Текст книги "Вот и управились к празднику (сборник)"

Вечером предстояло выехать в командировку в областной центр. Дорога обещала быть нелегкой, как никак трястись на машине часов пять, а то и все шесть.

На работу утром и с работы вечером он, как правило, ходил пешком.

Идя быстрым шагом по улице, он почти не обращал внимания на встречных прохожих, и мысли его были где-то далеко, даже слишком далеко отсюда.

В половине пятого подошла «Волга». Выглянув в окно, Руднев спустился к машине. Пока укладывали вещи в багажник, сидящие на скамейке бабушки внимательно рассматривали содержимое багажа и о чем-то шептались.

– Какие бабушки внимательные, – дивился недавно принятый на работу шофер, – даже машину глазами проводили, оторваться не могли.

– Бабушки как бабушки. У нас в стране в каждом дворе такие есть, – рассеянно отозвался Руднев.

Дорога монотонно бежала под колесами, потом сменилась бездорожьем с пылью, тряской и колдобинами. По такой хорошо ехать после дождичка, пыли нет, а воздух наполнен свежестью полевых трав.

Думы рождались и таяли так же легко, как летевшие за окном версты.

Дорога вилась меж небольших гор, и деревья почти вплотную подступили к ней.

На одном из спусков внимание привлекли два «КамАЗа». Возле них ходили люди. Подъехав ближе, разглядели и две белые иномарки, одна из которых находилась на дороге, а другая валялась в кювете вверх колесами.

– Авария, – шофер стал замедлять ход.

– Остановись, – посоветовал Руднев, – может, помощь потребуется.

Они увидели двух автоматчиков и еще трех стоявших с ними людей, видимо, водителей «КамАЗов». Рядом на асфальте лежали трое пострадавших. Двое корчились от боли, третий был или без сознания, или мертв.

Одного корчившегося Руднев узнал. Это был Комар. Окровавленными руками он держался за живот. Стоявшие рядом омоновцы, не обращали на них внимания, как будто вообще ничего не происходило.

– Помощь нужна? – спросил Руднев у охранника.

Тот отрицательно помотал головой и тихо сказал:

– Милицию и скорую уже вызвали. Проезжайте.

Машина тронулась. Руднев еще раз взглянул на Комара, но, сочувствия в своей душе найти не смог.

Взволнованный шофер проговорил:

– Менты рэкетню постреляли.

– И правильно сделали, нечего было «КамАЗы» трогать. Думали, что как всегда, а они с охраной оказались, – добавил к сказанному Руднев.

Из радио он узнал, что не ошибся. Его удивило лишь то, что Комар, дававший крыши многим предприятиям, подрабатывал со своей братвой еще и на дорогах.

– Жадность фраера сгубила, – подвел итог Руднев.

Между тем солнце садилось, на землю медленно опускались сумерки.

Свернули вправо и остановились на ночлег на берегу реки. В этом месте, уставшая от долгих горных перевалов, она текла тихо и степенно.

Ночлегом стала небольшая зеленая лужайка на самом берегу. Недолго думая, разожгли костер. Поужинали из своих домашних запасов. Потом долго купались в реке, наслаждаясь прохладой воды после долгой пыльной дороги.

Когда совсем стемнело, шофер улегся спать в машине, а Руднев, расстелив прямо на траве спальный мешок, подложил под голову сапоги.

После купания и изнурительной дороги сон быстро сморил путников.

Однако вместе с телесным спокойствием сон не принес Рудневу спокойствия душевного. Во сне его мучала картина дорожного происшествия: разговаривали водители и охранники, корчился от боли Комар… Разгоряченный мозг успокоился только к рассвету.

В шесть часов утра Руднев вылез из своего мешка, разбудил шофера.

Утренняя прохлада настолько бодрила, что начинали стучать зубы. По реке стелился густой туман, из-за гор должно было показаться солнце. Пение птиц наполняло лес.

