Текст книги "Жестокие игры"

Глава четвертая. Иванов. Соглашение.

Учитывая, что Леонтьева всегда окружают телохранители, приглашение его на встречу, могло быть чревато непредсказуемыми последствиями. Можно было конечно вызвать его в прокуратуру. Но этот вариант нас не устраивал, так как в данном случае, ещё труднее было бы скрыть факт нашей с ним встречи. А афишировать её было ни в наших и ни в его интересах. После долгих раздумий, решили, что пригласить его должен будет Башутин. Лишь он мог сделать это тихо и незаметно.

И теперь мы с Володей Рокотовым сидели на милицейской консперативной квартире и ждали Башутина с Леоньевым. Светлана готовила на кухне кофе для дорогих гостей.

Рокотов посмотрел на наручные часы, сказал озабоченно:

– Десять минут третьего. Что-то запаздывают.

Не успел ещё смолкнуть звук его голоса, как в дверь позвонили.

– Света! – окликнул я свою «невесту».

– Слышу, – отозвалась та и пошла открывать дверь. Послышалось щелкание замка, скрип открываемой двери и радостный голос Светланы: – Владислав Юрьевич! Вот приятная неожиданность! Здравствуйте!

– Здравствуте, Светлана Анатольевна! – раздался растерянный голос Леотьева. – Но я, собственно, не совсем... Не совсем понимаю. Павел Владимирович, может быть объясните?

– Все очень просто, Владислав Юрьевич, – ответил Башутин. – Светлана Анатольевна давно с нами сотрудничает.

– Как! – удивленно воскликнул Леонтьев. – Светлана Анатольевна, это действительно так?!

– Да, Владислав Юрьевич.

– Ах, какая приятная неожиданность! Так значит у вас с Ивановым – это специальная операция?!

– Вроде того, – ответила Светлана.

– Какие вы молодцы! А я грешным делом думал – как же так, такая девушка и, вдруг, какой-то следователь!

Последние его слова мне очень не понравились.

– Да вы проходите в комнату, Владислав Юрьевич, – сказала Светлана. – Я уже и кофе приготовила.

– Кофе – это хорошо. На радостях можно кое-че... – В этот момент Леонтьев увидел нас с Рокотовым и фраза застряла у него в горле, а лицо выразило растерянность, растерянность и ничего, кроме растерянности, стало жалким, несчастным и некрасивым. А самого обладателя столь несимпатичного лица обуял такой ужас, что он забыв все на свете и окончательно потеряв голову, дернулся было бежать куда подальше, но, натолкнувшись на крепкую грудь Башутина, окончательно сник, захныкал: – Что все это значит?! Я буду жаловаться!

– Ба! Какие люди! – воскликнул я, вставая и, раскрыв объятия, пошел навстречу Леонтьеву. Сграбастал и принялся тискать, приговаривая. – Рад! Несказанно рад нашей встрече! Не чаял встретиться. Ждал, ждал вашего звонка. Не дождался. Решил вот сам, так сказать. Вы уж извиняйте, ежели что не так.

– Ну зачем вы так, – жалобно промямлил несчастный Леонтьев. Нет, он не был героем. Ага. У мафии с кадрами явная напряженка. Точно. Брать подобное чмо на должность шефа службы безопасности – это вообще не надо головы иметь.

– Не понял. Что – зачем, Владислав Юрьевич?

– Зачем вы этот пошлый спектакль?! Зачем? – Ноги у Леонтьева уже отказывались выдерживать тяжесть грузного тела. Он едва доковылял до дивана и рухнул на него, как подкошенный. – Что вам от меня надо?

– Мне?! – «удивился» я. – Собственно у меня все есть. Вот с Павлом Владимировичем Тонковым, а вернее, с бывшим капитаном спецназа Виктором Михайловичем Башутиным мы уже долго и плодотворно сотрудничаем. Он вам сам может это подтвердить. Успешно работаем мы и с вашим «командующим» первым, так сказать, рубежом обороны воровским авторитетом Афанасием Ефимовичем Ступой по кличке Туча. Через полчаса он сам вам сможет это засвидетельствовать «под присягой». Если вы, Владислав Юрьевич, лелеете надежду на приглашенного вами из Москвы киллера, то можете сразу оставить её в этой комнате. Он уже арестован и препровожден куда следует.

