Текст книги "На вершине власти"

31

Во время политинформации, проходившей в зале посольства, Уланов и Людмила оказались почти рядом – она сидела на два ряда впереди и чуть правее и в какой-то момент улыбнулась. Их глаза встретились. Уланов тоже на всякий случай улыбнулся, но тут же притушил улыбку, натолкнувшись на колючий, полный неприязни взгляд.

Посол Агафонов вещал с трибуны о международной обстановке. Обстановка, видимо, была так себе, поскольку Агафонов вид имел неважный, мягко говоря. Среди присутствующих только полковник Гареев знал истинную причину такого состояния посла. Агафонов был удручен оттого, что сознавал свою неправоту в истории с переводчиком Хомутовым. Гареев добился-таки разрешения не посвящать посла в операцию с двойником, и представил дело так, будто Хомутов отправлен на родину тем же самолетом, которым председатель КГБ возвращался в Москву. Сообщая Агафонову об этом, он со значением добавил, понизив голос:

– Глава ведомства был буквально вне себя, узнав об истории с переводчиком. Дело приняло настолько серьезный оборот, что Хомутову даже не было разрешено дождаться аэрофлотовского рейса.

При этих словах посол окончательно пал духом, но это было еще не все, Гареев не мог отказать себе в удовольствии доставить ему еще несколько скверных минут.

– Я слышал также, что мальчики из охраны председателя доставили Хомутова к трапу в наручниках. Это, однако, я вам скажу…

Теперь, стоя на трибуне, посол читал подготовленный референтом текст, однако мысли его были далеко, в Москве, где сейчас, возможно, решалась его судьба.

Уланов подался вперед и негромко позвал:

– Люда!

Она не обернулась, но по тому, как дрогнули ее плечи, Уланов понял – услышала. Услышала, но не хочет говорить. Ему пришлось дождаться окончания политинформации, чтобы пробраться к ней в толпе устремившихся к выходу посольских работников. Обнаружив Уланова рядом, Людмила вспыхнула и раздраженно заявила:

– Я не хочу ни о чем говорить с вами!

– Буквально два слова! – умоляюще сказал обескураженный Уланов. – Я хотел спросить о Паше…

– С таким же успехом вы можете узнать у меня о здоровье короля Саудовской Аравии, – отрезала Людмила.

Они вышли из здания посольства.

– Он встречался с вами накануне отъезда?

– С какой стати? – повела плечом девушка.

– Он говорил, что собирается передать вам письмо.

– Какое письмо?

Уланов почувствовал, что интонация изменилась, и поторопился закрепить успех:

– Точнее, он просил меня передать вам письмо.

Люда шла, по-прежнему не глядя на спутника, но ее шаг стал не таким стремительным.

– Но он так и не дал мне его. Я и подумал: может быть, он сам встретился с вами перед отъездом.

– Ничего подобного!

– Он тяжело переживал…

– Могу представить!

– Это правда.

– Естественно. Такая нежная ранимая душа…

– Люда, зачем вы без конца иронизируете?

– Скажите спасибо, что я этим и ограничиваюсь.

– Послушайте-ка!

Уланову осточертело беспрестанно нагонять Люду, он схватил ее за плечо и повернул к себе. Теперь они стояли лицом к лицу, совсем рядом.

– Он очень страдал из-за того, что, по его словам, совершил какую-то глупость. Я не знаю, что случилось между вами, но Паша мне сказал, что за все происшедшее винит только себя. И еще, что его скоро отправят домой, поэтому и о письме говорил. С того дня я его не видел, он исчез совершенно внезапно, но я уверен – письмо это где-то должно быть! Возможно, он оставил его дома или где-то еще – но оно есть, я убежден!

– Зачем вы мне говорите об этом? – спросила Люда.

– Потому что это было очень важно для него. Понимаете?

– Понимаю, – кивнула Люда. – Но мне это, в общем, теперь безразлично.

32

Гареев прибыл в президентский дворец поздним вечером. Его встретил Сулеми и проводил в свой кабинет, распорядившись подать гостю чай.

Полковник выглядел утомленным, и Сулеми не стал ни о чем расспрашивать гостя. Это было не принято. Будет необходимость – сам расскажет.

– Как наши дела? – поинтересовался Гареев.

Человек в униформе внес поднос с чаем, бережно поставил на стол. Сулеми подождал, пока тот удалится, сел в кресло.

– Учимся.

– Получается?

