Текст книги "Погибают всегда лучшие"

Но сейчас за этот поцелуй я простил ей все; он снял с моей души, если не всю, но значительную часть тяжелой ноши чувства вины за гибель Алеши.

– Я хочу кое о чем тебя спросить, – проговорил я.

– Да, конечно, – с готовностью отозвалась она.

– Скажи, Алексей никогда тебе не говорил ни о каких делах, которые происходят на заводе?

Оксана как-то странно посмотрела на меня.

– Да, пару раз действительно говорил.

– И что говорил?

– Это были отдельные фразы, я честно говоря, не очень вникала. А он никаких подробностей не приводил.

– И все же вспомни, о чем шла речь?

– Хорошо, постараюсь. – Оксана задумалась столь глубоко, что через весь ее лоб пролегла борозда складок. – Однажды он сказал, что ему предложили участвовать в каком-то левом заказе, а деньги за его выполнение платят наличными, минуя все кассы. Он отказался от этого дела, сказал, что не хочет быть занятым ни в чем незаконном. Как-то он сказал, что кое-кто там делает, по-видимому, большие деньги, хотя официально получает гроши. Вот, пожалуй, и все, что я помню. Да вот еще сегодня по почте пришла повестка к следователю. Вот она, – достала Оксана из кармана листок.

В повестке говорилось, что гражданка Оксана Валерьевна Легкоступова приглашается на беседу к следователю Очалову. Приглашение было помечено завтрашним числом.

– Я не понимаю, зачем меня вызывают. Что мне делать? Идти?

– Да, иди и скажи ему, что мне сейчас сказала. Но я имел счастье познакомиться с этим Очаловым, тип довольно противный. Будь очень собранной, он копает под Алешку, хочет доказать, что он участвовал в каких-то грязных делах.

– Но это же мерзко!

– Мерзко не значит, что это невозможно. В мире преимущественно совершаются мерзкие дела. Мы должны победить. Понимаешь, Оксана, победить! Ты же хочешь, чтобы убийцы Алексея понесли наказание.

– Да, – твердо сказала она. – Но как этого добиться?

Я посмотрел на нее и ничего не ответил: это был тот вопрос, который я сам без конца задавал себе.

Очалов сдержал обещание, и мою квартиру посетили криминалисты. Они обследовали место происшествия и уехали на машине. Я же снова остался один. Я сидел на кровати и смотрел на телефон. Он должен был зазвонить, он был просто обязан зазвонить. Но он вопреки всем моим заклинаниям по-прежнему оставался немым. И я не понимал, почему. Я кожей чувствовал, как ситуация обостряется чуть ли не с каждой минутой.

Эти парни от меня не отвяжутся, пока не добьются поставленной цели. А эта цель – моя ликвидация. Но, может быть, Вознесенский этого не знает и потому медлит.

Через пару часов я почувствовал, что больше не могу сидеть в квартире. Я решил прогуляться, но совершенно не представлял, куда направить свои ноги. Еще никогда родной город мне не казался таким чужим. Я шел по его улицам и узнавал и не узнавал его. Я чувствовал, как много скрывает он от меня. Почему он так настойчиво хочет меня убить, что я такое ему сделал, что заслужил столь суровое наказание? Как и когда он превратился в моего врага?

Ноги, которым я предоставил полную свободу, сами привели в меня в монастырь. Я вошел через арку входа и направился по дорожке к собору.

В этот час в нем было пустынно, лишь молились несколько старушек. У проходившего мимо молодого священника я спросил, где отец Анатолий. Тот довольно долго разглядывал меня, прежде чем проводить к нему.

Я застал Толю в небольшой комнате за прозаическим занятием: он сверял какие-то счета.

– Подожди, я сейчас освобожусь, – сказал он. – Мы занимаемся ремонтом храма, приходиться все досконально проверять. Уже были случаи, когда нас просто надували.

Эта проверка заняла не меньше полчаса. Все это время я молча сидел и наблюдал за ним. Мне трудно было провести прямую линию между моим школьным другом – Толькой и с небольшой, но окладистой бородой отцом Анатолием. Есть ли между ними что-то общее или это уже абсолютно два разных человека? Этого я не знал, и это предстояло выяснить.