– Зачем же тогда все это? Когда вы все... Уже все знаете? – проговорил в отчаянии Леонтьев и, вдруг, заплакал, жалко, по-бабьи причитая: – Это все! Это конец!... Крах! Крах всему! Что же делать?! Что делать?!

Светлана принесла с кухни стакан с водой, протянула его Леонтьеву, проговорила сочувственно:

– Выпейте, Владислав Юрьевич, успокойтесь.

– Спасибо, Светлана Анатольена, – благодарно проговорил Леонтьев, схватил стакан и принялся жадно пить воду, а зубы его дробно выстукивали о край стакана мелодию трусости и слюнтяйства.

Тьфу ты! И глядя на него, мне вспомнился анекдот. Армянское радио спрашивают: «Что такое – черт те что и сбоку бантик?» Немного подумав, армянское радио отвечат: «Обнаженный мужчина в профиль». Авторы анекдота все больше видели вот таких вот мужиков. Ага.

Немного успокоившись, Леонтьев поднимает на меня заплаканные глаза, спрашивает:

– Что же теперь со мной будет?

– Это в большей степени зависит от вас самого, – многозназчительно говорю я.

– Как это?

– Я предлагаю вам сотрудничество, Владислав Юрьевич. И от того насколько успешным оно будет, многое зависит и в вашей дальнейшей судьбе.

– Вы думаете, что это возможно? – с надеждой спрашивает Леонтьев.

– Я не думаю, – я в этом уверен.

– А что я должен буду делать?

– Во-первых, рассказать все о вашей системе безопасности.

– А что во-вторых?

– Давайте начнем пока с этого.

Леонтьев возвращает стакан Светлане. Достает носовой платок, вытерает им лицо. Глубоко вздыхает и покорно говорит:

– Хорошо. Задавайте вопросы. Я постараюсь на них ответить.

– Вы уж очень постарайтесь, любезный. Не вводите, тасазать, нас в искушение немедленно вас арестовать.

От этого страшного слова Леонтьев вздрогнул, поспешно заверил меня:

– Да-да, это конечно. Всем, чем могу, чем располагаю. А что вас, собственно, интересует?

– Нас интересует все.

– Это конечно. С чего же начать?

– С самого начала, разумеется. Расскажите, как дошли до жизни такой. Каким образом стали шефом службы безопасности мафии.

– Какой ещё мафии?! – сильно испугался Леонтьев. – Я как раз ничего такого. Просто деловой мир нуждается в охране. Вот меня и попросили, так сказать.

Я встретил его слова скептической улыбкой.

– Попросили заняться отстрелом работников прокуратуры, ФСБ, милиции? Так что ли?

– Ну зачем же вы так, Сергей Иванович, – завилял взглядом Леонтьев. – Я ничего такого... Как пожно!

– А я и не говорю, что это делали вы лично. Это делали другие по вашему заданию. Кстати, вас Поляков надоумил убрать меня?

– Вы и это?... – промямлил он, готовый в новь расплакаться. – Да. Он.

– Хватит! Надоело! – сказал я в сердцах. – Я вовсе не намерен тянуть из вас клещами каждое слово. Или вы все рассказываете, или я вас арестовываю к чертовой матери!

– Хорошо, хорошо, я все, как на духу, – вновь заверил меня Леонтьев и начал свой рассказ...

Глава пятая: Говоров. Пора и честь знать.

Похоже, что я функтус оффицио (сделал свое дело), как тот мавр. Очень похоже. «Скандал! Какой большой скандал! Я оказался в узком промежутке. Ведь я мог дать не то, что дал, что мне двалось ради шутки». Точно. Но здесь уж, как кому повезет. Мне не повезло. Жаль конечно. Но ничего не поделаешь – значит не судьба. Бывает. Бывает и хуже. Как говорится, – все потеряно, кроме чести. А этого я не отдам никаким сатрапам и палачам. Это единственное, что согревает душу и освещает сумерки бытия. Все, что имею, ношу с собой. Вот именно. И делиться этим ни с кем не собираюсь. Что ещё могут придумать эти выродки? Их методы примитивны, как палочка Коха, и тривиальны. Жестокость их произрастает из страха за собственную шкуру и от бессилия. И мне их откровенно жаль, ибо многие из них сами не ведают, что творят. Факт. И потом, что значит моя бренная жизнь по сравнению с вечностью? Краткий миг, вспышка метеорита.

