Текст книги "Убийство РАН. Новейшая история науки в России"

– А чем этот аппарат отличается от американских?

– Во-первых, посадка планируется в районе с совершенно другими геологическими и морфологическими характеристиками. Во-вторых, американский аппарат исследует только самые верхние слои грунта, а на европейском аппарате есть буровая установка, которая позволит заглубиться на примерно 2 метра от поверхности. Это принципиально важно, так как на Марсе, где атмосфера очень разрежена, поверхность постоянно бомбардируется космическими частицами высоких энергий, которые модифицируют свойства вещества на глубинах до десятков сантиметров. В этом смысле нам с европейскими коллегами удастся провести более «чистые» измерения. Исследования Марса показывают, что, находясь только на поверхности, мы мало что можем найти – надо идти вглубь, именно там могут быть «остатки» жизни. На «ПАСТЕРЕ» тоже будут установлены российские приборы. Так что речь идет о принципиально новом этапе международного сотрудничества. То есть теперь не просто на космические аппараты ставятся приборы разных стран, а они уже создаются общими усилиями – немецкие, французские и российские блоки интегрировались, и это прекрасно. Однако это происходит только в рамках Европы. С американскими коллегами пока получается не столь эффективно.

– Они предпочитают все делать сами?

– Они берут наши приборы, но интеграции нет. Обмен полученными данными – пожалуйста, но не более того… А с европейцами мы научились интеграции, а это дает возможность обмениваться «космической культурой», то есть узнавать новые технологии и демонстрировать свои достижения. Мы у них, и они у нас учимся, обмениваемся идеями, значит, взаимно обогащаемся.

– Казалось бы, с американцами должно получаться лучше: давно работаем вместе и на Международной космической станции, и на «Мире», а «Союз-Аполлон» был еще в начале 70-х?

– Вы правы, и я надеюсь, что и с НАСА нам удастся выйти на более высокий уровень научного взаимодействия. В октябре мы проводим традиционный «Московский планетный симпозиум». Я недавно встречался в Лондоне с руководителем планетного отдела НАСА. Кстати, он мой «однофамилец» – GREEN – тоже «Зеленый». Мы договорились, что он приедет на симпозиум, выступит на нем. А затем проведем специальное совещание по кооперации в исследованиях Солнечной системы и солнечно-земных связей. Возможно, после этого сотрудничество в этом направлении станет более тесным.

– Два «Зеленых» должны договориться!

– Будем надеяться… Сейчас у нас уже появилось одно общее направление – ядерная планетология. Уже третий эксперимент делаем с американцами: один на Луне и два на Марсе. Взаимодействие идет нормально, и это внушает оптимизм.

– Все-таки Марс по-прежнему тянет себе?

– Конечно. Если задуманные программы будут осуществлены, то мы получим любопытные результаты. Многое прояснится. Ну а затем доставка грунта с Марса – то, о чем мечтают геологи, геохимики, биологи, физики и химики – ученые всех отраслей науки!

– Это поможет найти ответ на вопрос о жизни на Марсе?

– Не обязательно, что он будет получен. Представьте, что инопланетяне посадили аппарат где-то в Сахаре и остались в убеждении, что жизни на Земле нет.

– Марс столь же разнообразен, как и Земля?

– К сожалению, уже не столь. Думаю, в начале своей истории планеты были более похожи, но Марс по разным причинам гораздо быстрее «постарел». Но тем не менее – в различных районах условия могут очень существенно различаться… Места для посадок выбираем наиболее интересные с нашей точки зрения – долины рек, которые когда-то текли по Марсу, и так далее…

– В таком случае я вспоминаю стихи Саши Янгеля – сына великого конструктора Михаила Кузьмича Янгеля. На вопрос в КВНе о том, есть ли жизнь на Марсе, он сказал: «Ответить чтобы на вопрос, я послал на Марс запрос. Вскоре мне пришел ответ: не волнуйтесь – жизни нет!».

– Поживем – увидим, а пока мы расспрашиваем Марс, и он понемногу отвечает…

– Луна менее интересна?

