Текст книги "Русь против половцев"

Понятно, что никаких иллюзий по поводу того, что может произойти в ближайшем будущем, князь не питал. Он понимал, что, решив свои вопросы сейчас, он не решил их в корне. Над ним снова собирались грозы. Буря могла вскоре вломиться в дом.

Ясно как божий день, что половцы не оставят без ответа убийство своих собратьев и придут мстить. Однако распутица и бескормица дадут Владимиру ещё как минимум месяц, чтобы встретить ещё одних незваных гостей. Только вот стоит ли их ждать? Не лучше ли предупредить вторжение и самому наведаться к ним в гости, когда они этого не ждут? Своих сил для этого Владимиру явно не хватит, а вот если объединить их со Святополком Киевским?!

Мономах тотчас отправил вестника в Киев, к Святополку, который выжидал вестей, чтобы шёл с ратью, не медля более ни минуты. Дело уже началось, и дело не шуточное, возврата назад уже не было. Чтобы победить, нужно было силы объединять. Оба князя, и Киевский и Переяславский, были слишком умны, для того чтобы до конца доверять друг другу, но оба понимали, что союз сейчас им выгоднее, чем вражда. Даже вдвоём были они силою немалой. Оба князя были в зрелом возрасте и самом расцвете сил. Уже не юнцы. И славные победы, и горькие поражения изведали они в жизни. Сами водили полки в бой, сами спасались от половецкой орды. Ради объединения всех русских сил послали даже к Олегу в Чернигов, забыв все прежние обиды, звать его с собой на половцев. Как же: общая беда… отвести от родных мест… брату за брата стоять.

Но если Святополк отреагировал на зов Владимира быстро и привёл свои полки, то Олег Гориславич проигнорировал приглашение. Нет, сначала, конечно пообещал, обнадёжил, но потом и сам не пошёл, и людей не дал. Возможно, одной из причин, повлиявших на его решение, было то, что оба убитых половецких хана были его недавними союзниками, к тому же, узнав о печальной судьбе Итлара, Олег укрыл у себя в Чернигове от мести Владимира и Святополка его сына. Не отдал его в знак примирения в руки родственников, не убил, как того они требовали. Уберёг. Очень вероятно, что Олег, не раз испытавший на себе измены и не доверявший никому, решил, что Святополк с Владимиром могут поступить с ним так же, как поступили с Итларём, и что призыв к объединению против общего врага – всего лишь ловушка, в которую его пытаются заманить. «Ибо он по своему злостному нраву думал, что Святополк за изгнание отца его от отца Олегова и за убийство его, а Владимир за собственное изгнание из Чернигова мстить будут» (В.Н. Татищев). Не исключено, что черниговский князь надеялся втайне, что без его опыта и поддержки половцы вновь разобьют русские дружины, тогда Олег сможет подобрать под себя и Киев и Переяславль.

Но на планы Владимира и Святополка этот отказ никак не повлиял. Вот что говорят нам летописи: «Святополк же и Владимир, собрав войска свои, уведав Олегово мнение, положась на милость Божию, не ожидая его, пошли в поле на станы половецкие…»

«“Ежели не мы со Святополком, тогда я и не знаю, что ещё нужно и кто ещё нужен нашей земле, дабы спасти её”, – размышлял Мономах, собираясь выйти в поход».

«В первый раз дерзнули россияне искать половцев в их собственной земле» (Н.М. Карамзин). Совсем ещё недавно подавленный и низвергнутый, потерявший богатство и власть, теперь князь Владимир снова был во главе силы, которая шла крушить неприятеля.

В этот раз удача сопутствовала русским князьям. «Наконец великий князь и Владимир ободрили победами унылый дух своего народа» (Н.М. Карамзин). «Святополк и Владимир пошли к половцам на вежи, взяли их, попленили скот, лошадей, верблюдов, рабов и привели их в свою землю» (С.М. Соловьёв).

Весело теперь было князю возвращаться на родину. Вот оно, неостановимое, как время, возрождение русской силы. И от этого легко было у него на сердце.

