Текст книги "Жертва мистификации"

Глава шестая: Великая актриса.

Метрдотель ресторана Воскресенский Алексей Георгиевич, дежуривший вчера вечером, был выходной. Из вчерашней смены официантов также никого не было. Взяв у директора домашний адрес Воскресенского, Беркутов отправился к нему домой.

Воскресенский оказался рослым осанистым мужчиной лет сорока-сорока пяти, с красивым и подвижным лицом старого ловеласа – любимца женщин. Его осанка выдавала в нем бывшего военного или спортсмена, прошедшего школу современного менеджмента. Потому он, вместо прищелкивания каблуками, постоянно кланялся и улыбался. Едва взглянув на фотографию Аристархова, метрдотель тут же его признал.

– Я очень хорошо его помню. Кто он такой я, правда, не знаю, но, по всему, какой-то крупный бизнесмен.

– Отчего вы так решили?

– "Птицу видно по полету", – воздев глаза, продикламировал метрдотель народную мудрость. – Высоко летает.

– Он с кем-то здесь вчера встречался?

– Так он же прибыл на день рождения Ларисы Плитченко. Я их лично обслуживал в банкетном зале.

– А кто она такая?

– Народная артистка Советского Союза, – гордо проговорил Воскресенский. – Неужто не знаете?

Во взгляде его читался ни один только укор, но и сочувствие к убогому майору милиции, который не знает великую актрису.

– Ну, кто ж не знает Ларису Плитченко, – решил тут же реабилитироваться Дмитрий. Действительно, в Новосибирске не было, наверное, человека, кто бы не знал актрисы «Красного факела» Ларисы Плитченко, актрисы, которая могла бы украсить любую сцену любого театра. Ее участие в таких, ставших уже легендами, спектаклях, как «Барабанщица» и «Варшавская мелодия» сделали их не только лучшими в стране, но и великими, поднятыми поистине на космическую высоту.

– Вы не заметили, в каком настроении был этот коммерсант?

– Нет, ничего такого я не заметил. Мужчина, как мужчина.

– А как он вел себя за столом, с кем разговаривал?

– По-моему, он произносил тост. Да, точно. А об остальном говорить не берусь, не помню.

– А когда он покинул ресторан?

– Когда покинул?... – Воскресенский задумался, припоминая. – А знаете, довольно рано. Одним из первых. Не было ещё одиннадцати.

Беркутов записал объяснения метрдотеля и направился в театр, который располагался в двух шагах от ресторана. К его счастью, Ларису Ивановну Плитченко он нашел в кабинете главного режиссера театра.

– Здравствуйте! Прошу прощение за внезапное вторжение, но у меня дело, не теряпящее отлагательств, – проговорил Дмитрий, входя в кабинет. Он представился и протянул служебное удостоверение главному режиссеру, мужчине средних лет то ли кавказской, то ли еврейской внешности.

– А что случилось? – забеспокоился тот, изучив удостоверение и вернув его Беркутову.

– Ничего особенного. Просто мне необходимо побеседовать с Ларисой Ивановной.

– Вы хотите, чтобы я вас оставил?

– В принципе, мы могли бы побеседовать и в другом месте.

– Нет-нет, – замахал режиссер руками, вскакивая из-за стола. – Не извольте беспокоится. Беседуйте здесь сколько вам угодно. – Он быстро вышел из кабинета.

– Лариса Ивановна, разрешите прежде всего поздравить вас с днем рождения и пожелать вам всяческих жизненных благ и творческого долголетия! Я ваш давний и истинный поклонник.

– Спасибо! – улыбнулась актриса. И улыбка эта осветила не только лицо Плитченко, но и все вокруг. Глядя на нее, в сознании Дмитрия всплыли слова: «Да светиться имя твое!» Он уже заметил такую закономерность, что люди, которые не щадя себя, расходуют свою энергию на других, с годами становятся все красивее и красивее. Люди же, озабоченные лишь тем, как и где побольше для себя урвать под старость похожи на черта лысого или на Березовского. Определенно. Лариса Ивановна в свои семьдесят один была прекрасна!