– Есть две модели формирования Луны. Одна – «иностранная», а другая – «российская». Они принципиально разные. Классическая модель: первый миллиард лет – это эпоха больших столкновений, и однажды громадное тело «срезало» с Земли часть материала, расплав собрался в шар и в конце концов стал Луной. А так как тяжелых металлов на поверхности молодой, но уже сформировавшейся Земли уже было мало, то и Луна оказалась обеднена ими, и ядро таким образом сформировавшегося спутника Земли должно оказаться намного меньше. Эта модель предполагает сильный нагрев Луны и испарение воды. Вторая модель, предложенная академиком Эриком Галимовым, подразумевает, что Земля и Луна образовались одновременно из одного протопланетного облака, и тогда наличие на Луне воды не должно вызывать особого удивления. Многие годы модель с ударом считалась предпочтительной, но ряд исследований лунного грунта последних лет делает ее менее привлекательной… Мне кажется, что основную роль в формировании подповерхностных областей с водяным льдом играют кометы, постоянно бомбардирующие Луну.

– Но сейчас ведь идет подготовка к эксперименту по зондированию Луны?

– Не совсем так. Конечно, очень важно узнать, из чего состоит ядро Луны и каковы его размеры. Первоначально с аппарата «Луна-Глоб» планировался сброс нескольких специальных «снарядов» – пенетраторов, начиненных аппаратурой. Они должны были врезаться в грунт и заглубиться на несколько метров (перегрузки при этом страшные – до 500 единиц!), причем приборы, естественно, должны были сохранить свою работоспособность. После внедрения в тело Луны пенетраторы должны были передавать оттуда информацию о сейсмических колебаниях, возникающих при бомбардировке Луны метеоритами. Сначала все шло хорошо, но оказалось, что таких «снарядов» в мире нет и сделать их никто не может. Попробовали японцы, а потом и англичане, но ничего не получилось. У нас когда-то нечто подобное делалось, но предприятий и организаций этих давно уже нет… В это же время появились данные, что в полярных областях Луны обнаружен лед, о чем мы говорили выше. Есть несколько гипотез о том, как он там появился. Если он действительно, как я упоминал, принесен туда кометами, то они могут заносить туда не только лед, но и органические молекулы, то есть быть своеобразными переносчиками жизни по космосу. Это интересно!.. Но есть и еще одна модель образования льда. Это взаимодействие солнечных протонов с кислородом, содержащимся в лунном веществе. Мы ведем сейчас эксперименты в лаборатории, имитируя процессы, идущие на Луне.

– Получается?

– Результаты есть. У профессора Манагадзе уже опубликована статья на эту тему… На Луне, кроме того, интересует всюду проникающая и токсичная пыль, которая мало исследована, и вечная мерзлота, которая находится под поверхностью. Поэтому мы переориентировали лунную программу на исследование многообразных физико-химических и плазменных процессов, разыгрывающихся в окрестностях лунных полюсов. Конечно, задача исследования внутреннего строения очень интересна, но как ее решать, пока неясно…

– А что делаете вокруг Земли? По-прежнему приоритет отдается «малым» спутникам?

– Когда-то мы разговаривали с вами о «птичках» – о «Колибри», о «Чибисе». Так вот: «Чибис» запустили, он работает.

– Что исследует?

– Молнии.

– Расскажите.

– Это маленький спутник. История его такова. Появилась идея создавать маленькие аппараты. Первый из них был создан на деньги спонсоров. Это образовательный спутник, получивший название «Колибри». Его сделали в нашем конструкторском бюро. Потом решили сделать спутник посложнее. В это время открыли новое явление, связанное с гамма-всплесками. Раньше считалось, что гамма-излучение рождается при вспышках сверхновых звезд и приходит к нам из глубин Вселенной. Однако один из американских спутников «посмотрел» не вверх, а вниз и увидел, что излучения, довольно сильные, идут от Земли. Объяснить это привычным физическим языком было трудно, потому что ни одна из известных теорий о грозовых разрядах ясного объяснения не давала. Но в группе работ, проведенных в ФИАНе под руководством академика Гуревича, ученые попытались более четко представить, что происходит с молниями в атмосфере. Тема эта стала «модной», и нужно было проверить ее экспериментально. Однако ни одного специализированного спутника не было…

