Текст книги "Русь против половцев"

 
Князь Ростислав в земле чужой
Лежит на дне речном,
Лежит в кольчуге боевой,
С изломанным мечом —
 

всего лишь поэтическое преувеличение.

Князю было всего 23 года.

Как тут не вспомнить историю, которая произошла с ним незадолго до этого события. Верить в неё или нет, воля ваша, но вот что, говорят, тогда случилось. Григорий, Чудотворец Печерский, предсказал Ростиславу гибель от воды, на что юный князь скрежетнул зубами и с гневом ответил ему: мне ли «смерть поведаеши от воды, умеюшу плавати посреде ея самъ тоя вкусиши» – и велелъ утопить святого мужа».

Но продолжим…

Потерявши брата и почти всю дружину, печальный Владимир перешёл Стугну и с оставшимся войском своим вернулся в Чернигов. Итог был плачевен. Многие его соратники, вельможи и воеводы, были побиты и пленены. Да и лучших воинов полегло немало. Святополк же с бою ушёл в Торческ и пробыл там до вечера, а ночью, посадив на коней остатки дружины, отправился назад в Киев. Выезжали в потёмках, не как хозяева, а как тати ночные. Боясь, что победители могут их внезапно атаковать. Половцы, хоть и вышли из сражения победителями, тоже весьма много своих потеряли. Стали они своих бойцов считать и многих недосчитались. Было и между ними довольно урону. От этого они только ещё более рассвирепели, «и, видя русские полки побеждёнными и беспомощными, разошлись по земле, пленя и разоряя всюду без сопротивления». Враг злодействовал, разорял сёла и слободы, увозил жён и девок, убивал мужиков. Такой ужас от степняков наступил, какого искони ещё не видано! В огне адовом не будет хуже здешнего! Горько вымолвить, страшно подумать! Всё доброе гибнет, всё злое одолевает! Впрочем, чему дивиться. Им, кровопивцам несытым, любо, что нет ратных людей, что некому поколотить их порядком! Ох, как недоставало сейчас всех, которые, отстаивая Русскую землю, полегли недавно на берегах реки Стугны. Но и это был ещё не конец. Теперь, когда укороту им не предвиделось, половцы крепко взялись за город Торческ. Но торков, живших там, было так просто не взять. Они оборонялись мужественно, не подпускали половцев близко к городу, боролись крепко, совершали неожиданные для врага вылазки из города, во время которых, говоря словами летописца, «многих половцев побивали». Осада города затягивалась, горожане более двух месяцев мужественно оборонялись, и уже неясно было, кто кого берёт измором. Не ожидав такого сопротивления, половцы приостановили свои набеги на город, но уходить вовсе не собирались. Вновь пустились они на хитрость. «Видя, что силою не взять, умыслили воду, текущую возле града, перекопать, что с великим трудом и потерей многих людей учинили и, пересыпав реку, пустили лугом не близко от града» (В.Н. Татищев). Этот удар оказался наиболее действенным. Люди, стеснённые в стенах города, стали страдать от жажды и голода. Но и тогда они не сдались, а продолжали терпеть лишения.