Великий князь Владимир Мономах. Художник В.П. Верещагин

Много-много чего ещё произойдёт и свершится в ближайшее время на Руси, и много ещё славных дел совершит Владимир Мономах, но имя своё в веках он прославит именно в тяжёлых боях с половецкой ордой.

Казалось бы, враг разбит, русские воины, одержав славную победу, принесли на своих мечах славу, обезопасили свои границы, но не тут-то было.

«В то же самое лето Юрьев, город на берегу Роси, был сожжён половцами: жители его ушли с епископом в столицу, и великий князь населил ими, близ Киева, особенный новый городок, дав ему имя Святополча» (Н.М. Карамзин).

Противостояние ещё только набирало силу, и главные бои были впереди!

Глава 4

Победа. Такая нужная, такая необходимая, как глоток свежего воздуха, она должна была дать передышку утомлённым разбойниками, напуганным русским городам и селеньям, сплотить русских князей. А что она дала? Ничего! Не позволила перевести дух. Вместо объединения против общего врага князья вновь передрались между собой, и Русь в который раз за последнее время погрузились в пучину междоусобиц. Половцы с облегчением вздохнули и, увидав, что страшные княжеские гридни на больших косматых конях теперь угрожают оружием друг другу, а вовсе не им, в который раз вернулись к русским границам. Соблазн лёгкой поживы был для них сильнее страха. Да и что значит одна победа? Сегодня победил ты, а завтра воинское счастье улыбнулось противнику. У половцев, как и печенегов, был просто дар быстро забывать неудачи, кроме тех редких случаев, когда их удавалось не просто обидеть, а напугать. Жёстко, жестоко, до судорог в костях, до икоты. Чтобы при одном воспоминании о случившемся страх подбирался холодком к самому сердцу и парализовал волю. Только в этом случае упрямые степные воители отказывались от привычной цели и с досадой искали новую. А запугать своих врагов как следует русские князья не успели: они спешили вернуться к своим размолвкам, к своей запутанной внутренней борьбе. Создавать союзы и коалиции, крепить военные договоры, интриговать и вербовать сторонников, приглашать новых и новых бойцов, делить сферы влияния, рвать, рвать, рвать Русь на уделы. Война продолжалась, и даже ещё более жестокая, чем была раньше. Как говорится, зачиналась резня и свара.

Борьба за власть тяжела и зла! Она утомительна и жестока. Много тёмных дел совершилось на Руси в этот период. Где искать начало гибельного разлада, перенесённого на века? Вернёмся к тому, с чего всё началось. Зачинщиком этого затянувшегося на долгие годы беспорядка летописи называют Олега Гориславича. Но только ли он один виновник возобновления распри?

Итак, киевский князь Святополк и доблестный князь Владимир Мономах со славой и победой возвратились из степи. Здоровые и невредимые, ехали они домой с лёгким сердцем. Победа, которой они так давно жаждали, наконец была обретена. И где? В самом логове лютого врага! Кроме славы, что птицей летела впереди их скакунов, князья обрели в том походе добычу немалую, полностью уверились в своих силах и своей правде. От счастья кружилась голова. Вывернуться из той ситуации, в какую совсем недавно попал Мономах, да ещё так ловко, смог бы далеко не каждый. Возвратив былую уверенность, Владимир и его сыновья начали действовать, активно укрепляя свои позиции. Только вот все их усилия приложены были не туда, куда бы хотелось простому русскому народу, что ремесленнику, что землепашцу. Но что делать: личные амбиции властителей всегда перевешивали общерусские интересы, так шло испокон веков. Первым делом из Чернигова должно было изгнать вечного врага Мономаха, Олега Святославича. Повод для таких действий был найден быстро. «Недоверие Олега сильно рассердило двоюродных братьев; после похода они послали сказать ему: “Ты не шёл с нами на поганых, которые сгубили Русскую землю, а вот теперь у тебя сын Итларев; убей его либо отдай нам: он враг Русской земле”. Олег не послушался, и встала между ними ненависть» (С.М. Соловьёв). «А ты ни сам не пошёл, ни войска не послал, думая, если нам несчастие приключится, нас наших владений лишить. Но не по твоему хотению учинилось», – добавляет обвинения в адрес Гориславича устами разгневанных не на шутку князей Татищев. «Когда не хочешь воевать с неприятелями земли Русской, ни советоваться с братьями, то признаём тебя самого врагом отечества, и Бог да судит между нами!»