– Как вы говорите вас зовут? – спросила она.

– Дмитрий Константинович.

– Что случилось, Дмитрий Константинович? Зачем я понадобилась уголовному розыску?

– Речь пойдет о вчерашнем вашем вечере в ресторане «Сибирь».

– А в чем дело? По-моему, вечер прошел очень хорошо, весело и пристойно. Никаких эксцессов и тому подобное.

– Скажите, вы знакомы с Аристарховым Михаилом Киприяновичем?

– Конечно. Ведь именно он организовал этот вечер в ресторане. Откуда сейчас у актрисы на это деньги. Я возражала, но Михаил Киприянович настоял. А что, с ним что-то случилось?

– Он погиб, Лариса Ивановна.

– Как так?! – растерялась и очень опечалилась Плитченко. – Вы хотите сказать, что его убили?

– Вот в этом я пытаюсь разобраться. Пока у нас больше оснований полагать, что он сам это сделал – выбросился из окна седьмого этажа.

Актриса с сомнением показала головой.

– С трудом в это верится. Даже, совсем не верится. Когда это случилось?

– Ночью. Где-то около двух часов. Вы вчера не заметили ничего необычного в его поведении.

– Да нет, не заметила. Вообще-то он человек довольно сдержанный, но был даже весел более обычного. Говорил тост стихами, как я поняла, собственного сочинения.

– Кто присутствовал на вечере?

– А для чего вам это?... Впрочем, это не мое дело. Было человек двадцать. Главный режиссер, актеры, мой давний друг и поклонник глава районной администрации Тропинин Эдуард Васильевич, Аристархов... Список приглашенных есть у нашего администратора. Да, был ещё художник Шмыгов Павел Алексадрович. Правда, он приехал довольно поздно уже к концу вечера.

Беркутов даже подскочил от неожиданности.

– Вы ничего не путаете, Лариса Ивановна?

Она усмехнулась.

– Вы хотите сказать, что у меня уже старческий склероз?

Дмитрий смутился.

– Извините... Но это так неожиданно. Мне Шмыгов ничего об этом не говорил.

– А вы с ним уже встречались?

– Да. Только-что. Он мне сказал, что был вчера на открытии выставки художникова Стрельникова. И только.

– Странно, – в задумчивости проговорила Лариса Ивановна. – Может быть он хотел скрыть ссору.

– Какую ссору?

– Наша актриса Марина Сергеевна Цветкова была свидетельницей безобразной ссоры между ними, после которой Михаил Киприянович и покинул вечер.

– Мне Шмыгов об этом также ничего не говорил. А из-за чего они поссорились?

– Вам об этом лучше поговорить с самой Мариной.

– Она в театре?

– Да. Вам её пригласить?

– Если вас не затруднит. А пока ещё пару вопросов, Лариса Ивановна.

– Да-да, пожалуйста.

– Шмыгов ушел из ресторана вместе с Аристарховым?

– Нет-нет. Он был до конца.

– А когда вечер закончился?

– В двенадцать. А вы, Дмитрий Константинович, каким-то образом связываете смерть Михаила Киприяновича с художником Шмыговым?

– Нет. У меня к этому пока нет оснований, Лариса Ивановна. Просто, восстанавливаю события, предшествовавшие самоубийству Аристархова. Только и всего.

Дмитрий записал объяснения Плитченко. Она прочла, расписалась и пошла за актрисой Цветковой.

Глава седьмая: Новые обстоятельства.

Марина Сергеевна Цветкова оказалась худенькой небольшого росточка женщиной средних лет с бледным анемичным лицом и большими тревожными глазами. Вероятно, она в театре исполняет роли травести. Короткая стрижка усиливала её сходство с подростком. Дмитрий постарался вспомнить, когда последний раз был в театре, но, к своему стыду, вспомнить не смог. И тут же решил в ближайшие выходные сводить свою Светлану в драмтеатр.

Цветкова робко поздоровалась и остановилась у порога.

– Проходите, Марина Сергеевна. Присаживайтесь. – Беркутов указал на стул за приставным столом.

Актриса прошла к столу, села, выжидательно взглянула на Дмитрия.