А меж тем скорый гонец, под покровом ночи отправленный к князю Святополку, донёс просьбу о помощи. Всадник был бледен как смерть. Несмотря на все подстерегающие его в дороге опасности, гонцу удалось добраться благополучно до Киева и передать князю мольбу осаждённого города. Торки послали сказать киевскому князю: «Если не пришлёшь хлеба, то сдадимся». Киевский князь отреагировал быстро: «Святополк же послал к ним 500 человек и запасов довольно». Верхами ехала дружина, следом за ней, пытаясь не отстать, скрипели возы. Обоз с припасом, петляя по кустам, ехал осторожно, хоронясь, двигался по тряским дорогам медленно, дневал и ночевал в дороге. Почасту не разжигали и огня. Кметы в сёдлах жевали хлеб. Останавливались, только чтобы сварить кашу в котлах на костре да перекусить на скорую руку. Впереди неутомимо скакали передовые конные отряды, осматривались, кметы тянули шеи, привставали в стременах, чтобы заблаговременно избежать беды, не наскочить нежданно на противника. Но прокрасться незаметными в город им так и не удалось. Бдительный неприятель со всех сторон окружил город, перекрыл все дороги и следил, чтобы никакая помощь, никакой припас в город не проник. То, что удалось одному человеку, для целого обоза оказалось невозможно. Пятисот же человек для прорыва в город показалось киевлянам недостаточно, и они «едва сами без беды смогли возвратиться», – подвёл итог этого предприятия В.Н. Татищев. Половцы, видя, что киевский князь никак не уймётся, «разделились надвое: половина или меньше остались город доставать, а большая часть пошли к Киеву для пленения сёл и, придя, стали между Киевом и Вышгородом» (В.Н. Татищев). Святополк, узнав, что враг, потеряв всякий страх, придвинулся вплотную к столице, вошел в ярость великую и решил ещё раз сразиться с неприятелем. Чувство чести, на миг уснувшее, внезапно пробудилось. Вновь сменил он бархатную одежду на блестящий доспех и совсем уже было собрался бить врага.

«А и ждать больше неча! Так ляжем же, коли надо, за Русскую землю! – рубил он сплеча. – Дружины у меня немалое число, да и кметов я в неё подобрал справных! Любота! Один к одному! Одолеем неприятеля! Попятишься, раком назовут!» – горячился Святополк.

Излишне самоуверенный Святополк, не желая более мириться со сложившейся ситуацией, собрав сколько мог войска, вышел на реку Желань, с целью разгромить врага. Случилось это в июле, 23-го числа. Святополк рассчитывал, что в этот раз у половцев окажется невеликое войско, и он справится сам. Но и эта попытка оказалась неудачной. Вначале всё складывалось как нельзя лучше. Святополк в своей ярости был неустрашим. «И, придя, жестокое на оных нападение учинил», – говорит летопись. Только дальше всё оказалось не так просто, каким виделось вначале. Половцы, видя, как Святополк отважно наступает, тесня их, вновь применили хитрость. Она была хоть и незамысловатой, но очень действенной. Разделившись на две части по флангам, половцы стали притворно отступать в разные стороны, заманивая противника и разделяя его на части. Святополк, уверенный, что это происходит от страха противника перед его дружиной, решил развить успех и преследовать отходящего врага. Для этого ему пришлось, как и рассчитывали половецкие военачальники, разделить своё войско на две части, каждая преследовала своего противника. Этот горячий и необдуманный поступок разрушил в один миг успех всего боя. «Как только войска русские разделились, половцы, увидев то, снова все совокупясь, со всею силою напав на Святополка». Половцы исполнили свой блестящий манёвр быстрее, чем русские полки сообразили, что их вновь обвели вокруг пальца. Создав на небольшом участке большой численный перевес, половецкие всадники на бешеных конях с криком напали всей силой на дружину, которую вёл сам Святополк, зажав князя с его воинами с двух сторон, чем их «в смятение привели». Нападение совершилось так быстро и неожиданно, что они в один миг опрокинули дружинников. Многие легли на месте, и вновь киевляне не устояли. Не дав русским ратникам опомниться, половецкая конница развивала успех. «И побежали наши от иноплеменников, и падали, раненные, перед врагами нашими, и многие погибли, и было мёртвых больше, чем у Триполя». Святополк был вторично разбит под Киевом. Он сам чудом спасся только с двумя воинами, унося с собою страх и злобу. Разгром был полный. Видя, что дело сделано, степняки уже принялись грабить мёртвых и ловить разбежавшихся коней. Теперь половцы уже хозяйничали во всей Южной Руси, охапив всю землю до самого Киева, «пожигая сёла и гумна». О том, что творилось после, современник с ужасом пишет: «Все города и сёла опустели. Пройдём по полям, где раньше паслись стада коней, овец и волов, – мы увидим всё бесплодным; нивы поросли бурьяном, и только дикие звери живут там». Другие вторят ему: «Плач распространился по всем улицам из-за убитых, которых избили беззаконные». «И был плач велик в земле нашей, опустели села наши и города наши, и бегали мы перед врагами нашими» (ПВЛ). Половцы забирали в рабство население сёл и городов и уводили в свои «юрты к родичам множество народа христианского, людей страдающих, печальных, подвергаемых мученьям». Одержав победу под Киевом, половецкая орда возвратились снова к Торческу, только «крепче обступив оный». Положение, в котором оказался город, было чрезвычайно скверным. Торческ, в котором люди изнемогали от голода, лишившись последней надежды на помощь, вскоре сдался врагам. Половцы, взяв город, обобрали его, а обобрав, запалили его огнём. Людей они поделили, уведя их к своим вежам. По выражению летописца, «печальные, изнуренные голодом и жаждою, с осунувшимися лицами, почерневшим телом, нагие, босые, исколотые терновником, шли русские пленники в степи, со слезами рассказывая друг другу, откуда кто родом – из какого города или из какой веси».

