Текст книги "Полководец"

Битва за Севастополь

Ступив на крымскую землю, Иван Ефимович глубоко вздохнул и попросил воды. Какой-то краснофлотец принес из колодца полное ведро. Петров с удовольствием пил холодную чистую воду, не только пил, но и плескал ее себе в лицо, поливал на шею. Потом он сказал своему верному ординарцу Кучеренко:

– Антон Емельянович, найди, пожалуйста, парикмахера.

Части Приморской армии разгружались в разных местах, стягивались на сборные пункты, приводили себя в порядок после боев, морского перехода и разгрузки. Позволил себе несколько минут отдыха и командующий. Он ждал парикмахера. Но когда Емельяныч привел неведомо где добытого лохматого здоровенного детину, адъютант Кахаров грозно спросил:

– Ты кого привел?

– Мастера.

– Каких дел мастера?

– Насчет побрить-подстричь.

– А если этот верзила полоснет бритвой по горлу генерала, армией ты командовать будешь?

Кучеренко похолодел: «Верно говорит!» Он тут же увел парикмахера и привел из какой-то части девушку в военной форме, с чемоданчиком, полным парикмахерских принадлежностей.

– Ну вот, это наш человек! – весело сказал Кахаров.

17 октября, сразу же как только закончилась эвакуация Одессы, в штабе флота собралось руководство Приморской армии. Радостное, несмотря на все пережитое, чувство охватило командиров, впервые собравшихся вместе за два месяца осадной жизни. Вице-адмирал Ф.С. Октябрьский устроил для приморцев нечто вроде позднего завтрака или раннего обеда. И хоть посидели недолго, было очень сердечно.

Когда поднялись из-за стола, генерал Хренов подошел к Петрову:

– Ну как, Иван Ефимович, какие планы?

– Приведем себя в порядок, пополнимся вооружением, имуществом и выступим, куда прикажет командование. Кстати, вы не в курсе дела, Аркадий Федорович, как сложится наша организационная структура? Ведь находящаяся в Крыму Пятьдесят первая хотя и отдельная, но все же армия. И если нас подчинили ей, то чем же становится Приморская? Корпусом, оперативной группой? Или ожидается какое-то иное решение?

Аркадий Федорович не стал скрывать от Ивана Ефимовича то, что знал:

– Командарм Пятьдесят первой намерен расформировать управление Приморской и усилить свое командование. Говорит, что вопрос согласован с Москвой. Но у меня такое впечатление, что он опережает события. Видимо, это предложение еще не утверждено.

– М-да-а, – протянул Петров. – Сверху, конечно, видней, но жалко, если так. Дело-то не в амбиции. Если нас расформируют, распадется спаянный коллектив. Ведь все притерлись друг к другу в обстановке, прямо скажем, не тепличной. Людей потом не соберешь, а война не завтра кончится…

– Я привел командарму примерно такие же доводы, но он не прореагировал…

Что было известно генералу Петрову в эти октябрьские дни о положении на других фронтах? Из газет и сообщений по радио он знал: враг подступал к Москве. Появились направления наро-фоминское, подольское. Гитлеровцам удалось прорвать нашу оборону, они захватили Калинин, Можайск и Малоярославец. Ленинград в блокаде.

На юге немецко-фашистские войска вышли на подступы к Ростову. Гитлеровцы стремились во что бы то ни стало взять Ростов, который они считали воротами на Кавказ, к бакинской нефти. Еще 23 августа 1941 года Гитлер направил записку в адрес главного командования германских сухопутных сил. Были в ней и такие слова:

«Из соображений политического характера крайне необходимо как можно быстрее выйти в районы, откуда Россия получает нефть, не только для того, чтобы лишить ее этой нефти, а прежде всего для того, чтобы дать Ирану надежду на возможность получения в ближайшее время практической помощи от немцев в случае сопротивления угрозам со стороны русских и англичан».

Гитлеровское командование предпринимает попытку проникнуть на Кавказ и через Крым. Именно через Крым шел кратчайший путь с Украины на Кавказ. Кроме того, Крым представлял собой очень удобный район для базирования авиации. Находясь в наших руках, он давал возможность бомбить тылы вражеских войск, действующих под Ростовом, держать под авиационным воздействием нефтеносные районы в Румынии. А если бы случилось так, что гитлеровцы овладели Крымом, то он, вполне естественно, превращался бы в очень удобный не только плацдарм, но и настоящий, хорошо защищенный морем аэродром, с которого бы гитлеровская авиация могла действовать в направлении Кавказа.

