Текст книги "Душа взаймы. Эзотерический триллер"

– Я не хочу утомлять вас подробностями, перечислением археологических находок и подсчетом сломанных в бесчисленных научных диспутах копий, у нас не научная конференция.

Он посмотрел прямо на них:

– Мне нет нужды представлять доказательства моей точки зрения. Вам придется принять ее на веру, как аксиому. Поверить мне, что все так и происходило.

Колдун запнулся, окинул взглядом стол и попенял себе с укоризной:

– Экий я, однако, нерадивый хозяин. Нина, горячее!

Вновь возникла из распахнутых дверей знакомая уже тележка на мягком резиновом ходу, а на ней на жаровне с раскаленными докрасна древесными углями скворчала, распространяя дивный аромат нежнейшей телятины, огромная, начищенная до алмазного блеска серебряная кастрюля.

Миха длинно потянул носом божественный аромат, смахивая в этот момент на большого голден-ретривера, и от всей души надеясь, что у него не забурчит в животе. Увы, забурчало. Но Маг был увлечен рассказом, а Эля, будучи классным поваром, судя по выражению лица, была вся поглощена попыткой разложить в уме аромат на основные ингредиенты.

Маг продолжил, одобрительно следя за Ниной, ловко справляющейся с огнедышащей печью огромной кастрюли:

– Так вот, придется вам поверить мне на слово, что все так и происходило на самом деле миллионы лет назад.

Он посмотрел на своих – гостей? подопечных? пациентов? Лицо доктора утратило пепельный оттенок, вернуло себе нормальный цвет, глаза приобрели свой естественный блеск, да и губы порозовели. Это, конечно, свидетельства положительной динамики, но Колдун знал, насколько она нестабильна и легко может вновь обратиться в свою противоположность.

Действие по-настоящему сильных проклятий носит волнообразный характер. Сильное проклятие живет своей, можно сказать, жизнью. Оно замирает, когда чувствует противостояние, и свивается змеей в укромном местечке души или сомы, чтобы ужалить вновь, когда минует угроза обнаружения. В сильном, профессионально наложенном проклятии есть много общего с компьютерным червем. Оно так же легко проникает через защитные барьеры эфирного тела, маскируясь под волны обычной энергии, вмешиваясь в энергетические процессы среднего и высшего уровней.

Его так же трудно вовремя распознать и вытащить наружу, не дав ему зацепиться, пустить корни, разрушить барьеры между эфирными и физическими телами.

«Ладно, всему свое время», – Маг стряхнул лишние в данный момент раздумья, и продолжил:

– Нет ничего лучше, чем простое изложение событий глазами очевидца! – он улыбнулся. – Надеюсь, вас не коробит мой юмор?

– Нисколько, – в тон ему улыбнулся Миха. – Мы лишь надеемся, что это юмор.

– Итак, – продолжил Колдун, – на взгляд очевидца все происходило следующим образом…

Время: шесть – шесть с половиной миллионов лет назад.

Мы видим вращающийся земной шар. Он стремительно растет, приближается к нам. Летят нам навстречу окутанные атмосферной дымкой континенты. От резкого входа в атмосферу начинает трясти, голова, кажется, вот-вот оторвется от тела и выйдет на автономную орбиту. Но в этот момент тряска прекращается, и континенты уже не летят нам навстречу бурыми пятнами с зелеными мазками, а величественно плывут под нами.

Камера, а вместе с ней и мы, на миг застывает, выискивая цель, и падает коршуном вниз, неся нас на своих крыльях, в животе замирает тугой ледяной ком. Несемся над вершинами могучих деревьев. Вокруг разлит зеленый океан. Повсюду кружат птицы, чуть не задевая нас крыльями. Душно, влажно, кожа тотчас покрывается липким потом.

Голос Колдуна рокочет за кадром: «Центральная Африка». На секунду зависаем, раскачиваясь. Под нами, метрах в пятидесяти, верхушки деревьев. Не успеваем перевести дух, под визгливую трубу слона вновь срываемся с места. Горячий ветер свистит в ушах. Лес несется под нами зеленой полосой. Инстинктивно поджимаем ноги, чтобы не зацепиться за кроны.