Половчанин. Художник Н.К. Рерих

После этого степняки принялись пустошить все подряд пригородные волости и везде творили зло. Крестьяне бежали, кто куда мог. После того как схлынула вражеская рать, волоча за собой рабов, скот и добро, оставляя дымы пожарищ да чёрный пепел там, где цвели деревни и сёла, уцелевших охватило отчаянье. Теряя свои владения одно за другим, теснимый врагами и видя от половцев великое земли своей разорение, видя внутреннее расстройство государства и что силою с половцами он ничего сделать не может, Святополк был жестоко поражён в своей гордости. Владимир Мономах и другие князья, озлобленные на него, помогать ему не хотели. Только тут понял Святополк, что зарвался и едва ли не проиграл всё, в том числе добытое таким чудесным стечением обстоятельств княжество. Князю сделалось неловко. Святополк не снёс такого бесчестия, метался по княжьему терему с бородою нечёсаною, тёмно-русые волосы падали в беспорядке на лоб. Хорошо хоть, не запил с тоски, не нашёл себе покоя в забытье! Целые ночи молился перед иконами! Не вымолил себе покою. Не ведал он, что придётся испытать ему одну только горечь от вышней власти, выслушивая то тяжёлые упрёки, то строгие покоры! Казалось, счастье было для него навеки потеряно. Но печаль печалью, а вскоре Святополк II одумался, ибо делать что-то было нужно. После великого вреда, причинённого его государству половцами, князь, уняв свою гордость, умерив жадность и послушав, наконец, советующих ему вельмож, учинил с недавними врагами мир на многие лета после бывшей тогда войны. Понёс князь ко врагу повинную голову. Так зашатавшийся престол князей Киевских начинает искать спасения в сближении с вельможами степными. К его крайней досаде заплатить всё одно пришлось им, сколько они хотели. Правда, Святополк упорно отстаивал выгоды своей земли, но киевский князь не был рождён для переговоров. Чтоб этот мир «от великой его скупости не дорого купить», а Киев оберечь от половецкой грозы, он взял себе в жены дочь знатного половецкого хана Тугоркана. Горячо верилось, что вместо вражды учнёт теперь ставиться между Киевом и Степью доброе согласие на грядущие годы. Хрупкий мир со Степью, столь нужный для Киева и всей земли Русской, кажется, восстанавливался. Свадьбу справили нарочито просто. Святополк не хотел пышностью торжеств возбуждать лишние пересуды, а по своей скупости лишние средства тратить на это не собирался.