– Кажется, да, – кивнул Сулеми.

– Я не видел нашего общего друга с того дня, как мы доставили его во дворец.

– Значит, для вас встреча с ним будет приятным сюрпризом, – одними углами губ улыбнулся Сулеми.

Гареев принялся за чай. Ему не терпелось увидеть Хомутова, но он знал, что здесь ничего не делается быстро. Всему свое время.

– Замечательный чай! – похвалил он.

Сулеми в знак признательности приложил ладонь к сердцу.

– Президент Фархад уже видел его?

– В новом обличии – нет.

– Я сгораю от любопытства, – признался Гареев. – Может быть, пройдем к нему?

Сулеми отставил пиалу. Покинув кабинет, они миновали пустынный коридор и поднялись этажом выше. Сулеми своим ключом отпер дверь, распахнул ее. Гареев переступил порог и сейчас же увидел человека, сидящего за столом. Он обернулся на шум и поднялся во весь рост. Гареев вопросительно взглянул на Сулеми, беспомощно развел руками:

– Неужели это он?

Сулеми коротко кивнул.

– Павел! Поприветствуйте гостя! – попросил он.

Хомутов двинулся к ним по ковру, ступая степенно и в то же время не без грации, протянул руку полковнику и с чувством встряхнул ее. Гареев рассмеялся.

– Вот это да! Ну, ничего не скажешь.

– Вам случалось видеться с президентом? – поинтересовался Хомутов.

– И не раз. Великолепно у тебя получается. А что еще ты уже умеешь?

– Покажите все, что мы с вами отработали, Павел, – предложил Сулеми.

Хомутов разыграл перед ними несколько коротких сцен: президент приветствует участников военного парада, с интересом слушает пояснения сопровождающих его лиц, беседует с трудящимися. Гареев наблюдал с острым любопытством, но если поначалу с лица его не сходило выражение благожелательного одобрения, то спустя четверть часа он уже выглядел озабоченным. Сулеми заметил перемену, махнул Хомутову, чтобы тот остановился, спросил слегка обеспокоенно:

– Что-нибудь не так, товарищ Гареев? Вас что-то беспокоит?

Полковник выдержал паузу, затем медленно, словно примеряясь к каждому слову, проговорил:

– Я только сейчас понял, в чем дело. Все это очень похоже на выступление талантливого пародиста. Сходство поражает в первую минуту, а потом присмотришься и видишь – и то не так, и это.

– Осмелюсь предположить, что это связано с тем, что вы знаете – перед вами Павел Хомутов, – сказал Сулеми.

– Не в том дело. Нет сходства в мелочах. Если кому-то придет в голову присмотреться к нему внимательнее – разоблачения не миновать. Со всеми вытекающими последствиями.

При упоминании о последствиях Сулеми чуть втянул голову в плечи. Гареев вздохнул.

– Не годится, – сказал он. – Придется еще и еще работать.

Полковник поднялся с кресла, хлопнув Хомутова по плечу:

– Не огорчайся. Все еще впереди.

Хомутов имел довольно мрачный вид.

– Может быть, нужна помощь? – спросил Гареев у Сулеми.

Тот подумал и покачал головой.

– Нет, мы, думаю, справимся.

Гареев опустил тяжелые веки.

– Но в целом – мы на верном пути. И побольше уверенности в себе, Хомутов! Ведь ты как-никак президент! Что это такое – изображаешь главу государства, выступающего с докладом, а голос тонкий и дрожит, как у подростка.

Хомутов взглянул на Сулеми. Тот улыбнулся в усы, покачал головой:

– Нет, товарищ Гареев. Голос у Павла сейчас все больше приближается к президентскому. Для этого он принимает специальные средства.

– Что за средства?

– Гормональные препараты.

– Вы не очень то с этим, – хмыкнул Гареев. – Голос голосом, а от этих таблеток еще, чего доброго, усы расти перестанут.

Все трое рассмеялись. Разговор был окончен.

– Да, я хотел спросить, – проговорил Хомутов. – В посольском городке кто-нибудь знает, где я нахожусь?

– Само собой, – Гареев посмотрел Хомутову в глаза. – Ты уже дома, вот что о тебе известно. Отбыл спецрейсом вместе с высоким гостем из Москвы.

Заметив, что Хомутов намерен что-то еще спросить, добавил, стараясь опередить вопрос:

– Это необходимо. Придется подчиниться обстоятельствам.