Наконец он отложил счета, и мы вышли на улицу.

– Мне еще надо будет готовиться к вечерней службе, – сказал Анатолий. – У меня не так много времени. Поэтому извини.

– Я хочу кое о чем тебя спросить. Тебе известен такой следователь прокуратуры по фамилии Очалов.

Анатолий вдруг усмехнулся.

– Я с ним два года просидел в одном кабинете.

– Вот как! Что он за человек?

– Плохой человек, – посмотрел на меня долгим взглядом Анатолий. – В какой-то степени из-за него я ушел из милиции.

– Между вами что-то произошло?

– Между нами все время что-то происходило. Но это не совсем то, о чем ты думаешь.

– Тогда поясни.

Анатолий вздохнул.

– Если тебя интересует Очалов, то это человек, готовый служить любому, кто ему заплатит. За ним числится много разных грязных дел.

– Он ведет дело об убийстве Алексея.

– Мне это известно. Пока это дело будет в его руках, убийцы твоего брата могут чувствовать себя спокойно.

– Кому же в таком случае можно поручить это дело?

– Никому.

– Здорово!

– Послушай, Владик, как ты думаешь, почему я ушел из прокуратуры?

Я понял, что наша городская милиция служит злу, а не добру, она не противодействует преступности, она сама ее насаждает. Передо мной встал выбор, как бороться с этим злом? Пока я ходил в форме, я ничего сделать не мог, Очаловы не оставляли мне никакого шанса.

– И тогда ты решил бороться со злом посредством проповедей и молитв.

– Да. Я понял, что единственный способ что-то сделать – пробуждать в душах людей хотя бы зачатки добрых чувств. Город погряз во зле, и никто пальцем не шевелит, дабы что-то изменить. Кто боится, кому до этого нет дела, а кто сам участвует в злых делах. Сейчас я не вижу другой силы, кроме церкви, способной хоть как-то противостоять всему тому, что тут творится.

– Ну а они, слуги Сатаны, как относятся к твоей деятельности? Не угрожают.

– Угрожают. Месяца два завалились ко мне двое ребят и стали требовать, чтобы я прекратил свои проповеди, прекратить обличать их с амвона.

– И что ты ответил?

Анатолий секунду помолчал.

– Я сказал, что они могут меня убить, но я буду говорить то, что считаю нужным.

– Что было дальше?

– Пока ничего, видишь, я жив и говорю прихожанам то, что считаю нужным.

Я задумался.

– Ты полагаешь, что таким способом, какой выбрал ты, можно остановить вал насилия?

– А что предлагаешь ты? Взять пистолет и стрелять направо-налево?

Насилие насилием не остановить. Тысячелетняя попытка это сделать, ни к чему не привела.

– Насилие ненасилием тоже не остановишь. Тысячелетний опыт учит о том же. Из нашего разговора выходит, что нет никакого способа бороться со злом. – Я посмотрел в глаза Анатолию и увидел, как они грустно смотрят на меня. Он не верит ни себе, ни мне, никому, понял я.

– Нет, – вдруг твердо сказал Анатолий, – только словом, только добрым поступком, только жертвуя собой можно остановить зло.

– Но это было и не раз. И что? Все повторяется сначала.

– Нет, всякий раз зла становится меньше.

– А кто ведет его учет, какой статорган? Откуда нам знать становится его меньше или больше?

– Я вижу, как оттаивают души людей, как тянутся они к свету. Даже самую темную душу можно сделать светлей, если обратиться с ней со словом божьим. Только надо обязательно, чтобы слова не расходились с делами, чтобы они шли бы изнутри. Люди верят проповеднику только тогда, когда он сам верит себе, когда он сам испытал на себе истинность своего учения.

– Может, ты и прав, – сказал я примирительно, в душе не слишком соглашаюсь с ним. – Скажи, если мне понадобится твоя помощь, могу ли я рассчитывать на тебя?

– Ты мой друг, я тебе всегда готов помочь.

– Нет, я говорю о другом.

– Какие нужны тебе еще слова. Но в руки оружие я больше никогда не возьму.

