Текст книги "Веселая повесть о прошлом и будущем"

* * *

Как люди находили друг друга до эры мобильных телефонов?! Теперь уже мало тех, кто это помнит. Ну, находили же как – то! Люди встречались. Встречаясь, общались. Общаясь, решали проблемы. Или сообща создавали новые трудности. И при этом ни у кого не было мобильных телефонов!

Пятничным вечером 19 апреля 1996 года на съемной квартире у Иосифа Виссарионовича Джугашвили собралась теплая компашка. Сам Иосиф Виссарионович, Владимир Томин, Константин Коблов и примкнувший к ним участковый инспектор милиции, капитан Стыдобищев зависали уже несколько дней. Чачи было много. Часа (чача) днем и ночью свободно продавалась на небольшом базарчике, расположенном у трамвайной остановки. Чуть позже к теплой компашке присоединились Лера, Валентина Алексеевна и Гена. Заглянул на веселый огонек и Серафим Штопаный. Итого восемь человек. Но чачи было много…

В роли тамады выступал Томин, не забывая вовремя разливать чачу по питейным емкостям. У Джугашвили отклеились усы, Костя постоянно грустил, Лера меланхолично рассматривала обои на кухне, Валентина Алексеевна кормила Гену килькой, Фима все время порывался уйти, а товарищ капитан в генеральской фуражке с удовольствием растягивал меха баяна, производства ГДР и пел дурным голосом матерные частушки. Не то, чтобы было очень весело, но как – то достаточно целеустремленно пили и ожидали чего – то непонятно чего.

– Я в осеннем лесу пил березовый сок, – затянул Томин песню своим раскатистым баритоном.

Товарищ капитан моментально подобрал мелодию.

– С ненаглядной певуньей в стогу ночевал…

Лера очаровательно улыбнулась.

– Был я смел и удачлив, но счастья не знал!

Выпили еще по одной.

Зашел сосед сверху, он был возмущен, требовал прекратить шум и гулянку. Но увидел милиционера в генеральской фуражке и осекся. Соседу налили полстакана чачи. Сосед выпил и успокоился.

– Тебя как зовут? – спросил его Костя.

– Петр Сергеевич. Я авиационный конструктор!

– Так, Петя, – хлопнул его по плечу ладонью Костя. – Тут у нас все запросто. Тут люди собрались творческие. Вон смотри, – Костя указал пальцем на Джугашвили, – это внук Сталина.

– Внук Сталина?!

– Да, внук Сталина!

У Пети моментально вспотела лысина.

– А что он тут делает?

– Революцию!

За это выпили.

– А ну, давай споем нашу, – попросил Томин товарища капитана.

– Какую нашу?

И Томин затянул:

– По полю танки грохотали. Солдаты шли в последний бой…

Эту песню очень не любил Костя, сын генерала Коблова. Он резко сморщился и попросил:

– Володя, давай другую!

– Какую?!

– Что – нибудь лирическое. Из Есенина.

За Есенина выпили.

Запасы чачи подходили к концу.

– Надо бы послать гонца за бутылочкой винца! – предложил Томин. – Какие у кого будут соображения?

Принципиальных возражений не последовало. Однако нужно было скинуться. Пустили по кругу милицейскую генеральскую фуражку. У Томина, Кости, Гены, товарища милиционера и соседа сверху Петра Сергеевича денег не оказалось. Лера долго мялась, а затем нехотя кинула в фуражку помятую купюру самого мелкого достоинства. Иосиф Виссарионович Джугашвили отдал последние пять долларов. Еще пять долларов добавила Валентина Алексеевна, сообщив при этом:

– За меня и за котика.

Все с тревогой и надеждой посмотрели на Серафима Штопаного. Фима запустил руку в карман своих штанов…

И тут появился Дима. Тот самый Дима, известный криминальный репортер, который нигде штатно не служил, но всегда был в курсе всех криминальных событий и умел появляться вовремя, как снег на голову.