Вот и весь сказ… Так началась новая междоусобная война.

Ненависть стояла между ними уже давно, только не было ни сил, ни благовидного предлога. Теперь у Мономаха появилось и то и другое, Олег же волею случая, наоборот, лишился союзников. Захватив стратегическую инициативу, Владимир собирался развить успех. Но князь, который привык полагаться во всем только свой меч, никогда не тянул с ответом, и пошла на Руси кутерьма, в которой, как мухи в меду, увязли не только три главных русских князя, но и их дети, и все остальные неисчислимые родственники. Бесконечные споры сотрясали Русь в этот период. Обид накопилось так много, хоть ковшом черпай. Правда, не все они перешли в ратный спор, где лучшим аргументом служили булатный меч да количество удальцов, стоящих за каждым из противников. Бывали и обратные случаи. Владимир Мономах и Святополк Киевский хоть и крепко спорили друг с другом, но теперь между ними родилось, пусть даже вынужденно, сугубое дружество! Образовался боевой союз! Святополк и Владимир в очередной раз двинулись на общего врага. Мономах собирался выгнать Олега Гориславича из Чернигова и вернуть себе власть над вторым по величине городом Руси.

Пока русские князья выясняли отношения между собой, половцы, едва очухавшись от трёпки, в который раз напомнили о себе. Возможно, они искренне ждали, что русичи своими разногласиями погубят себя сами, растратив во внутренней борьбе все свои лучшие силы! Тогда доступ на Русь вновь будет открыт! Так оно и случилось. Даже ждать долго не пришлось!

Вновь донёсся из степи непокойный ропот, вновь степь стала набухать военною силой, и в который раз за последние несколько лет застучали по русской земле копыта степных скакунов. Чувствуя безнаказанность, пользуясь отсутствием Святополка и Мономаха, воевавших на севере, со Святославичами, в том же самом 1095 г. половцы объявились на границе Руси со Степью, осадив Юрьев. Целое лето стояли они под городом и едва не взяли. «Половцы во множестве пришли к Юрьеву и стояли около оного лето, всё разоряя», – с огорчением констатирует летопись. И хоть в конечном счёте Святополк помирил их, в очередной раз заплатив им за дружбу, дело кончилось печально. Половцы, «взяв дары, отступив в поле и собравшись с другими князями их, по обычаю их снова пришли на Русь». К этому моменту жителям Юрьева наскучило жить в беспрестанном страхе. Наученные горьким опытом, они были уверены, что половцы вскоре вновь вернутся, а потому, не подвергая свою жизнь новым испытаниям, покинули родной город и пришли в Киев. Вернувшиеся половцы были безмерно удивлены видом покинутого города. Возможно, от чувства досады они сожгли пустой Юрьев.

«Святополк же велел для них построить новый град на Вятичеве холме и назвал оный во своё имя Святополч, где епископу Марину с юрьевцами, засаковцами и прочих городов выбежавшими велел во оном поселиться» (В.Н. Татищев).

Прошло чуть больше года, и вновь под удар попал сам белокаменный Киев-град. Владимир и Святополк в это самое время активно осаждали Олега в Стародубе, и бои там кипели нешуточные. Вот что рассказывает об этом В.Н. Татищев: «Бились каждый день со многим кровопролитием, поскольку Олег оборонялся с крайнею возможностию». Дело под Стародубом затянулось. Вытащить Олега за шиворот из-под пуховых перин да кулём швырнуть на двор не вышло. Гориславич никогда не сдавался без боя.