Чу! Что это? Лес обрывается кромкой саванны. Высокая пожелтевшая трава. Полынный дух наполняет дрожащее марево. Впереди появляются и стремительно приближаются смутные двуногие силуэты. Вот они уже под нами. Поросшие темно-коричневой, с черным отливом, шерстью. Их пятеро: трое взрослых, и двое детей.

Мы проносимся над ними, взмываем вверх. Саванна кренится вправо – это мы разворачиваемся и, снизив скорость, возвращаемся к существам. Хорошо видно, как один из взрослых, наверное, самец, прикрыв глаза козырьком ладони, настороженно смотрит вверх, но ему тяжело разглядеть нас против ослепляющего солнца. Двое детей жмутся к ногам низкорослых, до полутора метров, самок.

За исключением того, что они уверенно стоят на двух ногах, человеческого в них мало. Шимпанзе, да и только.

– Orrorin Tugenensis, – Колдун рокочет баритоном, перекрывая ветер, – он же Человек Миллениума. Останки обнаружены в Кении в 2001 году. Отнесем его к австралопитекам. Одна из древнейших гоминид.

Мы резко, без предупреждения, взмываем вверх. От перегрузки давит виски и немного застилает глаза. Саванна стремительно уходит, уменьшаясь, вниз, обрастает по краям лесами, блестят пятна озер. Одно из озер начинает увеличиваться в размерах. Это мы, набирая скорость, несемся к нему.

Кто это движется в высоких деревьях, растущих по его берегам?

– Это же просто обезьяны! – слышится голос Эли. – В них нет ничего человеческого!

– И, тем не менее, их относят к гоминидам! – не соглашается с ней Маг. – О чем говорит данное им имя – салехантроп. И действительно, есть основания отнести его к предтечам. Например, слабо развитые клыки.

Как бы подтверждая слова Колдуна, одна из гоминид спрыгнула с дерева, и держась довольно уверенно на двух ногах, направилась к озеру.

Пожалуйста, еще одно существенное доказательство – бипедализм, хождение на двух ногах, характерная особенность человеческой линии.

Мы снова набираем высоту. На этот раз медленно, как предательский неторопливый подъем на американских горках, перед грохочущим колесами обрывом. Неужели и мы так же сорвемся и понесемся штопором вниз?

Мы находимся там, где в современности простираются пустынные земли, вблизи от южного края великой Сахары. Далеко от знаменитой Рифтовой долины, места обнаружения большинства древнейших гоминид, – голос Колдуна вновь звучит за кадром с дикторскими интонациями.

– А это значит, что множество различных видов австралопитеков сосуществовали одновременно на всем протяжении Африканского континента.

У-фф! Вздох облегчения. Никуда мы не сорвались с американских горок. Теперь перед нами трехмерный огромный экран. Во всю его ширину – Африка. А по ней движутся различные человекоподобные фигурки, постепенно расползающиеся по всей центральной части континента.

Увеличиваются и начинают вращаться на экране объемные изображения трех различных черепов. Слой за слоем покрываются мышечными пучками, футлярами фасций, кожей. В орбитах появляются глаза, а кожа черепа обрастает шерстью. Волосами это не назвать при всем желании. Но лицо не заросло целиком, лишь пышные бакенбарды. Лицо явно задумчивое, и выражение глаз напоминает Мыслителя Родена.

– Это так называемый плосколицый человек из Кении. Кениантроп, – комментирует за кадром Колдун. – Вглядитесь. Не правда ли, он похож на молодого Пушкина?

И действительно – некоторое сходство с великим поэтом прослеживается!

– Да, первое впечатление может быть ошибочно, – продолжает Колдун. – Возраст этой находки оценивается в три с половиной миллиона лет! В этом черепе удивительно сочетаются продвинутые и примитивные черты. А мозг маловат! Не превышает по размеру мозг шимпанзе, да и ушные каналы малы и более характерны для примитивных видов, живущих до него.

Надпись «POWER OFF».

Картинка меркнет.