– Извините, что перебиваю, но хочу напомнить, что космонавты часто говорили: в атмосфере Земли много молний и они их наблюдают повсеместно. Особенно часты вспышки в районе экватора…

– Да, молнии вспыхивают часто. Их наблюдают над Африкой, над Индонезией. Над океанами, кстати, молний почти нет. Когда рисуем карту, то в основном они появляются в экваториальном поясе над континентами. При создании «Чибиса» нам в определенной степени повезло, так как так конструкция была «привязана» к Международной космической станции, которая летает на низкой орбите. Полярные сияния, например, мы, используя МКС, изучать бы не смогли, нужны были иные – полярные орбиты, но для исследований молний орбита МКС прекрасно подходит. «Чибис» делали долго, так как не было обычного регулярного финансирования. Президент РАН Ю. С. Осипов по возможности нам «подбрасывал» денег, так как очень поддерживал этот проект. В официальные программы вплоть до года запуска спутник не входил… Наконец, 25 января 2012 года «Чибис» отделился от транспортного корабля «Прогресс» и начал самостоятельный полет. Улетел «Чибис» на МКС он еще раньше – осенью 2011-го, но два месяца ему пришлось ждать своей очереди. За счет остатков топлива в баках «Прогресса» удалось перед выталкиванием «Чибиса» поднять его орбиту еще на сто километров (это в несколько раз продлит срок жизни аппарата). После отделения «Чибиса» «Прогресс» был затоплен. Кстати, это была непростая задача, так как траекторию его пришлось пересчитывать, чтобы утопить космический грузовик в нужном районе Мирового океана. Этой проблемой занимался Владимир Соловьев, известный космонавт и руководитель полета МКС, а теперь и член Российской академии наук… Вот так «Чибис» начал работать, и успешно изучает молнии до сих пор. Мы получаем интересные результаты… Конечно, хотелось бы и приборы иметь помощнее, и площадь обзора увеличить, но тем не менее данные, получаемые со спутника, весьма любопытны. А потому мы начали работать над вторым подобным спутником, где будут учтены некоторые недостатки первого «Чибиса» и усилены его положительные стороны. Работаем вместе с РКК «Энергия», там наши исследования очень поддерживают, так как физические результаты изучения молниевых разрядов налицо, да и очень убедительно продемонстрирована еще одна грань возможностей МКС – ведь международная станция становится своеобразной стартовой площадкой для малых спутников.

– Значит, будущее за малыми спутниками?

– Это направление в космонавтике, безусловно, надо развивать. Наш филиал в Тарусе под руководством В. Ангарова разработал и создал «транспортно-пусковой контейнер». Это некая конструкция, которая вписывается в габариты «Прогресса». В нее помещается спутник. Он может быть больше или меньше, но обязан вписываться в заданные габариты. Фактически такая конструкция станет своеобразным индустриальным стандартом для запуска спутников с массой до 50 кг. Интересы у разных организаций и научных учреждений к этому проекту постепенно появляются. Средств на запуск спутника требуется немного, а потому, безусловно, желающих отправлять свои космические аппараты в полет по этой методике найдется немало.

– Красивый проект! И идеи уже есть?

– У нас есть несколько предложений и проектов, да и коллеги заинтересовались. В том же «Сколкове» появился отдел по малым спутникам.

– Вам как вице-президенту РАН теперь будет легче координировать это направление…

– Если появится Агентство, которое будет распоряжаться имуществом, то придется туда ходить и просить деньги на такие проекты. И никто не гарантирует, что они будут выделяться, так как судьбу исследований будут определять чиновники, подчас далекие от науки.

– Под «имуществом РАН» подразумеваются не только здания, сооружения, земли, но и спутники, физические установки и так далее? Кто ими будет распоряжаться?