Попив чая из термоса, тронулись дальше. К началу рабочего дня надо быть в корпорации, которая задолжала предприятию деньги за кирпич. Он приезжал сюда два раза, но без особого успеха. Часть денег еще оставалась у должников.

В назначенное время он был уже на месте.

Начальник отдела, выслушав Руднева, пожал плечами и сказал:

– Никаких денег мы вам платить не будем. Это компенсация нам за услуги и содержание аппарата.

– Тридцать тысяч на содержание аппарата? – возмутился Руднев.

– Да, Сергей Петрович, именно тридцать. Вы видите, сколько людей у нас работает, и все вам помогают. А у них дети, им зарплату платить надо, – как ни в чем не бывало пустился в разъяснения чиновник.

Пришедшие вместе с ним председатели колхозов тоже начали возмущаться. Из их слов Руднев понял, что их вообще обобрали как липку. Дав весной горючее на посевную колхозам без цены, осенью назначили такую цену, что некоторым урожая не хватало, чтобы рассчитаться. Прошли и весна, и зима, долги росли.

– Работаешь, работаешь тут на вас, – ворчал чиновник, – и никакой благодарности, ей богу.

В коридоре Руднев слышал, как возмущенный председатель колхоза с негодованием говорил своему коллеге:

– Не понимаю смысла создания корпорации: до последнего обобрать колхозы. Да они просто пользуются попустительством властей. Чиновники на местах не очень-то поддерживают предприятия, находящиеся на их территориях.

Другой согласно кивал головой:

– Предприятия разваливаются под налоговым прессом, люди остаются без работы и каких-либо средств к существованию, а всю заботу об еще живых передали в «добрые и надежные» руки продовольственной корпорации.

Ну а чиновники на местах ждут денег, которые должны прислать то ли из области, то ли из Москвы для содержания школ и больниц, так как с оставшихся в живых предприятий взять было нечего, а поддержать и сохранить их то ли ума не было, то ли сил не хватило.

Сейчас Руднев в очередной раз пожалел, что вляпался в это дело. Его попросили отгрузить кирпич для нужд корпорации. Теперь отступать было некуда, и он отправился прямо к начальнику, которого хорошо знал, но ни разу с ним не беседовал на эту тему.

Руководитель вызвал начальников отделов, и те взялись за «воспитание» провинциала. Особенно злобствовал один:

– Вы грабите нас. Нам тоже надо жить, а потому вы обязаны платить нам проценты. – Много вас провинция ограбила? – возражал Руднев. – Это скорее вы ее разорили. В договоре между нами нет ни одного пункта о процентах и о плате за услуги. Если бы они были, я бы с вами не связывался. А поскольку этого нет, верните то, что нам причитается.

Настойчивость Руднева принесла плоды: униженный и оскорбленный, он все-таки вырвал деньги из хищных лап корпорации.

Утром в кабинет, быстро вошла Лена:

– Могу я, Сергей Петрович, вас на обед пригласить?

Руднев чуть из кресла не выпал – хорошо подлокотники удержали.

– Чего-чего? Тебе меня пригласить?! Ты меня ни с кем не спутала?

– Нет, не спутала – уверенно сказала она. – Я действительно хочу пригласить вас на обед.

– Просто так, безо всякого повода?

– Не совсем. Помните, вы мне на днях сказали, что исполняется год, как я у вас работаю?

– Было дело.

– Вот и отметим.

– Отлично! Куда идем?

Она предложила пойти во «Флагман» – недавно открывшийся ресторан. Договорились о времени и месте встречи.

Как только сели за столик и раскрыли меню, Руднев сразу заявил, что платить будет он. Несмотря на решительный протест с ее стороны, он, тем не менее, настоял на своем. Ей же пояснил, что это почетная обязанность – платить мужчине, даже если приглашение исходит от дамы.

Лена предложила попробовать винный коктейль.