– Хорошо, пусть так. – Я посмотрел на крест на куполе храма. – Думаю, что вскоре я приду к тебе за помощью.

Глава седьмая

Телефон зазвонил утром, когда я еще спал. Я вскочил с кровати, не понимая, что происходит. Понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Невольно я отметил, что раньше мне это удавалось сделать гораздо быстрей.

– Как вы поживаете, Владислав Сергеевич? Надеюсь, я вас не разбудил. У вас все в порядке?

– Если я еще жив, то это можно считать удачей.

Вознесенский засмеялся.

– Вы даже не представляете, насколько вы близко к истине. Надеюсь, вы не откажете мне в моем приглашение снова посетить мою скромную обитель.

– Не откажу.

– В таком случае машина находится у вашего подъезда.

Я посмотрел в окно и увидел знакомый по прошлой поездке джип.

– Я жду вас, – сказал Вознесенский.

Ну вот, кажется, начинается. Вот только что? Я чувствовал, что волею судеб я оказался в эпицентре какой-то большой игры. И как ни странно и сам того не зная, я уже давно принимаю в ней участие. Но одному мне эту партию не выиграть. Я должен на кого-то опереться. И пока единственный такой человек – Вознесенский.

Через сорок минут после долгих блужданий по городу я пересек хорошо охраняемую границу владений Вознесенского. Их хозяин ждал меня на крыльце своего роскошного особняка.

– Вы не завтракали?

– Нет.

– Прекрасно, но сперва, не желаете ли искупаться в бассейне. Это еще сильней обострит аппетит. Я с удовольствием составлю вам компанию.

– Почему бы и нет.

– Пойдемте.

Мы обошли дом и оказались возле бассейна. Я зашел в кабинку, где нашел новые плавки и полотенце.

Вода была теплая, и я испытывал великое наслаждение. Я чувствовал, как не хватало мне физических нагрузок в последнее время. У меня было такое ощущение, что в мое тело бурным потоком вливаются свежие силы.

Откуда-то появился Вознесенский и тоже прыгнул в воду. Он подплыл ко мне.

– Ну как?

– Великолепно. Я начинаю чувствовать себя другим человеком.

– Я рад за вас. Мне кажется, вам это нужнее сейчас более всего – почувствовать себя другим человеком. Вам давно надо возобновить занятия спортом. Вам необходимы физические нагрузки, это повысит тонус вашего организма. И не только физический. А бурная энергия вам понадобится совсем скоро. – Вознесенский засмеялся и ушел под воду.

Мы купались минут тридцать. Затем одновременно вылезли из бассейна. Я прошел в кабинку. Своих вещей я там не обнаружил, зато кроме полотенца на вешалки висел красивый халат. По крайней мере Вознесенскому не откажешь в двух вещах: в умение жить и в умение принимать гостей.

Я одел халат и вышел из кабинки. Вознесенский тоже в халате уже ждал меня.

– Пойдемте завтракать, – пригласил он.

В небольшой комнате нас уже ждал сервированный стол. Мы уселись в кресла.

– Угощайтесь, чем Бог послал, – предложил Вознесенский.

Бог в этот день был щедрым, от разнообразия закусок рябило в глазах. После купания я почувствовал зверский голод и, забыв про все, словно медведь после зимней спячки, стал его жадно утолять. Внезапно я остановился, так как поймал на себе внимательный взгляд Вознесенского.

– Ешьте, ешьте, – как-то одобрительно сказал он. – Мне нравится за вами наблюдать, вы очень энергично и аппетитно едите. Вот я уже так не могу.

– Я давно не испытывал такой голод, – признался я.

– Мне кажется, вы начинаете выздоравливать после всех этих грустных событий, – заметил он. – Вам надо чаще купаться в бассейне. Это вернет вашу былую форму.

– Она вам нужна?

– Нужна, – не стал отпираться он.

– Вы хотите нанять меня, чтобы кого-то ликвидировать?

– В принципе для того, чтобы кого-то ликвидировать, у меня есть другие люди. Но я не занимаюсь такими делами, даже если речь идет о самых злейших моих врагах. Я веду честный и законопослушный бизнес, хотя прекрасно понимаю, что такие заявления в нашем городе вызывает недоверие.