– Привет, Иосиф! – нездорово улыбнулся Дима.

– Привет!

– А я тебя везде ищу! – Дима уже где – то пригубил, и глаза его сверкали решительным огнем.

– Зачем?!

– Ну, как же?! Мы же с тобой не договорили. Я собрался писать интервью. А ты встал и убежал! Усы где?

– Отклеились…

– Я так и знал!

– Чего ты знал?!

– Знал, что усы у тебя не настоящие! – Дима был явно зол и предрасположен к хорошенькому шумному скандалу.

Про Диму стоит рассказать отдельно. Был он тридцатилетним чересчур геройским мужиком. Служил два года в Афганистане в полковой разведке, ходил в горы, был трижды ранен и неоднократно контужен. К мирной жизни привыкал долго и мучительно. Но в итоге, похоже, так и не привык.

– Все квасите? – злобно спросил Дима. – Квасите, а родина в опасности! Неужели вы не видите, что в стране творится?

– Дима, не сгущай напрасно краски! – Серафим достал из кармана деньги, несколько купюр разного достоинства и штук десять монет. Он вновь с интересом обратил внимание на ту странную, явно старинную почерневшую монету с восточным орнаментом. Монету, найденную им несколько дней назад на углу улиц Горького и Сакко и Ванцетти. Он взял ее из ладони. Монета холодила пальцы.

«Надо бы показать ее нумизматам», – подумал Штопаный.

– Да ты, Дима, проходи, садись за стол, – предложил Томин. – Сейчас Костя быстренько сбегает за чачей. И все будет путём!

– За чачей?!

– Ну, да.

– Костя?! А этого вы не хотите?!

И Дима вынул из кармана гранату. Горную гранату РГД – 5.

– А, может быть, лучше полетаем?! – усмехнулся Дима.

– Ты что, с ума спятил?! – крикнул Томин.

Наступила смертельная тишина. Даже ходики на стене от страха, похоже, остановились.

Дима резко выдернул из гранаты чеку.

– Ой! – воскликнула Лера.

– Идиот, – прошептал Томин.

Товарищ капитан с испугу схватился за голову и зажмурил глаза.

Костя сглотнул слюну.

Авиационный конструктор наделал в штаны.

Валентина Алексеевна вжалась в Гену.

Иосиф Виссарионович забормотал что – то по – грузински.

Серафим Штопаный, молча, посмотрел в расширенные Димины зрачки…

– Ну, что, полетели?! – дико рассмеялся Дима и выбросил чеку от гранаты в раскрытую настежь оконную форточку.

Затем он плавно разжал ладонь, прозвучал короткий щелчок и вслед через мгновение раздался оглушительный взрыв, сотрясший не только дом, но и половину жилого квартала…

* * *

Увек – один из крупнейших и красивейших городов Золотой Орды возник на правом берегу Волги в устье реки Увековки практически сразу и на пустом месте. Его строили пленные, согнанные из многих стран, завоеванных ордынцами в первой половине XIII века. Город был ремесленным, торговым, культурным и научным центром, признанной столицей Поволжья. Слава о нем гремела на тысячи верст вокруг: от Китая до Персии и от Византии до земель шотландских и ирландских. Увек с древнетюркского языка переводится как башня. А на башню походил один из холмов, который возвышался над городом и был виден отовсюду.

В центре Увека недалеко от Волги располагался огромный дворец хана Каюка, прямого потомка самого Чингисхана. Дворец поражал не только своими размерами, неповторимым архитектурным замыслом, но и внешней и внутренней роскошью. Построен он был из обожженного кирпича на известковом растворе и облицован белыми и розовыми мраморными плитами, золочеными пластинами, ослепительными майоликовыми панно и разноцветными изразцами. Вокруг дворца располагался диковинный сад, а в нем великолепные колонны, беседки, фонтаны, бассейны. В саду вальяжно прохаживались горделивые павлины, фазаны, цесарки, а также молодые олени, лани и косули, в раскидистых кронах яблонь, груш и вишен пели сладкоголосые птицы. Внутреннее убранство дворца также поражало воображение: мебель из Китая и Византии, ковры из Самарканда, Тегерана и Багдада, зеркала из Венеции, картины из Фландрии, позолота и шелка из Индии, мечи и сабли из Дамаска. Дворец был обнесен высокой ажурной оградой, отлитой местными умельцами.