Воспользовавшись отсутствием сил Святополка и Мономаха в Южной Руси, две половецких армии атаковали русские княжества по обоим берегам Днепра. Три самых сильных и дерзких половецких князя – Боняк, Тугоркан и Куря – привели своих воинов грабить русские города и жечь русские сёла. Голодные всадники, ярея ликом, рассыпались по окрестностям, собирая жизни не успевших укрыться от лихого врага землепашцев, доставая кого ножом острым, кого саблей кривой, а кого стрелой юркой. Красавиц, взяв за косы, швыряли прямо под ноги своим ханам, что рассчитывали получить за живой товар большие деньги.

Боняк, приобретший в наших летописях чёрную известность (его имя упоминается в шести летописных записях), не ограничился опустошением пограничных городков, но набрался дерзости и явился в самое сердце Руси, под Киев, безжалостно опустошил его окрестности, сжёг даже княжеский загородный дом на Берестове. Появился он, как хищник, подобрался так тайно, атаковал так внезапно, что киевляне еле успели затворить городские ворота перед самыми лошадиными мордами его дикого воинства. Врага никто не ждал. Случилось это в самом конце мая: «20-го числа того же месяца в пятницу, в первый час дня». Май – самое милое дело для набегов половецкой конницы. Видимо, киевляне были уверены, что никакой враг после побед Святополка к ним не пожалует, и поэтому вели себя так беспечно. Хорошо, что не случилось большей беды. А могло бы! Сын Боняка, Севенч, в своё время похвалялся тем, что его отцу хоть и не довелось ворваться через Золотые ворота в Киев, но удалось страшно напугать горожан. Город просто чудом удалось спасти от поруганья, а вот беззащитные окрестности Киева вновь запылали. Летописец с горечью фиксирует: «В то же время пришёл Боняк с половцами к Киеву, в воскресенье вечером, и повоевал около Киева, и пожёг на Берестове двор княжеский» (ПВЛ). «Безбожный, шелудивый Боняк», – величает его хронист, но кроме проклятий, которые он беспомощно посылает в адрес заклятого врага, ничего сделать не может. Оскорбления – вот всё, что ему осталось. Через века слышны ругательства и брань, посылаемые в адрес половцев монахом: «Эти поганые и оскорбители на этом свете имеют веселие и довольство, а на том свете примут муку, с дьяволом обречены они на огонь вечный» (ПВЛ).

Киевляне действительно были напуганы, с нескрываемым ужасом летописец описывает случившиеся той весной беды. Чем домысливать, лучше услышать рассказ очевидца, дошедший до нас сквозь века. Нагрянувшие внезапно половцы «зажгли предградье около города, и повернули к монастырю, и выжгли Стефанов монастырь, и деревни, и Германов. И пришли к монастырю Печерскому, когда мы по кельям почивали после заутрени, и кликнули клич около монастыря, и поставили два стяга перед вратами монастырскими, а мы бежали задами монастыря, а другие взбежали на хоры. Безбожные же сыны Измаиловы вырубили врата монастырские и пошли по кельям, высекая двери, и выносили, если что находили в келье; затем выжгли дом святой владычицы нашей Богородицы, и пришли к церкви, и зажгли двери на южной стороне и вторые – на северной, и, ворвавшись в притвор у гроба Феодосиева, хватая иконы, зажигали двери и оскорбляли Бога нашего и закон наш. Бог же терпел, ибо не пришёл ещё конец грехам их и беззакониям их, а они говорили: “Где есть Бог их? Пусть поможет им и спасёт их!” И иные богохульные слова говорили на святые иконы, насмехаясь, не ведая, что Бог учит рабов своих напастями ратными, чтобы делались они как золото, испытанное в горне. Тогда же зажгли двор Красный, который поставил благоверный князь Всеволод на холме, называемом Выдубицким: всё это окаянные половцы запалили огнём. Убили несколько человек из братии нашей оружием, безбожные сыны Измаиловы, посланные в наказание христианам» (ПВЛ). Некому было остановить врагов, только взгляд оскорблённого Бога преследовал их с икон. В этом степном гневе зла была растоптана русская гордость.