– Так и есть.

– Я не сомневаюсь, но у меня к вам совсем другое предложение.

– Какое?

– Наберитесь немного терпения, я вам обязательно скажу.

– Когда?

– Сегодня. Все гораздо серьезней, чем вы думаете. Прежде чем вы примете решение, я хочу, Владислав Сергеевич, чтобы вы поняли, что вас ждет. У нас с вами есть одна общая строка в наших биографиях – мы оба родились в этом городе. Но есть и одно отличие: вы давно тут не живите, а я надолго никогда его не покидал. Теперь вы вернулись. А вот представляете ли вы куда вернулись?

– В мой родной город.

– Не совсем так. Дело в том, что ваш родной город уже не тот город, из которого вы уехали более пятнадцати лет назад. Сейчас это во многом другой город и дела в нем вершат другие люди.

– Это я заметил.

Вознесенский посмотрел на меня и дотронулся до моей руки.

– Если вы закончили есть, то пойдемте со мной.

Мы поднялись на второй этаж, затем вышли на крышу. Так как дом был расположен на холме, весь город был виден как на ладони. Невольно я остановил свой взгляд на монастыре, которым управлял Анатолий.

– Не правда ли красивое зрелище, – заметил Вознесенский, дав мне полюбоваться открывающимся видом. – Когда-то слава об этих местах гремела по всей России. Они славились своим благочестием. По числу церквей на тысячу жителей город был один из первых в стране. Даже с Москвой мог поспорить. А Рождественский монастырь, где должность настоятеля сейчас исполняет ваш друг, был почти так же знаменит, как Оптима пустынь. Сюда кто за утешением, кто за мудрым словом, кто с раскаянием за совершенные грехи приезжали тысячи людей и нередко издалека.

– Я немного знаю историю, – сказал я.

– Я напоминаю вам эти факты вовсе не потому, что думаю, что вы забыли историю, я хочу, чтобы вы лучше уяснили, что случилось с городом в настоящем. Известно ли вам, что он целиком находится во власти мафии, преступных группировок, что они контролируют здесь почти все.

Знаете ли вы, что городские власти полностью находятся на содержание криминальных элементов, получают из их рук вторую зарплату. Само собой разумеется, несравненно большую, чем им платит государство. Известно ли вам, что вся милиция либо куплена либо запугана, что жители давно уже не обращаются за помощью к ней, так как она всегда принимает сторону преступников. Вот посмотрите сюда, – показал Вознесенский, – на стоящий неподалеку трехэтажный особняк. Как вы полагаете, кому он принадлежит?

– Ясно одно, что очень богатому человеку.

– И вы не ошиблись, он принадлежит, в самом деле, одному из самых богатых людей в городе, а то и в области – начальнику управления внутренних дел Клочкову. Конечно, официально дом записан на родственника его жены, который живет где-то на Дальнем Востоке. По выходным дням я иногда через бинокль наблюдаю за тем, что происходит за этим высоким забором. И не раз я видел там людей, имеющих весьма определенную репутацию. Как человек, который активно занимается операциями с недвижимостью, могу засвидетельствовать: чтобы купить этот дом на зарплату руководителя городского управления внутренних дел понадобиться работать в этой должности лет 40. В прошлом году в городе было убито десять предпринимателей, которые, как и вы, отказывались платить дань местным авторитетам. Ни одно преступление не было раскрыто. Хотя больших сложностей найти убийц не было; нити, которые вели к ним, разматывались достаточно просто. Но никто не захотел это сделать. Наш город превратился в вотчину криминального мира.

– Ну а вы, почему не противодействуете всему этому?