Вокруг дворца хана в строгой иерархической последовательности находились усадьбы аристократии, чуть менее роскошные, но все же великолепные, неповторимые. Чуть далее располагались общественные здания: мечети, медресе, бани, базары, ювелирные лавки. А также дома купцов, богатых горожан, чиновников, служителей культа, военных. В центре города имелся водопровод с проточной водой и канализация.

На окраинах Увека в глиняных лачугах и землянках проживала городская беднота: мелкие торговцы, ремесленники, наемные работники. В южной части города располагался некрополь, а северная окраина называлась «христианским кварталом», ее населяли славяне, армяне, прибалтийцы и представители других немусульманских народов.

В Увеке чеканили свою собственную монету, на одной стороне которой обычно имелась надпись арабской вязью «Вечная слава и сопутствующая ей честь». На другой стороне монеты указывались год и место чеканки.

Шел 1296 год от рождества Христова…

…Серафим Штопаный с Димой, Владимир Томин с Лерой, Валентина Алексеевна с Геной, Костя Коблов с Иосифом Виссарионовичем Джугашвили и капитан милиции Стыдобищев с авиационным инженером Петром Сергеевичем очутились на южной окраине Увека, на городском кладбище. Солнце уже село за горизонт, на мутном весеннем небе появился полумесяц и первые самые яркие звезды.

Первой пришла в себя Валентина Алексеевна. Она ласково посмотрела на Гену и сладким голосом произнесла:

– Котик хочет кушать?

– С удовольствием, рыбка!

Но кушать было нечего.

– Что это было? – удивленно спросил Томин, поглядывая на Фиму.

– А ничего удивительного, – ответил Фима, поглядывая на Диму, – просто этот придурок подорвал гранату!

– Так это был не сон?! – воскликнула Лера.

– Да какой уж сон! Дима же у нас контуженый. Да, Дима?!

Дима промолчал. В его до того помутневших глазах стало проявляться некое подобие сознания.

– А где мы?! – тихо произнес Петр Сергеевич, авиационный конструктор и, видимо, большой знаток астрономии по совместительству.

– А хрен его знает!

– Судя по расположению звезд на небе, – медленно говорил Петр Сергеевич, – мы, господа, находимся где – то в районе среднего течения Волги. Это широта и долгота Желтогорска. Видите вон ту звезду?

– А где моя генеральская фуражка? – озабоченно спросил Стыдобищев, поправляя висевший на плече баян.

– Кто про что, а лысый про расческу, – невесело пошутил Штопаный. – Мне с утра на работу.

– Завтра суббота, выходной день, – сказала Лера.

– Это у тебя выходной! А мне завтра надо сопровождать губернатора. У него предвыборная кампания. Поедем инспектировать Увекское кладбище.

– Завтра?

– Да.

– Почему опять кладбище?

– Ну, я не знаю, у Федора Дмитриевича прямо таки мания такая. Тянет его на погосты, спасу нет!

– Что будем делать, господа? – спросил Петр Дмитриевич. – Мне уже домой пора, супруга будет беспокоиться. Да и прохладно здесь как – то.

– Дорогу надо искать! – решительно заявил Томин.

– Какую дорогу.

– В город! К людям!

– Дима у нас разведчик, – невесело произнес Штопаный, – он нас сюда забросил, ему нас отсюда и выводить. Да, Дима?! Ты как, в норме?!

Дима ничего не ответил, но стал что – то внимательно рассматривать у себя под ногами, что – то, видимо, искать…

– Может быть, костер разведем? – без малейшего акцента произнес Иосиф Виссарионович. – У меня спички есть.