– Вы рассказывали Плитченко, что были свидетельницей ссоры между Аристарховым и Шмыговым. Это так?

– Да, – коротко кивнула она.

– Расскажите об этом поподробнее.

– Мне сейчас Лариса Ивановна сказала, что Михаил Киприянович... умер? Это правда?

– Да, он покончил с собой.

– Жаль, – печально проговорила актриса. – Он был очень хорошим человеком.

– А вы что, были близко с ним знакомы?

– Нет, но хорошего человека и так видно.

– И все же, что же произошло между Аристарховым и Шмыговым, Марина Сергеевна?

– Ах, да, – спохватилась она. – Извините!... Начало ссоры я не видела. Я была в туалетной комнате, а когда вышла то в тамбуре увидела Михаила Киприяновича и Шмыгова. Оба были сильно возбуждены.

– Отчего вы так решили?

– Но это было сразу видно. Михаил Киприянович размахивал руками и кричал: «Как ты мог?!» Шмыгов пытался его успокоить, говорил: «Миша, ты неправ. Это чья-то злая шутка». Тогда Аристархов воскликнул: «Негодяй!», и ударил Шмыгова по лицу. На это тот сказал: «Скотина! Ты ещё об этом пожалеешь!» Михаил Киприянович бросился на него с кулаками. И в это время в тамбур вошел Олег Николаевич Пригода и оттащил Аристархова от художника.

– А кто он такой?

– Пригода?

– Да.

– Театральный критик. В последние годы стал известным писателем – пишет пьесы, детективы.

– Ясно. И что же было дальше?

– Пригода и Аристархов ушли. Больше я их в этот вечер не видела.

– А Шмыгов?

– Он вернулся к столу и был до конца вечера.

Беркутов покинул театр в половине шестого. Он решил, не откладывая в долгий ящик, узнать адрес и телефон театрального критика Пригоды и договориться с ним о встрече. Может быть он прольет свет на суть конфликта между Аристарховым и Шмыговым. Почему все-же художник скрыл, что виделся с бизнесменом вчера вечером. Испугался? Чего? Как говориться, – чем дальше в лес, тем больше дров. Неужели Аристархов свел счеты с жизнью из-за элементарной семейной драмы? Это на него не похоже. Но пока все говорит именно в пользу этой версии. Ведь именно Шмыгов познакомил Миру Владимировну с Аристарховым. А что если между художником и этой новоявленной Минервой уже были определенные, тасазать, отношения? Это возможно? Конечно, что за вопрос. А почему бы этим отношениям не продолжится и после её замужества? Аристархов каким-то образом узнает об этой связи. Отсюда и его ссора со Шмаговым в ресторане, пощечина и все остальное. Если это так, то следовало бы её выбросить в окно. Это было бы справедливо. Определенно.

Он зашел к Колесову. Его друг сидел за столом и что-то сосредоточено писал. Оторвавшись от бумаги и увидев Дмитрия, сказал равнодушно:

– А, это ты, – и вновь продолжил свое занятие.

Подобное поведение друга Беркутову очень не понравилось и он решил его проучить.

– А все-таки, Сережа, ты свинтус! – проговорил «возмущенно». – До чего же ты довел бедную женщину?

Колесов откинулся на спинку стула, удивленно захлопал ресницами.

– Какую женщину?!

– Ты мне тут давай не придуривайся! Не разыгрывай удивление, понимаешь! Отелло гребанный! До чего ж ты, позорник, докатился, а?! Никак не ожидал от тебя подобного свинства!

– Да в чем дело?! – вконец растерялся Сергей. – Может, ты объяснишь, наконец.

– Только не надо ля-ля, господин подполковник! Не надо! Твое безобразное поведение ещё будет предметом разговора у руководства. Это я тебе клятвенно обещаю. Ишь ты жук какой! Думаешь, что все твои трюкачества просто так сойдут тебе с рук. Не надейся! Понял?

– Да что случилось! – Колесов был уже в панике.

– А знаешь ли ты, друг мой ситный , что Ленка написала заявление о разводе?

Колесов добродушно рассмеялся.