И мы – р-раз! – уже сидим за черной старой партой с откидной крышкой. Помните такие? Там еще были углубления: продолговатые для пенала и круглые для чернильницы-непроливайки.

Впереди сидят за такой же партой Эля с Мишей.

Колдун стоит к нам спиной и лицом к черной грифельной доске – а доску еще помните? – внизу, в полукруглом пазе которой валяется пропитанная меловой водой и засохшая до железобетонной твердости тряпка.

На доске мелом кривовато, крупными буквами прописью написано: ОЛДУВАЙСКАЯ КУЛЬТУРА

– До недавнего времени считалось, что предки человека тихо и мирно меняли друг друга, как бегуны на эстафете: пробежит более примитивный предок свой кусок дистанции, и сменится новым, более продвинутым.

Колдун поворачивается к нам лицом:

– Но это не так! Миллионы, да, миллионы лет предки человека то продвигались вперед в своем развитии, то вновь отступали, возвращаясь к более примитивным формам. И все эти формы варились в огромном плавильном африканском котле. Они постепенно распространялись по всей территории материка. Встречались. Осматривались. Принюхивались.

Колдун развел руками:

– Сами понимаете, далеко не всегда эти встречи заканчивались мирно. И тогда одна из ветвей гоминид исчезала с лица Земли. А иногда они сливались, ассимилировались, скрещивались. Появлялась новая глава в человеческой предыстории. Так, около двух миллионов лет назад австралопитеки, которых мы только что видели на экране, додумались обрабатывать речную гальку, обнаруженную в наше время в ущелье Олдувай, в Танзании.

Колдун обвел аудиторию взглядом:

– И обрабатывали без изменений с миллион лет! Вдумайтесь, дамы и господа, в скорость прогресса разума, по сравнению с которой улитка – непревзойденный спринтер!

Мел чертит неровную линию по визгливой доске. Сыплется меловая крошка.

Появляется новая надпись: АШЕЛЬСКАЯ КУЛЬТУРА.

– Но это еще не все! В местечке Ашель, во Франции, обнаружены инструменты, прошедшие более точную обработку, с приданием им нужной формы и веса. Начали эту культуру хорошо знакомые нам поздние австралопитеки, а продолжили питекантропы и даже ранние неандертальцы – а о них мы поговорим особо и подробно! – и те, поначалу, на ранних этапах своего становления, обрабатывали свои орудия старым дедовским способом!

Колдун попробовал оттереть руки от мела тряпочным конгломератом. Без малейшего видимого результата. Обескураженно посмотрел на свои белые пальцы, и продолжил:

– Сколько же продолжался Ашельский период? – задал он риторический вопрос. Воцарилась тишина класса, не сделавшего домашнее задание.

– Да еще столько же! – сам и ответил Колдун. – Миллион лет! Раннее человечество уже два миллиона лет сидит практически без движения на плохо оббитой гальке, и никого это не смущает! А где хваленое творчество, господа, где бег мысли, где рывок в развитии?

Класс молча внемлет.

– Почему все стояло на месте, или, на худой конец, со скрипом ползло вперед, а потом вдруг понеслось вскачь? Что, или же кто, вмешался в процесс?

Колдун перевел дыхание, а вместе с ним и увлеченный необычным материалом класс.

– Где же современная теоретическая наука, позволю себе спросить? – продолжил он. – Сошла со столбовой дороги, заплутала, и способна лишь классифицировать появляющиеся во все растущем числе антропоморфные останки, подгоняя их под ту или иную версию происхождения человека. И вот уже выяснили ошарашенные ученые, что одновременно на Земле проживали четыре вида людей: Homo sapiens, H.neandertalensis, H.erectus и H. floresiensis. А сейчас говорят еще и об Алтайском человеке, так называемом денисовце, названном так по месту своего обнаружения – Денисова пещера. А питекантроп? Вымер ли он к тому времени, породив гейдельбергского человека? Да и сам гейдельбергский человек? Что, кстати, с ним? Он был достаточно жизнеспособен, приспособлен к окружающей среде. С чего бы ему вымирать? Не говоря уже о неандертальцах, исчезновение которых пытаются объяснить всемирным похолоданием. И это вид, у которого появляется главная человеческая черта!