Он не желал больше говорить об этом и вышел, увлекая за собой Сулеми.

Хлопнула дверь, звонко щелкнул замок. Хомутов остался в одиночестве.

33

Сын одного из членов Политбюро, будучи в нетрезвом состоянии, при задержании оказал сопротивление и ранил милиционера. Невестка другого по возвращении из туристической поездки в Австралию предъявила на таможне товаров на сумму свыше трех тысяч долларов, хотя при выезде, судя по таможенной декларации, имела при себе сто двадцать один доллар. Внук третьего поддерживает контакты с лицами, склонными к употреблению наркотических средств. Ни в одном из случаев делу не был дан ход. Именно он, Шеф, позволил беззвучно погасить эти истории, сделав вид, что ему ничего не известно. Но все они, члены высшего синклита партии, знали, что он полностью информирован.

Он размышлял об этом, сидя за длинным столом карельской березы в зале, где обычно заседало Политбюро. Еще не все прибыли, оставались свободные места, и Шеф скользил рассеянным взглядом по лицам присутствующих.

Десять минут назад Генеральный сказал ему с глазу на глаз:

– Сегодня будет слушаться вопрос о предоставлении помощи Фархаду. Боюсь, однако, что твое предложение может не пройти. История с Афганистаном много напортила.

Шеф знал, о чем идет речь. Неделю назад душманы атаковали советскую военную колонну и полностью уничтожили ее. Обычно информация о подобных происшествиях занимала несколько строк в ежедневных обзорах, рассылаемых членам Политбюро. Но в этот раз кто-то переусердствовал – происшедшее подробно комментировалось, сводка сопровождалась цветными фотографиями, снятыми на месте разгрома колонны. Шеф видел эти снимки: развороченные грузовики, обгоревшие трупы с выколотыми глазами. Мальчики, не старше девятнадцати…

Снимки эти не могли возникнуть сами по себе. Кто-то разыгрывал свою партию, и первый ход сделан вполне грамотно. Шеф еще не знал, кто именно за этим стоит, но было ясно, что мало-помалу формируется оппозиция старому руководству, и эти люди склонны делать политику несколько иными средствами.

– Я полагаю, что руководство партии все-таки пойдет навстречу джебрайским товарищам, – сказал Шеф голосом, лишенным эмоций.

Генеральному незачем было предупреждать его о возможных сложностях. Всем им, сидящим за этим полированным столом, Шеф знал истинную цену. Знал он о них и такое, что позволяло ему смотреть им в глаза с холодной брезгливостью.

– Ну что, товарищи, будем начинать? – словно прожевывая каждое слово, сказал наконец генсек.

С речью у него не ладилось давно. Шеф знал, что Генеральному осталось немного – он имел на рабочем столе перечень лекарств, которые доставлялись для него из Швейцарии. Специалисты его ведомства, ознакомившись с перечнем, утверждали, что человек, которому эти лекарства предназначены, протянет полгода, в лучшем случае – год.

Разумеется, все сидящие в зале видели, что Генеральный стремительно дряхлеет, но у Шефа, в отличие от них, был козырь – он обладал подробнейшей информацией не только на Генерального, но и на всех присутствующих, и это ставило его в исключительные условия. Желающих занять место Генерального было немало, но желающих вступить в борьбу с Шефом – ни одного. Такая арифметика.

– Итак, – прогудел Генеральный, – вы получили документы по джебрайскому вопросу. Товарищ Фархад просит нас оказать помощь. Ситуация ясна, политическая целесообразность этой акции очевидна. Прошу высказываться.

Воцарилась тишина. Генеральный смотрел на Шефа, но тот делал вид, что не замечает этого взгляда.

– Какие есть предложения? – спросил генсек.

– Интернациональная помощь всегда рассматривалась как наша первостепенная обязанность, – осторожно начал Молодой. Он сидел правее, между ними грузно возвышался Кадровик, и Шеф подался вперед, чтобы лучше видеть говорящего.

– Причем эта помощь должна быть тем масштабнее, чем труднее приходится нашим друзьям, – продолжал Молодой.

«Неплохо, – подумал Шеф. – Берет инициативу в руки». Но едва он успел завершить эту мысль, как Молодой, словно невзначай, сдвинул в сторону лежащие перед ним бумаги, открывая стопку ярких фотографий. Шеф их тотчас же узнал, как узнали и все присутствующие. Молодой скользнул по ним взглядом, словно только что обнаружив.