Для захвата Крыма немецкий генштаб выделил 11-ю армию под командованием Манштейна и румынский горный корпус. 18 октября эти войска перешли в наступление. Главный удар наносился через Перекопский перешеек силами 11-й немецкой армии, а через Чонгарский мост – силами румынских войск. На этих направлениях врагу противостояла 51-я Отдельная армия под командованием генерал-полковника Ф.И. Кузнецова.

В тот день, когда армия Манштейна перешла в наступление, Приморская находилась еще в пути, разгружала пришедшие из Одессы корабли с войсками, собирала из разных мест разгрузки части и подразделения, приводила их в порядок.

Измученные в тяжелых продолжительных боях красноармейцы и краснофлотцы располагались в подготовленных для них казармах, мылись, чистились, отсыпались. Командование Приморской армии было расквартировано в гостинице. После всего пережитого тишина, размещение красноармейцев в нормальных казарменных условиях, а командиров в номерах гостиниц казались просто сном.

Положение генерала Петрова при создавшейся в Крыму обстановке было неопределенным. В директиве Ставки, полученной еще в Одессе, было сказано, что войска Приморской армии по прибытии в Крым подчиняются командующему 51-й Отдельной армией. Таким образом, функции генерала Петрова в качестве командующего Приморской армией вроде бы на этом заканчивались. Но, не имея конкретных указаний о расформировании армии и о том, как и кому передать войска, прибывшие из Одессы, генерал Петров продолжал руководить своей армией.

Первым и самым главным своим делом Петров считал восстановление боевой готовности дивизий и полков. Конечно же для этого надо было не только, чтобы люди поели, помылись, отдохнули, необходимо было пополнить численность поредевших частей, воссоздать артиллерию: в большинстве своем она была на конной тяге, а очень много лошадей потеряли в Одессе, да и количество орудий в дивизиях было в большом некомплекте. То же самое можно сказать о стрелковом оружии и о боеприпасах и другом снаряжении.

Кроме этих забот у командования были и другие, и прежде всего забота о моральном состоянии войск. В частях проводились собрания, митинги, на которых выступали член Военного совета бригадный комиссар М.Г. Кузнецов, начальник политотдела армии бригадный комиссар Л.П. Бочаров и генерал И.Е. Петров. Они давали высокую оценку героизму и мужеству бойцов, выдержавших невероятное напряжение обороны Одессы, оставивших город только по приказу Верховного Главнокомандования. Они говорили о предстоящих новых трудных боях и всячески помогали бойцам морально и физически подготовиться к ним.

Для того чтобы перебросить части Приморской армии в направлении Ишуньских позиций, надо было найти вагоны, паровозы, автотранспорт, горючее и многое-многое другое.

По воспоминаниям о боях в годы Гражданской войны, по литературе Перекопские позиции считались почти неприступными. И поэтому хотя и доходили уже сведения о том, что противник наступает через Перекопский перешеек, Петров надеялся, что он понесет здесь очень большие потери и что Ишуньские позиции 51-я армия удержит.

Здесь следует отметить еще одно обстоятельство. Кроме неожиданностей, всегда возникающих в ходе военных действий, Петрову довелось в первые дни столкнуться с малопонятными порядками, установившимися в наших частях, базирующихся в Крыму.

Чтобы меня не заподозрили в субъективности суждений, приведу выдержку из воспоминаний маршала Н.И. Крылова:

«Утром 19-го я был в Симферополе. Штаб 51-й армии, где требовалось уточнить полученные по телефону указания, а также оформить заявки на автотранспорт, горючее, боепитание и многое другое, занимал, словно в мирное время или в глубоком тылу, обыкновенное учрежденческое здание в центре, обозначенное, правда, проволочным заграждением вдоль тротуара.

При виде этой колючей проволоки на людной улице невольно подумалось: «Что за игра в войну?» Сержант в комендатуре, выписывая мне пропуск, неожиданно предупредил: «Только сейчас, товарищ полковник, в отделах одни дежурные – сегодня воскресенье».