Можно понять отчаяние и боль Нестора, когда из состояния мирной, полной тепла и неги дрёмы тебя выводят таким путём. Когда прямо на твоих глазах злобный враг, будто бы из пекла адова вытекший, рушит всё, что ты так долго строил и облагораживал, оскверняет твои святыни и льёт кровь твоих недавних соратников и сотрапезников, а ты в этот момент беспомощен и слаб, и не в силах что-либо ему противопоставить. Монахи – люди большей частью мирные и безответные, одним словом, слабые, над такими куражиться злодеям милое дело. Они будто из рая в одно мгновение низринулись прямиком в ад. Поэтому не удивительны проклятия, что обрушивает на головы половцев Нестор, тем более что это единственное, что он может сделать. «Потому-то и мы, вслед за пророком Давидом, взываем: “Господи, Боже мой! Поставь их, как колесо, как огонь перед лицом ветра, что пожирает дубравы, так погонишь их бурею твоею; исполни лица их досадой”. Ибо они осквернили и сожгли святой дом твой, и монастырь матери твоей, и трупы рабов твоих» (ПВЛ).

Нестор-летописец. Художник В.М. Васнецов

Жить без тревоги немногим суждено. Бедствие постигло не только Киев. Многострадальный Переяславль, лишь недавно облегчённо вздохнувший, вновь подвергся нападению. Формальный повод для этого у половцев был. Смерть сородичей взывала к мщению и давала хороший повод к обогащению. К тому же беззащитность и открытость сама провоцировала на нападение. Мономах наводил со своей дружиной порядки на другом конце Руси. Кто без него мог защитить город и остановить врага? Никто! Этим и воспользовался половецкий хан Куря и со своей ордой стал пустошить окрестности Переяславля. «Воевал Куря с половцами у Переяславля и Устье сжёг, месяца мая в 24-й день». Вскоре к нему присоединился и другой хан со своей ордой. Тугоркан, тесть Святополка, не мог удержаться и остаться в стороне от такого пиршества. На земли зятя он напасть не мог – какой ни есть, а всё же зять, то есть родственник, но Владимир Мономах был ему никто. Никакие узы крови и дружбы их не связывали, а потому он посчитал себя вправе осадить Переяславль, оставленный без надзора. Казалось, не прошло и года, а два половецких хана, только уже более сильных, вновь стояли под стенами города со своими батырами, мечтая ворваться внутрь. Самый конец мая ничего хорошего не сулил русским людям. «В тот же месяц пришёл Тугоркан, тесть Святополков, к Переяславлю, месяца мая в 30-й день, и стал около города, а переяславцы затворились в городе». Слухи, что ползли в городе, были один другого чудовищней; шептались, что Тугоркан решил лишить жизни Владимира Мономаха в отмщенье за гибель двух половецких князей и без его головы не уйдёт. Половцы буйствовали в округе, считая себя полноправными хозяевами. Зная неукротимый нрав Олега Святославича, они рассчитывали, что противоборство русских князей затянется надолго. Но тут они ошиблись. Незадолго до того, как половецкий хан Тугоркан со своими батырами осадил Переяславль, случилось событие, изменившее ситуацию в печальную для половецких ханов сторону. «Взяв Чернигов, они (Владимир со Святополком) приступили к Стародубу, где находился Олег, и более месяца проливали невинную кровь в жестоких битвах. Наконец черниговский князь, смирённый голодом, должен был покориться и клятвенно обещал приехать на совет в Киев вместе с братом своим Давидом». Может быть, Олег и готов был продолжить борьбу, личного мужества у него не отнимешь, но «граждане же и войско, видя себе великое утеснение, отчего весьма изнемогли, и крайнюю от примет погибель пред очами их, просили Олега, чтоб умирился со Святополком и прочими князями. Он же, едва могши гордость и злобу свою смирить, послал к Святополку просить о прощении и мире, на что Святополк ему ответствовал, чтоб он, выйдя из града, сам его и прочих князей просил, а при том обнадёжил его, что ему никакого вреда учинено не будет. Из-за чего он вышел с несколькими вельможами и, придя к Святополку, где были и прочие князи, просил о прощении, обещав Святополку всегда быть послушным» (В.Н. Татищев). Правда, стоит отметить, что это был далеко не финал противостояния, а всего лишь промежуточный финиш. Свою битву Гориславич в этот раз проиграл и был вынужден оставить измученный город, чтобы продолжить войну, но в ином уже месте, которое нашлось не сразу. «Олег вышел из Стародуба и пришёл в Смоленск, и не приняли его смоленцы, и пошёл к Рязани». Мало кто хотел приютить изгоя. Но это для нашего повествования не столь важно, а важно то, что случилась его капитуляция как нельзя кстати. Теперь у Владимира и Святополка появилось время (ибо оба знали, что Олег не успокоится) навести порядок в своих княжеских владеньях.