Но как же болит тело. Адская боль! Но это ничего, скоро уже. Скоро оно будет холодным и бесчувственным и к боли, и ко всему прочему, и навсегда успокоится где-нибудь под плакучими ивами, дав пищу червям, жукам и прочей живности. Таковы непреложные законы бытия, коловращение природы. Рано или поздно, но это случиться с каждым. Но если верить моей же теории, родившейся в колонии особого режима, то именно с этого момента и начинается собственно сама жизнь, как способ существования мыслящей энергии. До этого наше бренное тело является лишь повивальной бабкой новой зараждающейся жизни. И насколько успешными будут роды – зависит вся дальнейшая жизнь, а у неё нет временных пределов. Как сказал Паскаль: «Величие человека тем и велико, что он сознает свое ничтожество». К этому я бы добавил – осознает ничтожество своего земного существования, так как оно ничто иное, как лишь придверие жизни, её нулевой цикл или уровень. Всякая же гордыня, спесь, чванство, жестокость – могут свидетльствать, что роды оказались не удавшимися. Только и всего.

Но что это? Вроде выстрелы. Или это вновь возобновляются шумовые эффекты? Прислушиваюсь и явственно слышу автоматные очереди. Нет, это не динамик. Иначе бы здесь звучала целая канонада. Наверху что-то происходит. Может быть у моих палачей тренировки? Может быть. «Товьсь! Целься! Пли!» И мое молодое сильное тело, пронзенное жгучим свинцом, окровавленным падает на росную, духмяную траву. Красиво! Жаль только, что не оставил ничего после себя на этой веселой планете. Хорошо было бы иметь сейчас маленького сопливого киндера, который бы со временем повторил мои черты, мой характер. Это грело бы душу. Но, как говорится, – хомо пропонит, сэд дэус диспонит (человек предполагает, а Бог раполагает). Значит, так было решено Создателем. Кстати, что сейчас? Утро? День? Вечер? Я совершенно потерял счет веремни.

Приложил ухо в двери, прислушался. Тишина. Тренировки окончены. Обретенные ими навыки очень скоро будут востребованы на практике. Но вот явственно услышал топот множества ног. Ближе, ближе. Лязг задвижки. Дверь распахивается и я вижу пятерых крепких парней в комуфляжной одежде и автоматами на груди.

– Выходите! – говорит один из них.

И это обращение на «вы», наполняет мне сердце великой радостью. «Прильпе язык к гортаню моему» от увиденного. Неужели же Свобода может выглядеть столь прозаически?! Кто они – мои освободители? Кто бы они не были, но у них очень симпатичные лица, без всяких там изысков и признаков на интеллект. В них чувствуется надежность и уверенность, чего, порой, так не хватает нам – интеллектуалам.

В сопровождении «почетного эскорта» поднимаюсь на первый этаж. В глаза бьет ослепительное солнце. Я невольно зажмуриваюсь, «Да здравствует солнце, да скроется тьма!» Когда вновь открываю глаза, то вижу следы недавнего сражения – выбиты многие стекла, в зале валяется несколько трупов боевиков. Среди них и мои недавние палачи. Но и в среде нападавших есть потери. В окно вижу, как парни грузят два трупа товарищей в микроавтобус. Есть среди них а раненные. Кто же все-таки они такие? Неужели ФСБ узнала о моем пленении и прислала для моего освобождения одну из спецгрупп? Возможно. Но только не очень похоже. Если бы это было так, то командир группы обязательно бы представился. Эти же себя не афишируют. Значит, есть, что скрывать. В таком случае – кто они? Бог мой! О чем это я?! Разве это сейчас столь важно? Главное – мне предоставлен шанс, выполнить то, чего я ещё не успел. А не успел я ещё очень и очень могое. Факт. А кто эти парни – очень скоро само-собой выясниться. Зачем бежать впереди телеги.

Но как же, черти, здорово они надо мной потрудились – каждый шаг, каждое движение мне даются с великим трудом. Но физические страдания – это такой пустяк, что и говорить о них не стоит. Они проходящи и лишь побуждают к действию. Главное, что на душе у меня мир, согласие и любовь.