Сидели, беседовали. Вернее, говорила, главным образом, она. Рассказывала о том, как замечательно она провела выходные, где побывала, что повидала. Из ее рассказа ему становилось совершенно понятным, что времени у нее было предостаточно для того, чтобы выкроить тот единственный, желанный для него день. Ну, да и Бог с ней – рана почти зажила… Он начал было рассказывать ей про сорта самогона, но осекся, прочитав по ее глазам, что тема не вызывает у нее ни малейшего интереса.

«Неужели я уже чего-то в этой жизни не понимаю, и она действительно пригласила меня просто так, по-дружески, провести время?» – настойчиво думал Руднев.

Чай пили уже в полном молчании. Обычно он в компаниях не молчун: и тему поддержать мог, и завернуть мог чего-нибудь такое, чтобы всем стало весело. Но сегодня у него был полнейший стопор. Он волновался, думал больше о том, как выглядит, не перекошен ли у него рот при разговоре и не говорит ли он какую-нибудь ерунду.

Наконец, принесли счет. Пора закругляться. Тут она неожиданно нарушила молчание:

– Сергей Петрович, у нас такой хороший коллектив… – и после небольшой паузы продолжила: – Короче говоря, я хотела попросить вас повысить мне зарплату.

«Ага! Ну, наконец-то! А то я уже был на грани разочарования в своих способностях думать о людях только плохое… Бедняжка, тянула до последнего. Надеялась, что я сам выведу ее на этот разговор, и вот, понимая, что время на исходе, наконец-то решилась!»

– Сколько тебя устроит? – спросил он.

– Я не знаю, ну хоть на тысячу.

– Ясненько. Он расплатился с официантом, и они вышли на улицу.

Шли в полном молчании, но это молчание было обманчиво: шла скрытая борьба двух характеров. Он чувствовал: Лена явно выжидает удобного момента… Напрасно, драгоценная Елена Николаевна, не дождетесь.

На остановке он повернулся к ней, чтобы откланяться, но вдруг наткнулся на такой красноречивый взгляд, что у него сдали нервы:

– Хорошо, я согласен! – сказал он неожиданно для самого себя.

Руднев сидел за рабочим столом, напротив лежала освещенная электрическим светом лампы рукопись новой книги. Он любил не столько написанные им книги, сколько сладостный, порой до горечи, процесс их создания. Даже восторженные отзывы не очень-то щедрых на похвалу коллег мало его трогали. Писал он не ради гонораров, которых давно уже никто не платит, не ради славы, ему нравился сам процесс. Он всегда знал, что сидя за исписанным листом бумаги, имеет редкий случай поговорить, наконец, с умным, равным себе по опыту и знаниям собеседником. То есть с самим собой. А в суетных производственных буднях найти такого заинтересованного собеседника удается не часто.

Руднев потрогал стопку бумаги, взял в руки авторучку, постоял в задумчивости, но за стол не сел. Вспомнил Лену. И здесь, конечно, ей надо спасибо сказать. Просто за то, что она есть в его жизни. Есть с кем поговорить, кому душу излить.

Какая-то тревога начала заполнять его. Нет, не страх. Это чувство было ему почти не знакомо. В минуты опасности оно сразу перерастало в ощущение, что сделано не все, сделано не так, как надо, надо все переделать.

Поздний звонок насторожил Руднева. Звонил начальник объединения Панов.

– Слышал последние новости? Теперь директоров не назначают, а выбирают. Коллективы теперь будут решать, кто ими будет руководить. В объединении решили начать с твоего предприятия. Как ты к этому относишься? Уверенно себя чувствуешь?

Руднев растерялся, ему не нравился ни тон, ни смысл разговора, но надо было отвечать:

– Я в принципе не возражаю.

– Ну, вот и хорошо. Через месяц готовьте собрание. Подведем итоги работы, изберем директора. Сам приеду.

Собрание… Опять будут снимать стружку. Он предположил, что начальство реагирует на чьи-то доносы. Возможно, кто-то пожаловался в объединение. Оставалось ждать, чтобы услышать все собственными ушами.