– Да пошел ты со своими приколами. Иди, дурачь кого-нибудь другого.

– Так ты что, мне не веришь?! – нарисовал Дмитрий на лице удивление.

– Ни единому слову.

– Ты ж её этим Валовиком довел до белого каления! Вконец замордовал!

О завотделе Валовике – непосредственном начальнике жены Колесова, который якобы воспылал страстью к его Елене и не давал ей прохода, пожаловался Дмитрию недавно сам Колесов. Но сейчас Беркутов был уверен, что его друг напрочь забыл об этом разговоре. Так и случилось. Лицо Сергея в одно мгновение стало потерянным и несчастным.

– Кто тебе сказал о Валовике? Ленка?

– А то кто же? Может быть он мне во сне приснился? Нет, Сережа, бессовестный ты все же человек!

Колесов вскочил из-за стола, забегал по кабинету. Сжав кулаки, остановился перед Дмитрием и тоном, не обещавшим ничего хорошего, спросил:

– Где ты её видел?

– Где-где. У нас сидит, плачет, заявление на развод пишет. Светка было попыталась её отговорить, что все ты делаешь из-за любви к ней и все такое. Но она ни в какую. «Это, – говорит, – не любовь, а патология. Ему лечиться надо». И я с ней полностью согласен. Ты, Сережа, шизанулся уже на своей ревности. Определенно.

– Ну надо же! – сокрушенно развел руками несчастный Колесов, садясь за стол. – Что же она мне ничего?!... Да я, вроде, с этим Валовиком не очень-то. Так, спрошу иногда как, мол, его здоровье. И все. Что же теперь делать?

– Пасть на колени, просить прощения. Другой альтернативы я для тебя не вижу.

– Точно! – ухватился Сергей за эту мысль, хватая телефонную трубку. Набрал номер. Голос его стал умильно ласковым: – Леночка, ты уже дома?... Ты в суде была?... Как? А разве...он бросил подозрительный взгляд на друга, начиная догадываться, что вновь стал жертвой его очередного розыгрша. – Ты Диму сегодня видела?... А Светлану?... Ясно... Да нет, ничего особенного. А про Валовика ты им ничего не говорила?... Да все нормально. С чего ты взяла. Через часок приду. Разберусь тут кое с кем, и приду. Целую!

Беркутов с нескрываемым удовольствием слушал этот монолог друга. Спросил беспечно:

– Все в порядке?

Тот недоуменно пожал плечами, озадаченно проговорил:

– С тобой все ясно. Неясно только – откуда ты узнал про Валовика?

– А ты мне сам, Сережа, рассказал неделю назад. Неужто забыл?

– Забыл. – Колесов, уперевшись в столешницу руками, стал привставать. Вот уже завис над столом, будто коршун, и с серьезными намерениями на лице, сказал сердито: – А теперь чеши отсюда, шутник! Да побыстрей! Пока я тебе холку не намылил.

– А вот это ты зря, Сережа. На шутку обижаются лишь дураки и негодяи. Я же тебя всегда считал хорошим и добрым малым. Не разочаровывай меня, Сережа.

– Да пошел ты! Шутка! Ведь нужно же понимать – над чем можно шутить, а над чем – нельзя.

– Ты так считаешь?

– Уверен.

– Хорошо, я на досуге обязательно обдумаю твое предложение. Обещаю. Да не смотри ты на меня, как Понтий Пилат – на провинившегося иудея. Сядь. Расслабься. Ничего ведь страшного не произошло. Если разобраться – тебе крупно повезло в жизни. Определенно.

– Это ещё почему?

– И он ещё спрашивает! – «удивился» Дмитрий. – Ну, ты, блин, даешь! Во-первых, тебя уважает и ценит начальство. Во-вторых, тебя любит такая замечательная красавица, как Ленка. И, наконец, в-третьих, кто может похвастаться таким другом, как я? А ты говоришь. Ты, можно сказать, самый счастливый человек.

– Дурак ты, Дима, и не лечишься, – уже миролюбиво проворчал Колесов.