Командующий армией, начальник штаба и многие другие командиры находились, надо полагать, поближе к фронту. Но те, кого они оставили в городе, отстоявшем всего на несколько десятков километров от переднего края, оказывается, еще соблюдали выходные дни, о существовании которых мы давно забыли. В штабных коридорах я встретил нашего начальника артиллерии полковника Николая Кирьяковича Рыжи, удивленного не меньше моего здешними порядками. Он пожаловался, что не с кем решить вопрос о боеприпасах. Нужных людей в конце концов разыскали. Но чувство недоумения от этих первых симферопольских впечатлений не изглаживалось долго».

Петров по этому поводу, конечно, и недоумевал, и негодовал. Если бы подобная беспечность касалась только порядков в штабе, это была бы еще не такая беда. Однако отсутствие необходимой боевой собранности явно сказывалось поначалу и на руководстве войсками, и на их действиях.

И это не осталось безнаказанным.

Гитлеровцы прорвали Ишуньские позиции. Своими танковыми и механизированными колоннами они вырвались на степной крымский простор, где не было ни подготовленных рубежей, ни войск, способных их остановить.

Петров и его армия участвовали в боях лишь на завершающем этапе этой катастрофы, а чтобы раскрыть причины ее, необходимо знать события, предшествовавшие этому. Вернемся на два месяца назад.

14 августа, когда бои за Одессу были в самом разгаре, возникла угроза вторжения гитлеровцев в Крым со стороны материка. Ставка приняла решение создать в Крыму Отдельную 51-ю армию с оперативным подчинением ей, в части защиты Крыма, Черноморского флота. Командующим этой армией был назначен генерал-полковник Ф.И. Кузнецов, членом Военного совета – корпусной комиссар А.С. Николаев, заместителем командующего – генерал-лейтенант П.И. Батов.

Генерал Кузнецов, как и Петров, выходец из прапорщиков Первой мировой войны, в Красной Армии служил с 1918 года, в годы Гражданской командовал ротой, батальоном, полком. В 1926 году окончил Академию имени М.В. Фрунзе. В 1938 году был заместителем командующего войсками Белорусского Особого военного округа, в 1940–1941 годах – командующим Северо-Кавказским, затем Прибалтийским военными округами, начальником Академии Генерального штаба. До назначения в 51-ю армию побывал – уже в ходе войны – командующим Северо-Западным фронтом, 21-й армией, Центральным фронтом. За четыре месяца четыре таких перемещения!

При назначении в 51-ю армию Кузнецову было приказано: не допустить вторжения в Крым на суше через Перекопский перешеек и Сиваш, а также высадку морских и воздушных десантов.

Для выполнения этой задачи Кузнецов распределил силы 51-й армии так: 276-я дивизия – на оборону Чонгарского полуострова и Арабатской Стрелки, 106-я дивизия – на южный берег Сиваша (фронт – семьдесят километров!), 156-я дивизия – на Перекопские позиции. Три кавалерийские дивизии были размещены на Крымском полуострове для борьбы с десантами. 276-я стрелковая дивизия сосредоточена в районе Симферополя как резерв командующего.

Кроме того, Кузнецову предписывалось срочно сформировать на месте четыре стрелковые дивизии. Приказ был выполнен, эти дивизии должны были оборонять побережье Черного моря.

Казалось бы, командарм 51-й армии разумно распределил имеющиеся силы. Он готов был встретить врага всюду, где бы тот ни появился на Крымском полуострове.

Однако вот комментарий к этому решению другого военачальника, маршала Крылова:

«До нашего прибытия из Одессы войск в Крыму было не так уж мало. Собрать бы их вовремя в кулак, создать заслон покрепче там, откуда следовало ждать главного вражеского удара! Не приходилось же рассчитывать, что немцы, овладев перекопскими воротами полуострова, надолго там остановятся.

Между тем в Крыму увлеклись своего рода круговой обороной. Держали значительные силы не только на Чонгаре, у Сиваша, на Арабатской Стрелке, но и на побережье, у Евпатории, Алушты, Судака – на случай морского десанта. А во внутренних районах – на случай воздушного… Такое распыление наличных сил обошлось дорого.

Слов нет, когда все позади, судить и рядить легче. Думается, однако, можно было и тогда более трезво оценить, велика ли реальная вероятность крупных десантов, в особенности с моря. А на суше противник уже стоял одной ногой в Крыму…

Говоря обо всем этом, я далек от того, чтобы упрекнуть в чем-либо тех, кто дрался на Ишуньских позициях. Части оборонявшей их оперативной группы генерала Батова сражались мужественно, не раз отбрасывали немцев контратаками. Но у противника был слишком большой численный перевес, особенно в танках и артиллерии, над полем боя господствовала его авиация.