– Посудите сами, что я могу, Владислав Сергеевич. Кто я? Я всего лишь обычный бизнесмен. У меня нет никакой власти, а раз нет власти, то нет и настоящей силы. Свои владения я насколько мог, защитил от проникновения мафии. Но это все, что в моих возможностях. Не побоюсь показаться вам сентиментальным, но я люблю этот город, я люблю эту страну, несмотря на то, что мой прадед был поляком и боролся против России за независимость своей Родины. Поэтому и очутился тут в ссылке вдали от своей любимой Варшавы. И я хочу, чтобы тут правил не «авторитет», а закон. Я хочу, чтобы тут можно было делать нормальный бизнес, а жители по вечерам, как и в старину, не боялись выходить на улицу. Я ненавижу этих людей, которые установили здесь свой полный контроль. Поверьте, они мне не опасны, у меня хватит сил их нейтрализовать. Но на каком-то этапе своей деятельности я понял: если я не помогу навести тут порядок, все, чего я достиг, не имеет цены. И я хочу это сделать.

– Но что вы хотите от меня?

– Я хочу, чтобы вы стали властью в этом городе.

От неожиданности я едва не поперхнулся. Вознесенский посмотрел на меня и улыбнулся.

– Какой властью, каким образом, не понимаю?

– Вы читали в газете, что в городе объявлены выборы мэра. Срок правления прежнего мэра истекает. Следующим мэром должны стать вы.

Глава восьмая

Я стоял на крыше и молчал. Когда я ехал к Вознесенскому, то перебирал самые разные предложения, с которыми он мог бы обратиться ко мне, но ничего похожего на то, что я услышал, мне даже не приходило в голову. Я был настолько ошеломлен, что не находил ни одного подходящего слова. Может быть, впервые в жизни я не знал, что сказать, что ответить.

Вознесенский, видя мое состояние, дотронулся до моего плеча.

– Пойдемте в дом, там все обсудим.

Мы спустились вниз и вновь оказались в комнате, где трапезничали. Остатков нашего завтрака уже не было, вместо грязных тарелок стояли бутылки с вином и вазы с фруктами.

Вознесенский налил себе немного вина, затем чисто символически отпил из бокала, надкусил банан и отложил его в сторону.

– Я хочу, чтобы вы все хорошо поняли, Владислав Сергеевич, – сказал он.

– Я постараюсь, Борис Эдмондович.

– Я давно осознал: единственный способ очистить город – это завоевать в нем власть.

– Но почему бы вам самим не стать мэром?

Вознесенский покачал головой.

– У меня ничего не получится, здесь нужен другой человек, решительный, энергичный. Человек, умеющий действовать в экстремальных ситуациях. Я могу продумать план операции, но выполнить… Поверьте, из этого проекта не будет никакого толка. Я давно искал того, что мог бы подойти для этой роли. И когда в городе появились вы, я сразу понял: вот тот, кто мне нужен.

– Но у меня нет никакого опыта, я понятия не имею, как управлять городом.

– Вам будут помогать, такие люди есть и они готовы с вами сотрудничать, но придется и самому кое-чему подучиться. Неужели вы думаете, что я не понимаю всех проблем, которые возникнут перед вами. У вас будут опытные помощники. Когда вы придете в мэрию, вы смените всю верхушку. Она вся на службе у криминальных авторитетов. Те, что придут вместе с вами, будут работать на вас не за страх, а за совесть. Но вы понимаете, что главная ответственность ляжет на вас.

– Но почему вы уверены, что я стану мэром? Нужны деньги, программа, да судя по всему, и борьба будет острой.

– О деньгах вам не стоит беспокоиться, вы получите их ровно столько, сколько понадобится для победы. Программа давно готова, есть все необходимые материалы, даже афиши с вашим портретом мы заготовили.

Нужна только команда, чтобы отдать все это в типографию.

– А деньги даете, конечно, вы?

– Поймите, Владислав Сергеевич, есть много людей, заинтересованных в том, чтобы в городе правил закон, а не уголовники. Но никто не желает рисковать своим благополучием и даже жизнью, и открыто поддерживать вас. Но, поверьте, таких немало. Я выступаю от их имени и делаю вам официальное предложение: стать кандидатом в мэры.

– Нужны подписи для этого.

– Их соберут в течение двух дней.

– Не знаю, я не готов к ответу, для меня это все очень неожиданно. У меня есть время подумать.

– Да, причем, на мой взгляд, его даже больше, чем необходимо для принятия решения – один день.