– И покурить бы не помешало, – добавил Костя Коблов. – Сигареты у тебя есть? Я свои на кухне оставил.

– Потом покурим, – подал голос Дима, бывший полковой разведчик, – вот видите этот старый след?

– Где?

– Вот он. У меня под правой ногой.

Дима присел на корточки и стал внимательно изучать какую – то невнятную вмятину в глине. Он осторожно потрогал ее пальцами, а пальцы потом понюхал и даже облизнул.

– Это след мужчины, – задумчиво произнес Дима, – след пожилого мужчины, возраст которого 62—62 года. Он мусульманин, слегка прихрамывает на левую ногу. Был здесь позавчера около полудня. Вел с собой молодого ослика. Вернее, ослицу. Ослица была груженная. Скорее всего, хворостом. Ослица ела…

– Ну, ты и следопыт! – удивился Фима. – А ближайший населенный пункт где?

– Там! – рукой указал Дима. – Но я пойду первым.

– Почему?

– На тропе возможны растяжки от гранат. Я их в Афгане столько повидал…

– Я с вами не пойду! – испугался капитан Стыдобищев и побелел глазами. – Я лучше тут на кладбище сдохну!

– Ну, ты и трус, капитан!

– Жизнь всему научит!..

* * *

Стемнело быстро. Но Дима хоть и медленно, но уверенно шел по тропе, остерегаясь мин, фугасов и растяжек от гранат. За ним следовал Серафим Штопаный на некотором безопасном расстоянии. За Фимой гуськом двигались Владимир Томин, Константин Коблов, Лера, Валентина Алексеевна, Гена, Иосиф Виссарионович, авиационный инженер Петр Сергеевич. Замыкал шествие капитан милиции Стыдобищев без фуражки, но с баяном на плече.

Вскоре они вышли на окраину Увека, это был квартал, где в глинобитных лачугах в основном проживал бедный люд: гончары, кузнецы, мелкие торговцы скобяными изделиями.

– Кишлак какой – то, – тихо выругался Томин. – Куда мы попали?

– Тихо ты, – шепотом произнес Дима, подняв вверх указательный палец правой руки, – я слышу топот конских копыт. – Это душманы…

И действительно через мгновение непонятно откуда вихрем налетел отряд конников. Воины были разодеты в стеганые халаты, на голове у каждого их них было надето что – то в виде чалмы. Судя по лицам, это были восточные люди, в руках ногайки, за плечами луки, на спине колчаны со стрелами, на боку кривые сабли. Они взяли в плотное кольцо непрошеных гостей. Кони ржали, хрипели, вставали на дыбы.

– О, боже! – Лера схватилась за сердце.

– Приплыли, – добавил Стыдобищев. Баян сполз с его плеча, меха его растянулись, издав испуганный протяжный звук.

– Кто такие? – спросил один из всадников на непонятном языке.

– Мы – шурави, – ответил Дима. Видимо, он понимал этот язык.

Но тут всех поразил Иосиф Виссарионович Джугашвили. Дело в том, что в очень стрессовых ситуациях внук Сталина превращался в полиглота и мог свободно разговаривать на любом языке мира. Будь то язык современный или древний и уже вымерший.

– Меня зовут Иосиф Виссарионович Джугашвили. Я внук Сталина. А это мои друзья из Желтогорска.

– Меня зовут Махмуд ибн Рафис. Я внук Батыя. А это мой сторожевой отряд из Увека, – представился мужчина в самой высокой чалме.

– Очень приятно, – сказал внук Сталина.

– Желтогорск – это что? Вы – инопланетяне?

– Нет, мы не инопланетяне. Мы желтогорцы. Желтогорск расположен в 858 километрах к юго – востоку от Москвы.

– О, Москва! – обрадовался Махмуд ибн Рафис. – Мой дедушка воевал под Москвой!