– Садитесь в джип, – сказал мне один из парней, очевидно, старший, и указал рукой на джип «Мицубиси».

Я не стал себя уговаривать и с трудом, но взобрался в машину, сел на заднее сидение. Вскоре мои освободители закончили свое дело и расселись по машинам. Из окон великолепного особняка вырвались языки пламени. И я понял, что эти крутые ребята никакого отношения к спецслужбам не имеют. Только-что я был свидетелем очередной криминальной разборки. Может быть я и осбожден был совершенно случайно? Нет-нет, это не так. Они прибыли сюда именно затем, чтобы меня освободить. Это очевидно. И я наконец понял – кому они служат. Это Петр Эдуардович Потаев позаботился о моем освобождении. Точно.

А через час я уже стоял в его огромном кабинете и смотрел на него, как агнец Божий, искупивший его грехи. Он вышел из-за стола, подошел, пожал мне руку и, сочувственно качая головой, проговорил:

– Как же они вас!

– Это называется – воспитанием чувств. Одно утешает, что все это у меня, очень на то надеюсь, в прошлом.

– Надежда умирает последней, – глубокомысленно со значением сказал Потаев и усмехнулся. И эта его уусмешка мне откровенно не понравилась. Неужели и эти бить будут? Нет, вряд ли. Тогда незачем было везти меня сюда. У них наверняка есть свой, ни менее приличный, чем у Ссоновского, «дом пыток» где-нибудь на природе.

– Ошибаетесь, Петр Эдуардович, надежда не умирает никогда, – ответил я вдохновенно.

– Может быть, может быть, – задумчиво говорит олигарх. Возвращается за стол. Садится. Насмешливо смотрит на меня. – Извините, но как мне вас называть? Вы можете сказать ваше подлинное имя?

Вот оно что. Оказывается, и люди Потаева не сидели сложа руки и навели кое-какие справки о герое, которого я до недавнего времени имел честь играть и довольно успешно. Что же мне сейчас делать? Ничего другое не остается, как сказать все начистоту. Возможно, это и будет тем самым мостом к нашему откровенному разговору и взаимопониманию.

– Ипсо факто ( в силу очевидности) я сделаю это с большим удовольствием, Петр Эдуардович. Пусть магна эст вэритас, эт прэвалебит (сила правды восторжествует). Я такой же как и вы, – тэррэ филиус (сын земли) Русской Андрей Петрович Говоров.

– Очень приятно вновь с вами познакомиться, Андрей Петрович. Надеюсь, что на этот раз вы говорите правду. На кого вы работаете?

– Надеюсь, что разговор у нас приватный и останется сугубо между нами?

– Конечно, – заверил меня олигарх.

– В таком случае, думаю, не будет большой беды, если я нарушу данную мной присягу – я работаю на Федеральную службу безопасности.

– Я так и предполагал, – проговорил Потаев, как давно для себя решенное. Неспеша достал из стола трубку, коробку с табаком. Набил трубку. Раскурил. – А отчего ФСБ заинтересовалось моей скромной персоной?

– Исключительно из уважения к вам, Петр Эдуардович.

Но олигарх явно не поверил в мою искренность. Насупился. Сердито попыхал трубкой, отчего стал походить на Визувий в период возбуждения. Глухо пророкотал:

– Скажите тоже. Мне нужна правда.

– В таком случае, я вас не понимаю, какая вам ещё правда нужна, Петр Эдуардович. Похоже на то, что я сурдо фабулям наррас (глухому басню рассказываю). Подобным образом мы с вами вряд ли сможем прийти к взаимопониманию. В таком случае, ответьте – почему мы были заинтересованы, чтобы был аннулирован договор фирмы Танина с «Боингом» и чтобы этот договор заключили вы?

– Откуда я знаю, – пожал плечами Потаев. – Очевидно, у вас были на то свои мотивы.

– Разумеется были. Мы знали, что если договор заключите вы, то он будет работать на благо страны, если Танин – ей во вред.

– Что же, весьма логично, – согласился олигарх. – А какова, в таком случае, ваша, так сказать, стратигическая цель?