И пока подошли из Севастополя приморцы, положение успело стать критическим: назревал прорыв фронта».

Вот еще одно мнение о тех же событиях на Перекопе, высказанное непосредственным их участником, генералом П.И. Батовым, я привожу его, дабы быть более объективным и подвести читателей ближе к истине:

«Руководство 51-й армии оказалось в весьма трудном положении. Через две недели после его прибытия начались стычки с подходившими со стороны Днепра разведывательными отрядами 11-й армии Манштейна. Надо было создавать новые дивизии, обучать и вооружать их, в Крыму же не имелось никаких запасов оружия, даже винтовок… Соединения, пришедшие в августе с материка – две стрелковые и три кавалерийские дивизии, – были малочисленные, рядовой состав еще не обучен, материальная часть мизерная… С начала и до конца сражения за Крым осенью 1941 года командующий 51-й армией не имел в своем распоряжении артиллерийского кулака в виде армейских артиллерийских бригад, которыми мог бы влиять на ход боев».

Добавлю от себя, что не имел он еще и танковых соединений, и противотанковой артиллерии, и многого другого, необходимого для ведения боя хотя бы даже и на равных с противником.

Соотношение сил и средств – объективный показатель боевой мощи противоборствующих сторон, позволяющий определить степень превосходства одной из них над другой. Читателю придется набраться терпения и хотя бы коротко познакомиться с силами гитлеровцев, прорывающихся в Крым. В 11-ю армию Манштейна входили: 30-й армейский корпус в составе трех пехотных дивизий, 54-й армейский корпус в составе трех пехотных дивизий, 49-й армейский корпус в составе двух горнострелковых и двух моторизованных дивизий СС «Адольф Гитлер» и «Викинг». Еще Манштейн имел до 40 полков артиллерии разных калибров. Его армию поддерживали 350 самолетов, из которых 200 – бомбардировщики.

Командующий 11-й армией, в то время еще генерал-полковник, Эрих фон Манштейн был опытным военачальником, и, поскольку он в течение длительного времени – во время битвы за Севастополь и позднее – являлся постоянным противником генерала Петрова (как и других военачальников, руководивших войсками и флотом в этой битве), мне кажется целесообразным познакомить читателей с Манштейном более подробно. Вот его краткая биография.

Эрих фон Левински (он же фон Манштейн) родился 24 ноября 1887 года в Берлине в семье будущего генерала артиллерии и командира 6-го армейского корпуса Эдуарда фон Левински. Двойную фамилию получил вследствие усыновления его генералом Георгом фон Манштейном. Происхождение по линии отца и матери – из старых прусских офицерских семей.

По окончании кадетского корпуса поступил в 3-й гвардейский полк в Берлине. 1913–1914 годы – учеба в военной академии. В Первую мировую войну сначала был адъютантом 2-го гвардейского резервного полка (бои в Бельгии, Восточной Пруссии, Южной Польше). С мая 1915 года, после тяжелого ранения, служил офицером штаба в армиях генералов фон Гальвитца и фон Белова. Участвовал в наступлении в Северной Польше, в кампании в Сербии, в боях под Верденом. С осени 1917 года – начальник штаба 4-й кавалерийской дивизии. С мая 1918 года – начальник штаба 213-й пехотной дивизии на западе. Участвовал в наступлении в районе Реймса в мае и в июле 1918 года, затем в оборонительных боях на западе до окончания войны.

В начале 1919 г. – офицер штаба погранзащиты «Юг» в Бреслау (Вроцлав). Далее зачислен в рейхсвер, затем служил попеременно в генеральном штабе и в войсках. С февраля 1934 года – начальник штаба 3-го военного округа (Берлин). С июля 1935 года – начальник оперативного управления генерального штаба сухопутных сил. С октября 1936 года – генерал-майор и первый обер-квартирмейстер генерального штаба, одновременно первый помощник и заместитель начальника генерального штаба генерала Бека.

В феврале 1938 года снят с должности и переведен в Лигниц (Легница) на должность командира 18-й дивизии. Участвует в оккупации Судетской области в качестве начальника штаба одной из армий. В 1939 году – начальник штаба группы армий «Юг» (командующий – фон Рундштедт), участвует в оккупации Польши. Затем переведен (вместе с фон Рундштедтом) на ту же должность в группу армий «А» на Западный фронт.