Победив и унизив врага, «Святополк и Владимир пошли восвояси». Боняк быстро сообразил, что с объединёнными дружинами двух русских князей тягаться ему будет не под силу да и незачем. Ведь главным теперь было для него сохранить награбленное, поэтому осторожный хан развернул орду и ушёл обратно в Степь, не дожидаясь противника. И застучали конские копыта в далёкий обратный путь. Это было традиционное для половцев решение, и, главное, единственно верное. Доказывать свою силу и мужество, теряя воинов под русскими мечами, Боняку не было никакой необходимости, теперь он и так был богат.

Так Киев избавился от напасти, хотя и претерпел за это время немало горя. Существует версия, что Боняк, сжёгший Печерский монастырь, спешно ушёл в степь, узнав о поражении Тугоркана, но скорее всего это не так. Русским князьям в первую очередь было необходимо избавить от напасти Киев, главный город Руси, и только потом уже идти к Переяславлю. Да и по маршруту движения это было бы правильнее и логичней. Летопись подтверждает это предположение: «Святополк и Владимир, уведав о приходе половцев, не распуская войск, пошли наскоро, а половцы, уведав о князях русских, немедленно ушли». Боняк же всю жизнь был расчётлив и осторожен. У него было звериное чутьё на опасность. Никогда он не недооценивал ни русского ратного мужества, ни доблести и отваги славянских богатырей. Поэтому и долго прожил на свете. В душе он уже насладился войной, испугом Киева, разореньем сёл и деревень, трупами тех, кто посмел сопротивляться, видом обречённо бредущих полоняников. Насладился досыта. Пришла пора уводить орду.

Второй хан повёл себя иначе. Не убоявшись русских полков, «Тугоркан, князь половецкий, тесть Святополков, придя к Переяславлю мая 31, стал около града». Святополк и Владимир, не успевшие обнажить свои мечи под Киевом, двинули своих бойцов освобождать от вражеских полчищ вотчину Мономаха. Пришла пора сбить спесь с зарвавшегося врага. И вот тут половцы повели себя не то чтобы странно, но неразумно. Вначале всё было, как и должно быть. Узнав о надвигающейся на них угрозе, половецкие ханы дали своим воинам команду собирать добычу и уходить, оставив город в тревоге и непокое, но с надеждой на избавление. Но что-то изменило планы Тугоркана, и он решил дать бой русским дружинам, разгромить их, как уже бывало, и в очередной раз диктовать князьям свои условия. Возможно, Тугоркан не ожидал увидеть вместе с Владимиром киевских воинов Святополка. Может быть, он рассчитывал, что зять не посмеет выступить против грозного тестя, с которым его связывает свойство. Но он горько ошибся. Только расплачиваться за такие вот ошибки иногда приходится собственной головой.

