудью или своим щитом, в случае, если такая необходимость возникнет. А стратегия, и прочие тактические ухищрения – с кем дружить, кого бить, это дело князя, он для этого над ними и поставлен. Может, даже и посомневались где над затеей княжьей и поговорили между собой, посудачили, а как без этого? Но отговаривать и совать свой нос в дело не стали. Суровые ветераны, отмеченные в пограничных стычках десятками шрамов, днями и ночами не покидавшие седла, хорошо разбирались лишь в тонкостях войны, а не жизни. Если и выйдет из поездки толк, так всем хорошо будет. И нечего лезть с ненужными советами, блистая напоказ умом перед князем. А опасности никакой они для своего князя в этом деле не усматривали.

Несмотря на свой молодой возраст, Вячко поступил очень дальновидно. Сам, без отцова подсказа, без совета бояр понял, что надо.

Добыв через гонца пропуск у епископа, он отправился к нему на корабле. Плыть было недалеко, не больше трёх миль вниз по реке. Сойдя на берег, князь тут же отправился к епископу Альберту, где был прекрасно встречен. У епископа Альберта были далекоидущие планы на каждого русского князя, что готов был сотрудничать с орденом. Епископ Буксгевден не покладая рук трудился над приобретением друзей в этом непростом регионе, а тут молодой русский князь пожаловал с визитом и предложением дружбы сам. Ещё более актуально это выглядело в свете того, что теперь границы земель ордена напрямую соприкасались с землями королевства Кукейноса, то есть они были соседями. А когда соседи друг за друга горой, это очень большое удобство. Говорить о соседях, как вы понимаете, можно бесконечно, а главное, объяснять никому ничего не нужно, для многих это и сейчас больная тема.

Епископ казался на первый взгляд человеком хорошим, в общении простым, добрым и покладистым, во всяком случае, лицо у него было располагающее к доверию и общению. Он был человек умный и умел вызывать на откровенность собеседника. Когда он слушал, то всегда улыбался, время от времени кивая головой в знак согласия и поддержки. Но всё это было лишь ловушкой. Теплота в его взгляде могла в одно мгновение испариться и смениться холодным металлическим блеском. Менялся и его тон. Он становился резким и не терпящим возражений. Обескураженные столь разительной переменой собеседники часто терялись, понимая, что спорить с епископом или уговаривать его бесполезно. А сейчас епископ Альберт источал только теплоту и любезность.

Немецкий хронист Генрих Латвийский отметил: «Проведя в самой дружественной обстановке в доме епископа много дней, он (князь Вячко) наконец попросил епископа помочь ему против нападений литовцев» – и в ответ на эту просьбу «епископ почтил короля многими дарами, обещал ему помощь людьми и оружием». Но от одних обещаний богатым никто и никогда не бывает. Правда, молодой король Кукейноса эту мудрость пока ещё не постиг.

Заключив с «Братьями Христова воинства» мир и не задерживаясь долее необходимого, Вячко с радостью вернулся к себе. Дело выглядело удачным.

А что для князя важно? Важно решить вопрос! Договориться о политическом союзе! И всё! Будем жить отлично! Мир! Дружба! Баня! Настроение у русского князя было радужное, всё настраивало на позитивный лад. Вячко был человеком открытым и бесхитростным и от других ждал того же.

– Ай да я! – хвалил себя князь и безмерно гордился своей ловкостью. – Всем вокруг носы утёр.

Одной стрелой умудрился ловкий русский князь укокошить двух зайцев. Получив заверения дружбы от самого епископа Буксгевдена, он не только отвёл угрозу со стороны крестоносцев от своих земель, но и нашёл союзника от уже до смерти осточертевшей ему литвы. Один вид людей с красным крестом на плаще отрезвит и самых диких язычников. А недостаточно будет, зажмём с двух сторон. У нас тоже мечи вострые!

Пройдёт совсем немного времени, и Вячко будет проклинать свою доверчивость, которая навсегда изменила его жизнь. Впереди его ждало страшное разочарование, но заглядывать наперёд мало, не всем дано. Оказалось, что только на первый неискушённый взгляд «братья Христа» вменяемы и покладисты.