Вскоре снят с этого поста и назначен командиром армейского корпуса. В этой должности участвовал в кампании на Западе в 1940 году. Награжден Рыцарским крестом.

Март 1941 года – командир 56-го танкового корпуса. В июне – переброшен на Восточный фронт; танковый рейд из Восточной Пруссии через Двинск (Даугавпилс) до озера Ильмень.

Сентябрь 1941 года – командующий 11-й армией.

Манштейн прибыл в город Николаев 17 сентября 1941 года на смену погибшему от партизанского фугаса генерал-полковнику фон Шоберту. На Перекопском перешейке наступала не вся его армия, а только 54-й армейский корпус, вслед за этим корпусом двигался еще один, 30-й армейский корпус: узкий перешеек не позволял послать в наступление большие силы. Вот что пишет об этом наступлении Манштейн.

«О внезапном нападении на противника в этой обстановке не могло быть и речи. Противник ожидал наступления на хорошо оборудованных оборонительных позициях. Как и под Перекопом, всякая возможность охвата или хотя бы ведения фланкирующего огня была исключена, так как фронт упирался с одной стороны в Сиваш, а с другой – в море. Наступление должно было вестись только фронтально…»

Дальше фон Манштейн, мягко говоря, сгущает краски:

«Численное превосходство было на стороне оборонявшихся русских… Шести дивизиям 11-й армии уже очень скоро противостояли 8 советских стрелковых и 4 кавалерийские дивизии, так как на 16 октября русские… перебросили защищавшую Одессу армию по морю в Крым».

Если бы дело обстояло так, как описывает Манштейн, не видать бы ему Ишуньских позиций! Как были рассредоточены дивизии по Крыму решением командующего 51-й армией, читателю уже известно. Знает он и то, что на Перекопских позициях оборонялась одна 156-я стрелковая дивизия.

Петров получил приказ от командующего 51-й армией не только остановить противника, но наступать своими частями, отбить у противника Ишунь и восстановить положение, которое было неделю назад.

Вопросы, касающиеся артиллерийской поддержки, подвоза боеприпасов, авиационной поддержки, не были решены. Совсем не было танков. В штабе армии требовали только одного: «Быстрее вперед, иначе противник займет через два дня весь Крым!»

Понимая сложность положения, генерал Петров и его штаб стремились как можно быстрее выдвинуть части на фронт. Петров и полковник Крылов встречали эшелоны на станциях за Симферополем. Пока войска выгружались из вагонов, генерал ставил задачу командирам, и полки форсированным маршем направлялись на боевые позиции. 22 октября вступила в бой 2-я кавалерийская дивизия, которой командовал полковник П.Г. Новиков, 23 октября – 95-я дивизия под командованием генерал-майора В.Ф. Воробьева и полк чапаевцев. 25 октября сражались уже все части Приморской армии.

22 октября последовала директива Ставки, согласно которой было образовано командование войск Крыма во главе с вице-адмиралом Г.И. Левченко. Генерал Батов стал его заместителем по сухопутным войскам, генерал-полковник Ф.И. Кузнецов передал армию П.И. Батову. Таким образом, определилась и решилась судьба Приморской армии. Теперь она, сохраняя свою организацию и название, входила в состав войск Крыма целиком, как армия, только уже не Отдельная.

Несмотря на все трудности, приморцы наступали и на некоторых участках своими решительными действиями не только остановили врага, но и принудили его отходить. 25 октября немецкие дивизии были вынуждены даже перейти к обороне. Но 26 октября, подтянув резервы, Манштейн двинул на узком участке семь пехотных дивизий, усиленных большим количеством танков и самолетов. Если пехоту приморцы могли отбивать стрелковым оружием, то с танками бороться было просто нечем. Противник потеснил дивизию на левом фланге, на правом фланге двинулся в стык между 9-м стрелковым корпусом 51-й армии и Приморской армией и стал обтекать войска армии.

Наши части несли большие потери, было уже ясно, что прорыв противника неотвратим. Поступила директива Военного совета войск Крыма, в которой предписывалось отходить на юг, на промежуточные рубежи в глубине полуострова.

После получения этой директивы связь с командованием войск Крыма была прервана.

Положение генерала Петрова было очень сложным. Ему теперь приходилось принимать решения, исходя только из личных соображений, руководствуясь только собственной оценкой создавшейся обстановки и способностью заглянуть в будущее. Тяжесть ответственности, ложащейся на плечи командующего, он ощущал сейчас с особой остротой.