– Объединить наши усилия в борьбе с сосновскими, таниными и прочими, то-есть всеми теми, кто озабочен лишь тем, как побольше ограбить страну и народ. Поймите, Петр Эдуардович, вы в нас заинтересованы не меньше, чем мы – в вас.

– А кого вы представляете, Андрей Петрович?

– Я ведь уже говорил – ФСБ.

– Но ведь вы – тоже ФСБ. Только вы, со своими возможностями, вряд ли можете что-то решать и кардинально изменить ситуацию. Верно?

– Верно, – согласился я. – Но можете мне поверить на слово – я представляю тех, кто может это сделать. Кроме того, за мной ни одно лишь ФСБ. Лично я работаю в органах прокуратуры. Более детально на все ваши вопросы вам мог бы ответить полковник ФСБ Павел Петрович Слуцкий. Вы согласны с ним встретиться?

– Да, – твердо ответил Потаев.

– В таком случае, он вам позвонит и вы обо всем договоритесь. А моя миссия на этом заканчивается. Большое спасибо за то, что вырвали из лап сатрапа.

– Не за что.

Я встал.

– Засим, разрешите откланяться, Петр Эдуардович! До свидания!

Потаев встал, вышел из-за стола и крепко пожал мне руку.

– Очень приятно было с вами познакомиться, Андрей Петрович. Если у вас возникнут проблемы с работой, то милости прошу ко мне. У вас хватка делового человека. С вашими способностями вы могли бы добиться многого.

– Спасибо за приглашение!

* * *

Через час я уже рассказывал свою одиссею полковнику Слуцкому. Выслушав меня, он сказал:

– Вы сделали большое дело, Андрей Петрович. Я буду ходятайствовать перед руководством о награждении вас правительственной наградой.

– Не за славу и почести муки терпел, Павел Петрович. – скромно вздохнул я. – Что орден? – «Яркая заплата на ветхом рубище певца».

– Это конечно, – усмехнулся полковник. – Но все-таки... Архангельский в курсе, что должен вас заменить?

– Нет. Но он к этому готов.

– Еще раз благодарю за службу, Андрей Петрович.

– Да ладно, чего там, – махнул я рукой. – Свои люди, сочтемся славою. Главное – чтобы это все дало нужные результаты. Ведь недаром в народе говорят: «Конец – всему делу венец». Дожить бы нам до этого конца.

– Доживем, – уверенно проговорил Слуцкий. – А то может к нам на службу, Андрей Петрович? Вы ведь прирожденный оперативник.

– Нет уж, нет уж. Я возвращаюсь к родным пенатам. И не уговаривайте.

– Что ж, как говорится, вольному – воля.

А на следующий день я уже летел в Новосибирск. Загостился я в столице. Пора и честь знать.

Глава шестая. Беркутов. Сауна и её обитатели.

Ну что я за придурок такой?! В кого только уродился?! Кошмар! Когда-нибудь я с этими приколами подведу себя под статью. Определенно. Что за вредный характер! И хоть бы не понимал. Нет, все прекрасно понимаю. Но, как алкоголик не может остановиться после первой выпитой рюмки, так и я не могу кого-нибудь не разыграть, если подворачивается удобный случай. До сих пор не могу без содрогания вспоминать эту безобразную сцену в гостинице. Жуть! Какой черт тянул меня за язык, когда я сказал Пригоде, что его вызывает сам министр МВД, прибывший к нам с ниспекционной поездкой? Да ещё про эти цветы, дурак, ляпнул. Вы бы видели его лицо, как все трое носились в графинами – поливали цветы? Это ж умереть со стыда можно, а я лыбился, как последний кретин. Хорошо, что он молодой и сердце, как у гепарда. А если бы больное? Пришлось бы платить его вдове всю жизнь пенсию за причиненный вред. Дома рассказал об этой безобразной сцене Светлане – она чуть со смеху не померла. Думаете – ей смешно было? Как бы не так. А то я её не знаю. Это она смеялась из жалости ко мне, из сочувствия – видела, как я страдаю, и решила таким образом поддержать. Все правильно. Такие типы, как я, ничего другого, кроме сочувствия, и не могут вызывать. Определенно.