Драматическая пауза зависла в воздухе. Не летают шарики жеваной бумаги из рогаток. Не слышно шелеста страниц, спрятанных под партой книг или «Плейбоя». Даже шепот не прерывает тишину. Умеет увлечь слушателей, сукин сын!

Колдун, не спеша, обводит аудиторию взглядом:

– Вера! Религия! Культ!

Он задумчиво пожимает плечами:

– Совершенно точно существовал культ мертвых, которых они хоронили в хорошо обустроенных могилах. К их чести надо признать, что могилы, выкопанные, – Колдун саркастически поджал губы, – «человеком современного анатомического типа», намного неряшливее и куда как неаккуратнее. И этот продвинутый род без боя замерзает и уступает свое место молодому виду – Гомо сапиенс?

Он покачал головой:

– Неандертальцы… таинственный народ. Загадочно их появление, загадочен и их уход со сцены жизни. И никто ведь не задается естественным вопросом: а ушли ли они на самом-то деле?

Маг о чем-то задумался. Речь его все замедлялась, пока он вовсе не замолчал, поглощенный своими мыслями.

Миха кашлянул.

Колдун поднял глаза, вернулся с улыбкой из размышлений:

– Оставим, господа врачи, пока неандертальцев. Пусть себе подождут нас. Мы к ним еще вернемся. Обещаю. Слишком большое участие приняли они, и все еще принимают, в вашей судьбе. Под словом «вашей» я подразумеваю не только ваши индивидуальные судьбы, господа врачи, но и судьбу всего вашего рода. Рода Homo Sapiens. Незапланированного, так сказать, нежданного ребенка, момзера, волею судеб ставшего царем.

Он смотрит на слушателей чуть насмешливо, как кажется, или только кажется?

И, кстати говоря, почему же он не замерз, родившись на свет в тяжелое, пропитанное злым холодом время? Ничего не знающий, неприспособленный к жизни, и неумелый? Или же он появился с заложенными загодя знаниями? И кто же, позвольте спросить, их заложил, эти знания? Кто обогревал его своим дыханием в колыбели?

Позвольте! Но откуда появилась кафедра, за которой вдруг оказался Колдун, воздевший указательный палец к небу? Вероятно, стояла незаметно в стороне, а сейчас в свете прожекторов… Прожекторов?! Да, представьте себе, театральные софиты! Правильно поставленный свет эффектно освещал статную фигуру лектора.

– Я не буду утомлять вас сухой наукой, не для этого ведь «все мы здесь сегодня собрались». Никто никуда не исчезал, не сменял один другого. А просто сосуществовали пять различных человечеств. Пять видов Homo. Пять видов людей, в современном понимании этого слова. Воевали, уничтожали друг друга, поедали друг друга, но и любили друг друга! Формировали всеми этими путями единое человечество под эгидой недавнего отщепенца, Человека Разумного, точнее, как его принято именовать в современном мире, Человека Разумного Разумного – Homo Sapiens Sapiens.

Он желчно усмехнулся:

– Два! – показал на пальцах. Два раза повторяют! Наверное, хотят самих себя убедить в разумности. Что ж, не безосновательные сомнения… Иначе откуда, скажите на милость, – саркастическая улыбка вновь возникла на лице Колдуна, – откуда у человека современного анатомического типа около четырех процентов генов неандертальца?

Он прищурился, заломив бровь иллюстрацией Мефистофеля:

– А собственно, о каких временных рамках мы говорим? Речь идет о каких-то пятидесяти тысячах лет! Это же вообще не время для Ее Величества Эволюции. Пустяк! Нонсенс! Ноль! И к какому же заключению можно придти на основании этого?

Колдун замолчал.

Тишина в классе. Эля переглянулась с Мишей. Никто не горит желанием лезть вперед со своими мыслями.

– А вывод, я считаю, достаточно прост и очевиден – процесс продолжается, дамы и господа! Единое человечество еще только формируется. Из множества гибридных форм, подчинившись Человеку Разумному. Это первое заключение. А второе?