– В 1941 году?

– Не, в 1237 году.

– В каком, каком году?! – удивился Иосиф Виссарионович.

– В 1237 – 1238 годах. При нашем нашествии на Русь.

– А сейчас какой год?

– Ясное дело, – усмехнулся Махмуд ибн Рафис, – 1296 год от рождества Христова. Сегодня 19 апреля, пятница.

– Ну, ты хоть переводи, Виссарионыч, – возмутился Штопаный, – о чем вы там бакланите?

Джугашвили кратно перевел суть разговора.

– О, боже! – воскликнула Лера и схватилась за сердце.

– Кто у вас за старшего? – спросил Махмуд ибн Рафис.

– У нас демократия, – ответил внук Сталина, – все равны друг перед другом и каждый сам за себя.

– Так не бывает!

– Почему?

– Потому, – Махмуд ибн Рафис, – потому, что кто – то за всех все равно должен отвечать!

И тут у Димы случилась очередная вспышка агрессии – результат последней тяжелой контузии в Афганистане. Дима моментально подскочил к Махмуду ибн Рафису и резким движением стащил его с коня на землю. Ордынец не успел и глазом повести, как оказался захваченным в плен бывшим старшим сержантом воздушно – десантных войск, полковым разведчиком, кавалером трех орденов Красной звезды, мастером спорта по дзюдо и каратэ, а ныне известным криминальным репортером Дмитрием Орловым.

– Все на землю! – прокричал Дмитрий на фарси диким голосом. – Я сказал – на землю!

Воины Махмуда ибн Рафиса спрыгнули с коней и беспрекословно выполнили приказ.

– Руки на головы! – рявкнул Дима. – Живо! Товарищ капитан, обеспечьте охрану пленных. Иосиф, переведи!

Стыдобищев медленно поставил баян на землю и поднял руки вверх над головой. Иосиф Виссарионович перевел:

– Вы задержаны, господа. До выяснения все обстоятельств по делу…

– Где расположен штаб? – спросил Дима у Махмуда ибн Рафиса.

Иосиф Виссарионович перевел вопрос.

– Какой штаб? – простонал ордынец, пытаясь высвободить свои руки из – за спины, умело заломленные Димой.

Иосиф Виссарионович перевел.

– Повторяю вопрос, – сквозь зубы процедил Дима. – Где располагается штаб? Имя полевого командира? Каким тяжелым стрелковым вооружением располагаете? Сколько человек в отряде?

И этот вопрос Иосиф Виссарионович без запинки перевел.

Махмуд ибн Рафис не знал, что ему отвечать и лишь мычал и скрипел зубами от злости и боли.

– Дима, да отпусти ты его! – возмутился Штопаный. – Ты что, так ничего и не понял? Мы очутились в 1296 году. И это Увек – один из важнейших городов Золотой Орды. Он будет полностью разрушен Тамерланом в 1395 году. А на его месте в 1590 году будет построен Желтогорск. Я знаю, я недавно докторскую диссертацию на эту тему прочитал…

Дима с ужасом посмотрел на Фиму. Боли в его голове, связанные с контузиями, стихли. И прошла агрессивность. Дима ослабил захват. Но Махмуд ибн Рафис не рыпнулся. Он тоже окоченел от неожиданности.

– О, боже! – в очередной раз вскрикнула Лера.

Стыдобищев опустил руки.

– Котик хочет кушать? – произнесла Валентина Алексеевна.

Гена промолчал, у него в горле стоял ком размером с приличный кулак.

– Вот это дела! – присвистнул Томин.

– Надо… надо бы в ми… милицию обратиться, – заикаясь, предложил Петр Сергеевич и поднял вверх руки.

– И неплохо было бы выпить, – подытожил Костя. – У меня, братцы, что – то во рту все пересохло.

Наступила неловкая тишина.

– Надо бы с ханом посоветоваться, – предложил вдруг Махмуд ибн Рафис. – Он мудрый человек и справедливый хозяин.