– Не знаю. Пока мы видим только страшные сны по этому поводу… Ясно только то, что Агентство такое будет… Вроде бы, ему нужна только недвижимость, а лабораторное оборудование и разные научные установки ему не нужны…

– Стоп! Мы сидим в директорском кабинете. В нем висит картина… Чья?

– «Рождение звезды» Юона.

– Кому она теперь принадлежит?

– Мне. Так как ее нет в перечне имущества Института, я покупал ее на свои средства. Уйду на незаслуженный отдых от административной деятельности и картину заберу. Так что за картину могу не беспокоиться, а вот телевизор уже будет принадлежать Агентству… В общем, посмотрим, что будет.

– Есть какой-то оптимизм не по поводу телевизора, а в отношении космических исследований?

– Оптимизм, конечно, есть. Он вообще погибает последним. У нас выстроились сейчас четкие и понятные отношения с космическим ведомством, которое интересуется наукой и поддерживает наши программы. Большая заслуга здесь принадлежит руководителю РКА Владимиру Александровичу Поповкину. Есть и, в общем-то, достаточное финансирование. Конечно, денег всегда не хватает, но с такими объемами, которые получаем сейчас мы и наши партнеры в космической промышленности, уже можно работать и думать о перспективах. К сожалению, не хватает специалистов – инженеров и техников. У меня была возможность на совещании по космосу, проходившему в Благовещенске 12 апреля, высказать министру образования Д. В. Ливанову свое мнение по этому поводу, мол, не хватает техников, специалистов среднего звена, и очень хорошо, что министерство решило этим, наконец, серьезно заняться, ну а с наукой мы сами разберемся. Ну а потом появилась и печальная иллюстрация к этому разговору: неквалифицированные сборщики перепутали полярности при установке датчиков ориентации у погибшего «Протона»…

– Что-то слишком уж все просто?!

– Не верите в это?

– Честно признаюсь – нет! Не верится, чтобы на сборке молотком вбивали датчики?!

– Я знаю только то, что было в прессе. Что могу сказать? Есть интересное психологическое наблюдение. В том же Европейском космическом агентстве если какой-то разъем не подходит, то насильно его ставить не будут – не та культура работы. У нас же психология «кувалды» существует. Первое, что думают: неточность при изготовлении, ошибка в допусках, и лишь в последнюю очередь сборщик подумает, что, возможно, он действует неверно. Понятие того, что виноват кто-то другой, а не я, присутствует повсеместно. А потому сборщик, действительно, мог «вбивать» датчики…

– Я бывал в цехах, где идет сборка космических аппаратов и ракет, а потому не верю, что подобное может происходить! Технология отработана до мельчайших деталей, и «кувалда» в ней не предусмотрена… Это как низко должно все упасть, чтобы так вести себя в сборочном цехе космического предприятия?!

– Ничего не могу добавить к сказанному, комментировать не могу, так как ситуация слишком уж необычна и драматична. Жаль, что цепочка неудач пока не прекращается…

– Мне рассказывал знаменитый Макаров, директор завода в Днепропетровске об одном случае. На сборке ракеты рабочий уронил гайку в топливный бак. Никто, конечно, этого не заметил бы. Был бы аварийный пуск, но причина аварии осталась бы невыясненной. Однако рабочий пришел к директору и честно во всем признался. Ракету разобрали, гайку вынули. Директор получил выговор за срыв срока испытаний новой ракеты. Он же премировал рабочего! Самому выговор, а рабочему – премию за честность. Понятно, каковы были отношения в коллективе и каково качество работы! Не случайно «Южмаш» считался лучшим предприятием страны… Это традиции в космической индустрии. Не верится, что они утрачены…

– Главное, чтобы такие трагедии не повторились. Они влияют не только на коммерческие дела, но и на нас. Пуски на Марс, о которых мы говорили, рассчитаны на «Протоны». Считалось, что они самые надежные ракеты в мире, а теперь вот аварии – ценность нашего вклада в такие грандиозные проекты это, безусловно, снижает.