– Скорость процесса? – с интонацией человека, прозревшего свет, вскинулся Миха.

Элька тотчас подхватила невысказанную еще мысль и сверкнула в его сторону восторженным взглядом.

– Браво, господин доктор! – Колдун даже зааплодировал. – Браво! Конечно же, быстрота! Неизвестно откуда налетевшая невероятная скорость прогресса! Вдумайтесь сами: за миллионы лет еле-еле научились обрабатывать гальку, оббивать булыжники и, возможно, приспосабливать шкуры убитых животных под нечто, отдаленно напоминающее одежду.

Все усиленно вдумываются.

– И вдруг внезапно все ускоряется многократно! – лицо Колдуна озарено восхищением. – Каменные инструменты усложняются стремительно, а вот и налетает вихрем бронзовый век!

Он на секунду останавливается, улыбнувшись своим мыслям:

– Впрочем, лучше, как говорится, один раз увидеть…

Парты встают на дыбы, выталкивают нас наружу.

Грифельная доска сворачивается газетным листом в трубочку, стены класса с хлопком исчезают. Нас окружает объемная черная пустота. Запах попкорна. Мы сидим в комфортабельных креслах ВИП-кинозала. Вспыхивает экран. Это три… нет! Это многомерное кино!

Поднимается обросшая шерстью рука с зажатым в кулаке булыжником. Медленно опускается, булыжник в ней меняет свои формы. У него появляются грубо заостренные грани. Рука поднимается вновь. Она чуть меньше покрыта шерстью, менее шерстиста, или только так кажется? В ней все тот же булыжник, может быть, более точно отточенный. Опять опускается. Опять поднимается.

Скукота! Где действие? Сапожник, кино давай!

– Совершенно справедливое требование, дамы и господа! – соглашается за кадром Колдун. – Ибо, если принять за два часа – время киносеанса – период развития человечества в шесть миллионов лет, то в течение часа и пятидесяти девяти минут мы увидим это монотонное, однообразное движение. И лишь в течение одной минуты…

Пространство вокруг нас взрывается многообразием звуков, узнаваемых образов. Первая стрела, не успев слететь с тетивы, уже превращается в мушкетную круглую пулю, которая тут же вытягивается, покрываясь нарезами, и превращаясь в выпущенную из автоматического оружия.

Каменный топор, не успев взлететь над головой, обрушивается молотом рыцаря, но удар успешно отражает бронированное стекло лимузина.

Вот неандерталец выкидывает отбросы из проема пещеры, а вот он же сбегает по ступенькам небоскреба в костюме от «Зеньи» и в туфлях от «Берлотти». Кстати, во всем остальном он не так уж и изменился, не так ли?

Первый угольный штрих по гранитной стене превращается в «Ночной Дозор» Рембрандта, чтобы смениться радостью цветов сада Моне.

А музыка? Музыка! Одна минута, чтобы от волчьей песни первых шаманов перейти к Баху, Чайковскому, «Битлз».

– Да, дамы и господа! Все пятьдесят тысяч лет истории человечества, или, правильнее будет сказать во множественном числе – человечеств? – укладываются в одну минуту экранного времени. В фильме, где до этого один час пятьдесят девять минут ничто не двигалось с места… Все замерло, словно в сказке о спящей красавице, в ожидании чудотворного поцелуя.

Колдун замолчал, взгляд его устремился в прошлое, в некую невероятно удаленную от нас точку, а по губам скользнула на мгновение загадочная улыбка. Скользнула и исчезла навсегда. И он уверенно вернулся в настоящее. И не дано понять, о чем он вспоминал, о чем он думал, чьи тени воскрешал в прошедших ночах.

– И этот поцелуй, правильнее будет выразиться, и это чудотворное касание действительно произошло…

Колдун вдруг одернул сам себя:

– Что же это я, словно нерадивый, ленивый хозяин, потчую гостей историями вместо обещанной трапезы!

Миха несколько раз моргнул, отгоняя видение.

Они с Элей по-прежнему сидели за обеденным столом. Так же сияла, дыша мясными ароматами, водруженная в центр стола кастрюля. Нина помешивала деревянной длинной ложкой соус в стоящей на сервировочном столике соуснице.