«В конце концов, – решил про себя Руднев, – последние полгода план я выполняю, показатели не хуже, чем на других предприятиях. Правда, с травматизмом показатели выше, чем у других, но это дело поправимое».

И хотя Руднев себя успокаивал, ночь провел тревожно, встал рано, завтракал неохотно и без желания в первый раз поехал на работу.

На производстве надо работать на сто процентов. И часто это тяжело. То болен, то устал, то настроения нет. Подумаешь, что надо план выполнять, зарплату выдавать в конце месяца. И тогда говоришь себе:

– Я сделаю все и даже сверх моих сил.

Возле кабинета его уже ждали.

– Здравствуйте, – защебетала невысокая худенькая женщина в очках, доставая из кармана удостоверение и тыча им в лицо Руднева, раскрыла его и, глядя куда-то в сторону, продолжала:

– Я из центра Госсанэпиднадзора. Проверочку вам проведем маленькую. Покажите предприятие, бытовые помещения, документы, ну в общем все, что у вас есть.

Только отбился от инспектора, видит – идёт на него милиционер.

– Здравствуйте! Вы директор?

Младшему лейтенанту, лет двадцать пять. Круглое расплывчатое лицо, толстый вздернутый нос. Больше всего поразили его большие зеленые глаза и серо-грязный галстук, который бесформенно болтался поверх застиранной рубашки, прикрытой сильно раздутым на животе кителем. Куртка была расстегнута. А под рукой, засунутой в карман брюк, торчала потертая черная папка.

– Я – участковый.

Руднев посмотрел на него, не понимая, что от него хотят.

– Вы в курсе, что праздник наш скоро?

– Какой?

– Ну, после седьмого ноября, какой праздник?

– День конституции, наверное…

– Да день милиции же…

Руднев пожал плечами.

– Может быть.

– Подарок надо к празднику сделать.

– Кому?

– Милиции, которая вас бережет.

Стоявший рядом главный инженер Вересов внимательно слушал разговор между представителем власти и директором. Он даже слегка приоткрыл рот.

– А что вам подарить?

– Ну, что хотите. Что не жалко. Можете денег дать.

– Да мы еще ничего не заработали с начала месяца, ни одного вагона не отгрузили, налоги не платили, зарплату задерживаем.

– Что-то ты, сынок, не очень-то о государстве печешься, о себе больше, встрял в разговор Вересов.

Подошла группа рабочих, завязался разговор. Руднев попросил участкового пройти в бухгалтерию.

Планерка была в понедельник. Экономист тихим голосом говорила:

– Отработали почти месяц. Отгрузили три вагона, а раньше по десять отгружали. Доски и кирпич враз стали никому не нужны. А затраты большие. На бензин сколько потратили, бандитам заплатили, санэпидстанции две минималки, на административной комиссии четыреста рублей дали. За что платим, не понимаю. Вот и сегодня Петров говорит, пожарник приходил, протокол составил, и из технической инспекции комиссия была.

– А пожарнику что надо? – возмутился Руднев.

– Сам не знаю, – ответил Петров. – Наверное, выключатель плохой возле нашей бытовки, а может, проводку десять лет никто не менял.

– И что, теперь за все платить будем? – возмутилась бухгалтер.

– Не будем. Уже нечем. Мы посчитали сегодня. Надо либо срочно все продавать, либо закрываться.

В кабинете остались двое – Руднев и главный инженер Вересов.

– Сергей Петрович, – начал инженер, – что с выборами делать будем?

– Как что, – насторожился директор, – выбирать будем. Если хочешь, выставляй свою кандидатуру.

– Шутите? – не веря в серьезность слов директора, сказал Вересов и продолжил: – Я никогда не пойду против вас. Вы – человек на своем месте, и было бы глупо что-то менять. Меня беспокоит позиция Архипова. Он подбивает погрузку голосовать против вас, выставляет себя на должность директора и обещает всем золотые горы.