– Вы сказали, что до реформы РАН все было понятно…

– По космическим делам, безусловно. Есть у нас свое КБ и тщательно выстроенные линии связи с промышленностью, с НПО имени Лавочкина, ВНИЭМОМ, РКК «Энергией» с другими организациями…

– НПО Лавочкина возрождается?

– Я очень верю в это. У нас нет другой фирмы, которая работала бы с планетными станциями и у которой был бы столь же богатый, еще советский опыт. О советском опыте я говорю в абсолютно положительном смысле. Таким образом, нам удалось, хотя и с трудом, все-таки выстроить работающие связи науки и промышленности. Однако не совсем ясно, что будет с самим Институтом космических исследований.

– А что с ним может быть?

– По закону о реформе имени Ольги Голодец мы можем перестать принадлежать Академии наук и подчиниться какой-то другой загадочной организации типа «Оборон» – извините – «Академ-Сервиса». Меняется форма собственности, появляется другой Устав. Он утверждается минимум полгода. Я говорил с юристами, и они подтвердили, что в случае если закон о реформе академий наук будет принят без пакета поправок, подготовленных комиссией Президиума РАН, у институтов (включая ИКИ) изменится правовой статус, а потому договора с организациями промышленности, с тем же Роскосмосом, станут нелегитимными, их нужно переутверждать. То есть надо сделать новый Устав, перезаключать договора, снова получать разрешения на космическую деятельность. Короче говоря, минимум на год работы будут приостановлены. Это хаос, который продлится долго и разрушит все наши планы. Для нас это смерти подобно, так как мы завязаны на астрономические даты.

– Зачем все это?

– Существует три версии. Одна газета утверждает, что это козни ЦРУ.

– ЦРУ всегда виновато в наших бедах…

– Вторая версия: олигархи хотят заниматься политикой, но их деньги вынуждены возвращаться в Россию из-за давления Запада, и они решили скупить всю недвижимость Академии. И не только ее, а вообще все, что возможно. Ну а третья версия – месть некоторых ученых, близких к власти и находящихся во власти, которых в Академию не избирают… И так далее и тому подобное.

– Тут я с удивлением узнал, что в Высшей школе экономики, которая, насколько мне известно, определяет во многом экономическое развитие страны и очень близка к власти, нет ни одного члена РАН. Помню, некоторые ученые и политики пытались «прорваться» в Академию, в том числе и министр Ливанов, но избраны не были… Может быть, месть чиновников, которые нынче в России всемогущи?

– Мне трудно судить об этом, так как мы в основном занимаемся наукой, а не политикой. Последней – по необходимости… К сожалению, это мощный удар по науке, особенно по ее будущему. Люди пенсионного возраста, конечно, никуда не уедут, а вот молодые исследователи из страны побегут. К примеру, в Пущине уже появились представители Китая, которые переманивают биологов и биофизиков к себе. Причем приглашают не отдельных ученых, а лаборатории целиком, в полном составе. Обещают создать наилучшие условия для работы. Я постоянно получаю письма из разных зарубежных университетов. В них спрашивают о молодых талантливых ребятах, обещают интересную и хорошо оплачиваемую работу. Иногда приходится рекомендовать таких молодых и перспективных ученых, потому что обеспечить жильем в Москве невозможно – купить квартиры нереально. Я сам обзавелся собственным жильем, когда уже было за 50. А что говорить об аспирантах или молодых кандидатах наук?! Вот они и уезжают… И в лучшем случае мы передаем их в хорошие руки, нашим друзьям за границей. Лучше если они там будут работать для науки, а не станут офисным планктоном в коммерческих банках и других конторах. Кадровые потери у нас были большие, сейчас стало заметно получше, но навязываемая реформа заведомо приведет к следующей волне «утечки мозгов» из России. Но если вы заметили, всю часть интервью, посвященную «реформам», я проговорил с вами в сослагательном наклонении – я все таки верю в то, что если и не мудрость, то хотя бы чувство самосохранения остановит нож, занесенный над отечественной наукой и через много лет, поеживаясь от ужасных воспоминаний, мы будем смотреть фильм «Жаркое лето 2013 года». Интересно, кто из тогдашних актеров возьмется сыграть роли Голодец и Ливанова?