– А вот здесь ты где-то по большому счету прав, – вздохнул Беркутов. – Скажи – сам до этой мысли дошел, или Светлана подсказала?

– При чем тут Светлана?

– А она мне часто тоже самое говорит.

– Нет, с тобой совершенно невозможно говорить серьезно, – рассмеялся Сергей.

– Ты мне лучше скажи – узнал что про Аристархова?

– Узнал. Никого из ближайших родственников у него нет. Он был единственным сыном в семье. Его родители умерли пять лет назад.

– Значит, все достанется веселой вдове? Не хило.

– Да, наследство приличное, – согласился Колесов. – А тебе удалось что выяснить о причинах самоубийства?

Беркутов рассказал. Сергей после его рассказа долго в задумчивости тер переносицу, проговорил с сомнением:

– Вообще-то трудно поверить, чтобы такой мужик, как Аристархов, стал бы из-за этого.

– Поживем, увидим. Мужики из райуправления не звонили?

– Да, чуть не забыл с твоими приколами, – спохватился Колесов. – Заходил участковый Забродин и оставил для тебя объяснения. Оказывается, джип ночью приезжал за жильцом из двадцать шестой квартиры Виктором Коригиным. Он вместе с друзьями ездил на утреннюю рыбалку.

Колесов достал из стола объясниние и выложил его перед Дмитрием.

– Значит и здесь облом, – сказал тот.

– Выходит, что так. Да, тут тебе звонил этот Шмыгов.

– Что ему было нужно?

– Не знаю. Он хотел сообщить что-то очень важное, но только непременно тебе.

– Ладно, пойду к себе, попробую с ним связаться. Будь здоров, Сережа, и не кашляй. Передавай привет Елене прекрасной.

Глава восьмая: Представительный мужчина.

Оказавшись в своем кабинете, Беркутов попробовал разыскать по телефону Шмыгова. Но того нигде не было. Позвонил в Информационный центр и через пару минут имел адрес и телефон Пригоды. Набрал номер.

– Алло. Слушаю, – услышал ровный приятный баритон.

– Олег Николаевич?

– Да.

– Здравствуйте! Вас беспокоит старший оперуполномоченный управления уголовного розыска Беркутов Дмитрий Константинович.

– Здравствуйте, Дмитрий Константинович! Очень приятно! Чем могу служить?

– У меня здесь скопился ряд вопрос к вам.

– Вот как?! – удивился Пригода. – И о чем вы хотели меня спросить?

– Это не телефонный разговор, Олег Николаевич.

– Понятно. И что же вы предлагаете?

– Нам надо срочно побеседовать.

– Гм... Я должен к вам приехать?

– Совсем не обязательно. Могу и я к вам. Не возражаете?

– Буду только обязан. Я живу на Вокзальной магистрали в новом...

– Я знаю.

– Тогда, жду.

Олег Николаевич Пригода оказался высоким статным мужчиной лет сорока. У него было привлекательное мужественное лицо. Разве-что слишком тонкие губы да несколько тяжелый подбородок портили общее впечатление. Но так – чуть-чуть. В целом, он отвечал лучшим европейским стандартам и напрашивался на обложку журнала «Только для женщин». Определенно. Светло-синяя тенниска из тонкой джинсовой ткани подчеркивала рельефность его мускулатуры. Того же цвета вельветовые брюки плотно обтягивали узкие бедра.

«Этот мужик держит форму, – невольно подумал Дмитрий, пожимая хозяину руку. – Не то, что некоторые».

– Прошу вас, – Пригода широким жестом пригласил Беркутова в комнату.

В двухкомнатной квартире Пригоды совсем недавно сделан евроремонт. Все ещё пахло свежей краской, мастикой, клеем и ещё чем-то непонятным. Комната, куда они прошли была заставлена новой современной мебелью: итальянская стенка из натурального дуба, мягкая мебель, обтянутая американским велюром, журнальный столик со столешницей из чароида. Все, как в лучших домах. По стенам развешаны современные картины – яркие разводы с непонятными символами. Проследив за взглядом Дмитрия, Пригода пояснил:

– Это картины нашего знаменитого земляка художника Стрельникова. Нравятся?