Глава девятая

Итак, один день. Я вернулся в свою берлогу, плюхнулся на кровать и стал смотреть в расписанный грязью и мухами потолок. Я понимал, что на самом деле мне сделали предложение стать не мэром, а мишенью для пуль бандитов. Я и сейчас являюсь ею, но если пока я мишень маленькая, то став первым лицом в городе, превращусь одновременно и в главную цель, стрельба по которой будет вестись из всех видов оружия и всех калибров. Какой шанс у меня уцелеть в этой борьбе? Сказать это точно мне не может никто. Но ясно, что весьма небольшой.

Но кроме того, что я превращаюсь в большую мишень, мне предстоит руководить целым городом. Как прямо заявил мне Вознесенский: как первое лицо я буду нести ответственность за все, что тут будет происходить. До сих пор же я отвечал за себя, за своих близких, за подчиненных, когда руководил антитеррористическим подразделением. Но тогда речь шла о нескольких десятков человек, сейчас же – о городе с двухсот пятидесятитысячным населением. Что я знаю о Рождественске; хотя я тут и родился, но мне даже неизвестны многие его проблемы. А ведь они обрушатся на меня, как ураган, с первого дня исполнения мною новых обязанностей.

Я встал и вышел на улицу. Я шел по городу и впервые смотрел на него так, как смотрит хозяин на свое поместье с намерением что-то подправить, перестроить. Я замечал то, что раньше проплывало мимо моего взора: давно не ремонтировавшиеся фасады домой, бесчисленные рытвины и колдобины на дорогах, уродливые надписи вывесок, не застроенные пустыри, кучи мусора, большие скопления раздраженного народа на остановках автобуса… А ведь это только мизерная часть того, что предстоит узнать, увидеть, изменить. Работы здесь непочатый край. Когда-то Рождественск считался одним из красивейших городов страны; теперь он находился в крайне запущенном состоянии. И не надо быть знатоком местной действительности, чтобы понять, что денег практически ни на что нет.

Откуда они появятся, если большинство крупных предприятий, либо стоит, либо жизнь в их цехах едва теплится, а деньги от малого бизнеса уходят к мафии. Даже при поддержке Вознесенского и его незримых друзей будет крайне трудно здесь что-либо исправить.

Я сел на целую половину разломанной скамейки в городском парке. Когда-то это было любимое место отдыха горожан, теперь же тут, как и повсюду, царила мерзость запустения. И надо все буквально менять: восстанавливать павильоны, ремонтировать фонтан, который я помню с детства; из огромной пасти рыбы тогда вырывалась упругая струя. Даже не верится, что можно было довести все до такого ужасного состояния, когда все вокруг сломано, разбито, растащено. Такое чувство, что здесь находилось на постое вражеское войско, уничтожающее все подряд перед своим отступлением.

Нет, вряд ли я сумею с этим всем справиться, даже Геракл бы не сумел тут ничего сделать. Все его 12 подвигов по сравнению с тем, что предстоит выполнить мне, если я стану мэром, просто детские забавы. Тут такие Авгиевы конюшни, что ему даже не снилось.

Так что, я отвергаю эту честь? А смерть Алексея, месть его убийцам? Ведь ясно, что одному мне не справиться с этим делом, мои враги слишком многочисленны и могущественны – и в одиночку их не одолеть. Если я отказываюсь от кресла мэра, то я отказываюсь и от возмездия тем, кто совершил это злодеяние.

Я тяжело вздохнул. Уже почти принятое решение оказалось поколебленным. Бывают минуты, когда нужен чей-то совет. В своей жизни я может быть, раз или два прибегал к нему, всегда старался все решить сам. Но кому я могу за ним обратиться?

Я снова шагал по городу. И незаметно мои ноги уже второй раз привели меня к монастырю. Я прошел через арку и оказался в ином мире: спокойном, тихом даже отрешенном от всего бренного. Неужели и тут возможны криминальные бои?