Однако если Киев свои проблемы решил, то для остальных русских княжеств передышка оказалась недолгой. «Олег Святославич Тмутараканский, хотя давно завидовал Владимиру о владении Черниговым, но не смел против него дерзнуть. Уведав же, что Владимир у Триполя лучших своих воинов погубил, собрав войско и множество половцев наняв, пришёл к Чернигову и обступил град. Владимир же, не имея войска в готовности, не мог противиться, учинил с Олегом мир, уступил ему Чернигов, сам перешёл в Переяславль на княжество отцово, а Олег вошёл в Чернигов, во град отца своего. Половцы же, озлобясь, что им из-за мира пленить области не допущено, стали сами около Чернигова разорять. И Олег не мог им того возбранить, поскольку сам их на пленение христиан привёл. И сие третий раз навело язычников на Русскую землю, и множество христиан погублено и в плен по иным землям растащено. Боже, отпусти ему грех сей по милости твоей» (В.Н. Татищев).

Глава 3

Случайным образом политика русских князей по отношению к половцам изменилась, а вместе с ней поменялась и тактика. И произошло это всё лишь из-за стечения обстоятельств для одного из самых деятельных князей той несчастливой эпохи, славой ратною и волей твёрдою выделявшемуся из всех – Владимира Мономаха. Череда неудач преследовала его, и горюшка хлебнуть ему пришлось немало. Проигранное сражение на реке Стугне, потеря любимого брата и в довершение всех бед потеря Чернигова.

Олег Святославич, князь Тмутараканский, терзаемый давнею злобою, выбрал исключительно правильное время, чтобы нанести удар по своему давнему недругу и вернуть принадлежащую некогда его родителю область в своё законное наследие. Олег уже давно, но безуспешно, добивался Чернигова как вотчины, что его дед Ярослав оставил в наследство его отцу, отважному Святославу. Сын во многом пошёл в родителя. Горд и независим он был паче всякой меры! И, как отец, Олег никогда не испытывал страха перед трудностями, а для достижения выбранной цели использовал любые методы. Его люди любили князя за смелость, за то, что храбр и отчаян в бою, за широту и дерзость замыслов, за то, что безрассуден. Его воинская удаль вызывала восхищение даже опытных бойцов, за что князь и получил своё яркое прозвище – Гориславич, то есть «горящий славою». Только вот кипучая деятельность Олега, его постоянные авантюры всегда нарушали спокойствие Руси, выходили ей боком, и память народная не простила беспокойному князю его прегрешений до гроба… Автор «Слова о полку Игореве» даёт строптивому князю не самую лестную характеристику:

 
Тот Олег мечом ковал крамолу,
Пробираясь к отчему престолу,
Сеял стрелы и, готовясь к брани,
В злат стремень вступал в Тмутаракани,
В злат стремень вступал, готовясь к сече.
Звон тот слушал Всеволод далече,
А Владимир за своей стеною
Уши затыкал перед бедою.
 

Смутьян и задира. Таким он вошёл в века. Видно, что особой симпатии к князю автор «Слова…» не испытывает и именно на Олега Гориславича возлагает всю ответственность за упадок, в который была повержена Русь. Для него Олег – это в первую очередь разруха!

Счёты Олега Гориславича с семейством Владимира Мономаха были давними. Всеволоду Ярославичу и его сыну Владимиру неугомонный Олег долго отравлял жизнь.

 
Прозван Гориславичем в народе,
Князь Олег пришёл на Русь как ворог, —
 

обличает автор князя и, продолжая, пишет:

 
И не стало жизни нам богатой,
Редко в поле выходил оратай,
Вороны над пашнями кружились,
На убитых с криками садились[1]1
  «Слово о полку Игореве» в переводе Н.А. Заболоцкого.


[Закрыть].
 

В этих строках звучит не укор, а приговор, такова печать рока. Поэма, а иначе «Слово…» и не назовёшь, выражает народные понятия того века, доносит до нас голоса древних предков, пусть даже в современной обработке. Знал автор, о чём и о ком идёт речь.