Святополк и Владимир, имея войска в готовности, немедленно пришли к Зарубу, где так тихо через Днепр переправились, что половцы не уведали о том, «и Бог сохранил их», как говорит летопись. На рассвете 19 июля 1096 года, выстроив полки, пошли они к городу. Снова запахло кровью. Горожане, видя доблестные русские дружины, вышли навстречу избавителям с великою радостию, «а половцы стояли на той стороне Трубежа, тоже исполчившись». Обе стороны были готовы к битве. Противников разделяла только река. Не впервой было Трубежу отделять своей голубой лентой русских витязей от степной конницы. Правда, в этот раз заминка перед схваткой вышла недолгой.

Видимо, Тугоркан до сих пор не мог поверить, что его собственный зять готов выступить против него с оружием в руках и что вообще русские готовы атаковать половецкие построения. Видно, забыли они, с кем связались?! С ним, самим Тугорканом, кто недавно наводил на них жуть одним своим именем, кто в недавнем бою разбил их лучшие силы, гуртом и поодиночке. «Нет, они не посмеют!» – был уверен он. Да и не только он, но и его бойцы. Поэтому и настроя на схватку у них не было, а уж о дисциплине речь вообще не шла. Половцы стояли табуном и, беззаботно улыбаясь, смотрели на то, как русские полки неторопливо переправлялись на их берег. Возможно, они даже были удивлены, с каким упорством русские витязи ищут себе смерти. Иначе и быть не могло!

А русские полки, постепенно наливающиеся гневом, видя, что никто не чинит им препятствий, деловито переправлялись через Трубеж. И, пока они переходили через реку, злость всё больше закипала в их груди и рвалась наружу. «Не страшишься ты, половецкий пёс, ни огня, ни беса, ну да мы тебя попотчуем на славу, зверь тебя заешь. С нами Бог!» – думали они. Оседлые народы всегда ненавидели степняков, у русских витязей ненависть к ним была в крови. Когда они увидели их совсем рядом, в пределах одного броска, характер взял верх над дисциплиной. Неудивительно, ведь в их выжженном за последние годы сердце осталась только месть!

Владимир после перехода хотел выстроить полки, как всегда это и делается перед боем, но не получилось. Все летописи зафиксировали этот удивительный факт неподчинения, который мог стать для русского войска фатальным. «Владимир же хотел выстроить полк, они же не послушались», «войска, как только половцев увидели, не ожидая построения, бросились, как львы свирепые на ловлю». Дружина вышла из подчинения и, блестя чешуёй кольчуг, с налитыми кровью глазами понеслась на врага. Теперь, лишь одно – бей, круши! За кровь, за позор, за разрушения и унижения! Взметнулась конница. За смертью, за славой! Всесокрушающим потоком пошла напролом! С обнажёнными мечами и с копьями наперевес широкоплечие рослые всадники на тяжёлых долгогривых конях врезались в самое сердце половецких построений. Рвут, мечут в клочья. Такого поворота событий не ожидал не только русский князь, привыкший к повиновению дружины, но и враг. Лязгнули мечи. Тут и окончил свою жизнь удивлённый невиданной дерзостью половецкий хан. Рухнул он с коня на сочную траву под градом беспощадных ударов. Настигла его кара Божья за все грехи, им совершённые… Смерть никогда не приходит вовремя. Или наоборот?

Воины Тугоркана тревожною кучей сбились вокруг трупа своего повелителя. Его смерть мгновенно изменила их настрой. Увидев, что вождь погиб, «половцы побежали, а наши погнались вслед воинам, рубя врагов», «и, гнавшись за ними, рубили, кололи и убивали без милосердия и пощады, не брав в плен, кроме знатных». Таким образом была одержана ещё одна славная победа.

Потерь половцев в этой битве не счесть, ведь многие «знатные князи побиты, а несколько молодых князей в плен взято». Это должно было упокоить кочевников надолго. Воздавая хвалу Господу, летописец с восхищением отмечает: «И содеял Господь в тот день спасение великое: месяца июля в 19-й день побеждены были иноплеменники, и князя их убили Тугоркана, и сына его, и иных князей; и многие враги наши тут пали».