Эля тряхнула головой, возвращаясь в реальность.

– Да, господин Колдун, – обратился к нему Миха, – в таланте эффектного рассказчика вам не откажешь, знаете ли.

– Грешен, – скромно потупился тот, – люблю «три ди» кинематограф.

– А к чему, собственно, затеян этот… – Эля замялась, подыскивая слова, – антропологический экскурс?

– О! – Маг приподнял брови. – Мы его только начали! Поэтому вам неясно, к чему придем. Но, прошу вас! Сначала трапеза! Мне никак не хотелось бы испортить впечатление от таких замечательных телячьих птичек, вынудив гостей есть их остывшими!

Эля и сама готовила легко, с удовольствием, обильно и вкусно. Но сегодняшний обед сошел с вершин кулинарного искусства, и вызывал у нее двойственные чувства – она ела и с аппетитом, и с некоторой грустью, вызванной белой завистью.

«Если всё – дай Бог! – утрясется, надо будет обязательно выпросить рецепт, – поставила себе Эля мысленную галочку. – Мишка уплетает, лишь бы тарелку не проглотил… только у кого просить, у Нины, или у Колдуна? Наверное, у Нины. Не похож он на человека, который, подпоясавшись фартуком, будет проводить дни напролет на кухне…»

Но вот суета вокруг кастрюли стала стихать, вилки и ножи замедлили свой ход, а потом и вовсе вернулись на подставки, а едоки откинулись на спинки кресел.

Опустевшая кастрюля была возвращена в кухонную ссылку, а ее место занял чайный сервиз и, конечно, сигарный ящик со своими обязательными спутниками: пепельницей, гильотиной, длинными сигарными спичками.

– Немного передохнем перед десертом, господа врачи? – предложил Колдун, и, не дожидаясь ответа, протянул руку к сигарам.

– Все же, хотелось бы знать цель предыдущей лекции. Что это нам дает, и в чем она помогает, э-э… в решении наших проблем? – начал разговор Миха.

– То есть, вы хотите спросить, господин доктор, не напрасно ли мы тратим драгоценное время? – Колдун осматривал сигару, как ювелир осматривает предложенный ему к покупке алмаз. Не хватало только лупы. – Безусловно, не напрасно!

Сигара была отобрана, аккуратно гильотинирована, и начался методичный процесс ее раскуривания.

– Какие главные выводы мы сделали из нашего краткого экскурса? – вопрос был явно риторический, и Эля с Мишей посчитали за лучшее промолчать.

– В течение миллионов лет четыре, а может, и пять различных человечеств худо-бедно сосуществовали одновременно на нашей планете, кое-как ассимилируясь друг с другом на границах ареалов обитания и сохраняя относительно чистую «породу» в центре.

Сигара зажглась равномерным красным огнем. Лицо колдуна окуталось облаком табачного дыма. Атмосфера, классический английский стиль его костюма – все вместе рождало стойкую ассоциацию с Шерлоком Холмсом. Если бы не мощный семитский профиль. Хотя было столько экранизаций произведений знаменитого английского писателя, столько актеров разных стран исполняли роль величайшего сыщика всех времен и народов, что нельзя исключить и такую интерпретацию образа Холмса.

– Около пятидесяти тысяч лет тому назад прогресс устремился вперед неожиданно и неудержимо! Что же произошло? – Маг подался вперед в кресле, сигара мерцала красноватым углём. – А произошло вот что: один из подвидов «человечеств» получил неожиданное и невероятно сильное преимущество. Это, пока неизвестное нам преимущество, позволило ему в кратчайшие сроки распространить свое влияние по всей планете, захватывая все ареалы обитания. Позволило ему подчинить и ассимилировать все остальные подвиды, и, смешавшись с ними, образовать в идеале единый вид. Тот, который мы привыкли называть «Гомо сапиенс», и считать его результатом, вершиной линейной эволюции.