Из хроники событий

Чтобы стать ученым, требуются годы.

На становление того или иного научного института подчас уходит несколько лет.

Чтобы научный центр стал известен в мире, не хватает подчас и десятилетия.

Научная школа вырастает долго, но живет веками.

Для создания Академии наук России потребовалось почти три столетия.

А ее судьбу Государственная Дума решила за полдня!

Госдума в среду, 18 сентября, рассмотрела сразу в двух чтениях и большинством голосов приняла в окончательном виде закон о реформе системы государственных академий наук. Ученые считают, что в числе отклоненных поправок есть принципиальные.

И во втором, и в последовавшем сразу за ним третьем чтении результат голосования был одинаков: при необходимых 226 голосах «за» проголосовал 331 депутат, против – 107, воздержался 1 человек.

В своем постановлении о принятии законопроекта Госдума рекомендовала правительству утвердить положение об агентстве в течение трех месяцев после вступления в силу закона о реформе РАН.

В Госдуме не отрицают, что законопроект нельзя назвать совершенным. Но, по словам парламентариев, этот документ можно улучшать и дорабатывать.

Ученые, тем не менее, считают, что в числе отклоненных поправок оказались некоторые принципиальные положения. Недостатки документа отметил заместитель председателя Сибирского отделения РАН Николай Похиленко. «В строке расходов там нет денег на содержание институтов. Институты-то остаются в ведении региональных отделений, но денег-то нет у региональных отделений. Будет агентство этим распоряжаться», – сказал Похиленко, пояснив, что исключение, сделанное для отделений, бессмысленно, поскольку, сохранив собственность, они не сохраняют бюджетов. По его словам, такой подход означает резкое сокращение финансирования программ, действующих в рамках отделений, что сделает невозможными закупку оборудования, строительство жилья для ученых и другие аспекты деятельности. «Представьте, это все равно, что вам дали возможность сходить в ресторан, но денег не дали. Возможность у вас есть, но денег нет», – резюмировал Похиленко.

Интерфакс: Принятая Госдумой реформа РАН, согласно которой подведомственные академии организации переходят в ведение агентства по делам научных институтов, вызвала многочисленные дебаты не только в кулуарах парламента. Одни заявляют, что реформа Академии – большая ошибка, другие настаивают, что она не станет препятствием для развития российской науки.

Фракция КПРФ в связи с принятым законом собирается внести вотум недоверия правительству. «Предложение о том, чтобы отправить правительство РФ в отставку, будет внесено в Госдуму в первой половине октября», – сказал «Интерфаксу» источник в КПРФ в среду.

Партия начала собирать подписи за отставку правительства в конце весенней сессии, когда законопроект о реформе РАН был внесен в Госдуму и принят в первом и втором чтении. Под инициативой было собрано достаточное количество подписей депутатов, необходимых для рассмотрения в Госдуме, – более 90. Кроме того, за лето КПРФ собрала почти 2 миллиона подписей граждан России под предложением об отставке правительства.

Ранее спикер Госдумы от КПРФ Иван Мельников заявил «Интерфаксу», что партия считает, что сама концепция закона является неверной и «поправками там ничего не исправишь». «Такова позиция большинства научных коллективов, а это для нас самый верный компас в сложившейся ситуации. Стране нужен закон о развитии науки и технологий, а не манипуляции с РАН», – сказал Мельников.

Экс-президент Российской академии наук Юрий Осипов, возглавлявший РАН на протяжении двух десятилетий, заявил, что законодатели не учли главное требование ученого сообщества – оставить академические институты в ведении РАН. «Это самое главное требование – не могут быть институты оторваны от Академии, от науки. Наукой должны управлять ученые. Науку, направление деятельности и форму организации должны определять сами ученые, а не кто-то», – заявил Осипов «Интерфаксу». «Это ошибка, крупная ошибка», – сказал Осипов.