– С другой стороны, товарищ Генеральный секретарь, пора бы нашим друзьям самим становиться на ноги. Гибнут люди, – наши люди, а результаты ничтожны. Вы видели эти фотографии, сделанные в Афганистане, но не исключено, что из Джебрая не начнут поступать аналогичные.

«Сволочь!» – выругался про себя Шеф. Генеральный беспомощно развел руками. Пора было вмешаться.

– Помощь Джебраю для того и предназначена, чтобы ситуация не вынудила нас приносить большие жертвы, – сказал он жестко, не глядя на собеседника. – В этом случае наше вмешательство совершенно не требуется. Товарищ Фархад просит помочь ему техникой, чтобы справиться с бандформированиями, действующими на севере страны. Весь персонал будет джебрайским. С моей точки зрения, проблемы здесь нет.

Только теперь он взглянул на своего оппонента – холодно, с ощущением превосходства. Молодой смешался, прикрыл снимки бумагами, зачертил на листе бумаги.

– Я думаю, помогать Джебраю необходимо, – продолжал Шеф, по-военному выстраивая слово за словом, словно диктуя приказ.

Он обвел взглядом присутствующих. Генеральный улыбнулся, собрав лоб гармошкой, снял очки в роговой оправе. «На этот раз бунт не удался», – с облегчением подумал Шеф.

– Очевидно, следует предложить министерству обороны согласовать с джебрайскими товарищами масштабы предполагаемой помощи, – сказал он. – Мы со своей стороны тоже поможем.

– Вносим в протокол, – кивнул Генеральный. – Возражения, товарищи?

Его слова были встречены молчанием. «Когда придет время, не составит труда справиться с ними, – подумал Шеф. – Они готовы отступиться, лишь бы я их не тронул».

34

Министр обороны докладывал президенту о положении в северных провинциях. Боевики, спустившись с гор, заняли несколько кишлаков, одна из вооруженных групп замечена в окрестностях Мергеши.

Фархад слушал Бахира с напускным безразличием, время от времени потирая щеку кончиками пальцев – начальник охраны Сулеми, присутствовавший при докладе, лучше кого бы то ни было знал, что означает этот жест: президент пребывает в крайне скверном расположении духа.

– Картина ясна, – подытожил Фархад тем голосом, от которого Бахир всегда мучительно напрягался. – Что ж, если они спустились с гор, мы обязаны не дать им возможности снова там укрыться. Что у нас в резерве?

– Три пехотные роты.

– Их следует немедленно перебросить на север.

Министр склонил голову.

– И займитесь наконец кишлаками! Вертолеты передислоцированы?

– Точно так, товарищ президент.

– Пусть проутюжат с воздуха два-три селения. До каких пор бандиты могут там укрываться?

– Но… мирные жители? – осторожно напомнил Бахир.

– Какие мирные жители! – взорвался Фархад. – Пособники грязных бандитов! Любой кишлак, в котором будет обнаружен хотя бы один ствол, должен быть стерт с лица земли!

– Совершенно верно, товарищ президент! – отчеканил Бахир.

Фархад отвалился на спинку кресла, потер щеку.

– У тебя все? – спросил он.

– Да.

– Можешь идти. Свободен. Сулеми, останься – я хочу поговорить с тобой.

Когда министр покинул кабинет, Фархад встал из-за стола и заходил по кабинету. Сулеми не следил за ним, ощущая всей кожей перемещения президента.

– Я тебя просил выяснить все о подразделении, которое Бахир создал на юге. Помнишь?

– Помню.

Фархад выложил на стол папку с тисненым золотым фазаном, открыл, перебрал нетолстую сшивку бумаг.

– И что же тебе удалось узнать?

– Формирование насчитывает три десятка человек. Обучение проводится по следующей программе: основы боя в условиях городской застройки, освобождение заложников, обезвреживание террористов. На первых порах занятия сводились к изучению способов штурма крупных зданий, затем внезапно сменились другими. Больше к этому курсу не возвращались.

– И давно они прекратили штурмовать дворцы? – поинтересовался Фархад.

– Около двух месяцев назад.

– Именно тогда я затребовал у Бахира материалы по этому подразделению. – Фархад со скрытой усмешкой похлопал по зеленой коже.

Сулеми обеспокоенно взглянул на президента.

– Вы считаете, что…

– Да, Сулеми. Но Бахир, поняв, что я практически все знаю, дал отбой.