Маг обвел свою камерную аудиторию тяжелым взором:

– Надо только всегда помнить постулат: идеал – понятие абстрактное и недостижимое. Поэтому практический результат, и то, что мы хотели получить, – он скривил губы, – в «идеале» вещи иногда противоположные. Запомним это на будущее, а пока я хотел бы узнать, – голос его приобрел интонации ныне покойного, но незабвенного ведущего программы «Что? Где? Когда?» В. Ворошилова, – что это за преимущество, которое получил доселе пребывающий на равных условиях с остальными подвидами человека, подвид «Гомо сапиенс»?

Вопрос был, конечно, вновь риторический, и ответа от своих подопечных Колдун не ожидал. Но они переглянулись, и какая-то смутная догадка, некое древнее интуитивное знание засветилось в их глазах, когда они одновременно посмотрели на Мага, привычно взявшись за руки.

– Любить? Мы получили способность любить? – спросила Эля.

– Способность творить? Способность к творчеству? – добавил Миха.

– Да! – вскричал Маг, взглянув на них с радостным удивлением. – Это, безусловно, так, вы правы, но только частично! Это не полная картина. Способность творить, любить, сопереживать, сочувствовать – это все частные проявления единого целого.

Он перевел дыхание:

– Составные части некоего, одновременно и невероятно сложного, и чрезвычайно простого внутреннего комплекса, включающего в себя еще и врожденные этические и моральные нормы.

– Вы хотите сказать, – произнесла Эля с замиранием сердца, – что мы получили…

Она запнулась, резко выдохнула, как перед стопкой ледяной водки, и продолжила:

– Вы хотите сказать, что мы получили душу?

– Браво, госпожа доктор, браво! – мощно зааплодировал ей Колдун с довольной улыбкой. – Именно так! Вы получили душу.

– То есть, – задумчиво протянул Миха, – благодаря душе один из подвидов человека, «Гомо Сапиенс», обрел неоспоримое преимущество, которое позволило ему вырваться вперед и в кратчайшие сроки подчинить себе все остальные подвиды и ассимилировать их?

– Если сказать точнее, тот подвид человека, который обрел душу, и стал впоследствии называться «Гомо Сапиенс», – поправил его Колдун. – А в остальном все правильно.

– И кто же нам ее дал, душу? – невинно поинтересовался Миха. – Это вы знаете? Можете нам сказать?

– Конечно! – лучезарно улыбнулся Маг. – Выберите сами по вкусу: Творец, Создатель, Демиург, Пришельцы, Мировой Разум, Абсолют, Космический Совершенный Порядок. Лишнее зачеркнуть.

– Здорово! – разочарованно пробормотал Миха. – Очень информативно…

Колдун развел руками, мол, «все, что могу».

– В таком случае, расскажите нам хотя бы, что такое «душа»? – спросила Эля, подперев щеку ладонью, не отрывая взгляда от Мага. Голос ее звучал очень чисто, но был полон ностальгической грусти.

– Хм, – Колдун откинулся на спинку чуть скрипнувшего кресла. Сигара в углу рта заново вспыхнула багровым огнем.

– Что такое «душа»?.. Вопрос, ответ на который поставит вас в один ряд с величайшими теологами и философами в истории человечества.

Он взглянул на Элю и подмигнул:

– Причем, поставит в этом ряду первым номером! Да-с!

Сигарный дым клубился в комнате, постепенно заполняя ее сплетениями сизых лент и колец, и придавая беседе некоторый оттенок нереальности.

Казалось невозможным, чтобы вся эта дымовая завеса была рождена одной сигарой, но, тем не менее, это было так. И вот еще – удивительно, но дым этот совсем не душил табачным тяжелым духом, а, наоборот, заполнял все вокруг тонким ароматом, придающим легкость дыханию. Хотелось вдохнуть его глубже. Что Миха с удовольствием и делал.

– Люди много умнее нас с вами, упомянем для примера патера Пьера Тейяра де Шардена, – продолжал Колдун, веками бились, и бьются и сейчас над ответом на этот вопрос. Сам же вопрос то переходит из предмета теологии в философию, антропологию, а оттуда в генетику, этологию и молекулярную биологию, то возвращается вновь в область Божественного Начала.