Год прожили в мире, а дальше обстановка начала накаляться. Видимо, крестоносцам стало скучно, и на границах начались тёрки.

Соседом Вячко был донельзя самонадеянный рыцарь Даниил.

Даниил из Леневардена был младшим сыном одного из знатных немецких родов, и поэтому дома ему ничего не светило. Западное земельное право ввело понятие майората, что означало – родовое поместье и замок получал в наследство лишь старший сын. Младшие должны были устраивать свою судьбу сами. Значит, Даниил мог рассчитывать только на свой собственный меч, силу и удачу. Мечом он владел хорошо, сил было в преизбытке, нужна была только удача. И удача улыбнулась ему. В это самое время епископ Альберт в поиске пилигримов лично обходил в Тевтонии (так называли немецкие хронисты Германию) каждый квартал, улицу и церковь, уговаривая кандидатов вступить в его орден. Молодого рыцаря долго уговаривать не пришлось. В нем самом было столько жадности к жизни и сил, что сначала в его голове совсем не укладывалось, как это можно так вот взять и уйти от всех привычных для него мирских радостей? Но, пораскинув немного мозгами, Даниил решил рискнуть и примкнуть к воинам-монахам ордена меченосцев. Орден был такой же молодой, как и сам рыцарь, нуждался в знатных и храбрых людях, а значит, перспективы на продвижение были радужными. С приёмом сложностей не возникло, в орден, как вы поняли, брали всех, было бы желание. Тем более что дома его всё одно ничего не держало. Он дал обет безусловного послушания орденскому начальству, обет бедности и обет посвящения всей своей жизни «борьбе с неверными и язычниками», после чего его торжественно приняли в братство, возложив на него девственно белый плащ и перепоясав рыцарским мечом.

Так благородный Даниил стал одним из первых приобретений епископа Альберта и оказался в Прибалтике. В первый же год службы он получил в свой бенефиций замок Леневарде (Lenevarde). Бенефи́ций от латинского слова beneficium – что в переводе значило благодеяние. В Средние века так называли пожалование в виде земельного участка за выполнение военной или административной службы. Этим замком епископ Альберт пожаловал от щедрот своих молодого «брата-рыцаря», надевшего на себя белый плащ Христова воинства.

Совсем ещё недавно этот замок принадлежал язычникам ливам. Однако под давлением крестоносцев они были вынуждены покинуть и свои деревни, и замок и уйти в лесные трущобы, туда, где до них не дотянутся ни меч, ни крест. Так Даниил обзавёлся хозяйством, а в силу того что рыцарям быстро присваивали имена их владений, он стал гордо именоваться Даниилом фон Леневарденом.

Надо отметить, что от самого своего основания орден Братства воинства Христова имел репутацию недисциплинированного. Неповиновение и своеволие слишком часто встречались в среде крестоносцев. Возможно, потому, что лучшие из лучших записывались в более престижный Тевтонский орден. Меченосцы выбирали из того, что осталось, поэтому не привередничали, и первыми, кто записался в орден братьев меча, были рыцари, подобные Даниилу. Напялить белый плащ с красным крестом было делом нехитрым, соблюдать данные при вступлении обеты куда сложнее. Неслучайно первый магистр ордена Вино фон Рорбах пал не от руки язычника в борьбе за веру, а лишился головы в прямом смысле слова от рук собственного собрата. Но история убийства Рорбаха нас не касается, поэтому обойдём её стороной.