Петров, конечно, понимал, что части Приморской армии, хотя и не по его вине, все же опоздали к решающим боям на Ишуньских позициях. Более того – даже прибыв сюда, пусть и с опозданием, они не смогли удержать гитлеровцев на тех рубежах, где с ними встретились. Они отходили, и это удручало, несмотря на все объективные причины: малочисленность, необеспеченность артиллерией, техникой.

Однако Петров был не из тех генералов, которые в тяжелой обстановке поддаются унынию. Он старался найти выход из создавшегося положения. Но какие бы усилия он ни предпринимал, реальностью оставался факт: части Манштейна ворвались в Крым и стремительно продвигались по степным просторам к Феодосии и Керчи, а в центре, обтекая Крымские горы, рвались к Ялте и Севастополю.

В ночь на 31 октября на окраине небольшого поселка Сарабуз в глинобитном домике собрался Военный совет Приморской армии. Коротко обрисовав создавшееся положение, генерал Петров высказал мнение, что отходить Приморской армии на Керчь, куда путь пока открыт, нет смысла, потому что в этом случае Севастополь – главная база Черноморского флота – останется неприкрытым: в городе нет сухопутных частей, способных защищать его. Исходя из этого он считал, что Приморской армии следует отходить в сторону Севастополя, несмотря на то, что здесь придется не просто отходить, а уже пробиваться через немецкие части, которые обошли левый фланг армии. Члены Военного совета поддержали мнение Петрова.

Такое решение возлагало на плечи командующего огромную ответственность за жизнь многих тысяч людей. Поэтому Петров созвал еще одно совещание. Он приказал начальнику штаба к 17 часам вызвать в район поселка Экибаш, в сорока километрах севернее Симферополя, командиров и комиссаров дивизий, которые входили в Приморскую армию, и тех, которые поступили в его подчинение в последние дни.

В условиях тяжелых боев трудно было собрать командиров, трудно было и им самим оставить свои части, но они все прибыли к назначенному сроку в Экибаш, понимая, что предстоят очень серьезные перемены. Совещание состоялось в помещении местной больницы. У простого стола на табуретках заняли места Петров и член Военного совета бригадный комиссар М.Г. Кузнецов. На расставленных вокруг скамьях расположились командиры.

Петров смотрел на каждого из своих старых боевых соратников и старался по их лицам определить настроение. Не растерялись ли? Все же в их боевой жизни это первые неудачные бои. От границы в июне и то отходили более организованно, по своим приказам и графикам, а не по воле противника.

На совещание прибыли командир 95-й стрелковой дивизии генерал-майор Василий Фролович Воробьев, командир 25-й Чапаевской дивизии генерал-майор Трофим Калинович Коломиец, командир 2-й кавалерийской дивизии полковник Петр Георгиевич Новиков, командир 40-й кавалерийской дивизии полковник Филипп Федорович Кудюров. Присутствовал командир вновь вступившей в состав армии 172-й стрелковой дивизии, моложавый, с энергичным лицом, полковник Иван Андреевич Ласкин. Были командиры полков, находящихся поблизости.

Петров встал, окинул всех внимательным взглядом и, подергивая от волнения головой, сказал:

– Мы вызвали вас, чтобы вместе обсудить создавшееся положение и посоветоваться о дальнейших действиях армии. Противник захватил Джанкой и преследует части Пятьдесят первой армии, которые отходят к Керченскому полуострову. Перед фронтом нашей армии натиск врага несколько ослаб. Однако он ослаб только потому, что противник делает все возможное для охвата наших флангов. Предотвратить этот охват, особенно слева, нам нечем, мы не располагаем необходимыми силами. Сегодня утром немецкие танки появились в нескольких километрах южнее Симферополя. Дорога на Севастополь, идущая через Бахчисарай, по-видимому, уже перерезана. Связи с командованием и штабом войск Крыма у нас сейчас нет. Из Симферополя штаб убыл. Последние указания, которые я получил от командования войск Крыма, сводились к тому, что Приморская армия, сдерживая противника, должна отходить на очередной рубеж. Оборудованного рубежа, на котором мы могли бы остановить противника, в нашем тылу сейчас нет. После изменений, которые произошли в обстановке за последние часы, постепенный отход от рубежа к рубежу, на мой взгляд, не имеет смысла. Противник обошел нас уже с трех сторон. В степи мы его не остановим. Дальше начинается предгорье. Постепенный отход все равно привел бы нас в это предгорье. Отходить в горы и обороняться в горах? Но мы дадим простор и свободу действиям противника по дорогам и на открытой местности в направлении Севастополя и Керчи. У нас нет организованного тыла, не будет и снабжения. Практически перед нами два пути: идти на Керчь или на Севастополь. Путь на Керчь еще не закрыт. Есть пока достаточно широкий проход, воспользовавшись которым мы могли бы за ночь достигнуть Керченского полуострова и занять там оборону. Однако туда, как вы знаете, отходит Пятьдесят первая армия. Думается, она закрепится на Ак-Манайских позициях, ее сил будет достаточно для удержания этих позиций. Свободного пути на Севастополь уже не существует, во всяком случае для всей армии. Идти туда – значит идти с боями. Но Севастополь – главная база Черноморского флота. Удержать ее необходимо ради сохранения нашего господства на Черном море. Не секрет, что с суши город не прикрыт: полевых войск там нет. Если к нему не пробьется Приморская армия, если значительные силы противника ее опередят, Севастополь может пасть. Давайте же с учетом всего этого обсудим, куда следует идти армии. Мнение каждого командира и комиссара будет принято во внимание.

Петров помолчал некоторое время, давая возможность каждому обдумать и подготовить свое мнение. И затем повернулся к сидящему с краю командиру 161-го стрелкового полка 95-й дивизии:

– Полковник Капитохин, начнем с вас, с левого фланга. Прошу.

Александр Григорьевич встал и четко сказал:

– Я за то, чтобы мы шли оборонять Севастополь.

Рядом с Капитохиным сидел начальник артиллерии 95-й дивизии.

– Полковник Пискунов, – обратился к нему командарм.

– Считаю, нужно идти защищать Севастополь.

– Я думаю, идти надо к Севастополю, – говорит командир 25-й Чапаевской генерал-майор Коломиец.

Такого же мнения был и бригадный комиссар этой дивизии А.С. Степанов.

За то, чтобы идти в Севастополь, высказался командир 40-й кавалерийской дивизии полковник Ф.Ф. Кудюров с тремя боевыми орденами Красного Знамени на груди и другие.

За отход на Керчь: командир 95-й дивизии В.Ф. Воробьев, ее военком полковой комиссар Я.Г. Мельников и начальник штаба подполковник Р.Т. Прасолов. Генерал-майор Воробьев так определил свою точку зрения:

– Мы не знаем истинного положения в районе Бахчисарая. Весьма вероятно, что немцы успели выдвинуть туда порядочные силы. Имея противника справа и слева, армия рискует втянуться в мешок, который потом окажется завязанным. К тому же у нас мало снарядов, чтобы отбиваться. В горах мы неизбежно потеряем остатки своих тылов. А в сторону Керчи еще можно пройти свободно. И это значит сохранить армию. Вот почему я за то, чтобы идти туда и обороняться там.

Когда высказались все, Иван Ефимович подвел итог:

– Четверо из присутствующих высказались за отход к Керчи, остальные, то есть подавляющее большинство, за Севастополь. Это большинство поддержало решение, к которому Военный совет армии в принципе уже пришел минувшей ночью в Сарабузе. Итак, мы идем прикрывать Севастополь. Отвод главных сил с обороняемого рубежа начнем с наступлением темноты. Прошу командиров подойти к моей карте, я укажу частям направления движения.

Петров определил маршруты и поставил задачу: выйти к утру на рубеж реки Альмы.

Совещание заняло не больше часа, и в конце его был отдан и подписан боевой приказ. Получив конкретные указания, командиры и комиссары разъехались.

Принимая это ответственное решение, Иван Ефимович Петров проявил способность широкого стратегического мышления. Он нашел в себе силы подняться над той опасностью, которая нависала над армией и над ним лично. Он мыслил крупно, масштабно. Он исходил из того, что с потерей Севастополя противник сможет силами флота выйти прямо к побережью Кавказа, осуществлять десантные операции. Удерживая черноморскую базу, наши войска оставались в тылу врага и тем самым сохраняли за собой часть Крымского полуострова. Оборона Севастополя, так же как это было с Одессой, поможет Приморской армии отвлечь на себя большое количество войск противника, которые не смогут участвовать в наступательных операциях в направлении Кавказа. Таким образом, противник не получал прямого пути на Кавказ, захватить который Гитлер так стремился.