В третий раз Олег пришёл добывать себе Чернигов и разорять отечество с половцами, что за последние годы принесли немыслимое количество бед. Ещё совсем недавно воды Стугны были красны от русской крови, ещё немного времени прошло с тех пор, как погасли пожары уничтожившие Торческ! После этих потрясений непривычно напуганная Русь страстно молилась за избавление от варваров. Но, как говорят, своя рубаха ближе к телу. Не успела степная конница отгулять по киевским просторам, как князь Олег, ведомый жаждой мести, вновь привёл этих страшных воинов на Русь. Теперь целью врагов стало Черниговское княжество, которое до этого беда, казалось, обошла стороной. Не случайно автор «Слова» сравнивает Олега Гориславича с ворогом. Долго сопротивляться такому напору Владимир Мономах не мог. Больно много его людей полегло под Триполем, слишком много крови было пролито на Стугне. Его ситуация в этот раз была безнадёжна. И когда Владимир пишет в своих «мемуарах», что добровольно уступил княжение Олегу: «Сжалился я христианскими душами и сёлами горящими и монастырями и сказал: “Пусть не похваляются язычники!” И отдал брату отца его стол, а сам пошёл на стол отца своего в Переяславль». Князь немного лукавит, щадя своё самолюбие. По его же собственному признанию, он покинул Чернигов лишь с небольшим отрядом – около ста человек, с детьми и жёнами. Это было всё, что осталось от его великолепной дружины. Так что оборонять город, и тем более свои обширные земли, просто было некому. Мало того, покидая город, князю с женою и детьми пришлось проехать сквозь половецкий строй, полагаясь лишь на честное слово варваров. Хоть и выезжал Владимир из города, прикрытый со всех сторон алыми щитами своей верной дружины, готовой принять на себя толпы хищных половцев, но была она столь малочисленна, что если бы те напали, единственное, что смогли бы сделать его витязи, это умереть с честью. Был бы у князя малейший выбор, он не стал бы подвергать ни свою жизнь, ни жизнь своей семьи такому суровому испытанию. «И облизывались на нас половцы, точно волки, стоя у перевоза и на горах», – вспоминал князь даже через много лет.

Итак, горестный Владимир отбыл, а победитель должен был в свой черёд расплатиться с союзниками, которые, несмотря на наступивший мир, ещё долгое время свирепствовали в Черниговской области. Летописи с горечью отмечают что «жестокий Олег, довольный их помощию, равнодушно смотрел на сии злодейства». Вся Южная Россия представляла тогда картину самых ужаснейших бедствий. Нестор, пытаясь передать плачевное состояние, в котором она пребывала, добавляет и без того печальной картине красок, изображая полную безысходность: «Города опустели, в сёлах пылают церкви, домы, житницы и гумна. Жители издыхают под остриём меча или трепещут, ожидая смерти». Такой была плата Олега за успех и за княжеский стол! Такие вещи не забываются. Даже Святополк Окаянный не позволял такого своим преданным союзникам – печенегам! Но если сказать по чести, то что мог сделать Олег? Его сил никак не хватило бы на то, чтобы унять разгулявшихся степняков, для остальной же Руси он был изгоем. Кто бы мог протянуть ему руку помощи в этот момент? Но и Олег знал, на что идёт и чем будет платить за власть!

Направляться Владимиру было больше некуда, разве только в Переяславль, бывшую вотчину батюшки, город, потерявший совсем недавно своего молодого князя. Так Владимир Мономах занял место младшего брата на порубежье. Сейчас половцы праздновали победу, но если бы они только могли себе представить, какими бедствиями вскоре обернётся для них этот мелкий единичный успех, какой горестью для их вежей обернётся эта победа, какую бурю они невольно подняли бы, трижды подумав, всё равно отказались бы идти с Олегом. Владимир, сидевший в Чернигове и мечтавший объединить Русь, был для них менее опасен, чем воинственный и деятельный князь, оказавшийся у них под самым боком. Мономах принёс с собою на далёкую границу горькую память разгрома и яростный гнев разбитого, но не сдавшегося врагу, не сломленного, не покоренного бойца. Теперь волей случая Мономах оказался правителем, для которого половцы становились прямой и постоянной угрозой.