Вернёмся к Даниилу. Активный и хваткий, характер он имел вздорный и грубый. К тому же умом не блистал. Лицом же он смахивал больше на барсука. Глаза у него были маленькие, недружелюбные и смотрели всегда исподлобья. С ним старались не связываться. Как и все рыцари ордена, Даниил был до чужого добра большой охотник. Среди братьев ордена вообще собралось немало авантюристов и охотников за наживой. Неслучайно боевым кличем рыцарей-монахов было: бери, грабь, бей! Это рыцарю подходило. Для его ушей не было слаще звука, чем звон пятаков. Он был голодным, как волк, и ему осточертело смотреть, как другие живут хорошо, когда он по целым дням не слезает с седла, когда возвращается выжатый как лимон. А где награда за риск? Рыцарь искал выгоды личной. Деньги. Или власть. Или имущество, что в сущности одно и то же. Обет бедности, что он когда-то давал, вступая в братство, был уже давно забыт. Не смотреть на чужое добро и даже не сметь думать о нём – это же несказанная мука! А здесь, на краю мира, без этого тягот довольно. Зачем же увеличивать свои мученья, которых и так пруд пруди? За любой труд положена награда, а за подвиг воздаяние, будь ты хоть монах, хоть рыцарь-монах. Это по справедливости. Это по-нашему, по-христиански. А идея, она хороша, когда нет ничего другого в перспективе. Идей не наешься. Про стыд и совесть Даниил позабыл, рано поняв, что с ними счастья не найдёшь и шубы из морали не скроишь.

Такие вот «проповедники» и стали распространять имя Христа среди язычников. Каждый из них про себя, втайне, думал, что рыцари – это венец природы, и когда Бог захотел создать настоящего мужчину, которому позволено будет владеть этим несовершенным миром, он создал рыцаря.

В «Рифмованных хрониках», призванных увековечить деяния ордена меченосцев, появляется следующая запись: «Господь с каждым днём всё увеличивал дружину братьев рыцарства, и стали они думать, что, сообразно росту их числа и трудов, должны возрастать имущество и владения их». Что должен был возразить на эти непомерно разрастающиеся требования воинов-монахов, давших обет бедности, епископ? Ответ можно найти во всё той же хронике. «Отечески заботясь о людях, которые днём и ночью стеной стояли за дом божий, и стремясь увеличить их число, епископ решил вознаградить их за труды и расходы». Дальнейшие действия борцов за веру не вызывают удивления.

Раздор между королём Кукенойса и рыцарем Даниилом из Леневардена, по словам Генриха Латвийского, возник быстро. Как умелый хронист он уместил все свои выводы в одну строку. «Этот король причинял много неприятностей людям Даниила и, несмотря на неоднократные увещевания, не переставал их беспокоить». Но беспокойство беспокойству рознь. Если и была такая причина и Генрих о ней знал, то умолчал, покрывая соотечественника. Вячко был человек слова и не стал бы нарушать за здорово живёшь мирный договор, а вот братья-рыцари были проказники и провокаторы известные. Но люди почему-то охотно верят плохому, даже без всяких доказательств.

Пограничные дрязги были для Вячко привычными буднями. Рыбу ловили не там, охотились не на месте, ягоды залезли собирать на чужую территорию, коровы границу перешли у реки. Так ведь за всем не уследишь. Вся эта история не стоила выеденного яйца. Чего тут было нагнетать и из чего раздувать пожар вражды, непонятно? Подобные конфликты гасятся в секунду. А Даниил вдруг завёлся, как человек, которому наступили на больную мозоль.

Причина у рыцаря была одна. Прибалтика маленькая, земли на всех не хватает, вот и решил Даниил устроить свои дела за счёт соседа, у которого хозяйство было уже отлажено. А потому высасывал из пальца обиды.

Второй раз плыть в Ригу, чтобы пожаловаться на своевольного соседа, Вячко не стал. Такой подход был ему чужд. Рыцарь Даниил из Леневардена действовал как раз наоборот. Он готовил почву заранее и жалобы слал в резиденцию епископа непрестанно. Эти листы должны были послужить ему некоим оправданием в будущем, когда откроется то, что сиятельный рыцарь задумал. А задумал он такую пакость, которую про себя именовал не иначе как геройством, такое безрассудство, на какое ему разрешение никто не даст. Поэтому благородный фон Леневарден решил действовать втихомолку. То есть не спросясь. Как всегда, в запланированном им «подвиге» главным стало скрыть его до времени от начальства. Если победит, причину для столь откровенной провокации всегда можно найти. А не повезёт, зная Вячко, журить будет некого.