– С каким ханом? – спросил Фима.

– С Каюком.

Ну, а вот что, скажите, делать в такой ситуации?! Что делать, оказавшись в другом веке, в другой стране, в другом городе? Тут права свои качать или требовать консула или политического убежища практически бессмысленно! Да и какие могут быть у человека права, который родится на свет только через семь веков?!

– Ну, веди нас тогда к Каюку, – тихо произнес Фима…

* * *

Хан Каюк восседал в главном зале своего дворца на высоком позолоченном троне, сделанном для него по специальному заказу египетскими умельцами. Одет он был в роскошный белый парчовый халат, тюрбан такого же цвета и красные сафьяновые сапожки, привезенные в дар из Марокко. На коленях у хана лежало большое серебряное блюдо с финиками, орехами и апельсинами из Ливана.

Каюк перед предстоящей ему ночи любви набирался мужских сил. Сегодня его дожидались жаркие женские чары его семнадцатой по счету семнадцатилетней жены, зеленоглазой белокурой красавицы Любавушки, привезенной недавно с берегов Вислы. Хан мечтательно закатил глаза…

Но мечты его самым нахальным образом прервал Али, начальник стражи, вихрем ворвавшийся в зал и громогласно заявивший хану:

– Повелитель, у нас ЧП!

– Что случилось? – удивился Каюк. – Опять саранча слетелась на поля?

– Хуже!

– Мятеж в Москве?

– Хуже!

– Да что там еще?

– Пришельцы!

– Какие пришельцы?! Вы что там пьете ближе к ночи?! Кумыс от сбесившейся кобылы?

– Пришельцы из будущего!

– Откуда? – у хана на лоб вылезли глаза.

– Из 1996 года!

Каюк крепко задумался. Похоже, назревал серьезный межвременной и международный скандал. Что подумают в столице? Да тут и рассуждать долго нечего. В столице подумают, что у Каюка проблемы, что он – Каюк – плохо справляется с государственным управлением на вверенной ему территории. Могут разжаловать из ханов. А могут и вовсе усадить на кол. Времена – то жестокие. Припомнят кумовство, коррупцию и казнокрадство, многоженство приплетут… Да мало ли грехов и грешков у любого регионального руководителя?!

– Где они? – спросил Каюк.

– Кто?

– Ну, эти… инопланетяне.

– Пришельцы, – поправил хана Али.

– Ну, да, пришельцы. Час от часу не легче!

– Они тут, повелитель! В соседнем зале дожидаются.

– Ну, веди их, – глубоко вздохнул Каюк и отложил в сторону большое серебряное блюдо с финиками, орехами и апельсинами… – Как некстати все это на ночь глядя! Ну, почему все серьезные подлянки случаются с заходом солнца?!

В зал к хану под охраной двух десятков вооруженных стражников ввели пришельцев. Серафим Штопаный посмотрел на Каюка и обомлел… Это был вылитый Бабай с овощного базара на 3 – й дачной в Желтогорске. Тот же широкий овал лица. Те же хитрые восточные глаза. Тот же лоб, те же брови, щеки, губы. То же самый нос. И даже низкорослая коренастая фигура была той же – бабаевской.

– Вы кто? – неуверенно спросил Каюк.

Вот как может ответить на этот вопрос человек конца XX века человеку конца XIII века?! Ну, действительно, как?!

– Серафим Штопаный, заместитель главного редактора желтогорской городской газеты «События. Факты. Советы».

– Владимир Васильевич Томин, фотокорреспондент желтогорского еженедельника «Спорт и туризм».

– Валентина Алексеевна, вдова генерала, поэтесса и искусствовед, член Союза журналистов России.

– Геннадий Осипов, персональный водитель, телохранитель, к уголовной ответственности не привлекался, родственников за границей не имею.

– Валерия Семеновна, программист по образованию, соучредитель консалтинговой фирмы «Аллегро», сожительница Томина.