Итак, Владимир осел в Переяславле. Незавидно вначале было житьё Мономаха. Переяславль увиденный им, был жалок. Как говорит он сам: «И сидел я в Переяславле три лета и три зимы с дружиною своею, и много бед приняли мы от войны и голода». Тяжкое наследство досталось ему.

Ещё совсем недавно доблестный черниговский князь, надежда земли Русской, Владимир Мономах не думал не гадал, что может оказаться в столь унылом положении. Неприятности, начавшиеся в Чернигове, продолжали его преследовать и на границе Русской земли, не давая даже как следует обустроиться на новом месте. Казалось бы, наступившая зима, захватившая на целых три месяца власть над Русью, накидавшая глубоких сугробов, уложившая замёрзшую Русь на свою белую пуховую перину, разведя по домам врагов, должна дать князю хоть небольшую передышку. Когда морозы лютуют, когда на вольных просторах, на широких угодьях гуляют колючие вьюги и мятежная, внезапно нападающая пурга беспощадно сечёт колючей снежной крупой лица, не сильно повоюешь. Но нет. В этот раз и зима не защитила от половецких нападок. Не успело пройти и двух месяцев покоя, а к Переяславлю пришли половцы, требуя даров от князя Владимира. Ни беспокойные метели, ни трескучий мороз, ни глубокие снега не встали на их пути. Летопись прилежно фиксирует, что в 1095 году два половецких хана, Итлар и Китан, привели свои орды к Переяславлю торговаться, много ли переяславский князь даст им за мир, за то, чтоб они его пределы не трогали, не воевали? Велико было удивление нового переяславского князя, когда он увидел угрожающе подступающие к его городу орды, бредущие сквозь снег и мороз.

Беззащитность часто провоцирует жадность на глупость. Глядя на бессилие и разброд, что творился последнее время на Руси среди христиан православных, половцы решили извлечь из него максимально возможную выгоду. Они и не думали переставать нападать на Переяславскую волость, и без того уже разорённую. Они решили выжать её всю до нитки, выпить последние соки. Мир с влиятельным ханом Тугорканом дарил спокойствие пока одному лишь Киеву. Судя по всему, своих батыров привели под стены русского города два тех же самых половецких хана, что в качестве союзников Гориславича выгнали Владимира из Чернигова. Прямых доказательств этому факту нет, летопись не называла имён кочевников, но есть неплохое косвенное. В это самое время в Чернигове у Олега под крылом оставался сын Китана, и мог он там взяться только в том случае, если его отец и русский князь были крепкие союзники. К тому же именно ханы, помогшие изгнать Владимира с насиженных мест, лучше всех знали положение его дел, этим же объясняется и их дальнейшая беспечность. Идя к Переяславлю дожимать уже раз поверженного врага, они считали своё дело беспроигрышным.

Видно, что на «убедительную просьбу» половецких ханов Владимир ответил согласием. А что ещё он мог ответить? Неуступчивость грозила такими бедами, что следовало согласиться. Есть просьбы, на которые невозможно ответить отказом. Надо было переступить через себя! Трудно отказать, когда к твоему беззащитному горлу приставлена острая половецкая сабля. Но пообещать и выполнить обещание – разные вещи. Поэтому, ответив половецким ханам утвердительно, князь специально затягивал дело. Платить ему сейчас было нечем, казна за последнее время сильно оскудела, одни убытки да расходы. Развязать новую войну без всякой надежды на успех он не мог, тем более что враг уже стоял под самыми стенами города и лишь только делал вид, что настроен благодушно. Нужно было действовать по обстановке, но аккуратно. А как? Забыв на время все свои обиды на Святополка, зажав в кулак собственную гордость, Владимир был вынужден просить помощи у киевского князя. Да и что греха таить, сейчас на всей Руси не имелось никого, кроме Святополка, способного выручить Мономаха из беды. А на безрыбье и рак рыбой станет. Тут уже приходилось давить на родство и общерусские интересы. От безысходности Владимир полностью понадеялся на киевского князя и, как это ни странно, не ошибся, хоть всё вышло совсем не так, как он ожидал и рассчитывал. Чего сейчас мог просить переяславский князь у киевского? Помощи! Да, но какой? Людей или денег? Скорее всего денег, золота. Ничего иного на данный момент Владимиру не было нужно. Избавиться от навязчивых гостей можно было только одним способом – откупившись. Это был самый простой и проверенный способ. Деньги решали всё. Видимо, князь Владимир оказался в отчаянном положении, раз предпринял такую попытку, зная крайнюю скупость родственника. Святополк скорее даст дружину или сам рванёт в бой, чем расстанется со своим золотом. В здравом уме надеяться, что Святополк может дать деньги в долг, не приходилось, но утопающий, как известно, хватается за соломинку.