Шеф назначил оперативное совещание на пять часов. Но я решил прийти пораньше, чтобы иметь возможность покаяться и загладить свою вину перед друзьями. Сережа Колесов был уже на месте. Увидев меня, он сделал загадочное лицо, обнял за плечи, отвел к окну и приблизив губы к самому моему уху, будто нас окружали толпы завстников и стукачей, заговорщицки проговорил:

– Ты ничего не знаешь?

– О чем? – в том ему прошептал таинственно.

– Ну, об этом... О тебе?

– Неужели снова выпрут из милиции? – сделал я страшные глаза.

– Да нет, совсем наоборот. О том, что шеф послал на тебя представление на подполковника?! – глаза у Колесова горели, как две сигнальные ракеты.

– Врешь! – очень сильно «удивился» я. – А кто тебе это сказал?

– Кадровик Хропатый под страшным секретом.

– А не просил он тебя за эту новость поставить бутылку? – спросил я.

– Просил. – Лицо Колесова выразило растерянность. – А ты откуда знаешь?

– И ты ему поставил?

– Н-нет, – неуверенно проговорил Сергей.

– Не ври.

– Откуда тебе это известно? – сразу «раскололся» старший оперуполномоченный по особо важным делам.

– Во первых, от тебя грустно пахнет чесноком. А, во-вторых, этот козел Хропатый вчера вечером мне уже продал эту новость за бутылку.

– Я ему морду набью, – очень обиделся Колесов и даже направился с решительным видом к двери. Но я его остановил.

– Брось, Серега, за эту новость и двух бутылок не жалко, верно? Если считаешь, что здорово потратился, то обещаю все вернуть с большими дивидендами.

– Да ладно тебе, – разулыбался Сергей. – Поздравляю!

– Это звание ещё надо получить, Сережа, – решил умерить пыл друга.

– Получишь! – без тени сомнения проговорил Колесов. – Этот змей Хропатый сказал, что там такую петицию сочинили, что впору присваивать полковника.

– Поживем – увидим.

– И вообще, наш шеф золотой мужик, а ты...

– А что – я?

– Ведешь себя по хамски – вот что.

– Вот здесь ты, Сережа, совершенно прав. Но я больше не буду. Честное слово!

– "Свежо предание. Да верится с трудом", – выдал Сергей что-то из школьной программы.

* * *

Шеф опоздал на совещание на десять минут, что раньше с ним никогда не было. Пришел весь такой деловой, мобилизованный и целеустремленный. Обвел нас умным взглядом и решительно сказал:

– Будем брать все эту сауну вместе с содержимым. А там разбиремся что к чему.

– А это не может отразиться на операции с Кудрявцевым? – спросил настороженно Дронов. Он готов был выпустить на свободу всех преступников, лишь бы упрятать в тюрягу своего злейшего врага.

– Нет. С Москвой связан лишь Леонтьев, а он теперь сам больше всех заинтересован в благополучном прибытии к нам Кудрявцева. Так что у нас теперь развязаны руки. А теперь детально разработаем план захвата.

* * *

Ровно в девять вечера рота омоновцев незаметно окружила сауну. Я, Дронов и наш «малыш» Рома Шилов подошли к входной двери, но она оказалась запертой. Я постучал. Ни ответа, ни привета. Постучал громче.

– Чего надо? – послышался глухой голос. Видно, у них здесь был свой условный стук.

– Слышь, открой, дело есть.

– Какое ещё дело? А ну вали отсюда!

– Ты что такой, блин, казенный! – возмутился я. – Меня Оксана Паршина приглашала, а ещё Павел, рыжий такой.

Видно, охранник был предупрежден о моем приходе, так как сказал уже добродушно:

– Так бы сразу и сказал.

– А я и говорю.

Щелкнул замок и дверь открылась. Перед нами стоял долговязый юноша с суровым, аскетическим лицом схимника и печально взирал на нас, будто по нашими лицам хотел прочитать ответ на мучавшие его вопросы – для чего ор радился на Божий свет и есть ли в этом какой-то смысл? Я приставил дуло пистолета к его животу, негромко, но внушительно сказал:

– Тихо, пацан! Иначе буду вынужден сделать несимпатичную дырку в твоем симпатичном теле.

– Ийок, – громко икнул боевик и, казалось, замолк навсегда.

Малыш с Дроновым поникли во внутрь здания. Там раздался короткий вскрик и все смолкло. Я дулом пистолета вдавил своего «подопечного» в небольшую прихожую, где на полу уже валялся его приятель.