– Я думаю, это глупо. Из Архипова директор как из меня балерина. Да и у Панова, что, с головой не все в порядке?

– Я слышал, рабочие какие-то письма писали в объединение, не знаю, о чем, но писали, – настороженно сказал инженер.

– Думаю, что это глупости. Что можно про меня написать?

Инженер вышел, в кабинет вошла молодая женщина, не вошла – влетела шикарная красотка. Супермодель. У Руднева отвисла челюсть.

– Это я, Лена, – запыхавшись, с порога выпалила супермодель. – Вы только не пугайтесь, Сергей Петрович, я имидж сменила.

– Хорошо хоть предупредила, а то бы я спросил: «Вы к кому?!»

Немного успокоившись, Руднев разглядел это чудо:

– Да, ничего себе, постаралась. А я и не предполагал, что из предельно уставшей блондинки за пару дней можно перевоплотиться в шикарную и жизнерадостную шатенку. Короткая, но пышная прическа, брючки в обтяжку, черный свитер и нежная, ажурная цепочка. Личико светится счастьем.

– Вам нравится? – с детской непосредственностью вопрошает она.

– Не то слово! Ленка, ты же настоящая топ-модель! – восхищенно сказал Руднев. Он еще с первого дня для себя отметил, что в умелых руках из этой девочки можно сделать настоящую красавицу. Впрочем, она и в прежнем виде смотрелась неплохо.

Он пытался осмыслить, что же, собственно говоря, произошло? Что за метаморфоза? Неужели из-за того, что зарплату повысили? Значит, и моя тут лепта какая есть? Много ли женщине надо?!

Руднев взял ее за руку, поцеловал в щеку и наклонившись к уху тихо сказал:

– После собрания в пятницу, в шесть вечера. Доберешься до «Мечты», а там я тебя встречу. Не возражаешь?

– Договорились, – Лена неожиданно широко и открыто улыбнулась и помахала рукой.

Руднев проводил взглядом ее изящную фигуру и наполнил холодной минералкой пластмассовый стаканчик. Его, конечно же, нестерпимо тянуло к ней.

Он возвращался домой в приподнятом расположении духа.

Весь коллектив собрался в актовом зале. Руднев уже не сомневался, что кровопускание окажется обильным. А судя по тому, что и Панов смотрелся мрачнее тучи, разговор намечался серьезный.

Председательствовал на общем собрании начальник объединения, чего на памяти Руднева не случалось. Прежде чем предоставить слово директору, он уважительно произнес, показывая глазами на Руднева:

– Я думаю, что начнём с Сергея Петровича. По решению министерства и объединения мне поручено провести надлежащее собрание. Мы все здесь в своем кругу, поэтому, думаю, никаких предисловий не требуется. Так же как сегодня не время вспоминать о заслугах руководства, они были, есть и будут, – он подчеркнул слово «будут», подняв глаза, посмотрел в зал. Руднев увидел, что он посмотрел прямо на него, озноб прошел по телу. По тому, как поежился рядом инженер, Руднев понял, что у того похожее ощущение.

– Будут, – повторил он, – но положение предприятия сегодня не может не вызывать у нас тревогу. Мы…

Руднева всегда раздражала манера начальства говорить «мы». Одной из хороших сторон, которые ему нравились в Панове, – стремление начальника всегда говорить от своего имени, прямо, порой жестко, хотя, как часто казалось Рудневу, не очень справедливо. А это «мы»? Поди догадайся, кого имеет ввиду под местоимением «мы» выступающий начальник. То ли людей, имеющих приблизительное суждение о предмете разговора, то ли действительно за «мы» стоят те, к мнению которых надо прислушаться.

– Мы старались не принимать скоропалительного решения и взвесить все «за» и «против», попытаться найти корни катастрофического положения предприятия.

Слово «катастрофического» вновь не понравилось Рудневу. Он посмотрел на Панова. Лицо внешне спокойного начальника побледнело, слегка подергивалась левая щека – после автомобильной аварии. И это служило верным признаком его крайнего волнения.