Да, надежды на удачный исход было немного, однако, отправляя гонца к Святополку, Мономах выигрывал время. Пусть даже и дорогой ценой. Половцы видели, что люди в Киев отправлены незамедлительно, и понимали, что нужно будет ждать ответа, а это давало переяславскому князю хоть некоторую передышку и позволяло изыскивать иные возможности, для того чтобы уладить конфликт или найти противоядие. Минус заключался в том, что всё то время, пока половцы ждут, Мономах должен будет кормить, поить и содержать степняков и их коней, что зимой обуза немалая. Долго держать таких нахлебников на своём балансе – бремя тяжкое для оскудевшей казны. А приезжие «гости» ущемлять себя в чём-то были не готовы. Не для того они сюда шли!

Чтобы половецким ханам ожидание не казалось пустой уловкой и к тому же «гости» могли чувствовать себя в безопасности, договорились о залогах. Чтобы продемонстрировать искренность своих намерений, Владимир был вынужден дать половцам юного сына своего Святослава как гаранта безопасности Итлара, который с лучшими своими людьми вошёл в город и остановился постоем на дворе боярина Ратибора, одного из ближайших соратников князя Владимира. Второй из ханов, соратник Итлара Китан, с оставшимся войском имел неосторожность расположиться неподалеку – пред градом, между валами.

«Вожди половецкие, Итларь и Китан, заключив мир с Мономахом, взяли в тали, или в аманаты, сына его, Святослава. Китан безопасно жил в стане близ городского вала: Итларь гостил в Переяславле у вельможи Ратибора».

Для кого дольше затянулось ожидание: для тех, кто ждал и жаждал быстрее получить золото, или для тех, кто ещё верил в чудо, уповая на него, но в то же время со страхом понимал неизбежность приближающейся катастрофы? Ответа на этот вопрос мы не узнаем никогда.