– Как звать? – спросил.

– Гриша, – таинственно прошептал он, будто поведал государственную тайну.

– Оружие есть, Гриша?

– Ага, – кивнул он и сильно закосил глазами, пытаясь ими показать, где у него оружие. – Там за ремнем пистолет, в натуре.

– А почему по фене? Уже успел оттянуть срок?

– Неа. У меня ещё все впереди, – улыбнулся Гриша.

Я достал у него пистолет, сунул в карман. Указал на деревянную скамейку, стоявшую вдоль стены.

– А теперь садись и помалкивай. Сделай вид, что происходящее тебя не касается. Как понял?

– Понял, – закивал головой боевик.

– Вот и хорошо.

И в это время в дверях нарисовалась моя «гренадерша». На ней был облегающий спортивный костюм, подчеркивающий её внушительную фигуру. Она быстро разобралась в ситуации, глаза её запылали, как два инквизиторских костра, и со страшным воплем разъяренной гетеры:

– Козел! – она бросилась ко мне и мощно «пробила» правой ногой по моей голове, словно по футбольному мячу, да так удачно, что я тут же вырубился.

Когда пришел в себя, то услышал в соседней комнате вскрики и глухие удары – там работали Юра Дронов и Малыш. Мимо меня бежали омоновцы. Напротив на полу сидела, прикованная к батарее наручниками Оксана, смотрела на меня нехорошими глазами, от бессилия кусала губы и материлась. Увидев, что я открыл глаза, зашипела, будто гадюка:

– Сука! Мент поганый! Ты еще, мент, пожалеешь! Я тебя ещё достану!

– Очень сожалею, мадам, что нас с вами не пришлось сыграть на рояле в четыре руки, – сказал я, поднимаясь. – У нас мог бы получиться неплохой дуэт.

Она принялась молотить затылком по батарее, словно передавала своим подельникам зашифрованную информацию, и разразилась такой матерщиной, какую я и от мужиков никогда не слышал. Есть ещё женщины в русских селениях. Есть! Определенно.

Омоновцы стали выводить боевиков. Все они были «окольцованы» и готовы к отправке. На лицах большинства читалась растерянность от случившегося, а на некоторых – откровенное расскаяние. Последние уже готовы были «встать на путь исправления» и активно помогать родной милиции чистосердечным признанием. Кроме рыжего Павла, среди них были и двое его корешей, участвовавших в инсценировке нападения на Башутина, а, говоря протокольным языком, – соучастников убийства Сергея Безбородова по кличке Буряк.

Боевиков вывели во двор и поставили около здания сауны. Всего их оказалось семнадцать человек – двенадцать парней и пять девиц, включая мою «гренадершу». Здесь же были руководитель банды Кандобин и его заместитель Сердюков. Затем их посадили в машины и развезли по ИВС города таким образом, чтобы они не имели возможности друг с другом общаться.

– Сергей Петрович, – обратился Рокотов к Колесову, – пригласите, пожалуйста, понятых.

Через пару минут Сергей привел двух железнодорожных рабочих в ярких оранжевых куртках и мы приступили к основательному шмону сауны, называемом обыском. Через полчаса в подвале нашли несколько деревянных яжиков с целым арсеналом оружия. Здесь были: автоматы «Калашникова» и «Узи», пистолеты «Макарова» и «ТТ», кольты, ручные гранаты и даже два гранотомета. Для чего банде нужна была такая прорва оружия, предстоит выяснить на следствии. Скорее всего – для продажи. Определенно.

* * *

Вернулся домой далеко за полночь. Но Светлана не спала – ждала меня. Обняла, поцеловала, сочувственно проговорила:

– Замотала тебя, Дима, вконец эта работа.

И усталось больше не давила на плечи, и сознание уже не мучил вопрос: «А на хрена это все нужно?», во всем теле и вообще ощущалась легкость необыкновенная. Все же хорошо, когда у человека прочные тыла. Да с такими тылами, как у меня, можно горы свернуть и даже этого не заметить. Определенно.

– Все нормально, Света, все путем! – проговорил беспечно, как самый отчаянный оптимист на свете. – У нас пожрать что-нибудь есть?

– Конечно. Я уже замучилась все подогревать. Иди, мой руки.