Так погиб один из опаснейших противников русских земель. Возможно, капризная удача оставила его и повернулась лицом к христианам: «Наутро же нашли Тугоркана мертвого, и взял его Святополк как тестя своего и врага и, привезя его к Киеву, похоронили его… между путём, идущим на Берестово, и другим, ведущим к монастырю» (ПВЛ), «и высыпал над ними могилу немалую». Хоть Тугоркан и много несчастий наделал в своё время Святополку, но он скорбел о своём тесте по-христиански. Всё было сделано честь по чести, уважение родственнику было оказано, но нельзя не отметить определённой иронии. Ведь Святополк «велел закопать Тугоркана с сыном у Берестового, которое они сожгли».

Говорят, что в былинах, которые складывал народ о героях и богатырях, Тугоркан со временем превратился в Тугарина Змеевича, а хан Итларь выведен в них как Идолище Поганое.

Однако почему же такому славному событию хронист уделяет столь мало времени и места в своём повествовании? Да потому, что на фоне дальнейших событий продолжающей развиваться русской междоусобицы она поблёкла. Уничтожив Тугоркана, русские продолжили нападать друг друга, плести интриги и ослаблять силу Руси. Вторая печальная новость заключалась в том, что, несмотря на пролитую кровь, потерянные жизни и затраченные усилия, цели своей русские князья не добились. Черниговом вновь завладел Олег, а Мономах, потеряв в этой борьбе ещё и сына, так и остался в Переяславле. Единственное, чего ему удалось добиться, так это то, что Черниговское княжество было почти со всех сторон окружено его владениями.

Бой с Тугарином. Старинная гравюра

Но междоусобная война к теме нашей книги не относится, поэтому вернёмся к половцам. Одним из самых неугомонных и к тому же несчастливых князей оказался родственник Олега Гориславича, князь Давид Игоревич. Это был один из тех мелких князей, что в первую очередь искали для себя личной выгоды. Ради захвата большого города он готов был начать войну с кем угодно, лишь бы хватило сил. Давид доказал, что он умел изворачиваться при самых трудных обстоятельствах, он был известный ловкач. В меру умён, к тому же коварен и беспринципен.

История, которую я хочу рассказать, случилась через три года после смерти Тугоркана. Одним из главных действующих лиц в ней вновь оказался половецкий хан Боняк.

Ведя войну с венграми и осознавая свою слабость, а значит, и верный проигрыш, Давид Игоревич решил обратиться за помощью не к кому-нибудь, а к половцам. Ибо, несмотря на последние над ними победы, степняки всё ещё оставались грозной силой, с помощью которой можно было вершить великие дела. Обстановка для Давида сложилась критическая. Город Перемышль, в котором он оставил свою жену и которым правил её брат Володарь, был осаждён большим венгерским войском, которое привёл король Коломан. Сам «король с обозом своим стал по реке Вагру», прикрывая рекой себя от нападения. Одним было не справиться, нужен был союзник. Тут князья не сошлись. «Володарь не хотел половцев против христиан призвать, но имел намерение, заперши грады, оборонять». Так растолковывает нам позицию князя В.Н. Татищев. Давид же был готов договариваться хоть с чёртом, хоть с дьяволом, лишь бы помог, потому стал действовать на свой страх и риск. Позже Ростиславичи «весьма благодарили Давида за привод половцев». Но это было потом, а пока Давид Игоревич только отправился к степнякам с надеждой уговорить кого-то из ханов выступить на его стороне.

И тут князю Давиду сказочно повезло. «Давид Игоревич по счастию на пути встретил Бонака, князя половецкого, идущего по просьбе посланных от Святополка в 8000 человек». Встреча с половцами изменила всю расстановку сил. К своим союзникам Ростиславичам Давид вернулся, уже имея за спиной реальную силу. Возможно, что Боняк клюнул на то, что их новый противник – венгры – был народом богатым и в случае успеха можно было неплохо поживиться за их счёт.