Чувство безнаказанности усыпляет чувства опасности, меры и тревоги, что зачастую приводит к трагедии. Уверенные, что Владимир не сможет просто им отказать, половцы вели себя, как победители, как хозяева, и совсем ничего не боялись. За что, собственно, и поплатились. Всё, что произошло дальше, Н.М. Карамзин называет не иначе как вероломством, и сетует, что не ожидал такого от князя Владимира Мономаха, образца отваги и рыцарства, хоть и пытается по-своему его как-то оправдать. Так-де чинить неповадно! – досадует историк. Князь должен быть примером, яко закон пред прочими. – Сокрушается и расстраивается он. Ведь Владимир Мономах – что ясный сокол, прямой князь! Правильный!!! А тут – такое коварство! Но ему, великому историку, вольно ярлыки вешать. Я же позволю себе с ним не согласиться. Легко рассуждать о морали, сидя в тёплом уютном, а главное – безопасном кабинете, когда от старинных историй о походах, боях и победах сердце сладко замирает, когда вокруг витает дух грубой мужской романтики, подвигов, интриг и приключений, а ты всего лишь сторонний наблюдатель. Пусть даже увлечённый. Тут можно судить и рядить, давать дельные советы и осуждать. Когда над тобой висит половецкий меч, а от твоих решений зависят сотни жизней, то и рассуждать приходиться иначе, и морализировать некогда. Тут уже дело надо делать, а не киснуть, утирая слезу. Да и в чём, собственно, знаменитый историк обвиняет князя? В каком вероломстве? В какой низости? Князь Владимир половецких ханов к себе не приглашал. В гости не зазывал. В друзья им не набивался. Они как вымогатели сидели в его владениях, на его шее, ждали выкупа и давили силой. Хан Итларь для того лишь и въехал в город со своими людьми, чтобы, не дай бог, до смерти напуганные видом орды горожане не заперли ворота и не пришлось брать его либо штурмом, либо измором. А брать города половцы не умели, это не грабёж лихой в чистом поле. Криком да буйством города не возьмёшь, тут иные умения требуются! Именно поэтому второй хан, Китан, расположился со своими бойцами возле городских ворот, несмотря на все неудобства, чтобы в случае необходимости прийти на помощь собрату. Да и этого им показалось мало: побаиваясь, половцы потребовали заложника из княжеской семьи. Своего сына Владимир не по доброй воле отправил в стан к врагу. Делать было нечего. Не отправь – половцы заподозрят недоброе, тогда беда. Приходилось уступать, терпеть, да ещё в своём дому, это русскому князю сплошное унижение. Никогда допрежь русским князьям таких «гостей» у себя привечать не доводилось. Первый случай в русской истории, чтобы гости из Степи вот так вольготно в русском городе отдыхали да на хозяев поплёвывали! Хан Итларь вёл себя в городе совсем нескромно. Занял хоромы самого богатого из Владимировых бояр. Какие уж тут законы гостеприимства? Так что Николай Михайлович явно погорячился. Но мы забежали немного вперёд.

Обид на половцев у Владимира накопилось много. За последние два года Мономах столько от них натерпелся, что и врагу не пожелаешь. Сначала проигранная битва на Стугне, буквально тут же – гибель на его глазах любимого брата, затем с помощью всё тех же половцев его злейший враг Олег Святославич изгоняет его из города, где он правил столько лет. И вот теперь два заносчивых половецких князька, даже не имея значительных сил, объединившись, требуют выкуп только за то, чтобы не грабить. И кого? Его, храброго витязя русского, который сам наводил страх на любого противника!!! Это переходит уже все границы. Эти кровососы понимают, что сейчас князь Переяславский не в силах им отказать, и поэтому действуют так нагло и бесцеремонно. А найдёт князь русский деньги или нет, это не их беда. Пущай, дескать, хоть с жёнок колтки и чепи сымает! Если их условия не будут выполнены, то город, да и всё княжество, превратится в руины. Город будет сожжён дотла, а мужиков и баб, тем, кому удастся выжить, потащат на прочных волосяных арканах на пёстрые восточные рынки для продажи. И утихнут половцы, только когда получат серебро. Незваные гости ведут себя сносно только до тех пор, пока князь Владимир трясёт у их носа золотой морковкой. Сейчас не только сын князя, но и сам князь, и весь город – заложники двух весёлых половецких ханов, нетерпеливо ожидающих награду за свой труд. Совсем скоро они получат то, что по праву заслужили.

Походы из Киева в половецкие земли

Ситуация, в которую попал Владимир Мономах, была крайне скверная. В нём медленно поднималось отчаяние, брало за горло, душило. Казалось, выхода нет. Половцы уже расположились, как хозяева, и контролировали город и изнутри, и снаружи, связав хозяев по рукам и ногам. Понятно: без золота эти кровопийцы не уйдут. Надеяться на то, что из Киева пришлют мешок денег, могли только наивные половецкие ханы, незнакомые с жадностью Святополка. Тянуть же время до бесконечности у Владимира не выйдет. Ханам надоест ждать, и они пустятся в разбой. Даже для острастки. И не пощадят, не пожалеют никого, ни седых стариков, ни детей малых. Вновь земля покроется могилами! Надо предпринимать что-то немедленно. Что мог сделать князь, когда собрать нужную сумму денег было невозможно, а сын – в лагере врага? Что бы посоветовал Карамзин? Пустить слезу?