А потом мы лежали в постели и мечтали о моем отпуске, как о чем-то совершенно несбыточном и нереальном. Боже, каких только планов мы не строили, где только не побывали. Но я-то знал точно, что придет он, пролетит и оставит после себя тревожное ощущение чего-то недоделанного, недосвершившегося, как недосказанная история или недописанный роман.

А утром меня разбудил звонок подполковника отдела по борьбе с наркотиками Вадима Вахрушева.

– Ты знаешь, что сегодня ночью прибыл контейнер? – спросил он меня.

Ё-маё! Со всеми этими заморочками я совершенно забыл про этот контейнер. Не до него было. Да и сейчас, если честно, он был мне совершенно неинтересен. Пусть им занимаются те, кому это положено. А у меня своих дел выше крыши.

– Допустим. И что ты этим хочешь сказать?

– Как это?! – озадачился Вадим. – Ты ведь сам хотел участвовать в задержании.

– Я?!

– А то кто же. – Мое удивление окончательно сбило его с толку. Голос теперь у него был совсем растерянным. – Сам же говорил.

– И ты этому поверил? О святая простота! Это бы означало, что я вам в чем-то недоверяю. Не знаю, как вас, а меня бы это обидело. Я доверяю вам, ребята, даже больше, чем себе. Уверен, что в вашем отделе собраны настоящие ассы своего дела. И как бы я не хотел, но не вправе мешать вашей работе. Интуиция мне подсказывает, что без меня вы это сделаете гораздо лучше и профессиональнее. Так что, ни пуха вам, ребята, не пера!

– К черту! – недружелюбно сказал Вахрушев и положил трубку.

А ближе к вечеру он поймал меня в коридоре управления, притиснул к стене и, сжав солидные кулаки, с обидой и даже надрывом проговорил:

– Ты что трепался, что там две тонны героина?! – На его симпатичном курносом лице было написано явное разочарование, будто он был обманут мной в лучших чувствах.

– А сколько там, Вадик?

– Всего триста килограммов.

– "Всего триста", – передразнил я его. – Тебе этого мало?

– Но ведь не две тонны.

– Ну ты, блин, даешь! – возмутился я. – Ответь мне честно, глядя в мои красивые глаза, – ты когда-нибудь в своей жизни изымал такую партию героина?

– При чем тут это, – пробурчал Вахрушев, отступая.

– Нет, ты не уходи от ответа. Изымал?

– Ну и что? Ты же говорил, что там две тонны.

– Ну, ошибся человек. С кем не бывает. А ты сразу за грудки лапать! А ещё в милиции работаешь! Стыдно! Гнать таких надо из милиции поганой метлой, чтоб форму не позорили, понимаешь! Нет, ты не подполковник милиции, ты по своим методам работы – какой-нибудь штурмбанфюрер СС. Определенно. Да и те, думаю, не допускали подобного отношения к солуживцам.

– Ты что, охринел совсем?! – растерялся Вадим и отступил ещё на один шаг, кося глазом – свободен ли коридор для срочного отступления.

– А ну прекрати лается, архаровец! – заорал я, уже наступая. – Совсем, блин, оборзел, будто нахаловская шпана! Вместо того, чтобы отблагодарить человека, набрасывается на него с кулаками, бандит!

– Ну, я в смысле и хотел того.

– Чего – того?

– Хотел пригласить отметить это дело вечерком.

– Вот с этого и надо было начинать. А то размахался тут, хунвейбиновец!

– Извини! – покаяно проговорил Вахрушев. – Как ты сегодня вечером? Здесь есть одно премилое кафе. Посидим, отметим это дело, побалякаем.

– Хорошее мероприятие. Но сегодня не могу. Давай на завтра?

– Хорошо. Давай завтра.

– Ну и как прошла операция? Задержали оптовиков?

– Все нормально. Знаешь куда привезли контейнер?

– Конечно. Я ж в нем сидел.

– На склад охранной фирмы «Законность». Представляешь?!

– Ни хрена себе, компот из сухофруктов, да?! – присвистнул я.

– А что тебя так удивило? – спросил Вадим.

– А то, что теперь нам не открутиться от твоих наркотиков. Представители этой фирмы наши постоянные клиенты. Вы кого-нибудь арестовали?