– Честно признаюсь, я мало, что смыслю в этом. Мой уровень выше «Медведей» Шишкина никогда не поднимался.

Пригода невольно усмехнулся подобной откровенности. Указал рукой на картину висевшую над телевизором, на которой был изображен господин, очень отдаленно напоминающий хозяина квартиры.

– А это мой портрет – подарок худошника Шмыгова Павла Александровича. По-моему, портрет получился. Как вы считаете, Дмитрий Константинович?

– Получился. Да. Только отчего у него глаза разные: один – голубой, а другой – темно-карий? Один смотрит на восток, а другой – на запад?

Пригода рассмеялся.

– Таким образом художник пытался раскрыть мой внутренний мир.

– Ну и как?

– Что, простите?

– Раскрыл?

Хозяин неопределенно пожал плечами, усмехнулся.

– Вряд ли. Но уже сама попытка заслуживает уважения.

– Понятно. Вы хорошо знакомы со Шмыговым?

– Даже больше того. Мы с ним большие приятели. А в чем дело? Отчего он вас заинтересовал?

– А с Аристарховым Михаилом Киприяновичем вы знакомы?

– Да, конечно. И очень хорошо. Очень достойный человек. Что же это мы стоим, – вдруг спохватился Пригода. Указал рукой в одно из кресел. – Присаживайтесь, Дмитрий Константинович. Я только-что перед вашим приходом заварил кофе. Желаете?

– Можно, – кивнул Дмитрий.

– Да-да, я сейчас. – Хозяин умчался на кухню. А через пару минут они уже пили запашистый кофе.

– Вы живете один? – спросил Беркутов.

– Да, – кивнул Пригода.

– Не хило.

– Что? Ах, да... Я в молодости намыкался по общежитиям да коммуналкам. Думаю, заслужил, чтобы под старость пожить прилично.

– Неужели на то, чем вы занимаетесь, можно купить такую квартиру?

– И не только квартиру, уверяю вас. Все зависит оттого, насколько вас раскрутили. Если книги издаются большими тиражами да ещё в нескольких издательствах, то это приносит очень неплохой доход.

– Что-то мне не разу не попадалась на глаза ваша фамилия?

– А я печатаюсь под псевдонимом Максим Преображенский.

– Но писать детективы нужны определенные знания. Вы что, работали прежде в органах?

– Нет. Я не пишу милицейских детективов. Это, скорее, психологические драмы. Меня прежде всего волнует схватка интеллектов. Почитайте. Вам может быть интересно.

– Обязательно. А отчего вы не женаты?

– Была такая попытка почти двадцать лет назад, но настолько неудачная, что я так и не рискнул повторить сей опасный эксперемент. А отчего моя личная жизнь стала объектом внимания уголовного розыска?

– Нет-нет, – активно запротестовал Дмитрий. – Это дурная привычка сыщика – совать нос в чужие дела, и ничего больше, уверяю вас.

– А почему вас заинтересовали Шмыгов и Аристархов, Дмитрий Константинович? – спросил Пригода, возвращаясь к прежнему разговору. – Уж не вчерашняя ли безобразная ссора между ними?

– А вы не знаете, что случилось с Аристарховым?

– Нет. А с ним что-то случилось?

– Сегодня ночью он выбросился из окна собственной квартиры.

– Как?! – воскликнул пораженный Пригода. – В это просто невозможно поверить!

– Отчего же?

– Да просто оттого, что Михаил Киприянович вовсе не тот человек, кто подобным образом сводит счеты с жизнью. Нет-нет, здесь что-то не то. И потом, если бы он все же решился на это, то не стал бы прибегать к столь пошлому способу. У него был пистолет. Он бы им воспользовался.

– Вы ведь вместе с ним покинули ресторан?

– Да.

– И что же было дальше?

– Постояли. Покурили. Я пытался было выяснить у него причины его ссоры со Шмыговым. Но он не пожелал отвечать, сказав, что это их личное дело. А потом мы сели каждый в свою машину и разъехались по домам. Вот и все.

– Сколько было времени?