Сулеми промолчал.

– Не спускай с них глаз. Эти ребята сейчас уже не опасны, но без присмотра их оставлять нельзя.

– Не целесообразнее ли расформировать отряд?

– Зачем? – пожал плечами президент. – Они на виду, а значит – безвредны. Пока эта папка лежит у меня, Бахир и пальцем не пошевелит. Другое меня беспокоит – та труппа террористов, которая совершила покушение. Есть что-нибудь новое?

– Установлена личность погибшего. Имя – Хусейн, держал лавку на городском рынке. Сейчас отслеживаем связи – полагаю, вскоре сможем выйти на сообщников.

– Долго, – поморщился Фархад. – Как бы они опять не ужалили.

– Не успеют, – Сулеми тряхнул головой. – Их дни сочтены.

Ему не хотелось завершать разговор на такой ноте.

– Хочу довести до вашего сведения, что работа по подготовке двойника идет очень успешно.

– Вот как? – президент выглядел заинтересованным.

– Сформирована внешность, отработаны походка, основные навыки.

– То есть он и делать будет все, как я?

– Именно! Никто не сможет вас различить.

– Даже Бахир? – развеселился Фархад.

– И он.

– То-то ему сюрприз! – засмеялся президент. – Ладно, приду взглянуть. Когда ты будешь готов показать его?

Сулеми почувствовал, что перегнул палку.

– Придется немного подождать. Я хочу добиться совершенного сходства – и тогда представлю его вам.

– Хорошо, – кивнул Фархад и сделал плавный жест, давая понять, что Сулеми пора идти. Напоследок, словно припомнив, он еще раз сказал:

– Ты мне найди тех, что стреляли на площади. Мне их головы нужны.

Сулеми кивнул и откланялся.

35

После неудавшегося покушения Абдул перебрался к своему дальнему родственнику и почти не выходил на улицу, и тем не менее дважды за короткое время ему пришлось выезжать на север. Всякий раз из поездок он возвращался подавленным. Амира и Муртаза уже знали, в чем причина: повстанцы на севере готовили штурм Мергеши и очень рассчитывали на группу Абдула – устранение Фархада было способно ослабить сопротивление правительственных войск. Но к Фархаду теперь было не подступиться. Напуганный покушением, он нигде не появлялся, и никто не мог даже приблизительно сказать, где находится президент. По телевидению передавали записи выступлений Фархада – и только.

– Вы обязаны как можно больше времени проводить в городе, – инструктировал Абдул товарищей. – Предатель не может все время прятаться в норе. Ходите по улицам, смотрите, слушайте – что-нибудь да и всплывет.

В один из дней им наконец повезло, во всяком случае, так они думали поначалу. Муртаза принес весть о том, что Фархад должен выступить перед выпускниками военного училища. Они едва успели присмотреть место на крыше одного из домов, примыкавших к плацу, и под покровом ночи доставить туда оружие. Территория училища с этой позиции была как на ладони, и Абдул рассчитывал, что наконец-то дело будет сделано. Но вместо Фархада явился министр обороны Бахир, и заговорщики полдня жарились на солнце, изнывая от жары и сознания того, что им снова фатально не повезло.

Ни Муртаза, ни Амира не высказали сожаления. Все они стали немногословными в последние дни. Абдул знал причину. На следующий день после событий у президентского дворца Амира спросил его:

– Как получилось, что Хусейн погиб?

Абдул посмотрел ей в лицо и понял, что она видела все.

– Он был смертельно ранен, – ответил он коротко. – Мы не могли спасти его – солдаты были рядом. И тогда я сделал все, чтобы он не страдал. – Мы не могли рисковать делом, у нас есть задача – уничтожить предателя, и до тех пор, пока мы не выполним ее, мы обязаны жить.

Амира ничего не сказала, но по ее глазам Абдул понял – она осуждает его, и проговорил как можно жестче:

– Если ты боишься, можешь в следующий раз не выходить на операцию.

Она покачала головой.

– Нет, я пойду. Но вот что… Если кого-то снова ранят – мы не должны дать ему умереть!

Только сейчас Абдул понял, что она боится за Муртазу. Это о нем она говорит. Его губы дрогнули, и он проговорил вполголоса.

– Все будет хорошо, вот увидишь. Разве мы виноваты, что так получилось? Идет война, в которой нас всего трое, а врагов – тысячи, и потери неминуемы.