Колдун замолчал, задумавшись, устремив взгляд в пол. Бесшумно отворилась дверь, появилась Нина с неизменной тележкой. На этот раз ее украшал высокий серебряный чайник, похожий на большую застывшую граненую каплю.

Аромат свежезаваренного чая добавил атмосфере столовой теплоту и уют. Эле немедленно захотелось залезть на кресло с ногами и свернуться клубочком под пледом.

– На самом деле, на интуитивном уровне, уровне чувственного, нерационального восприятия, мы обладаем неосознанным, интуитивным осознанием понятия «душа», – продолжил Колдун. – Это знание не нуждается ни в рациональных формулировках, ни в дополнительных определениях. Иначе было бы невозможно сказать про какую-либо личность «бездушный человек», и знакомые с ним люди не закивали бы дружно, соглашаясь. Как пример – Гитлер. Годится?

Миха и Эля согласно кивнули.

– Вот, видите! – руки Мага сплелись, и он потряс ими в подтверждающем жесте. – И мне не пришлось ничего определять, формулировать для получения вашего согласия. – Поэтому, – улыбнулся он, – давайте оставим в стороне тяжеленные фолианты и гримуары, использующие логику чистого разума в царстве иррациональной духовности.

Он подмигнул:

– И вообще, мы ж не на курсе философии. Наша с вами беседа служит лишь одной практической и важной цели – нам надо вычислить того, кто нанес вам жестокий магический удар. Иными словами, мы должны найти преступника, определить, какое колдовство было использовано, и обезвредить его. Се ту! Вот и всё! Исходя из этого, думаю, что время отвлеченных споров прошло! Все, что я скажу, воспринимайте просто как необходимый инструктаж.

Он встал из-за стола и собственноручно разлил чай по чашкам. Ах, какой божественный аромат источал этот густой, темно-красный напиток!

– Для удачной заварки необходимо несколько компонентов.

Колдун критически оценил цвет чая и, судя по всему, остался доволен:

– Во-первых, естественно, сами листья…

«А как же насчет „не отвлекаться“? – с раздражением подумал Мишка. – Где же этот грёбаный инструктаж? Вот ведь растекается мыслью по древу!»

– Во-вторых, качество и мягкость воды; и, в-третьих, температура – нельзя доводить до кипения белым ключом. Японцы называют эту стадию кипения воды «Шум ветра в соснах». Поэтично, не находите? Как ветер зашумит в сосновом бору, сразу чайник с огня!

– Я это называю «чайник поет», может, не так поэтично, зато точно! – ввернула с ехидцей Элька, тоже теряя терпение.

– Но самое главное! – невозмутимый Маг улыбнулся краешком рта и значительно помахал указательным пальцем.

– Не жалейте заварки!

Из кухонной неизвестности возникла Нина с серебряным блюдом.

«Что же он так к серебру-то привязан? Нечисть, что ли, им отпугивает?» – с любопытством подумал Мишка.

На блюде возлежал заявленный в меню черничный грант. «То бишь, пирог из черники с красивым названием, – подумала Эля, рассматривая его с выражением критического одобрения на лице. – Наподобие шарлотки? Нет-нет, все-таки пирог!»

Она пригляделась внимательнее и мысленно вынесла окончательный вердикт: «Это черничный бисквитный пирог!» И небрежно откинулась на спинку кресла, закинув ногу на ногу, как поступает эксперт, успешно решивший поставленную перед ним задачу.

– Как вы находите грант? – обратился к ней Колдун.

– Превосходный черничный пирог! – сразу же откликнулась Элька, попробовав кусочек. – Насколько я могу судить, на приготовление пошло шесть… нет, восемь готовых бисквитных ломтей, стакан сахарного песку. Ну, и стакана четыре свежей черники? Не так ли?

Откусила еще кусочек и покатала во рту, прикрыв глаза:

– Добавлено еще три столовых ложки сливочного масла?

– Четыре, – оторопело заметил Маг. Нижняя челюсть слегка отвисла, а голова склонилась набок, как у удивленного сенбернара. – Четыре столовых ложки.