– Иосиф Виссарионович Джугашвили, внук Сталина, мелкий политический деятель, полиглот.

– Дмитрий Орлов, известный криминальный репортер, ветеран Афганской войны, трижды кавалер ордена Красной звезды.

– Петр Сергеевич, пенсионер, в прошлом авиационный инженер, один из разработчиков обратного крыла.

– Олег Стыдобищев, капитан милиции, старший участковый инспектор Октябрьского района города Желтогорска, государственных наград не имею, к уголовной ответственности не привлекался.

– Константин Коблов, свободный художник, пацифист, член Общества защиты животных, сын генерала КГБ.

Каюк недоуменно почесал голову.

– В столице уже знают? – с кислым лицом спросил хан.

– Думаю, еще нет, – неуверенно ответил Али, начальник стражи. – А там чёрт его знает!

– Кто их и где нашел?

– Махмуд ибн Рафис!

– А где он?

– Дожидается в соседнем зале.

– Зови.

Появился Махмуд ибн Рафис.

– Рассказывай, как дело было! – приказал Каюк.

– Да как, как… Патрулировали мы, как обычно, южную часть города, там где кладбище. И вдруг ни с того, ни с сего полыхнула молния на все небо, раздался гром. Мы туда и рванули. А там эти, – Махмуд указал пальцем на пришельцев. – При задержании оказали сопротивление.

– Это он! – кивком головы капитан Стыдобищев выдал Диму. – А мы против власти ни – ни!

– Что же мне с вами делать?! – крепко задумался Каюк. – В зиндан посадить? На кол? Расстрелять?

– Не вели казнить! Вели слово молвить, повелитель! – взмолилась Валентина Алексеевна, очаровательно улыбаясь. Ее ревнивые зеленые глаза полыхнули озорным огоньком.

– Ну, говори, – разрешил хан и взаимно улыбнулся.

– Не надо нас казнить, повелитель! Ты нас используй! Мы же все из будущего, – Валентина Алексеевна указала рукой на пришельцев. – И мы все – уникальные специалисты! Других таких в мире нет. Вот, например, Гена. Он прекрасный водитель. Ему хоть «Ауди», хоть «Мерседес». Можешь взять его к себе персональным водителем.

– А запрягать он умеет? – спросил Каюк.

– Кого запрягать?

– Кого, кого… лошадей!

– Лошадей я запрягать не умею, – сознался Гена. – Я хоть и родился в деревне, но запрягать не умею. Дед умел.

– А ты что умеешь делать? – спросил хан капитана Стыдобищева. – Из лука стрелять умеешь?

– Нет, я вообще стрелять не умею. У меня с детства руки дрожат. Врожденный тремор у меня.

– А что умеешь?

– На баяне лабать!

– Это как? Покажи.

Стыдобищев растянул баян и громко дурным голосом запел:

– Цыганка с картами, дорога дальняя.

Дорога дальняя, казенный дом…

Томин не удержался и подтянул:

– Быть может старая тюрьма центральная

Меня парнишечку по новой ждет…

Остальные пришельцы тоже не удержались, и дуэт превратился в многоголосый слаженный хор:

– Таганка – все ночи полные огня.

Таганка, зачем сгубила ты меня?

Таганка, я твой бессменный арестант,

Погибли юность и талант в твоих стенах.

Каюку песня очень понравилась! На втором куплете он чуть было не расплакался от накативших на сердце глубоких чувств.

– Так, – задумавшись, произнес хан, – сейчас при ведущих европейских дворах модно создавать театры. Мы тоже не какие – то там задворки цивилизации! Мы понимаем, что к чему! И народу этот балаган понравится и в столице такую самодеятельность дорого оценят! Эх, давно я хотел завести театр! Вот только случая, понимаешь, подходящего не было! Да и времени! То набеги, то саранча! То саранча, то набеги! Где мой писец?!

– Я тут, мой повелитель!

– Пиши ханский указ!..