– Вина каждого сидящего в этом зале несомненна. Но виноваты и мы.

И словно отвечая на внутренний вопрос Руднева, председательствующий пояснил:

– Не прислушивались к сигналам, давно и настойчиво поступающим из коллектива. Мы доверяли товарищу Рудневу, и это, на наш взгляд, самая существенная наша ошибка. Теперь перейдем к выборам директора, – продолжал Панов. – У нас две кандидатуры: первая – действующий директор Руднев Сергей Петрович и вторая – мастер Архипов Валентин Данилович. Голосование тайное. Давайте выбирать.

Шло голосование. Руднева трясло от волнения.

Расчет на противопоставление коллектива и директора полностью оправдался. Архипов сидел и не скрывал злорадства, в открытую рассматривая Руднева, будто увидел только на собрании, но знал о судьбе директора больше, чем он сам.

Голосование закончилось. Панов встал и начал читать:

– По результатам тайного голосования выявлено: за Архипова Валентина Даниловича – семьдесят четыре процента голосов, за Руднева Сергея Петровича – двадцать шесть процентов. На основании результатов голосования комиссия приняла решение освободить товарища Руднева от обязанностей директора строительного комбината и возложить их на бывшего мастера Архипова Валентина Даниловича.

Руднев не хотел мириться с творимой несправедливостью – с детства не терпел, когда бьют лежачего.

Его реплика: «От такого решения предприятие лучше не заработает!» прозвучала в притихшем зале подобно крику в ночи.

Председательствующий удивленно вскинул брови и посмотрел на Руднева не столько с укором, сколько с недоумением: уж не послышалось ли ему?

– Вам уже давали слово, – сказал он.

Слева раздался ехидный смешок Архипова. Но Руднева смешок не тронул. Он встал, вопросительно глядя на Панова.

– Хотите сказать что-нибудь?

– Мне нечего сказать. Благодарю за доверие и за совместную работу, – последние слова относились уже не к председателю собрания, а к ним, к рабочим, тихо сидящим в зале, там же он увидел технолога Голубеву, которая сидела неподвижно, низко опустив голову. Лицо бледное, взгляд мутноватый, какой бывает при переутомлении и недосыпании.

– Хотелось бы только одного, как мне хотелось этого всегда: чтобы предприятие стабильно работало и крепко стояло на ногах. Резко повернувшись, Руднев пошел из зала по центральному проходу, вдоль которого сидели рабочие. И только Панов проводил его долгим взглядом. Руднев почувствовал этот взгляд спиной, но не оглянулся. В нем бурлила немая обида: «За что?»

В назначенный час неподалеку от ресторана, как и условились, Руднев ожидал Лену. Несмотря на горький осадок после собрания, Руднев волновался как при первом свидании. Поэтому он заранее, через соответствующее агентство, позаботился о скромной, однокомнатной и предельно функциональной квартирке, где всю мебель составляли одна единственная кроватка и два стульчика.

Ну и вот, под сенью вечернего небосвода, постепенно заполняемого огромной, устрашающего вида тучей, он сидел в своей машине и с нетерпением поджидал своего любимого технолога. На заднем сидении – сумка. В сумке – шампанское, коньячок, икорка, буженинка.

А Лена так и не пришла. Началась гроза, да такая, что стало темно, как ночью. С первыми раскатами грома по железной крыше автомобиля звонко забарабанили градины, а по ветровому стеклу обильно потекли ручейки.

«Сволочь, – подумал он безо всякой злости, – кинула меня, как дурака. Под проливным дождем.

Он вышел на улицу. Темнело. На небе появились первые звезды. Ему стало понятно, что теперь он один, никому и ничему не нужный человек.

 
Мне снилось: мертвенно-бессильный,
Почти жилец земли могильной,
Я глухо близился к концу.
И бывший друг пришел к кровати
И, бормоча слова проклятий,
Меня ударил по лицу.