Я снова застал Анатолия за хозяйственными делами. Нельзя сказать, что строительство кипело, но все же какая-то работа шла: несколько каменщиков восстанавливали полуразрушенную стену. Когда-то она помогала отражать атаки ощетинившихся копьями полчищ неприятелей, спасая тысячи жизней горожан. Но время и люди не пощадили ее: некогда мощное укрепление превратилось в зияющее провалами и готовое в любой момент обрушиться сооружение. Неужели Анатолию удастся все это восстановить?

Завидев меня, он отложил свои дела. Мы пошли по тропинке; он то и дело выжидающе посматривал на меня, явно приглашая объяснить цель своего визита, но вслух меня не торопил. Мне же было трудно начать разговор не потому что я испытывал смущение, а потому, что я не знал, о чем я в сущности хотел его спрашивать.

– Скажи, ты веришь, что тебе удастся все это воссоздать?

– Но ты же видишь, что мы уже многое восстановили. Когда я начинал тут работать, то не слишком надеялся на успех; ты же помнишь, в каком состоянии здесь все было. Но затем я заметил одну любопытную деталь: если постоянно чем-то заниматься, каждый день и каждый час, то даже самое безнадежное дело начинает постепенно двигаться. Причем, все скорей и скорей. Но ты пришел за тем, чтобы это узнать?

– В общем, да, в том числе и за этим, – сказал я. Я посмотрел на Анатолия. – Мне предложили стать мэром Рождественска.

– Мэром?! – От удивления Анатолий даже на секунду остановился. – Кто предложил?

– Я бы сейчас не хотел говорить кто. Но не мафия, а те, кто борются против нее.

– Против мафии тут никто не борется. – Анатолий замолчал, явно что-то обдумывая. – Я могу догадаться, кто тебе мог сделать такое предложение.

– Послушай, Анатолий, сейчас не это важно. Что делать мне?

– Понимаю. Это действительно сложный вопрос. Стать мэром и начать бороться с нашей мафии может только самоубийца.

– Кончать жить самоубийством мне пока не хочется. Да и церковь не одобряет.

Анатолий пристально посмотрел на меня.

– Мне кажется, ты уже принял решение.

– Ты полагаешь. Я этого еще не знаю.

– Не важно. Так было со мной. Я долго не верил в то, что уйду из милиции и стану священником. Я много размышлял об этом, но то, что я совершу такой поступок, мне казалось невероятным. Но когда я его все же совершил, то понял, что давно знал, что так поступлю. Только себе до определенной поры боялся в этом признаться. Нужно было время для созревание.

– Но у меня его нет.

– Когда же ты должен дать ответ?

– Завтра.

– Что ты хочешь от меня?

– Не знаю, но раз пришел к тебе, чего-то хочу.

Анатолий задумался.

– Пойдем, – сказал он вдруг решительно.

Я последовал за ним. Дорога привела нас в храм. Он был закрыт.

Анатолий достал ключ и отворил кованную железом дверь. Мы вошли вовнутрь и приблизились к алтарю. Его украшала огромная картина распятого Христа.

– Знаешь, Толя, мне недавно один человек сказал фразу, которая никак не выходит из моей головы. Он сказал, что погибают всегда лучшие.

– Так и есть. Он тоже был лучший, – проговорил Анатолий, не отрывая глаз от распятого Христа, – поэтому и погиб.

– Но он воскрес.

– Не знаю, не уверен, – вдруг тихо, едва слышно произнес Анатолий.

Я с изумлением посмотрел на него.

– Ты не веришь, что Христос воскрес. Но тогда как ты…

– Если бы он воскрес, допустил бы он в мире столько зла.

– Но в таком случае веришь ли ты в Бога?

– Я верю в Бога. Верить в Бога – это означает верить в то, что можно творить добро и бороться со злом, не творя зло. Я верю, что это возможно. Именно об этом Он все время говорил. Потому-то его и распяли. И Он благословляет тебя. А я буду с тобой.

Я почувствовал, как что-то запершило у меня в горле.

– Толя…

Он быстро взглянул на меня.

– Не надо слов. Иди, Владик, я должен побыть один.

Я кивнул головой и пошел к выходу. У двери я обернулся и увидел коленопреклоненную фигуру Анатолия. Несколько секунд я наблюдал за ней, затем вышел.