– Без десяти одиннадцать. Михаил Киприянович как раз посмотрел на часы и сказал: «Ого, уже без десяти одиннадцать. Пора на боковую. А то завтра у меня напряженный день». Это как раз лишний раз доказывает, что он вовсе не намеревался сводить счеты с жизнью.

– Какие отношения у него были со Шмыговым?

– В том-то и дело, что они были друзьями. Потому меня и удивила их ссора.

– Каковы могли быть её причины?

– Понятия не имею, – пожал плечами Пригода. – Вероятно, какое-нибудь подметное письмо или что-то вроде этого. Сейчас ведь много развелось всякого рода завистников. Возможно кто-то был заинтересован их поссорить.

– Вы знакомы с женой Аристархова?

– Мирой Владимировной? Конечно знаком.

– Что вы можете о ней сказать?

– Не лишена определенного шарма. Красивая. Но весьма и весьма недалекая.

– Какие отношения у неё были со Шмыговым?

– Вы полагаете, что... Нет-нет, это исключено.

– Отчего же?

– Я хорошо знаю Шмыгова, чтобы в это поверить. Он конечно не святой, но никогда не опуститься до того, чтобы путаться с женой друга.

* * *

Когда Беркутов вышел от Пригоды, часы показывали половину девятого. Солнце уже пряталось где-то за домами. Дневная жара спала, но было душно. Хорошего бы сейчас дождичка. Его пенсионер Мутант, притулившись у подъезда, спал беспробудным сном. И Дмитрию стоило больших трудов его разбудить. Наконец, Мутант проснулся и, недовольно ворча и сердито фыркая, медленно поплелся домой. В последнее время его отношения с хозяином заметно ухудшились. Тому были веские основания. С появлением в жизни этого длинноносого чудика зеленоокой красавицы тот все внимание переключил на нее, напрочь забыв, что он, Мутант, тоже член семьи и тоже нуждается в заботе. Тем более, надо же учитывать и возраст, верно? И так ему стало от всего этого обидно, что на одном из перекрестков он заглох и долго не желал заводиться. С мстительным злорадством смотрел, как хозяин бегал вокруг, сокрушенно размахивая руками, и костерил его почем зря. Однако, всякий раз это кончалось тем, что Мутанту становилось жаль этого придурка и он уступал. Что не говори, а дороже и ближе Беркутова у него никого не было. Так было и на этот раз. И он благополучно довез хозяина до дома.

Дмитрий заявился домой в двадцать минут десятого и был встречен вежливой дежурной улыбкой Светланы. Уж эти женские улыбки. О них можно написать докторскую диссертацию. Определенно. Порой, под одной такой улыбкой скрываются такие страсти, что сам Шекспир мог бы позавидовать.

– Неужели до этого времени работал? – с кажущимся равнодушием спросила она.

Беркутов понял, что очередной разборки не избежать. Самый худший вариант в данной ситуации – говорить правду. К правде она уже себя подготовила и ни за что ей не поверит.

– Ты, Свет, ни за что не поверишь, – проговорил он с виноватой улыбкой. – Допрашивал одну свидетельницу. А ей, вдруг, приспичило рожать. Я туда, сюда. Телефона нет. Сеседи боятся. А она белугой кричит, тужится. Кошмар! Что делать? Пришлось самому принимать роды. И я так этим занятием увлекся, что не заметил, как пролетело время. Родился мальчик. Она обещала его назвать в мою честь Димой. Вот такие вот дела, понимаешь.

– Дурак! – сказала она с той же самой интонацией, с какой судья облсуда Владимир Павлович Данько говорит: «Суд приговорил: признать виновным...»

– А что ты, Света, хотела от меня услышать? Чтобы я, старый сыщик, сходу раскололся и поведал, что был на квартире у юной прелестницы? Ты это хотела услышать?

– Пошляк!

– Ну ты, блин, даешь! – «возмутился» он. – Чтобы не сказал – все не так. На тебя не угодишь.

– Ладно, иди мой руки, юморист, – устало проговорила она, оьчаявшись узнать у него правду. – А то ужин совсем простынет.

– Вот с этого и следовало бы начинать.